Текст книги "Звериный подарок"

Волки

На улице уже темнело, а они все еще повторяли план возвращения. Ждан столько раз просчитывал варианты удачно провести сотню по пространственной петле назад, что уже с трудом складывал даже простые числа.

– А если петля закрутится вокруг, вам придется просчитывать все заново прямо посреди перехода, ты помнишь? – замученно переспросил он у Улема.

Тот только поморщился.

– Забудь, сейчас бесполезно голову себе забивать, даже знай ты все точки. О чем можно говорить, не учитывая погоду и передвижение зурпов?

– Да знаю я…

В комнате, выделенной для них в казармах, было по-военному пусто – большой массивный стол, много стульев, стенд с оружием и яркая подробная карта человеческих земель на стене.

Как раз ее и рассматривал Радим, задумчиво отмечая деревни на границе со звериной землей. Всего четыре, и три из них на землях Нестора. Какая жалость, он бы предпочел не иметь с ним ни единой пяди общей пограничной земли. Впрочем, как и с дивами.

– Давайте еще раз, – тяжко вздохнул Дынко. – Улем.

– Повторяю: веду сотню до стольского тракта через Старый лес, не трогая петель. Там отправляю в посольство птицу, никакой магии, чтобы не засекли. Жду Гордогора с новостями и припасами, и тут же уходим на северную границу по лесу и тогда уже по петле. Не волнуйтесь, я рассчитаю. У меня девять медведей в отряде, пущу их первыми. Все.

– Девять маловато, надо больше вводить, вернешься потом в замок, наберешь еще десяток.

– По мне, так и девяти предостаточно, но как скажете, – равнодушно ответил Улем и уставился в окно. Гонять по кругу одно и то же десятки раз уже надоело. Тройка явно была сегодня на взводе.

– Тогда все. – Радим оторвался наконец от карты. – У нас еще два дня, если что забыли, есть время вспомнить.

– Значит, я на ужин. – Улем впервые улыбнулся, правда еле-еле. – Нас тут закармливают, как на убой. Каждая трапеза – сплошной пир, если через два дня не уедем, отъедимся так, что и кони не унесут. Князь-то расщедрился на полную, обхаживает, как самых любимых родственников.

– Да уж, расщедрился… – пробормотал Радим. – Что там еда, дочь собственную не пожалел от щедрот своих.

– В смысле?

– Да Дынко опять с играми своими, – влез Ждан. – Воспитывать, говорит, надо по полной. Ну и воспитали. Прислал князь полукровку в подарок, они тут, конечно, считаются чем-то вроде второго сорта, но все-таки – посметь откупиться собственной дочерью, как тебе?

Улем только плечами пожал:

– Ну и взяли бы, не вам, так другим отдаст.

– Да что ты мелешь-то? – чуть ли не одновременно воскликнули все трое.

– Тем более, – многозначительно добавил Дынко, – Ждан утверждает, что все не так просто. Удача, мол, нас сюда специально привела, чтобы с девчонкой столкнуть.

Улема, впрочем, эта речь никак не заинтересовала.

– Да как хотите. Только успокоиться вам бы не мешало, нервные больно. Для бабы это не самая плохая судьба: кому он ее в следующий раз подарит – неизвестно. Все. Спросите в замке дорогу, тут дом отдыха есть у озера, вам как раз туда. А то к завтрашнему дню еще и слезу пускать будете.

Через секунду дверь за его спиной закрылась.

– Прекрасная идея! – Настроение у Дынко повышалось на глазах, он широко улыбнулся, предвкушая прекрасный вечер, но хохот тут же вывел его из сладких мечтаний.

– Дынко, да ты только что опозорился! Тут недалеко целый дом женщин, и от кого мы узнаем о его существовании? Не от тебя, а от… Улема.

К Радиму присоединился Ждан, и теперь они хохотали вдвоем.

– Неважно, кто первый узнал, важно, кого запомнят, – миролюбиво ответил Дынко и закрыл глаза, погружаясь в свои приятные размышления.

Глава 3
Мои секреты

Следующие два дня пришлось вкалывать почем зря. В кухню спускались на рассвете, получали хлеб с чаем, а потом до обеда готовили на всех этих гостей княжеских бесчисленных. Из замка к нам безостановочно курсировали кареты, привозя продукты и забирая готовые закуски и сладости.

Меня уже тошнило при виде рыбы, я ею вся провоняла! На тело налипло столько чешуи, что еще чуть-чуть и я буду похожа на самую настоящую русалку. Может, это к лучшему и меня тогда отпустят в озеро плескаться, где рыбы не такие… дохлые, как те, что передо мной лежат? Хорошо, хоть мечтать не запрещают, в остальном же Глаша неумолима, очень уж ей понравилось в первый раз, как я судаков почистила.

Зато благодаря постоянному присутствию на кухне я быстро узнавала новости из замка. К примеру, завтра вечером волки уезжают. Наконец-то! Все, кроме троих, которые останутся, пока не решат, кого взять в заложники. Говорят, даже стали рассматривать возможность забрать королевского сына, того, что младше. Неужто и княжны для них оказались недостаточно умны? И еще вопрос возникает, что же такого князь наделал, что волки заложника требуют, а со своей стороны никого не оставляют? Жаль, ответ на этот вопрос в сплетнях не услышишь, а спросить не у кого.

День отъезда волков был для нас просто праздником. Приготовив последнюю порцию сладостей, мы все вышли к телеге, проводить ее в последний путь. И пожелали, чтоб больше она к нам не возвращалась! Ну, пришлось еще вычищать кухню, мыть не только полы, но и стены, не говоря уже обо всей этой бесчисленной посуде. Зато на вечер, обрадованная окончанием всей этой суматохи с приезжими, Глаша назначила чаепитие.

Я спустилась пораньше, чтобы помочь. Как вкусно пахло! Когда в печи стоит что-то для нас, оно всегда пахнет гораздо лучше, чем то, что готовится на вывоз.

Глаша неторопливо вынимала из деревянной коробки засахаренные орехи и раскладывала их на блюдце, напевая при этом что-то очень знакомое.

– Добрый вечер, – киваю.

– Добрый, Дарька, добрый. Споешь со мной? – В толстых пальцах Глаши сладости казались такими маленькими, хрупкими. Орехи нам вообще достаются, только когда Глаша пребывает в самом лучшем своем расположении духа.

Про петь – это она нарочно. Припоминает, как на свое совершеннолетие я стащила из кладовой бутылку вишневой настойки и мы со старшим братом Санькой и подругой Аленкой распили ее в сарае за конюшней. И никто бы не узнал о нашем неподобающем поведении, если бы мне не вздумалось песни петь. Как ни пыталась Аленка меня уговорить, а Санька – просто рот заткнуть, я вырвалась и спела первый куплет: «А луна весной…»

Нас с Санькой после этого на неделю дома заперли и заставили работать с утра до вечера. Но он не злился; каждый раз, когда я на него извиняющимися глазами смотрела, улыбался пошире и коряво напевал: «А как луна весно-о-й…»

Так что с тех пор меня часто все этой песней дразнят. Обычно это значит, что человек находится в хорошем расположении духа.

– Если наливки плеснешь, – серьезно говорю.

– Еще чего! Чаю налью – и то, если поможешь на стол накрыть. Чашки тащи, вон на столе которые.

И я таскаю чашки, расставляю блюдца с орешками и маленькими медовыми коврижками, а Глаша уже вытаскивает из печи румяные ватрушки.

Как только все готово, зовем всех вниз. Мальчишки приносятся самые первые, усаживаются на лавку у стены. Тяжелый деревянный стол сразу же начинает трястись, как будто живой и их испугался. Приходится к тому же следить, чтобы они не таскали сладости и не прятали их в карманы, чтобы съесть попозже, в одиночестве. Мальчишки, они иначе не могут.

Маришка приходит последней, я заняла ей местечко рядом, люблю, когда прижимается теплым боком, и я передаю ей самые сладкие орешки, утаскиваю их прямо из-под рук мальчишек.

Вечером засыпаю счастливая; с утра не придется вкалывать на кухне, и давно уже не было у нас такого душевного чаепития.

Мне снится сон, давний мой сон, сопровождающий меня с самого детства. Во сне я просыпаюсь у озера. Овальное ложе из больших кусков камня под навесом из дерева. Навес держат кривые палки, плотно оплетенные тонкими стеблями, усеянными цветами и листьями. На камнях – огромная мягкая куча пуха, накрытая чем-то прозрачным. Идет дождь.

Я просыпаюсь на пухе, под мягким невесомым одеялом мне тепло, дождь шумит по навесу, льет на землю вокруг, скапливаясь в ручьи, текущие к озеру, окруженному густым лесом. Мне совсем не страшно, хотя лес старый и мрачный, вековые деревья растут очень близко друг к другу, а все оставшееся пространство плотно затянуло плотным, колючим на вид подлеском. Сквозь такой не проберешься, сразу видно, людей здесь не бывает.

Мне не страшно. Вокруг так красиво.

Я чего-то жду. Каждый раз просыпаюсь тут и жду. Чего? Спросить не у кого, но одно знаю точно – это может прийти откуда угодно: из леса, из озера. И почему-то очень важно дождаться.

Потягиваюсь и переворачиваюсь на бок, так удобнее наблюдать за водяными дорожками, летящими с неба, и за поверхностью неспокойной озерной воды.

Я ведь очень часто здесь просыпаюсь, вот только утром опять про это не вспомню. Странная двойная жизнь, там не помню о снах, здесь – зачем просыпаться там.

Я жду.

Меня будит свет за окном. Высоко стоит яркое солнце, обещая один из тех редких осенних дней, которые очень похожи на летние, и, главное, я проведу его не на душной кухне, а так, как захочется. Да еще и ярмарка послезавтра, можно считать, закончились тяжелые будни и наступили праздники. Жизнь прекрасна!

Три дня не каталась верхом и навестить Мотылька смогла всего раз, вчера. Стащила ей пару яблок из погреба, она обрадовалась, конечно, тычется мне в шею щекотным носом, дышит шумно, фыркает. Ей тоже непросто в стойле стоять, лунные – они не могут долго без движения. Но никак нельзя было вчера уезжать. А сегодня зато никто мне не помешает, потому что все спят!

Только мальчишка-конюх дремлет на куче соломы, сваленной у теплой стены. Из-под тулупа, когда-то белого, а сейчас черного как сажа, только пятки торчат и макушка. Впрочем, он сам просыпается, разлепляет глаза и идет седлать Мотылька.

– Хорошо, что пришла, – говорит, – а то она уже вся извелась, по стойлу топчется, ржет, места себе не находит. Жалко ее.

– Тогда седлай быстрее! – смеюсь.

Через несколько минут мы с Мотыльком выскакиваем из ворот и несемся в поле. Как же я люблю такие прогулки, хоть визжи себе во весь голос, не скрывая восторга, ведь вокруг – ни души! Холодный ветер резко хлещет по щекам, но сейчас мне на него плевать! Раздолье, я как будто лечу над землей, чистое голубое небо висит низко-низко, накрыв крышкой широкое поле, окруженное лесом и холмами. Мы скачем по кругу, просто чтобы размяться, пока не решила, куда поедем. Может, к озеру, на мое любимое место, а может, к тракту, посмотреть, не появилось ли там чего интересного.

Сегодня я тоже не сразу замечаю всадников. Все же они еще очень далеко, едут неторопливо, в один ряд.

Нет уж, сегодня мое утро, и я делаю что хочу! Я разворачиваю Мотылька и несусь в обратную от них сторону, подгоняю лошадь коленями, и мне весело. Здесь не мрачный холодный каменный зал, где я чувствую себя как в заточении, здесь мой мир, деревья, поле, трава – все мое! Тем более что приказ князя наверняка больше не действует. А без приказа еще вопрос, хочу ли я снова оказаться в обществе злых физиономий. Вряд ли! Слышу за спиной крик «Сто-о-ой!», а в ответ только хохочу и мчусь дальше. Краем глаза вижу, что они пришпоривают коней и несутся за мной.

Что это? В догонялки хотят поиграть? Надо же, тут, на моей земле, и в догонялки? Какие… самоуверенные. Мне еще смешней. Ну, посмотрим! Повернем пока к лесу, там дорога одна окружная с резким поворотом, где их можно легко провести. Всадники летят за мной, из-под копыт фонтанчиками брызжут комья черной земли. Может, их жеребцы и повыносливее Мотылька, но зато я вешу меньше, да и главное мое преимущество – знание и хитрость.

Сразу на въезде в лес быстро сворачиваю вбок, на узкую тропинку, и аккуратно направляюсь вглубь. Как и задумано, они проносятся мимо, по широкой просеке между деревьями, думают, я уже за поворотом.

Здесь так чудесно пахнет хвоей и сырыми листьями. И еще грибами – один из самых любимых запахов. Мотылек топчется по земле, засыпанной мелкими ветками и сосновыми иголками: покров такой мягкий, что ее движений почти не слышно.

Теперь можно и дальше ехать, выходим с тропинки и несемся к полю. Через пару минут всадники тоже показываются на краю леса, быстро догадались, что я их вокруг пальца обвела. Быстро, да не настолько, чтобы меня поймать. Несусь к тракту, там, за холмами, есть еще одно место, где я их так же легко надую! А потом и домой уже пора будет возвращаться.

Мотылек фыркает, как будто смеется вместе со мной. Тоже довольна: когда еще выпадет шанс поиграть с кем-то в догонялки?

На краю поля нам надо переехать неглубокий длинный овраг, заросший мелким колючим кустарником.

Мотылек вдруг резко останавливается, я с трудом удерживаю ее за шею и одновременно держусь, чтобы не свалиться на землю. Что там впереди ее напугало? Внимательно осматриваюсь, сзади слышится шум приближающихся всадников, но сейчас мне не до игры. Я вижу в траве блестящую полосу, резко скользящую в траве. Змея! Аккуратно подталкиваю ногами Мотылька, чтобы она отступила назад. И вдруг – резкое шипение и странный звук пущенной стрелы.

Я слетаю с Мотылька и наступаю змее на голову, вдавливая в землю. Слишком поздно…

Еще одна змея цапнула мою лошадь за заднюю ногу, чуть выше копыта. Мотылек, отходя от одной змеи, напугала другую. И понесло же меня в этот сырой овраг, в эту змеиную яму! Так заигралась, что забыла, как тут осенью опасно!

Есть, правда, надежда, что змея не ядовитая, но она пропала, как только я подняла ногу. Серая с зигзагом на спине – это гадюка. Да еще здоровая какая, значит, и яда больше.

Мотылек водит головой из стороны в сторону, я сажусь на землю, и она медленно опускается рядом. Времени слишком мало, что теперь делать? Выбор-то небольшой – или дать ей умереть, или волки узнают обо мне кое-что новое. Что ж, Мотыльку умереть я не дам!

Охватываю руками место укуса. Ладони покалывает, и сейчас станет очень холодно, но отступать некуда. Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание.

Закрыв глаза, направляю себя в кровь Мотылька, теку по ее венам, нахожу черноту и уничтожаю ее, очищаю изнутри, выскабливаю, как грязный кухонный котелок.

Краем уха слышу, как спешиваются всадники, как они подходят и останавливаются вокруг.

Потом резко начинают болеть легкие. Но нельзя дышать, у меня всего один вздох, всего одна попытка вылечить. Вздохну – не смогу больше вернуться в течение ее крови.

Упрямо теку по венам Мотылька, в глазах белеет, а в ушах только грохот, все громче и громче.

– Хватит! – кричит вдруг кто-то яростно над ухом, меня отрывают от лошади и сильно трясут. – Дыши давай!

Я судорожно дышу, сгибаясь. Подняв голову, вижу серьезное лицо Радима, он держит меня за плечи, не давая упасть.

– Ты что, больная? Так можно и умереть! Это же не игрушки! – начинает выговаривать, как маленькому ребенку. В глазах у него… слишком много серого, и эта серость прямо клубится, как мглистые грозовые тучи.

Влез в мое лечение и остановил меня! Если теперь Мотылек умрет, только он один будет в этом виноват! Как… как он посмел?! Гость он там не гость, волк не волк, мне все равно!

– На свете очень мало существ, которыми я дорожу, и я не собираюсь терять ни одного из них! – вдруг кричу ему прямо в лицо! Я готова его ударить, убить, если из-за него лечение не закончено. Если из-за него… Я хочу сделать ему больно! Но… недолго.

Когда он резко обхватывает мою голову руками, так, что ладони закрывают уши, и замирает напротив, глаза в глаза, словно воткнувшись в меня взглядом, я теряю весь боевой пыл. Что-то происходит, вокруг исчезли звуки, краски расплылись, став однотонно-серыми, и даже запах мокрой земли испарился, как не бывало. Вокруг ничего нет, только пустота, беспросветная темень, мрак, холод, стужа. Это окружает меня всю жизнь, это и есть моя жизнь, но сейчас… Я боюсь пошевелиться и вижу только его глаза, только его лицо, сосредоточенное, удивленное и вдруг – растерянное.

Он отпускает меня с глубоким вздохом.

– И что я говорил? – слышу веселый голос Ждана. Они с Дынко стоят прямо за нами, а я только их заметила.

– Не надоело тебе еще все знать? – это уже Дынко.

Мотылек! Что с ней? Как страшно оборачиваться, вдруг… я не смогла помочь? Так, надо посмотреть поближе. Похоже, все обошлось, она ровно дышит, уши подергиваются, и глаза блестящие, здоровые.

Мотылек вдруг поднимается, немного мнется на месте, словно проверяя, все ли работает, и довольно фыркает.

Она здорова! Вот только у меня ноги подкашиваются, сил удержаться не хватает. Меня кто-то подхватывает, и становится так тепло! Терять сознание в тепле, оказывается, совсем не так страшно, как в холоде.

Очнулась я дома, в своей кровати, под своим одеялом. Уже темнело, рядом, на твердом деревянном стуле с прямой спинкой сидела Марфутишна, и лицо у нее было таким серьезным, что сразу захотелось глаза снова закрыть. Неужели они меня… прямо сюда притащили? Неужели не знают наших обычаев? Если они это сделали, моей репутации конец. Никогда никто не поверит, что они не воспользовались моей беспомощностью. И как тут поверишь, если я и сама ничего не помню?

Страх заставляет биться сердце все чаще.

– Вижу, что не спишь уже, – говорит воспитательница. Голос вроде незлой, может, пронесло?

– Что со мной случилось? – На всякий случай делаю вид, что с памятью плохо.

– Как можно быть такой рассеянной? – качает головой. – Если бы не Мотылек, не знаю, когда бы тебя нашли. Прискакала во двор одна, копытами стучит, ржет во весь голос, мы так все испугались! Хорошо, недалеко искали. Ты упала прямо у поля? Мотылек поскользнулась, что ли? И ушибов нет, и ни одной шишки на голове, странно даже. Чем ты ударилась?

– Не помню.

– Повезло. Значит, все обошлось, – говорит, как будто обвиняет, что со мной все в порядке.

– Да, повезло, – соглашаюсь.

Так легко становится. Какие все-таки молодцы! Пожалели полукровку, не стали позорить. А теперь еще и домашние вокруг носятся, надо же, как волнуются, приятно, как ни крути! Приносят прямо в комнату поднос с едой, бульон и булочки, а потом молоко с медом. Маришка залазит под одеяло и остается спать со мной, хотя обычно ей этого не разрешают.

К утру силы восстанавливаются, я иду навестить Мотылька и с восторгом слушаю ее довольное ржание. Укуса почти не видно, остались только слабые следы, похожие на точки.

От радости бегу в погреб и притаскиваю ей целую кучу яблок. Если поймают – ох ругать будут, ну и ладно. Главное – она жива!

Волки

После обеда прилетела птица с посланием. Слух о корабле, способном покрыть такое большое расстояние, оказался, как они и надеялись, ложью. Более того, дивы даже не рискнули залететь на территорию леса, хотя, в отличие от людей и лесных, научились успешно путешествовать в первой полосе Старого леса. Подогнали корабль к лесу, повисели и улетели в сторону своего поселения, значит, не были уверены в собственных силах.

Так что теперь повода праздновать было целых два. Ну, по крайней мере, так считал Ждан, остальные двое, наоборот, раскисли.

– Хватит зубы скалить, – огрызался Дынко. – Ты такой только оттого, что опять случайно угадал про девчонку.

– Это не случайность, а закономерность, пора бы и признать.

– Никогда, так и запомни! Радим, что делать будем?

– Пффф…

– Очень содержательно! Давай тогда я скажу. С кочевниками все решено, до ярмарки дел больше никаких нет, потому желаю отдыхать. Радим, точно с кочевниками решил?

– А почему нет? Если найдем на ярмарке любого из лидеров трех групп, не придется потом тратить время и бегать за ними по пустыне. Это называется «использовать все преимущества сложившихся обстоятельств». Информация лишней не бывает, даже если все закончится хорошо, и то пригодится. А хорошо в нашем случае, как сам понимаешь, под большим вопросом…

– Ладно, ладно, не порти день. Скажи лучше, ты знаешь, что делать?

– Примерно.

Ждан тут же оживился.

– Признаем сразу, чего делать – непонятно, она же человек. Предлагаю пустить все на самотек. И я согласен, надо пользоваться моментом, расслабиться и продолжить отдыхать. Пока дивы не нашли способ быстро перебросить большое количество воинов прямо к столице, нападения можно не ждать. По крайней мере, пока они не узнали нашу новость.

– Так и сделаем, – наконец согласился Радим.

Глава 4
Ярмарка

Ярмарка всегда проходила в пятничный день. В этом году она последняя, после почти сразу начинаются заморозки, а вскоре и снег выпадает. Ярмарка – наше единственное развлечение, особенно первая и последняя в году, они самые большие. Целый день можно ходить, и всего интересного не успеешь увидеть. А вечером после ярмарки бывают танцы, жаль, нас туда не пускают. К этому времени неумолимая Марфутишна выходит за своими подопечными, то есть за мной, на охоту, настигает, с силой утопленника хватает за руки и тащит домой.

Однажды я предложила ей остаться и потанцевать. Надо было видеть эти глаза, испуганные до предела одними представленными картинами!

– Я? В таком месте? – охала воспитательница. – В темноте? Без сопровождения мужчины?

Как будто это не танцы, а шабаш какой-нибудь со всеобщим развратом в конце.

Все равно даже без танцев ярмарочный день – чуть ли не единственное важное событие в нашей жизни.

В ночь на пятницу не очень-то мне спалось, часто будил шум. У дома развлечений, как его у нас прозвали, творилось невесть что. В окно было видно зарево огромных костров, несмотря на расстояние, слышались взрывы фейерверков и доносился дикий хохот. Бывало, конечно, что у них шумели, но такого! Только под утро успокоились, и я наконец заснула. Проснулась к обеду, как раз на ярмарке все закончили главные торговые дела, и сейчас уже можно идти развлекаться. Эх, какое это все-таки наслаждение – спать, сколько хочется, жаль, нечасто удается.

Так, для начала умоемся. Теперь одежда… На ярмарку меня, понятно, пустят только в приличном виде, то есть не в штанах. Мое новое шерстяное темно-серое платье, сшитое собственноручно под присмотром Марфутишны, отлично подойдет и смягчит в случае чего ее гнев, без которого еще ни одна ярмарка не обходилась. Обувь и плащ вычищены с вечера, осталось только соорудить на голове какую-нибудь прическу. Хотя хватит и косы, прически проще и не придумаешь. В общем, вскоре к ярмарке я была полностью готова.

Потом спустилась завтракать. Маришка с братьями давно поели и играли в гостиной у камина. Странная игра, как будто пытались друг друга в этот камин уронить. На кухне Глаша с Катринкой стояли близко друг к другу и о чем-то шептались. Меня как увидели, Глаша даже покраснела. Очень любопытно!

– Что-то случилось? – тут же спрашиваю.

– Нет, что ты, – фальшивым голосом отвечает Глаша.

Точно случилось, и делиться новостями опять никто не спешит! Похоже, придется идти на крайние меры, простыми вопросами не обойтись.

– Скажете, что случилось, расскажу, что в замке было, – без раздумий выпалила я.

Ну, против такого они устоять, конечно, не могли.

– Ночью слышала, что творилось? – спрашивает Глаша.

– Да, шум какой-то все время спать не давал.

– Это волки там веселились вовсю, пили, костры жгли, притащили музыкантов, даже бои устроили.

– Всех девок, говорят, перепробовали, и не по одному разу, – добавляет Катринка с кривой усмешкой.

Тьфу ты, мерзость какая! Я думала, что секрет стоящий, а тут такая ерунда.

– Ты что говоришь-то Дарьке, – тут же одергивает ее Глаша. – За языком-то следи! Она же ребенок совсем!

Да уж, ребенок. У нас каждый ребенок знает, откуда дети берутся, всегда найдутся добрые люди, которые объяснят. После каждой свадьбы в деревне пересказы ходят, как там у молодых все прошло. Глупости рассказывают, но с таким видом, как будто про что-то важное. Что может быть важного в подобном… не знаю.

Но обещание есть обещание, говорю взамен, что в замке было. Ну… почти все. А если совсем честно – только пятую часть, ту, что они и так знают. А что делать, приходится как-то выкручиваться.

Тут как раз приходит Аленка, очень вовремя! Спаси меня быстрее от этих двух любопытных зубастых чудовищ, которые недовольны моей слишком короткой историей.

Аленка – моя единственная подруга в деревне, одна из двух за всю жизнь. Второй Стаська была, но теперь ее как бы и нет вовсе. Остальные девчонки с нами не дружили никогда, мне завидовали, Аленку жалели. Чему завидовать, непонятно, я бы легко променяла мою чудесную жизнь на родителей, которым не все равно, кто я и где. Хотя Аленку жалеть есть за что, у нее всей семьи – одна мать, и та очень больная, не встает, Аленке тяжело приходится самой со всем управляться: и с хозяйством, и с огородом. Она старается, но все равно не справилась бы – ей мы помогаем, да из замка иногда, ну и Аленка шьет хорошо, тоже пусть небольшой, но приработок. Мужа бы ей хорошего, но у нее внешность слишком необычная – бледное лицо, ресницы и брови почти белые, глаза, как у рыбы, прозрачные. Никто ее не сватал, не знает никто, какая она добрая и верная. Какая из нее жена получилась бы хорошая. Так жаль!

С нами напрашивается Маришка, жалобно заглядывая в лица, но мы и без просьб не откажемся от компании ребенка. Меньше приставать будут всякие развеселые личности, на ярмарке это бывает. И с братьями повезло, они собрались идти веселиться попозже. Братья у меня погодки, двенадцать, тринадцать и четырнадцать лет. Пока сидят дома, можно спокойно отдыхать, а как на ярмарку придут, придется глаз с них не спускать. Такой возраст у них шебутной, лезут везде и пакостят. Каждый раз боюсь, что поймает кто-нибудь да так уши надерет, что оторвет вместе с головой. Особенно старшего, Пашку, он младших все время подбивает на воровство, а сам вроде как ни при чем. Так и хочется выпороть! Но не могу, они же, как я, без родительской любви растут, да и четырнадцать лет уже такой возраст, когда взрослыми все себя считают. Нельзя же унижать в нем пусть маленького, но уже мужчину.

Ну все, пара часов у нас пока есть.

– Готовы? – бодро кричу у выхода.

– Да! – отвечает Маришка, и мы идем на ярмарку.

Ах эта ярмарка! Как приятно влиться в ее яркий, шумный, суетливый мир, закружиться вместе с множеством людей, съехавшихся во всех окрестных деревень и городов, утонуть в кипящей смехом толпе. Иногда на ярмарке можно встретить представителей других стран. Частенько мы видели лесных людей, худых и бледных, одетых в закрытые длинные плащи из плотной ткани матовых тонов. Гораздо реже попадались горные люди – коренастые, шумные мужчины, все как один с оружием, обычно таким огромным, что при их росте смотрелось немного нелепо. Но они, похоже, наоборот, думали, что так красивее. Кстати, может, и волки бывали? Если одеть звериных, как наших, то не уверена, что смогла бы их отличить от людей.

Сегодня, правда, чужаков мы не встретили, вокруг были одни люди. Мы шли мимо палаток и прилавков, с трудом пробираясь через толпу. Кругом гудели голоса, сквозь которые прорывались более громкие вопли торговцев, предлагающих свои товары. Торговые ряды нас не интересовали, денег почти не было. Мы искали развлекательную зону, где все веселье, где выступают певцы и танцоры, там еще бывают всякие разные необычные заморские редкости, вроде странных животных или магических артефактов. Хотелось немного повеселиться перед тем, как притащится Марфутишна и загонит домой.

Сегодня было очень много народу, как всегда в последнюю ярмарку года. Многие спешили, ведь надо успеть продать все ненужное и закупить необходимое на долгую зиму.

А еще было много кочевников из свободных пустынных земель, что на юге от человеческих. По твердому убеждению Марфутишны, кочевники – одна из опасностей, поджидающая каждую девушку на пути добродетелей. Сколько слышала, как они воруют красавиц, перекидывают через коня, увозят да продают кочевым торговцам (правда, лично ни об одной не знала, но говорят, значит, так и есть). И хоть я напоминала, что к красавицам того типа, которых хочется утащить в свое логово, не отношусь, да и заработать на мне вряд ли много сумеют, но избежать поучений не удалось. Никогда мне не удавалось избежать ничьих поучений. Ни разу!

Постепенно толпой нас вынесло куда-то на край ярмарки. Тут плотно стояли груженые повозки с привязанными к ним лошадями. На земле лежали кучи мешков, каких-то ящиков, местами горки мусора.

Ну, мы не сразу поняли, что зашли куда-то не туда. А когда развернулись, пришлось долго обходить сплошные ряды повозок. Народу вокруг становилось все меньше. В конце концов мы уперлись в тупик, где посреди дороги горел костер, а вокруг плотным кольцом сидели мужчины. Кочевники с загоревшими дочерна лицами и все как один с кинжалами за поясом.

Упс! Невезение какое, нас быстро увидели, двое мужчин поднялись и широко заулыбались, приглашая к костру. Этого делать никак нельзя, не думаю, что украдут, но проверять как-то неохота. Маришка вот еще цепляется за руку, испугалась, когда они к нам подошли.

Настойчиво просят еще раз. Нет, никак не можем, спешим. Пока еще улыбаюсь, но уже настороженно, не нравятся мне их заискивающие взгляды, и подталкиваю Маришку назад. Ну, догадайся же, развернись и иди, а я пойду за тобой.

А она, как назло, вцепилась теперь в юбку и двигаться мешает. Все равно еще раз громко скажу, что нас ждут, и уйду.

Тут за собой слышу грохот, как будто что-то тяжелое падает на кучу ящиков и они все разваливаются. А потом за спиной становится так тепло, будто там камин разожгли.

– Вот вы где, – услышала я знакомый голос.

Дынко стоял прямо за моим плечом. Дынко здесь? Как вовремя… Надо же, как я ему обрадовалась! Волки в нашем случае однозначно лучше, чем кочевники.

Маришкины пальцы отрываются от моего подола, Дынко берет ее на руки, но смотрит вперед, на мужчин.

– Вы пошли не в ту сторону, – равнодушный голос справа.

Ждан стоит поближе к Аленке, но смотрит тоже вперед. Предостерегающе.

Лица кочевников теряют улыбки и превращаются в равнодушные маски. Они разворачиваются и уходят, даже спинами выражая полное презрение.

Маришка не спешит слезать с рук Дынко, и он, похоже, не против, тащит ее и даже слушает, что та болтает.

Я иду за ними возле Радима и делаю вид, что не удивлена их присутствием и ничуть не рада.

Сзади идет Аленка с Жданом. И двух минут не прошло, а они как старые знакомые беседуют о… Рукоделии? Не может быть! Что Ждан может понимать в рукоделии? Похоже, ничего, но слушает внимательно и даже вопросы наводящие задает. Интересно, узнала бы моя подружка, что рядом с ней идет вожак, сильно бы удивилась?

– Чему улыбаешься? – тут же спрашивает Радим.

– Да вот думаю, говорить или нет Аленке, что она рассказывает о способах вышивать двусторонней гладью вожаку.

– Да уж, – и тоже улыбается.

– Вежливый он у вас. А как это кстати, вожак?