Текст книги "Близкие люди"

Глава 3

Казалось, это происходит не с ней. Закрытый гроб, поминальный зал, какие-то люди, лиц которых Лиза не помнила. Почерневшие от горя родители Серенького, её родители. Оружейные залпы, мерзкий дождь, размывший картину похорон.

Но главное, слова, слова, слова… Тысячи слов.

– Такое горе… Держись. Мы с тобой.

Ничего не значащие слова… А еще недоуменные взгляды. Может быть, она разочаровала явившихся родственников и случайных зевак. Тем, что не позволила себе рыдать напоказ, заламывать руки и бросаться вслед за опущенным в яму гробом. И тем, что наблюдала за происходящим с каменным лицом. Иногда невпопад кивая подошедшим выразить ей соболезнования. Или… Зачем там они подходили?

Не то чтобы Лиза была такой уж сильной. Просто кому-то нужно было держать ситуацию под контролем. Оставаться опорой. Для тех же родителей Сергея, которым совсем невмоготу было. Вот Лиза и крепилась из последних сил. А что по этому поводу думали посторонние, ей было все равно.

Те немногие, чьим мнением она дорожила, все понимали правильно. Тот же Ярослав, или командир Сережи – Богданов, или остальные члены его группы – в общем счете шестеро из восьми. И ее шеф, коллеги, которые, надо же, пришли в полном составе. Это Лиза как раз заметила и даже на миг зажмурилась, справляясь с собой. Потому что такая их поддержка её очень тронула. Как и приход Кати. Вдовы погибшего вместе с Сережей бойца. Славного, доброго, надежного, как скала, Михея.

В тот злополучный день из восьми человек в группе Богданова погибло двое. Оба семейные. Лиза старательно гнала от себя злой непотребный вопрос – почему бог не забрал других, тех, у кого ни жены, ни детей не было. Но тот нет-нет да и всплывал у нее в голове.

– Ох, Лизка… – обнял ее шеф. Большой во всех смыслах мужик.

– Ничего, Аркадий Семенович, справлюсь. – Лиза вдохнула исходящий от него аромат – запах сигарет, кондиционера для белья и каких-то резких мужских духов, которыми она, посмеиваясь, рекомендовала ему не злоупотреблять. Родной, успокаивающий аромат. Как будто из прошлой жизни… Где все еще хорошо.

Интересно, она когда-нибудь будет смеяться?

– Я тебе отпуск оформил.

– Как отпуск? – испугалась Лиза. – Зачем?

Скорбная процессия потянулась с кладбища к стоянке. Лиза резко остановилась, перегородив людской поток. Который, разделившись на две струйки, двинулся дальше, минуя их с Дубильетом.

– Как это зачем? Тебе бы отойти не мешало, Лиз, – заявил он и, взяв под руку, повел за собой к машине.

– Да вы что, Аркадий Семенович! Так я хоть на работу отвлекусь, а в отпуске – если только в петлю сразу.

– Ну, ты это! Давай… без глупостей, – насупился. Как и всякий мужчина, он был не силен в словах, хоть и был ее шеф-редактором.

– Да это я так. Не берите в голову. Но на работу выйду. И слышать ничего не хочу об отпуске. Вот прямо завтра и выйду.

– Завтра – воскресенье.

– А когда это нас останавливало? Надо заканчивать статью. И за другую браться. Вы, кстати, еще никому не отдали тему Панамских офшоров? Имейте в виду – я на нее положила глаз.

Если зажмуриться, можно было представить, что ничего не случилось. Обычный день, обычный разговор с начальником. Лиза так и сделала – зажмурилась. Подставляя горящее лицо холодной мороси.

– С кем это Серегины родители?

– А? – Лиза открыла глаза. – Это Таня.

– Родственница?

– Да нет. Соседка моя. Иногда забегаем друг к другу в гости. Не знала даже, что они знакомы.

Прежде чем Лиза успела проанализировать открывшуюся взгляду картинку, её окликнула мать.

– Милая, нужно ехать!

Поминки прошли, будто в полусне. Возможно, если бы она увидела Сергея мертвым, ей было бы легче поверить в его смерть, а так казалось, словно он просто в очередной раз уехал. И скоро вернется. Лизе все время приходилось себе напоминать, что этого больше никогда… никогда не случится. Какое же страшное слово – никогда. Ей после Сережи ничего не осталось! У той же Кати была взрослая дочь. А у нее ничего. Никого… Даже запах Сергея ускользал, выветривался из дома. Даже его запах!

Вернувшись домой, Лиза стала бродить из комнаты в комнату, прокручивая в голове счастливые моменты их жизни. Все в этих стенах было связано с Сергеем. Она в отчаянии перебирала одно воспоминание за другим, будто опасаясь забыть то, что раньше не казалось ей особенно ценным. Умом вроде и понимая, что ей нужно двигаться дальше. Но не представляя, как. И для чего?

Утром, разбитая и несчастная, поехала, как и обещала, в редакцию. Лиза проделала огромную работу, расследуя экологическую катастрофу в Н*, которую владельцы местного комбината пытались скрыть, и теперь оставалось не так уж много. Дождаться результатов проб воды и почвы. И довести до ума в общем-то уже написанный текст. В редакции она проторчала до полуночи, но все без толку. Вместо того чтобы вернуться к статье, она о другом думала. На чистом белом листе значилось:

1. Что за задание было у Сергея?

2. Где?

3. Какие события в мире могли требовать вмешательства их группы?

4. Как именно он погиб?

5. Кто в этом виноват?

6. Можно ли было избежать его смерти?

На ее вопросы могли ответить, по крайней мере, шесть человек. Остальные члены группы, которым удалось выбраться из той передряги живыми. Но они не стали бы ей ничего объяснять. Лиза не была наивной и прекрасно понимала, какими обязательствами те были связаны. Если только Ярик… Их с Сережей самый лучший друг. Его можно было расспросить. Хотя бы попытаться… Почему она до этого не додумалась сразу?

Лиза вскочила, сгребла сумочку, с трудом отыскала ключи в ворохе разбросанных на столе бумаг. В редакции уже никого не было. Она опечатала кабинет, попрощалась с охранником и помчалась к стоянке. А дальше была гонка через полгорода. И звонок в домофон, разбудивший уснувший дом. Гудки… Долгие. Еще одна попытка дозвониться.

– Ну, кто там? – раздался злой заспанный голос Ярослава.

– Это я. Лиза. Впустишь?

– Лиза? Черт… Заходи, конечно.

Лифт ехал долго-долго. Лиза вся извелась. Выглядела она, конечно, ужасно. Всклоченная, с красными, как у крысы, глазами. Впрочем, ей было все равно. Когда створки лифта, наконец, разъехались, Яр ее уже ждал, застыв на пороге квартиры. Лиза шагнула прямо в его распахнутые объятья. Прижалась с силой. Она чувствовала себя как никогда хрупкой и нуждающейся. И в этих объятиях, и в этом тепле, и в этом сбивчивом, обжигающем ей висок бормотании:

– Ну, все-все, Лиз. Ты чего? Я с тобой. Слышишь, Лиза?

Лиза кивнула. Провела ладонями по мужской груди и ухватилась за широкие плечи.

– Ты замерзла? Дрожишь вся. Пойдем, что мы стоим в проходе?

Все так же продолжая за него цепляться, Лиза шагнула внутрь квартиры. Нужно было брать себя в руки. И она это понимала. Только с Яром, которого она знала тысячу лет, с которым сидела за одной партой всю начальную школу, так легко было быть слабой.

– Сейчас-сейчас. Дай мне секундочку, – шепнула Лиза, невольно задевая губами кожу на его шее. Выше просто не доставала, несмотря на свои в общем-то довольно внушительные, как для женщины, сто семьдесят семь, а отлепиться вообще не могла.

– Да я тебя и не тороплю. Хочешь, хоть навсегда так оставайся.

Лизе показалось, что Яр простыл. По крайней мере, его голос звучал как будто простуженным. Должно быть, виной этому дождь и сквозняк на кладбище. Лиза и сама чувствовала себя больной.

Ярик-Ярик… В этом он весь. Всегда готов выслушать. Поддержать. Ей этого всегда не хватало в отношениях с Сергеем. Лиза задушенно рассмеялась. Звук вышел влажным. Каким всегда бывает смех сквозь слезы.

– Может, тебе коньяка налить? А, Лиз? Выпьешь?

– Лучше сделай какао. Если есть, – шмыгнула носом.

Глупая. Она не знала, что он всегда держал для нее в доме банку Несквика. Мог все что угодно забыть купить, только не какао, которое Лиза пила у него хорошо, если пару раз в год. Встречались они довольно редко. А уж на его территории и подавно. Так, по большим праздникам.

– Есть. Ты садись, Лиз. Сейчас я плед достану.

Плед? В августе? Лиза удивленно моргнула, вдруг осознав, что ее порядком знобит. Поэтому когда Яр вынул из комода плед – большой в рыже-зеленую клетку, послушно в него укуталась.

Ярослав отошел к кухонному острову. Открыл хромированный холодильник и, достав бутылку молока, плеснул в высокую кружку.

– Расскажи мне, как это произошло.

– Я могу сделать все что угодно для тебя, Лиз, кроме этого. Ты же понимаешь, – заметил он, помедлив несколько секунд, прежде чем выставить таймер на микроволновке.

– Я не могу жить, оставаясь в неведении. Не понимая, как он умирал. Ради чего? Какие его слова были последними. Ты был рядом?

– Да, – стиснул челюсти Ярослав.

– Скажи мне, что этого нельзя было предотвратить. Скажи… и я тебе поверю.

Микроволновка дзынькнула. Лиза вздрогнула и, злясь на себя, стерла со щек набежавшие слезы. Гремя посудой, Яр отыскал ложку, банку какао. Насыпал щедрую порцию в молоко.

– У него не было ни единого шанса.

– Ладно… – прошептала она. – Ладно. Он ведь… он ведь не напрасно погиб?

– Что ты имеешь в виду? – Яр подошел к ней, вручил чашку и сел рядом, поджав под себя ногу.

– Ну, вас зачем-то же послали. Очевидно, вы выполнили очередное задание? – Грея руки о горячую чашку, Лиза сделала первый глоток, и только когда тот мягко опустился в абсолютно пустой желудок, поняла, что уже несколько дней не ела.

– Я должен был догадаться, что ты будешь копать. Ты же… это ты, да, Лиза?

– Я просто хочу знать, ради чего погиб мой муж! Ради Родины – понятие слишком абстрактное!

– Мы освобождали заложницу, – нехотя, будто не до конца уверенный, что ей стоит это знать, заметил Яр. – И да, с ней все хорошо.

– Это что же за заложница такая? – вскинулась Лиза. – Кем нужно быть, чтобы за тобой послали вашу группу?

Как и всегда, когда Лиза нащупывала какую-то важную ниточку, у нее начинали чесаться руки – так хотелось распутать клубок до конца.

– Этого мы никогда не узнаем. Можешь даже не пытаться, Лиз. Я серьезно. Оставь эту тему, потому что, ей богу, оно сейчас вообще неважно.

– А что важно?

– То, что он понимал, чем рискует. И какая разница, какой была поставленная перед ним… перед нами задача? Это могло случиться… это может случиться с каждым из нас в любой момент.

– Но это случилось с моим мужем! – заорала Лиза, сама себя не узнавая. – Это случилось с моим мужем… Не с тобой. И не с кем-нибудь другим, – заскулила, резко отставила чашку, расплескав остатки какао.

– Ну, прости, что разочаровал. – Ярослав попытался встать, но Лиза не позволила. Вспышка ярости быстро потухла, оставив после себя лишь ужас. От произнесенных вслух слов.

– Господи, Яр, ты же знаешь, что я не это сказать хотела… Прости меня, пожалуйста, прости. Я… на самом деле я не переживу, если еще и тебя потеряю. Я не перенесу…

В глазах Лизы мелькнул дикий, животный ужас. События развивались так стремительно, что на их анализ времени просто не оставалось. Она зациклилась на гибели мужа и совершенно упустила из вида то, что второй самый близкий для нее человек продолжает рисковать жизнью каждый день, выходя на работу. Она усилила хватку. Впиваясь ногтями в его руку. Ярослав нехотя вернулся на место. Лиза тут же пододвинулась ближе. Переплела свои пальцы с его и прижала к мокрой от слез щеке.

– Скажи, что ты меня простил.

– Тебе не за что извиняться.

– Есть за что. Прости!

Лиза привстала, заглянула ему в глаза. В своем горе она стала такой эгоисткой! Ведь ни разу… ни разу она не спросила, как с ним справляется сам Ярослав.

– Проехали, Лизун. Ты хоть и журналист, но еще та пустозвонка.

Лиза вымученно улыбнулась. Легла головой ему на колени, а он зарылся ей в волосы и стал осторожно массировать затылок.

Глава 4

Статью она с горем пополам закончила. Но ее выход прошел мимо Лизы. Она не отслеживала реакцию, количество упоминаний и ссылок на нее в сети, и бурный резонанс, который последовал за публикацией, прошел мимо нее тоже. Пожалуй, впервые Лизе было все равно на результат своей работы. Да и вообще… на все. В том числе и на Панамские офшоры. Расследование по которым Дубильет, глядя на её аморфное состояние, все же поручил другому сотруднику. Дело для него было прежде всего. Даже прежде жалости, которую он, безусловно, к Лизе испытывал. Впрочем, Аркадий Семенович знал ту слишком хорошо. А потому понимал, что как раз жалости она не примет. Вот он и маскировал её, распекая Лизу изо всех своих сил. Так что однажды даже перестарался.

– Ну, что это? Кто так пишет, а, Полярникова? Сколько лет тебя учу, а ты?! Вот говорил я тебе идти в женский журнал, клепать статейки о моде, или на главном канале фейсом торговать – там тоже много ума не надо, а ты в серьезную журналистику приперлась… – ругался он, пролистывая ту самую статью, что она принесла ему лично на утверждение. Смочил палец во рту, перевернул страницу. Вскинул на Лизу взгляд поверх очков и, увидев, что с ней происходит, вскочил со стула. – Эй! Лизка, ты чего это?

В другой ситуации Лиза непременно бы огрызнулась, ну, или отшутилась – в зависимости от степени близости к ПМС, а тут… сжалась вся, низко-низко опустив голову, и заплакала, орошая крупными слезами разбросанные на столе документы.

– Да я же так, Лиз… Ты чего, обиделась, что ли? – испугался Аркадий Семенович. – Я же так… – повторил. – Как обычно. Без задней мысли!

Лиза кивнула. Мол, понимаю. С Дубильетом у них были сложные отношения. Потому что она каждый раз рисковала, а ему все время казалось, что слишком. На этой почве у них происходили такие конфликты, что мама дорогая! И на мат переходили, и на крик… Чего только Лиза ни слышала в свой адрес. Но это никогда ее не задевало. Никогда! Она знала – шеф орет не со зла, а скорее для проформы. Уверенный, что она один черт поступит по-своему. Понимая, как она рискует, и очень остро переживая свою за нее ответственность. Аркадий Семенович делал все, чтобы защитить сотрудников редакции. Но он так же прекрасно осознавал, что не всесилен. За последние пять лет в их редакции было убито пять журналистов. Выходит, по одному в год. И Полярникова в любой момент могла стать шестой. В общем, чтобы этого не случилось, шеф всеми силами пытался удержать Лизу в тылу, а она с таким же упрямством рвалась на передовую. Поэтому и ругались.

– Лиза… – осторожно протянул Дубильет.

– Что? – шмыгнула носом та.

– Иди домой, девочка. И не слушай меня, старого дурака. Ты молодец. Я тобой горжусь.

Да уж! Нашел способ, как ее успокоить… Лиза всхлипнула еще громче. Он ведь никогда ей этого не говорил! А ей было важно его признание. Еще совсем недавно было так важно. Но сейчас Лиза оказалась настолько расшатанной, что не смогла правильно отреагировать. И заревела в голос. Уткнувшись носом в бок шефа. Забыв о том, что через стеклянные перегородки, отделяющие его кабинет, за ними наблюдает едва ли не вся редакция.

– Мне кажется, я выдохлась, перегорела. Ничего не хочу, – созналась Лиза. – Это так страшно. Когда ничего не интересно, когда ничего не радует, и ничего не хочется.

– Ну, что ты, Лизка… Прорвемся. Мы уже с этим справлялись…

Да, несколько раз за свою карьеру Лиза выпадала из обоймы. Один раз – на два месяца. Второй – на четыре. Когда на нее обрушивалась депрессия со всеми сопутствующими этому состоянию «прелестями». Дубильет и тогда Лизу поддерживал. Именно он нашел для нее отличного психотерапевта. И даже, смешно сказать, зарплату перечислял исправно.

И ведь справились. Да…

«Изменчивость жизни тем и хороша, что все проходит. Даже плохое», – вспомнила Лиза однажды сказанные ее психотерапевтом слова. Но те не отозвались в ее сердце нужным образом. Там было пусто.

Кое-как успокоившись, Лиза вернулась домой. И пролежала так… А черт его знает, сколько. Пока обеспокоенные родители не позвонили тому самому психотерапевту. Антидепрессанты немного помогли. Разговоры – не очень. Но, по крайней мере, Лиза начала вставать. Выходить по совету врача на улицу. Хотя рекомендованные ей для поднятия настроения прогулки не давали нужного эффекта. Осень вступила в свои права. Обернула город в саван, сотканный из дождя и тумана. Под которым Лиза все равно узнавала их с Сережей город. И каждый фонарный столб, каждая скамейка, кафе, станция метрополитена… все в этом городе было связано с ним.

Лиза топтала начавшую опадать листву. Вдыхала ее прелый запах. И думала лишь о том, что все могло… нет – должно было сложиться иначе. И осень эта… Чертова осень должна была быть другой. Но Сергей погиб. А билеты в Париж сгорели – она даже не потрудилась их сдать.

Наиболее тяжело ей пришлось как раз в день годовщины. Будто предчувствуя это, ей всеми силами пытались помочь. Нагрянули родители, позвонили подруги. И даже родители Серого позвонили. Впервые именно они, а до этого Лиза каждый день звонила им сама. Чтобы те не чувствовали себя забытыми. И никому не нужными.

Но ближе к вечеру гости разъехались. Лизу окутала тишина. Которую раньше она воспринимала как счастье – в тишине ей хорошо думалось и работалось, а когда Серый был дома, тот наполнялся звуками. Как приятными ей, так и выводящими порой из себя – трескотней включенного телевизора, хлопаньем дверей, лязганьем штанги, ненормально громким хрустом яблока, зычным голосом мужа, когда тот разговаривал по телефону, рычанием блендера, в котором он взбивал свой протеиновый коктейль…

Иногда Лизе так сильно не хватало тишины! Кто же знал, какой неуютной она может быть. Как в ней может быть одиноко и больно.

Лиза застыла посреди комнаты. Зажала уши… Выть хотелось. Выть, чтобы появился хоть какой-нибудь звук… А тут в дверь позвонили так кстати! Лиза торопливо открыла и уставилась на соседку.

– Таня? Привет. Что-то случилось? Выглядишь просто ужасно.

– Да ты тоже, надо заметить, не тянешь на королеву красоты.

Лиза фыркнула. Это уж точно. Бессонные ночи никому не идут на пользу. Как и слезы. И немытая вот уже сколько дней голова…

– Что-то случилось? Или ты просто в гости? Я сейчас не лучший собеседник, должна предупредить.

– Я по делу.

– Голодная? У меня родители были. Папа свой фирменный плов приготовил. Хочешь?

Лиза остановилась, понимая, что даже такой короткий диалог ее утомил. Может, не надо было Таню впускать? Но ведь тишина… Чертова тишина, в которой невыносимо. И прошлое, что обрывками воспоминаний настигало Лизу, куда бы она ни пошла. Ей Сергей везде, как живой, мерещился.

– Нет. Есть не хочу.

Ну, и хорошо. Лиза слишком устала, чтобы суетиться. Ее опять накрывала апатия.

– Лиза!

– Да?

– Я понимаю, что тебе сейчас не до меня. И что со смертью Сергея все вообще изменилось… Но я все же должна спросить. Потому что у меня, как ты понимаешь, тоже немного времени.

Лиза недоуменно нахмурилась. Она далеко не сразу поняла, куда Таня клонит. Надо же! Она совершенно забыла и о том, что Таня больна, и о том, что она ей предлагала.

– Да-да, конечно.

– Так вот, я хотела спросить, могу ли я рассчитывать, что ты усыновишь моего Даника?

Лиза растерянно пробежалась пальцами по давно нечёсаным волосам.

– Ну, какой мне сейчас ребенок, Таня? Я и себе не могу ладу дать, а ты говоришь…

– Так ведь когда ребенок появится, все изменится, Лиз. Жизнь обретет смысл, заиграет новыми красками. Ты же хотела ребенка? Я тебе его… отдаю, – голос Тани сорвался.

Лиза бы многое могла возразить. Например, то, что ребенка она хотела с мужем. И что теперь, когда его нет, зачем ей ребенок? Тем более чужой? Если так разобраться, то при желании она вполне себе может родить. Ведь несовместимость у нее была именно с этим конкретным мужчиной. А от другого – пожалуйста, хоть сейчас. Но когда Лиза закрывала глаза и представляла себя с кем-то другим, кроме Сергея, ее начинало мутить. Должно быть, пройдет не один год, прежде чем она кого-то к себе подпустит. Если это вообще случится… А часики будут тикать! Есть, конечно, еще вариант ЭКО от анонимного донора, но она ни за что больше, никогда не решится на эту изматывающую процедуру.

Так, может, предложение Тани и правда – выход?

Лиза поежилась, представив, как держит в руках хрупкое, сладко пахнущее тельце. Внутренности будто свело раскаленным ободом. Сердце трепыхнулось. Её разорванное в клочья сердце… Как если бы в него, давая вторую жизнь, вживили кардиостимулятор. Лиза взволнованно прошлась по кухне. Впервые за много-много дней в ней всколыхнулись… чувства. Но надо ли было слепо идти у них на поводу? Лиза знала о своем недостатке – браться за что-то бездумно, поддавшись порыву. И сознательно себя тормозила. Вопрос перед ней стоял серьезный. Нужно было подумать… Крепко подумать, прежде чем дать ответ. Да, Таню ей было жалко. Но и жалость не повод взваливать на себя то, что унести сил не хватит…

– Я ничего не могу тебе обещать.

– Обещай хотя бы подумать. Я знаю, что лучшей матери Данику я не найду…

«Льстит!» – подумала Лиза. – «Но попадает, вот ведь! Прямо в сердце попадает. В то, что ожило».

– Хорошо. Я подумаю. Обещаю.

И она думала. Как привыкла. Взвешенно. Совсем не так, как обычно принимала решения в своей повседневной жизни. А скорее так, как работала. Отстраненно. Констатируя лишь факты. Генетика? Прямо скажем, не очень. У Тани, вон, эта глиобластома, а что там у биологического отца – вообще неизвестно. Иногда Лиза пыталась его представить. Точнее, его и Таню. Потом ругала себя за снобизм, который не позволял ей видеть рядом с ней какого-нибудь достойного мужчину. Но все равно возвращалась к мысли, что этот мужчина уж точно был не красавец. Красивые, успешные мужики, как правило, не спали с такими, как Таня. Дай бог, чтобы он был хотя бы непьющий. А что если, допустим, тот вообще… азиат? Или какой другой расы? Нет, конечно, это ничего не меняло. Но Лизе, по крайней мере, нужно было заранее знать, к чему готовиться. Она не знала. Сначала Таня отмалчивалась, а потом ей стало так плохо, что стало не до разговоров.

Дальше медлить с принятием решения было нельзя. К тому же Лиза почти решилась. Ей нравилось, как она себя чувствовала, думая о ребенке. Иногда она даже улыбалась. А ведь еще два месяца, месяц назад думала, что никогда уж не сможет.

Ей предстоял важный разговор. С родителями. Решение она уже приняла, но мнение тех для нее было очень важно. Лизе хотелось, чтобы мать с отцом приняли ее ребенка. Пусть даже он был не совсем её. Но Лизины надежды не оправдались. Мама с папой решили, что она сошла с ума. Стали убеждать ее не делать глупостей, ведь она вполне еще может родить. И не дело это… чужого брать. Да и вообще – зачем? Зато, к большому удивлению Лизы, на ее сторону встали свекор со свекровью. Свекровь даже прослезилась, обнимая Лизу, и заверила, что она может полностью на них положиться. Что Данечка им как внучек родной будет.

Потом Лиза долго недоумевала, как тот их восторг ее не насторожил? Ведь должен был! Непременно должен. Но она решила, что старики нашли в Дане свое утешение. И на том успокоилась. Ах, как же жестоко она ошибалась. Ах, как же с ней были жестоки…

Данька родился пятнадцатого октября. Путем срочного кесарева сечения. Все понимали, что из наркоза Таня уже не выйдет. Она тоже понимала, на что шла. Лиза была рядом. Ей пришлось задействовать все свои, и даже старые связи Сережи, чтобы бюрократическая машина сработала так, как надо. И понервничать ей пришлось, и помотаться, но оно того стоило. Лиза убедилась в этом, когда взяла, впервые взяла на руки своего… да-да, теперь уже своего сына.