Текст книги "Обратный отсчет"

     Игорь выслушал жену, некоторое время помолчал.

– Ты предлагаешь нам развестись? – в его голосе чувствовалось напряжение.

– Нет. Если, конечно, ты сам этого не хочешь. Если ты собираешься уйти к ней, то пожалуйста.

– Куда мне идти?! Там съемная квартира, да и вообще…– Он осекся.

– Что? Что – вообще? Начал говорить, так уж договаривай. Ты вообще не собирался никуда уходить, так ведь? Ты не собирался ничего менять, верно? Ты все хотел оставить на своих местах. А вот, видишь, как получается.

     Игорь потер лицо ладонью, словно пытаясь стереть с него что-то.

– Запутался я, Ань.

     Анна молчала.

– Ладно, детям я скажу. Только что сказать-то? Что я изменил их матери, и потому у нас  в доме теперь такая напряженка? – Горелов взглянул на жену.

– Я не знаю, что ты им скажешь. – Она пожала плечами.

     Разговор с дочерью у Игоря все же состоялся. Он выбрал момент, когда Анна была на дежурстве и, с трудом подбирая слова, сказал Любе, что у них с мамой сейчас не очень хороший период в жизни.

– Вы что, разводитесь? – прямо спросила девушка.

– Нет. По-крайней мере пока нет.

– Ну и чего вы не поделили? – Любаша пристально взглянула на родителя.

– Понимаешь… Так бывает… – Игорь не решался напрямую озвучивать причину всех бед.

    Люба не отводила глаз. Она уже не была маленьким наивным ребенком и потому сообразила все сама.

– Ты изменил маме?

     Игорь тяжело вздохнул и кивнул. Дочь отшатнулась от него. Лицо ее помрачнело.

– Как ты мог?! Фу, какая грязь! – Она качнула головой из стороны в сторону. – Как ты мог…

     Девушка отвернулась.

– Люба, я знаю, что очень виноват перед вами. Особенно перед мамой. Но так уж получилось…

– И что вы за люди такие, мужики! – Девушка обернулась, губы ее задрожали. – Почему вам все время нужно болтаться из стороны в сторону? Там что, постель мягче?!

     Игорь вздрогнул. Таких хлестких слов от дочери он никак не ожидал. Он покраснел. Хотя… Он и сам теперь не знал, почему решился на измену. Вроде бы все хорошо у них было с Аней, но… То ли, действительно, все приелось за столько лет и захотелось новизны, то ли бес, как говорится, попутал… Хотя какой там бес! Перед глазами Игоря промелькнули последние несколько месяцев его жизни, то время, когда он словно раздвоился. Вот симпатичная брюнетка протягивает ему маленький микрофон, чтобы он закрепил его на своем пиджаке – Горелову предстоит выступать на очень серьезном заседании. Он не сразу справляется с аппаратурой, и мелодичный голос спрашивает, не нужна ли ему помощь. Потом тонкие длинные пальцы оказывают ему эту помощь. Он улыбается в знак благодарности. А потом она улыбается ему в ответ, когда они сталкиваются в дверях. Звучит банальный вопрос: девушка, как вас зовут? И завертелось, и понеслось! Сначала встречи были нечастыми – любовница оканчивала университет, и горячая пора защиты диплома немного сдерживала их пыл. А потом… Потом Игорь сам нашел ей квартиру, сам стал оплачивать половину ее аренды (надо отдать должное  его подружке – она ни в какую не соглашалась на полную зависимость от него). С хорошей работой он тоже ей помог. А месяц назад, когда она сдала на водительские права, он подарил ей на день рождения эту машину. Сначала она ездила осторожно, но потом немного обвыклась и прибавила скорости своему Огоньку – так она ласково называла его подарок. И в тот день тоже хорошенько дала газу, да к тому же не пристегнулась…

     А теперь Игорь и сам не знал, чего он вообще хотел от этих отношений. Может быть, они бы и сошли «на нет» сами, а, может, и затянулись бы, как знать. Пока любовница не требовала от него ни финансового содержания, ни разрыва с семьей. Но неизвестно – во что бы это все вылилось потом. Одно он знал теперь точно – он потерял самое дорогое, что было у него на этом свете – он потерял семью. Они все – и жена, и дети никогда теперь не будут относиться к нему так, как раньше. И даже дочь имеет право бросить ему в лицо такие слова, произнести которые прежде, да еще в таком тоне, она бы просто не догадалась.

– Люба! Я просил у мамы прощения. И у тебя тоже его прошу. Но ведь все, что произошло – это же не смертельно, такое происходит сплошь и рядом. Во многих семьях такое случается…

– Во многих?! Да мне наплевать, что там случается в других семьях. Мне важно, что происходит здесь, в этом доме, с нами со всеми. С нами, понимаешь? – Любаша горько усмехнулась. – Хотя теперь тебе и дела нет до нас.

– Не говори так. Все вы мне по-прежнему дороги.

– Да ладно! А то я не вижу – во сколько ты домой являешься.

– Я хожу в больницу. – Игорь сначала не хотел говорить всей правды, но вдруг решил рассказать все.

– Что, там ждут появления очередного наследника? – съехидничала дочь.

– Нет. Она попала в аварию. Лежит в очень тяжелом состоянии. И за ней некому ухаживать – она приехала издалека.

– А ты, значит, папа, – Люба впервые позволила себе произнести слово «папа» с издевкой – ты, значит, сиротку пожалел?

– Люба! Не надо так.

– Ну да, не надо. А как надо? – Большие глаза дочери смотрели на него в упор. – Скажи, как надо?

– Не знаю как, но не груби. Ты взрослый человек, у тебя впереди целая жизнь и еще неизвестно, что тебе самой придется пережить. Постарайся понять, что порой бывают такие вещи, когда не надо рубить с плеча.

– Ну да, не надо. – Люба кивнула, соглашаясь. – Я так понимаю, что и мама до сих пор не разрубила.

– Она имеет на это право.

     Девушка замолчала на некоторое время. Подумала о чем-то.

– И еще, Люба, я хочу, чтобы ты всегда помнила об этом – как бы у нас с мамой не складывались отношения, к чему бы мы с ней не пришли, вы для меня всегда есть и будете самыми дорогими людьми – ты и Артем.

     Люба пристально посмотрела на отца, но ничего не сказала.

     А вот сыну, когда он узнал о том, что происходит в их семье, едва удалось сдержаться, чтобы не схватить отца за грудки.

– Ну, ты и сволочь, папа! – И в его голосе слово «папа» прозвучало с совершенно открытой издевкой так же, как и у Любы. – Не ожидал.

     Он повернулся и вышел из комнаты. Мать была на кухне. Она стояла у окна, положив себе ладони на плечи и низко опустив голову. Артем некоторое время смотрел на нее, потом подошел, обнял, прижался щекой к ее щеке.

– Мам…

– Что, сынок? – Анна старалась говорить как можно спокойнее.

– За что он так? Почему?

– Не знаю. Наверное, я что-то сделала не так.

     Сын резко выпрямился, развернул ее к себе лицом, тряхнул, словно пытаясь привести в чувство.

– Не смей, слышишь. Никогда даже думать такое не смей! Ты самая лучшая, самая красивая на свете.

– Наверное, мы слишком долго были вместе.

     Анна горько ухмыльнулась. И впервые в жизни почувствовала в своем сыне настоящего мужчину. Вот он стоит перед нею – высокий, крепкий, красивый. И успокаивает ее уже совсем по-взрослому. В груди теплой волной колыхнулись чувства любви и гордости за своего возмужавшего ребенка.

– Ма-а-ам… – с грустной улыбкой протянул он. – Ну что ты такое говоришь?

– А что? В жизни, сынок, всякое случается. Вот и мы с отцом не смогли без этого.

– Ты только себя не накручивай, ладно? Не вини ни в чем, ты ни в чем не виновата. Хочешь, приезжайте к нам с Любашей на выходные. Развеетесь немного, отвлечетесь.

– Спасибо, Артем. Может, и приедем, но только не в ближайшее время – у меня дежурства в этом месяце чуть ли не каждый выходной. Да и Любе вряд ли удастся вырваться, сам знаешь, последний год, горячая пора – то факультативы, то репетиторства.

     Артем понимающе кивнул.

– Я вот что хочу сказать, сынок. Мы с отцом, конечно, сами решим, как нам жить дальше. Может не сразу, но все встанет на свои места. Будем мы вместе или нет – этого мы не знаем. Но только какое бы решение мы не приняли, вы с Любашей не должны думать о нас плохо. Вы уже взрослые люди, и я надеюсь, что вы согласитесь с нами и поддержите. Вместе или порознь, но у вас всегда будут и папа и мама.

                                                                                     * * *

      А решение принимать и в самом деле пришлось. И оно оказалось неожиданным для них обоих.

      Девушка получила очень тяжелую травму позвоночника. Приговор врачей оказался суров – она навсегда будет прикована к инвалидной коляске. Может, конечно, случиться чудо, но надежды на улучшение совсем мало. Спустя месяц ее выписали из больницы. Игорь нанял сиделку, но это проблемы не решало. Чувствуя себя виноватым в произошедшем, он не мог бросить ее одну.  Возвращаться домой в глухую деревушку к пьющим родителям девушке не имело смысла. Игорь метался между домом, работой и нею. Такого поворота событий он никак не ожидал. Он разрывался на части, но и Анне было нелегко. Она видела все это, чувствовала как ему тяжело, но теперь она точно знала, что все это никогда не кончится. Если даже когда-то и могло случиться так, что отношения между ними худо-бедно, но могли наладиться, то теперь Анна точно знала, что Игорь не сможет оставить эту девушку совсем. Он все равно будет навещать ее, будет давать деньги, будет решать ее проблемы. Видя все это, понимая, что конца края всему этому не будет, Анна, наконец, решилась на разговор с мужем.

     Игорь, поняв, что жена хочет освободить его, вздохнул с облегчением. Ему было страшно самому решиться на такой разрыв, но сейчас предложение исходило не от него и потому воспринималось как-то легче.

     И под самый Новый год Игорь ушел из дома. Дети уже знали о решении родителей расстаться, и потому было решено Анне с Любашей встретить праздник в гостях у Артема. Несколько праздничных дней пролетели довольно быстро, Анна почти не чувствовала, что что-то в ее жизни изменилось. Но потом им пришлось возвращаться – Анну ждала работа.

     Вообще именно она, ее работа, стала для Гореловой той самой спасительной соломинкой, за которую она ухватилась. Сначала Анна не подавала вида, что в ее жизни что-то не так. Но шила в мешке не утаишь. Коллеги восприняли их разрыв с Игорем с огромным удивлением, все считали их союз не то чтобы образцовым, но стабильно прочным – это уж точно. А тут такое! Пошептались, пообсуждали, и постепенно успокоились. Да и что тут долго обсасывать – такое сплошь и рядом – люди сходятся, расходятся, про всех много говорить – язык устанет.

     Дома Анна чувствовала себя не в своей тарелке. Хоть это все длилось уже не первый день, но привыкнуть к тому, что мужа нет, она никак не могла. Здесь все напоминало о нем – посуда, мебель, книги. Все это было связано с Игорем, с теми годами, что они были вместе. Некоторые советовали сделать ремонт, поменять мебель, но Анна ограничилась простой генеральной уборкой. Ей вспомнились слова матери, когда она заикнулась  было ей про эти советы: «Сердце не переклеишь и нового не купишь. Все равно думать обо всем будешь. Ты лучше занятие себе найди по душе, чтобы поменьше на стены да на диваны смотреть».

      И Анна  стала с явным удовольствием ходить на работу. Там ей действительно было хорошо. Все было знакомо, все было понятно и ничто не напоминало о грустных переменах в жизни.

      В феврале состоялся суд. Их развели. У каждого из бывших супругов началась новая жизнь.

      Так прошли зимние месяцы. Март наступил незаметно, но первые две недели зима не сдавала своих позиций. И оттого, что снег по-прежнему лежал огромными сугробами, а солнце не торопилось выглядывать из-за плотных облаков, создавалось впечатление, что зима будет еще бесконечно долго. Уставшей от всех передряг Анне почему-то казалось, что с приходом весны и в ее жизни должно будет что-то измениться. Она и ждала ее, и боялась одновременно – у Любаши приближались экзамены. А там не заметишь, как и дочь тоже улетит из родного гнезда. И тогда Анна Сергеевна Горелова останется совсем одна.

     Как-то, переодеваясь после работы, медсестра Ниночка спросила у Гореловой:

– Анна Сергеевна, а вы не слышали – говорят, что Николай Матвеевич от нас собрался уходить.

     Анна, завязывая пояс на платье, обернулась к ней.

– Не слышала. Куда это он собрался?

     Николай Матвеевич Яковлев был заведующим хирургическим отделением. Они работали вместе с того самого дня, как Горелова впервые переступила порог этой больницы. Он был и другом и наставником Анны, хотя и был старше ее всего на пять лет. Как-то раз он даже пошутил: «Мы могли бы быть с тобой любовниками, но это будет уже совсем «через чур». На самом деле у них обоих были крепкие семьи, и ломать хорошо отлаженный быт ни одному из них не хотелось.

      А теперь и он собирается бросить ее… Да к тому же она узнает эту новость не от него самого… Анна усмехнулась – получается, что и у Яковлева не хватает смелости в открытую сказать ей правду.

– Говорят – в Москву, – пожала плечами Ниночка.– Его в какой-то крутой центр пригласили на работу.

     Анна поправила прическу, закрыла шкаф.

– А еще говорят, что вас назначат завотделением… – промурлыкала ей в спину Ниночка.

     Горелова обернулась, удивленно вскинула брови.

– Это еще почему?

– А почему нет? У нас что, еще есть варианты? По-моему, Анна Сергеевна, кандидатуры лучше вашей просто не может быть. – Ниночка произнесла последние слова совершенно серьезно.

– Глупости все это, не бери в голову, – отмахнулась Горелова. – Еще что-нибудь говорят? – Спросила с улыбкой.

– Говорят… – глаза девушки глянули с хитрецой. – Говорят, что нам нового хирурга пришлют.

– Даже так? Молоденького, хорошенького?

– И такое говорят.

– Лучше бы умненького прислали. Ладно, поживем, увидим. Хотя что-то не верится мне…

     Но на следующий день Яковлев все же вызвал ее к себе в кабинет. Анна слишком хорошо знала своего коллегу, и по его виду сразу поняла, что он собирается сообщить ей что-то важное. Значит, разговор, заведенный вчера Ниночкой, был неслучаен.

     Николай Матвеевич сидел в своем кресле и крутил в руке карандаш. Горелова села напротив, выжидающе глядя на него.

– Разговоры слышала? – Яковлев не стал юлить.

– Про тебя? Слышала. Буквально вчера.

– Ну и ладно. Тогда мне проще с тобой об этом говорить.

– Что же ты сразу мне ничего не сказал?

– Я собирался, честное слово. Просто до вчерашнего дня сам еще не был уверен, что все получится. Даже поражаюсь, откуда народ успел все пронюхать. Я ведь здесь, у нас, никому и не говорил ничего.

– Значит у народа хороший нюх. – Грустно улыбнулась Анна. – А вообще я тебя поздравляю. Честное слово, от всей души я за тебя рада.

– Спасибо. Только у меня к тебе еще есть дело. Я, когда обустроюсь там, зацеплюсь покрепче, тебя тоже перетащу. Я тебе обещаю. А пока примешь отделение.– Он внимательно посмотрел на Анну, пытаясь по ее реакции определить, как она ко всему этому отнесется.

     Горелова прищурилась, сложила руки на груди.

– И как ты себе это представляешь? Одним махом ты хочешь обезглавить отделение? Нормально! – Она ухмыльнулась.

– Я не собираюсь ничего обезглавливать.

– Думаешь? – ехидно улыбнулась Анна.

– Уверен. На следующей неделе к нам приходит новый хирург. Пока он войдет в курс дела, то, се, а там и ты привыкнешь, я тебя помаленьку в курс дела введу. Вот только потом я решусь уехать. Ты думаешь, у меня сердца нет? Думаешь, я не переживаю? Но я же знаю на кого все оставляю. В тебе, Аня, я уверен, как в самом себе. А потом ты поработаешь, присмотришься к новому человеку. Со временем и себе подготовишь достойную замену.

     Анна помолчала. Положив руки на стол, она задумчиво постукивала кончиками пальцев по столешнице. Яковлев терпеливо ждал, что она скажет.

– А почему бы тебе сразу не взять человека на свое место? Николай Матвеевич, ну не хочу я быть завотделением! И в Москву не очень хочу. Можно сказать, совсем не хочу.

– Ты с ума сошла? – Он поднялся со своего места, оббежал вокруг стола, уселся на соседний с Анной стул. – Люди наизнанку выворачиваются, чтобы туда попасть и зацепиться за что-нибудь путное! А она, видите ли, не хочет! Дура баба! – Яковлев всплеснул руками.

– Грубо, – спокойно заметила собеседница. Она совсем не обижалась на него, зная, что обидеть ее он точно не собирается.

– Зато правда. – Буркнул Яковлев.

     Они помолчали некоторое время. Начальник был отходчив, Анна знала это. Вот и сейчас он заговорил первым:

– Ну да Бог с ней, с Москвой. Я и сам пока здесь сижу, даже заявления еще не писал. – Уже вполне миролюбиво согласился Яковлев. – А вот насчет отделения, Анна Сергеевна, я вполне серьезно говорю. Ну, ты сама подумай – придет новый человек, ничего и никого не знает, а тут ему еще и отделением сразу руководить! Да и мы его тоже не знаем – какой он, что из себя представляет.

– Ты его не знаешь? – Удивилась Горелова.

– Я – нет. Но его, похоже, знает наш Рябов. Это он порекомендовал данного товарища, когда я сказал ему, что собираюсь уходить.

– Вот как! Значит, это будет человек главного! Это еще интересней!

– Не передергивай. Сама знаешь, что Рябов не дурак и абы кого к нам брать не будет.

– Кстати, а он в курсе того, что ты мне сейчас предлагаешь? Может, ему твои задумки  совсем не по душе? – перебила Анна.

– В курсе. И очень даже «за», так что даже не надейся.

      Анна насупилась. Они уже  всё решили за нее. Мало того, что вечно бывший рядом Яковлев собрался ее покинуть, да еще и подумывает о том, чтобы и ее сорвать с места, так их коллектив тоже ожидают перемены. Вот тебе и весна, вот тебе и обновления…

– В общем, ты, Ань, давай иди, работай. Время подумать у тебя есть, но насчет замены меня тобой  – вопрос даже не обсуждается. Поняла?

     Горелова гневно глянула на начальника.

– Поняла.

– Ну, вот и лапочка-дочка! – заулыбался довольный Яковлев и поднялся, давая понять, что разговор окончен.

      Горелова с недовольным видом встала. Он даже проводил ее до двери, но Анна не удержалась и добавила ложку дегтя:

– Учти, я еще не дала своего согласия.

     Но Николай Матвеевич состроил такую зверскую физиономию, что Анна чуть не рассмеялась. Едва сдерживаясь, она выскочила из кабинета.

      Утро следующего дня было хлопотным – Любаше предстояло писать первый пробный экзамен по русскому языку. Анна переживала за дочь, все мысли ее от дома до работы были только о ней. Уже в дверях она столкнулась с каким-то мужчиной, выходившим из здания.

– Ой, это вы? Здравствуйте.

     Анна посмотрела на него.

– Я?! Мы знакомы?

      Мужчина улыбнулся.

– Ну да. Аварию осенью помните? Там еще девушка сильно пострадала.

     Анна внимательнее посмотрела на собеседника. Да, кажется, это действительно он. С трудом она припомнила его лицо.

– А девушка выжила, я узнавал, – сообщил мужчина.

     Анна помрачнела. Очередное напоминание о ее боли …

– Угу, – кивнула она сухо и опустила взгляд.

     Он заметил резкую перемену в ее лице, замялся.

     Анна подняла глаза.

– Извините, мне надо идти.

– Да, конечно, – кивнул он. – Удачи вам.

– И вам. – Анна кивнула и скрылась в дверях.

     Мужчина задумчиво посмотрел ей вслед. Потом неторопливо спустился с крыльца и медленно пошел по дорожке.

     А Анна, на ходу расстегивая пальто, уже неслась по больничному коридору. На душе было муторно. Мало переживаний за дочь, так на тебе – еще и с раннего утра напоминание о ее беде. И надо было этому мужику встретиться на пути – мысли теперь так и будут крутиться вокруг этой пренеприятнейшей истории… Перед глазами снова, как наяву, промелькнул тот хмурый вечер. Анна огромным усилием воли заставила себя не думать об этом.

     Спустя несколько дней Яковлев все же подал заявление на увольнение. Коллеги приуныли. Хотя до всех уже дошли слухи о том, что на место Николая Матвеевича пророчат Горелову, уход начальника и коллеги, с которым проработали больше двадцати лет, придавал грусти грядущему расставанию.

     А на другой день прямо с утра их с Яковлевым вызвал главврач. Идя по коридору, Анна знала, что теперь уже Рябов начнет разговор о ее переводе на место заведующего отделением.

– Ну, что ты надумала? – спросил шедший рядом Николай Матвеевич.

– То же самое, что и сразу тебе сказала. Я не хочу быть завотделением. Не хо – чу. Пусть новый человек сразу берет быка за рога! Что вы его бережете? Привыкнет и он, не в лесу же будет работать – мы все тут остаемся. В чем проблема, не понимаю.

– Ну, Анька! – вспыхнул Яковлев. – Ну, до чего же ты только упряма!

– Да ладно тебе, – махнула рукой Горелова.

     У главврача их дискуссия продолжилась. Рябов внимательно выслушал доводы одного и второго. По его мнению, Анна все же должна была согласиться.

– Анна Сергеевна, ну вы представьте себя на месте нового работника – вы только что приходите на другое, совершенно незнакомое место. Новый коллектив, адаптация… А уровень ваших операций требует еще и огромных сил – и физических и моральных. Давайте дадим человеку привыкнуть. И потом, поверьте, самый главный для меня лично аргумент – это ваш опыт, ваша компетентность в делах отделения. Вы – отличный работник, и я просто не вижу смысла продолжать эту дискуссию! В общем, так, Анна Сергеевна. Вы примете отделение уже с завтрашнего дня. Пока Николай Матвеевич отрабатывает свои положенные две недели, вы будете принимать у него дела. Пусть новый работник пообвыкнется у нас, а там посмотрим.

     Анна вздохнула. Похоже, ей не выстоять. Она гневно глянула на сидевшего напротив Яковлева. Он правильно расценил этот взгляд и довольный улыбнулся.

     Раздался звонок селектора. Рябов повернулся к аппарату.

– Да, Катя!

– Вы просили сообщить, – раздался голос секретарши, – пришел Харламов.

– Спасибо. Пусть заходит. – Он посмотрел на коллег. – Вот как раз сейчас и познакомитесь с нашим новым работником.

     Дверь открылась, и в кабинет вошел мужчина в сером пиджаке. Анна невольно расширила глаза – это был тот самый человек, с которым она столкнулась в дверях накануне. Поздоровавшись, Харламов окинул взглядом сидевших в кабинете, заметив Анну, тоже удивленно поднял брови. Потом, чуть улыбнувшись, кивнул ей одной. Анне не оставалось ничего делать, как слегка кивнуть в ответ.

     Эти их действия не остались незамеченными. Рябов и Яковлев переглянулись.

– Присаживайтесь, Иван Николаевич. Знакомьтесь, это наши, а теперь и ваши коллеги – Николай Матвеевич Яковлев, наш заведующий хирургическим отделением. Анна Сергеевна Горелова, она у нас будет принимать дела заведующего отделением с завтрашнего дня. А это Харламов Иван Николаевич – наш новый работник, хирург.

     Анна смотрела на вновь прибывшего, и в голове словно чей-то чужой голос произнес обрывки когда-то уже слышанных ею фраз: «Вы кто?» «Я врач. А вы кто?» «И я врач. Хирург…». Она вспомнила, как ловко его руки управлялись со шприцом, как он накладывал жгут на поврежденную ногу девушки. И почему-то сейчас от этих воспоминаний она не испытала горечи, как было совсем недавно при встрече с этим человеком. Анна Сергеевна с интересом разглядывала его. Кто он? Что он? Сразу ведь и не поймешь, не разберешь… А ведь им предстоит работать вместе. И почему все они так категорически не хотят сразу поставить его завотделением? Не доверяют? Но почему тогда Рябов вообще согласился взять его на работу, ведь всем известно, что он очень щепетильно относится к подбору кадров в своей больнице.

     Харламов перевел взгляд на Анну Сергеевну. Она вдруг почему-то не удержалась и отвела глаза.

     Несколько долгих секунд все молчали. Яковлев с любопытством наблюдал за сидевшими друг против друга Гореловой и Харламовым. Что за странные кивки и улыбки между ними? Они, что, знакомы? Почему тогда Анна ничего ему не сказала?

– Иван Николаевич приехал к нам издалека. Рекомендации у него самые положительные. Будем надеяться, что сработаемся. Вопросы будут?

     Вопросы, конечно, были, но задавать их в лоб незнакомому человеку как-то не очень хотелось. Видимо у Яковлева были такие же соображения, потому как он, вопросительно глянув на Анну, пожал плечами.

– Я думаю, что вопросы легче задавать, как, впрочем,  и отвечать на них, по ходу дела.

     Харламов кивнул.

– Согласен.

– Ну что же, тогда приступайте к работе. Николай Матвеевич, включите Ивана Николаевича в график дежурств и все прочее.

     Все поднялись и направились к выходу.

     Следующие несколько дней персонал хирургического отделения посвятил новому врачу. Не каждый день в их коллектив приходят свежие кадры. Особенно старались дамы. Все они, начиная с санитарок и заканчивая уже врачами, с интересом обсуждали нового коллегу. Казалось – одна Анна Горелова не участвовала во всем этом бурном обсуждении. Ей вообще было не до того – женат Харламов или нет, есть ли дети и в каком количестве. Ей было глубоко безразлично, что происходит вокруг нее.

      Главное, что сейчас интересовало ее в жизни – дочь готовилась к выпускным экзаменам, а там не за горами и поступление в институт, и отъезд из дома. Любаша так и не отступила от своей мечты уехать к брату. Анна старалась как можно больше разговаривать с нею, но не пыталась сильно вмешиваться в ее жизнь. К счастью, дочь тоже нормально общалась с матерью. Первые несколько дней после ухода Игоря из дома они обе жили как в тумане, но потом постепенно все вошло в свое русло. Игорь продолжал общаться с дочерью. Хотя первые несколько звонков от отца девушка проигнорировала. Потом она честно созналась в этом матери.

     У Анны хватило ума дать дочери добрый совет – несмотря ни на что папа остается ее папой. К тому же Игорь был действительно хорошим отцом, этого нельзя было отрицать. Он всегда любил детей, всегда был по мере возможности в курсе их дел. Помогал, чем мог. И теперь он первый позвонил дочери, чтобы узнать, как у нее дела. Анна, как могла, объясняла Любаше, что она должна простить отца. Больно – да. Обидно – да. Но их добрым отношениям  с отцом ничто не мешает. Ничто и никто. Дочь смогла ее понять и о следующем звонке Игоря сказала матери:

– Мам, мне сегодня папка звонил.

      Анне было неприятно слышать, каким брезгливым тоном дочь произносит эти слова, но она справилась с собой и спросила ее как можно миролюбивее:

– И как?

– Нормально. – Хмыкнула Любаша.

– Поговорили?

– Да, немного.

– Ну и хорошо. – Улыбнулась Анна.

     Постепенно боль притупилась, все более-менее начали привыкать к новой жизни.  В какой-то степени Анна даже рада была тому, что переживания за дочь затмили ее собственные проблемы. Конечно, все это легче бы переносилось, будь муж рядом, но… Анна часто обрывала себя на этом «но». И постепенно приучила себя к тому, что после «но» должна стоять твердая точка, а не расплывчатое многоточие. Жизнь продолжается.

                                                                                               * * *

     В отделении стало вдруг оживленнее. Даже Гореловой, погруженной в свои собственные проблемы, стало это заметно. Большая часть дам их коллектива  бросала на новенького заинтересованные взгляды. В женских глазах появился блеск, запахло хорошими духами и даже санитарки начали подкрашивать губы. Ниночка уже успела разведать и поделиться с Гореловой, что Харламов в настоящее время свободен. Как ни странно, но другими подробностями его личной жизни народ разжиться не сумел. Хотя и этого было пока вполне достаточно, чтобы привлечь женское внимание. Спустя пару дней новому хирургу досталась первая плановая операция. Отработавшая с ним бригада оценила Харламова довольно высоко.

– Анна Сергеевна, у него такие руки! – Ниночка блаженно закатила густо накрашенные глаза.

     Горелова писала что-то, сидя за своим столом, но не удержалась, улыбнулась.

– Тебя же там не было, Нин?

     Добродушную медсестру это замечание нисколечко не смутило. Она пожала плечами.

– Ну и что? Лиза же была, она и рассказывала. У него, говорит, такие руки, как у музыканта!

     Анна представила мужские руки в резиновых перчатках, измазанных кровью, ковыряющиеся в открытой ране – оперировали паховую грыжу. Ничего во всем этом высокохудожественного не было. Горелова подняла голову от бумаг, усмехнулась. Ниночка не заметила подвоха, продолжала взахлеб пересказывать слова второй хирургической сестры. Анна послушала ее, покачала головой.

– В общем, я так понимаю, с новым хирургом нам повезло? – спросила она у Ниночки.

– Говорят – да. Я, конечно, не знаю, – хитрая Ниночка оставила на всякий случай пути к отступлению. – Но все говорят, что Иван Николаевич специалист хороший.

– Угу, – кивнула Анна Сергеевна и снова погрузилась в свои бумаги.

– А вообще он ничего, правда? Симпатичный… – продолжала вещать Нина.

– Нормальный, – кивнула Горелова.

– Да ну, – фыркнула девушка, – не нормальный, а симпатичный. Он даже не на русского похож, а на прибалта.

– Это еще почему? – Анна изумленно посмотрела на собеседницу. Она и в самом деле не видела в новом хирурге ничего особенного. Мужик как мужик. – Они же больше блондины! Ну, по крайней мере, светленькие…

– Ну не знаю, Анна Сергеевна, но мне так кажется. Смотрю на Харламова, а мне так и кажется, что он сейчас с акцентом заговорит.

– Никогда бы не подумала, – усмехнулась Горелова.

– И не мне одной так кажется, девчонки тоже многие говорят. А прибалты, они же не все блондинистые. Порода в них чувствуется.

– Но он же не прибалт!

– Ну и что! Все равно мужик интересный.

– Ладно, пусть будет интересный, – отступила Анна, берясь за новый лист.

– И, кстати, некоторые наши дамы уже имеют на него виды… – промурлыкала Ниночка.

– Да что ты говоришь! – Притворно восхитилась Горелова.

– Серьезно! И знаете, кто, например, в первых рядах? – заговорчески зашептала Нина.

– ?

      Тут у Анны зазвонил в кармане сотовый, и поведать ей великую тайну медсестра не успела.

     Две недели, положенные по закону для отработки пролетели быстро, и вот уже Яковлев приглашает всех в ресторан на прощальный вечер.

     В знаменательный, но немного грустный вечер за столом собрались все работники хирургического отделения. Звучали торжественные речи, слова благодарности и наилучшие пожелания. И все же всем было немного грустно – многие отработали с Яковлевым не один десяток лет, да и те, кто не был в их коллективе старожилом, откровенно жалели об отъезде Николая Матвеевича. Работалось с ним легко и интересно, и людям было о чем жалеть.

      Но хорошая организация вечера и выпитое спиртное разрядили, наконец, слегка натянутую атмосферу. Анна Сергеевна сидела рядом с Ниночкой и хирургом Крымовым. Алексей  Григорьевич был великим мастером рассказывать анекдоты и уже начал время от времени применять свой талант.

     Потом ведущий вечера дал слово и Гореловой. Анна взяла в руки микрофон, встала. Она никогда не была мастерицей выступать перед народом, но сейчас ей как никогда хотелось быть искренней и не сбиться в словах.