Текст книги "Родители поймут. Четыре истории о материнстве"

Родители поймут
Четыре истории о материнстве
Юлия Радошкевич

© Юлия Радошкевич, 2023

ISBN 978-5-0060-0973-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я большая, ты маленькая

На момент рождения малышки Оля не спала сутки. Схватки начались ночью, она дремала, проваливалась сон, перекладывалась с боку на бок, даже какое-то время спустилась на пол, где и там пыталась уснуть. Но сном в привычном понимании это было сложно назвать. Муж был рядом, как мог помогал. Когда в поле зрения попались часы, – шесть утра – Оля не поверила: и много, и мало было одновременно. Она не знала, что дочь появится на свет только через двенадцать часов.

…И вот она на каталке за дверью родовой. Ей несут туго спеленутую дочь, неожиданно для Оли родившуюся с чубом темных волос. Когда малышку положили на живот, вместо воспетого импритинга она испытала чистое удивление. И вот сейчас нужно было приложить дочь к груди, к непропорционально маленькому ротику, который шамкал воздух. Малышка снова удивила и вцепилась в грудь, так что у Оли искры из глаз пошли. Потом обе приноровились и стало не так ощутимо. В коридоре они пробыли с полчаса. Пришла медсестра и забрала малышку в пластиковый кювез на колесиках.

К Оле подкатили коляску. Почему-то всех родивших для перестраховки усаживали в эти кресла и катили по коридорам. Вроде как честь и заслуженный отдых, какая-никакая забота в казенных стенах, но параллельно возникало чувство какой-то беспомощности… жалости к себе: «Такое перенесла! Целого человека родила, конечно, коляска и кровать помягче, и чтобы поспать дали…»

Но сервис быстро закончился. До палаты, где медсестра быстро объяснила, как ухаживать за ребёнком и тут же удалилась по своим делам. В двухместной палате девушка осталась один на один с сопящим в кювезе младенцем. Крошечным, с подоткнутым одеялом под спиной: «Чтобы, если срыгивает, не задохнулся». Оля проверила надёжность конструкции и по-хозяйски стала разбирать сумку, рассовывая памперсы, воду, салфетки по тумбочке.

Потом принесли ужин: кашу с чаем. Оля съела все и тут бы поспать, но малышка вдруг заплакала. Неумело взяв в руки, кулёчек она стала качать крошку: «Чичичи-чичичи». Неожиданно эффект распространялся больше на Олю. Глаза слипались, но при каждой попытке положить ребёнка обратно в пластиковый короб, малышка просыпалась и приходилось качать по новой. Безысходность.

Успокаивало одно: из соседних палат доносилось такое же кряхтение, слабое мяукание, требовательный плач.

За окном уже стемнело. Спать хотелось очень, но ребёнок никак не хотел лежать отдельно. Ложиться с малышом вместе Оля боялась. Вдруг задавит?

В часа два ночи на ор пришла медсестра: бойко запеленала малышку так, что казалось даже если бы она хотела раскричаться, не получилось бы. Оля хоть и тренировалась, могла только позавидовать этому мастерству: маленькие ручки так и норовили вылезти из казённых пелёнок.

Оля прилегла на кровать, мгновенно впав в полудрёму, но дочь, видимо привыкшая к темному тесному животу мечтала оказаться там и решительно заявила об этом матери. Силы у Оли заканчивались, она потихоньку начала злиться: «Я родила, я имею право хоть поспать в конце концов? Что это за муки?»

Претензии были справедливы, слёзы обиды накатили на глаза. Дочь снова взревела. Оля взяла ее на руки, сквозь слёзы посмотрела в крошечное опухшее личико. И что-то начало в ней просыпаться. Внутренний диалог продолжился: «А какого ей? Человек вот один день как на свете, ничего непонятно, страшно ему. А я тут ною… Спать не дают. Кто тут маленький? Кто большой? Я большая, ты маленькая».

Последнюю фразу Оля повторила вслух, разжигая появившуюся уверенность. Решение пришло мгновенно. Медсестры перестали заглядывать в палаты, и обессиленная Оля, устроила гнездо из подушек на кровати и положила дочь с собой, рядом с сердцем. «Девять месяцев этот стук был фоновым шумом для дочери, – рассуждала Оля. – И сейчас убаюкает».

Через пять минут Оля тоже отключилась: одна часть ее еще тревожилась, а другая отпустила ситуацию. Большой человек маленькому не навредит. Не навредит.

Мы плывём на льдине…

К рождению дочери Валя готовилась. Основательно. Читала книги, ходила на курсы. Даже мужа уговорила прийти на парочку занятий. Родила просто, даже как-то буднично: отделалась лёгким испугом и то в самом конце.

Но к жизни после выписки ее курсы не готовили. По началу Валя держалась, честно. Тут ещё родственники налетели – взяли на себя дом, хозяйство… Но прошло две недели и карета превратилась в тыкву. Муж вышел на работу в жесткую пятидневку, не представляя насколько жесткой окажется пятидневка его жены.

– Ну мамочка, вы даёте, – развела руками педиатр. – Что говорите, ели, бананы? Ну не годится, вы видите, ЧТО у ребёнка на лице?

Валя стояла, рассеянно смотря на врача, молоко подтекало и вот-вот должны были расползтись мокрые пятна по футболке. Девушка скрестила руки, чтобы врач ничего не заметила. Та восприняла ее позу как вызов. Опустила своё грузное тело в кресло и продолжила врачебный террор:

– Отказаться, понимаете. Не навсегда, на время. Понимаете, что это вот все на лице у ребёнка, ваш рацион? Овсянка, гречка, ломтик сыра – можно. Фрукты, сладкое, молочка – надо воздержаться. Вы же ребёнку плохо делаете.

Маленький борец за справедливость и еду – пока единственную радость в жизнь (увы, пухлые щечки и улыбки во сне имели крайне непродолжительный эффект) проснулся в хрупкой Вале:

– Но откуда тогда молоко будет, как мой организм будет получать витамины?

«Где в этой истории я?» – хотелось взреветь от отчаяния Вале.

– На время, вы слышали? Недели две-три и потихоньку можно будет вводить новые продукты. За пару месяцев никто не умер, – педиатр с трудом поднялась с кресла и посмотрела на Валю ледяным взглядом сквозь очки.

– Поняла, – сдалась полностью раздавленная Валя. Закрывая дверь, она с трудом сдерживала накатившие слёзы.

Дочь заворочалась в кроватке и будто почувствовав настроение матери, стала выражать его единственным доступным способом – оглушительным плачем.

Мокрые следы на футболке стали растекаться сильнее. Грудь истошно оравшая дочь не взяла. Валя переоделась, блаженно ощущая себя в ванне как в бункере, будто вовсе и не ее дочь плачет, а чей-то другой ребёнок. Но чувство вины не дремало: ребёнка нужно успокоить.

Вверх-вниз, вправо-влево, на фитболе, в коридоре, в зале, кухне. Безумие, конечно, но где-то ведь стены могли ей помочь укачать ребёнка? Дочь затихла у шкафа с зеркальной дверцей. Валя посмотрела в него и не узнала себя: растрёпанная, с немытой головой и с запеленутым кульком, о котором так грезила, так мечтала.

Песня пришла сама, тонким сиплым голосом Валя запела: «Ложкой снег мешая, ночь идёт большая… Что же ты глупышка, не спиишь… (пауза, отдышка под посапывание дочи) Спят твои соседи, белые медведи, спи и ты скорей малыш…» Дочь уснула и можно было попробовать тихо переложить ее, но песня рвалась из Вали, и она продолжила, бодро, забывая и путая слова.

«Мы плывем на льдине как на бригантине, по седым суровым морям», – так это ж про меня и педиатра, про мои будни, – осенило Валю.

«И всю ночь соседи, белые медведи машут дальним кораблям», – а я как тот дальний корабль, мне что-то все машут и машут…

Сравнение чуть развеселило Валю. А может это заснувшая дочь так подействовала? Не в силах больше бороться, Валя легла рядом и провалилась в сон.

Ей приснилось как она в фуражке и с ребёнком на руках управляет большим кораблем, обруливая льдины и айсберги спокойно и уверенно. Ветер дует в лицо, а ей непочем. Проснулась с мыслью: «К чёрту, выплыву» и закрыла сквозившую форточку.

Возвращение

Зной в квартире, зной в душе. Оля сидела на полу маленький кухни, где на пелёнке, растопырив ноги лежала трёхмесячная дочь. Сегодня девушка как-то справилась со стиркой, готовкой, мытьем полов и вот застопорилась на посуде. Решила отдохнуть.

Смотрела на дочь и не видела. Удивительное чувство. Чтобы развеять морок, решила включить что-нибудь из старого. Взбодриться. Попалась «Земфира». «Мы разбиваемся….» – подпевала Оля, намыливая тарелку. – «Звонки телефонные…» Поставив последнюю тарелку в шкаф, она без сил стекла на пол. Все. Она сегодня больше никуда не сдвинется с места. В кухню зашёл муж:

– Оль, ты чего? – она рассеянно посмотрела на него. – Понятно, собирайся, – взял все в свои руки муж.

– Куда? – слабо запротестовала Оля.

– Нужно проветриться и тебе, и всем. На речку смотаемся.

Удивительно, но тело откликнулось и поднялось. Ноги повели к шкафу, где руки сами потянулись к льняному в полоску платье.

Отмершая в декрете часть мозга пискнула: «Пофотаешься!» «Почему нет?» – подумала Оля и уже через минуту пыталась реанимировать засохшую от ненадобности тушь.

Она была готова выпорхнуть из квартиры, но нужно было собрать ещё дочь. Ну что ж… Немного попотев над маленьким тельцем, Оля и с этим справилась. Муж, не выносивший долгих сборов, уже спустился вниз к машине.

На улице оказалось свежей, чем в квартире. Через минут десять пара с ребёнком спускалась к реке. В одном месте были причудливо накиданы прибившиеся брёвна: «Сфотаешь?»

Муж нехотя вытащил телефон и сделал пару кадров, потом на фоне воды, кустов:

– Гулять-то будем? – фотографическое терпение мужа было исчерпано.

– Спасибо, – обиженно бросила Оля. Как обычно, начали за здравие…

Еще немного послонявшись по берегу, пара поехала обратно. Оля попросила мужа телефон. Половина кадров было безнадёжно испорчено раздражением и торопливостью мужа, но были среди них жемчужины.

В них Оля узнавала себя и нет. С ребёнком на руках она была вроде той же Олей, но не совсем. Что-то появилось в ней новое. Что-то красивое и завораживающее. На смену активности и движения, пришла какая-то женственная плавность, размеренность. Только сейчас она разглядела в себе это. Ей там наверху вместе с ребёнком дали возможность открыть новую себя, а она бежала от неё как от огня:

– Принимаю, – прошептала про себя Оля.

– Ты что-то сказала? – отозвался муж.

– Нет, ничего, – улыбнулась Оля, посмотрела на малышку в кресле, мужа. Вспомнила дом. Она все это принимает.

Штурм поликлиники

До нашей детской поликлиники двадцать минут ходу. Хорошего ходу. С ребёнком двадцать минут при наличии коляски, поэтому мы с дочерью начинаем собираться за час.

Мы обычно влетаем в поликлинику все в мыле, пытаясь обогнать каждую мамашку на своём пути – потенциальную захватчицу нашего кабинета.

– Кто последний в седьмой? – выпаливаю я – шапка сбита, куртка застегнута. Дочь ошалело осматривается, только раскрасневшиеся щеки выглядывают из-под шапки.

Очередь лениво обращает на меня своё всевидящее око: только кажется, что дремлет. Каждый здесь на чеку и готов пресечь любые попытки незаконно взять штурмом кабинет.

– Если без талона через одного, то за мной, – устало отзывается девушка в красном.

– Тогда я за вами, – побеждённо откликается девушка позади, которую мы обогнали на подходе в поликлинику.

Дочь начинает хныкать, эффект новизны прошёл. Начинаю раздевать, не выпуская из поля зрения девушку в красной кофте. Ее терять нельзя. Ни в коем случае. Иначе Очередь может выплюнуть тебя даже не поморщившись, а нам… Ладно мне, позарез нужна эта справка в детский сад, иначе совсем скоро у кого-то сдадут нервы. Поэтому сегодня я готова брать осадой этот кабинет. В рюкзаке запас провианта на меня и на дочь: бутылка воды, новая пачка салфеток, три книги, игрушка и «пауэр-бэнк» для телефона.

– Что они там делают с ними? – бухтит девушка в красном. Я ее понимаю, прошло сорок минут, а Очередь сдвинулась на полтора человека… Но поддерживать не спешу, слишком скользкая дорожка. Стараюсь сохранять бодрое расположение, да и дочь пока увлеклась другими карапузами. Грех жаловаться.

Тут стойко переносивший все тяготы ожидания малыш лет полутора из соседней очереди сдался, покраснел и начал истошно вопить. Мама явно растерявшая все силы, начала краснеть не меньше сына, шипя на него: «Ну что тебе нужно? Молчи, молчи!»

Но к слову сказать, малыш-то оказался смышлёным. Орал добротно, так что в радиусе метра возле него никого, кроме мамы не осталось. Минут через пять, похожих на сеанс экзорцизма, дверь заветного кабинета распахнулась: «Кто это тут так кричит? Заходите!» И приглушённый ор стал доноситься уже с обратной стороны.

В нашей Очереди все как один с завистью посмотрели на захлопнувшуюся дверь. Какой-то ребёнок жалкой пародией попытался переплюнуть недавнего героя, но тут же был остановлен мамой, не готовой к новым децибелам.

Впереди оставалось трое. Одна женщина «только спросить» была повержена Очередью и влачила жалкое существование в ее конце. Дочерью был съеден банан, прочитаны две книжки, был совершён рисковый поход в туалет. Девушка в красной кофте не исчезла, я выдохнула.

Не сговариваясь, мы с девушкой в красном пододвинулись чуть ближе к дверям кабинета. Уровень адреналина медленно поднимался. Сейчас зайдёт в красном, потом – я. Окинула взглядом коридор. Дочь через одну лавочку играет с девочкой, которая бесцеремонно кашляет ей в лицо.

Девушка в красном скрылась. Добровольно решаю сдать дочь вирусам, чтобы взять наконец этот кабинет. Нужно чем-то жертвовать. Чувствую давящий взгляд Очереди, которая программирует: «Заходи быстро, говори по делу, и помни про других!»

Эх, глупая. Твои законы в кабинете уже не действуют, там время идёт по другому. Это сейчас оно тянется и тянется… «А девушка вообще-то даже без ребёнка зашла…» – ловлю тот вскипающий голос внутри, все-таки поддалась всеобщему напряжению.

Наконец выходит! Я, как вратарь при решающем пенальти, бросаюсь к дочери, хватаю на руки и скрываюсь в кабинете.

Выдыхаю на пороге. Удивительно, но наше появление никак не отразилось на сидящих медиках.

Медсестра копается в карточках, а педиатр с другой стороны стола одним пальцем пытается что-то набрать на компьютере. Чувство такое, что клавиатуру она увидела пять минут назад и села разбираться:

– Здравствуйте! – всколыхнула замершее в кабинете время я. – Кузнецовы, справочку в детский сад бы. Анализы в пятницу сдали…

Толстый натруженный палец педиатра завис над клавиатурой, мне показалось, что я увидела на нем мозоль. Врач остановила на мне стеклянный взгляд:

– Присаживайтесь. Как говорите?

– Кузнецова Оля, 20.03.2020, – отчеканила я, будто в режиме реального времени Очередь смотрела на меня на экране и оценивала скорость действий.

Медсестра, отреагировав на мои слова, закопошилась с карточками и наконец выудила яркую книжицу:

– Ну… Так у вас анализы плохие, какая справка? Лейкоцитов много. Надо пересдать, – ткнула педиатр куда-то в карту тот самый палец.

Медсестра бойко стала строчить новые направления. Я понимала, что ещё чуть-чуть и мой приём закончится катастрофой, никакой справки я не получу. Нужно было что-то делать, и я вынула козырь:

– А мы перестраховались и сдали в частной. Там вроде нормально, посмотрите, – я подсунула бумажку врачу под нос, – педиатр замерла, вчитываясь в анализы. Вздохнула.

– Соки пьёте? – я кивнула. – Меньше надо пить.

И начала что-то печатать, сгорбившись над клавиатурой и вытянув свой единственный рабочий палец. Дочь к тому времени успела посидеть на кушетке, полежать под ней, залезть на руки и слезть с них, а педиатр натужно продолжала свой монотонный компьютерный труд: «Тык-тык-тык..»

Я уже хотела предложить помощь, но, наконец заскрипел принтер, выпуская бумагу:

– Завтра заберёте… – у меня внутри заледенело, снова Очередь… – в регистратуре. Можете идти.

Индульгенцию, наверное, не принимают с таким чувством, с каким я услышала этот вердикт. Подхватила дочь и пулей вылетела из кабинета. Очередь шевельнулась, но мне ее движения уже были не важны. Сегодня мы победили. Впереди была адаптация в садике, я старалась об этом не думать…