Текст книги "Я – твоя женщина!"

Глава 7

Монотонно из ординаторской доносился четкий ритм времени. Дверь в палату была приоткрыта. Тихий час Даша Свириденко не любила с детства, с тех пор, как из-за частых ее болезней матери пришлось забрать из детсадовских ясель навсегда. Она одна не спала. Проектировала мысленно предстоящий таинственный процесс рождения нового человечка, иногда бралась за спицы – детские штанишки были почти готовы. Часы прозвенели четыре раза, когда низ живота стал неестественно влажен. Болей никаких не последовало, но Даша испугалась – вдруг ее малышу уже не терпится появиться на свет? Не решившись будить соседок, она молча встала и поспешила к выходу. По ее подсчетам до назначенной даты осталось два дня. Медсестра-акушерка, рассмотрев ее, распластанную по креслу, покачала головой: «Воды отошли, на сухую рожать будешь…».

Рожать естественным путем вообще не получилось. Через тринадцать часов Дашу, измученную схватками, практически без сознания, отвели в хирургическое отделение, вызвали бригаду врачей и медсестер. Бывшая одноклассница, теперь – реанимационная сестра, подошла к Дашиному истерзанному уколами телу, ласково шепнула:

– Хороший врач кесарить будет. Я подходила к нему. Говорю: красотулю нашу не испортите! – Татьяна улыбнулась и отошла.

– Где тут наша венка? Ну-ка кулачком поработай! – проговорил анестезиолог Даше, легко заигрывая между делом с одной из медсестер. Почти все присутствующие знали, что они любовники. Даша тоже об этом уже слышала. И ей было приятно засыпать во флюидах тайной любви, витающих над ней. Она закрыла глаза. Последние слова анестезиолога: «Даша! Посчитай мне до десяти-и-и-и!» – прозвучали как в микрофон, потом растворились, словно эхо в горах. Она доверчиво улыбалась. Спала.

Как ни готовился мысленно к предстоящему событию курсант Свириденко, телеграмма свалилась все-таки неожиданно. Он не знал что делать, куда идти, что кому говорить. «Родился сын». У него родился сын. У НЕГО! ЕСТЬ! СЫН!.. Нет… Разве такое бывает? Это наверно не у него. У кого-то другого… СЫ-ЫН! Неужели он теперь отец? Что такое «отец»? Что такое «сын»? Такое случается сплошь и рядом. Но с НИМ!? Хотелось быть свободным поэтом. Умереть как Пушкин молодым. А теперь – у него есть сын! Нужно писать колыбельную – вот что нужно делать. Он пошел к командиру роты. Через час курсанта Свириденко отпустили в увольнение на сутки.

Примчавшись в Ростов, он направился сразу в роддом. К Даше его не пустили. Передав записку, пошел к теще домой. Та нервно раскричалась: «Хоть бы цветы купил! Папаша!». Дальнейшее время он провел молча. Говорила теща: то руки помой, то переоденься. В общем, то одно, то другое. Ну, как она не понимает? У НЕГО РОДИЛСЯ СЫН!!! У НЕГО, а не у нее. И когда она, второпях ворожа утюгом над пеленками, чтобы отнести их скорее в роддом, в очередной раз попросила его что-то сделать, он накинул куртку и выскочил из дома. Ночь провел под окнами больницы. Сами собой пришли в голову слова колыбельной. Записал на клочке бумаги. Утром возвратился в училище. «У МЕНЯ РОДИЛСЯ СЫН!».

Глава 8

Малкович был знаком с майором Смирновым по Афгану. Но уверенность, сможет ли рассчитывать на его поддержку сейчас, отсутствовала. Тем не менее, ничего лучшего ему в голову не пришло. И Андрей позвонил старому товарищу. Рассказал ситуацию. Упросил приехать в Моздокский суд в качестве свидетеля.

От начальника управления работ Смирнов вернулся чернее тучи. Еще бы! Малковичу что – ни жены, ни детей. Свободен как птица. А тут – не дай бог что! Мало ли своих проблем? Оружие все здесь крадут, прячут, нелегально провозят, продают. Но что бы так попасться! «Эх, Малкович, Малкович! Умный мужик, но дура-ак!»

Гаров сразу заметил перемену в настроении Смирнова.

– Что-то случилось?

– Случилось!.. Черт бы побрал этого Малковича… Оружие он вез в УНР! Ничего повеселее не придумал? «Смирнов, приедь! Выручи! Век не забуду доброты! Продадим – пополам поделимся». А хрен с маслом не хотел? Вот не поеду, и что тогда? – все больше горячился Смирнов.

– Да ладно, майор. Неужели так сложно сказать в суде, что этот Малкович вез оружие к нам в комендатуру? Ну, давай я скажу!

– Ты скажешь? Молодец! Придумал! Он скажет! – Смирнов все время ходил взад-вперед, брал вещи, перекладывал их с места на место и никак не мог успокоиться. Потом внезапно сел напротив Гарова, широко расставив ноги, оперся на колени. – Лады! Ты. Едешь. В Моздок. Завтра.

Так Гаров совершил поступок, который стал определяющим всей дальнейшей его судьбы. Малкович никогда не забывал тех, кто ему помог.

Из Моздока новоиспеченные знакомые вернулись в комендатуру «Северного» вдвоем. Радости Малковича не было предела. Гаров тоже был счастлив, что дело «выгорело». Их безудержный оптимизм передавался всем окружающим. Сама собой появилась на столе вагончика бутылка «Столичной», икорка красная, балычок, сало. Светлана начала энергично хлопотать: то хлеб порежет, то рюмки где-то нашла – сбегала выпросила у общежитских. Вот наконец-то сели. Одним из тостов, конечно, помянули погибших товарищей. Помолчали. Поговорили. Под шумок зашли две «декабристки» из общежития. Присоседились. Малкович за словом в карман не лез – обаял всех. Появилась еще бутылка водки. Следом – другая. А потом – часа в три ночи – мужья «декабристок».

Тут вдруг выяснилось, что одной из жен (а их вообще в общежитии было по пальцам пересчитать) нет. Исчез из-за стола и Малкович. Муж – лейтенант роты Пузанов – отправился тогда в свою комнату пожелать любимой супруге – блондинке с внешностью Мэрилин Монро, – эротических снов. Не обнаружив оной в кровати сладко спящей, он решил вернуться к оставленной компании. Возвращаясь, почувствовал нужду. Хотел справить на улице, но в самый последний момент передумал и свернул по коридору направо.

Ах, если бы, если бы он вышел на улицу! Но черт, или кто там есть, дернул его пойти в туалет с логичной буковкой «М» на двери. Открыв эту самую дверь, он уперся взглядом в чью-то широкую спину, загородившую окно. Вокруг нее обвились две голые ноги. Человек с широкой спиной часто дышал. Постепенно от ритмичных телодвижений штаны опускались все ниже и ниже.

Пузанову показалось происходящее любопытным. Скромностью он не обладал. Поэтому снова не пошел на улицу. Зашел в кабинку, сделал свое «мокрое» дело. В это время послышался счастливый женский стон. Веселый Пузанов, собирающийся рассказать об увиденном застольной компании, вышел. Хлопнула за спиной дверь. И тут он остановился как вкопанный.

Сумочка! Сумочка лежала на полу! Нет такой ни у одной из женщин в общаге. Сам ее покупал для жены в Питерском бутике. «Е-о-о-о-о! Так это она – там, в мужском туалете, на грязном подоконнике – с голыми ногами, обвившими чью-то спину!»

«Сука!» – пронеслось в мыслях, остро режущих голой правдой голову Пузанова. «Сука!» – сказал он вслух. «Сука-а-а-а!» – закричал во весь голос. Открыл дверь туалета, подошел к одевающейся жене. И, как бы не замечая Малковича, бросил ей в лицо: «Сука!». Резко развернулся и сосредоточенно зашагал в комендатуру.

На утро ночной инцидент облетел всех и каждого. Пузанов пожаловался другу Никишову. Никишов предложил обсудить дальнейшие действия Пузанова с Рыжовым, потом имел неосторожность сказать новость своей жене со строжайшим приказом никому сию тайну не разглашать. Та клялась и божилась, но дружба с Веркой ведь дороже… Так и пошло-поехало. Верка – Таньке. Танька – мужу. Перешептывания окружили кольцом семью Пузановых. Пузанов не стал долго ходить в роли обманутого му… ка. Подвез как-то секретаршу начальника УНР – длинноногую Оксану. В машине с ней и покувыркался, раз пять или побольше… Об этом снова рассказал Никишову. Никишов – Рыжову. Опять понеслось… Разводиться Пузановы не стали. Так потом и жили – изменяя друг другу, прощая секс на стороне и снова изменяя…

Глава 9

Очнулась Даша от истошного женского крика, доносящегося из-за стенки. Огляделась. На соседней койке рядом лежал какой-то мужчина. По трубке, спускающейся из-под его одеяла в ведро, медленно стекала желтая жидкость. Даша осторожно пощупала под одеялом свой живот. Гладкий! Вот холодная грелка в самом низу. А выше? Нет ни бинтов, ни пластыря? Как же они доставали ее ребенка?

Господи! Как страшно спросить! Что с ним? С ее сыном? Или все-таки дочерью? Да собственно пока и не у кого спрашивать. Темно за окном – значит ночь. Под кроватью началась капель. Сил только и хватило – чуть приподнять одеяло. Оказалось: от нее тоже спускалась трубка в ведро как у мужчины напротив.

Вошла медсестра со шприцом. Отвернула край Дашиного одеяла. Протерла ватой чуть выше колена. Уколола. Даша слегка вскрикнула. Спросить про ребенка не успела. Медсестра ушла. О сыне сказал анестезиолог, зашедший на минутку утром. Прежде чем Даше пришлось увидеть сморщенное красное тельце, ей стали массировать грудь. Холодные руки акушерки опускались и мяли так сильно, как будто не человек перед ней, а тесто. И процесс этот был какой-то унизительный. Даша действительно чувствовала себя тестом, апельсином, из которого выжимают сок. Было очень больно, но кричать не хотелось. Сдержалась.

– Надевайте халат и переходите в роддом! – сказала на прощанье медсестра.

Покидая реанимацию, Даша придерживала рукой низ живота. Бывшая одноклассница не обманула: хирург сделал очень маленький горизонтальный разрез. Пространство, сближавшее ее с мужем, мамой, подругами, раздвинулось на невероятно огромное расстояние, когда взяла в руки пеленчато-одеяльчатый комок и приложила его к ярко-красным соскам. Чадо впивалось с невероятной жадностью, тянуло молоко все сильнее и сильнее. Наконец насытилось.

«Мой ребенок! Никому никогда не дам в обиду!». По кровати рядом с Дашей пробежал таракан. И она не выключала свет всю ночь, чтобы насекомые не потревожили ее кроху.

Глава 10

Казалось, удача стала сопровождать теперь Малковича бесконечно. Утром он со Смирновым и Гаровым нашел покупателей на спасенное оружие. Смирнов списал его как не пригодное. Малкович пообещал открыть друзьям счет в банке и положить обоим по немаленькой сумме.

– Гарик! У тебя дети есть? – спросил Малкович.

– Не успел. Только женился.

– А чего жену не прихватил с собой?

– Куда? В этот крысятник? Да и работу не может оставить – потом не устроишься, – печально произнес Саша.

Крысы, будто почуяв, что про них вспомнили, с новой силой зашуршали по круглым стенам вагончика. Одна вылезла в дыру и обнюхивала воздух. Пахло жареными котлетами, приготовленными несколько ранее Светланой на электрической маленькой плитке. Вадим Смирнов, стараясь как можно тише, достал пистолет. Раздался выстрел. Попал. Через минуту в комнату осторожно зашел огромный черный гладкошерстый пес Джохар и утащил убитую крысу. Смирнов по-киношному дунул в дуло пистолета, положил его рядом:

– Жена у Гарика – изнеженная барышня. Не такая как моя Светка – через все огни и воды ко мне доберется. Ничего не боится.

– А тебе оно видимо надо! Проверяет она тебя своим неожиданным появлением. Вдруг ты ей изменяешь? – проговорил Малкович.

– Пусть проверяет. Все равно правды не узнает. Даже если что-нибудь услышит про меня, не уйдет. Куда ей с детьми?

– А прапорщица-то ничего! Очень даже сексуальная! – оскалил ровные белые зубы Малкович.

– Но-но! Попрошу не выражаться! – играя ревнивого соперника, схватился за пистолет Смирнов.

– Ну, вы тут сами разбирайтесь, а я умываю руки и сматываю удочки, – произнес, смеясь и вставая, Гаров.

– Куда ты? – спросил Смирнов. – А кто будет моим секундантом?

– Да пойду ребят проверю. Задание дал – вычистить баню, убрать под навесом. А то страшно подойти! Порядок солдаты у меня наводят, короче говоря.

– Эт правильно. Иди-иди, проверь. – Смирнов замолчал. Дождался, пока Гаров закрыл за собой дверь. Повернулся к Малковичу: – Смурной он какой-то ходит. Тоска у него. Наслаждаться жизнью еще не научился. Верность хранит. По-честному думает прожить… Трудно ему будет…

– А ты не жалей. Чем можем – поможем парню. Идет? – Малкович заговорщицки подмигнул Смирнову. – У меня тут план один созрел. Смотри сюда!

Андрей достал чернильную ручку «паркер», залихватски схватил какой-то неиспользованный бланк со стола и стал чертить круги:

– Видишь? Это строительная фирма «Кентавр». Она должна была выполнить строительные работы в порту Ейска. Не уложилась в срок. Сейчас на грани банкротства. Я приезжаю, оплачиваю векселями заказчику то, что не выполнил «Кентавр». «Кентавр» – должен мне! Я даю ему время заработать. Через год фирма возвратит мне эту сумму с процентами. Или дом мне на побережье построит. Бум строить порт? А, Смирнов? – Малкович слегка толкнул плечом рядом сидящего майора.

– Ты-то может и будешь. А я причем? Нам в Грозном – стрелять всякую тварь, не перестрелять!

– Это одно, – воодушевленно продолжал Малкович, не замечая ответа Смирнова. – В Волгограде у меня есть подружка – замша начальника УКСа. Она уже кое-что подписала. Сейчас еще с ее помощью взаимозачетом закрою долг УКСа перед вкладчиками долевого строительства. УКС – должен мне! Через год-два потребую с них квартиры на сумму с процентами. Как? Квартира тебе нужна? А, Вадим Геннадьевич? Или ждешь, что государство о твоей верной службе вспомнит? Детям твоим крышу над головой предоставит? Где они сейчас у тебя, кстати?

– В Ставрополе, в общаге. С соседкой по комнате остались.

– Ты подумай, подумай! Жить в этой стране можно! Если хотеть. А ты ведь не хочешь, майор. А? Не ждать надо, а брать! Причем легко, весело, с достоинством! И Гарика твоего с собой возьмем.

– Гарика хоть не тронь! Не дам испортить парня. Да и сам не поеду.

– Ладно. Жизнь покажет, кто прав. Ключи привезу тебе в следующий раз от квартиры в Москве. И тогда не поедешь со мной?

– Зачем мне в Москве? Я в Ростове получу. В очереди стою.

– Сколько?

– Что – сколько?

– Сколько стоишь?

– Пять лет.

– Ну еще двадцать пять простоишь!.. Верно говорю, Светлана? – игриво обратился Малкович к зашедшей жене Смирнова.

– Хватит вам тут шептаться. Небось, нас женщин все обсуждаете? Пойдемте котлеты есть – остынут ведь… И когда ты, Андрюха, женишься? Ездишь все – моего соблазняешь…

– Соблазнишь его! Я ему – посмотри на эту, на другую! А он – отстань, да отстань. Жену, говорит, одну люблю.

Смирнов незаметно, шутя, ударил Малковича кулаком поддых.

Глава 11

Лариса Ивановна Гарова нажала кнопку звонка, выведенного за калитку плотного высокого забора. Раздался лай короткошерстного «боксера» Ван Дамма, затем – голос Валериной матери:

– Место! Я сказала – место! Молчать! Да заткнешься ты, наконец? Чертов Ван Дамм.

Постепенно лай затих. Видимо, хозяйка сумела загнать псину в вольер. Раздались шаркающие приближающиеся шаги. Открыв, новая родственница не смогла сдержать разочарованного зевка:

– А! Это ты? Что-то случилось?

– Да нет. Я – к Валерии, – тон Ларисы Ивановны получился какой-то оправдательный.

Не пожелав продолжать разговор, хозяйка двухэтажного дома кивнула головой, показывая, что можно зайти. Захлопнула калитку, направляя взгляд все время куда-то поверх Ларисы Ивановны или сквозь нее.

На балкон вышла Валерия:

– Ма-а! Кто там?

– К тебе. Не можешь задницу поднять, чтобы самой выйти? Я со своим давлением должна бегать на все звонки? – высокомерно выговаривала дочери высокая крупная женщина с крашеными белыми волосами, заходя в дом. – И Шварценеггера своего не забудь покормить. Разорвать меня готов. Еле успокоился.

В прихожую вышел огромный персидский кот. Мать Валерии – Людмила Гавриловна Лаврова – томно подняла его на руки: «У! Ты мой хорошенький! Лапусенька!» – и прошла в зал. Лариса Ивановна шла следом. Остановившись перед круговой лестницей, она не знала, подниматься ли ей, или Валерия спустится сама. Как будто услышав ее мысли, Валерия перегнулась через перила:

– Поднимайтесь, Лариса Ивановна.

Запыхавшись, мать Александра сразу плюхнулась в кресло. Тонкие губы Валерии незаметно растянулись в улыбке. Она села напротив:

– Что-нибудь случилось?

– Ну почему сразу случилось? Все хорошо. Саша передал со знакомым письмо и деньги.

– Какие деньги?

– Он получил первую зарплату. Написал, чтобы тебе отдала. Хочешь, на книжку положи. А хочешь – купи что-нибудь.

Лариса Ивановна собиралась рассказать о письме сына. Но ее поразил железный тон снохи:

– Я денег не возьму. Мне ничего не нужно.

Лариса Ивановна осеклась. Она не понимала, что произошло. Неведомые силы подняли ее с кресла. Находясь в каком-то оцепенении, она едва слышно прошептала:

– Хорошо. Я пойду. До свидания.

И не будет она ничего рассказывать. Что-то не хочется.

Валерия не поняла, почему свекровь вдруг переменила свое намерение.

– Куда вы?.. Лариса Ивановна?

«Она даже мамой меня не зовет».

– У вас тут кот в туалет сходил на ковер, – выходя к лестнице, так же тихо произнесла Лариса Ивановна, оставляя вопросы Валерии без ответа.

– А?.. Да пускай… Давайте чай попьем! Куда же вы?

– Спасибо, Лерочка. Не стоит волноваться. Всего доброго, – Лариса Ивановна почти выбежала за калитку.

Никогда в жизни она не пересечет порог этого холодного дома! Никогда.

Глава 12

– Гаров! Да не дозвонишься ты! Вторые сутки не соединяют даже с Ростовом. В Моздок колонну не могу отправить. А ты говоришь – жена.., – четко печатал каждое слово начальник управления работ.

– Михал Андреич, прошу разрешить мне попробовать. Очень нужно. Ведь дома каждому слову телевизионщиков верят. Волнуются.

– Ох, Гаров! Волнуются? Ладно, в порядке исключения разрешаю. Как лучшему сопровождающему колонн. Только не особо распространяйся потом, если дозвонишься. А то желающих – знаешь сколько!?

Тучный подполковник вышел отнюдь не из-за деликатности. Его ждали за праздничным столом. Если верить календарю – то наступило седьмое ноября.

– Алле, алле, папа, это вы? Здравствуйте. Это Саша. Лера дома?

Мрачное «минуту» больно резануло слух. Минуту – и все. Ни «как ты», «ни здравствуй».

– О? Сашка? – весело спросила «трубка».

– Привет, Лерк, слушай, у меня мало времени. Могут разъединить в любую минуту. У меня все в порядке. Телек не смотри – с журналистами тут никто не разговаривает – они и придумывают разные ужасы.

– А я и не смотрю, – прощебетала «трубка».

– Да? – переспросил Гаров. – А чем ты занимаешься?

– Вчера с предками только вернулись из Сочи. Маман загорела – жуть. Теперь мучится со своим давлением. Папка собирается стать депутатом. Представляешь?..

– Зайка, извини, не могу долго разговаривать…

– М-м-м. Ты когда приедешь-то?

– Надеюсь, через месяца два смогу выбраться. Ты к маме моей сходи. Скажи, что я звонил. Может, поживешь у нее?

– Да ну-у-у, неудобно как-то, – протянула Лера.

Гаров едва сдержался, чтобы не бросить трубку. Неудобно! Его жене неудобно жить с его матерью! О том, чтобы поддержать мать морально, да и просто помочь в хозяйстве, мысли и не возникает.

– Все, Валер, время вышло… – устало проговорил Гаров.

– Хм, пока… ту-ту-ту…

Неслышно вошедший прапорщик Мердыев похлопал Гарова по плечу:

– Ты трубку-то положи, вдруг звонить будут?.. Что дома? Ты счастливчик, если дозвонился.

Гаров нервно сжал связку ключей, лежавших на столе:

– Да каюк, просто каюк…

И поспешил уйти, чтобы не объясняться с другими на личные темы.

За столом собрались почти все. Жены надели красивые платья. Мужья – ордена. Опоздавшему Гарову освободили место рядом с прапорщицей Любой Антоновой. Она тут же взяла над ним шефство. Но Александр отказался от выпивки и многочисленных салатов. На заботливые Любочкины вопросы отвечал односложно. Поведение ее было оправдано тем, что по правую руку от нее находился Вадим Смирнов с супругой Светланой. Люба чувствовала себя не ахти как. Попыталась соблазнить Гарова в отместку Смирнову. Пригласив его на медленный танец, Любочка, расчувствовавшись под песню Талькова, особо страстно прижималась к Гарову на словах «…Ты придешь, но будет поздно…».

Гаров вначале не реагировал никак. Потом, почувствовав, что что-то в нем отвечает взаимностью упругим бугоркам без лифчика на теле Антоновой, несколько отодвинулся. А когда «Летний дождь» прозвучал последним аккордом, ринулся на улицу.

– Ты куда, Саша? – ласково произнесла Любовь.

– Пойду воздухом подышу. Душно здесь чего-то.

– Я с тобой. Можно?

– Ну, пойдем.

Конец сего внезапно возникшего влечения двух тел был на мази. Антонова, предвкушая предстоящее, притворилась пьяной. Схватила Гарова под руку. Но почувствовала, как ее другую руку взял… Кто?.. Смирнов!

Смирнов не вытерпел. Вышел следом, в темноту, оставив свою разговорчивую Светлану болтать с женой Никишова.

– И куда мы собрались? Голубки?

Антонова не растерялась:

– Я что – не имею права гулять с кем хочу? Иди-ка ты, товарищ майор, к своей Светочке…

Смирнов шепнул Гарову:

– Слышь, оставь нас, а? Мы тут немного пообщчаемся.

Гаров возвращаться не стал. Пошел спать. Но так и не смог уснуть. Вышел снова на улицу. Звезды мерцали. Откуда-то из сарая доносился шепот голосов Смирнова и Антоновой. Потом стихли. Майор вскоре вышел, затягивая ремень. На прощанье бросил в темный проем, оставшийся позади: «Смотри у меня! Увижу с кем – накажу!». Не замечая Гарова, Смирнов, проходя мимо, сам себе под нос буркнул: «Хм! Гарова она захотела! Щас!».

Тишина накрыла все вокруг. И только ракетницы, летящие стрелой в ночное небо, изредка ее нарушали. К сидящему на ступеньках вагончика Александру Гарову подошел Джохар. Уткнулся мокрым носом ему в грудь. Человек крепко обнял собаку, как будто зверь мог понять его тоску…