Текст книги "Дахштайн"
Автор книги: Юлия Макс
Жанр: Ужасы и Мистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Эй, ты бы курил меньше! Тормоз! – меня сильно задели плечом, и я снова чуть не упал. Парень, прорычавший это, вел за руку спутницу. И тут я решил, что моя крыша точно поехала: у девушки были ярко-рыжие волосы и такое же ничего не выражающее лицо, как и у моей незнакомки из сна.
– Дэн?
Я обернулся. Элишка Чернова через дорогу от меня приветливо махнула рукой, смущенно улыбаясь и теребя кончик русой косы. Она выглядела невероятно элегантно в бордовом приталенном пальто, из воротника которого выглядывал черный свитер. Ноги в кожаных лосинах обуты в ботинки на толстом каблуке, наверное, размера тридцать пятого – очень изящные.
Я пересек разделяющее нас расстояние и ощутил, что настроение стремительно улучшилось.
– Тоже гуляешь?
Она кивнула, и на щеках появился милый румянец.
– Хотела понять, почему все так Прагу любят. – Элишка рассмеялась. – Но пока не поняла. Город как город.
Я притворно схватился за сердце, смешно, как мне казалось, гримасничая.
– Ты меня убиваешь! Как можно не любить ее? Пойдем! – взяв за ладошку, я потянул девушку в сторону Староместской площади.
Попутно шутил и рассказывал, как заблудился здесь в первый раз, свернув не туда на узких улицах. Элишка забавно морщила нос и смеялась над моими злоключениями.
– Слушай, а что ты там делал? Возле того старого дома?
– Эм… Ждал друга, а он не пришел, – соврал я.
– О! Так я помешала. Ты можешь позвонить ему, я совсем не против компании.
Я замялся, проклиная свой язык и Фила, хотя тот не был виноват. Пока нет. Пришлось звонить.
– Дэн? Все-таки хочешь, чтобы я сходил с тобой в Дом Фауста? – весело спросил Фил в трубку.
– Я сменил местоположение. Фил, подтягивайся к Пражским курантам. И я не один, а с мисс Черновой, – выпалил я.
На другом конце восхищенно зацокали, а я подавил раздражение, сжимая смартфон вспотевшими пальцами.
– Друг! Ну надо же! Вот это удача. Буду через двадцать минут, а может, и раньше.
Я скривился, но быстро взял себя в руки и повернулся к Элишке, уже широко улыбаясь.
– Фил скоро будет.
– Отлично! – восхитилась она, а я приуныл, ссутулившись.
– Красивые часы, – девушка достала мобильный из кармана пальто, чтобы сделать фото. Тонкие пальцы с овальными ноготками, окрашенными в цвет верхней одежды, быстро набрали пароль и защелкали камерой смартфона. Я заставил себя оторваться от ее рук, находя их самыми сексуальными из тех, что видел в жизни. Ветер, мерзавец, донес до меня запах духов Элишки: легкая сладость вишни и что-то древесное. Отступил на шаг и возмутился, уцепившись за ее последние слова.
– Красивые? Они уникальны! Самые старые астрономические часы из существующих в мире, которые до сих пор работают. Только представь, они почти никогда не останавливались.
– Да ладно! – ахнула она.
– Лишь несколько раз. Поэтому существует предание: если останавливаются «орлои»[6]6
Pražský orloj (чеш.) – пражские куранты, или «орлой», средневековые башенные часы, установленные на южной стене башни Староместской ратуши в Праге. Третьи по возрасту астрономические часы в мире и старейшие, которые все еще работают.
[Закрыть] – быть беде. Мастеру, который их создал, выкололи глаза, чтобы он не смог создать копию для другого заказчика. По легенде, конечно же.
Элишка коснулась рукава моей куртки и приоткрыла рот от изумления, а затем придвинулась ко мне, словно желая быть ближе и лучше слышать.
– Знаешь, никогда не любила легенды, но ты преподносишь их с такой страстью, что история цепляет.
Я польщенно улыбнулся, чувствуя, как сердце радостно колотится в груди, а само присутствие Элишки ударяет в голову, будто бокал шампанского.
– Обожаю историю и легенды. Моя бабушка привила любовь к ним.
Этот момент можно было назвать восхитительным – симпатичная девушка ловила каждое мое слово и в особо кровавых местах рассказа хватала в испуге за ладонь. Я чувствовал себя совершенно счастливым, но всего лишь полчаса.
– Вот вы где!
Фил приобнял меня и Элишку за плечи, сияя довольной улыбкой.
– Привет, – кивнула мисс Чернова.
– Так и знал, что найду вас возле какой-то архитектурной вычурности вроде этих часов. Эли, он тебя еще не заболтал своими историями?
– Он хорошо рассказывает, – Элишка сняла руку Фила со своего плеча. Меня это порадовало.
– Пойдем, выпьем чего-нибудь за знакомство? – друг лучился энергией, и мы слаженно кивнули.
– Как насчет «Абсентерии» – предложил Фил, бросая на меня предостерегающий взгляд. Он знал, что собутыльник из меня никакой. Алкоголь я переносил только в мизерных количествах.
– Ой, нет. Я точно не буду его пить, – девушка скривилась от отвращения.
– Кафе или ресторан?
– Кофейня, – уверенно заявила Чернова, чем понравилась мне еще больше. Кофе был и моей страстью.
– Тогда вперед. Дэн – кофейный маньяк и знает, где разжиться вкусным напитком.
Я засмеялся.
– Если честно, самый вкусный кофе рядом – в «Старбаксе» на Малостранской площади, поэтому предлагаю прогуляться туда.
Так мы дошли до Карлова моста, где Элишка застыла, рассматривая Староместскую мостовую башню.
– Тоже любишь готику? – спросил Фил, незаметно подмигивая мне.
– Не особо, – она пожала плечами, – но то, что вижу сейчас, мне нравится. А здесь всегда такие возбуждающие аппетит запахи?
Я кивнул. Пахло отлично. Свежий осенний бриз Влтавы смешивался с запахом корицы и ванили горячих трдельников, что продавали на каждом шагу. К этому запаху примешивался аромат жаренной свинины на вертеле, которую выставляли прямо на улице, завлекая клиентов в рестораны. Гастро-рай, как выразился Фил в первую нашу вылазку в город.
Мы вышли на мост, вливаясь в толпу туристов: громче всех галдели китайцы, итальянская барышня певуче восхищалась чем-то, перебрасывались репликами немецкие парни. Прелесть Карлова моста в том, что его можно рассматривать вечно и каждый раз находить новые детали, не замеченные ранее.
– Дэн? Расскажешь что-то интересное об этом месте?
Я помотал головой, показывая себе на уши. Слишком людно, а кричать я не любил.
– Позже. Давайте дойдем до противоположного конца.
Пока мы протискивались сквозь человеческое море, я задумался, рассматривая Элишку и Фила. Они шли немного впереди, друг взял девушку за локоть и что-то объяснял, наклоняясь близко к ее лицу, а Чернова не возражала. Похоже, у меня нет шансов. Сердце уныло ухало в груди. Появилось желание исчезнуть, чтобы побыть в одиночестве, но я спрятал руки в карманах и продолжал упрямо идти позади. Так мы шли какое-то время.
Я разозлился. Сколько можно спускать Филу то, что он околдовывает девушек, которые мне нравятся? Я догнал ребят и пристроился сбоку от Черновой. Мы как раз достигли Малостранской башни на другом конце моста.
– Ты еще хочешь услышать историю про мост? – спросил я, почему-то ожидая, что Чернова меня сейчас небрежно пошлет, чтобы остаться с Митсоном наедине.
– Конечно! – радостно улыбнулась Элишка.
– Мост, на котором вы стоите, таит в себе множество легенд. – Я оживился и добавил в голос таинственности: – Вот самый занимательный факт о его создании: первый камень заложили в тысяча триста пятьдесят седьмом году девятого июля в пять тридцать один. Дата непростая, ее вычислил пражский астроном по приказу монарха. Король Карл четвертый верил в магию чисел и в то, что мост будет вечен. Числа читаются одинаково с обеих сторон, как палиндром.
– Восхитительно! Кажется, Карл оказался прав. И от статуй невозможно оторвать взгляд.
«Не от статуй. От тебя», – промелькнуло у меня в мыслях, и я потер губы, словно запечатывая слова внутри.
– Не все из них оригинальны, лишь несколько, остальные хранятся в казематах Вышеграда, – хрипло продолжил я.
– Оу! А почему?
Девушка и правда заинтересовалась. Элишка смотрела прямо на меня, и я ответил тем же. Ее кофейные глаза, опушенные черными густыми ресницами, околдовывали, и я на секунду забыл, о чем рассказывал.
– В Средние века их вытесали из песчаника, не самого прочного камня, – наконец произнес я.
– Хм. Даже я этого не знал, хотя курс по истории Праги мы слушали вместе, – Фил, как обычно, хлопнул меня по плечу, многозначительно подмигивая.
Ну уж нет! Я хотел съязвить насчет его посещаемости лекций, но запнулся, случайно заметив в толпе рыжие, словно пламя, волосы. По телу пронеслись сотни мурашек, дыхание сбилось, а сердце, замерев на мгновенье, зашлось во взволнованном стуке.
– Дэн? Идешь? – крикнул Фил, догоняя Чернову, которая ушла вперед, фотографируя мостовую башню.
Черт! Я действительно схожу с ума? Или меня так проняло из-за дурацкого сна?
Выйдя на Малостранскую площадь, мы, наконец, нашли любимый мной «Старбакс». Сделали заказ и заняли столик с видом на остановку красных трамваев.
– Эли, что тебе заказать? – Фил включил джентльмена. Не успела девушка ответить, как в игру неожиданно для себя вступил я.
– Стой! Не говори. Я попробую угадать: латте на соевом с сиропом?
– Почти. А сироп какой? – лукавая улыбка коснулась губ Черновой.
– Соленая карамель, – выдал я свой любимый вкус, и Элишка удивленно кивнула.
– Откуда ты узнал? В студийной анкете я этого не писала.
– Не пугайся. Угадал случайно. Соленая карамель нравится и мне, правда, не с латте, а с капучино.
Кофе приятно обжигал небо и нес вкус карамели и немного шоколада. Я прикрыл глаза, наслаждаясь напитком. Рядом счастливо простонала Элишка.
– Вкусно!
Фил взял себе эспрессо величиной с рюмку и цедил, иногда непроизвольно морщась от крепости. Он не любил ни кофе, ни горячий шоколад. Его привлекал только чай, но сейчас Фил не хотел выбиваться из нашей компании и мужественно пересиливал себя.
– Эли, а ты всю жизнь прожила в Братиславе?
– Да, но у меня русские корни по материнской линии, – девушка перекинула русую косу на плечо, а я залюбовался тем, как переливались на солнце ее волосы.
– Ты знаешь русский?
– Знаю, конечно. Я гостила у бабушки каждое лето, пока была маленькой.
Фил от удивления выпучил глаза и замахал руками.
– Вау! Мне кажется, что русский тот же китайский: никогда не выучить!
Я тоже восхищенно подался ближе к ней, чувствуя, как губы сами собой расплываются в улыбке.
– Элишка, ты знаешь стихи русских поэтов? Всегда хотел услышать их на языке оригинала.
– Несколько помню: Есенина, Маяковского, Северянина точно, – усмехнулась эта потрясающая девушка.
– Северянина, – выдохнул я и затаил дыхание.
Был у него один стих, что запал мне в душу, и я мечтал услышать его на русском вживую. Когда-то наткнулся на видео, в котором его цитировали русские. То, что произошло далее, нельзя назвать иначе, чем волшебство или судьба. Из сотни стихотворений она начала цитировать именно то, которое я любил всем сердцем:
– Мы живем, как во сне неразгаданном,
На одной из удобных планет.
Много есть, чего вовсе не надо нам.
А того, что нам хочется, нет…
В храме пахнет свечами и ладаном,
И струится загадочный свет.
Верим в то, во что верить не надо нам,
Ну а веры действительной нет.
И однажды покажется адом нам,
Душный шепот душевных бесед.
Говорим лишь о том, что не надо нам,
А о том, о чем хочется, нет.
Только жизнь ощущаю наградой,
Хоть в течении множества лет.
Снова делаю то, что не надо мне,
Ну а то, что мне хочется, нет[7]7
Стихотворение Игоря Северянина «Странно».
[Закрыть].
При первой встрече я назвал Чернову воробышком. А девушка предстала лебедем, когда тот, красуясь, распахивает крылья перед зрителями на озере. Когда Элишка закончила, за столом воцарилась тишина. Фил знал этот стих – я когда-то цитировал его, но на русском он звучал иначе. Глубже. Правдивее. Я ни слова не понял, но узнал бы его из сотни других стихотворений по особой ритмике текста. Ощутил то, что вызывали у меня эти строчки: задумчивость и трепет внутри.
Мы с Филом не сговариваясь захлопали, привлекая к себе внимание соседних столиков.
– Это было красиво! Я ни черта не понял, но красиво, – теплота в голосе друга понравилась девушке, и она искренне улыбнулась, вновь демонстрируя ямочки на щеках.
Ее чуть заметное в начале прогулки смущение исчезло, хотя легкий румянец то и дело украшал лицо. Мне хотелось рассматривать Элишку постоянно, подмечать эмоции и настроение. «Она мне нравится. Сильно», – понял я.
– Ребят, я в дамскую комнату.
Когда Элишка удалилась на достаточное расстояние от стола, друг наклонился ко мне:
– Дэн, она прелесть! Еще и недотрога. Люблю охотиться за такими.
Вот как он умудряется всего парой слов испортить настроение? Дар, не иначе.
– Не надо! Только не с ней, Фил, – прошипел я и принялся, зло цокая ложкой о чашку, размешивать взбитую пенку в остатках кофе.
Друг пораженно приподнял брови:
– Она тебе нравится!
К моим щекам прилила кровь.
– Да, нравится! Оставь ее.
– Эх. Мне Эли тоже по душе, но раз ты запал, так и быть, уступлю.
Фил врал, и я видел это. Слишком хорошо знал его. Когда друг говорил неправду, у него краснели кончики ушей, чем он себя и выдавал.
– Спасибо, – буркнул я.
– Могу помочь. Уйдешь в уборную, а я распишу тебя Черновой в лучшем свете.
– Не нужно! – отрезал я, понимая, что оставить их одних не могу. Фил применит свой тестостерон, и Элишка вмиг согласится на все. Чертов мачо.
– Дэн? Ау! Ты чего, обиделся, что ли?
– Нет.
– А вот и я, – девушка вернулась.
Зазвонил мой мобильный, но я успел заметить, что Чернова накрасила губы нежным вишневым блеском, это ей очень шло. Посмотрев на входящий, я задрожал, зная эти девять цифр наизусть.
Глава 3
Ab aqua silente cave.
Остерегайся тихой воды.
– Слушаю, – ответил серьезно и собранно. Я вышел из кофейни на улицу, подозревая, что разговор будет не из приятных.
– Доктор Бронс из пансионата, – представился медик. – Сегодня ночью у вашей бабушки был сильный приступ. Я прошу вас прилететь как можно скорее, ее состояние ухудшается. Боюсь, скоро она вас не узнает. Мне очень жаль, но терапия не помогает. Нужно ваше разрешение на более сложное лечение.
– Доктор, я прилечу так скоро, как смогу, – сжимая вспотевшей рукой телефон ответил я, лихорадочно просчитывая время, чтобы успеть взять билет, выпросить выходные от съемок и подождать денег за отработанные дни.
– Ваша бабушка… – Он умолк, а я, задыхаясь от волнения, ждал продолжения. – В приступе галлюцинаций она все бормотала про то, что Фаусты должны служить дьяволу вечно. Это ведь что-то из Гете? Она шептала и плакала, звала вас. Писала письма.
– Письма? – переспросил я, хотя прекрасно услышал. Странно. Она всегда предпочитала звонить, чем ждать от меня ответа. Даже электронную почту не признавала.
– Я покажу их вам при встрече, если хотите.
– Да, прошу вас. Мне это важно!
– Хорошо. Я передам миссис Чейз, что вы прилетите, – попрощался он.
Мне хотелось выть от бессилия. Я сдерживался, сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Бабушка – мой единственный родной человек. Как? Как такая болезнь смогла захватить ее сознание? К этому не было никаких предпосылок.
Помню, как ба поступью вдовствующей герцогини вошла к нам домой. Сильная, уверенная женщина, на которую я смотрел сквозь слезы. Мне девять, я в очередной раз избит до синяков пьяной матерью и стою в углу за то, что плакал и просил есть. Такими побоями она награждала меня почти каждый день, и детское тельце все время украшали фиолетовые, красные и бледно-желтые пятна. Папа погиб в автокатастрофе, когда мне было пять, и после этого маму словно подменили.
В тот день ба холодно разговаривала с родительницей, протягивая ей какие-то бумаги. Позже я узнал, что это документы об официальном опекунстве, оформленном на ее имя. Родственница по отцу забрала меня, испуганного забитого мышонка. Все последующие годы она дарила мне доброту и заботу, воспитывая и наставляя.
Я так и остался стоять возле входа в кофейню. Повернулся и увидел через стекло, как Фил накрыл своей ладонью руку Элишки, поглаживая тонкие пальчики. Горло болезненно сдавило от досады, я замер на месте, наблюдая за ними. Чернова не убрала руку, а с улыбкой слушала Фила, склонившегося к ее порозовевшей щеке.
Интересно, он всегда будет так делать? Я бесился, но здоровье моей ба волновало куда больше, чем то, что лучший и единственный друг влепил мне моральную пощечину и увел девушку. И я не стал устраивать сцену.
Я уже хотел было вернуться в кофейню, но мобильный снова зазвонил.
– Дэниэль, – чуть помедлив, позвал доктор Бронкс из трубки.
– Слушаю.
– Я поделился с вашей бабушкой радостной новостью о вашем прилете, отчего она… У нее случилась истерика. Миссис Чейз умоляла отговорить вас лететь сейчас. Она была очень убедительна, и, ввиду ее состояния, давайте отложим посещение, хорошо? Не срывайтесь в ЛА. Я в ближайшее время пересмотрю лечение.
Ба не хочет, чтобы я летел к ней. Почему?
– Я понял. Спасибо. Не могли бы вы отправить мне бабушкины письма?
– Я сейчас узнал от помощника, что в отпуск он летит в Прагу. Я мог бы передать письма с ним, – голос доктора был печальным.
– Если вас не затруднит, – пробормотал я, совсем раздавленный новостями.
В трубке завозились, послышался стук:
– Так, минуту… – повисла тишина, я ждал. – Аэропорт Вацлава Гавела, пятница, десять утра. Придете? Миссис Чейз в истерике просила передать вам их, пока мы не дали ей успокоительное. На данный момент она отдыхает.
– Да! Приду. Скажите, когда я смогу поговорить с бабушкой по телефону?
– В ближайшие дни точно не сможете. Наберитесь терпения, Дэниэль. Я позвоню, когда ее состояние улучшится.
Я попрощался и сбросил звонок. Вернулся к нашему столику. Ребята резко замолчали и посмотрели на меня.
– Дэн? Что-то случилось? Ты бледный.
– Я… Мне нужно съездить в аэропорт. Получить весточку от бабушки. Дальше без меня.
Голос прозвучал скрипучей дверью. В аэропорт только через два дня, но я был не в силах держать лицо и делать вид, что у меня все отлично.
– Поехать с тобой? – Фил отбросил дурашливость и спрашивал как тот друг, которого я любил.
– Не стоит. Я справлюсь.
– Приятно было увидеться, – я мягко коснулся руки Черновой, и она в ответ пожала мою ладонь.
– И мне. Обязательно повторим.
Снова на ее лице от улыбки появились очаровательные ямочки, к которым я захотел прикоснуться губами.
Я вышел из кофейни и быстро направился в сторону остановки. Длинные пражские бело-красные автобусы, словно проворные гусеницы, сновали между легковых авто, чудом, вернее, мастерством водителей не сталкиваясь друг с другом. Пока я шагал вдоль набережной, закатное солнце окрашивало воды Влтавы в темно-зеленый цвет. Я не хотел злиться на Фила, но, вопреки рассудку, злился. Иногда, например, как сегодня, он был невыносим.
В отражении окна притормозившего перед светофором автобуса я видел забитого испуганного мальчугана со старческими глазами. Глазами, которые встречали столько несправедливости, сколько нормальный человек не узрел бы и за всю жизнь. Даже в детстве мне казалось, что я родился уже взрослым. Осознание пришло, когда мать впервые ударила меня. С того момента я больше не чувствовал себя ребенком.
* * *
– Эй, оставьте его! – крикнул коренастый мальчик, когда один из обидчиков врезал мне кулаком в скулу. Неожиданный свидетель моего ежедневного позора. Кажется, его звали Филипп. Мальчика перевели в мой класс несколько дней назад. Я чувствовал себя жалким из-за постоянных издевательств и не хотел, чтобы новенький видел, как меня шпыняют.
– Пошел отсюда, пока и тебе не наваляли! – рыкнул здоровяк-старшеклассник, который почему-то ненавидел меня больше других.
Он и двое его дружков с первых классов задирали меня. Вытряхивали рюкзак, пытаясь найти там деньги на ланч или сладости, которые обычно кладут своим чадам заботливые родители. Я не имел ни того ни другого.
– Я сказал, оставьте его в покое! – и новичок кинулся на них, словно они ему ровесники, а то и младше, не испытывая ни малейшего страха.
Конечно же, он получил сдачи. Нескладный, он дрался так, будто от этого зависела его жизнь. Не боялся получать в ответ тумаки и возвращал их вдвойне. Старшие мальчишки струсили от такого напора. Один против троих. Я же лежал на газоне, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. Прижимал учебники к груди и не мог поверить, что за меня кто-то заступился. К тому, что меня, тощего хлюпика, постоянно задевали старшие мальчишки, я привык. Побои матери ранили в сто раз сильнее. Но то, что новенький постоял за меня, все-таки вызвало целый потоп слез, который я вытирал грязным рукавом куртки.
Была осень, и после длительных ливней землю на заднем дворе школы размыло. Пока обидчики меня толкали, я пару раз упал в грязь. Но не это было страшным, а то, что мама станет кричать и бить за испачканные вещи.
Филипп выглядел уверенным в себе мальчиком, коренастым и крепким. Кареглазый, улыбчивый, с россыпью веснушек на щеках и носу, он мог бы сразу же влиться в банду старших ребят, но вместо этого стал моим лучшим другом с того момента и до сих пор.
Когда задиры бежали, он подошел, трогая одной рукой подбитый глаз, а вторую протянул мне.
– Меня зовут Филипп Митсон, но я не люблю свое полное имя, оно какое-то стариковское. Зови меня Фил, – улыбнулся он.
– Дэн, – все еще всхлипывая и хватаясь за протянутую руку, ответил я.
– Мы, кстати, ваши новые соседи, Дэн. Я вчера случайно увидел через кухонное окно, как твоя мама ударила тебя.
Я снова едва не зарыдал, но сдержался, лишь громко икая. Мои щеки покраснели, а желание убежать сию минуту стало настолько сильным, что я сделал шаг от Фила. Испытывая стыд, я опустил голову, не зная что ответить.
– Мне жаль. Мамы не должны бить детей. С ней я не могу помочь, но те трусы больше тебя не обидят!
* * *
С того дня Фил опекал меня, как старший брат, и я позволял, потому что нуждался в любви. Фил не просто друг – он мой оплот, нерушимый столб поддержки, за который я хватался в детстве после очередной затрещины от матери. Я часто оставался ночевать у него, и мы болтали обо всем на свете. Придумывали, кем станем, когда вырастем.
Родители Фила не раз вызывали службу опеки, пытаясь хоть как-то повлиять на мою мать. Но, как по волшебству, едва они должны были нагрянуть к нам, мама становилась доброй и баловала меня, отчего я оттаивал и начинал верить, что она изменилась. Перед каждым приходом опеки мама за неделю прекращала пить, и я по-детски наивно полагал, что теперь-то все будет хорошо, и подтверждал, что с мамой хорошо живется. Но после их ухода все возвращалось в прежнее русло.
Признаю, моя доверчивость была глупой, но детское сердце очень хотело, чтобы мама любила меня так же, как любили друга его родители. Семья Митсонов была примером, и я желал иметь такую же. Ночью, лежа в кровати и слушая, как мать кричит в пьяном бреду, я сжимался в комок и думал:
«Почему именно я? Почему такая мать досталась именно мне, а не какому-то другому мальчику? Чем я заслужил это? Я ведь послушный». Только спустя много лет я осознал, что никто не заслуживает плохих родителей, просто их не выбирают.
После того как меня забрала бабушка, мы с Филом так и остались лучшими друзьями. Когда я рассказал, что хочу поступить на режиссуру, друг вначале скривился, но, обдумав и почитав про профессию, решил поступить вместе со мной. Ба хотела, чтобы я пошел по ее стопам и стал историком. Я же ответил, что мечтаю создавать свои собственные миры. Она согласилась, но с условием, что ее предмет я все же сдам «на отлично», буду заниматься в специальном кружке и посещать семинары. Историю я не любил, но в исполнении бабушки она оживала и будоражила ум. Поэтому я учил ее, представляя, что это ба рассказывает какие-то исторические факты в присущей ей манере. В университете уже я старался присматривать за другом, таскаясь за ним на дурацкие вечеринки, чтобы он ни во что не вляпался.
Только ступил в квартиру, как завибрировал телефон. Я выключил звук, чтобы не пугаться каждого звонка. Почему-то теперь прежде любимая мелодия напоминала о болезни бабушки.
– Дэн? – раздалось в трубке.
– Думал, не услышу тебя до завтра, – нервно ответил я и облегченно выдохнул, отбросив опасения, что мобильный звонил снова из-за ба.
– Эли слила меня! – возбужденно кричал друг. – Что за девушка, ты представляешь? Ты ушел, не прошло и пяти минут, как и она умчалась домой.
– Хоть у кого-то есть мозги, – пробормотал я, улыбнувшись.
Я прошел в коридор, разулся и направился в комнату. Оглядев залитое закатным солнцем помещение, включил кофеварку.
Митсон тем временем сопел в трубку. Значит, Фил Элишке не так интересен, как она хотела показать. У меня снова появился шанс, раз Фил обломался. Я ликовал, чувствуя зуд в руках и ногах. Грудь распирало, словно сердце увеличилось в размерах.
– Мозги? Твой сарказм неуместен. Но, черт возьми, она стала для меня только желаннее. Так мне еще не отказывали.
Я закатил глаза. Кому как не мне это знать?
– Кстати, она расспрашивала о тебе. Не настойчиво, но все же я выложил ей немного о нашем знакомстве в детстве. Не знаю, как так получилось. Зато ты, брат, заработал несколько очков в ее глазах.
– Ну да. Несколько очков жалости. Зачем вообще нужно было об этом трепаться?
Я сделал себе кофе и оставил на столе, чтобы остыл. И снова ощутил яркий стыд, вспоминая, как меня били мальчишки на том злополучном школьном дворе. Скривился, злясь на себя за это чувство и на Фила за то, что впервые он выболтал мои детские тайны. Я часто задышал, ощущая пульсацию в горле.
– Прости, само вышло. Ты… Ты в порядке? Что с миссис Чейз? Выкладывай!
Я громко сглотнул ком и прикрыл глаза, уговаривая себя не паниковать всякий раз, как думаю о бабушке.
– Все плохо. У нее снова случился приступ. Доктор Бронс настаивает на более сильных препаратах, просит подписать разрешение на это.
– Мне жаль, Дэн. Правда! Она идеальная бабушка.
– Знаю! Мне тоже. Ты извини, мне сейчас нужно почитать документы по этому случаю.
Я не хотел болтать. Горло сдавил новый спазм. Будто до этого болезнь не была настолько реальной, а после моих слов стала.
– Хочешь, я приеду?
– Нет. Но спасибо. До завтра.
Я сполз по дивану на пол и обнял колени, прислонив телефон ко лбу. Что мне делать? Обдумав все за и против, решил все-таки купить билеты на самолет после того, как прочитаю послание от ба.
Следующие несколько дней прошли в ожидании писем.
Элишка и правда выказывала заинтересованность мной, но уже второй день как я бегал от нее, словно олень от охотника, петляя по многочисленным коридорам «Баррандова». Фил, конечно же, заметил мои маневры.
– Ты чего прячешься от девушки? Помнится, когда мы гуляли, ты был счастлив заполучить ее внимание.
– Я пока не могу. Жду писем от ба и нет настроения.
Мой голос дрогнул от вранья, но друг посчитал, что это от тревоги за родственницу, потому что взгляд у него сделался сочувствующий.
– В Дом Фауста уже ходил?
– Нет, – снова соврал я. – Как прочитаю, что написала ба, тогда.
– А почему просто не позвонишь ей? – недоумевал Фил.
– Да не берет она трубку! А сто раз названивать доктору Бронсу я считаю слишком навязчивым. Когда пытался вчера, у него как раз был сеанс психотерапии.
Я теперь уже по-настоящему взволнованно махал руками, объясняя это.
– Пока жду.
Фил так нахмурился, что между бровей остались заломы.
– Странно это все. Дождись писем – и, если не дозвонишься до миссис Чейз, отпрашивайся у главного и слетай домой.
– Так и сделаю.
Настала пятница, и я, отбыв положенное время на съемках, уехал за письмами. Служебную машину я брал не каждый день, иногда катаясь на метро и автобусах, чтобы лучше проникнуться местной атмосферой. Но сегодня как раз тот случай, когда авто было единственным вариантом.
Аэропорт Вацлава Гавела являлся для меня непостижимым феноменом. Огромный, где-то на двадцать футбольных полей, он встречал и провожал сотни рейсов в сутки. Кажется, такая громадина должна полниться шумом, но нет – зайдя внутрь, ты погружаешься в тишину. Чисто и малолюдно, словно он работает только для тебя одного. Я понимал, что за организацией рейсов и потока людей следила толпа специалистов, но восхищался подобным эффектом еще при первом посещении.
Объявили рейс, и я застыл возле импровизированного коридора, который создавали турникеты с протянутыми через них черными лентами. Ученика доктора Бронса я узнал сразу же. Мы виделись в пансионате, когда я навещал ба перед отъездом.
– Дэниэль? – он махнул рукой, второй держа сынишку лет пяти, а из-за его плеча выглядывала симпатичная полненькая девушка, видимо, его жена.
– Здравствуйте!
– Сейчас, – он порылся в рюкзаке, выудил три чуть примятых конверта и протянул их мне.
– Спасибо.
– Только не принимайте написанное вашей родственницей близко к сердцу, – зачем-то предупредил он.
Я было хотел перебить его, но он опередил:
– Нет-нет, я не читал. Но знаю, что люди с подобным расстройством склонны к выдумкам.
Я кивнул, в душе несогласный, что ба могла написать бред. Попрощавшись, я поспешил домой, то и дело отрывая взгляд от дороги и косясь на конверты, лежащие на пассажирском сиденье.
Залетел в квартиру и осадил сам себя. Почему-то когда дело касалось моей семьи, я дрожал и нервничал как истеричка. Заставил себя не спеша снять обувь, переодеться и принять душ. Стоя под горячими струями воды, которая разбивалась на миллионы капель, сталкиваясь с телом, зачерпнул горсть соли для ванны с запахом мяты и лайма. Намочил ее и поднес к носу, вдыхая успокаивающий аромат. Большинство людей пили бы успокоительные, но меня вполне приводила в норму соль.
Аккуратно вскрыв три конверта, решил не спешить и читать по очереди. На каждом стоял порядковый номер. Взгляд зацепился за первые строки, и я полностью погрузился в письма.
«Дорогой мой мальчик.
Знаю, ты считаешь меня выжившей из ума старухой, но это не так. Я лишь хотела уберечь от страшной судьбы, которая тебе предначертана. В то, что напишу дальше, трудно поверить, но ты постарайся!
Ты знаешь, сколько книг и легенд написано о твоем предке – докторе Фаусте. Якобы он был чернокнижником, алхимиком и магом, что продал душу дьяволу и вынужден был служить ему вечно. Мой мальчик, частично это правда.
Частично потому, что Фауст обладал гениальным умом и смог избежать служения темным силам. Осталась одна лазейка, которую он не учел, а может, не хотел просчитывать на поколения вперед. Его потомки не обязаны дьяволу, но подвержены его влиянию. Семья Фауст может служить темному ангелу и наделена частичкой сверхъестественных сил. Мы способны видеть то, что недоступно обычным смертным – как проводники и усилители темных сил в мире живых. Поэтому будь осторожен. Тебе двадцать один, а это значит, что искушение уже началось. Борись, прошу тебя, борись! Ты лучше того, каким ты себя видишь во снах. Прости, что не рассказала раньше. После всего, что ты пережил, я не хотела рушить твою жизнь и не думала, что нас все-таки найдут. Писать и звонить мне не нужно. Сейчас ты не веришь, но обязательно найди способ прочитать письма два и три. Будь сильным и ни за что, повторяю, ни за что не уезжай из Праги!»
– Что за бред, бабушка? – ошеломленно выдохнул я, потерев уставшие глаза.
Развернув следующие два листа бумаги, я вообще ничего не понял. Бумага, испещренная знаками, походила бы на древний свиток, если бы послание не было написано современной гелевой ручкой. Загадочные символы были похожи и на китайские иероглифы, и на клинопись одновременно. Они слишком четко начертаны, не дрожащей рукой пожилой женщины. Может, это писала не она?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?