Текст книги "Море волнуется – раз"

…Да, надо было раньше думать. Последствия оказались необратимыми, и ей, наверное, никогда уже не удастся убедить близких в своем здравом рассудке. А может быть, действительно завести любовника, купить серьезный офисный костюмчик, сделать маникюрчик, научиться говорить спокойно, без детской восторженности и ехидства, почитывать на досуге «Космо» и не загибаться от хохота, глядя «Ералаш»?!

Хотя бы попробовать.

И тогда никто не посмеет относиться к ней, как к великовозрастному дитяте!

– Паш, не нужен мне телефон, – сказала она устало, решив, что попытка – не пытка, – никуда я не поеду.

Вместо этой авантюры лучше ей заняться учебой, вот что!

– Как это не поедешь? Ты же говорила, что…

– Я передумала.

– Да врешь! Ну, почему ты все время врешь? Даже про любовника наврала!

Лада вытаращила глаза.

– Наврала?!

– Конечно. Если вы едете вдвоем, тогда зачем тебе… – он вдруг замолк, взглянул на нее опасливо и стал надрывно кашлять.

– Зачем мне что?

Сестра с подозрением прищурилась. Актер из Пашки был никудышный, и кашель звучал чрезвычайно фальшиво. Однако она протянула стакан с водой и сделала вид, что не заметила, как брат мучительно придумывает ответ.

Он чуть не проговорился, болван! Тамара ведь попросила вызнать все потихоньку, особо подчеркнув, что палатка, которую Лада просила, – одноместная. Стало быть, сестра собирается куда-то в гордом одиночестве! А никак не в компании любовника! Пашка совсем про это забыл. Да и вообще разговор с самого начала неправильно построил! Блин, он же блестяще проводит переговоры, а собственную сестру вывести на чистую воду не может!

Разведка накрылась медным тазом.

– Про любовника, между прочим, ты сам сказал, – заметила Ладка, когда брат перестал кашлять и принялся с интересом разглядывать потолок, – так что ничего я тебе не врала.

– Ты же эту информацию не опровергла! Заставила меня считать, что все так и есть. Молчание, как говорится, знак согласия. Ты промолчала и тем самым подтвердила, что на юг едешь с любовником!

– Да ну тебя к черту! Что ты ко мне привязался со своим любовником!

– У меня нет любовника! – возмутился Пашка.

– У меня тоже, – горестно вздохнула Лада. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Значит, поедешь одна? – успокоившись, спросил брат.

– Я еще не знаю, поеду или нет. Я в эту сессию три экзамена завалила, надо к пересдаче готовиться.

Пашка изумленно подвигал бровями. Сессия? Экзамены? Когда это подобная ерунда беспокоила сестрицу?

Снова она ему втирает очки.

Ну, ладно, а что же Тамаре рассказывать-то? То ли едет, то ли не едет, то ли к морю, то ли нет.

Пашка очень не любил выглядеть несостоятельным хоть в чем-то. Раз согласился помочь – лоб расшиби, но сделай! Вот так примерно звучал один из его жизненных принципов.

– Так что мне родителям сказать? Они же беспокоятся! – спросил Пашка, неожиданно осознав, что этот аргумент должен на сестру подействовать.

– Так это они тебя послали, – протянула она. – Очередная разведка боем? Откуда вы только узнали, что я собираюсь отпуск брать?

– Во-первых, меня никто никуда не посылал. А во-вторых, мы не узнали, мы только предположили.

– Ну, прям юные следопыты! – хихикнула Лада. – Ты им пока ничего не говори, я, когда соберусь, сама скажу.

Пашка вздохнул.

– Ну да, ты скажешь. С юга позвонишь, когда тебя уже по всему городу будут искать! Хоть бы раз ты, Ладка, подумала о родителях!

– Ты хочешь, чтобы я тебе назвала конкретное число? – злобно прошипела она, крайне раздражаясь из-за этого нелепого разговора.

Пашка кивнул и добавил, что о месте пребывания тоже хорошо бы узнать.

– Да не знаю я еще ничего! – простонала она.

– Вот в этом вся ты! Когда человек отправляется в отпуск, он заранее знает, куда едет, заказывает гостиницу, обговаривает все условия, прогноз погоды изучает… Если, конечно, это человек ответственный…

– Проще говоря, зануда. Как ты! Паш, я даже с работы еще не отпрашивалась, а ты тут рассуждаешь о моем отпуске, как о решенном деле. Иди лучше, поработай, а?

– Не отпрашивалась? – прищурился брат.

– Нет. И, скорее всего, меня не отпустят. Так что рано бить тревогу, скажи маме, что я остаюсь в пределах видимости и вы спокойно можете продолжать портить мне жизнь!

Она выскочила из-за стола и скрылась в комнате, так хлопнув дверью, что Пашка подскочил на стуле.

– Сумасшедшая, – пробормотал он, но пошел следом, уговаривая себя отнестись к очередному взбрыку сестры с пониманием. А что ему оставалось?

Она сидела на кровати, обхватив руками коленки, и раскачивалась, словно китайский болванчик.

– Ну, чего злишься?

Не глядя на брата, она разразилась длинной тирадой о причинах своей злости. Пальцев на руках не хватило, чтобы перечислить все. Тут был и неусыпный контроль, который установили за ней родители, и Пашкина навязчивая идея стать ее личным спонсором, и неосуществимая мечта отправиться на собственные средства к морю, и тяжелая работа, с которой, однако, не хочется расставаться, и жара в городе, и отсутствие воды в кране без всякого на то основания.

– Ну, отключили, значит, – робко предположил Пашка.

Сестра посмотрела исподлобья.

Редко с ней случались такие моменты откровенности, когда под напором эмоций выставлялись на всеобщее обозрение все проблемы – от мала до велика! Очень, очень редко! В остальное время Лада искренне полагала, что жизнь удалась, и радовалась этому.

Видимо, сегодня умение радоваться отключилось. Как вода.

– Хрен с ней, с водой, – решила Ладка. – Ты вот что мне скажи, братец разлюбезный, тебе нравится меня мучить?

– Я тебя не мучаю!

– Ты хочешь, чтобы мне было хорошо? – тоном профессионального шантажиста спросила она.

Паша кивнул, ожидая подвоха.

– Тогда, пожалуйста, не предлагай мне больше денег, а? И перестань строить из себя мою дуэнью. Я сама смогу заработать и сама смогу за себя постоять, ясно?

– Конечно, – неожиданно согласился он. Ладка настороженно впилась в него взглядом.

Неужели, наконец, понял? Или придуривается? Да нет, брат не умеет притворяться.

Пашка не умел. Но учился. Более или менее он с заданием справился, кое-что о планах сестрицы узнал, и теперь с легким сердцем может встретиться с Тамарой и доложить обстановку. План по облагодетельствованию Ладки смутно, но неотвратимо складывался у него в голове. Конечно, одну с палаткой на море отпускать ее нельзя. Это ежу понятно. Но отдохнуть сестренка все-таки должна. Городской пляж вряд ли подойдет для плодотворной релаксации. Значит, надо отправить ее на море с максимальным комфортом. Но как это сделать, чтобы ее дурацкая гордость не пострадала, вот вопрос!

Будь у него хоть немного фантазии, все было бы гораздо проще. Ну, придумал бы он подсунуть ей план с местонахождением клада. Она бы поверила, наивная же. Только ему это даже в голову не пришло.

Зато Пашка догадался усыпить бдительность сестрицы, согласившись со всеми ее аргументами.

– Ну, я пошел, – поднялся он.

Тамарину просьбу он выполнил, чего еще? Теперь пусть она поступает с информацией, как хочет. Может, до клада додумается, может, еще какой фокус сочинит.

Лада обрадовалась и удивилась одновременно.

– Ну, иди, – с сомнением разрешила она.

Неужто у нее получилось? До Пашки дошло, наконец-таки, что сестра – состоявшаяся личность, на свободу которой посягать просто безнравственно.

Нет, на такую удачу надеяться глупо.

Но прогресс в отношениях явно наметился.

* * *

Он открыл водительскую дверцу, и тут за спиной вкрадчиво спросили:

– Ну, как?

Павлу Антоновичу изменило привычное хладнокровие. И он заорал, как самый обычный мужик, которого женская глупость довела до белого каления.

– Чего подкрадываешься?! Что за детский сад?! Я же сказал, что позвоню!

Тамара не знала, что Пашка умеет гневаться, и на всякий случай выставила перед собой сумочку.

Кто его знает, на что он способен в ярости! А красив-то, Господи Боже мой, дай мне силы это вынести!

– Извини, пожалуйста, – покаянно пролепетала она, – у меня просто запись закончилась, и я решила к Ладке заскочить, а тут ты, и я…

– Понятно, – буркнул он, – не терпится узнать результаты переговоров? Залезай, поговорим.

Она послушно плюхнулась на водительское место. Пашка хмыкнул сердито, но возражать не стал, обошел машину и сел рядом.

– Теперь давай серьезно. Мы с тобой не Деды Морозы, а Ладка не пятилетний ребенок, чтобы поверить в подарки, свалившиеся с неба…

Тамара слушала завороженно и ни черта не понимала, кроме того, что он только что произнес распрекрасное слово «мы». Даже не так! Даже лучше – «мы с тобой!»

Кто сказал, что первая любовь быстро забывается и остается на всю жизнь лишь смутным, светлым воспоминанием?!

Глупость какая. Она не хочет воспоминаний, она хочет, чтобы он всегда говорил «мы», смотрел на нее своим серьезным, вдумчивым взглядом, держал за руку и объяснял простые вещи.

Что он, кстати, объясняет?

Тамара выплыла на поверхность и напряженно вслушалась.

–…так что забудь об этой ерунде.

– Погоди, Паш, но ты же сам за нее переживаешь!

– При этом я понимаю, что в принципе Ладка права, – досадливо возразил он. – Мне бы тоже не понравилось, если бы кто-то взялся меня опекать.

– Кто-то? Ты ее родной брат! А мы – лучшие подруги!

– Это не меняет дела, – поморщился он, – я, конечно, могу купить ей путевку, нормальную путевку с оплаченной гостиницей, и никакая палатка ей не понадобится. Но она ведь не возьмет.

Тамара смело ткнула его в грудь.

– Ну вот! В том-то и беда!

– Но я же не могу ее связать и силком заставить жить за мой счет!

– Не надо силком, надо хитростью. Она же доверчивая – ужас! Хотя сама все время прикалывается, но поверит любой ахинее.

Нечто подобное и ему приходило в голову. Ну, насчет клада.

Пашка посмотрел на часы, потом с сожалением на Тамару.

– Спешишь? – поняла она.

– Вообще-то, да. Давай вечерком встретимся, если хочешь, и толком поговорим. Хотя, честное слово, я не вижу смысла.

Еще бы он видел смысл с ней разговаривать! Она кто? Подруга сестры. Гадкий утенок, превращение которого в белого лебедя никто не заметил. И не заметит.

Так что успокойся и возвращайся к мальчикам из «Богатырей», найди среди них подходящую партию, сыграй шикарную свадебку… И перестань уже надеяться на что-то отличное от одноразового секса или длительных, но не обременяющих связей, с обязательным походом на модную премьеру, быстрым чмоком в краешек губ, дежурным «ты отлично смотришься, детка!», с похмельем, с изжогой, с чужими трусами на подоконнике, с поспешной игрой в семейный завтрак и суетливым прощанием.

О’кей. Она жила так и будет жить дальше.

– Ну, не нервничай ты так, – потряс ее ладонь Пашка.

Жаль, что она не научилась притворяться. Сидела бы сейчас с невозмутимой мордой, независимая, прямая, улыбчивая. Ну, очень жаль, не умеет она так!

А он решил, будто Тамара горюет о несчастной судьбе подруги. Мерзко получается.

– Ладно, я пойду. Извини, что отвлекла тебя от работы.

– Да погоди ты, – он машинально стиснул ее пальцы, – ну, хочешь, давай придумаем что-нибудь.

Какой из тебя придумщик, злобно прошипел внутренний голос. Без того, что ли, проблем мало? Куда тебя понесло-то? Интриги плести, в авантюры ввязываться… И все для того, чтобы популярная телеведущая – бывшая шмокодявка с белобрысыми ресницами, огромными бантами, в накрахмаленном передничке – не глазела сейчас так горестно?!

Э-э-э, Паша! Впечатлительный ты стал, просто меры нет. И с чего бы вдруг?

Тамара замерла, глядя на его кулак, в котором поместилась целиком ее ладошка.

– Ну что? – Он сосредоточенно сморщил лоб. – У тебя предложения есть? Как мы отправим Ладку на море?

Он снова сказал «мы», и Томка изо всех сил принялась думать. Это шанс, вдруг поняла она. Если Пашка на самом деле проникнется ее тимуровской идеей, у нее будет официальный повод видеться с ним. А там – чем черт не шутит?! Вдруг ей уже не нужно будет шляться по кабакам, упражняться в Камасутре, а за утренней чашкой кофе зевать от скуки и тошноты?

– Давай все-таки встретимся вечером, – решилась она, – и в спокойной обстановке все обсудим.

Вот так. И будь что будет!

Спустя две недели. Особняк на берегу Черного моря

Агнессе Васильевне грозила судьба любопытной Варвары, которой на базаре нос оторвали. Однако этот факт ничуть не пугал, а только подбавлял адреналину, и Агнесса Васильевна, прижав ухо к замочной скважине, мысленно повторяла про себя, что риск – благородное дело. То, что подслушивать чужие разговоры уж точно не благородно, она забыла.

Больно уж интересная жизнь пошла у хозяина! Как тут усмирить любопытство, когда прямо у тебя перед носом кипят такие страсти!

– Пусти, недоумок! Я опоздаю на работу! – в очередной раз завопил женский голос.

А мужской взревел раненым зверем:

– Какая работа?! Сто раз тебе говорил, что пора уволиться!

– Вот уж не дождешься! Я не собираюсь всю жизнь просидеть в золотой клетке и быть бесплатной домработницей!

– Фирочка, что ты говоришь! У нас есть домработница!

Точно, есть. Та самая, что в данный момент вместо своих непосредственных обязанностей увлеченно следит за развитием событий.

Последние три года жизнь Агнессы Васильевны была невероятно, просто убийственно скучна. Эдуард Шабловский – да просто Эдик, как разрешил он себя называть, – вел чрезвычайно однообразное существование. Семь дней в неделю он уезжал из дома на рассвете, а возвращался за полночь, едва волоча ноги от усталости, быстро уминал ужин и плелся в холостяцкую спальню. И не было у него ни минуточки, чтобы посмотреть, допустим, телевизор, попариться в баньке, сыграть в теннис. Нет, Эдик только трудился. Будто чернорабочий, а не один из богатейших людей города. Или даже области!

Пока он множил свое состояние, бедная Агнесса Васильевна изнывала в одиночестве в огромном доме. Кроме нее тут были только две кошки, собака и свирепого вида охранник Зураб, большую часть времени проводивший в будке у ворот. Это только поначалу женщина радовалась, что в ее безраздельное владение поступил целый дворец, где она должна поддерживать чистоту и порядок. Через недолгое время Агнесса Васильевна уже едва не выла от тоски. С уборкой-готовкой она справлялась в два счета. Гости к хозяину ходили всегда одни и те же, – детина под два метра с жуткой физиономией маньяка-убийцы и громогласные, смешливые близнецы, – детину Агнесса боялась до обморока, а братьев слегка презирала за глупые шутки, которые они постоянно откалывали. Могли, например, пробраться на кухню, пересыпать соль в сахарницу, и наоборот. Хозяина всегда подбивали на какие-то безумства, вроде прыжков с Чертовой горы. Еще и голышом! В общем и целом общаться с ними Агнессе Васильевне не представлялось возможным.

Продукты и прочие необходимости для быта раз в неделю привозил шофер, а ближайший населенный пункт – село Кукуевка – находилось за десять километров от особняка Эдуарда. Вот так и вышло, что одинокая девушка пятидесяти с хвостиком – хвостик почти не заметен, убеждала себя Агнесса, – оказалась полностью оторванной от цивилизации. Увольнение было ее единственным спасением, однако тогда пришлось бы возвращаться в славный город Майкоп и влачить жалкое существование безработной пенсионерки.

Агнесса Васильевна от полного отчаяния придумала себе несколько странное развлечение. Она научилась мечтать. Причем мечты ее были весьма отважны и абсолютно нереальны. Ей виделось, что хозяин женился, обзавелся детишками, в доме стало шумно и весело, а ее, Агнессу, малолетние наследники считают родной бабушкой, и она их балует сверх меры, и все счастливы.

По натуре Эдик был добрым и отзывчивым человеком. Узнав о терзаниях домработницы, он, возможно, попытался бы ей как-то помочь. Но он находился в неведении и продолжал сутки напролет работать – вместо того чтобы искать жену.

Перемены шарахнули так неожиданно и сильно, что Агнесса Васильевна суток трое находилась почти в коме, однако сложностью ситуации она прониклась сразу же.

Эта самая ситуация была полна противоречий.

Во-первых, хозяин влюбился без памяти, работу забросил и целыми днями выяснял отношения с Глафирой. Глашенькой, Фирочкой, ягодкой, солнышком и т. д. И с одной стороны, это было на руку Агнессе Васильевне, у которой теперь появилось развлечение – кинотеатр на дому, мелодрама и триллер в одном флаконе. А с другой стороны, надежда на внуков, пусть и не родных, таяла с каждым днем. Дело в том, что будущая хозяйка дома оказалась рьяной феминисткой, не желающей посвящать свою жизнь служению мужчине и деторождению.

Вот именно такими словами выражалась Глафирочка.

Поначалу влюбленный Эдик не обращал внимания на эти заявления, вселявшие безмерную тревогу в Агнессу. Но невеста продолжала настаивать, с работы не увольнялась, в дом жениха с вещами не переезжала, несла какую-то чушь о правах человека и вообще вела себя, как последняя эгоистка.

Ко всему прочему ей едва исполнилось двадцать лет, и Агнесса успокаивала себя тем, что вместо внуков может довольствоваться одной уже взрослой внучкой.

Если закрыть глаза на взбалмошный характер, ослиное упрямство и идиотскую, прямо-таки патологическую тягу к самостоятельности, – на днях, например, Глафира в гордом одиночестве пыталась перетащить чугунную бадью в сарай, затем лишь, чтобы проверить свои силы! – внучка получалась хоть куда.

Красавица, умница – вместо модных журналов листает на досуге справочник вузов, спортсменка и главное – скромница. В том смысле, что денег с хозяина на тряпки и развлечения не то что не требует, но и не берет, когда он сам предлагает. И все-таки Агнесса была настороже, будто бы свекровь на смотринах.

– Ах, всего лишь секретарша?! По-твоему, это недостойная работа?!

Агнесса Васильевна вздрогнула от очередного вопля упрямой девицы.

Эдик пробормотал что-то невнятное, но, по всей вероятности, очень обидное, потому как вслед за этим раздался жуткий звон.

Чайный сервиз, всплеснула руками Агнесса.

– Что ты делаешь?! Милая, давай успокоимся и поговорим, как нормальные люди!

– Значит, по-твоему, я ненормальная?!

– Я этого не говорил!

– Но подумал!

– Откуда ты знаешь, что я подумал? – в отчаянии воскликнул Эдуард.

– У тебя это на морде написано! – взвизгнула эта истеричка.

– У меня не морда! – оскорбился он и, вероятно, перестал удерживать возлюбленную, которая тотчас подлетела к двери.

Агнесса Васильевна едва успела отпрыгнуть и сделать вид, что занимается поливкой цветочков.

Процокав мимо нее, Глафира вдруг притормозила на лестнице и, не оборачиваясь, громко декларировала:

– У вас в лейке нет воды, уважаемая! И почему все в этом доме такие лицемеры?!

Агнесса не успела возразить, из гостиной выскочил хозяин, красный и злой, и закричал возмущенно:

– Кто лицемер? Я – лицемер?! Да ты на себя посмотри, моя дорогая! Говоришь, что любишь, а сама сервизы коцаешь за милую душу, и на работу свою рвешься, будто там медом намазано, и…

– Не смей говорить о моей работе в таком тоне! В конце концов, если бы не она, мы бы не познакомились!

– Кто это «она»? – забывшись, удивленно спросила Агнесса Васильевна.

Влюбленные голубки одновременно уставились на нее, будто только сейчас заметив.

– Вы цветочки поливаете? Вот и поливайте! – высказалась Глафира.

– Не груби Агнессе Васильевне, она тебя старше на сто лет! – вступился Эдик.

– Почему это на сто?! – обиделась Агнесса.

– Значит, домработница для тебя важней, чем я? – обиделась и невеста.

Эдик взвыл и воздел руки к потолку, будто собираясь прочесть молитву. Потом вспомнил, что неверующий, и просто потряс кулаками в воздухе.

– Что? Ты мне угрожаешь? – по-своему поняла его жест умница и красавица.

Агнесса готова была стукнуть ее лейкой по голове. Может, опомнится, а?

И вообще, неужели эти двое не понимают, что такое впечатляющее начало романа грозит обернуться настоящей катастрофой после свадьбы?!

Да, несколько часов за последнюю неделю прошли в спокойствии и полном взаимопонимании. А что будет дальше?

Впрочем, Агнесса уже знала что. Сейчас невеста кинется прочь, добежит до ворот, потом устыдится и вернется мириться. Тем временем жених будет глотать валерьянку на пороге и, завидев поворот на сто восемьдесят в исполнении Глафиры, бросится навстречу. Они пересекутся во дворе, примутся друг друга тискать, всхлипывать сквозь смех, целоваться сквозь слезы, ну и так далее.

С минимальными изменениями этот сценарий повторялся со дня судьбоносного знакомства.

Агнессе – даме в высшей степени рассудительной и хладнокровной – оставалось только неметь от удивления и замирать от восторга.

– Котик мой, драгоценный мой, ненаглядный…

– Солнышко, Глашенька, милая…

Ну вот, пожалуйста, до беготни по двору дело не дошло.

Влюбленные застряли на лестнице, с которой теперь доносились до Агнессы сладкие причитания.

Между тем до свадьбы оставалось два дня, и она бы ни за что не поручилась, что торжество состоится. Эти двое в последний момент запросто могут переругаться или, наоборот, от избытка чувств и жажды романтики сбежать от приглашенных на конец света.

А она, Агнесса, отдувайся здесь! Одна-одинешенька!

Нет уж, надо брать дело в свои руки, хватит быть пассивным зрителем. В конце концов, Эдик – единственный близкий человек, и ей небезразлична его судьба. И если он сам сейчас мало что соображает, Агнесса просто обязана ему помочь. То есть, им обоим – ополоумевшим от страсти.

* * *

– Странно это все, – насупился Артем. – Ладно приехать он не может, а позвонить? Неужели нет времени к телефону подойти?

– Сам позвони.

– Так не берет же трубку!

Еремеич покосился на внука с лукавой ухмылкой. Тот гневался вполне серьезно и серьезно же недоумевал. Тридцать лет парню, а что он в жизни видел? Казарму, море, горы, простые и понятные мужские радости.

– Вот влюбишься, тогда поймешь, как это можно к телефону не подходить, – проговорил дед тоном старушки-вещуньи.

Артем с досадой чертыхнулся.

– Я с тобой серьезно, а ты мне – «влюбишься»! Эдька же взрослый человек, ну! Должен понимать, что друзья волнуются. Дело опять же стоит. Ты же знаешь, мы каждую неделю собираемся…

– А теперь ему не до этого, – хмыкнул Еремеич. – Ты, Темка, рассуждаешь как пацан малолетний и, вдобавок, как эгоист!

Артем решил, что с него хватит. Вылез из-за стола и ушел во двор – посоветоваться с Никой. Но та никаких версий по поводу странного поведения Эдика не дала.

Он попытался додуматься сам. Допустим, эта невеста – Агриппина, что ли? Ах, нет – Глафира! – сексуальная террористка. Или, например, боится, что жених сбежит накануне свадьбы. Вот и не выпускает его никуда, даже к телефону. Ну, а сам Эдька чего же? Неужто не понимает, чем это грозит?! На заводе и в сочинском филиале не появляется, работа стоит, Степка с Сенькой вопят благим матом, не умея справиться с клиентами-самодурами. Эдик же знает, что близнецов без присмотра оставлять нельзя, они вмиг от его конторы камня на камне не оставят. Только под его чутким руководством агентство по недвижимости цвело и благоухало, а братья выполняли четкие инструкции друга вполне добросовестно.

Не иначе, как затмение приключилось в Эдькиных мозгах.

А если эта его Фекла – тьфу ты, Глафира! – решит, что ему вообще работать необязательно, не говоря уж о том, чтобы просто встречаться с друзьями?! А если затмение не временное, а навсегда?!

И станут они изредка перезваниваться, справляясь о здоровье друг друга и обсуждая погоду. В редкие праздники соберутся за столом, а Горгона – да нет же, Глафира! – чинно поставит на стол поднос с кофейником и белоснежными салфетками. И даже ретивым близнецам не удастся ее победить, и на рыбалку Эдька не пойдет, и над шутками Степана смеяться перестанет, и распекать рассеянного Семена, назначающего свидание трем девицам сразу, будет ему некогда, и горячие, веселые споры с Артемом о политике и прочей дребедени вряд ли уже его увлекут.

До свиданья, друг мой, до свиданья, угрюмо подумал Артем.

– Ты бы лучше с Эдуарда пример взял, чем костерить его на все лады, – неслышно подобрался дед.

Артем подивился дедовой проницательности, но насчет примера возразил.

– Хочешь, чтобы я в дом какую-нибудь грымзу приволок, да? – усмехнулся он невесело.

– Почему грымзу? Найди девушку хорошую.

Что дед под этим подразумевал, выяснить не удалось, потому как во двор с приветственными криками ввалились два молодца. Те, что одинаковы с лица.

Лица были привычно небриты, дочерна загорелы и хитровато ухмылялись.

– Вот здорово, что ты дома! – заорал Семен. – Давай, собирайся!

– А где ему быть, если не дома? – ворчливо заметил дед. – В горах все тихо, на море – наоборот. Видали, небось, как штормит. Вот и сидим.

– Здрасте, Кондрат Еремеич, – опомнились близнецы и принялись с обеих сторон трясти деду руки.

Артем смотрел исподлобья.

– Вы чего такие вздрюченные-то? Что случилось?

– Я же говорю, – обернулся Семен, – Эдька пропал, давай собирайся!

– Что ты его путаешь? – втиснулся между ними Степка. – Это не Эдька пропал, а жена его пропала!

– Да я же фигурально выражаюсь! – сердито откликнулся тот. – Эдик совсем башку потерял от любви! Вот в этом смысле! А ты…

– Потеряешь башку, коли жена сбежала! – перебил Степан.

– Да не жена она ему еще! – жарко возразил Семен. – Вот если бы мы с тобой с катушек съезжали, когда от нас девицы сбегают, че бы было?

– От меня лично никто не сбегает!

Артем знал, что вмешиваться и задавать наводящие вопросы бесполезно, можно запутаться еще больше. Поэтому он внимательно слушал перепалку, невозмутимо засунув руки в карманы.

– Дед, ты меня к ужину не жди, там, видать, все серьезно, – решил Артем, свистнул Нику и стал продвигаться на выход.

Еремеич ворчливо заметил, что дружба – дружбой, но вмешиваться в дела семейные – глупо. А главное – бессмысленно.

– Да вы бы его видели, дядя Кондрат! – закатил глаза Семен и готов был разразиться очередной вдохновенной тирадой, но брат пихнул его в бок и потащил вслед за Артемом.

Еремеич крикнул, чтобы они не смели лезть на рожон и даже не думали при такой волне отправляться к Эдику по воде.

Артем, не оборачиваясь, спросил:

– А что-то машины я не слышал, вы пехом притопали?

– Так мы прямо из конторы, Эдька-то нам позвонил, орет, бедняга, что есть мочи, бред какой-то несет, типа, детективов мне наймите, найдите жену!

– Невесту, – уточнил Артем. – Так что, он дома, что ли?

– Ну, да, а мы что говорим?! Одна тачка сломалась, на другой водитель уехал…

– А с яхтой он не справится в такой шторм, – понял догадливый Артем.

Картинка вырисовывалась – полный абзац! Накануне свадьбы куда-то подевалась невеста, а жених с горя умом тронулся, вдобавок оказался отрезанным от внешнего мира и бредил по телефону о детективах и спецагентах, которые должны ему помочь. Понятно, что на эту роль будет сейчас пробоваться Артем Кондратьевич. Лишь бы Афоня не подвела.

Берег был пустым, если не считать за живых существ вздыбленные волны, яростно облизывающие песок, будто оголодавшая псина. От ветра закладывало уши, как на большой высоте, и растрепанная Ника, лишившись обычной солидности, стала похожа на шаловливого бесенка.

– Не скачи ты так, – одернул ее Артем, – щас как окатит, будешь скулить в три горла.

Ника презрительно фыркнула и продолжала молча и упорно охотиться на «барашков». В итоге ее все-таки накрыло с головой, и через секунду раздался оглушительный вой прилизанного, мокрого черта. Артем проворчал, что предупреждал.

– Может, нам тоже ополоснуться? – предложил Сенька, но в ответ на это Ника завыла еще громче, глянула на него жалостливо и помчалась к яхте.

– Идите скорей, а? – поторопил Артем, зная по опыту, что братья на самом деле могут залезть сейчас в море.

– Эх, люблю я с тобой кататься, – взбираясь на палубу, потер ладони Степан.

Сенька тоже воодушевленно оглядывался.

Все, что было связано с риском, вдохновляло их невероятно. Именно поэтому Артем отказался похлопотать за друзей, когда те тоже решили служить в МЧС. Банальная истина о том, что в экстремальных условиях голова должна оставаться холодной и трезвой, к ним совершенно не относилась. От риска ребята пьянели в сто раз больше и быстрей, чем от самого лучшего вина из запасов Эдуарда.

– Мы в бирюльки будем играть или едем дело делать? – сердито осведомился Артем, когда Степан попытался настоять, чтобы яхта шла под парусами.

– Так романтичней, – с придурковатой усмешкой заявил он, – и это… интересней же!

Согнать братьев с палубы не представлялось возможным, а управлять Афоней, когда под руку лезут два здоровых идиота, было трудно. Артем матерился сквозь зубы, объясняя, как что работает и почему. Это повторялось каждый раз, когда близнецы оказывались на борту и уже на следующий день всю теорию забывали, требуя практики.

Честное слово, он был к ним очень привязан, но их детское легкомыслие иногда бывало особенно невыносимо.

Впрочем, злость всегда помогала ему лучше соображать и четче действовать. Меньше, чем через час, Артем причалил к берегу.

Он весьма смутно представлял, что говорить Эдику: успокаивать его или, наоборот, как следует прочистить мозги. Ничего подобного раньше с ними не случалось. И даже любвеобильные братья не попадали в такие переделки, а если и теряли девиц, то шибко по этому поводу не переживали.

По всему выходила очень деликатная ситуация, в которой Артем чувствовал себя распоследним идиотом. Все, что связано с женщинами, представлялось ему трудным, нелепым, противоречивым и таинственным.

Найти бы девушку хорошую, как давеча советовал Еремеич. Может, с хорошими-то полегче, а? Может, они не смотрят на мужика, как на дикого зверя, которого непременно нужно приручить и выдрессировать?! Может, им – хорошим – все равно, что он рожей не вышел, что работа всегда у него будет на первом месте, а друзья – на втором. Может, хорошая-то девица согласится на третье?

И еще будет терпеливой, как схимница, преданной, как жена декабриста, тихой и смирной, как немая бабка-молочница Авдотья. Больше и мечтать не о чем.

Ах нет, пусть еще формы имеет пышные, чтобы детей легко рожать.

Собственные мысли привели его в крайнее замешательство. Конечно, наивным романтиком Артем не был, но и не думал никогда вот так, будто корову на рынке выбирая. С другой стороны, Эдик вон по любви вроде собирался жениться, а корова, – тьфу, то есть невеста! – сбежала!

Правда, это еще следовало выяснить подробней. Может, ее похитили? Или заблудилась сдуру?

Прибавив шагу, он направился к воротам, автоматически прислушиваясь к очередной перепалке братьев.