Текст книги "Ложки деревянные"

Она появилась на рынке не так скоро, как раньше. Пришла туда, когда торговцы уже начали складывать свой товар и собираться по домам. Он и сам собрался уходить, решив, что и сегодня её не будет и, к своему удивлению, даже немного занервничал: вот и о ложках узнал, и обещали ему их привезти, а она все никак не приходит. Кому он потом продаст их? Поэтому, заметив её, вздохнул с некоторым облегчением. Но стоило ей только подойти к нему поближе и посмотреть своими пустыми глазами прямо в его сердце, и он опять почувствовал неловкость. Поэтому нарочито бодро выпалил:

– Будут вам ложки. В следующую пятницу. Мне обещали их привезти на днях.

– Да? – спросила она немного неуверенно, и словно не обрадовавшись вовсе. – А ты можешь принести мне их домой? Я живу здесь рядом.

Она показала рукой на дома возле базара и назвала свой адрес.

Мурат не успел ничего ответить – он от удивления замер. Принести ложки к ней домой?! Вот ещё!!! Пока он про себя возмущался, она развернулась и уверенно пошла прочь.

– Пожалуйста, Мурат, – обернулась она и, похоже, улыбнулась. Нет, только подняла уголки рта.

– Мурат, кто это был? – спросила тётка Фатима, с подозрением глядя в след уходящей женщины.

– Да так, клиентка. Заказ сделала и оплатила, – растерянно произнёс Мурат. Неужели он понесёт эти ложки к ней в дом? Нет уж, пусть ждёт следующей пятницы, когда будет базар. А он ей скажет потом, что ложки привезли аккурат в четверг вечером!

Но ложки ему привезли на следующий день, в субботу. И прямо с субботы Мурат начал маяться: взять и отнести ей эти ложки, или пусть она ждёт наступления пятницы? Пусть ждёт, решил он. И взялся помогать тётке, чтобы отвлечься от мыслей об этих злосчастных ложках. Сначала решил повозиться с Юсуфом. А тетка в это время пусть спокойно еду готовит. А то с Юсуфом на руках у нее плохо получается варить суп. И время обеда давно пришло. Не плохо было бы подкрепиться. Но ему быстро надоело прыгать вокруг орущего младенца, всё время требующего мать и ни в какую не соглашавшегося сидеть на руках у Мурата. Тогда он вызвался сходить в магазин. По дороге встретил Орхана. Тот сказал, что вечером ребята собираются играть в футбол и хорошо, если Мурат к ним присоединиться. Мурат с радостью согласился и через пару часов резво бежал на стадион, решительно позабыв о злосчастных ложках.

А когда вечером возвращался домой, на дороге опять заметил женский силуэт, далеко, почти уже на подходе к дому.

Он разозлился и громко крикнул, вздрогнув от звука собственного голоса, внезапно разорвавшего тишину посёлка: ты кто? Силуэт исчез с дороги и расстаял на обочине, как и в прошлый раз. А бежать за ним ему и в этот раз не захотелось – боевого настроя хватило лишь на этот громкий крик.

К понедельнику Мурат извёлся окончательно – мысли о ложках и женщине, заказавшей их, преследовали его, чем бы он не занимался, и он решил, что во вторник утром отнесёт эти треклятые ложки к ней домой.

Почему во вторник, а не сразу в понедельник вечером? На этот вопрос у него уже был готов ответ: если и идти в дом к этой странной женщине, то только с утра, а никак не вечером, когда на дорогах возникают силуэты, и вообще всё вокруг становится немного таинственным.

Женщина жила в престижном квартале, состоящем из небольших одноэтажных домиков. Каждый домик занимала одна семья. Соседей не было. Последнее обстоятельство очень смущало Мурата. Он поёжился, но постарался отбросить свои навязчивые страхи и смело подошёл к дому, на котором значился нужный номер. Перед домиком с большой террасой и огромными окнами, располагался цветущий сад, в котором росли ухоженные кусты роз и ещё какие-то цветы, названия которых Мурат не знал. Все это он увидел через невысокий забор, окружающий дом. Что ему делать дальше? Открыть железную дверь и войти в сад? Звонка на воротах он не увидел, а раньше бывать в подобных домах ему не приходилось. А дома ли сама хозяйка? Она же не может всё время сидеть и ждать, когда он придёт. Может, ему оставить пакет с ложками у двери в сад? А вдруг пакет кто-то возьмёт? Доказывай потом иностранке, что он приносил ей эти ложки и оставил их в пакете возле её дома. Мурат решительно толкнул дверь. Она сразу распахнулась, приглашая войти. Вот и хорошо: в саду и брошу этот пакет. Мурат пошёл по дорожке, посматривая по сторонам. Где же оставить пакет, чтобы она сразу обратила на него внимание? Если оставить где попало, есть вероятность, что она его не найдет. Хотя это станет уже её проблемой, а никак не самого Мурата. Он ещё раз осмотрелся. Зашёл на террасу, и уже собирался оставить там пакет, но заметил, что дверь в дом открыта настежь. Удивляться тут нечему – жара, все оставляют открытыми окна, двери, спасаясь от летней духоты. Но в таких домах наверняка есть кондиционер. А хозяйка-то, получается, дома. Стала бы она все двери оставлять открытыми. Где же она сама? Мурату стало интересно, и он зашёл в помещение, сразу оказавшись в огромном салоне. Из-за спущенных на окнах жалюзи тут было довольно темно.

– Мурат, проходи.

Услышал он спокойный женский голос.

– Здравствуйте. Я принёс то, что вы просили, – выдавил он из себя. Сейчас он поставит пакет и уйдёт – дело сделано.

– Заходи, пожалуйста. На улице слишком жарко, и ты, наверное, хочешь пить.

Мурат почувствовал тяжесть в ногах – теперь сразу не уйти. Что за наваждение? Чего он опять так оробел?

Женщина поднялась ему навстречу. Всё это время она сидела в огромном кресле у окна, выходившего в сад. Как он её сразу не заметил? Она практически слилась со светлым креслом: белая блуза, светлые брюки, сама очень бледная, с бесцветными волосами – прозрачная и вибрирующая, словно тень в свете фонарей, а здесь – бликов солнца?

– Проходи, мальчик, я совсем одна. У меня есть фрукты, газировка. Что ещё нужно человеку в жару? Ты ведь не откажешься от газировки? Не стесняйся, пожалуйста.

Её речь была блёклой, невнятной, как и она сама, и Мурату приходилось всё время вслушиваться в шелест её губ.

Может, это оттого, что она плохо знает его язык? Хотя, не похоже: всё, что она произносит на турецком, вполне можно понять. Но говорит она так, словно ей не хватает энергии: с усилием выдыхая слова, окончания которых она иногда в изнеможении проглатывает.

– Я не голоден. Спасибо. И пить не хочу, – соврал Мурат, так как от волнения у него давно пересохло во рту. – Я ложки вам принёс, те, что вы просили меня найти. Помните?

На всякий случай спросил Мурат, чтобы сразу перейти к цели своего появления здесь. Ему хотелось как можно быстрее сбежать из этого дома.

– Да, ложки, конечно, – встрепенулась она и передёрнула плечами, будто озябла.

– Они тут, – Мурат показал ей на пакет, из которого намеревался вынуть ложки.

– Брось ты этот пакет. Ничего с ним не случится. А сам садись к столу. Вот газировка. Холодная. Стакан для тебя я уже поставила.

Она смотрела на него, но Мурат никак не мог понять, что выражает её взгляд: радость от того, что он принес ей эти ложки, одобрение сделанного им или просьбу остаться здесь с ней? Ее взгляд ничего не говорил ему. Она постоянно думала о чём-то своём, иногда задавала ему вопросы, ответы на которые, по всей видимости, ей были не слишком интересны. Такое избирательное безразличие и пугало, и одновременно завораживало, казалось странным и загадочным. И вместо того, чтобы уйти, Мурат неожиданно для самого себя опустился на стул прямо напротив иностранки. А, сев, решил осмотреться по сторонам – любопытство окончательно вытеснило страх. Но ничего особенного в интерьере этой квартиры он не заметил. Самым загадочным и непонятным объектом в доме была сама его хозяйка. Мебель обычная, новая и наверняка очень дорогая, как и подобает домам такого уровня. Красиво, конечно. Но неухожено как-то, неопрятно, что портит общее впечатление. К примеру, на спинках стульев – небрежно оставлена одежда, на столе – сдвинуты на самый край грязные тарелки, тут же валяются уже использованные, скомканные салфетки. Его тётка давно бы всё убрала. Хотя в их доме и мебели совсем нет, но вещи не валяются где попало. А вот в саду у иностранки очень красиво: розы цветут и какие-то другие цветы. А ещё… Мурат насторожился. Чего-то здесь не хватает. Точно! В этом огромном пространстве, заставленном шкафами и столами, нет телевизора. Удивительно! Даже у тётки в доме (да и в отчем доме тоже) на стене висит телевизор плазма. А тут его нет!!! Мурат с нарастающим удивлением огляделся вокруг, даже немного приподнялся со стула, продолжая искать взглядом то, чего здесь похоже не было. Ну ведь не может такого быть!

– Вы совсем не смотрите телевизор? – не удержался он от вопроса.

Он, правда, и сам по телевизору смотрит только футбольные матчи, а вот его тетка и мама весь день увлеченно проводят за сериалами.

– Телевизор? – на лице хозяйки не отразилось никаких эмоций. – Я больше люблю цветы.

Телевизора в этом доме точно нет. Убедился Мурат и успокоился: иностранка, вероятно, тратит время не на сериалы – она ухаживает за живыми цветами в своем саду.

– У вас очень красиво в саду.

Он посмотрел в окно. Из него хорошо просматривался весь сад и тропинка, по которой он робко пробирался к дому. Скользнул взглядом чуть ниже и заметил на подоконнике маленькую фотографию в массивной рамке. Видимо, когда Мурат вошёл в дом, женщина смотрела на фотографию, а не разглядывала сад. Иначе бы она обязательно заметила его идущим по тропинке. Он немного задержал взгляд на фотографии. Ничего особенного – маленький ребенок с большими глазами. Обыкновенный младенец. Только глаза… Огромные, испуганные. То ли плакал, пока его фотографировали, то ли собирался заплакать.

Он взял бутылку воды и решительно плеснул ее содержимое в стакан, который заботливая хозяйка давно поставила перед ним. Во рту у него пересохло сразу, как только он переступил порог этого дома. Сразу выпить угощение он не решился – непривычная атмосфера вокруг, а самое главное – присутствие этой странной женщины сковывало его. Но жажда стала невыносимой. Мурат большими глотками принялся жадно пить холодную воду

Краем глаза он поймал её взгляд. Она, не моргая, смотрела прямо ему в лицо. Мурат чуть не поперхнулся, и, зажмурившись – теперь он её не видел – допил воду.

– Спасибо. Я пойду.

– Спасибо? За что? Это тебе спасибо. Я здесь совсем одна. А этим утром я оказалась в компании с тобой.

– Вам одной не страшно? – не удержался от вопроса Мурат и сразу подумал о матери – она ведь тоже одна!

– Мне?

Она всё время переспрашивает. И сразу не отвечает на вопросы. Как тяжело с ней разговаривать.

– Не страшно. Страшно, когда не одна, – она, наконец, отвела от него свой взгляд и посмотрела куда-то в стену.

Из её ответа Мурат ничего не понял, но и выяснять, что она имеет ввиду, не стал. Вместо этого решил спросить о детях – плачущий младенец на фотографии заинтересовал его.

– А ваши дети уже выросли? – Мурат выразительно посмотрел на фотографию на подоконнике, даже руку приподнял, жестом указывая на неё, чтобы она поняла, почему он решил задать такой неожиданный вопрос.

– Дети?

Она встрепенулась. Глаза потемнели: из бесцветных превратились в чёрные. Такая перемена в её взгляде не на шутку перепугала Мурата.

– Извините. Просто у моей тётки такой же малыш, как на вашей фотографии. Он не даёт нам спать, – Мурат виновато улыбнулся. – Вот я и решил спросить. Зачем – не знаю, – искренне признался Мурат.

– Ты живёшь с тётей? – в её взгляде пропала чернота, и глаза вновь стали бесцветными.

– Да и с бабкой.

– А родители?

– Отец работает. Они с матерью в разводе. Обычное дело.

Мурату не хотелось говорить с ней о матери, не хотелось показать ей свою грусть. Поэтому он бодро улыбнулся.

– Бедный мальчик?

То ли спросила, то ли посочувствовала она.

– Мне пора.

Не хватало ещё, чтобы она начала его жалеть! Мурат резко встал из-за стола и решительно пошёл к выходу.

– Бедный мальчик, бедный мальчик, – слышал он, пока шёл до двери, да и на террасе ему всё казалось, что вслед ему несётся это её вопросительно-утвердительное «бедный мальчик?!»

«Какой же я бедный? С чего она взяла, что я бедный? Я уже взрослый и самостоятельный. Живу как хочу, ещё и матери помогаю. Могу и не работать, если захочу. А работаю потому, что мне нравится работать на базаре. Если бы не я, у кого бы она тогда ложки купила?

А я ведь забыл ей сказать, что заказ вышел немного дороже, и залога не хватило. Растерялся под её взглядом, про детей зачем-то стал расспрашивать. А возвращаться в этот дом не хочу! В пятницу будет базар – вот тогда и рассчитаемся!»

Решил Мурат.

Но в пятницу она не пришла на базар. Мурат весь день смотрел по сторонам в надежде её увидеть. Напрасно. Собственно, он сам виноват – про деньги ему надо было сказать ей сразу, как только он вошёл к ней в дом и заговорил. И почему, собственно, он решил, что она обязательно опять придет на базар? Может, она вообще уехала. Вернулась к себе в Германию или Голландию. Или ещё куда-нибудь. А он не знает ни её имени, ни откуда она приехала. А если бы и знал – разве это помогло ему сейчас?

В конце концов, невелики убытки! Обидно только, что на таком большом заказе совсем ничего не заработал. А вот деньги ему вовсе не помешали бы, – корил себя Мурат, складывая товар.

Он попрощался со всеми, но домой не пошёл, а свернул на ту улицу, где жила она. Её дом совсем рядом. В дом он не пойдёт, разумеется – просто издалека посмотрит, не висит ли замок на дверях сада, а, может, наоборот, дверь в него распахнута, как в тот раз, когда он приходил к ней. Если висит замок, значит, она уехала. А если замка нет, тогда он развернётся и как ни в чем не бывало пойдёт к себе домой, а потом, может… Что он сделает потом, где он найдёт её, и как расскажет о том, что она должна ему денег, Мурат не знал. Он совсем запутался.

Сначала он шёл довольно бойко, а потом замедлил шаг: калитка в сад, похоже, приоткрыта. С такого расстояния сложно быть уверенным в этом. Он решил подойти ещё ближе, чтобы убедиться в том, что калитка и правда распахнута, и в саду находятся не работники, которые тщательно убирают дом после отъезда его хозяйки.

И тут он увидел её. Она стремительно появилась из калитки и шла ему навстречу. Между ними – небольшое расстояние. Надеяться на то, что она его не заметит, глупо: она уже подняла своё лицо и, похоже, посмотрела на Мурата. Он вздрогнул. Женщина стремительно приближалась.

– Мурат?

Она внимательно смотрела на него. Сегодня у неё серые глаза, далёкие и холодные, как звёзды.

– Я мимо шёл, – Мурат пожалел о своей затее – он вновь оцепенел, ему стало неловко, что оказался здесь, и теперь нужно как-то начать разговор о деньгах.

– Я не была на базаре. У меня сегодня день скорби. В этот день я избегаю скоплений народа. И вообще, людей. Но ты – ребёнок.

Мурат покраснел: «Ребёнок. Сейчас ещё добавит – бедный!»

– Поэтому для тебя я могу сделать исключение.

– А что… что у вас случилось? – превозмогая охватившие его сначала раздражение, а потом и робость, спросил Мурат.

– Мой ангел. Он улетел, – торжественно, но при этом весьма загадочно произнесла она.

– Ангел? – протянул Мурат и посмотрел ей в глаза, пытаясь понять: шутит она или нет.

Но её глаза, как всегда, ничего не выражали – пустые и немного отрешённые.

Чудная она всё же. Говорит о каких-то ангелах… Возможно, она называет ангелом того ребёнка, фотографию которого он видел у неё дома?

– Ваш ангел – это тот мальчик на фотографии? – Мурату хотелось услышать немедленное подтверждение внезапно посетившей его догадки.

– Да, – коротко ответила она, и взгляд её из ничего не выражающего стал колким.

– А куда он улетел? – тихо спросил Мурат, силясь понять смысл её слов. Да и жалко ему стало того малыша с огромными глазами. Что с ним произошло?

– Ангелам хорошо на небе. На земле – ад.

Опять загадки. Мурат ничего не понимает. А она, похоже, никуда не спешит и сегодня немного разговорчивее, чем обычно. Самое время сказать ей о долге.

– Когда я заходил к вам, я забыл сказать, что ваш заказ вышел дороже… – начал было Мурат.

Но она перебила его.

– Да, ложки, конечно! Хорошо, что ты мне о них напомнил. Я должна сделать тебе ещё заказ. Вилишь ли, у меня свой магазин в Германии. Мне нужно много, очень много ложек, – она замолчала, опустила глаза, а потом добавила:

– Приходи ко мне завтра. Если у тебя нет важных дел, конечно. Я заплачу всю сумму сразу. Договорились?

Мурат быстро кивнул головой, а женщина, не попрощавшись, опустив голову и глядя себе под ноги, побрела дальше.

Опять он согласился! И отчего-то сердцу стало тяжко. Будто руку ему кто-то на грудь положил и сдавил в том месте, где у Мурата сердце. Но никакой руки нет, а Мурату тем не менее плохо, и муторно у него на душе. Может, устал? Или ест мало? Мать, вон, сказала, что он похудел. Или дело в этих ложках, вернее, в этой иностранке? Есть в ней что-то непонятное, поэтому, может, хоть и чудно и боязно, но его странно тянет к ней. И мальчик тот, ангел ее, куда мог улететь? А глазища у него какие…

Мурат спешил домой. От жары и духоты, что были на базаре – а, может, и после этой встречи – у него разболелась голова. Поэтому на стадион он решил не ходить: пускай мальчишки без него мяч по полю гоняют.

Тётка его тревожного состояния не заметила – у неё в гостях были соседки. И Мурат быстро прошмыгнул мимо всех на террасу. Там сел на пол, спиной облокотился на бетонную стену. Прямо над его головой навис зелёный лиственный купол: виноградная лоза плотно обвила террасу, крепко зацепилась усиками за натянутые вдоль террасы железные прутья. Теперь лучи предзакатного солнца сюда не проникали, и Мурат устроился в тени, почти в прохладе. Хорошо сидеть здесь. Тихо. Он вытянул ноги. Одной ногой упёрся в таз, который с шумом отъехал, и из него высыпались бледно-салатовые листья. Видно, тётка сарму* собралась делать – вот и листьев свежих нарвала, сложила в таз. Надо бы собрать разлетевшиеся листья. Но Мурат так хорошо устроился, что ему совсем не захотелось шевелиться. И дрёма, похоже, накатила на него. Если бы не этот навязчивый шум – «цвырканье» цикад в саду – он тут же и заснул бы. Не жарко им, что ли? Или, наоборот, от жары так шумят, жалуются, что как только появились на свет, сразу оказались в жаровне. «Ад на земле», – вспомнил он слова иностранки. Ерунда, конечно! И вообще, он не хочет сейчас думать о смысле её загадочных слов. А чтобы совсем отвлечься, Мурат начал рассматривать виноградные листья на первый взгляд такие похожие между собой, но, если хорошенько присмотреться – отличающиеся друг от друга. В какой-то момент ему начало казаться, что это вовсе и не ветки лозы, а… руки. Орава людей протягивала к нему свои руки: у кого-то ладони были зажаты в кулак, у кого-то – открытые, есть и совсем крохотные ладони, с маленькими детскими пальчиками. Под монотонное стрекотание цикад Мурат и не заметил, как веки отяжелели, и он задремал…

– Мурат, просыпайся! У нас радость большая! Твой отец возвращается. Пока ты допоздна где-то шлялся, он мне позвонил. А потом соседки пришли – закрутилась я. Когда тебя увидела, не сказала сразу: хмурый ты больно вернулся и промчался мимо. Зашла в комнату – тебя нет. Заглянула на террасу, а ты там спишь. Зачем будить? Сейчас проснулся и сразу новость хорошую узнал.

Мурат спросонья хлопал глазами. Голова гудела. Реальность не спешила прорваться сквозь завесу сна, за которой он так уютно устроился.

– Кто? Отец?

На всякий случай переспросил Мурат. Но особой радости не испытал. Он уже привык жить без него, и его почти все устраивало: к нему никто не лез и почти не контролировал. Если только бабка. Но она старая, и от нее, как от назойливой мухи, можно отвернуться. А перед самой поездкой отец так шумно разводился с матерью, приревновав её к двоюрному брату, что Мурат даже вздохнул с облегчением, когда тот наконец уехал.

«И чего его так рано несёт обратно? Все деньги уже успел заработать, что ли? – хмуро думал Мурат. – Сидел бы в своей Германии!»

Нет, не рад Мурат возвращению отца, совсем не рад! А что будет, когда он увидит мать? У той живот впереди нее идет. Ей совсем уже скоро рожать.

Мурату сделалось страшно.

– Ты чего застыл, дурень?! – тётка с удивлением смотрела на Мурата. – Или никак не проснёшься? Отец родной едет, денег нам везёт, подарки для тебя.

– Я рад! – хмуро ответил Мурат. – Очень рад. Что ж мне, как девчонке, прыгать от счастья? Когда он приезжает-то?

– Ну, да, мужчина растёт, серьёзный, как отец! – улыбнулась тётка, не заметив, что у Мурата лицо перекосило, когда тетка его с отцом сравнила, будто он зараз целый лимон проглотил.

– Отец пока ищет билеты. Вот как найдёт подходящий, чтобы и по цене и по времени устраивал, в тот же день купит и прилетит, – продолжала она сообщать Мурату подробности «чудесной новости». А потом оставила Мурата наедине со свалившемся на него «счастьем».

***

«Что теперь будет?» Размышлял Мурат, продолжая переживать за мать и за то, что их редкие встречи скоро станут совсем невозможными, так как отец будет следить за каждым его шагом. Но это ещё полбеды.

Что будет с матерью? Мурату за нее очень страшно: отец и после развода считает ее своей собственностью и вряд ли даст ей жить спокойно. Ревнует её, а тут и младенец скоро появится…

Мать у него красивая, и, где бы она не появилась, мужчины часто обращают на неё внимание. И платок с шароварами она носит обычные, как у всех, и никогда не красится – и всё равно: выделяется среди остальных. Отца это только злит и раздражает.

Тётка его мать бедовой называет. Что не наденет та на себя – всё равно заметная. И платок купят одинаковый, а на его матери он смотрится по-другому и повязан словно не так. «Ну, как такое может быть! – по обыкновению возмущается тетка. – «Видно, мать твоя сама хочет, чтобы её замечали. Не иначе».

Соседи тоже масла в огонь подливали: засматриваются местные мужики на мать Мурата. В самом начале родня старалась при Мурате много не говорить об этом. Но доброхотов в поселке много – и в школе одноклассники начали перешептываться, многозначительно поматривая на Мурата, а некоторые принялись его дразнить. Но он-то за себя постоять умеет: дал оплеухи сплетникам пару раз. Больше не смеялись.

А случай с чётками стал последней каплей, переполнившей чашу терпения отца Мурата. И хоть Мурат был в то время дома и видел своими глазами, как брат отца вернулся к ним в дом за забытыми четками, и, найдя, тут же засобирался к себе домой, отец сыну не поверил: много понимает мальчишка во взрослых делах, сказал. Разозлился тогда страшно.

Родня и раньше его мать недолюбливала, а тут и вовсе – все сплотились против неё.

Мать же у Мурата добрая, хорошая. Как он не плакал после развода родителей, как не просил оставить его с матерью – ничего не помогло. Заставили Мурата жить с отцом.

А сейчас ему надо сбегать к матери. Нужно предупредить ее о том, что отец на днях возвращается в поселок. Эх, еще бы знать поточнее, когда тот заявится… Но все равно – пусть мать поторопится и уедет к своей сестре, как собиралась. Подальше отсюда.

Он, разумеется, будет сильно скучать. Но и отец не навсегда же сюда приедет. В отпуск, наверное, выбрался. Отдохнет пару недель, и опять в свою Германию отправится. Мурат тяжело вздохнул. Когда дело касается его отца, ничего нельзя сказать точно. Кстати, отец может его и на рынок больше не пустить. Решит, что нечего там сыну болтаться, взрослым мешать. Кто знает, что отцу в голову взбредет. Вот тогда тоска и начнётся! Пожалуй, и к иностранке нужно заглянуть, пока Мурат сам себе хозяин.

Мальчик вздохнул.

– Мурат, ужинать иди! Я долму разогрела! – услышал он весёлый голос тётки.

Ну, хоть что-то хорошее случилось сегодня. Немного обрадовался Мурат и заспешил в салон. У него с самого утра во рту, кроме симита, ничего не было. Как же он проголодался!

На этот раз Мурат решительно шёл к дому иностранки. Она ведь обещала оплатить ему всю сумму, причитающуюся за ложки. И именно сейчас ему очень нужны деньги. Как только он их получит, сразу передаст матери. А та купит билет до Элазига и уедет к своей родне. Мурат чувствует, нет, он уверен: ей непременно нужно уехать из посёлка. И сделать это нужно как можно быстрее.

Пока мать не слишком торопится с отъездом. Она не знает главного – о скором возвращении отца. Узнав, она тотчас поймёт, что тянуть с отъездом больше никак нельзя. Поэтому Мурат спешит к той женщине. Зачем ему бояться всякой ерунды: её глаз, странного голоса? Глупости всё это – просто воображаемые им страхи. Он зайдёт на минуточку в тот дом, возьмёт деньги и тотчас побежит к матери, чтобы сообщить ей тревожную новость, и отдаст все деньги.

Он быстро дошёл до дома иностранки и, не задерживаясь ни в саду, ни на пороге дома, как было в прошлый его приход, решительно вошёл в открытую дверь. В этом доме, похоже, двери всегда открыты, а, может, это потому, что она его сегодня ждала?

– Здравствуйте, – громко поздоровался Мурат.

– Пришёл? Молодец. Ты любишь конфеты, шоколад? У меня есть марципаны. Проходи, садись за стол. Я собиралась завтракать. Люблю с утра съесть что-нибудь сладенькое. Попробуй. Марципаны очень вкусные.

Мурат не знал, что такое «марципаны» и в принципе не собирался задерживаться в этом доме. Ему сделалось неловко – женщина искренне приглашала его составить ей компанию и позавтракать вместе. Он растерялся и молча смотрел на неё.

Она тоже немного помолчала, а потом добавила:

– Это ореховая паста, миндальная, а сверху – шоколад.

Выжидательно посмотрела на него, выпрямившись в кресле и немного поддавшись всем корпусом вперёд, а потом, словно устав от напряжения, рухнула на спинку кресла, не отводя глаз от Мурата.

«Ледяные», – поёжился под её взглядом Мурат. Глаза у неё сегодня похожи на горячий лёд: холодный и обжигающий, вызывающий дрожь и непокой внутри, сковывающий его.

Всё также, не отводя своего взгляда от лица мальчика, она взяла со стола стакан воды. Но не стала пить из него – держала в руке. Опустила глаза, посмотрела на другую руку, вернее, на то, что было зажато у неё в ладони. Потом Мурат услышал лёгкое шуршание и небольшой щелчок. Приглядевшись, он заметил блестящую упаковку. «Похоже на упаковку для таблеток», – отметил про себя Мурат. И когда она бросила пустую упаковку на стол, оставив на ладони маленькую белую капсулу, его догадка подтвердилась.

Похоже, что его знакомая заболела. Теперь будет невежливо, если он сразу уйдет.

А женщина тем временем успела принять таблетку.

– Здоровья вам* (буквально с тур – geçmiş olsun – вежливое пожелание выздоравления)! – произнёс Мурат.

– Я принимаю таблетки строго по времени. Они благотворно влияют на моё здоровье. Только и всего.

«Впрямь как его бабка. Та тоже любит пить таблетки по поводу и без. Только эта помоложе, конечно», – подумал Мурат.

Жестом руки она еще раз пригласила его к столу, за которым сидела.

Нет, сегодня она точно какая-то другая. Мурат не слишком смущается её, а когда она не смотрит на него, он ее почти не боится. Хотя, это, скорее, потому что пришел он сюда по серьезному делу, и ему почти нет дела до своих страхов! Когда же она наконец заговорит о ложках и деньгах?

А она равнодушно смотрела в сад – и снова на синеву её глаз пала пелена серого тумана. Будто Мурата вовсе не было с ней рядом, и их разделил этот густой серый туман, из которого она нескоро выберется.

Он кашлянул, чтобы привлечь её внимание: у него мало времени, и он совсем не хочет застрять здесь надолго.

Но вот она перевела свой взгляд на Мурата.

– Мне нужно двадцать наборов таких ложек. Это не мало, – произнесла она.

«Наконец-то», – подумал Мурат и даже улыбнулся.

– Сможешь достать? – она внимательно смотрела на него. – Ты не стесняйся, пожалуйста. Бери марципаны. Ты ведь любишь чернослив? В Турции много слив и миндаля. А марципан – это и есть миндаль. Внутри этой миндальной пасты – слива. Очень приятное сочетание.

«Далась ей эта конфета, но если это так важно для неё, – что ж он возьмёт одну на пробу.

Мурат взял конфету, надкусил. Горьковата и странно пахнет. Он с трудом проглотил кусочек. Оставшуюся конфету завернул в фантик и собрался положить в карман.

– Не понравилась?

– Уж очень непривычный вкус, – признался Мурат и покраснел.

Сегодня она смотрит на него по-другому, немного отстраненно. Но ему это не нравится тоже.

– Я хотел ещё сказать, что ваш предыдущий заказ вышел дороже, чем я предполагал, – быстро произнёс он, стараясь не смотреть на нее.

– Сколько я должна?

Он назвал сумму.

– Я оплачу сейчас всю сумму сразу. Так будет удобнее всем. И долг, и новый заказ. Хорошо?

«Всё-таки сегодня она другая. Много говорит. И глаза необычные – блестят странно. Может, она пьяная?»

Подумал Мурат. Он часто слышал, как его тётка в разговорах с бабааннэ обсуждала иностранок и сетовала на то, что те пьют вино и не только. Становятся они при этом очень странными. Иногда – весёлыми и глаза у них блестят, иногда, наоборот, – печальными и даже плачут. Правда, что плохого в том, что человек весел и у него блестят глаза, Мурат не понимал. Другое дело, если плачут. Это грустно и непонятно, если не знаешь почему. И когда он спрашивал у тётки, что в том плохого, когда люди, выпив, потом веселятся или плачут, та пугалась и с ужасом говорила, что сначала они веселые или грустные, а потом могут начать буянить. Его иностранка не была весёлой, скорее, печальной. Но странной она точно была! Пока не буянила, но кто же знает, что будет дальше?

Мурат машинально кивнул головой и с опаской посмотрел на хозяйку дома.

– Ты меня боишься? Возможно, плохо понимаешь меня. Мне и самой порой сложно понять некоторые вещи. Ну, да ладно. Тебе не стоит меня опасаться… Если бы мой Ангел был со мной, мне кажется… В общем, он был бы немного похож на тебя.

Мурат вздрогнул и невольно глазами начал искать фотографию этого Ангела, чтобы убедиться, что он совсем не похож на него! Не хватало ещё быть похожим на каких-то Ангелов. В тот раз фотография стояла на подоконнике. Но теперь ее там нет. Мурат еще раз внимательно посмотрел вокруг и заметил её… прямо на столе. Когда она успела там появиться? Но это уже не столь важно! Он вперил взгляд в лицо младенца. Заплаканные угольно-чёрные глаза смотрели прямо на Мурата. Не похож он на этого плачущего мальчика! Совсем не похож. Таких младенцев полно – черноглазых и плачущих. Взять, к примеру, Юсуфа. Он всё время плачет, и глаза у него чёрные. С чего она решила, что на эту заплаканную мордочку похож именно Мурат?! Тем более её ангел куда-то улетел, и последнее обстоятельство совсем не нравилось Мурату.