Текст книги "Ивовая нежность"

Юлия Носова
Ивовая нежность. Сборник стихотворений

© Ю. Носова, текст, 2024

© Издательство «Четыре», 2024

Городская лирика

«Ночи Петербурга – цвета карамели…»

 
Ночи Петербурга – цвета карамели,
Лепестки сирени —
                                повторенье звёзд,
Замирает время,
                         в мире параллельном
Золотой скорлупкой
                                   отразился мост.
 
 
Ночи Петербурга – сладкий шёпот лета.
Ласковою кошкой,
                               изогнувшей хвост,
Тычется в ладошку
                                 рыжего рассвета
Твёрдо и упруго
                               Эрмитажный мост.
 
 
Ночи Петербурга… кто же вас придумал?!
Невскою водою
                         смыт вчерашний холст…
Где гуляют двое,
                            карамельный сумрак
лёгким полукругом
                                        нарисует мост.
 

«А Петербургу выпала весна…»

 
А Петербургу выпала весна,
Неповторимый и счастливый жребий,
Здесь першпектива Невская длинна,
И от земли рукой подать до неба…
 
 
А Петербургу выпала весна!
А Петербургу выпало родиться!
Награда ли, удача ли, вина —
Стать сразу же российскою столицей?
 
 
Но Петербургу выпали века,
И гибельные не сбылись приметы.
И линия небесная легка,
Как строчка гениального поэта.
 

«Широк размах у петербургской осени!..»

 
Широк размах у петербургской осени!
И ветер рвёт листву, нетерпелив,
Фонарь кидает в лужу папиросиной
И треплет тени лошадиных грив.
 
 
А в подворотнях – окриком ли, посвистом:
«Гони, гони! Да будет враг разбит!»
Отчаянно сражающимся ротмистром
Несётся дождь под громкий стук копыт.
 
 
И бой, и бунт!.. Величие, свержение!
И кони, взвизгнув, встали на дыбы!
Вся осень в Петербурге – отражение
Российской необузданной судьбы.
 

«Дикою строптивою лошадкой…»

 
Дикою строптивою лошадкой
Осень мчит по питерской земле,
Мир качая, призрачный и шаткий,
В предвечерней сизой полумгле.
 
 
Рвутся листья, плачет птичья стая,
С крыльев резко стряхивая снег.
И застыли люди, наблюдая
Сумасшедший лошадиный бег.
 
 
Вызвался отчаянный наездник,
И, почуяв истинную власть,
Над Невой, как над великой бездной,
Бешено кобыла понеслась
 
 
Сквозь века…
                            Мелькали дни и лица.
Под протяжный долгий скрип подпруг
Всю страну, как осень-кобылицу,
Объезжал бесстрашный Петербург.
 

Стрельна

 
Долгий счёт ведёт кукушка
Будущих веков.
Стрельна – милая старушка
В шляпке из цветов.
 
 
Ивы в нежных пелеринах
Встанут у крыльца.
Стрельна – прима-балерина —
Выйдет из дворца.
 
 
Волны дерзко с ветром спорят,
Чья главнее роль.
Стрельна – девушка у моря,
Вечная Ассоль.
 
 
Только чувства неподдельны.
Время, приготовь
Для Прекрасной Дамы-Стрельны
Чудо и любовь!
 

«А в Петербург из хроникальных строчек…»

 
А в Петербург из хроникальных строчек
Вернулась осень. Обмер Летний сад.
Вираж листа – непоправимый росчерк,
И время опрокинется назад.
На час? На век? Поймёшь ли в эту темень?!..
И я спешу скорей к календарю.
Там ветер, беспорядок и смятенье.
Что ж, Питер снова сдался октябрю.
 

«Мой светлый ангел с добрыми глазами…»

 
Мой светлый ангел с добрыми глазами,
Взмахни крылом, взметни, как щит, крыло!
Ночь белая плывёт под небесами,
И Медный всадник смотрит сквозь стекло,
 
 
И множатся в оконных отраженьях
Мосты и солнца, шпили, купола.
Течёт река… Чтоб не прервать движенья,
Не опускай, не опускай крыла!..
 
 
Какие б в спину ни взирали лица,
Какой бы царь ни оседлал коня —
Храни, мой ангел, Невскую столицу,
Храни её!.. А заодно – меня.
 

«Какие-то и жалость, и сиротство…»

 
Какие-то и жалость, и сиротство
В прощальном тихом скрежете замка.
Пустеют вдруг участки садоводства,
Как щедрого дающего рука.
 
 
А собственная ноша вряд ли тянет,
И в рюкзаках – заветные плоды…
Стоят добросердечные христиане —
Смиренные притихшие сады.
 
 
Торопятся привычно горожане.
Пыхтит автобус выхлопной трубой.
И поздних ос чуть слышное жужжанье
Проводит до калитки нас с тобой.
 
 
О, это место встреч и расставаний,
Наш летописный сказочный рубеж
Осенних опоздавших оправданий,
Весенних восхитительных надежд.
 
 
Плыви же, городской беспечный житель,
В потоках электричек и времён
В свою многоэтажную обитель,
Накормлен, вдохновлён, благословлён.
 

«Вдали от суеты столичной…»

 
Вдали от суеты столичной,
От городского непокоя
Щебечут весело синички
О том, что небо голубое!
 
 
Им с тонкой веточки берёзы
Небесный свет гораздо ближе.
А я, чтоб посмотреть на звёзды,
Иду на городские крыши,
 
 
Дрожу от ветра и озноба,
А, впрочем, выгляжу нелепо:
На верхней точке небоскрёба
Всё так же далеко до неба…
 

Лирика природы

«Сегодня свет идёт не так…»

 
Сегодня свет идёт не так
И в поле, и в лесу.
Ты вербной веточки зигзаг
В блокноте зарисуй,
Ярчайшим проблеском в воде —
Цветущих почек ряд…
И в небо хочется глядеть,
Где птицы голосят.
И, с ними чувствуя родство,
Ликуй, лови, встречай
Восторженность и торжество
Весеннего луча!
 

«Соловей, соловей – первозванная птаха…»

 
Соловей, соловей – первозванная птаха,
У начала времён, у истоков реки
Он поёт и поёт, он не ведает страха,
Он не верит в конец музыкальной строки.
 
 
Непогода и зной – всё ему не преграда,
Ты услышь, человек, небеса не гневи,
Соловьиную песнь в кущах майского сада
О земле, о весне и о Божьей любви.
 
 
Поскорей прогони прочь из сердца усталость,
Этой птахе небесной ты не прекословь!
Всё, что будет ещё, всё, что есть, что осталось —
Это мир и любовь, этот мир как любовь.
 

«Венцы весны…»

 
Венцы весны —
   высокий терем,
Весной скворцы
   прогонят темень
И бубенцы
   синиц и славок…
Идёт весна,
         ей слава,
                        слава!
И ввысь,
   и ввысь – цветы и птицы,
Всё над землёй взлететь стремится.
Я и скворцы – единоверцы,
И свет идёт от солнца к сердцу!
 
 
Целуй,
           целуй виссон соцветий,
С лица пыльцу развеет ветер,
Венком весны и ты увенчан!
Идёт весна – ей вечность,
                                  вечность!
 

«Полна живыми соками земля…»

 
Полна живыми соками земля.
Уже перебродило и созрело
Вино весны в сугробах февраля.
И я прошу скорей у винодела:
– Давай, пока мороз сильней огня
Нам губы жжёт и снежен путь покуда,
Нальём в минуты завтрашнего дня
Вино весны из зимнего сосуда.
 

«– Да неужели, – я шепчу, – весна…»

 
– Да неужели, – я шепчу, – весна
Пришла и в нашу мёрзлую столицу? —
И, новость эту важную узнав,
Бежит упрямо талая водица,
Спешат пролиться резвые дожди,
Штурмует зелень хмурые газоны,
И сердце часто прыгает в груди,
Стремясь успеть к открытию сезона.
 

«Скворцы, синицы, воробьи…»

 
Скворцы, синицы, воробьи
И жаркий полдень рыжей кошкой
Поют мне громко о любви
В полуоткрытое окошко.
 
 
На все известные лады
Без барабанов и свирели
Звенят, разбужены, сады
Смешной мелодией апреля.
 
 
Вот веток яблоневых сеть
Свободно в небо распахнулась…
И сердце просится взлететь
За песней в солнечную юность.
 

«У заводи услышишь соловья…»

 
У заводи услышишь соловья,
Он так пойдёт выделывать коленца,
Что веришь: это пение земля
Взяла из своего большого сердца.
 
 
Стоит олешник, светом озарён,
И небеса прозрачны над равниной…
И ты притих, на жизнь благословлён
Заливистою песней соловьиной.
 

«Как пахнет… сладостью и маем…»

 
Как пахнет… сладостью и маем,
До головокруженья – ах!
Цветёт сиреневое пламя
В зелёных питерских садах.
 
 
Мне в душу, горячи и быстры,
Сквозь городской привычный гам
Летят сиреневые искры,
Как звёзды, падают к ногам.
 
 
Неудержимо и упрямо —
И мне от этого больней! —
Горит сиреневое пламя
Ушедшей юности моей.
 

«Зори заарканят зовом…»

 
Зори заарканят зовом
Душу зыбкую мою,
За собой поманят словом,
Звонкой птицей запоют,
Заструится с веток светом
Лучезарным органза,
Заозорничает с летом
Золотая стрекоза,
И помчится по дороге
За сиянье звёзд и лун
Златогривый, тонконогий
Дивный розовый скакун
В те края, где расплескала
Даль в лугах алазарин [1]1
  Алазарин – природный краситель ярко-красного цвета.


[Закрыть] —
Прямо в зарево начала,
Прямо в зарево зари.
 

«Август тихий, томительный, сладкий…»

 
Август тихий, томительный, сладкий.
Время кажется хитрым и льстивым.
Я неловко играю с ним в прятки,
Чтобы стать на мгновенье счастливой.
 
 
Счастья зёрнышки, крошки, крупицы
Я пугливо ловлю понемножку…
Август – сладкоголосая птица,
Время – хищник проворнее кошки…
 
 
Ах, мой август… покоя не знает,
Ни пощады, ни боя не просит!
И летит перелётная стая
Над землёю в разверстую осень.
 

«Пустился дождь на самотёк…»

 
Пустился дождь на самотёк,
И я грущу.
Промокший, с дерева листок
Припал к плащу.
Я лист подброшу к небесам:
Лети смелей!
А он – беспечен и упрям! —
Спешит к земле…
 
 
Что отпустила к небу твердь —
Тому упасть.
Над всеми нами только смерть
Имеет власть.
Закон един и сквозь века
Неоспорим.
Мы все сорвёмся, но… пока
Повременим!
Я капли со щеки сотру…
Пусть вечер мглист,
Но ввысь поднялся на ветру
Упавший лист!
 

«Ноябрь – месяц-полузимник…»

 
Ноябрь – месяц-полузимник —
Зовёт кататься, чародей,
На тройке серебристо-синих
Лихих диковинных коней.
 
 
И ждёт меня последний праздник,
В колючем колдовском дыму
Ноябрь – месяц-сладострастник —
Приник к запястью моему.
 
 
Цветов озябнувшая прелесть,
В туман клонящийся закат…
Переплелись тут, словно спелись,
Покой и горечи утрат.
 
 
Но день растает прибауткой,
И я, притихшая, смотрю:
Ноябрь в санях по первопутку
Спешит навстречу декабрю.
 

«Снег стаял, обнажив овраги…»

 
Снег стаял, обнажив овраги,
Леса беззвучны и пусты,
Чернеют горечью коряги
Да безутешные кусты,
Трава промокшая примята,
Листвы мертвеющей печать…
В утратах осень виновата —
Но только сердцу отвечать.
 

«Чёрная кошка – по белому снегу…»

 
Чёрная кошка – по белому снегу…
Ярких снежинок на шёрстке следы.
Словно рисует загадочный некто
Необъяснимую суть красоты.
 
 
Белая птица – по тёмному небу…
Мощный, стремительный, дерзкий полёт.
Прыгнув на старую спящую вербу,
Кошка добычу тихонечко ждёт.
 
 
Кружится птица, и дразнит, и манит,
То – где-то рядом, то бросится прочь…
Лапкой пушистой скоро поймает
Белую вьюгу
чёрная ночь.
 

«О, непокорный мой февраль…»

 
О, непокорный мой февраль,
Неустрашимый честный воин,
Где для тебя найти медаль,
Какой ты истинно достоин?
 
 
На пограничном рубеже
Стоишь, заснежен и морозен,
Ты, не смирившийся в душе
С приходом чьих-то новых вёсен!
 
 
О, мой неистовый боец,
Скажи, где ты берёшь отвагу,
Чтоб – зная, что всему конец! —
Не отступить назад ни шагу?
 

«Позабыв, что сердцу мило…»

 
Позабыв, что сердцу мило,
Север, зиму и звезду,
Снег идёт, идёт по миру,
Следом я за ним иду.
 
 
Он спешит, наверно, к югу.
Не сдержать его в горсти —
Как единственного друга
Я хочу его спасти.
 
 
Он летит за птичьей стаей,
Но столкнётся там с бедой:
Он растает, ох, растает,
Станет тёплою водой.
 
 
Он не слушает советы,
Он упрям – как человек!
Прямо к солнцу, к лету, к свету
Снег идёт, идёт по свету…
Я сама как этот снег.
 

«О, Севера летние саги!..»

 
О, Севера летние саги!
О, летопись дивной земли!
Полярные дикие маки
Головки в лазурь вознесли.
 
 
Качаются, золотокрылы, —
Цветенья недолгий полёт!
Но сколько естественной силы
Земля в летний час отдаёт!
 
 
Для спора, для счастья и славы —
Пусть ветер сильнее и злей! —
Качаются, золотоглавы,
Своих не преклонят стеблей.
 
 
И день летний солнечно светел,
И как восклицательный знак
В сказаньях о северном лете —
Цветущий арктический мак!
 

Георгины

 
Осиянность – осенины!
Салютуют там и тут
Георгины, георгины,
Ослепительно цветут!
 
 
Скоморохи, арлекины —
Разноцветный карнавал!
Георгины, георгины,
Георгины правят бал!
 
 
О, торжественные гимны —
Продолжайся, славься, жизнь!
Георгины, георгины —
Карусель, кружись, кружись!
 
 
Патетические тосты,
Пышной шапкой пенный брют!..
Обжигающие звёзды,
Что у бездны на краю…
 
 
Проживи, прочувствуй, cпразднуй
Миг веселья, миг любви!
Свет пронзительный и ясный
Сердцем бешеным лови!
 
 
Пир!..
До поздней журавлиной
Песни где-то вдалеке.
До последних георгинов
В обессиленной руке.
 

«Хочу сберечь и не могу…»

 
Хочу сберечь и не могу:
В саду, у старенькой калитки,
Стоит черёмуха в снегу
Невестой в шёлковой накидке.
А рядом с ней смахнёт слезу,
Сутулясь, яблонька седая,
Уже предчувствуя грозу,
Ещё её не принимая.
 
 
И я не знаю, чем помочь.
Едва лишь дождь утихнет звонкий,
Рассыплет яростная ночь
Соцветий мелкие осколки
И засудачат у ворот
Рябины, сплетницы-соседки:
Под сердцем созревает плод,
И томно тяжелеют ветки…
 
 
А там и лето отцветёт,
Нагрянет бабья осень гостьей,
Отмерит сладостных щедрот
И горьких ягод полной горстью.
 

«Осинка – талия осиная…»

Кривое деревце Иуды…

Н. Заболоцкий

 
Осинка – талия осиная,
Звенишь осой, попавшей в плен.
За что тебя, скажи, красивая,
Смешали с горечью измен?
 
 
Так очернили, будто предали,
Оклеветали – на века!
А ты, своей беды не ведая,
Беспомощна… Но высока!
 
 
Прости же нас, нелепых грешников,
Скор на расправу слабый люд.
Среди деревьев нет изменщиков,
Среди людей полно Иуд.
 
 
Осинка… осиянны вечностью,
В листве запутались слова.
Дрожишь – как споришь с человечеством,
И в этом споре ты права!
 
 
Цвети же, день весенний празднуя,
Верхушкой к небу ближе всех.
Стоять тебе, моя прекрасная,
Чужой отмаливая грех.
 

Я связана с этой землёй…

«Прозрачнее зелень отавы…»

 
Прозрачнее зелень отавы,
А туч синева – тяжелей.
Наполнены сочные травы
Молитвенным гулом шмелей.
 
 
Таятся душистые росы
В нежнейшем изломе цветка.
Как жарко цветут медоносы!
Как сказочно пахнут стога!
 
 
Стоят куполами одонки [2]2
  Одонок – псковское просторечное название стога сена.


[Закрыть],
Достаток храня и покой.
И стеблем, и крепким, и тонким,
Я связана с этой землёй.
 
 
Креста ли нательного нитку,
Меча-кладенца рукоять?
Держу я в ладони травинку,
Себя чтобы не потерять.
 

«В день отлёта шустрых звонких ласточек…»

 
В день отлёта шустрых звонких ласточек
Ветер грусть-тоску принёс с полей,
Тихой дробью деревянных палочек
Дождь зацокал у моих дверей.
 
 
Отзвенело щебетаньем, смехом ли
Время беззаботное проказ,
И притих задумчиво Ореховый,
Самый поздний, плодоносный Спас.
 
 
Зябко на душе от ветра резкого,
И дрожит слезинка у ресниц.
Вновь дома пустеют деревенские,
Словно гнёзда перелётных птиц.
 

«Тяжелеет небо грозной синью…»

 
Тяжелеет небо грозной синью —
Плачет о любви своей Аксинья.
Муж бьёт жёнку со всего размаха…
Прячет синяки её рубаха.
 
 
Розовеют трепетные дали
Девичьим смущением Натальи.
Скоро день мрачнеет, занедужа, —
Выть ей в голос от измены мужа.
 
 
Во хмельном ли, плясовом угаре
Чудится свобода резвой Дарье.
Сердцу только причитать да охать:
Ходит-бродит в жарком теле похоть.
 
 
Тихий Дон неспешно катит волны,
Чередой столетий утомлённый.
 
 
Но в ненастье, в стужу или в вёдро
Нелегки наполненные вёдра.
 
 
И в цветном привычном полушалке
У речной излуки, на проталке,
От тяжёлой ноши обессиля,
В воду глянет на себя Россия…
И пойдёт водица мелкой рябью,
Душу успокаивая бабью…
 

Сад

 
Строптив и неприветлив старый сад,
Совсем отвык от ласки человечьей.
Сухие прутья копьями стоят,
А ветки-плётки мне рубцуют плечи.
 
 
Сквозь заросли крапивы и вьюнка
Зовут к себе чернеющие вишни.
И только ветер для острастки свищет,
Гудит комар у моего виска.
 
 
Когда, в каком году, в каких веках
(Мне кажется, что их прошло немало)
Здесь молодые вишенки сажала
Радивая хозяйская рука?
 
 
Но, видно, вышел век, иссяк азарт,
И человеку скромный труд наскучил…
Грохочет гром, и обнимает сад
На всех людей разгневанная туча.
 

Изёбка

 
На улице сыро и знобко.
Насыпало снега с лихвой.
Нарядной девчушкой изёбка
В шубейке стоит меховой.
 
 
Как смех, отзвенит новогодье,
Уеду – останется тишь,
Где только метель хороводит
Да снег осыпается с крыш.
 
 
Вернуться б сквозь вёрсты и ночи —
Разбить твердокаменный лёд,
Прогнать одиночество волчье,
Что бродит у самых ворот.
 
 
Ах, выведи, выведи, тропка,
Ах, время, со мной не скандаль!
Невестой счастливой изёбка
Засмотрится в синюю даль…
 
 
Но тянутся нити и тени
Суровой зимы вихревой.
Сугробы, как толстые стены,
Возводятся по круговой,
 
 
И крутится, кружит позёмка,
Да так, что следы не видны,
И стынет вдовою изёбка
До радостной новой весны.
 

О Севере

 
Письмо начинается с красной строки снегирей,
С румяной зари, закутанной в мех облаками…
У северных зим нрав серьёзней, отважней, смелей,
Чем у южанок с подтаявшими снегами.
 
 
А почерк зимы то петляет, то ровно идёт,
То лист белоснежен, то – шишки, кора да иголки.
И видится мне снегирино-синичий полёт,
И слышится: воют в лесу одинокие волки.
 
 
Рассказ будет долгим, но зимний закончится день,
И ночь начинает своё колдовское сказанье:
Взойдёт на валун, горделив, серебристый олень,
И в звёздных рогах его яркое вспыхнет сиянье.
 
 
Мне кажется, нет у письма и не будет конца,
И жажда читать и читать его – неодолима.
И в южных широтах я с севера жду письмеца,
Пускай мне напишут студёные снежные зимы.
 

«Ах, мой Север, ах, сапфир, верделит…»

 
Ах, мой Север, ах, сапфир, верделит [3]3
  Верделит – драгоценный камень (зелёный турмалин).


[Закрыть],
Да алмазы всё кругом, жемчуга —
Как приданым дорогим наградит
Не на жизнь – одну, мою! – на века!
 
 
На снегах и в небесах – торжества,
Север – веер драгоценных лучей.
Самоцветами горят кружева,
Солнца ярче и костра горячей.
 
 
Ах, мой Север – сердолик, сердолик,
Ближе к сердцу я ношу оберег,
А по весу он ни мал, ни велик —
Свет-слезинка звонких северных рек.
 

«И летом дольше века длится день…»

 
И летом дольше века длится день,
Когда допит глоток воды из фляги.
И шумно дышит северный олень
И нехотя отщипывает ягель.
 
 
Пойдём туда, где зелена трава,
До зимних стуж осталось нам немного.
День будет до того коротковат,
Что не пройдёшь два шага от порога.
 
 
И ночь, черней гагарова пера,
Накроет свет. Испортится погода.
И прозвучит: «Дожить бы до утра!»
Молитвой на полярные полгода.
 

«Когда стоит погожий летний день…»

 
Когда стоит погожий летний день,
Прозрачность в воздухе и чистота такая —
Хрустальною мелодией из рая
Над тихою землёй струится звень.
 
 
Возьми воды озёрной для питья,
Сорви с куста морошки спелых ягод,
И кажется, что ты спасён от тягот
На целый век земного бытия.
 
 
И хочет ласки от твоей руки
Волна, в которой отразилось небо,
А в озере озорничают нерпы,
И где-то счастье кличут кулики.
 
 
Зелёный мох, похож на оливин [4]4
  Оливин – природный минерал, полудрагоценный камень зелёных оттенков.


[Закрыть],
Несмело намекает на богатство.
О, Север мой, великое пространство,
Где всё – любовь… И только по любви.
 

Крепость Орешек (Шлиссельбургская крепость)

 
Этой крепости сотни лет,
Лишь однажды её взял швед.
Ветер здесь силён и колюч,
А над входом повешен ключ.
Ты прислушайся… помолчи.
Здесь повсюду звенят ключи,
Тяжко двери гудят, скрипят,
Стражи ночью почти не спят…
Это темь, это марь – тюрьма.
Здесь царевич сошёл с ума.
О, насмешка! – за годом год
Жить у выхода, у ворот!..
(И не думать, не знать, не сметь…
Избавлением стала смерть.)
 
 
С кровью смешанная вода,
Гордых узников череда,
Долгий тёмный тюремный срок,
Связка судеб, ключей, дорог…
Всё в тиши да во мгле могил
Под ключом город схоронил.
 
 
Ключ к разгадке далёких тайн.
Тонкий ключ журавлиных стай —
Сколько их, да за семь веков, —
Слов, запретов, надежд, грехов —
Взмыло в небо над островком?..
В горле ком…
Нынче травы лежат у земли,
Где-то в небе плывут журавли,
Над обрывом сирень пышна,
Под обрывом не видно дна…
На вершине песчаных круч —
Город-крепость, где спрятан ключ.
 

«Есть Волга и Ока, но я хитрить не буду…»

 
Есть Волга и Ока, но я хитрить не буду:
В какие б стороны дорога ни вела,
Мне хочется прийти на тихий берег Уды [5]5
  Уда – река в Псковской области.


[Закрыть],
Где низко над водой склоняется ветла.
Глубокая река волной камыш ласкает,
И стелется туман по зыбкому хвощу…
Моя земля меня в любой край отпускает,
Да только я её нигде не отпущу.
 

«Не привычная всем осока…»

 
Не привычная всем осока —
Ни тропинки не видно, ни рва! —
По России моей широкой
Грозовая растёт трава.
 
 
Я не трону её, не раню
Память горьких великих битв,
Поле жатвы и поле брани,
Место чаяний и молитв.
 
 
Сколько ж их в глубочайшей сини
Над горячей травой полей?
Только небо твоё, Россия,
Знает больше земли твоей.
 

«Русь брусничная, богатая…»

 
Русь брусничная, богатая,
Алым вышитый платок
На седые мхи лохматые
У своих уронишь ног.
Ступишь робко и застенчиво
В огневой горячий круг,
Чтобы опалённым птенчиком
Ловко выпорхнуть из рук…
 
 
Русь брусничная… ах, горькую
Прячет ягоду во мху.
Ветер юную и тонкую
Бьёт отчаянно ольху
Дождевым хлыстом узорчатым…
Муж – жену, холопа – царь.
И горит брусничной строчкою
Свежий яростный удар.
 
 
Утро встанет ярко-ясное,
Даль раздвинет берега.
Примет девицу прекрасную
Посветлевшая река.
Ох, студёные, колючие
Тянут волны в тёмный лес,
Где в брусничники дремучие
Звёзды падают с небес.
 
 
И по берегу брусницею
Стелется знакомый след,
Красноватою жар-птицею
Над землёй плывёт рассвет.
О, страна надежд и тяготы,
В дымке лет не разберёшь,
То ль по звёзды, то ль по ягоды
Ты, великая, идёшь.
 

«В тревожный час метели зарябили…»

 
В тревожный час метели зарябили,
Но чудится сквозь расстоянья мне:
Неопалимы в собственном огне
Пронзительные ягоды рябины.
 
 
В них будущего яркие предвестья
И зарево давно минувших гроз…
К ладони льнёт рябиновая гроздь,
И я касаюсь алого созвездья —
 
 
И кажется, ничто над ним не властно:
Назло всем испытаньям и врагам,
Напастям безутешным и снегам
Оно горит неистово, прекрасно…
 
 
Да будет это пламя негасимо!
И над землёй моей мерцает пусть
Рябины свет – надежда в нём, и грусть,
И русская несломленная сила.
 

«Пой, соловка, громче пой…»

 
Пой, соловка, громче пой,
Чтоб куражиться, кружиться
Русской душеньке живой:
Бабьей песне да мужицкой.
 
 
Чтоб лилась она рекой,
Что конца себе не знает,
Потому что как рукой
Песня боль с души снимает.
 
 
Пусть же вытечет до дна
Боль-утрата, боль-смиренье.
Пой, родимая страна,
Про своё долготерпенье.
 
 
Пой же, душенька, не пей,
В песне донца не бывает.
Слышишь, как тебе с ветвей
Соловейка подпевает?!
 
 
Пусть же голова хмельна
От весенней сладкой трели!
Пой, родимая страна,
В соловьиные недели.