Текст книги "На грани"

Глава третья

ПЛАТА ЗА ЛЮБОВЬ

Кронсборг – небольшой городок на равнинах – после войны стал сердцем Приграничья. Улицы заполонили фермеры, торговцы и кочующие по стране караванщики. Количество людей возрастало к сезону сбора урожая и резко сокращалось по его окончании. Стараниями сотен крестьян забивались до отказа зернохранилища, выращивался скот, отстраивались курятники, ремонтировались конюшни, дабы в суровые зимы суметь прокормить вверенные местному лорду поселения да удовлетворить растущие аппетиты столицы. Непрерывно кипящая летом работа прекращалась на время сезона дождей, когда дороги превращались в сплошное месиво грязи. Повозки застревали на трактах, и безрассудные возничие были вынуждены пережидать непогоду в полях, а после, каясь и кляня бесконечный ливень, спешно доставлять товары в города.

Дожди, сулившие торговцам убытки, для фермеров становились моментами долгожданного отдыха. За две недели земледельцы успевали утрясти финансовые вопросы, заняться подготовкой к холодам и хорошенько покутить в переполненных кронсборгских кабаках. Душистая выпечка, жареное мясо и забористый хмель с лёгкостью помогали монетам перекочевать из карманов рабочих в увесистые кошельки трактирщиков. Постоялые дворы, до отказа забитые людьми, за пару дней превращались в жужжащие ульи, чьи хозяева неохотно вывешивали на дверях таблички «Мест нет», заставляя всё прибывающих гостей смещаться в центр города ближе к удобствам, роскоши и тишине узких улочек. Отчаянием путников умело пользовались владельцы благопристойных заведений, завлекая живописными видами из окон, изысканной едой, просторными покоями и особыми услугами, подразумевавшими уединённое общение с разодетыми в кружево девицами.

Днём в торговых переулках открывались лавки и на полках появлялись товары местного производства: изделия из кожи, декоративные поделки, душистые мыла, масла и травы. Зазывалы заполоняли улицы, наперебой привлекая прохожих, приглашая рассмотреть товары и оставить купцам пару серебряных монет. К полудню к соревнованию присоединялись продавцы диковинных изделий, вроде ювелирных украшений, тончайших тканей, мехов и прочих мало востребованных в западных краях вещей. Единственными, кто продолжал торговать под открытым небом, были рыбаки, но и их вечерами разгоняла стража, поневоле покидавшая тёплые казармы и вынужденная нести дозор под стеной проливного дождя.

За городской суетой наблюдал из крепости на холме Брадан Хорде, лорд Приграничья. До войны его семья присматривала за плодородной частью равнин Зари – просторами между Соледрой и Эрлуном, которые ныне превратились в заросшие сорняками поля. Рабочих рук не хватало; корона постоянно направляла в Кронсборг беженцев, предлагая немалые деньги за труд в приграничных территориях, да только глупцов, по доброй воле готовых приблизиться к куполу, становилось всё меньше. Приграничье медленно вымирало несмотря на одержанную два года назад победу.

Керден в задумчивости взирал на город, затянутый дымкой ливня. Несмотря на полдень, с крепостной стены виднелись лишь остроконечные шпили храмов да часть особняков богачей близ имения лорда. Редкие экипажи сновали по лабиринту улочек подобно юрким серым мышам.

Ткач с Мисаррой прибыли в город на маленькой повозке, доверху набитой сырами. Перевозивший хозяйский товар мальчишка подобрал их вымокшими и продрогшими за четыре лиги до города и согласился подбросить до крепости за пару медяков.

Семейство Хорде, издавна благоволившее Академии и всячески поддерживающее нелёгкий труд ткачей, радушно приняло нежданных гостей, пообещав найти транспорт до Тесона. Однако вскоре выяснилось, что отбывающие в ближайшие дни экипажи заняты, а торговые караваны тронутся в путь не раньше, чем закончится треклятый дождь. Не желая терять неделю, Керден согласился отбыть до Гирлема в компании молодых проповедников. Оттуда до столицы рукой подать, а ежели не подвернётся попутчиков, можно добраться до города пешком.

Служители Единого планировали отправиться в странствие через два дня, посему лорд Хорде любезно распорядился выделить гостям комнаты на втором этаже крепости. Мисарра получила апартаменты с видом на сад во внутреннем дворе. Из окон хорошо просматривалась площадка с причудливым фонтаном в центре. Статуя женщины высотой в полный человеческий рост была укутана в бесформенные одежды и удерживала в руках горлышко кувшина. Вода струилась по тонким пальцам, проскальзывала в разбитую посуду и непрерывным потоком стекала в отколовшееся днище. Ёмкость переполнилась, прозрачные ручейки бежали по трещинам и извилистым водостокам в мозаике серого мрамора. Фонтан окружали длинные скамьи и засаженные вереском клумбы, за неделю превратившиеся в крохотные цветущие болотца. Вишнёвые деревья сбросили листву, обнажив узловатые ветви, но слуги не спешили убирать первые следы наступившей осени.

Стайка беспокойных ависор облепила статую. Маленькие синие птички, похожие на мохнатые мячики, ютились на руках, плечах и голове изваяния, выталкивали друг друга с насиженных мест, дрались и пушились. Понаблюдать за птицами доводилось только во время сезона дождей, когда стаи покидали полюбившиеся за лето водоёмы и в поисках нового дома устремлялись в длительное путешествие по равнинам.

Пухлая ависора сорвалась со скульптуры, звонко заверещала и, приземлившись на край разбитого кувшина, склонилась к воде. Она едва коснулась клювом ручейка, фыркнула и, распушившись, перелетела на скамью. Глядя на птицу, Керден покачал головой. Далеко не все свои творения Единый наделил разумом.

В отличие от покоев Мисарры, окна в комнате ткача выходили на внешнюю стену крепости, являя взору унылый пейзаж опустевших равнин. Тоскливая картина омрачала и без того тревожные мысли, поэтому Керден укутался в дорожный плащ, обзавёлся кружкой горячего молока и выбрался на смотровую площадку.

Тропинки из белого мрамора змейками петляли по саду, уходили к пристройкам и соединялись у широкой лестницы, ведущей во внутренний двор крепости. Справа располагался сторожевой пост, ныне оборудованный под кузницу, рядом – невзрачный домик прислуги и кухня. У конюшен копался в грязи одетый в лохмотья мальчишка, в клетках рычали гончие.

– Крепость такая огромная. – Мисарра с восторгом разглядывала внутренний двор. – Мы тебя еле нашли.

– Ты ещё не видела столицы, – улыбнулся Керден.

Вместе с Мисаррой к ткачу подошла рыжеволосая девочка.

– Отец будет ждать вас к ужину, – сообщила она.

Ялис, младшая дочь лорда, сразу прониклась симпатией к Мисарре и с момента знакомства не отходила ни на шаг, чем несказанно раздражала вынужденного прятаться Рики. Вздумавшего бунтовать маниту быстро успокоил ткач, пригрозив запечатать непослушное существо в келифос. Мисарра заступаться не стала, и разобиженный на весь мир золотой ёж остался сидеть в тарелке с яблоками.

– Я попрошу управляющего проводить вас в трапезную, – сказала Ялис. – И приготовить яблочный пирог. Ты любишь яблочные пироги? – Она, точно доверчивый котёнок, прильнула к Мисарре.

– Обожаю. – Девушка укрыла Ялис мягкой шалью.

– Здорово! – хлопнула в ладоши дочь лорда, но тотчас погрустнела. – Как жаль, что матушка сегодня пригласила учителя по грамоте. Мне нужно идти, иначе она разозлится. Увидимся вечером.

Ялис спрятала под шалью копну рыжих кудрей и побежала к восточной башне.

– Она милая. – Мисарра проводила девочку взглядом. – А вот ты чем-то расстроен.

Керден подул в стакан с молоком.

– Я всё думаю о Грани и тех двоих. Купол переместился, в этом сомнений нет. Нужно как можно скорее известить Эллою. А вот что делать с порченными, если они стали сильнее и перестали бояться солнечного света? На этот вопрос у меня нет ответа. В Тернорте не так много ткачей, вторую Соледру страна не осилит.

– Тебе нужен отдых. – Мисарра мягко коснулась его плеча. – После Стонфорда ты только и делаешь, что изводишь себя. Мы обсудили случившееся десяток раз – без толку. Пока ты не встретишься с ткачами и королевой, ничего не изменится, поэтому хватит терзать себя понапрасну. Идём, угощу тебя ромашковым чаем. – Она улыбнулась и, ёжась, вернулась в тёплые стены крепости.

Брадан Хорде, будучи человеком просвещённым, за ужином предпочитал рассуждать о политике, экономике и хозяйстве. По его мнению, война обошлась Тернорту дороже, чем многие привыкли считать. Утрату трети плодородных земель в ближайшие годы ощутит вся страна, а нехватка рабочей силы усугубит ситуацию. Рано или поздно доверие к королеве ослабнет, народ взбунтуется, и Тернорт захлестнёт волна междоусобиц. Неспособность властей обеспечить должную защиту и сохранить достойный уровень жизни подданных вынудит людей бежать в Лирмеон. Ткачи посредством военного переворота лишат королеву полномочий и с помощью ряда суровых указов установят новый порядок.

С точкой зрения лорда, разменявшего пятый десяток, Керден был не согласен, но вежливо молчал, последовав примеру леди Сартаны, явно привыкшей к монологам супруга. В отличие от Брадана, женщина не могла похвастаться красноречием, вставляла короткие фразы и скупо улыбалась. К середине ужина Кердену показалось, будто присутствие гостей её тяготит.

После подачи десертов Ялис с молчаливого согласия матери утащила Мисарру в голубятню. Сославшись на усталость, вскоре покинула трапезную и Сартана, оставив ткача допивать вино в компании лорда Хорде и его старшей дочери Оливии.

Девушка была настоящей красавицей и наверняка имела множество воздыхателей как среди знати, так и среди крестьян. Будь Керден коренным жителем Кронсборга, вместе с сотней поклонников одаривал бы её цветами и осыпал комплиментами. Одни только медные кудри, рассыпанные по загорелым плечам, словно поцелуи весеннего солнца, вызывали желание уподобиться менестрелю и затянуть романтичную балладу под окнами крепости. Оливковые глаза в обрамлении пышных ресниц, алые губы, сжатые в лёгкой игривой улыбке, и вовсе призывали упасть на колени и просить о кратком, даже мимолётном, свидании.

Пока Брадан с упоением рассказывал о сорвавшейся поездке в столицу, девушка водила вилкой по тарелке, украдкой поглядывая на Кердена. Лорд отвлёкся на поданный к столу пирог, и она, воспользовавшись паузой, обратилась к ткачу:

– Вы не могли бы налить мне немного вина?

Керден потянулся к кувшинам. Глиняные сосуды с узким горлышком не отличались друг от друга.

– Левый, – подсказала девушка.

– Оливия, в доме полно прислуги, а ты обращаешься к гостю, – пожурил Брадан.

– Прошу извинить, если просьба доставила вам неудобства. – Она приняла бокал из рук Кердена.

– Мне не в тягость, – отозвался ткач. – Всегда рад.

Оливия выразительно посмотрела на отца. Лорд положил в тарелку кусок пирога.

– На чём я остановился?

– Собирался рассказать о визите ткача в нашу скромную обитель, – подсказала девушка.

– Разве? – Брадан прочистил горло. – Да, наверное. Заезжал к нам гость из столицы два года назад, искал порченных. Всю крепость перевернул, пока отлавливал какого-то хищника. Крайне неприятный человек. Не подумайте дурного, я всецело поддерживаю ваше дело, но, право, у него ни манер, ни приличий.

– Он вылечил маму, – напомнила Оливия.

Лицо лорда посуровело.

– И попросил за это баснословную сумму.

– Разве благополучие семьи не важнее серебра?

– Благополучие семьи подразумевает и наше состояние, которое после его визита уменьшилось втрое. Но довольно об этом. – Брадан вытер усы, отложил полотенце. – Думаю, нам всем не помешает отдых. Оливия, проводи господина ткача в его покои и распорядись, чтобы гостям принесли пуховые одеяла – ночи становятся холоднее.

– Да, отец, – склонила голову девушка.

В коридоре властвовал полумрак. Дождь, будто запоздалый путник, стучал в окна – робко, боясь разбудить хозяев. Промозглый ветер забирался в щели под потолком, причитал и выл, скитаясь по лестницам смотровых башен. Словно живой, он тосковал по теплу, горевал об ушедшем лете.

Оливия прикрыла дверь в трапезную, взяла с полки подсвечник.

– Отец порою бывает груб и бестактен, – сказала она. – Не судите строго.

– Боюсь, это свойственно любому лорду, – отозвался Керден.

– Благодарю за понимание.

Подол платья тихо зашелестел по ковру. Керден неумело подстроился под нарочито медленный шаг. Прогулка напомнила о дворцовом этикете, который он вынужден был соблюдать, став первым советником королевы. Уже тогда ткач с отвращением выслушивал рассуждения богачей о лёгкой победе над Эсадрой, недоумевал, откуда пошли слухи о доблести королевской гвардии, так и не явившейся в Соледру. Разговоры придворных были пусты, бессмысленны, приправлены лестью и фальшивыми улыбками. Слова напрасно сотрясали воздух. Они не помогали стране.

Оливия задержалась у лестницы, подобрала юбку. На парче цвета свежей мяты заиграли отблески золотого кружева.

– Если позволите, я бы хотела поговорить о ткаче, излечившем маму. – Девушка неспешно пошла по ступеням. – Быть может, вы знакомы.

– Как его звали? – спросил Керден.

– Хейн. В отличие от вас он предпочитал затворничество. Ни с кем не общался, выполнил работу и уехал.

– Не слышал этого имени. – Ткач залюбовался водопадом кудрей, струящихся по спине до стянутой корсетом талии.

– Жаль. Я полагала, что человек его склада ума может иметь определённую репутацию среди товарищей по ремеслу.

В гостевом крыле хлопотала прислуга. Женщина с изъеденным морщинами лицом отмывала витражи в скромно обставленной келье, в библиотеке передвигали мебель, волоча ножки кресел по полу. Мальчишка в промокшей одежде пронёсся мимо, шаги эхом прокатились по вестибюлю.

– Чем болела ваша мать? – полюбопытствовал Керден.

– Это личный вопрос. – Оливия поправила складки на широком рукаве, украдкой взглянула по сторонам. – Честно говоря, я не знаю. Отец отказывается обсуждать её недуг.

– Должно быть что-то серьёзное, если потребовалась помощь ткача.

– Визит Хейна – счастливая случайность. Лекари справлялись с хворью и уверяли, что дело идёт на поправку. Он лишь ускорил процесс.

– Потребовав за услуги круглую сумму?

– У людей разные аппетиты. – Девушка остановилась у входа в гостевые покои. – Но это не лучшая тема для вечерней беседы, не находите?

– Вы правы, – устыдился Керден.

Обворожительная улыбка и мягкий голос Оливии надолго заняли его мысли. Девушка напоминала Орану в годы юности: горделивая осанка, томный взгляд, проникновенный шёпот, за которым таились робость и волнение, те же отблески меди в волосах. Ткач принял бы их за сестёр, не будь лично знаком с родителями каждой. И всё же, несмотря на внешнее сходство, они были бесконечно далеки друг от друга. Орана сражалась на передовой, пока Оливия заучивала правила этикета и упражнялась в красноречии на балах.

В дверь постучали. Светловолосый мальчуган с подбитым глазом приволок свежие простыни и одело. Пряча следы драки, принялся перестилать постель.

Керден подбросил дров в камин, спросил:

– Давно трудишься у Хорде?

Мальчишка насупился, шмыгнул носом.

– Если что-то не нравится, жалуйтесь управляющему.

– Я не то имел ввиду. Пару лет назад здесь гостил ткач. Ты его видел?

– Лорда посещает много людей, – ответил слуга. – Нам нет разницы, за кем убирать кровати да чистить горшки. Для прислуги все вы на одно лицо.

– И никто не обратил внимания на ткача? – Керден скрестил руки на груди. Уж он-то знал, что ребятня не упускала возможности поглазеть на магию в любом её проявлении. Мальчик кивнул. – Что ж, попробуем иначе. Брадан сказал, что его супруга была тяжело больна. Знаешь, что за хворь с ней приключилась?

– Нет, господин. Лорд запретил обсуждать болезнь леди.

– Почему?

– Нам нельзя об этом говорить.

– Разговор останется между нами. Честное слово.

– Что мне ваше слово. – Пальцы со сбитыми костяшками теребили скомканное покрывало. – На него ничего не купишь.

Керден покачал головой.

– Сколько ты хочешь?

– Тридцать серебряных монет, – не раздумывая, выпалил слуга.

Ткач присвистнул. Приличная сумма для взрослого, а для подростка – целое состояние. Хватит на мешок сладостей, бочку отменного мёда, добротную зимнюю одежду или проезд до Тесона в один конец. Керден положил на край стола стопку монет.

– Рассказывай.

Не сводя взгляда с серебра, мальчик затараторил:

– Леди подхватила недуг ещё до войны. Постоянно спала, жаловалась на головные боли и постоянную слабость. Много ела, но всё равно была тощей, как жердь. Иногда говорила, что не чувствует пальцев. Я, когда первый раз её увидел, подумал, что мертвец восстал из могилы. Лорд всяко помочь пытался, лекарей приглашал, уже отчаялся, а потом приехал ткач и за день поставил леди на ноги.

– Как?

– Магия не моего ума дело, господин. Но лорд тогда жутко разозлился. Отдал ткачу мешок с монетами и велел убираться подобру-поздорову, а нам всем строго-настрого запретил сие чудо обсуждать, мол, благодарите Единого за здравие и благополучие леди.

– А что насчёт ткача?

– Так он совсем нелюдимый был, будто не от мира сего. Гулял по саду да часами на смотровой площадке сидел. Про госпожу Оливию расспрашивал, хотя сам с ней ни разу не заговорил.

– Что хотел узнать?

– Всего понемногу. Так ребята сказали. Сам я его только издалека видел.

– Что-нибудь ещё вспомнишь?

Под угрюмым взглядом ткача слуга смутился, вытер разбитую губу.

– Нет, господин.

– Ты ведь понимаешь, что эта информация едва тянет на пару медяков? – Керден потёр переносицу. – Но уговор есть уговор. Забирай.

– Благодарю, господин. – Мальчик схватил монеты, сгрёб в охапку мятые простыни и, волоча ткань по полу, выбежал из комнаты.

Ткач опустился в кресло у камина, в задумчивости постучал пальцами по резному подлокотнику. После Второго Прилива в Тернорте осталось двое ткачей, чьи маниту обладали даром исцеления, и некий Хейн не входил в их число. Вычурное имя подходило скорее жителю Халледа или кочевнику из степей Альмана и было бы на слуху, обучись он в Академии Тесона. Однако Хейн сумел не просто выжить в войне, но и тайно пройти по Приграничью, собирая плату с разорённых земель. И это после того, как королева назначила ткачам постоянное жалование, заменив им вознаграждение за уничтожение порченных. Будь Хейн самозванцем, он не сумел бы справиться с хворью. Но помощь одной семье не делала его другом государства. Эсадровские шпионы коварны – Керден знал об этом не понаслышке.

Ночью он не смог сомкнуть глаз, ворочался в постели, слушая заунывную песнь ветра и стук дождя по черепице. К утру небо просветлело, холодная морось расползлась по городу плотным туманом. Дождавшись рассвета, Керден наведался к Мисарре.

– Должна быть веская причина, чтобы будить меня в такую рань, – зевнула девушка.

– Нужен совет. Не возражаешь, если я зайду?

– Возражаю, – она поправила взлохмаченные волосы. – Но едва ли тебя это остановит.

Мисарра вернулась в кровать, укуталась в одеяло. Керден остался стоять у порога.

– Головные боли, слабость, тяга ко сну, онемение пальцев, нездоровый аппетит и неконтролируемая потеря веса, – быстро перечислил он. – Что это за болезнь?

– Ты серьёзно? – Девушка высунула нос из-под вороха ткани.

Керден был поглощён размышлениями и не заметил недовольства в голосе.

– Симптомы проявляются годами, – добавил он. – Сартана долго болела, но два года назад её излечил ткач.

– О, Единый, ты издеваешься, – проворчала она хриплым спросонья голосом. – Какая разница? Личная жизнь лорда и его супруги – не наше дело.

– Меня интересует исключительно ткач.

Мисарра зевнула, снова скрылась под одеялом.

– По описанию похоже на «сахарную» болезнь.

– Подходит. Спасибо! – крикнул он из коридора.

В вестибюле пахло утренней прохладой и сыростью. Цепочка мокрых следов тянулась от входной двери до кладовой, лужей расползалась у порога и тем же путём возвращалась на улицу. Девочка в засаленном переднике возила тряпкой по полу, стирая отпечатки сапог и размазывая грязь. У трапезной, гремя посудой, суетилась прислуга. Костеря птиц, промчался по холлу мужчина, вооружённый полотенцами и рваной простынёй. За ним во внутренний двор крепости просеменило ещё с полудюжины человек.

Причиной переполоха стали ависоры, возмущённые уборкой опавшей листвы. Птицы истошно верещали, нападали на прислугу, рвали чепцы, царапали руки. От яростных атак не спасали ни тряпки, ни веники. Сбитая фартуком ависора с визгом отлетела к крыльцу, взъерошилась и, предостерегающе пискнув, ринулась в неравный бой с людьми.

– Это повторяется каждый год, – произнесла Оливия, перекрикивая шум.

Девушка сидела под навесом в окружении жёстких подушек. Шерстяной платок спал с плеча, обнажив чуть расстёгнутый ворот рубахи и туго затянутый на талии корсет. В высокой причёске мерцал украшенный жемчугом гребень. Она помахала ткачу, приглашая подойти.

– Не ожидал увидеть вас так рано, – сказал Керден.

– Могу то же самое сказать и о вас. – Оливия отложила моток бечёвки, подвинула подушку.

Ткач пробрался между разбросанными по террасе инструментами. Среди цветных лент и обрывков ткани лежал каркас воздушного змея. Деревянную крестовину плотно стягивала верёвка, на верхней планке болталась алая нить.

– Впервые вижу, чтобы девушка вашего положения увлекалась чем-то помимо танцев и вышивания, – признался он.

– Вы мыслите предвзято, – рассмеялась Оливия. – Благородным леди не запрещено проявлять интерес к неподобающим статусу занятиям. Главное – держать пристрастия в секрете. К несчастью, теперь вам известна моя тайна. Будет справедливо, если в ответ вы поделитесь своей.

Кердена оглушил писк ависор.

– Моей? – уточнил он.

Девушка будто не замечала царившего во дворе хаоса и не слышала сыпавшихся на птиц проклятий.

– У каждого есть секреты, – промурлыкала она. – Подсказки кроются в деталях. Вас, к примеру, тяготит тема войны, особенно когда речь заходит о теории. Рискну предположить, что вы были на фронте. Экономика вам чужда – вы больше соглашались с отцом, нежели рассуждали. И, думаю, вы давно не бывали в столице. Возможно, какое-то время не контактировали с ткачами – вчера вы ограничивались общими фразами, предоставив отцу возможность вести его унылый монолог. Вежливо, но утомительно, согласитесь?

– Вовсе нет.

– А ещё вы плохо врёте. – Оливия спрятала насмешку за снисходительной улыбкой. – Но не волнуйтесь, лорд Хорде ничего не заметил. Уверена, отец в восторге и не сомневается, что вы не менее рады его обществу, чем он – вашему.

– Вы смогли бы многого добиться в политике.

– Для дворцовых интриг нужны каменное сердце и чёрствая душа. Я похожа на человека, способного вынести смертный приговор?

Керден покачал головой.

– На самом деле вы не знаете, – поддела Оливия. – Сейчас вас выдали глаза.

– От ваших наблюдений мне становится неуютно, – проронил ткач.

– Вас смущает разговор или вид моей груди, на которой периодически задерживается ваш взгляд?

Керден кашлянул в кулак, спешно отвернулся.

– Прошу прощения, – устыдившись, выдавил он.

На помощь сражавшейся с птицами прислуге подоспели городские рыбаки. Сетями и тряпьём бунт ависор удалось подавить, остатки стаи умчались за ворота, нападая на мужчин и силясь вызволить пойманных в мешки сородичей. Одна птица отстала, звонко вереща, закружилась над статуей. Мальчишка швырнул в неё полотенце. Пушистый голубой шар махнул хвостом и суетливой наседкой рванул на крышу.

– Керден, придержите нить. – Оливия повернула каркас змея, намотала на вершину лоскут красной ткани. – Давно вы занимаетесь магией?

Ткач прижал нить к краям крестовины.

– С двенадцати лет.

– Почему перестали?

Невинный вопрос застал его врасплох.

– Обычно ткачи не выпускают из рук свою книгу, – пояснила девушка. – Вашей я не вижу.

– Здесь она мне без надобности.

– Вот как. – Холодные пальцы случайно коснулись ладони Кердена. – Расскажите о магии. Как её можно хранить в книге?

Оливия затянула нить, подвязала ленту к нижней части каркаса.

– Келифос – связующее звено. Магию дают маниту. – Ткач с трудом отвёл взгляд от хитросплетений корсета. – Могу показать, если вам интересно.

– Сегодня вечером? – предложила она. – Днём у меня дела в городе. Я пошлю за вами, как только вернусь.

Долговязый мужчина с сединой в волосах поднялся на террасу, сдержанно поклонился Оливии и передал приглашение лорда присоединиться к завтраку.

У трапезной было не протолкнуться. Поварята таскали с кухни благоухавшие специями блюда, прикрикивал на нерасторопную прислугу управляющий. Оливия передала ему воздушного змея, попросила подготовить экипаж и, пообещав присоединиться позже, удалилась в покои. Керден проводил её взглядом.

– Вытри слюни, – шикнула спустившаяся в холл Мисарра. – Я хотела попросить тебя не вмешиваться в дела лорда, но теперь мне понятна истинная причина любопытства.

Повстречав утром Оливию, Керден напрочь позабыл о тревогах, терзавших его минувшей ночью. Он обратился к управляющему:

– Я хотел бы поговорить с мальчиком, который вчера принёс мне одеяла.

– Пока это невозможно, господин ткач, – проскрипел в ответ щуплый старик. – Мальчик пропал сегодняшней ночью, и вы, похоже, последний, кто его видел. Вам известно, куда он направился?

– Пропал ребёнок? – вмешалась Мисарра.

– Вам не о чем беспокоиться. Мальчишки часто сбегают, когда хотят избежать наказания. Стража уже занята поисками. – Управляющий сложил руки за спиной. – Мы не хотели тревожить вас подобными мелочами, но, если вам что-то известно, прошу не утаивать.

Керден скривил губы. Он всегда старался поступать правильно, по закону и совести, как учил отец. Не потому ли с детства, стоило ему слукавить или взять на душу мелкий, на грани шалости грех, как фортуна показывала хвост и удирала прочь, словно бродячий кот. Проказы оборачивались чередой неудач, пока он в смирении не признавал вину и не раскаивался в содеянном. Керден настолько к этому привык, что сразу пошёл на попятную.

– Вчера я дал ему серебро, – признался он. – Тридцать монет.

Управляющий всплеснул руками.

– Во имя Единого, зачем?

– О чём ты думал? – опешила Мисарра. – Нельзя давать такие деньги ребёнку.

– Мне нужна была информация. – Ткач прикусил язык, вспомнив об уговоре с мальчиком.

– О чём мог рассказать ребёнок, да ещё и за такие деньги? – удивилась девушка.

– О болезни леди Сартаны.

Управляющий переменился в лице, голос захрустел точно снег на морозе.

– Понятно. Во избежание недоразумений прошу вас больше ни с кем не обсуждать эту тему.

– Каких недоразумений? – зацепился Керден. – Вам что-то известно? Почему все опасаются говорить о Хейне?

Старик не успел ответить. В холл спустился лорд Хорде, на пухлом лице играла довольная улыбка.

– Дорогие гости, рад вас видеть, – объявил он. – Надеюсь, вы успели выспаться. Ависоры, клянусь Единым, перебудили весь Кронсборг.

– Лорд Брадан, леди Сартана, – поклонился управляющий. – Завтрак будет готов с минуты на минуту.

В сопровождении молчаливой супруги лорд прошествовал в трапезную, рассуждая о местной живности и прерванной дождями охоте.

Затянувшийся завтрак завершился лавиной упрёков. От расспросов Мисарры не спасла ни прогулка по городу, ни уговоры Ялис потратить серебро в местных лавках, ни выдуманная встреча с проповедниками. Последнюю и вовсе пришлось отменить из-за обрушившегося на Кронсборг ливня. И в полдень вместо того, чтобы трястись в экипаже, Керден сидел в покоях Мисарры, рассказывал о событиях минувшего вечера, раскачивался на стуле и грыз яблоко.

– Не приведи Единый, с мальчиком что-то случится, – пригрозила девушка.

– Будь ты подростком, на что бы потратила тридцать серебряных?

– Отдала бы родителям.

– Девчонка, – хмыкнул ткач. – Если мальчишкам удаётся подзаработать, чаще всего они спускают деньги на пойло и надираются до беспамятства в каком-нибудь укромном местечке. Вот увидишь, он проспится и к утру вернётся домой. Кстати, – Керден указал на Рики, изнеженным котом катавшегося по столу, – видел его утром среди ависор.

Маниту, не ожидавший разоблачения, вскочил на задние лапы, поджал уши и проникновенно уставился на Мисарру чёрными глазами-бусинами.

– А ему, если не ошибаюсь, запретили покидать комнату, – поглумился ткач.

– И почему вам обоим не сидится на месте? – схватилась за голову девушка. – Один бездумно вмешивается в чужие дела, второй – провоцирует птиц!

Рики съёжился до размера спелой сливы, прыгнул в тарелку. Из кучи мелких яблок выглянула взъерошенная ависора. Ткач с ухмылкой бросил в маниту огрызок.

Слуга принёс записку от Оливии, когда лиловые сумерки опустились на город, а тучи извергли новую порцию дождя. Потоки холодной воды понеслись по дорогам, размывая брусчатку, заливая сточные канавы. Вспышки молний разорвали небо, раскаты грома заглушили звон колоколов и крики разбегавшейся по домам детворы.

В читальный зал почти не проникал свет. Золочёный канделябр на пять свечей скупо освещал забитые книгами стеллажи, резные рамки старых портретов и бархатный диван у окна. Пламя трепетало, отбрасывая рассеянные блики на переплёты рукописей и развёрнутую на чайном столике карту. Бумага пестрела названиями тернортовских поселений, у красной линии, разделявшей страну на две неравные части, толпились деревянные фигурки.

Оливия поправила подол жемчужно-белого платья, извлекла из шкатулки колоду карт.

– Благодарю, что согласились прийти. Я взяла смелость предположить, что вы не откажетесь сыграть.

– Отказать…

– Было бы невежливо, – произнесла она одновременно с Керденом. Оливия улыбнулась, спросила: – Предпочитаете нападающих или защитников?

Ткач опустился в кресло напротив.

– Я давно не играл в «Дамнум», поэтому оставлю выбор за вами.

– Желаете рискнуть, даже если силы противника вам неведомы?

– В себе я уверен.

Игру придумали солдаты после войны Первого Прилива. Лёгкие правила и доступность принесли ей популярность среди крестьян и бедняков, а возможность делать ставки быстро превратила забаву в азартное увлечение. Ни одна ярмарка не обходилась без соревнований, собиравших в кабаках десятки зрителей. В юности Керден часто участвовал в состязаниях и умудрялся неплохо зарабатывать, пока Академия не запретила праздный досуг. Молодые ткачи поначалу посмеивались, но стоило одному попасться с поличным, как весть о суровом наказании задушила азарт в горячих головах. С тех пор Кердену не выпадало шанса испытать удачу, снимая карты с колоды и ход за ходом убирая с поля фигурки противника.

– В Академии бы этого не одобрили, – хмыкнул он.

– Отчего же? – Оливия развернула поле, придвинув поближе шеренгу нападающих. – Игра популярна в столице, и благородные семьи обязаны знакомить не просветлённые провинции с утончёнными вкусами приближённых к короне господ, – ответила она заученной фразой. – Именно так вам сказали бы при дворе.