Текст книги "Жила-была старушка в зеленых башмаках…"

– Надо полагать, не станет.

– Ну вот! А батарея-то – вот она, под боком! – И постучал согнутым пальцем по батарее. – Он выйдет, а я градусник к батарее – вот, пожалуйста, хоть сорок два!

– Нет уж, сорок два не надо, хватит и тридцати девяти.

– А может, сорок?

– Любимый градус? Нет, Андрей, не тянешь ты на человека с сорока градусами при всех твоих талантах.

– Ладно, сторговались на тридцати девяти. Ну, Димон, вот так удивил!

– Да, и вот еще что, Андрей. Хорошо, что ты заговорил о батарее. Если вдруг что-то пойдет не так или просто моя помощь понадобится, ты возьми ложку и постучи по трубе, что наверх идет, – я услышу и сейчас же прибегу.

– Да что может случиться-то?

– Ну, мало ли… Ладно, мне пора к моим старушкам!

– Привет им от меня передавайте!

– Ох, некому пока приветы передавать – обе еще в себя не приходили.

– Во жуть какая!

– Именно что жуть.

– Вам и так тяжело за ними обеими ухаживать, да еще я тут…

– Мне, друг Андрей, будет в тысячу раз тяжелее, если за ними вдруг станет не надо ухаживать.

Они оба помолчали, думая о страшном: а ну как и вправду кто-то из подруг Варвары Симеоновны… Нет, думать об этом решительно не хотелось, и Варвара пошла к дверям.

– Ну, ладно, лежи, болей в свое удовольствие, Андрюша. С Димоном особенно не капризничай, не зарывайся. Да помни о трубе!

– Буду помнить. Если что, так я сразу – тук-тук-тук! За меня-то хоть не волнуйтесь, Варвара Симеоновна, у вас и так вид какой-то бледный.

– Ну уж будто бы!

– Точно!

– Ладно, болей да будь осторожен.

– Буду.

Варвара поднялась наверх и снова забегала из одной квартиры в другую. К вечеру она вымоталась так, что ноги ее уже не держали, и она с трудом заставила себя перед сном еще вывести на прогулку несчастного притихшего Титаника. Вернувшись, она достала из чулана раскладушку и поставила ее в квартире Лики Казимировны. Конечно, ночью она несколько раз вставала и выходила в соседнюю квартиру – проверить Агнию Львовну, так что спала она урывками и сквозь сон прислушивалась к тихим стонам Лики.

Утром она встала совершенно разбитая: две бессонные ночи – это оказалось чересчур даже для ее крепкого организма! Она поняла, что так больше продолжаться не может. Она проверила своих больных и убедилась, что изменений нет, хотя температура у обеих опустилась чуть ниже тридцати девяти. Она дала им лекарство, покормила Титаника и вывела его на двор. Там она пустила его побегать по двору, а сама посидела на опустевшей бомжовской скамейке. На бульвар его не повела – ноги все еще гудели. Потом она отвела Титаника наверх и снова спустилась к квартире Гербалайфа и Мироновых и позвонила. Открыл Димон.

– Ну как вы тут, Дима?

– Да ничего, справляемся. Позавтракал он хорошо, а вот температура у него держится высокая: три раза градусник ставил – все тридцать девять или около!

– Ну, так ведь грипп – штука опасная и коварная. Вы сами-то берегитесь, не слишком много времени проводите с больным: принесите еду, чай – и сразу вон.

– Так я и делаю.

– А я к вам с просьбой, Дима!

– Слушаю вас внимательно.

– Вы мне не поможете перенести Лику Казимировну к Агнии Львовне? Устала я бегать из квартиры в квартиру…

– Да с удовольствием!

– Какое уж тут удовольствие…

Димон еще раз удивил Варвару Симеоновну. Он не просто взял Лику Казимировну на руки и оттащил ее на новое место – нет! Он наискось положил ее на ватное одеяло и укутал, как укутывают детей, даже голову уголком одеяла прикрыл, и в таком виде отнес к Агнии Львовне. Помощь Варвары Симеоновны ему не понадобилась: укутывал и нес он Лику Казимировну так бережно, что та даже и не пискнула.

Варвара шла впереди с подушкой Лики Казимировны в руках. Она устроила подушку в ногах Агнии Львовны и откинула одеяло.

– Сюда ее кладите, Димитрий, валетом!

Димон сначала положил Лику Казимировну на край кровати, осторожно развернул ее – вот только тут та что-то недовольно пропищала – и бережно уложил напротив Агнии Львовны, валетом, ближе к стенке. Затем он укрыл ноги Лики Казимировны нижней частью одеяла Агнии Львовны и после накрыл ее собственным одеялом, часть которого пришлась и на ноги Агнии Львовны; аккуратно подоткнул оба одеяла и отошел, любуясь своей работой.

– По-моему, им так будет хорошо… – сказал он, вопросительно глядя на Варвару Симеоновну.

– Посмотрим, что скажет врач, когда их увидит, – вздохнула Варвара. – Она завтра придет. Но мне кажется, им не очень тесно так лежать…

Как бы желая их успокоить, обе старушки немного повозились, слегка попинали друг дружку ногами, а потом вдруг обе вытянулись с блаженным вздохом. На самом деле ни та, ни другая о сомнениях Димона и Варвары, конечно, и не догадывались: просто им в эту минуту снились хорошие сны.

Перед изнемогавшей от липкой жары Агнией Львовной вдруг оказалась тихая деревенская речка с чистым песчаным дном. Она разулась и ступила в воду; и ногам тотчас стало прохладно и легко. Она потихоньку заходила в реку, и приятная, освобождающая и освежающая прохлада медленно поднималась от ног к голове; Агния стояла по шею в воде, лицо ее овевал ветерок, а вода смывала с тела остатки жара.

А Лике Казимировне снилось детство. Она каталась на санках, угодила в сугроб и почему-то никак не могла из него выбраться, просто сидела, тихонько плакала и замерзала. И вдруг пришел папа, поднял ее на руки, отнес домой, раздел и стал осторожно опускать в ванну с горячей водой. Ах, какие теплые руки были у папы, какой нежный пар поднимался от ванны, как мгновенно согрелись, коснувшись горячей воды, ледяные пальцы ног! Ее тело постепенно погружалось в воду, и нежное тепло поднималось все выше и выше по телу, и вот уже все оно согрелось и распрямилось в блаженной и теплой истоме.

Димон, как ни отказывалась от его дальнейшей помощи Варвара Симеоновна, все-таки помог ей перенести к Агнии Львовне раскладушку и только потом удалился, на прощание заверив ее, что с Гербалайфом – он сказал «с Андреем» – все теперь тоже будет в порядке.

Проводив Димона, Варвара Симеоновна прилегла отдохнуть на раскладушку и нечаянно уснула. Спала она недолго, всего с полчасика, но короткий безмятежный сон освежил и укрепил ее. Она встала, подошла к подругам и уже на глаз поняла, что температура у них спадает – пылавшее лицо Агнии остыло и стало просто румяным, а Ликино синее личико согрелось и порозовело. И лбы у обеих были покрыты мелкими капельками пота. «Наверняка вспотели, переодеть бы надо», – подумала Варвара.

Они одновременно открыли глаза и тут же посмотрели на Варвару Симеоновну.

– Варежка… – сказала Лика. – Варежка, я, кажется, умираю. Позови мне врача…

– Варенька… – сказала Агния. – Варенька, я, кажется, всерьез заболела. Позови мне батюшку…

– Ох, слава Богу, пришли в себя! Сейчас, сейчас, мои хорошие… Будет вам и священник, и врач, хоть милиционер – кто хотите!

– Тогда, Варенька, позови и ко мне священника…

– Хорошо, Ликуня. А где мне найти католического священника?

– Не католического… Вашего священника – я ведь в Православие перехожу.

Варвара удивилась и с сомнением поглядела на Лику – бредит?

– Я не брежу, Варежка. Просто раз уж мы с Агуней помираем, так я не хочу разлучаться с нею там, в Вечности… И с тобой тоже. Всю жизнь вместе, а там – врозь? Нет, не хочу! Зови и ко мне вашего батюшку…

Агния Львовна с трудом приподнялась и протянула руку – и Лика Казимировна тоже протянула руку ей навстречу. После этого обе разжали руки и бессильно откинулись на подушки.

– Хорошо, я все сделаю, как вы хотите, – сказала Варвара. – Давайте только сначала температурку измерим, лекарства примем, рубашки сменим… И покормить вас пора, наконец!

Убедившись, что температура действительно спадает – у Агнии она опустилась до тридцати семи и пяти, а у Лики и вовсе оказалась на грани нормы – тридцать семь, – Варвара Симеоновна развела им куриный бульон из кубиков и заставила выпить почти по полной чашке. Когда подруги поели, она по очереди обтерла их полотенцами, смоченными в теплой воде с одеколоном, и надела на них свежие ночные рубашки. После этих процедур все трое так устали, что тут же снова уснули, правда Варвара задремала в кресле, на раскладушку не стала укладываться.

Спала она недолго, но ей успел присниться сон из далекого детства. Сон тяжелый, даже страшный. Они шли с катка по Елагину острову, шли в сумерках, но на аллее кое-где горели фонари, а по бокам ее стояли воткнутые в сугробы невысокие пушистые елочки, украшенные канителью и гирляндами. По дороге они затеяли игру в пятнашки. И вдруг Варвара, уворачиваясь от Агуни, спрыгнула с дорожки в снег и по откосу сбежала на лед Невки и… провалилась! Это рыбаки, видно, выдолбили прорубь, а после она покрылась ледком и ее запорошило снегом. Глубина тут оказалась небольшая, Варваре по грудь, но когда она попыталась влезть на лед – он под нею тут же проломился. Агния бросилась ее спасать. Но Варвара, стоя по грудь в воде, сообразила, чем это может кончиться, и завопила: «Не смей! Не подходи! Зовите лучше людей на помощь – я пока не утону!» Но людей звать не пришлось: Лика раскачала и выдернула из сугроба пушистую елочку и поволокла ее на лед. Агуня поняла, что та задумала, и бросилась ей на помощь. Ухватившись за верхушку, они стали толкать елочку по льду – основанием к Варваре. Осторожно, шаг за шагом они приблизились к полынье на длину елки. «Ложись на елку – мы тебя вывезем!» – крикнула Лика Варваре. И они ее вывезли… Дальше – про то, как они бежали обратно на каток и там служители вызвали дежурного милиционера, а тот отвез их на милицейской машине домой, – про это Варвара сон досматривать не стала.

Проснувшись, она тихонько проверила больных, оделась и отправилась в храм. Кроткий и все понимающий отец Иаков, выслушав Варвару, только кивнул и пошел собираться. По дороге он спросил:

– Лика – это та маленькая старушка, которая приходит с вами и Агнией Львовной на все молебны?

– Да, это она.

– А давно вы дружите?

– С самого детства.

– Как хорошо! – умилился отец Иаков. – А она у вас в полном сознании? Я ведь с нею должен сначала поговорить.

– Раз додумалась наконец в Православие переходить, значит, в полном!

– Ну, это вы от радости так говорите. Нет, надо чтобы человек полностью сознавал, какой он делает важный шаг. Ну, я сам с нею поговорю наедине.

– Ой, батюшка, а вот наедине-то и не получится! Я ведь ее в постель Агнии перегрузила, а то мне не справиться было…

– Придется на время перегрузить ее обратно в свою, – покачал головой священник. – Сумеем мы с вами ее перенести?

Варвара с сомнением посмотрела на бестелесного отца Иакова. Но потом вспомнила и сказала:

– У нас есть подходящий для такого дела сосед. Вот если только он дома…

Димон оказался дома и без разговоров поднялся вместе с Варварой наверх, вошел в квартиру Агнии Львовны и с каким-то детским удивлением поглядел на священника в рясе.

Когда Варвара объявила, что сейчас Дмитрий перенесет Лику домой, чтобы они с батюшкой могли поговорить наедине, та заволновалась:

– А вы потом меня обратно перенесете?

– Конечно, конечно, – успокоила ее Варвара, – держать вас по разным палатам мне не по силам.

– Вы точно вернете меня… на место? – волновалась Лика.

– Вернут, вернут, – успокоил ее отец Иаков. – Я ведь вас вместе соборовать буду.

Димон отнес Лику Казимировну в ее квартиру и вернулся, сел к столу и стал ждать дальнейшего развития событий. Агния лежала с закрытыми глазами и шевелила губами – молилась. Варвара Симеоновна поправила фитилек лампадки и подлила в нее масла, принесла из кухни табуретку, поставила ее неподалеку от кровати и накрыла чистой салфеткой; сходила на кухню и принесла оттуда серебряную стопку и хрустальную мисочку, наполненную зерном, а рядом положила два чистых платочка – снимать избыток елея. Димон внимательно наблюдал за ее действиями.

– А это чего тут такое готовится? – спросил он несколько настороженно.

– Соборование сейчас будет. Это вот пшеница и елей. Елей – это «масло» на церковно-славянском.

– Это что – лечение какое-то церковное?

– Можно сказать и так. Соборование – это такое особое Таинство, которое священники совершают над тяжело больными. Во время этого Таинства священник просит у Господа исцеления для больного, а также прощения всех его грехов, в том числе и забытых. Соборование может совершать один батюшка, а может и целый собор – то есть несколько священников. Отсюда и название.

– И как – помогает?

– Иногда помогает…

– Понял. – Димон немного подумал и спросил: – Так, может, я это… Гербалайфа тоже сюда подыму? Раз помогает это… соборование?

– Нет, Димитрий, Гербалайфа приносить пока не надо.

– Почему? Он ведь тоже болен.

– Видишь ли, перед соборованием человек должен сначала причаститься, а наш Андрей, как я догадываюсь, уже давно не причащался.

– Понял.

Они замолчали.

Наконец раздался звонок и в квартиру вошел отец Иаков.

– Можете нести обратно православную рабу Божию Ангелину. – Димон тут же отправился за Ликой Казимировной. – А, вы уже все приготовили! Спасибо… – Батюшка достал свечи и стал их укреплять в миске с зерном. – Как хорошо – пшеница вместо обычного риса! Станете потом размачивать и давать своим больным…

Димон торжественно внес Лику Казимировну и уложил ее в постель. Лика была бледна, на лбу у нее выступили капельки пота.

– Поздравляю, Ликуня, с переходом в Православие! – сказала Варвара, целуя ее и поправляя подушку.

– И с принятием Святых Христовых Таин, – подсказал отец Иаков.

– И причастилась? – радостно удивилась Варвара Симеоновна.

Лика Казимировна слабо улыбнулась в ответ.

– А бледная какая стала…

– Поволновалась, устала… – пояснил отец Иаков. – Ничего, я буду читать молитвы – она и отдохнет. Агния Львовна, а вы-то меня слышите?

– Слышу, батюшка, слышу… – тихо прошелестела Агния Львовна.

– Ну, тогда начнем. Вас, Варвара Симеоновна, я тоже буду соборовать – вы ведь на ногах едва держитесь. А вы, молодой человек… Вас ведь Димитрием зовут?

– Ну да.

– Вы давно причащались?

– Чего? Не понял, б-батюшка…

– Вы крещеный?

– Крещеный.

– В церковь ходите?

– Было дело.

– Часто?

– Три раза.

– Что «три раза»?

– Три раза в церкви был. Когда бабка мальцом крестить отвела – это первый раз, потом друга мы отпевали, а недавно еще одного венчали.

– Так… Ну это уже лучше – три раза. Некоторые за всю жизнь только два раза в храме бывают – на своих крестинах и на своем отпевании. И раз вы крещеный, то можете остаться и помолиться вместе с нами.

– Да я не умею… Я не знаю, как молиться надо.

– А как умеете, так и молитесь. Просите Господа, чтобы Он послал благодать исцеления болящим Ангелине и Агнии и сохранил во здравии рабу Божию Варвару.

– Так я тогда и за Гербалайфа помолюсь?

Батюшка вопросительно посмотрел на Варвару Симеоновну.

– Это сосед наш с первого этажа, у него тоже грипп.

– Тяжелый, – добавил Димон.

– Нет, за Гербалайфа молиться нельзя, – сказал отец Иаков.

– Не понял! Почему нельзя? Гербалайф мужик хороший. И не бомж он вовсе, у него прописка есть.

– А имя у него христианское есть?

– А, понял! Есть. Андрей он.

– Вот мы и помолимся за здравие болящего раба Божия Андрея.

– Андрей крещеный, – вставила Варвара Симеоновна. – У него мать была очень верующая. Батюшка, а можно еще помянуть болящих Иннокентия и Василия? Это друзья Андрея. По-моему, тоже крещеные.

– А это уже бомжи, – добавил Димон. – Можно за бомжей-то молиться?

– Можно и нужно. Господу тоже негде было главу преклонить. – И добавил, будто к чему-то прислушиваясь: – Хотя прописка у Него была… В Вифлееме или в Назарете? Нет, все-таки, наверное, в Вифлееме, по месту рождения… Ну, готовы? Начнем. – И уже другим голосом, будто поднялся по какой-то невидимой лестнице над всеми здесь лежащими и стоящими, произнес:

– Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков!

Как по команде, потому что это и была команда, рабы Божьи Ангелина и Агния открыли глаза. Одними губами, беззвучно, Агния Львовна начала читать вместе с отцом Иаковом вступительные молитвы: ей не требовалось для этого особого внимания, эти молитвы она могла бы читать и во сне.

А вот Лика Казимировна слушала напряженно, стараясь понять каждое слово, – ведь теперь это были уже и ее молитвы – православные!

Варвара Симеоновна и Димон слушали спокойно: одна – потому что все воспринимала просто и естественно, второй – потому что ничего не понимал и даже не пытался понять, а просто наблюдал.

Батюшка перешел к псалмам, затем стал читать канон, и молящиеся с ним старушки поплыли по ритмичным волнам древних стихов. Димон чувствовал, что батюшка читает что-то очень важное и красивое, но понимал только редкие отдельные слова. Но вот священник произнес:

– О рабах Божиих Агнии, Ангелине, Варваре и Андрее… – Тут Димон насторожился. – Господу помолимся!

«Понял! – подумал Дмитрий. – Мы это о бабульках и о Гербалайфе, ну об Андрюхе… то есть об Андрее молимся!» Он покосился на Варвару Симеоновну: та перекрестилась, а затем поклонилась. Димон неуклюже поднял руку ко лбу… А что делать дальше – не знал!

– Креститесь, раб Божий Димитрий! – нестрогой скороговоркой сказал ему батюшка. Варвара Симеоновна взяла правую руку Димона, сложила его пальцы как надо и его же рукой перекрестила его, а потом легонько коснулась его затылка – Димон поклонился. «Помолился я за Андрея! – подумал он радостно и стал ждать, когда уже можно будет идти домой и рассказать Гербалайфу, как он за него молился со священником и соседками. – Пусть теперь только попробует не выздороветь! И бабульки пускай выздоравливают!» А соборование, как он скоро догадался, еще только начиналось, молитвы все шли и шли одна за другой…

Потом отец Иаков еще что-то читал по книге, Варвара Симеоновна слушала его, склонив голову, – важная, должно быть, была книга. А после чтения важной книги отец Иаков взял стопочку с маслом, окунул в нее кисточку и стал ставить крестики прямо на больных «бабульках» – на лоб, на лицо, на грудь и на руки – с обеих сторон! Он помазал маслом Агнию Львовну и Лику Казимировну, а потом направился к Варваре Симеоновне, которая уже стояла наготове, расстегнув верхние пуговицы кофты и блузки. Проходя мимо Димона, отец Иаков окунул кисточку в масло и мазнул его по лбу! Димон обомлел. «Это я, выходит, теперь тоже типа соборовался? Это что ж теперь будет-то…» – и радость причастности к чему-то великому – ну просто грандиозному! – росла в нем. И хотя больше отец Иаков его маслом не мазал, он усердно крестился во все время соборования – а оно ох и длинное же было! – и всякий раз, когда произносилось имя Андрея, бормотал вместе с Варварой Симеоновной: «Господи, помилуй!»

Когда закончилось седьмое помазание и были прочтены заключительные молитвы, обе больные крепко уснули. Варвара Симеоновна даже лекарство не смогла им дать.

– Ладно, потом уж! – сказала она. – А вы, Димитрий, подождите, не уходите еще! Я вам сейчас отолью маслица в пузырек, вы его снесете Андрею и помажете его. Можно, батюшка?

– Ну конечно можно! – сказал отец Иаков, складывая епитрахиль. – Вы мажьте ежедневно вашего болящего Андрея – видели, как я это делал? – Димон кивнул. – Ну и сами себе тоже ставьте крестики на лоб.

– Каждый день?

– Желательно.

– И что будет?

– А вот увидите! – с улыбкой сказал отец Иаков. Улыбка у него была дивная – смиренная и доверчивая, как у малого ребенка…

* * *

После соборования, как и следовало ожидать, дело быстро пошло на поправку. Через неделю Варвара Симеоновна как-то, вернувшись с рынка, застала такую сценку: Агния и Лика сидели в постели, рядом на стуле пристроился Гербалайф, а в ногах у больных старушек лежал принесенный из кухни поднос, и они на нем дулись в карты!

– Это еще что такое? Что за безобразие? – подбоченясь, грозно спросила Варвара. – Что это за притон вы мне тут устроили? Больные, называется!

– Варежка, да мы просто в «дурачка» играем, ты не подумай чего! – успокоила ее Агния.

– Мы же не на деньги! – благодушно пояснил Гербалайф.

– Еще бы вы на деньги играли! А карты откуда?

– Я принес, – повинился Гербалайф. – Зашел больных соседок проведать, а они тут скучают, ну я и сбегал домой за картами…

– А теперь сбегай к помойке и выброси их! – скомандовала Варвара. – Ты посмотри, какие они грязнущие, там же микробов прорва! Ты что, Андрей, хочешь моих подруг угробить?

– Ну… Других-то карт нету… Если б у вас были новые карты, то, конечно…

– Еще чего не хватало – новые карты!

– Варенька, ну нам же ску-у-чно! – жалобно протянула Лика. – От телевизора голова болит, от чтения глаза устают. Чем нам заниматься прикажешь?

– Молиться!

– Уже молились, даже акафист Божьей Матери прочитали.

– Ну, так лежите себе да беседуйте друг с дружкой!

– Варенька, ну подумай сама, что же мы можем друг дружке рассказать нового? – рассудительно сказала Агния. – Ты лучше войди в ситуацию и посочувствуй: нам и в самом деле стало скучно болеть, а вставать ты нам не разрешаешь! А между прочим, мы уже не такие уж и больные!

– Ты, Варежка, перестраховщица! – поддержала ее Лика.

– Не я, а врач! Ладно, я что-нибудь придумаю. А эту гадость ты унеси немедленно, Андрей!

– Да ладно, уже несу. Не переживайте! – вздохнул Гербалайф и стал собирать карты.

– Вот вам, девочки, одеколон и платки – протрите руки, да как следует! К тебе, Андрей, это тоже относится: выбросишь карты – не забудь вымыть руки с мылом. – И добавила ворчливо: – Лучше бы с Титаником сходил прогуляться, чем больных-то старух в карты обыгрывать…

– Их обыграешь, как же! – почему-то возликовал Гербалайф. – Это ж они меня пять раз в дураках оставили!

– Так ты и есть… Ну, ладно. Сходишь Титаника прогулять и заодно дрянь эту выкинешь в помойку.

– Где это видано – полную колоду выбрасывать, – проворчал Гербалайф, аккуратно пряча карты в карман. – Где Танька-то?

– У себя дома. Лопает. Ключ от квартиры вот возьми!

Гербалайф ушел.

– Ну вот что, девочки, – сказала Варвара Симеоновна. – Давайте-ка подниматься. Постельный режим окончен – от него уже только одни неприятности, как я вижу, а резона в нем никакого. Одевайтесь потеплее: на грудь и спину – безрукавки, на ноги – шерстяные носки. А после обеда… Нет, завтра! Завтра я вымою пол в твоей квартире, Ликуня, белье на кровати сменю и отправлю тебя восвояси.

– И сама от меня переедешь? – жалобно спросила Агния Львовна.

– И сама от тебя съеду, хватит мне тут квартировать! Все! Вставайте и одевайтесь, девочки, с постельным режимом покончено. Начинаем интенсивно выздоравливать!

Вздыхая и ворча, выздоравливающие старушки принялись подыматься и натягивать халаты.

– А Варежка права, – сказала вдруг Лика, – что-то мы с тобой залежались, Агуня! Вон Гербалайф-то уже давно на ногах!

– Кстати, о Гербалайфе, – снова начала Варвара Симеоновна. – В голову никак не возьму: как это вы, две серьезные старые дамы, увидев у Андрея в руках карты, вместо того чтобы объяснить ему, что азартные игры – грех, тут же сами уселись дуться с ним в «дурачка»! Не стыдно тебе, Лика, только что к Православию примкнувшая? Приличные пожилые женщины… Нет, ну не понимаю я этого и не пойму!

Агния внимательно на нее посмотрела и сказала:

– Устала ты от нас, Варенька.

– Конечно, устала, – Лика тоже поглядела на Варвару Симеоновну сочувственно и покивала головой. – Бедненькая, замучилась ты с нами…

– Да ну вас с вашими выдумками! – сказала Варвара и ушла на кухню, крепко закрыв за собой дверь.

Там она села на табуретку, облокотилась на кухонный стол и задумалась. «Да, Варвара, – сказала она себе, – птичий грипп и тебя, кажется, достал: и чего ты к этим картам привязалась? Скучно же им, бедненьким… Надо что-то придумать!»

– Три карты, три карты, три карты!.. – напевая, Варвара Симеоновна поднялась и принялась готовить обед. Это было нетрудно, поскольку у нее еще вчера была сварена курица, нужно было только заправить бульон лапшой. На второе – та же курица с рисом и овощами. Овощи надо было нарезать, обжарить и потушить. Но сначала она заварила в маленькой кастрюльке клейстер из картофельного крахмала и поставила его остывать на окно. «Ишь ты, в карты им играть вздумалось! – улыбалась она, нарезая овощи. – Ну и будет вам игра в карты!»

Когда клейстер окончательно остыл, она принесла из своей квартиры большой лист картона и карту Петербурга. Карту она наклеила на картон и разложила сверху четыре тома энциклопедии – устроила пресс.

Теперь ей надо было найти еще кой-какие вещи для того, что она задумала. Как у всех старушек, у Варвары Симеоновны было хранилище для, в общем-то, ненужных, но могущих понадобиться вещей, которые рука не подымалась выбросить. У нее такие сомнительные сокровища лежали в довольно большой резной шкатулке. Она извлекла ее из шкафа и отнесла на кухню. Чтобы найти требуемое, пришлось расстелить на кухонном столике газету и высыпать на нее содержимое шкатулки. Тут много чего было: крючки для вязанья и спицы без пары, несколько горстей пуговиц, несколько старых застежек-молний, пряжки от ремней, серебряный замок от старинного кошелька и бисерный кошелек без замка, бусы и бусины и всякая всячина. Самое главное она нашла почти сразу – черный кубик для игры с белыми отметками на гранях. Некоторые отметки вылупились из ячеек, но ячейки-то остались! Затем она отобрала пяток ярких пуговиц с ушками примерно одного размера. Ссыпав потревоженные сокровища обратно в шкатулку, она отнесла ее на место и достала из ящика с инструментами напильник. Потом села возле плиты, положила перед собой пуговицы и принялась стачивать напильником ушки. За этой работой, в ожидании пока потушатся овощи, она обдумывала правила новой «игры в карты».

Когда овощи были готовы, а пуговицы превратились в фишки, она взяла ложку, подошла к трубе отопления и постучала по ней – пригласила Гербалайфа на обед. Тотчас в ответ раздался приглушенный, но бодрый ответный стук.

За столом Варвара про игру ничего говорить не стала, чтобы не отвлекаться, но когда все кончили есть, объявила:

– Вот вам от скуки в карты вздумалось играть, ну так будут вам карты! Сейчас полежите после обеда, а я посуду помою, и потом мы все вместе сядем играть. К тебе, Андрей, это тоже относится. Иди, отдохни, а через часок приходи!

– Слушаюсь, товарищ командир!

– Я не товарищ.

– Ну, госпожа командирша.

– Это другой разговор.

Когда все снова собрались за столом после отдыха, Варвара Симеоновна торжественно принесла из кухни еще непросохшую карту Петербурга и выложила ее на стол.

– Играть мы будем так. Видите, вся карта разделена сеткой на квадратики? Фишки – вот они, – она положила перед собой бывшие пуговицы, – фишки ставятся на один из квадратиков по краям карты, по выбору. Потом бросаем кубик, и тот, кому выпало больше очков, начинает игру. И первым делом начинающий бросает на поле главную фишку. – Она показала всем крупную зеленую пуговицу, усыпанную блестящими камешками-стекляшками. – Куда она упадет – там у нас будет место свиданья. После этого начинающий делает первый ход. Вообще сделать ход – это перейти на любой примыкающий квадратик карты, но для первого хода годится любой квадрат. Другие тоже выбирают в себе первый квадратик, двигаясь от первого игрока по часовой стрелке, но, выбрав квадрат, потом менять его уже нельзя: куда встал – оттуда и топай на место свиданья, делая ход за ходом.

– Просто бросать кубик и делать столько ходов, сколько он покажет? – спросила Агния Львовна.

– О нет! Для такой пустяковой игры не стоило бы брать карту. Я пошла бы и купила вам какую-нибудь детскую игру. Нет, игра у нас такая, какой пока нет ни у когошеньки! А кубик нужен только для начала игры. Потом, чтобы перейти в следующий квадрат, игрок должен рассказать что-то про квадрат, в котором он стоит сейчас: что-нибудь интересное про улицу, площадь, памятник или историческое здание. Можно пользоваться справочной литературой – время-то у нас есть! Но если игрок лезет за справками, он пропускает этот ход или даже несколько – пока не отыщет что-нибудь интересное про свой квадрат. Побеждает тот, кто первым доберется до места свиданья. Он и назначает новое место свиданья, бросая центральную фишку. Ну, интересная игра?

– Очень! – воскликнула Агния Львовна. – У меня, кстати, есть справочник «Памятные места Петербурга». Из него можно брать сведения, да, Варежка?

– Конечно! Но, напоминаю, для того, чтобы обратиться за справкой, игрок пропускает ход! Кто больше знает о нашем городе – тот быстрее по нему передвигается.

– А если следующий игрок тоже остановился и хочет заглянуть в справочник?

– Он должен ждать, пока справочник освободится, или бежать искать другой источник знаний: в другой книге и вообще в другом месте, ну хоть в Интернете.

– Варенька, я же не умею пользоваться Интернетом! – жалобно сказала Агния Львовна.

– И я тоже, – сказал Гербалайф.

– Вот и повод научиться! Вам это уж точно не помешает. У нас два компьютера – у меня и у Лики: если один занят, можно воспользоваться другим. Но это на будущее, а сегодня мы не станем бегать через площадку, да и мне некогда вас с Андреем учить. Будем пока обходиться справочником и собственной эрудицией.

– Какая там у меня эрудиция! – вздохнул Гербалайф.

– Ну уж какая-нибудь да найдется – всю жизнь прожил в Петербурге.

– В основном в Ленинграде, – поправил ее Гербалайф.

– Ой, а что я вам сейчас расскажу! – воскликнула вдруг Лика Казимировна. – У нас на форуме одна учительница из Подмосковья рассказала: вызывает она отвечать семиклассницу и спрашивает, как раньше назывался Санкт-Петербург. А та не знает! Спрашивает класс – молчание. И только когда она напомнила про блокаду, кто-то из класса выкрикнул название «Ленинград».

– Это надо же! – воскликнула Варвара. – Забывается, стало быть, большевистская кликуха? Вот и хорошо.

– Что ленинская кликуха забывается, это хорошо, – сказала Агния Львовна. – А вот что истории своей страны молодежь не знает – это уже плохо.

– Не только молодежь, – заметил Гербалайф. – Какое-то, знаете ли, обмеление умов наблюдается. Вот, скажем, моя бывшая Клавдия…

– А что бывшая Клавдия? – слегка нахмурилась Варвара: она Клавдию, конечно, не жаловала, но и сплетничать не любила.

– Рассказывает она нам с Димоном анекдот, тоже, кстати, про школьников, который услышала у себя в магазине. Анекдот такой. Учитель спрашивает в классе: «Кто такой Леонид Ильич Брежнев?» А дети отвечают: «Мелкий политический деятель в эпоху Аллы Пугачевой».

– И что же тут смешного? – спросила Варвара.

– А смешное или печальное тут в том, что лет двадцать назад Клавдия этот же анекдот из того же магазина принесла, только он по-другому звучал: «Кто такой Брежнев?» – «Мелкий политический деятель в эпоху Солженицына».

– Н-да, – сказала Варвара. – Анонимность, распространенность и вариативность.