Текст книги "Бриллиант в мешке"

24

До того все серьезно пошло, что одна надежда, что справки вообще не дадут.

Дурочка Галка, небось не сказала, что с арабом женится и будет плодить арабских младенцев, тогда бы скорей дали, русская с арабом – это нашим религиозным, которые сидят в министерстве, все равно. Не сообразила, а я дудки, подсказывать не намерен.

Да, очень хорошо, что не дают справки. И еще лучше, что нету у нас в стране гражданского брака, а то ведь, как пить дать, уже бы окрутились. А так еще, глядишь, в процессе бюрократической волокиты все это между ними и расстроится.

Из нашей братии многие настаивают, что надо гражданский брак и вообще отделить религию от государства. Да и не только наши, а многие местные, так называемые левые тоже. А я считаю, ни в коем случае. Как это отделить, когда она у нас приросла – не оторвешь? С мясом рвать придется, и как бы кровью не изойти!

Вот если бы можно было веру от религии отделить, вот это было бы дело! Сам я не верю ни в Бога, ни в черта, и в религию не верю, а в веру – верю. Вера – она горами двигает, а нам тут еще сколько гор своротить! Это дело настоящее, красивое и полезное. Правильно сказано, опиум для народа. А опиум, он для чего? Чтобы частично уменьшать боль и легче переносить существующую действительность, забывать ее хоть на время. Конечно, меру соблюдать, не передозировать, как, например, харедим, то есть ультраверующие. Но если этот опиум отобрать вообще, то у народа начнется такая ломка, такие муки, а зачем? Совсем людей безо всякой подпорки оставить? Это все равно что у меня сейчас мой ходунок отнять.

Считается, что у нас большая часть населения нерелигиозная. Но это неправда. Таких, как я, атеистов тут отдельные единицы или десятки, ну, максимум сотни. Про восточных вообще не говорю, эти все верующие, даже если совсем не соблюдают, а вот возьми таких, которые называются «светские», спроси его, верит он в Бога? Скажет, нет, не верю, но что-то все же где-то там есть. Что-то! Так ведь Бог, он и есть это самое «что-то».

И вера для государства дело самое полезное. Без какой-нибудь веры ни одно государство не проживет, у всякого какая-нибудь да есть, даже в Америке, там это называется «свободное предпринимательство и права человека» – тоже врут, конечно, насчет свободного и насчет прав, но вера есть. И если она исчезает, то начинается беспредел, как в России. Вот они там и пытаются теперь церковь обратно распространить.

А здесь, пока верили в сионизм, еще туда-сюда, можно было говорить об отделении. Но не успели, и слава Богу. А теперь осталась только одна старая вера, и чем она плоха? Худо-бедно, столько тысяч лет служила, послужит и еще, пока ничего нового не придумали.

Но это вера. А говорилось про религию, чтоб ее отделить. Религию отделить, а вера чтобы осталась? В том и штука, что веру от религии тоже не отодрать. Даже у нерелигиозных. Вера с религией так плотно срослись, что опять по живому рубить придется. Нет, отделять никак нельзя.

А что гражданского брака и развода нет и прочее – так нечего жаловаться, а помнить надо, в какую страну ехали.

Да чего там, я, честно сказать, даже иногда подумываю, не присоединиться ли и мне. Особенно в связи с Татьяной. Ну и что, что не верю? Это, они говорят, придет, а ты, главное, соблюдай заповеди и молись, молись (тут я сразу вспоминаю моих элохим).

Здесь любопытно отметить такой момент. Я в России про религию практически и не вспоминал никогда, другой раз слышишь, такой-то ходит в церковь, а этот крестился, но всегда считал, что ненужная трата времени. А здесь я как был неверующим, так и остался, и ничто меня не берет, даже если присоединюсь ради Татьяны, но при всем том религия занимает в моих мыслях большое место.

То есть не могу даже сказать, что меня этот вопрос интересует, или волнует, или что – но против воли сам навязывается, и начинаешь думать. В данном случае с чисто практической стороны, но часто и без повода. Если уж она даже мне, человеку равнодушному, так, то это лишнее доказательство, как она тут глубоко въелась и что отделять никак нельзя.

Нет, я на здешнюю религию совершенно не жалуюсь, а принимаю, что есть. Тем более, спасибо, справки не дают.

25

Парочка моя благополучно отбыла, и вернутся только через два дня. И можно было бы спокойно полежать и подумать.

Я и лежал, и размышлял про религию и еще про многое, и утром встал, и упражнения сделал, и сам позавтракал, и обратно лег, и все практически спокойно. Но только потому, что поджидаю Ириску с рецептом, сразу и сгоняю ее в аптеку, а может, сама догадалась и купила по дороге. Уже очень надо. А то ведь я вечером предпоследнюю проглотил, а сегодня ни одной, последнюю берегу.

Не исключено, конечно, что они там как-нибудь исхитрятся и поженятся без справки. Но уверен, что развестись при такой женитьбе раз плюнуть, и рассчитываю, что так и будет. Тем более парень, надо признать, классный. И по внешности, и ласковый, и воспитанный, и о семье печется, и учиться хочет… Еврея такого еще хорошо поискать.

Лежу спокойно.

Вот наконец и Ириска. Веселая и хорошенькая, как всегда. Сияет своими зубками, ну, как мой больной? Вставал? завтракал? мыться будем?

Но что мне сейчас ее зубки и улыбки.

Катастрофа. Полный облом.

Не принесла!

Не принесла рецепт. Сегев категорически отказал, пусть, говорит, принимает акамол форте.

Акамол форте! Чтоб им всем провалиться, и с доктором Сегевом вместе. Ирис тоже хороша. Не сумела ему объяснить, какие у меня боли.

И что теперь? Ведь катастрофа! Прямо хоть вставай и беги в больничную кассу. Да и побежал бы, она у нас близко, с ходунком дополз бы, но я по лестнице сам не спущусь, а Ириска не поможет, рано тебе, говорит, по лестнице. Да она меня просто на смех подняла, что за истерика, говорит. А я и впрямь готов истерику закатить, даже слезы подступают. Так обидно, что никто не хочет понять, какие у меня боли и как мне нужно это лекарство.

– А ты вот возьми, – она говорит, – попробуй алголизин. Увидишь, поможет ничуть не хуже, – и протягивает мне коричневую таблетку. А мне даже вид ее коричневый противен, я свою хочу, беленькую. Готов вышибить у нее таблетку из пальцев, но сдержался и переменил тактику. Взял, заглотал эту гадость, чуть не подавился, горькая, сволочь. Думаю, подожду немного и докажу тебе, чего твой алголизин стоит.

Стала она меня упражнять. Немного совсем позанимались, и чувствую, что делаю почти свободно, в бедре практически не тянет, шея и спина тоже расслабились. Все боли на уровне среднего моего обычного дня, то есть, как я обычно это называю, что не болит.

Радоваться надо, да? А я не только не радуюсь, а, наоборот, раздражение ужасное, и чего-то сильно не хватает, словно есть хочу или курить. Но есть точно не хочу, а курить Ириска во время упражнений не позволяет. Говорю ей:

– Хватит, Ирис, я устал.

– А как боли?

– Как были, так и есть, – вру.

– Не может этого быть, – говорит, – сколько мы с тобой раньше занимались, ты так быстро не уставал и не жаловался.

– Потому и не жаловался, – говорю, – что перкосет хорошо облегчал.

– А алголизин не облегчает?

– Нисколько, – говорю, – наоборот, тошнит от него.

– Ладно, подберем тебе что-нибудь другое, чтоб не тошнило.

– Да чего подбирать? Подобрали уже, лучше не надо. А теперь не даете. У тебя с собой есть? Дай хоть парочку.

– Ладно, – говорит, – парочку дам, но больше не проси. У меня уже мало, другим надо. И в поликлинику ходить не пытайся, тоже не дадут.

Мыться я отказался, и обед, сказал, сам возьму.

Она хотела прибрать, но я ей говорю:

– Все, ничего не надо, отваливай к своему Эйялю.

Она прямо оторопела. Я с ней так никогда не разговаривал.

– Ты чего? – говорит.

– А ничего. Ступай, ступай, я устал.

– Да брось, Михаэль. Ты полежи, отдохни, может, поспишь немного, а я пока приберусь, мешать тебе не буду.

– Ничего не надо. Уходи. Сказано тебе – устал.

– Отчего же ты так устал? Мы и занимались-то всего ничего.

– Ну, привязалась! От тебя я устал.

– От меня?

– От тебя!

– Устал от меня?

– А ты думала, от тебя устать нельзя?

– Вот как.

Быстро убрала щетку, ведро, тряпку, скинула свой синий халатик, и заглядывает ко мне в спальню:

– Михаэль, я ключ отдам Татьяне. Скажу ей, что больше ходить к тебе не буду.

– А говори что хочешь.

Хлопнула дверью и ушла.

26

Ни за что ни про что обидел и выгнал хорошую, ласковую девочку.

Головой ужасаюсь, какое я идиотство сделал, а параллельно душит досада, что не успел ей как следует наговорить. Проще сказать, обругать как следует. Мало того. Я женщину в жизни пальцем не тронул, а тут так и видится, как бы я ей врезал, если бы близко подошла. Не то чтобы просто ударить, а по заднице с размаху, или за титьки схватить, главное, чтоб погрубее и пообиднее. Прямо руки чешутся, и жалею, что быстро ушла.

А за что? Почему?

Лежать нет мочи, встал.

Ползаю по квартире, не знаю, куда себя девать. Теперь уж не просто скука одолевает, а какая-то смесь тоски со злостью. Обедать давно пора, но есть по-прежнему не хочу. Выпил два стакана воды, чтобы алголизин вонючий скорей выгнать из организма.

Сходил в туалет, но жарко, и мало что выделилось. Так что алголизин во мне все еще сидит.

Знаю, что не стоит их смешивать, но не вытерпел и принял одну беленькую. То ли алголизин помешал, то ли вообще действие ослабело, как я замечал и раньше, но желаемого результата не получил. Пришлось принять еще одну, и опять осталась у меня одна-единственная.

А успокоиться все не могу. Что это со мной творится?

И главное, что теперь делать?

27

У меня с Кармелой установились какие-то странные отношения.

Вроде бы она относится как всегда, и навещает, и стряпню носит, и пошучивает, и хохочет своим лошадиным хохотом, и обращается опять как обыкновенно с соседом, а не с мужиком, с которым переспала. Сперва я даже обрадовался, что все так мирно сошло на нет и мы опять добрые приятели и все. Но потом начало становиться как-то не по себе. Так обращается, как будто я то ли молодой мальчик, то ли совсем старик, который не все правильно понимает и которому надо объяснять и потакать. А не то что мужчина в самой силе, хоть и поломанный.

Правильно говорят, что нет страшнее бабы, когда ее мужик не хочет. Она ведь чувствует, что у меня все начисто прошло. И не из-за перелома, а вообще. И она еще ничего, фасон держит очень прилично, другая, может, совсем бы общаться перестала. Неловко иногда перед ней, но ведь не стану я ей объяснять, что меня теперь только одна женщина интересует, а других как нету. Кто знает, может, потом, когда все уладится… Но это ей мало радости от такого объяснения.

Вообще, когда Татьяна сказала, может, у вас с ней что-нибудь получится, это она сказала глупость. Ничего у нас с ней получиться не могло, кроме случайного баловства. Наверно, ей просто хотелось трахнуться с русским мужиком, убедиться, что это такое и нет ли у него хвоста.

Для чего еще я ей нужен? Неужто считать, что она влюбилась, мечтает жизнь со мной связывать? Надо смотреть реальности в глаза, ей это и в голову не придет. И не оттого, что у меня спина согнутая. Это мне с женщинами еще никогда не препятствовало, а с ней и подавно. Какая это одинокая баба за сорок станет смотреть на фигуру, если все другое в порядке? Я вообще не помню, чтоб мне женщина отказала, если настойчиво действовать. А просто у нас с ней совершенно разная ментальность и разный культурный фон. Нам с ней выше уровня перепихнуться никогда друг друга не понять. Это тебе не Танечка, которую я до сих пор всю навылет знал, и только теперь оказалось, что не совсем.

Кармела, я так понимаю, любит развлекаться, в ресторан, там, или в гости к родственникам, их у нее наверняка большая кодла, и все восточные всё время семейно тусуются. Небось постеснялась бы со мной показаться, да еще русский, они нас и за евреев-то не считают. А у меня, наоборот, насчет них большое сомнение, как-то не похоже, что в них элохимская кровь, хотя в мире к ним отношение правильное, антисемитское.

И потом, она женщина практичная и устроенная, вон какую квартирку отхватила. Зачем ей инвалид без гроша за душой, да еще ухаживать придется? Тут, опять же, Танечка в самый раз, а эта вряд ли. Правда, если бы знала про камни… Но вот уж кому не скажу. Мне купленных чувств не надо.

Короче говоря, не так приятно к ней обращаться, но больше не к кому. У нее полно знакомств, наверняка найдется и в аптеке кто-нибудь.

Едва дождался пяти часов, когда она с работы приходит, и позвонил. И тут же прибежала, даже еды никакой не принесла, так торопилась. Открыла своим ключом, ворвалась в спальню:

– Мишен-ка, что случилось?

– Почему случилось? Ничего особенного.

– У тебя такой голос по телефону…

– Да нет, просто я хотел попросить тебя о небольшой услуге…

Сразу успокоилась и переменила выражение:

– Почему небольшой? Проси уж сразу о большой, пока есть возможность.

Хм! Надо же, опять заигрывает. Опасно, но никуда не денешься, придется подыграть.

– Зачем же о большой?

– А чтоб за тобой должок был.

– Я с долгами всегда честно расплачиваюсь, – говорю, но не углубляюсь, какой монетой расплачиваться.

– Это мы поглядим, – говорит. – Ну, так чего тебе?

Я сказал, лекарство, мол, нужно, без рецепта.

– Это ты все со своим перкосетом? Что же Таня, так и не взяла рецепт?

– Да вот, все врача никак не застанет. В разные смены работают.

Вместо чтоб взять и сделать, все ей объясни да расскажи, и опять чувствую, что в нервах начинает возникать раздражение.

– И из отделения не принесла? Ишь ты, какая честная. Все берут, что им надо, а она не может.

Я молчу, не хочу обсуждать с ней мою Таню. Ну да, честная, кому-то и честным надо быть.

– Чего молчишь? Надо тебе перкосет?

– Надо.

– Тогда проси как следует. Может, и достану.

– Пожалуйста, будь добра.

– Нет, это мало. А ты вот что, я тебе перкосет, а ты мне расскажи, что у вас происходит с Таней.

Француженка называется! Марокканка, она и есть марокканка. Лезет в чужую душу, как к себе домой. Ей простое любопытство, а мне ножом по сердцу.

– Что происходит, – говорю, – ничего не происходит.

– Как будто я не вижу!

– Не знаю я, что ты там видишь.

– Все вижу. Она тебя бросает, что ли?

– С чего ты взяла?

– Бросает, бросает! Неужели из-за меня?

– Да ну, Кармела, при чем тут ты?

– А, ни при чем? Отлично! Такая освобожденная женщина. Бросает больного мужа, и даже не за измену. Ей это ничего не значит. А тебе?

Не знаю, что отвечать, поэтому переспрашиваю:

– Что – мне?

– Тебе это тоже ничего не значит?

– Кармела, – говорю, а сам зубы сжимаю, сдерживаюсь из последних сил, – прекратим этот разговор. Я тебя просил сделать простое дело, чего ты завела?

– А то я завела, что до сих пор жалела твою шейку бедра, но теперь уж извини. Сперва используешь женщину, а потом делаешь вид, что это ничего не значит.

Меня уже и раньше подмывало указать ей, чья была инициатива и кто кого использовал, и сейчас самый случай, но долго все это выговаривать, злость прямо душит. Взял и пхнул ее здоровой ногой в бок – и сразу мне легче. Не так уж и сильно пхнул, просто злобно, но она даже крякнула. Крякнула, вскочила с кровати, держится за бок и смотрит на меня. Молча! Посмотрела и тихим, не своим голосом говорит:

– Нет, ты действительно сумасшедший.

Стоит, смотрит и трет бок. А я уже немного разрядился и теперь в ужасе, что наделал – ведь сейчас уйдет.

– Прости, – говорю, – Кармела, я нечаянно. Нога конвульсивно дернулась.

– Да, – говорит. – Теперь я понимаю Таню. Не был бы ты калека, на таких в полицию надо заявлять за агрессивные действия.

И пошла. У двери остановилась, обернулась, опять на меня посмотрела и бросила:

– Русим! – Русские то есть.

Однако ты даешь, Михаэль.

Что не досталось бедной маленькой Ириске, досталось здоровой кобылке Кармеле. Но тоже бедной. Обидел Кармелу даже хуже, чем Ириску, потому что с той я не спал (что как раз очень жаль). И чем Кармела заслужила? Кроме хорошего, ничего плохого я от нее не видал. И еду носит, и на машине возит, и анкеты помогает заполнять. А если вдобавок хочет иметь со мной отношения, так я радоваться должен бы и гордиться, не надо врать, Миша, не так-то часто нынче на тебя падают такие цветущие экземпляры. Не хочется? Иной раз для пользы дела и через не хочу можно постараться. Сильно обидел, задел ее женское достоинство. И за что, почему? От какой-то дурацкой злобы и раздражения, так что пришлось принять последнюю беленькую, а то бы продолжал беситься и мечтать, что слабо пхнул.

Правда, она тоже: русим, говорит! Вот что я у восточных ненавижу, так это их расизм.

И главное, главное – лекарство окончательно пиши пропало, не пойдет она теперь для меня стараться!

28

Лежу и уже не злюсь, а просто в отчаянии. И тут звонит Татьяна.

Я думал, она заговорит про Ириску, и сам не знаю, что ей отвечу. Но она про Ириску ни слова, видно, еще не встречались, а вместо этого спрашивает меня, как я отношусь, чтоб спать эту ночь одному, поскольку ни она, ни Галина, ни сын сегодня не могут. Тебе ведь, говорит, не страшно побыть вечер и ночь? А я завтра вечерком заскочу, в крайнем случае послезавтра.

Как я представил себе, что мне сутки, а может, и больше быть одному, и без перкосета, мне тоска подкатила прямо к горлу. Даже ответить не могу, так сдавило.

– Что же ты молчишь, Миша? – говорит. – Согласен? Одну только ночь тебе перебыть. Все у тебя есть. Утром придет Ирис, а заскучаешь сегодня вечером, пригласи Кармелу. Хорошо?

Да уж, вот именно. Хорошо она мне запланировала, да я-то еще лучше все себе устроил. Не придет ко мне утром Ирис, не придет вечером Кармела. И сама Татьяна Бог знает когда придет.

– Нет, Таня, не хорошо… – шепчу, и слезы подступают.

– Ты что там бормочешь, Миша? Я не разобрала.

– Танечка! – Я прямо в голос завыл. – Танечка! Не могу я!

– Миша, Миша! Ты что?

– Не могу! Просто подыхаю! Не могу я без тебя… и… и… – не собирался я ей этого говорить, да и себе не собирался, само вырвалось: – И… без перкосета…

Теперь замолчала она. Молчит, даже не дышит в трубку. Потом вздохнула глубоко-глубоко и сказала усталым голосом:

– Хорошо. Я приду. Попозже вечером.

– И таблеток хоть сколько-нибудь принеси! Но она уже положила трубку.

29

Всю свою взрослую жизнь я, понятное дело, немало общался с медициной. И сам, в основе своей, медицинский работник, хотя и бывший. И привык к тому, что врачи, они и есть врачи и различаются только по специальности – хирург, там, или ухо-горло-нос, или который рак лечит, то есть по онкологии. Но в целом все с дипломами и лечат по науке.

А последнее время появились врачи не врачи, не сказать даже, что такое, но очень модно. Раньше называлось народный фольклор, колдуны и шаманы, или проще – шарлатаны. А теперь называется по-культурному аль-тер-на-тив-ная медицина, хотя диплом не обязательно.

Но лечат никакой не альтернативой, как вытекает из названия, а кто чем. Иголками колют, на точки жмут, кости выламывают, голодом морят, травами поят, чего только не делают. И многие даже анализов никаких не требуют, а угадывают все болезни сами с помощью космической энергетики. Эти называются экстрасенсы. У этих инструментов никаких нет, и процедур они с больным не проводят, а просто помахивают над ним руками и пускают на него свою полезную энергетику. А вредную энергетику, которая в больном сидит, вытягивают из него и потом стряхивают с рук, чтоб не пристало (стряхивают, между прочим, в наш общий воздух, получается все равно что плюнуть в колодец или помочиться в бассейн). Вот этих развелось особенно много.

Я-то ни в какие эти фокусы не верю, но многим помогает, и экстрасенсы плодятся как кролики, очень уж заработок хорош. И особенно у тех, которые сумели организовать массовое исцеление, прямо целыми залами или даже стадионами. А есть еще интереснее, по радио! Или по телевизору. Или на расстоянии, глядя на фото. И ведь помогает кое-кому, вот что самое интересное.

Один раз, давно уже, приехал из России знаменитый экстрасенс, публика на его концерты тучами повалила, ну, думаю, надо пойти, проверить собственными глазами. Билеты дорогущие, купили только один, Татьяна мне предоставила, хотя она-то как раз верит. Я над ней посмеялся, какие у нее предрассудки, а самому, честно признаться, просто до ужаса хотелось, чтоб и правда. А вдруг и мне станет лучше?

Пока до исцеления дошло, я весь измучился, мне уже тогда на общественных стульях было неудобно сидеть. Но исцеление-то всего несколько минут, а надо занять публику и оправдать билет. Сперва он долго зачитывал письма от благодарных пациентов, со всеми деталями, что как болело и как теперь не болит. Такие восхваления, настоящий культ личности.

Потом он вывел на сцену какую-то убогенькую, не помню, то ли параличную, то ли немую, то ли экзема. В прошлом то есть. И ходила, и говорила, и чистую кожу показывала, а под конец поцеловала ему руку, и он отнесся, что так и надо. И принялся объяснять, какая это тяжелая работа, сколько у него энергетики уходит на каждый сеанс и как его это изматывает, недаром, мол, за билет платили.

Ну, дошло наконец и до исцеления.

Сядьте, говорит, поудобнее, положите руки на колени ладонями кверху и закройте глаза. Расслабьтесь, еще, еще, совсем расслабьтесь. Отключите свою волю и полностью доверьтесь мне (охо-хо, «поверь мне»!). Ощутите свое тело. Сосредоточьте все мысли на ногах. Ваши ноги тяжелеют, тяжелеют… Наливаются тяжестью… вот они уже как чугунные… такие тяжелые, что вы не можете оторвать их от пола… по ним пробегает как бы ток… Теперь руки… ваши руки тяжелеют, тяжелеют… Да козел тебя задери! У меня и так тяжесть во всем теле, так еще ты тут навеваешь! А ток даже и не думает пробегать, только спину мозжит от неподвижности.

И я открыл глаза. Интересно же! Открыл глаза, обернулся в кресле, насколько смог, и посмотрел назад в зал.

Бог ты мой, ну и картинка! Ряд за рядом, ряд за рядом, сидят все, как лялечки, с закрытыми глазами, ручки на коленки выложили и тяжелеют. Кто бы ожидал от евреев такой дисциплины, да еще от земляков моих! И тишина полная, только голос этого сенса сонно гудит в микрофон. Я думаю, многие просто убаюкались и позаснули после рабочего дня. И вдруг он как гаркнет:

– В четвертом ряду! Не оборачиваться! Закрыть глаза!

По залу аж стон прошел. Еще бы, посреди сладкого сна, и вдруг такое. Я сперва не сообразил, смотрю на него, а он пальцем прямо на меня показывает и опять орет:

– Вы, вы, в четвертом ряду! Не сметь оборачиваться!

Это ты мне?

Ах ты… это ты мне – не сметь?! За мои же деньги?! Ну нет. Это ты, может, у себя в России царь и бог, а здесь извини! Здесь ты тьфу и растереть! Встаю, выпрямляюсь, насколько могу, и рявкаю ему в ответ:

– Не сметь со мной по-хамски разговаривать!

Все на меня смотрят, кое-кто даже одобрительно, другие шикают на меня, одна дама даже в истерику впала, а он только рот раскрыл. Не привык к ослушанию! Большой человек.

Короче, я ушел, не дожидаясь конца представления. И никаких чудес так и не увидел. Может, и были. Может, он целое это стадо до того заморочил своим гипнозом вперебивку с руганью, что они со страху все и исцелились. Но я не верю. Не верю, когда мне незнакомый человек велит «доверьтесь мне», а сам при этом занимается хамством.

Но вопрос в другом. Почему всех этих альтернативных раньше не слышно, не видно было, а теперь они так широко расплодились? Это ведь не только у нас или в России такое явление, а по всему миру.

Я думаю, основных причин у этого две.

Во-первых, радиация. От всех этих атомных испытаний, подводных лодок, космических полетов, чернобылей, плюс несчетные баночки со спреем, в окружающей среде скопилось много радиации. Радиация стала воздействовать на психику, и люди начали обнаруживать в себе всякие альтернативные качества, как то экстрасенсность и китайская народная медицина.

Поначалу не очень знали, что с этим делать, так, колдовали понемножку над родными и знакомыми, вроде подлечивали их, но от этого, понятно, прибытку мало. И тут помог второй фактор.

А именно, достижения современной медицины. Медицина до того развилась, что стала вроде бы обещать людям излечение от любой болезни. А люди и поверили. Однако же постепенно осознали, что это не полностью проводится в жизнь, но тем временем сильно избаловались. Раньше ведь как было? Заболеет человек, пойдет к врачу. Полечится-полечится, то попробует, это, видит, ситуация не идет на улучшение, а наоборот. Ну, говорит, Божья воля, и спокойно ложится помирать. А теперь он избаловался благодаря достижениям медицины и считает, что ему положено быть живым и здоровым. Божью волю игнорирует, предъявляет претензии и суетится, непременно хочет вылечиться. Но обыкновенная медицина все еще не в полной мере отвечает запросам, но он не может успокоиться, и тогда на сцену выступает альтернатива. И хотя она тоже далеко не полностью, а может, и совсем ничего не помогает, но спрос растет, а с ним и предложение.

А третий фактор, в частности в России, это то, что закончился коммунизм и не во что стало верить, так хоть в альтернативу. И в других странах, наверное, какие-нибудь ихние идеологии поотмирали и то же самое.

Но при всем том лично мне на альтернативу жаловаться не приходится.