Текст книги "Дети ворона"

На цыпочках они прошли по длинному коридору. В огромной квартире было двенадцать комнат и жили одиннадцать семей. По одной в комнате. Только Шуркина жила в двух. Кухня была общей: одиннадцать столов стояли вдоль стен. Общим был и коридор. Ванной и туалетом пользовались по очереди.

К счастью, в этот час все были на работе, в школе, в институте или ушли за покупками. В коридоре стоял полумрак. Комнаты слепо глядели запертыми дверями. Только за одной дверью негромко пел граммофон; там жила одинокая старуха, которой никуда не надо было идти, государство платило ей пенсию.

Их комнаты были в самом конце коридора. Таня открыла ключом дверь, и они вошли во взрослую комнату. Она так называлась, потому что ночью здесь спали мама и папа, а днем собиралась вся семья. В середине стоял большой круглый стол. За ним ели, читали, делали уроки. Кровать родителей стояла за камышовой ширмой. Прямо в стену был вделан большой дубовый шкаф.

Таня открыла дверцу шкафа и вошла. Шурка за ней.

Дело в том, что давным-давно папа решил соединить обе их комнаты. Чтобы не приходилось бегать туда-сюда через коридор. Он проделал ровную прямоугольную дыру между взрослой и детской. А так как подходящей двери не нашлось, то в дыру вдвинул старый шкаф. Из взрослой в детскую Таня с Шуркой проходили мимо платьев и костюмов.

С тех пор дверь из детской в общий коридор всегда стояла запертой. Ключ от нее давно потерялся. Все уже и забыли про эту вторую дверь.

Тане и Шурке ужасно нравилось, что у них такие странные комнаты. И шкаф. Только маленький Бобка, который еще ничего не знал о жизни, думал, что так и надо. Что так все живут.

Шурка проскользнул в детскую. Мамино платье задело его по лицу шелковым рукавом. Как погладило. От этого на сердце стало еще тяжелей.

Таня помогла Шурке раздеться, стянула с него ботинки, уложила на кровать. Скрипнула дверцей, снова исчезла во взрослой комнате. Шурка слышал, как хлопнула дверь в коридор.

Вскоре Таня вернулась из кухни с кувшином теплой воды. Встав на табуретку, нашла в верхнем, запретном для детей ящике пузырек. Вытянула резиновую пробку. Осторожно стряхнула в кувшин несколько бордовых кристалликов, отчего вода сделалась пронзительно-розовой.

Шурка всё слушал, что там внутри него.

– Пей! – приказала Танька.

Ее глаза вблизи казались огромными, вокруг черных зрачков Шурка видел коричневые крапинки. Веснушки, которым не хватило места на Танькином носу, подумал он.

Омерзительно тепловатая вода, несмотря на ярко-розовый цвет, была без вкуса и без запаха.

– Пей залпом!

Шурка послушно выпил. В животе теперь, казалось, стоял стеклянный шар.

Танька прилетела с пустой кастрюлей.

– А теперь тошни сюда! Ну!

– Я не умею.

– О господи, глупый какой.

– Как тошнить?

– Засунь пальцы глубоко в рот и пощекочи себя по языку у самого горла, – терпеливо объяснила сестра.

Шурка так и сделал. Пальцы пошарили у самого горла. Стеклянный шар внутри вздрогнул, хрустнул и шумным потоком вырвался в кастрюлю.

– Молодец, – сказала Таня, удовлетворенно разглядывая содержимое кастрюли.

– Что там? – забеспокоился Шурка.

– Теперь ты спасен, – схватила кастрюлю сестра.

Шурка обессиленно откинулся на подушку.

Таня унесла кувшин. На общей кухне вымыла кастрюлю. Во взрослой отодвинула от шкафа табуретку. Замела следы.

Вернувшись, она на всякий случай пощупала Шурке лоб, как это обычно делала мама, когда кто-то болел. Села рядом.

– У папы на работе одного шпиона и вредителя недавно арестовали, помнишь, он рассказывал? Так что и твоего поймают. Не волнуйся. Среди советских людей таким гадам не место. Теперь спи. А мне в школу пора.

– Не уходи, Танька! – взмолился Шурка.

– Нельзя. А то догадаются. Понял? Веди себя как ни в чем не бывало. А если мама спросит – скажи, горло болит. Пусть думает, что простудился. Понял?

– Понял.

– Повтори!

– Я понял!

Танька схватила портфель, застегнула пальто. Щелкнул дверной замочек.

Шурка лежал и слушал, не подаст ли признаков жизни таинственный яд. И не заметил, как уснул.

Он, может, и впрямь простудился, когда глотал эскимо холодными кусками. Потому что сквозь сон видел, как пришла с работы мама, как удивилась, найдя его в кровати.

– Что с тобой, котик?

Мама скинула пальто. Покормила его с ложки горячим бульоном. Бобка стоял у его кровати, молча положив подбородок на свои толстенькие ручки. А потом мама увела Бобку через шкаф во взрослую комнату.

Позже пришел с работы папа. Сел у его кровати, пощупал лоб своей мягкой прохладной рукой:

– Ну, Шурёнок, что с тобой?

Потом погасил лампу-ночник на тумбочке.

Вернулась Танька. Осторожно потыкала его пальцем в бок.

Всё это словно мерцало. Перемежалось темнотой. Потом снова завертелось, как в кино. Уже не Папанин, а человек в шляпе ехал в открытом авто, и толпа кричала от восторга, а мороженщик красовался на транспаранте в профиль рядом с товарищем Сталиным – главой советской страны. Товарищ Сталин заметил Шурку в толпе, нахмурился, сердито поднял указательный палец. И Шурка проснулся.

Было темно. Бледный свет не то луны, не то круглого фонаря освещал лицо спящей сестры. Тихо вытянулись у лица две косы.

– Танька! – шепотом позвал Шурка.

Сестра не ответила.

Ладно, пусть спит. Он послушал внутри себя. Ничего. Может, обошлось? А может, наоборот, уже поздно. Может, он, Шурка, прямо вот сейчас на самом деле не просто лежит, а тихонько умирает?

От этой мысли по спине скользнул холод и защекотало в копчике.

А Танька молодец. Не растерялась. Шурка подумал, что завещает ей свои карандаши. И новенькую готовальню, которую ему купили в сентябре, когда он пошел в школу. Ему захотелось немедленно разбудить ее, попрощаться.

– Танька! – позвал он опять. Но сестра только чуть нахмурилась, и на лоб ее снова легла лунная гладкость.

«Ну и спи, дура!» – сердито подумал Шурка.

Сам виноват, сказал он себе. Ведь сколько раз в школе и по радио говорили: будьте бдительны, шпион и враг может оказаться рядом.

Шурка горько вздохнул. Понапрасну пролетели семь лет. Ничего он не успел, даже собаку завести. И вот теперь – бессмысленный конец. Всё потому, что никто, видите ли, во дворе еще не пробовал эскимо. Как глупо.

Если бы только он пошел на Невский не один, а с Валькой!.. Если бы только Валька не пульнул кирпичом в окно тети Дуси!.. Если бы они с Валькой не поссорились из-за той дурацкой вредной записки!..

Валька на его могиле, конечно, заплачет. И тетя Дуся тоже. Но будет поздно.

Шуркины глаза наполнились слезами.

За шкафом вдруг послышались приглушенные отрывистые голоса. Мамин. Папин. Еще чьи-то. Один знакомый. Захныкал Бобка: по случаю Шуркиной болезни он спал во взрослой комнате. Голоса рокотали.

Шурка шмыгнул носом, напряг слух изо всех сил. И уснул.

Он проснулся – уже окончательно – от звуков капели, звонко сбивавшейся с ритма и начинавшей заново. Солнце нарисовало на паркете большой светлый квадрат и тихо любовалось своей работой. «Я живой!» Шурка радостно сел на кровати. Обошлось!

Постель сестры была пуста. Странно, что его никто не разбудил в школу. Видимо, боятся, что он всё еще болен. А он жив и здоров! И жизнь прекрасна! На столе уже наверняка стоит завтрак. Оладьи или каша. Или яичница. При мысли о горячей вкусной яичнице Шурка спустил босые ноги на пол и зашлепал к шкафу. «Сейчас я вас обрадую!» – подумал он, воображая маму, папу и Таньку, сидящих за столом.

Шагнул мимо платьев и костюмов.

Распахнул дверь шкафа.

Вместо завтрака на столе стоял таз. В нем билось маленькое оранжевое пламя. Мама с треском рвала на мелкие кусочки какие-то бумажки, подкармливая ими огонь по кусочку.

Танька посмотрела на Шурку круглыми глазами. Лицо ее не выразило ни радости, ни удивления. На нем был только испуг.

Папы не было.

Бобки тоже.

Мама принялась рвать фотографии.

– Ну помоги же мне, Таня! – беспомощно крикнула она, подталкивая к Тане ворох исписанных бумаг. – Да по кусочку клади, по кусочку! – воскликнула мама, увидев, что Таня протянула целый лист, который огонь лизал длинным языком. – Еще не хватало, чтобы соседи сюда сбежались!

– Мама, – испуганно позвал Шурка.

– Шурка! Проснулся! – мама попыталась сделать веселое лицо, но у нее лишь скривились губы.

Она принялась метаться по комнате. Вынула из шкафа большие валенки и старое одеяльце.

– Как ты себя чувствуешь? – звонко крикнула мама, пробегая мимо с кипой одежды в руках.

Таня выразительно посмотрела на брата.

– Хорошо, – тихо пробормотал Шурка. Он умирал от стыда за вчерашнее.

К счастью, мама ничего не заметила. Уложила вещи в открытый фанерный чемоданчик. Туда же полетели толстые шерстяные носки и толстый шерстяной жилет, который, она всегда говорила, давно пора выбросить.

– А где Бобка? – спросил ее Шурка.

Мама словно не слышала. Она растерянно глядела на чемодан с его распахнутой пастью.

Вместо мамы ответила Таня.

– В садике, – буркнула она. – Где же еще?

– Мама, а что, я в школу сегодня не пойду? – спросил Шурка.

– Что? – очнулась мама. – Конечно, пойдешь! Если здоров, – ласково проговорила она.

– Я…

Но мама не дала ему договорить. Мысли ее были где-то далеко.

– Конечно. Непременно. Поешь хлеба с молоком только. Я ничего не приготовила. Возьми в буфете.

– Училка ругать будет, что опоздал.

– Не училка, а учительница. И ругать она не будет, потому что я напишу ей записку. Идет?

Шурка кивнул.

– А папа где?

– Уехал, – быстро проговорила мама. – Просто уехал. На время. Срочная командировка. Вызвали его. Телеграммой. И он сразу уехал. Но он скоро вернется. Непременно. Разберутся – и он вернется.

Мама продолжала метаться от шкафа к чемоданчику. Таня смотрела большими круглыми глазами.

– Важная? – спросил Шурка.

– Что?

– Командировка.

– Важная, – выдохнула мама.

– А куда? – опять спросил Шурка.

Вот здорово! Папа уехал! Может, на Урал или в Сибирь, на какую-нибудь самую важную советскую стройку!

– Куда уехал папа? – повторил он.

– Да что вы ко мне пристали! – вдруг крикнула мама. – Куда! Куда! Куда! То одна! То другой! Что вы меня мучаете! Перестаньте же, наконец!

Остановилась, выронила меховую шапку. И заплакала.

– Мамочка! – Танька бросилась к ней, обняла.

Шурка заревел во весь голос. Мама села перед ним на колени, обняла.

– Ну тихо, тихо, будет, – бормотала мама, одной ладонью поглаживая Шурку по спине, а другой – Таню по рукам. – Какие-то мы все трое дураки, вы не находите? Стоим и ревем. Хорошо, Бобка не видит, а то бы мы и его напугали. А папа скоро вернется. Ну? Таня? Шурка? Вот так. Молодцы.

Мама поднялась с колен и вытерла лицо тыльной стороной ладони.

– Давай, Шурка, умойся и бегом в школу. И так уже опоздал просто неприлично.

Через несколько минут, с куском хлеба в одной руке, на ходу накидывая ранец, Шурка, уже одетый, выскочил в коридор.

Соседка тетя Рита посмотрела на него. На голове у нее плотно лежали кругленькие бигуди.

– Доброе утро! – радостно крикнул Шурка.

Но она не ответила.

– А мой папа уехал в важную командировку. Вызвали срочно! – торжественно объявил Шурка. Пусть знает!

Соседка, видимо, очень удивилась. Потому что даже открыла рот.

Ну и пусть стоит вот так, как дура, подумал Шурка.

Навстречу шла по коридору старуха, которая нигде не работала. С ней никто не дружил.

– Доброе утро, Шура! – прошамкала она, семеня.

– Здравствуйте! – звонко выпалил Шурка.

– Вы бы поменьше чужих детей трогали! – крикнула ей тетя Рита. – Иной раз не знаешь… – и умолкла.

– Чего? – за Шуркиной спиной спросила недоуменно старуха.

Шурка отпер входную дверь. И услыхал слова настолько странные, что решил: послышалось.

– Соседа ночью черный ворон увез, – свистящим шепотом объявила тетя Рита старухе.

Глава 3

– Черный ворон? Забрал папу? – Таня фыркнула. – Папа в командировку уехал, тебе же сказали. Не выдумывай.

…Шурка едва высидел в школе положенное время. Он всё поглядывал на часы. Но черная стрелка словно прилипла к циферблату, еле ползла. Шурке не терпелось рассказать Тане о черном вороне. Переменки казались ему длиннее уроков математики, Фонтанка тянулась нестерпимо, прохожие норовили перегородить дорогу, зеленый свет на светофоре никак не хотел зажигаться.

И вот наконец Шурка дома. Всё выпалил Тане. А она только и сказала:

– Не выдумывай.

И потянула к окну табуретку.

– Я сам слышал!

– От соседки, – напомнила Таня.

– Ну да.

– От тети Риты.

– Ну да.

– «Ну да», – передразнила Таня. – А детей приносит аист, булки растут на деревьях, а Луна сделана из сыра. Неужели ты не понимаешь? Они тебя считают малышней, вот и говорят тебе всякие глупости.

– Ничего я не малышня, – обиделся Шурка.

– Нашел кого слушать. Эта тетя Рита, – Таня пошевелила пальцами вокруг своей головы, – у нее же одни бигуди вместо мозгов. Ей бы лишь бы болтать. Мещанка она. Понял?

Таня залезла с ногами на табуретку, шагнула на подоконник. Открыла форточку. Вытянула наружу худую руку, насыпала крошки в маленький, со всех сторон открытый деревянный домик, висевший по ту сторону окна. На зиму они всегда устраивали для птиц кормушку.

Мещане – это что-то нехорошее, помнил Шурка. Нельзя быть мещанами, говорили папа и мама.

Таня закрыла форточку и некоторое время постояла на подоконнике. Вдруг кто-то сразу прилетит. Она смотрела сквозь холодное стекло и думала, что люди зимой одни во всей природе; хорошо, что хоть кто-то остается с ними.

На тоненьких ножках в кормушку вскочил воробей, принялся клевать.

Таня молча наблюдала за ним.

– Папу нужно спасать, – неуверенно сказал Шурка.

Таня не спеша слезла.

– Если бы его нужно было спасать, мама бы не повела Бобку в садик и не пошла бы на работу, – терпеливо объяснила Таня. – Мама сказала: он уехал в срочную командировку. Зачем ей врать? И вообще, мне еще портфель собрать надо. И нас обедом покормить. Лучше бы ты тарелки пока расставил.

Рассказ брата нимало не встревожил ее. И Шурка подумал: может, зря он так разволновался?

Таня поправила шторы.

Теперь, когда за окном виднелось нежное голубое небо, слова соседки утратили зловещий смысл. И правда, подумал Шурка. Но всё равно показал Таньке язык.

Таня убрала с большого круглого стола свои книги и тетради. Сунула их в портфель. Оправила скатерть. Шурка поставил на стол две тарелки, положил две ложки.

Мама работала до вечера, Бобка оставался в садике на продленные часы. Шурка и Таня обычно обедали вдвоем.

Таня осторожно высвобождала из толстого ватного одеяла кастрюлю с супом, которую мама пеленала каждое утро, перед тем как уйти на работу. Кастрюля была еще теплой.

Внезапно в замке хрустнул ключ.

– Мама?

Мама скинула ботинки. Повесила пальто.

– Ура! Мамочка!

Шурка бросился к ней. Обнял.

– Ты на обед пришла? – изумилась Таня.

– Нет. Я совсем пришла, – сказала мама.

Шурка радостно побежал за третьей тарелкой. Остановился.

– А Бобка?

– А Бобку я вечером заберу, – пробормотала мама. – Вот здорово, – сказала она, озабоченно оглядывая стол. – В кои-то веки пообедаем вместе.

Сели.

Весь суп мама молчала. Таня и Шурка тоже притихли. Котлету мама съела молча. Налила им чаю, себе – кофе. И тоже без единого слова.

– Мамочка, ты заболела? – осторожно спросил Шурка.

– Ничуть, – весело отмахнулась мама и отпила кофе.

Шурке вдруг вспомнилось, как однажды они покупали фарфоровые чашечки. Продавец звонко стукала карандашом. Каждая чашечка звонко откликалась. А одна откликнулась звонко с трещинкой, и ее заменили другой, отозвавшейся чистым «дзынь!». Вот и сейчас, когда мама сказала «ничуть», голос у нее был звонкий, но с невидимой глазу трещинкой.

Таня, видимо, тоже насторожилась. Оба они смотрели на маму.

– А просто мне эта работа, представьте себе, надоела! – заверила мама.

– Как это? – подозрительно спросила Таня.

– Вам же тоже не всегда хочется в школу.

Шурка радостно засмеялся.

– Ну ее. Найду себе какую-нибудь другую, – мама беззаботно встряхнула головой и принялась размешивать в чашечке сахар.

Ложечка колотилась о фарфоровые стенки, чашка дребезжала, кофе ходил ходуном, плеснул через край, на скатерти стало расплываться рыжее пятно.

– Мама, что ты делаешь? – воскликнула Таня. А ложечка всё звенела, звенела, звенела. – Мама!

Мама посмотрела на чашку с видом только что проснувшегося человека. Потом посмотрела на притихших детей.

– Ерунда! – и накрыла пятно салфеткой. – У меня родилась прекрасная идея, – объявила она. – Таня сегодня не пойдет в школу. И мы будем все сидеть дома и читать вслух какую-нибудь книгу. Ура?

– Ура! – закричал Шурка. – Или в кино пойдем?

– Или в кино пойдем! – подхватила мама. – Таня, ну а ты чего насупилась? Ты что, предпочитаешь школу?

– Нет.

Таня не могла объяснить, как это человек может быть слишком радостным. Разве может быть радости чересчур много? Она не знала. Она только видела, что мама какая-то именно что слишком радостная. И от этого Тане было не по себе.

– А потом все вместе заберем Бобку – вот он удивится!

– Ура! – крикнул Шурка.

Они остались дома, читали. Потом пошли в садик за Бобкой. Вели его домой, взяв за обе руки, к его огромной радости. Потом играли в дурачка и в лото.

Бобка тоже играл в лото. Он не знал цифр. Шурка показывал ему, какие надо закрыть фишкой. Фишки Бобка держал в потном пухлом кулачке.

Потом Бобка стал зевать, сонно мигать.

– Кому-то пора, – засмеялась мама и поцеловала Бобку. Стала стаскивать с него штанишки. Отстегнула чулочки.

– А кровать? – сказала Таня. И посмотрела на Шурку.

Вчера, когда Шурка «заболел», Бобкину кровать перенесли во взрослую комнату. Но папу вызвали так срочно. Он не успел переставить Бобкину кроватку обратно.

Шурка покраснел. Противно было вспоминать о вчерашнем.

Бобка радостно вцепился ручками в сетку.

– Мы ее перенесем! Я перенесу, – предложил Шурка. И покраснел еще больше.

– Ничего. Вы идите к себе, – сказала мама. – Я приду.

Таня и Шурка через шкаф ушли в детскую. Потом мама пришла к ним. Они опять читали. Так много, как в этот вечер, мама еще никогда им не читала. Но голос ее звучал так хорошо, так спокойно. Понемногу чувство, что всё это как-то неправильно и странно, у Тани прошло. Успокоился и Шурка.

– А теперь спать всем, – мама захлопнула книгу.

В постели, в темноте, Шурка снова вспомнил, как соседка говорила про ворона. На полу лежал серо-желтый прямоугольник света. То ли от фонаря, то ли от луны.

– Таня, кто такие мещане? – спросил Шурка в темноту.

– Чего? – промычала Таня.

Шурка слышал, как в темноте она подняла голову с подушки.

– Зачем тетя Рита про папу глупости говорит?

– Ну, мещане – это когда у человека есть один диван, а он хочет два. Хотя диваны ему не нужны.

– А папа тут при чем?

– Тетя Рита – она вообще такая.

– Какая?

– Эй вы там! – крикнула из другой комнаты мама. – Прекратите разговорчики! Спите уже.

– Папа говорит, что ей всего мало и она всем завидует, – зашептала Таня, заворачиваясь в одеяло и напоследок взбрыкнув ногами, чтобы подоткнуть край.

Шурка только прикрыл глаза, а когда открыл, то оказалось, что он идет по длинному коридору. Навстречу медленно и бесшумно шла фигура с огромным вороньим носом. Было понятно, что это тетя Рита. Но в то же время – Ворон.

От ужаса Шурка принялся бить себя по щекам. «Фу, не больно – значит, мне всё это только снится», – с облегчением подумал он.

Он бежал и бежал – тягуче. Во сне всегда бегаешь как в паутине. А коридор всё не кончался. За его стенами бормотали голоса. Хныкнул Бобка.

– Это просто шкаф, – слишком внятно и слишком громко сказал сквозь Шуркин сон мамин голос.

Глухо стукнули в ненужную дверь детской. Ту, что вела в коридор. Стукнули, подождали. Потопали прочь.

Опять голоса.

Хлопнула дверь у родителей.

– Черный Ворон, – раздельно произнесла тетя Рита, ликуя.

Шурка открыл глаза.

На темном потолке дрожал бледный прямоугольник света. За окном слышался рокот мотора. Таня спала.

– Иди назад, холера! – громко приказала кому-то в коридоре тетя Рита. – Нечего тут смотреть. К соседям это из дальней комнаты.

Скрипнула еще чья-то дверь. Бормотание.

– «Кто был, кто был», – проворчал голос. – Черный Ворон был. Только что ушли.

Ворон! Шурка рывком сел на постели.

– Таня!

Он подскочил и принялся тормошить сестру, шепча прямо в ухо:

– Таня! Черный Ворон! Был здесь! Только что!..

Он подлетел к окну. Отмахнулся от занавески. Взлез коленями на подоконник. Прижался лбом к холодному стеклу, чтобы видеть всю улицу.

Внизу видна была квадратная крыша автомобиля. Черного и совершенно обычного. Светили фонари. Темнели окна. Было пусто. Только старик-дворник, которого все звали Петровичем, стоял, облокотившись на лопату; он был в кальсонах и рубахе, поверх на плечи накинут тулуп. На лысине дворника лежал блик от фонаря.

– Где? Пусти. Да не толкайся ты, – Таня тоже вертела головой во все стороны.

– Был только что! Я слышал!

– Тише! Маму и Бобку разбудишь!

Быстро провели какого-то согнувшегося человека. Его держали двое. Втроем они нырнули в автомобиль.

Дверца машины лязгнула, мотор откашлялся, фары ощупали серый мартовский снег.

Прямоугольник света на потолке детской косо поехал в сторону, вниз по стене, и пропал. Звук мотора растаял в сырой ночи.

Дворник, сверху казавшийся каким-то приземистым и коротеньким, запахнулся в тулуп. Постоял. Принялся скрести лопатой, сгребая мокроватый снег по краям и аккуратно утаптывая. Скоро и следов машины не осталось. И дворник ушел.

– Слезай с подоконника, пока мама не проснулась, – зашептала Таня и дернула Шурку за край пижамы.

– Был Ворон, точно тебе говорю, – шептал Шурка.

– Мы же ничего не видели!

– Не успели, – с досадой ответил Шурка. – Я слышал! В коридоре ясно говорили – Черный Ворон.

– Опять тетя Рита?

– И другие тоже.

– Все-таки это не может быть правдой, – подумав, сказала Таня, снова расправляя одеяло.

– Завтра же давай маме всё расскажем.

– Всё?! – остановилась с одеялом в руках Таня.

– И про шпиона тоже. Лучше уж правда, чем так.

– Спохватился! Правдолюб несчастный.

– А что?

– Не вздумай! Я из-за тебя рисковала – марганцовку стащила.

Шурка вздохнул.

– Тихо! – шепнула Таня. – Бобка.

Они прислушались. Показалось. Тихо.

– Скажи спасибо, Бобку не разбудили, – проворчала Таня. – Не вздумай без меня им ничего рассказывать. Слышишь? Только вместе!

Шурка пообещал.

Они еще немного обсудили, что рассказать завтра маме, а что нет. И что скажет папа, если узнает. Но мысли сделались вялыми, путались. Оба уснули, так и не договорившись.

Шурка проснулся первым. Хотелось в туалет. Но он вспомнил, что дал слово Тане без нее к родителям не выходить. Поэтому тихонько просунул руку к сестре под одеяло и ткнул ее в бок, затем сам быстро юркнул под одеяло и отвернулся к стене.

– Можешь не притворяться, – надменно проговорила Таня. – Я, между прочим, не сплю, а думаю, как тебя из этой истории выпутать.

Она сдернула с Шурки одеяло.

Он ступил босыми ногами на пол.

– Ой, холодно… Мама что, печку не топила сегодня?

Таня пожала плечами.

Они прошлепали к шкафу. Распахнули дверцу.

Во взрослой комнате было тихо. Будильник давно остановился, чайник был холодным, печка тоже. Мамы не было. Бобкина кроватка была пуста. Не было и маминых ботинок, пальто, перчаток, шапки, платка. Чемоданчика тоже не было. Испарились Бобкино пальто, шапка, шарф и валенки. Висели только маленькие рукавички, соединенные длинной резинкой, чтобы Бобка их не потерял или уж потерял сразу обе.

Таня сняла их с гвоздика, словно не узнавая.

На полу, беспомощно задрав вверх пустые листы, валялись фотоальбомы, из которых мама прошлым утром вынула и скормила огню снимки. Вещи были разбросаны, как будто комнату перевернули вверх тормашками, встряхнули и поставили обратно.

– Ну дела, – сказала Таня.

Шурка посмотрел на рукавички, на Таню.

– Чего ты смотришь? Наверное, мама на работе, вот и всё.

– Она же сказала, что ушла с работы.

– Она же сказала, что найдет другую!

– А Бобка?

– В детском садике. Где же еще.

В дверь кто-то поскребся.

Таня подбежала, открыла. Старуха, с которой никто из соседей не дружил, испуганно заморгала. За ее спиной тускло поблескивал висевший на стене велосипед, темнел сундук: все соседи привыкли выставлять ненужные вещи в общий коридор.

– Здравствуйте… Вам кого? – удивилась Таня.

Старуха, глядя в другой конец коридора, в сторону общей кухни, протянула маленький кошелечек на кнопке.

– Это вам мама ваша просила передать, – прошелестела старуха. – И сказала, чтобы вы шли к вашей тете.

Шурка вдруг заметил, что глаза у старухи голубые. Раньше ему не удавалось ее разглядеть: она шмыгала на общую кухню, по коридору, в общую ванную, как мышь. Старалась никому не попадаться на глаза.

– А где мама? – громко спросила Таня.

Но старуха бросила кошелечек на пол и испуганно засеменила по длинному темному коридору в свою комнату.

– Вот чудачка! – пожала плечами Таня. И подняла кошелечек.

Дети заперли дверь и рассмотрели добычу. В кошельке оказалось сто рублей с копейками.

– Вот это да! – сказал Шурка. – Зачем мама нам столько денег дала?

– Надо к тете Вере идти.

– Зачем?

– Так она сказала. Соседка. Ей мама сказала, чтобы мы шли к тете.

Тетя Вера была маминой сестрой и жила на Каменном острове. Ехать к ней надо было на трамвае. Через Неву. Там справа стояла крепость, красно-коричневая, словно сложенная из пряников, с длинным золотым шпилем. А слева сквозь деревья сверкали купола мечети; их нарядная голубизна спорила с небом, кто прекраснее.

– И это деньги на трамвай, – сделала вывод Таня.

– Как-то много на трамвай, тебе не кажется?

Тетя Вера была странной. У нее дома повсюду стояли, лежали, валялись книги и тюбики с краской. И пахло чудно́. А детей у нее не было. Тетя Вера жила одна.

– К тете, сказала мама, – значит, к тете, – приказала Таня. – Собирайся!

Они не любили бывать у тети Веры. Но что поделаешь – мама велела.

– Погоди, Таня, старуха могла и перепутать.

– Не выдумывай.

– Точно! – не унимался Шурка. – Мама наверняка сказала ей: «А если захотят, пусть едут к тете». Просто старуха забыла сказать «если захотят».

Таня серьезно посмотрела на брата. Ей тоже не больно-то хотелось к тете – прямой, строгой, с длинным строгим носом и холодными серыми глазами. Тетя Вера никогда не улыбалась. Кто бы мог подумать, что они с мамой сестры!

Шурка видел, что Таня охотно его слушает.

– Таня, ты сама подумай! Это же ясно! Если вчера мама разрешила не ходить в школу и играть целый день, то сегодня она захотела, чтобы мы как следует повеселились!

Таня задумалась.

– И она дала нам денег, чтобы мы купили мороженое! – радовался Шурка.

– Мороженое… Скажи спасибо, что я ей о твоих вчерашних подвигах ничего не рассказала.

Но Шурка не сдавался:

– И билеты в кино купить можно. И конфет. Тут и на куклу хватит!

Таня смотрела на пузатенький кошелечек.

– Зачем это маме так делать? Это же не день рождения и не Новый год, – с сомнением сказала она.

Но Шурка видел, как глаза у нее загорелись.

– Потому что она наша мама! Самая лучшая мама на свете! – Он схватил Таню за руки: – Ну? Помчались?

Та сдалась. Но ответила важно:

– Пошли, а не помчались.

– Ура! – крикнул Шурка. Вскочил на диван и принялся прыгать так, что пружины крякали и пели. – Ура! Турум-бу-ра! Лучшая мама на свете!