Текст книги "Касаюсь словами"

Касаюсь словами
Юлия Юровских

© Юлия Юровских, 2023

ISBN 978-5-0060-3322-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

предисловие

вся жизнь – тысячи касаний рук, историй, судеб. они переплетаются в один большой клубок, цепляясь друг за друга. и вот мир кажется безумно маленьким в теории шести рукопожатий.

провод твоих наушников касается моей руки и щекочет. я улыбаюсь и закрываю глаза. касание взглядом, словами, локтем в бок, шёпотом возле уха. везде касания.

но лучше всего у меня получается касаться словами. мне говорят, что я хорошо пишу, но на самом деле просто касаюсь чьего-то сердца кончиками пальцев и щекочу его, как провод твоих наушников.

у меня не всегда хватает смелости, чтобы обнять кого-то или положить голову на плечо. но всегда хватает на то, чтобы сказать «люблю», «я с тобой», «я рядом».

я касаюсь словами. ты разрешишь мне коснуться?

я навсегда останусь (с) собой

это я поняла спустя год психотерапии и почти двое суток в автобусе дальнего следования. а всего 44 часа назад ты съехала с нашей квартиры, и я в истерике запихала вещи в рюкзак, а потом купила билет до Адлера на последние деньги. написала интернет-подруге, что купила билет в бесконечность. она посмеялась.

и ещё где-то между покупкой билета и отправлением автобуса в 7:00 я успела напиться вдребезги, а потом позвонить тебе в 4 часа утра, но это так, по мелочи…

за эти 44 часа я успела заварить доширак равно 4 раза, съесть пару бутербродов с колбасой, облиться чаем из термоса, умереть от смеха после историй девушки, что сидела рядом со мной, случайно уснуть у нее на плече, прослушать скачанную музыку сотню раз и сделать тысячу фотографий вида из окна.

поздно вечером была большая остановка у кафе. рядом со мной сидела катя, наша сопровождающая, и держала в руке большую кружку чая. именно она отвечала за то, чтобы эти двое суток прошли незаметно. мы разговорились, и я спросила:

– слушай, а что самое интересное в твоей работе?

она сделала большой глоток и посмотрела на небо, покрывшееся звездами.

– люди. я безумно люблю людей, – она улыбнулась и посмотрела мне в глаза, – понимаешь, у каждого своя история. тот смешной мальчик гоша с мамой, который едет в гости к бабушке, настя, которая ищет любовь, тетя зина, которая отправляется в отпуск впервые за 50 лет своей жизни. да даже ты, потратившая последние деньги на билет. как ты там сказала? билет в бесконечность? одна история не похожа на другую, и их тысячи. узнавать людей, таких разных и странных, – то, ради чего мне хочется жить.

я сидела рядом с катей, обняв колени и завернувшись в плед, смотрела то на звезды, то на катю, то на людей вокруг, каждый из которых был занят своим делом. впервые хотелось плакать от счастья. кто-то протянул мне кружку чая и конфету.

через четыре мучительных часа по серпантину я увижу море – самое настоящее, искреннее и тёплое. ещё через четыре заселюсь в маленькую комнатку, которую сдаёт бабушка гоши. напишу что-то той девушке, на плече которой я случайно уснула, и удалю твой номер на телефоне.

потом вдохну этот запредельно чистый морской воздух, который вновь и вновь заполнит лёгкие до краёв. море будет нежно касаться ног, когда я сяду на берегу. я подставлю лицо солнечным лучам, и через пару дней на лице ярче проступят веснушки, волосы завьются в непослушные кудри, а кожа покроется мягким загаром.

я навсегда останусь собой.

по душам

– представляешь, я до сих пор не могу научиться жить заново. ну понимаешь, ходить медленно, а не так, как будто куда-то опаздываю. марафон закончился, финиш давно позади, а я бегу с бешеной скоростью непонятно куда. на самом деле было бы хорошо не торопиться, наслаждаться жизнью и всё такое…

записываю голосовое подруге с мыслью, что она ещё спит, собираю растрепавшиеся волосы в хвост, натягиваю огромную толстовку и наконец-то достаю из шкафа любимые кеды. лето началось две недели назад, а сезон кед открывается только сегодня. в рюкзаке лежит новенький блокнот и пенал. иду завтракать в кофейню возле дома.

те же знакомые улочки, дома, окна, ямы на дороге, трещины на асфальте, а всё-таки какие-то другие. ещё две недели назад я чувствовала себя частью чего-то очень важного и большого. сейчас – просто чем-то важным и маленьким.

утренний ветер пронизывает насквозь: жалею, что не взяла джинсовку. ёжусь от холода, надеваю капюшон, прячу руки в карманы. хочется вернуться домой и укутаться в плед, но уже поздно: до кофейни осталось совсем чуть-чуть. да и хватит валяться на кровати по утрам!

«знаешь, я всё не могу принять важное решение. я очень боюсь совершить ошибку, но, с другой стороны, самым большим промахом было бы вообще ничего не делать. может, мне стоит снизить значимость неудачи в собственных глазах? в конце концов, что будет значить моя крошечная неудача среди сотни таких же крошечных неудач? капля в море. и всё-таки если бы все складывалось так, как я рисую у себя в голове, то жизнь была бы очень скучной. вот вчера я не планировала идти завтракать в кофейню, но сейчас сижу тут, пью свой лимонад и ем сырники. и это очень хорошо».

людей почти нет: можно делать записи в дневнике сидя на подоконнике. кажется, подушки здесь специально для меня. девушка за окном о чём-то разговаривает по телефону, и я вспоминаю, что сегодня вечером нужно позвонить маме.

вечер. на стенах домов солнце оставило след помады медового цвета. слышу такое родное и знакомое «фью» стрижей – крик любви, искренности, свободы. мне правда некуда спешить, и я еле-еле перебираю ногами – редкие прохожие обгоняют меня. иду всё тем же знакомым маршрутом в ближайший продуктовый: вообще-то мне ничего не нужно, но я просто привыкла туда ходить по вечерам. такая прогулка занимала полчаса – ровно столько времени, чтобы отдохнуть и успеть сделать кучу дел. впервые замечаю, как смешно трясутся уши у собак, когда они идут. слышу смешную фразу маленькой девочки: «мама, смотри, тут такой хороший асфальт!»

возвращаюсь домой. снимаю кеды, тёплую клетчатую рубашку, сажусь на стул напротив зеркала и вижу записку «позвонить маме». и всё-таки лучше заметок на бумажках пока ничего не придумали!

– да, у меня всё хорошо. я всё думаю, как мне правильно поступить. и вроде бы мне нужно прислушаться к своему сердцу, но я не могу разобрать, что же такое важное оно пытается сказать. да, все, что ни делается, всё к лучшему. я помню, мам. ты-то как? а то я всё про себя да про себя… нет, ну если творожная запеканка, то я к тебе обязательно зайду. и я тебя. спокойной ночи.

ложусь спать и думаю, как будто весь смысл на самом деле в разговорах в моей голове, в голосовых и по телефону. в «люблю», сказанном близким людям. в том, чтобы делиться. в том, чтобы быть рядом.

о потерях и зелёных зайцах

– сколько тебе?

– мне 5, и я теряю зелёного зайца.

в детстве у меня был любимый зелёный заяц. я ела вместе с ним, играла и даже таскала на улицу. как-то мы с папой посадили его на качельку и благополучно забыли. зелёного зайца у меня больше нет. мама купила такого же оранжевого цвета, и он до сих пор со мной. но я всё равно очень долго из-за этого убивалась. потому что слишком много было с этим зайцем связано. это была моя первая потеря. дальше потери были больнее и сложнее.

но в глубине души каждый раз я маленькая девочка, которая очень боится остаться без зелёного зайца. она боится остаться одна.

***

– ты знаешь, когда начинается взрослость?

мы качаемся на качелях и пытаемся достать ногами до веток старого клёна. ты молчишь и никогда не отвечаешь на мои философские вопросы. тебе всего 14, а мне всего 13. ты говорил, что 13 – несчастливый возраст, но я не верила. мне всегда очень хотелось быть счастливой.

но сегодня ты, на удивление, произносишь:

– надеюсь, никогда.

я улыбаюсь, вдыхаю нежный вечерний воздух, слышу скрип качели (а ведь дедушка смазывал её на прошлой неделе) и крики стрижей. всё пропитано свободой и детством. пожалуйста, пусть лето никогда не заканчивается!

не знаю, что мне нравилось больше – лето или проводить время с тобой.

***

будильник на 6:10, открываю глаза, пару минут втыкаю в телефон, чтобы проснуться, дальше душ, пять минут на завтрак и электричка.

в электричке знакомые лица: бывшие одноклассники, люди, случайно встреченные на улице, но почему-то врезавшиеся в память, и подруга с её подругой.

мечтательно смотрю в окно, слушая музыку, и мучительно поглядываю на табло. станция за станцией мы приближаемся к вокзалу, а внутри что-то скулит, поджав хвост.

к выходу выстраивается длинная очередь, но я в самом её начале. наушники, телефон, ключи – сразу в рюкзак, потому что дальше несколько метров в переходе и рамка с металлоискателем.

осталась одна станция на метро, очередь в гардеробе и длинный день в универе с бутербродами из автомата, кофе, конспектами в библиотеке, больной спиной и «писать с закрытыми глазами, пытаясь не заснуть». где-то между всем этим разговоры с подружками и все наши шутки (я их люблю!)

дорога домой чуть менее тошнотворная, но не менее выматывающая. всё, что хочется после универа, – лечь на кровать рядом с кошкой и вообще больше никогда не вставать. и спать больше пяти часов.

…и всё-таки, где ты во всей этой череде дней, похожих один на другой? где ты со своим «надеюсь, никогда»? хочется просто качаться на качелях с тобой. продлить лето ещё на 9 месяцев и ближайшую жизнь. сделать его вечным.

помнишь, тебе всего 14, а мне всего 13, скрип качелей, крики стрижей?

– сколько тебе лет?

– мне 18, и я потеряла себя.

ты не очень

– ты не очень, – произносишь с чуть едкой улыбкой. вижу же, что шутишь: глаза смеются. слегка подталкиваю тебя локтем.

– мы не очень, – отвечаю и пытаюсь сдержать смех, но не выходит.

сегодня снова получила двойку по математике. я научилась смотреть на свой класс равнодушно-холодным взглядом, слышать голоса так, будто они доносились из колодца, и презрительно-пусто молчать. а потом ровным, таким же размеренным и чётким, как марш, шагом возвращаться за парту. слышать твою уже фирменную фразу о том, что я не очень. я знала, что ты произносил ее не так, как чертова есения петровна и змееподобные одноклассницы. ты снова протягивал мне конфету и улыбался. а на переменах я показывала свои новые рисунки: неаккуратные штрихи по вечерам сами собой складывались в лица самых разных людей. ты любил представлять и описывать во всех подробностях мою первую собственную выставку. я смеялась, но была убеждена, что это произойдёт. потому что тебе нельзя не верить.

***

рисунки одиноко лежали в ящике, покрываясь пылью ненужных воспоминаний. потому что карандаш давно затерялся где-то под столом, а вместо альбомных листов на нем лежали какие-то отчёты и абсолютно бесполезные документы. ни полароидных фотографий, ни рисунков на стене. казалось, комната пыталась раздавить стенами, задушить и лишить жизни.

она открывает дверь, бросает на пол тяжёлую сумку и сбрасывает туфли на высоком каблуке. пытается что-то найти в ящике стола и случайно краем глаза замечает фантик, на первый взгляд самый обычный, а на второй… наполненный чем-то тёплым и потерянным где-то между работой в офисе и одиночеством. что-то на мягких кошачьих лапках крадётся к душе и потихоньку начинает разрывать её на мелкие клочки, точно газету с никому не нужными новостями. полный ярости зверь не останавливается, а продолжает своё дело, от внутренней боли она захлёбывается в слезах.

«уволена», – отчеканивает такой же равнодушно-холодный голос, как и у неё на математике. всё, что строилось так долго, разрушается по кирпичикам с хирургической точностью. это было всё то, чем она пыталась заменить счастье. а попросту хотела сделать вид, что он такая же, как её сидящие на шее у своих мужей одноклассницы. пыталась, но не выходило.

не было богатого мужа, блестящей карьеры – ничего, кроме пустой душной студии в спальном районе москвы вдалеке от метро, от одноклассниц. а дальше всего от друзей, о которых даже и мечтать было некогда. а что, это даже удобно: просыпаешься в пять утра, тащишься по пробкам на работу, печатаешь какие-то неведомые цифры, а потом в каморку на окраине города. и ведь мечтать-то некогда – никаких разочарований. живёшь вроде, как эти «все». потому что только ненормальные всё рвутся куда-то, пытаются сделать невозможное.

***

мне хотелось бросить голодных посетителей и сбежать из этого дурдома: сотни недовольных лиц, тусклых глаз, настолько выцветших, что увидеть в них хоть что-то человеческое было невозможно. не то что вкус, даже малейший запах, пропитывающий одежду насквозь, убивает. поэтому вечером поскорее закидывала рубашку в стиральную машину. я ненавидела поваров и гостей, которые вели себя подобно варварам. смотрела на всё это и сдерживала подступающую к горлу тошноту. я видела всё даже не серым, а покрытым едкой, зеленоватой плёночкой.

– пирожок с вишней, – доносится опять, как будто из колодца. потихоньку голос с каждым звуком казался всё ближе, всё знакомей, всё теплей. и я знаю, что дальше произнесёт этот человек:

– ты не очень.

и всё с добродушной и в то же время издевательской улыбкой. такой же, как и раньше. казалось, что годы шли, покрывали лицо морщинами, а внутренность не меняли. всё также рядом, всё также близко, всё также тепло.

– мы не очень, – отвечаю и не сдерживаю смех.

***

осматривает беглым взглядом комнату и теряется, потому что не видит в ней ничего из того, что наполняло её: ни рисунков, ни постеров, ни фотографий. строго и стильно, как в икее. садится на крутящийся стул и отъезжает от меня к стене:

– где в этой комнате ты?

молчу. взгляд упирается в кристально-белую стену и старательно выискивает что-то. вдруг вспоминаю про недавнюю находку и судорожно раздвигаю ящики стола, достаю измятый фантик, а на пол падают старые рисунки. он заботливо поднимает один с пола с таким видом, точно этот нелепый натюрморт был живым.

– скотч малярный есть? – спрашивает с улыбкой.

и вот он начинает приклеивать на ледяную стену эти маленькие рисунки – островки детства. островки надежды, веры, чуда, волшебства. того, что нет сейчас. но на моем лице проскальзывает, как тень, улыбка. самая настоящая, но не явная. я завариваю крепкий чёрный чай, потому что нам говорили, что зелёный полезнее. а мы назло пили чёрный.

а потом мы вспоминали, как разбивали соседские окна футбольным мячом, собирали цветы в поле и находили потом в бабушкиных книгах с рецептами. а ещё объедались вареньем, хотя мама говорила, что нельзя есть столько сладкого. втайне ото всех шутили про математичку, называя её змеем-горынычем. устраивали гонки на велосипедах и мазали зелёнкой ссадины на коленях и подкармливали бездомную собаку. играли в приставку и гуляли до поздней ночи с колонкой в руке. нам говорили, что так нельзя, так не полагается. но мы делали назло.

– знаешь, – произносит он, делая глоток чая с хлюпаньем, – даже если нам и говорили, что мы неправильные, то мы сами знаем, что это неправда.

на кухне горит свет, пар исходит клубочками от чая, за окном слышится музыка из колонок. я держу твою руку в своей и молчу. не хочу отпускать никогда: как будто без этой руки всё развеется прохладным ветром. кажется, что только ты вдохновляешь на то, чтобы заниматься «ерундой», совершать безбашенные поступки, наступать на грабли, прыгать на голову выше, ставить невыполнимые задачи.

да, мы будем жить в своём маленьком мирке: согревать друг друга воспоминаниями, создавать новые и видеть свет в друг друге. и отражать, делать его ярче. так, чтобы хоть немного снять с мира зеленоватую едкую плёночку.

посмотри на меня душой

гул затих. я вышел на подмостки

(б. пастернак)

она вышла на сцену. люди хохотали, надрывая животы. казалось, ещё немного, и они лопнут. в голове одна мысль: «я-то тут причём»?

она открыла глаза и перевела дыхание после сна, мучившего её уже полгода. ложась спать, она знает наперёд не только сон, что ей приснится, но и весь её день. проглотит завтрак, вставит в уши наушники и пойдёт в школу, выслушает крики учителей, а потом отправится домой. повтыкает в телефон, сядет за домашку, а вечером отправится на прогулку, непременно прихватив с собой мусор, потому что ей в школе нотаций достаточно. не хватало ещё от отца выслушивать.

«какая тоска!» – подумает она и вздохнёт, тяжело-тяжело.

она шла по улице, пиная снег ногами так, что на носках ботинок образовывались снежные шапочки. даже голову не поднимала.

«чувствовать бы что-то, кроме раздражения и страха. хотя бы радость. я что, так много прошу? маленькая, крошечная такая радость».

ей действительно очень сильно хотелось бы чувствовать что-то другое. но она уже давно перестала замечать что-то хорошее. реальность казалась выцветшей и блёклой. хотя по-прежнему над городом кружился снег, как в стеклянном шаре, дома её ждала мурлыкающая кошка, а подруга уже давно звала гулять.

только не замечала она всего этого. Жила, как солдат: вся жизнь – поле боя. будь готова – в тебя обязательно прилетит очередной упрёк.

«снег красивый. хрустит, – подумала она и усмехнулась, глядя на плакат на столбе: придумают же, замечайте маленькие радости».

***

взглянула в зеркало. уж точно не с этого нужно было начинать поиск маленьких радостей. синяки под глазами, потухший взгляд и парочка уродливый прыщей. я не сразу заметила силуэт девушки за ее спиной в отражении. и лучше бы не замечала.

– извини, я не хотела тебя пугать, но позволь мне рассказать тебе что-то важное… – робко начала девушка-призрак.

сказать, что я была ошарашена, ничего не сказать. но она не выглядела пугающей. нежно-сиреневое летнее платье, аккуратные босоножки, роскошные локоны и приятный макияж. настоящая пай-девочка.

это я сейчас так здраво рассуждаю, а тогда я думала о том, что схожу с ума. я обернулась – никого, посмотрела в зеркало – призрак, все такая же робкая и испуганная.

– то есть ты только в зеркале отражаешься? – произношу я, а сама думаю о том, как я докатилась до того, чтобы с призраками разговаривать.

– кажется, да. но если быть точнее, то во всем, что имеет отражение. и видишь меня только ты.

«вот это привилегии. получается сойду с ума в одиночку. даже машке не рассказать, та меня сразу в психушку отправит. пора заканчивать с этим безобразием. пусть говорит, что хотела сказать и проваливает отсюда»

– слушай, ты же что-то сказать хотела? так говори, только побыстрее, мне ещё домашку делать.

в общем-то, сейчас я понимаю, что это было очень невежливо с моей стороны, но что ты прикажешь делать, когда к тебе в комнату без спросу прилетает призрак?

– я просто хочу сказать, чтобы ты обращала внимание на мелочи, которые вызывают у тебя радость. просто мне кажется, что мы с тобой чем-то похожи…

«тьфу ты, опять эти маленькие радости. она что ли плакаты клеила?»

– если это все, то прошу меня извинить, мне пора приступать к выполнению домашнего задания, – говорю иронично и отворачиваюсь от зеркала.

через пару минут призрака не было в отражении.

***

она открыла глаза и сразу же побежала к зеркалу. картина все та же: синяки, потухший взгляд, два прыща. а призрака не было. на секунду она даже расстроилась, что призрачный силуэт не маячил за её спиной. сегодня сильно отличалось от предыдущих дней. потому что сегодня все было с оттенком печали. и завтрак, и музыка в наушниках, и даже учители говорили как-то скучно-заунывно и совсем не собирались орать.

но теперь она не плелась домой, а быстро шагала в надежде увидеть призрачный силуэт в зеркале. какова же была ее радость, когда призрак с ней робко поздоровался, как только она вошла в комнату. улыбнулась.

– слушай, а почему ты только в зеркале отражаешься? – спрашивает она с интересом.

– если быть точнее, то я не совсем призрак, как ты могла подумать. я – душа. ты можешь ко мне так обращаться, если хочешь.

– и что же, ты умерла?

– духовно. сейчас я нахожусь в клинической депрессии и прохожу лечение у психиатра.

эта новость ещё больше ошарашила ее. ана думала о том, что, может быть, духовно она тоже почти мертва. Вот к чему эти маленькие радости

– ты хочешь помочь мне? – спрашивает она у призрака, а сама пытается понять, откуда комок в горле.

душа кладет руку на её плечо:

– очень-очень сильно хочу помочь. я здесь для того, чтобы ты заново научилась чувствовать. ещё не все потеряно.

***

сегодняшнее утро особенное. душа посоветовала мне обращать внимание на то, что когда-то вызывало во мне радость. прислушиваться к пению птиц, мурлыканью кошки. жевать чуть дольше и замечать вкус еды. пить чай, пока он не стал холодным. ответить на сообщение подруги вместо того, чтобы проигнорировать. а ещё лучше – пойти с ней гулять. хрустеть снегом и смотреть на снежинки под фонарём. испечь печенье и взять его с собой в школу, угостив соседку по парте. читать любимые книжки, которые я тайком краду у младшей сестры.

и действительно жить стало чуточку проще. теперь каждый день я улыбалась значительно чаще, несмотря на крики учителей и родителей. а все потому, что я спешила домой, чтобы рассказать о своих маленьких победах душе. это она тоже посоветовала делать. чтобы чувствовать себя чуточку увереннее. душа улыбалась и говорила о том, что очень сильно мной гордится.

иногда я приходила домой в слезах, совершенно не стесняясь плакать, потому что душа говорила, что это нормально. иногда я была в ярости и бросала учебники в стену, а потом она научила меня дышать правильно. при ярости делать хороший выдох, при печали – вдох. показывала, что не все люди хотят меня обидеть и что почти все имеют благие намерения. нет, душа не оправдывала их, но мне почему-то было гораздо проще жить с мыслью о том, что я не на поле боя.

…только однажды я вернулась домой, а на тонком слое пыли, покрывавшей зеркало, была надпись: «извини, мне нужно вернуться к себе домой. я очень сильно горжусь тобой. пожалуйста, веди дневник и рассказывай ему о своих победах. а я буду всегда рядом. в твоем сердце».

летом я увидела в автобусе девушку в сиреневом платье и подумала о том, что это была душа…