Текст книги "Замуж с осложнениями"

– Лиза Гринберг, – протягиваю ID.

Вбивает имя.

– Вас нет в списках.

– Я не пассажир, я персонал.

Щелкает еще. Рожа непроницаемая.

– Нет в списках.

Ты чё, тупой?

– Я бортовой медик.

– Бортовой медик Альнурахмед Гулиев.

– Кто?!

Такого не было на борту! Ой, стойте, это же какое-то квебекское светило, вива глобализация. Я про него читала… Они что, его по документам провели, а меня взяли, чтобы платить меньше? Мамочки, что же делать?!

– Гу-лий-эв, – раздельно повторяет армеец. – Никаких Гринбергов. Мы не можем взять вас на борт.

– У вас информация по документам. Я не знала, что они меня не оформили. Но я была там, на борту! Посмотрите портовые логи на посадку.

– Ага, щас я побегу вам логи смотреть. Летите обратно на свой Муданг. У нас четкая инструкция никого лишнего не брать.

У меня начинается тихая истерика.

– Ну свяжитесь с начальством, пускай проверят! У меня брат инженер, Александр Гринберг, корабли ваши строит, мама, Ирма, ландшафтный дизайн делала вокруг штаб-квартиры Земного союза! Да, в конце концов, откуда на Муданге блондинка с голубыми глазами, вы чего вообще?!

Все лицо уже мокрое, даже блузку спереди закапало – слезы, холодный пот…

– Это уж вам, девушка, виднее, на что там муданжцы похожи, а у меня инструкция, и время стыковки ограничено…

– Ну спросите детей, они вам скажут, что я была на борту!!

– Ка-анешно, я еще кошечку вашу спросить забыл. И маму. Давайте, идите обратно, щас уже будем отстыковываться.

И задвигает перед носом дверь.

Невероятное ощущение, когда висишь в открытом космосе в тонкостенной силиконовой трубе между двумя закрытыми дверями звездолетов, которые вот-вот разлетятся.

Кидаюсь обратно к муданжскому кораблю и – совершенно бессмысленно – принимаюсь лупить в дверь кулаками и каблуками. Если уж на этих штуках переборки звуконепроницаемые, то чего ждать от наружной двери.

Невероятно, но факт – она открывается. Я даже не понимаю, кто стоит на пороге, просто вваливаюсь внутрь и вцепляюсь в этого человека мертвой хваткой, изо всех сил пытаясь хоть как-то дышать сквозь рыдания. От человека хорошо пахнет живым телом, стиральным гелем и гармаррой. Еще одна дверь с шипением задвигается у меня за спиной.

– Почему вы вернулись?

– Меня не взяли, – выдавливаю между спазмами в горле. – Не взяли! Чертовы бюрократы! Меня не было в их гребаных списках!

Меня гладит по голове нежная рука.

– Ничего, ничего, мы что-нибудь придумаем. Успокойтесь, все будет хорошо.

Пытаюсь кивнуть, дескать, я понимаю, что не помру прямо на этом месте, но и успокоиться так просто не выходит.

Он аккуратно оттягивает меня за плечо, у моих губ оказывается край посуды, горячий пар гармарры. Пью, обжигаюсь, все равно пью, потому что надо успокоиться.

Поднимаю взгляд, вижу в двух шагах слева бледного Тирбиша с кувшином, а сверху, совсем близко, на меня с участием смотрит Алтонгирел. Вот тут-то я и падаю в обморок.

Глава 5

Просыпаюсь в своей каюте. Просто дом родной, ага. Освещение ночное, теплое, вроде как уютно должно быть. Осторожно поворачиваю голову – оба моих красавца сидят у шкафа на полу по-турецки. Алтонгирел дремлет, Азамат читает с экрана бука. Он с ним, похоже, не расстается.

Издаю какой-то невнятный шелест, и капитан сразу же оборачивается. Увидев, что я проснулась, резво вскакивает, отставляет бук в сторону, подходит ко мне и приземляется на корточки рядом. И почему мне всегда казалось, что люди такого роста обязательно должны быть неповоротливыми?

– Лиза! Как вы себя чувствуете?

– Как Маугли, – ворчу. Но он не понимает, конечно. Ладно, не стоит ему объяснять, что я чувствую себя, как будто меня бросили в лесу на растерзание волкам, а волки возьми да и пригрей. – Жить буду.

Подтягиваюсь, чтобы сесть, поправляю подушку. От шороха просыпается Алтонгирел, он еще мрачнее, чем обычно. Зыркает злобно на Азамата, потом на меня, как на врага народа. Ох, чувствую, дальше будет еще веселее.

– Вы не переживайте, – говорит тем временем Азамат. – Мы сейчас держим курс на Гарнет. Правда, идем несколько окольным путем, но будем там через неделю. Оттуда ходят рейсовые корабли на Землю. Да вы знаете, наверное. Я понимаю, что место не самое приятное, но мы вас проводим и посадим, раз уж так получилось. К счастью, у нас в стыковочном коридоре видеонаблюдение включено было на всякий случай, если вдруг вам помощь понадобится…

Мне становится страшно неловко. Им же, наверное, некомфортно со мной на борту. Мне и с высоким начальством некомфортно, вечно боишься что-нибудь не то сказать или надеть, а тут, понимаешь, богиня… Только вздохнули с облегчением, что я исчезну наконец, но оттуда вернули обратно. Не спали вон, сидели, меня высиживали. Ужас. Теперь еще на Гарнет попрутся ради меня. Очень хочется провалиться на месте.

– Только не думай, что мы из-за одной тебя на Гарнет летим, – приносит мне ворчливое облегчение Алтонгирел, выкарабкиваясь из угла и разминая ноги. – Нам там подзакупиться надо.

Азамат косится на него осуждающе, но я даже нахожу в себе силы улыбнуться.

– Это хорошо, – говорю, – а то мне на самом деле страшно неудобно вас так напрягать.

Алтонгирел фыркает в том смысле, что все мне удобно, и вообще, я это сама подстроила. Пусть думает что хочет, – пока Азамат рядом, я его не боюсь. Ничего, поживу с ними еще недельку. Авось готовить что-нибудь прикольное научусь. И за культуру с капитаном перетрем. Жаль, они в космосе не пьют. Я бы много дала, чтобы посмотреть, как Азамат на хмельную голову рассказывает муданжские предания.

Это, конечно, все забалтывание пустоты. Очень не хочется думать о том, что меня бросили свои, да еще так картинно. И что чужие все это увидели и сжалились. Я и так-то тут на птичьих правах, а теперь получается, что и дома никому не нужна. Ну ничего, вот вернусь, устрою этим воякам… а того, который меня не пустил, просто выгоню спать под забором. Уж что-что, а административные каверзы подстраивать умею. Ради такого даже схожу на свидание с братовым начальником. Что это вообще за дела такие? Я им что, какая-то девчонка с улицы, что меня можно просто так вот взять и кинуть? Или они думают, что на людей, владеющих секретной информацией, могут просто наплевать? Вот доберусь до капитанского бука, сразу брату напишу обо всем и во всех подробностях. Маме-то не стоит… и хорошо, что я ей не сказала, когда прилечу. Ладно, недельку моя гордость полежит в грязи, не проблема. Зато потом… ух я их всех!

– Вам чего-нибудь принести? – спрашивает Азамат доброжелательно.

Мгновенно краснею, забывая на фиг обо всех своих ратных планах.

– Ой-да-нет-спасибо! Я, наверное, посплю…

Алтонгирел, возвышающийся над плечом капитана, испепеляет меня взглядом. Я никого не заставляла у меня в ногах на коврике спать. И не думаю, что Азамат заставил, вот честно. Обиделся, что ли, что я при виде него в обморок грохнулась? А если бы меня крокодил из зоопарка по голове погладил, то и вообще бы в уме повредилась, ничего удивительного.

Азамат смотрит на меня с веселым умилением, как на принесенного с помойки котенка. Видно, кому-то в детстве не разрешали зверька завести, вот он теперь и оттягивается. Зато хотя бы не злится, что я осталась. Может, даже рад. Надо будет подумать, как бы ему еще пару-тройку комплиментов скормить, якобы ненарочно. А пока что – спать.

Принимаюсь закукливаться в плед, и мои варвары просекают, что пора уходить. Капитан задерживается у двери, чтобы укрутить освещение.

Следующий раз просыпаюсь среди бела дня. В иллюминаторе бескрайняя заснеженная степь. Мне требуется некоторое умственное усилие, чтобы осознать, что это просто фотография. Наверное, если подолгу жить в космосе, то звезды за окном начинают напрягать. Но я еще не дошла до кондиции, так что решительно отключаю слайд-шоу и некоторое время созерцаю Вселенную. Мы на самом краю галактики Млечного Пути со стороны Магеллановых облаков. Надеюсь, сквозь них не полетим? А то швырять будет, сквозь облако по прямой-то не полетаешь.

Отлипаю от окна и возвращаюсь в грустную действительность. У меня по-прежнему одна юбка, две блузки и три комплекта белья. И туфли. Хоть из каюты не выходи. Интересно, если я завернусь в простыню а-ля сари, они поверят, что на Земле так принято? В любом случае придется начать день с постирушки.

Помню, как в детстве, когда я впервые куда-то летела, мама очень переживала, как в космосе обстоит дело с мытьем. Она-то сама с Земли в жизни ни на метр не поднималась, даже на самолете не летала, зато обожает всегда предполагать худшее. Вернувшись из первого межпланетного путешествия, я с большой гордостью за отечественного производителя разъяснила ей, что в космосе есть и ванна, и душ. Кое-где даже бани имеются, не говоря уже о саунах с джакузи. Не одни мы комфорт любим.

Единственное, что меня в космосе не устраивает в плане удобства, – это кухни. Их почему-то всегда делают единым блоком во всю стену, все ужасно электронное, и поди разбери, что тут плита, что микроволновка, а что посудомоечная машина. Так что я предпочитаю к ним не приближаться, а тарелки за собой тупо мою в раковине, благо всю сточную воду потом все равно дистиллируют и запускают обратно. Потому, кстати, и под душем можно стоять хоть часами, тем более что дистиллят очень неохотно смывает мыло.

Развешиваю стираные трусы на сушилке для полотенец. Как же прекрасно, когда есть своя ванная!

Выхожу в столовую с мокрой головой. Еще одно достоинство жизни в космосе – никаких сквозняков. Однако придавила я ничего так – завтрак уже кончился, людей никого, еды тоже не наблюдается. Они тут, похоже, из принципа обязательно съедают все приготовленное подчистую. Видно, придется все-таки общаться с кухней. Есть, конечно, тот уголок столовой, где водогрейка и всякие чаи в шкафчике, но там еду не приготовить, разве что растворимый супчик отыщется.

Ну что ж, если Азамат и впрямь сам этот корабль строил – или хотя бы планировал, – то огромный ему респект. Кухня почти человеческая, ничего похожего на обычную глухую стену из затемненного стекла с сенсорными кнопками. Вот плита с огромной духовкой, отдельно от нее микроволновка. Две раковины, разделочный стол примерно под быка. Еще бы еда была…

Соображаю, что холодильный отсек обычно находится не прямо в кухне, где тепло, а где-нибудь в сторонке. Осматриваюсь – вон какая-то дверь. Сую нос: и правда, внутри рядок холодильных шкафов. Но это же для долгого хранения, а где расходный?

Из раздумий, а заодно и из холодильного отсека меня вырывает удивленный голос Тирбиша:

– Ой, здрасьте!

Оборачиваюсь смущенно. Вроде как с поличным поймали.

– Привет. Я просто искала что-нибудь на завтрак…

– А, вы же не завтракали, – вспоминает он. – Но там вы ничего не найдете готового, все, что есть, тут.

Открывает один из шкафчиков под разделочным столом, там и правда небольшой холодильник. Хорошо спрятали, и не догадаешься.

– Там, правда, мало, – извиняется Тирбиш. – Мы давно закупались, вот на Гарнет прилетим…

В холодильнике и правда негусто. Молоко, масло, какие-то йогурты, какие-то ягоды. Извлекаю два последних наименования, вопросительно смотрю, мол, это можно?

– Тоже любите нирш? – спрашивает Тирбиш, улыбаясь.

Мучительно вспоминаю, что нирш – это муданжская разновидность черники. Вот эти самые красные ягоды размером с черешню – это черника?! Ого-го.

– Наверное, – говорю. – Только у нас она по-другому выглядит. А йогурты можно съесть?

– А я не знаю, что это, – смеется. – Прошлый раз на Гарнете прихватил попробовать, никому не понравилось.

Осматриваю добычу: блок из шести небольших стаканчиков, ваниль, дыня, маракуя, срок годности не истек еще, цветовые маркеры синенькие без намека на фиолетовость, а есть нельзя только когда покраснеют… Чего им не так? Открываю один, нюхаю. Ну йогурт.

– Да вроде все нормально, – говорю.

– Ну если вам нравится, то ешьте. Я просто не понимаю, как можно из молока что-то сладкое делать, – поводит плечами с легким омерзением.

Записать в книжечку о национальной кухне: молочные продукты все несладкие.

– А, – отмахиваюсь, – на Земле из всего сладкое делают, даже из рыбы.

Забавляюсь, наблюдая, как паренек зеленеет лицом.

– Не надо мне таких ужасов рассказывать, – говорит. – Мне щас еще обед готовить.

Хихикаю, намешиваю в йогурт ягод и углубляюсь в завтрак. Ничего черника, самое оно.

– А ты как, специально поваром нанимался? – спрашиваю потихоньку. Раз уж мне тут неделю жить, надо хоть разобраться в инфраструктуре.

– Не совсем. Я такой же член команды, как и другие, а за стряпню просто получаю дополнительно. Так же, как пилоты. В принципе и готовить, и рулить все умеют, но удобнее, чтобы это было чьей-то обязанностью, и за это идет надбавка.

– А-а, – говорю глубокомысленно. – Так, наверное, еще механики есть? Или там снайперы?

– Куда при нашем капитане еще механика, – смеется. – Он к своему кораблю никого не подпустит.

– Он что, правда его сам целиком построил?

– Ну всякие тонкие механизмы ему, конечно, делали на заказ. Но собирал сам. Он хотел одно время свой завод создать, но не нашел подходящего места. Хочется, конечно, на Муданге, но ведь нельзя…

– Почему нельзя?

Тирбиш смотрит на меня с сомнением.

– Знаете, я лучше у капитана за спиной вам рассказывать не буду.

Пожимаю плечами, дескать, я не шпион, мне ваших секретов не надо.

– Да пожалста, – говорю. Но заканчивать разговор на этом неловко. – То есть все остальные одинаково получают, что ли?

– Ну еще Алтонгирел. Он же духовник, и его в этом никто заменить не может, так что, конечно, тоже надбавку получает.

Ну а куда же без него, родимого! Не удивлюсь, если духовник получает больше, чем сам Азамат.

Тирбиш начинает что-то мурлыкать под нос, разминая тесто. Соображаю, что, пожалуй, первый раз вижу парня моложе себя за готовкой. И он сказал – это все умеют? Видимо, на Муданге с полуфабрикатами плохо. Ни один землянин в здравом уме в космосе с тестом возиться не будет, купит готовые пирожки и погреет. Я и на Земле-то, кроме мамы, мало кого знаю, кто готовит, даже по праздникам. Умиротворяющее занятие, но уж очень долгое. А этому вон нравится, похоже.

Он тоже высокий, как все муданжцы, примерно с Алтонгирела, капитану по подбородок. Волосы стрижет чуть ниже ушей. Кстати, вчера за обедом, когда вся команда собралась, я поняла, что длинные волосы носит хорошо если половина наемников, и то старшая. Молодняк щеголяет всякими навороченными хохлами и челками, у некоторых даже перекрашенные пряди есть. Тирбиш, впрочем, не из тех, кто выпендривается. Лицо у него круглое, с крупными чертами и совсем слегка монголоидное. Если не знать, что муданжец, так и не догадаешься.

Он подходит к плите и зажигает огонь. Я аж подскакиваю.

– Ой, газ! – говорю удивленно. В космосе?!

Оборачивается, глаза по семь копеек.

– Что? Где?

– Я говорю, плита газовая! Я думала, электрическая…

– Газовая? Не-эт, – смеется облегченно. – Это не газ. Это… э-э-э… горячий камень. Вот, смотрите.

Достает откуда-то из тумбочки диск, больше всего похожий на конфорку электрической плиты. Темный такой, тяжелый.

– Вы хотите сказать, что это он горит?

– Он не горит, – объясняет Тирбиш. – Только слегка светится синим, когда греется.

Присматриваюсь к плите: и правда, никаких языков пламени, просто ровное свечение, хотя цвет точно как у газа. С ума сойти! Интересно, что это за хрень?

– Его у нас на Муданге добывают, – продолжает Тирбиш. – И все плиты из него делают. Одна такая пластинка примерно год работает, потом менять надо.

– А что будете делать, когда весь пережжете? – спрашиваю с национальным земным пафосом устойчивого природопользователя.

– Отвозим обратно туда, где добыли, пару лет полежит, и опять жечь можно, – пожимает плечами Тирбиш. Дескать, это же очевидно.

Хорошо устроились. Я тоже так хочу, чтобы только за перевозки платить. Небось они там уже столько этих дисков настрогали, что и заново выпиливать не надо, просто свои же старые забираешь, когда понадобятся.

По-хорошему хватит мне мешать повару, надо уже идти отсюда. Но дел-то у меня никаких нет, и даже безделья нет, а от вязания я за неделю и так охренеть успею. На мое счастье тут в кухню заходит давешний кудрявый юнец.

– Тирб… а, здравствуйте, Лиза, – кивает мне. – Я Эцаган.

– Очень приятно, – говорю. Надо же, представился. – Мне надо вам еще раз назваться? Я никак не разберусь в этих правилах с именами.

Оба смеются.

– Не надо, – говорит Тирбиш. – Вы ведь, наверное, не знаете, как правильно, так что это все равно.

Ну ладно…

– Тирбиш, – Эцаган возвращается к тому, за чем пришел. – Там твои тряпки весь склад завалили. Они тебе нужны?

– Не знаю, – пожимает плечами. – Хорошие тряпки. Я их вроде свернул аккуратно.

Это внезапно наводит меня на мысль. Надеюсь, они ничего не заподозрят.

– Слушайте, ребят, – говорю, – а у вас какой-нибудь форменной одежды для заложников не предусмотрено? А то у меня совсем ничего нет, а еще неделю тут жить…

– Вот правильно, – хихикает Тирбиш. – Чем мои тряпки выкидывать, обеспечь лучше земную госпожу.

Эцаган окидывает меня взором своих прекрасных глаз.

– На ваш размер вряд ли. Разве что халат какой-нибудь. Пойдемте посмотрим.

Идем смотреть. Склад оказывается небольшим чуланом, заставленным стеллажами с коробками, прямо у входа красуется несколько рулонов ткани – видимо, те самые тряпки. Эцаган утыкается в нижнюю полку и принимается там шуровать, бормоча на муданжском.

– Вот, футболка есть, – говорит с сомнением.

Футболка, да, черная, новая, бирочка не отрезана еще. Спереди во всю грудь лист каннабиса. В эту футболку меня можно дважды завернуть. Ничё, в качестве ночнушки пойдет. Беру.

Он роется дальше, достает строительные штаны на лямках, которые, по-моему, и Азамату велики, да еще и прорезиненные. Смотрит на мою физиономию, ржет.

– Боюсь, что больше ничего нет.

– А может, – кошусь на рулоны, – есть какая-нибудь простыня ненужная… Я бы сшила что-нибудь…

– А, так вы шьете! – резко воодушевляется Эцаган, вскакивая на ноги.

Это большая редкость?

– Ну так… Не то чтобы много, но умею, – говорю осторожно. Еще припашет всему экипажу носки зашивать.

– Тогда не проблема, вон, берите Тирбишевы тряпки, я вам машинку дам, нитки и все на свете.

Ух ты, у них даже машинка есть?

– А Тирбиша спросить не надо?

– А он все равно не знает, что с ними делать. Ему подсунули в нагрузку к постельному белью, а на этом корабле, кроме меня, никто иголку держать не умеет. Я и от вас не ожидал.

– Ну почему же…

Вроде шитье во всех культурах женское дело, нет?

– Красивые женщины часто пренебрегают, – пожимает он плечами.

Зато красивые мужчины, видимо, нет.

Один из рулонов оказывается ковром, остальные – более или менее плотным хлопком. Все ткани довольно светлые, в жизнеутверждающий цветочек. Ничего, маменька на даче еще и не такое носит. Да и не только на даче…

Эцаган великодушно пускает меня к себе в каюту, где обнаруживается немаленькое трюмо, на котором ненавязчиво красуется пакетик с термобигудями. Они тут все голубые, что ли? Ладно, мне с ним не целоваться. Зато про кудри теперь понятно.

Рядом с трюмо большой комод, из которого Эцаган начинает проворно извлекать нитки, иголки, булавки, ножницы и, наконец, портативную швейную машинку весьма приличной фирмы. Меня в свое время на такую жаба задушила.

– Вам лучше всего расположиться в холле, – говорит мне, и я некоторое время соображаю, что он имеет в виду. – Там можно сдвинуть столики. А то в кухне Тирбиш ворчит, если столы не так стоят.

А, так это он про гостиную. Но она же проходная…

– А я там мешать никому не буду?

– А кого туда понесет среди дня?

Как выяснилось, понесло всех. По крайней мере раз каждые десять – пятнадцать минут обязательно кто-нибудь пройдет под благовидным предлогом, чтобы попялиться, как земная женщина кроит. Хорошо хоть я догадалась обмериться у себя в каюте. Зато теперь весь экипаж знаю в лицо. Кто застенчивее – только мимо проскакивает, а кто наглее – останавливается поговорить. Ох и достали…

Положение, как обычно, спасает капитан.

– Не возражаете, если я тут в уголке почитаю? – спрашивает он меня еще из коридора. Бук под мышкой как приклеенный.

– Я всегда рада вашему обществу, – улыбаюсь. Приятно хорошего человека порадовать! Когда Азамат проходит мимо, мне кажется, что в комнате становится ярче, хотя он и одет в темное.

В отличие от прочих моих посетителей капитан действительно просто садится в кресло и углубляется в чтение. Через несколько минут уже я не выдерживаю.

– А можно спросить, что вы все время читаете?

Поднимает голову, смотрит на меня укоризненно. Ну ладно, молчу.

– Лиза, оставьте вы эту вежливость. Конечно, можно спросить!

О боже мой!

– Тогда уж и вы оставьте, – хмыкаю. – Как будто я вас могу не пустить в ваш собственный холл.

– Можете, – уверенно говорит он.

Таращусь на него в ужасе.

– Нет, поверьте, не могу.

Смотрит на меня задумчиво.

– Это так странно, насколько у нас не совпадают представления о социальных ролях друг друга.

Почти роняю машинку. Ка-ак ты сказал?! Нет, ну давайте, теперь окажется, что ты на самом деле всемирно известный антрополог, а это все большой эксперимент по адаптации землянина к инопланетной среде!

– Я что-то неправильно сказал? – спрашивает встревоженно.

– Да нет… просто немножко не ожидала… – Да, не ожидала от дикаря, жрущего с кости сырое мясо, что ему знакомо понятие «социальные роли». Это можно сказать вежливо?

– Ну я решил, раз уж нам еще неделю предстоит тесно общаться, мне стоит почитать про земной этикет, – немного смущается он. – Не хочется вас ненароком обидеть.

– Ы… э… это очень мило с вашей стороны, – выдавливаю из себя. Гос-споди, вот это я понимаю – человек! Не просто вежливый, а книжки специально читает, чтобы знать, как именно быть вежливым! Внезапно совершенно непрошено вспоминается Кирилл, хохочущий над выражением «однояйцевые близнецы». М-да, мы много чего принимаем как данность.

Азамат наблюдает за мной горящими глазами экспериментатора.

– Удивительно, – говорит он наконец. – Удивительно…

* * *

Результатом моих трудов являются штаны на завязочках, две довольно бесформенные толстовки и ковровые тапочки. Дошив, я немедленно удаляюсь в ближайшую пустую каюту (которую капитан мне услужливо открыл) и наконец-то переодеваюсь. О это счастье удобных шмоток и плоской подошвы!!!

Выхожу, улыбка шире ушей.

– Ну что, на пижаму хотя бы похоже? – спрашиваю Азамата, крутясь на месте и стараясь рассмотреть, не пузырится ли где-нибудь что-нибудь.

– Немножко похоже из-за расцветки, – смеется капитан. – Сделайте поясок, и будет в самый раз.

Да, пожалуй, пояс не помешает. Ну да это быстро, с машинкой-то. Вот уже и прострочила.

– Лучше? – верчусь на одной ноге посреди холла.

– Очаровательно, – говорит капитан.

Не понимаю, иронично или нет.

– Пир для глаз, – цедит другой голос со стороны коридора.

Алтонгирел! Блин! Ну вот надо же было, чтобы его принесло именно сейчас, когда я тут перед капитаном выделываюсь. Теперь он меня точно со свету сживет.

– Я пришел спросить, – продолжает духовник, обращаясь прицельно к Азамату, – собираешься ли ты снизойти до нашего общества в кухне?

– А, уже пора. – Азамат быстро закрывает бук и встает. – С удовольствием.

– Никогда бы не подумал, что вид женщины в брюках улучшает твой аппетит, – надменно произносит Алтонгирел и уносится прочь.

Азамат смотрит на меня извиняющимся взглядом и пожимает плечами. Ну да, конечно, ты не знаешь, почему его так колбасит.

– Что-то не так с брюками? – притворяюсь, что поведение Алтонгирела меня нисколечко не смущает.

– На Муданге женщины их обычно не носят, разве что зимой или на всяких грязных работах…

А что ж ты раньше-то молчал?!

– Но вы не волнуйтесь, – продолжает. У меня на лице бегущая строка с мыслями, что ли? – Здесь-то все привычные, космос ведь.

Ну да. Один Алтонгирел никак привыкнуть не может. Интересно, у геев есть какой-то мужской вариант ПМС или Алтоша всегда такой?

Впрочем, за обедом не пялятся, даже при том, что штаны у меня голубые в лиловый цветочек, а рубашка розовая в желтый. Наверное, в муданжском национальном костюме приветствуются яркие краски и растительные мотивы.

После еды потихоньку увязываюсь за капитаном на предмет воспользоваться его буком (с которым он все-таки расстался на время обеда).

– Ах да, конечно, вам нужно предупредить родных, что вы вернетесь позже, – кивает он, как мне кажется, с иронией. – Я должен был сам сообразить, простите. Давно не общался с незамужними девушками.

Моргаю. Какая связь?..

– Я, э-э, не совсем незамужняя, – говорю. – Я как бы вдова.

Ну, допустим, мы с Кириллом не расписывались, но сути это не меняет. А у этих дикарей небось какие-нибудь предрассудки против внебрачного секса.

– Простите ради всего святого, – принимается тараторить капитан. Ну да, ну да, сейчас будет два вагона сожалений.

– Ничего-ничего, я понимаю, что на мне не написано, – похлопываю его по руке, запоздало соображая, что на него этот жест должен действовать гораздо сильнее, чем на среднего землянина. Ну он хотя бы замолкает. – Я просто не поняла, какая связь между тем, чтобы предупредить родных, и матримониальным статусом?

Получи, фашист, гранату. В смысле, умное слово.

– У нас обычно женщины после замужества перестают поддерживать связь с родителями. – Ничего, сглотнул и переварил, умница мой!

– Ну у нас не так, – пожимаю плечами. – То есть обычно это зависит от того, насколько твои родители приятные люди. Тем более я сейчас с мамой живу, так что она имеет право знать о моих планах.

– Да, наверное, – неловко улыбается.

Ну вот, будет теперь стесняться еще больше. Что мне, стать женщиной без прошлого в худших традициях мыльных опер? Иногда даже злюсь на Кирилла, что из-за него все вокруг меня вытанцовывают, как будто я раковая больная.

Подходим к каюте, я останавливаюсь в ожидании, что капитан достанет пульт и отопрет.

– Толкайте, у меня замок размагнитился, до Гарнета не починить, – поясняет Азамат.

– А я-то думала, вы гений механики, – хмыкаю, открывая дверь.

– Вы что, с кем-то поспорили, сколько комплиментов в сутки вы успеете мне сделать? – смеется он. – Можно замок и починить, конечно. Можно и с другой двери снять. Но в итоге все равно менять придется, так зачем из-за одной недели тратить день на бессмысленную работу?

– Да ладно, вам виднее, – пожимаю плечами. – И ни с кем я не спорила. Можно подумать, мне нужен специальный стимул, чтобы делать вам комплименты.

Качает головой, прикручивает свет – совсем чуть-чуть. Похоже, не любит яркое освещение. Подозреваю, что и зеркала в ванной не держит. Ох уж эти варвары.

Берет с полки бук, протягивает мне, а сам поворачивается спиной и утыкается в иллюминатор с очередным зимним пейзажем. Видимо, у него на родине сейчас зима. Замечаю, что с постоянным чувством неловкости можно свыкнуться – вот, сижу у капитана за столом, за его же буком, ничего ему делать не даю, но жить мне это уже не мешает.

Мама пишет:

Телефон у меня сдох. Позвоню обязательно.

Вижу в этом логическое противоречие. Ну да тебе виднее, с чего ты там позвонишь.

Мудогоши обходят меня стороной.

Так они там все-таки есть? И как, правда на черных китайцев похожи? Попроси сфотографироваться на память!

Да, чувство реальности у моей родительницы всегда зашкаливало. Впрочем, лучше уж так, чем если бы она волновалась. Отвечаю:

Ну да тебе виднее, с чего ты там позвонишь.

С того же, с чего сфотографирую. Придется подождать, пока новое куплю.

И как, правда на черных китайцев похожи?

Джингоши – на черных, муданжцы – на краснокожих.

Пусть учится различать. Вдруг я как-нибудь Азамата в гости приглашу? Ему, наверное, не понравится, если его с джингошами перепутают.

Так, теперь брат. Ох, сколько же сейчас писать придется…

Строчу и строчу. Вообще, не люблю сенсорные клавиатуры, но тут она очень к месту. Потому что раскладку я наизусть не помню, искала бы сейчас каждую букву по полчаса, а так клавиатура – тот же экран, какие надо клавиши, такие и отрисует. А потом так же тихо поменяется обратно на латиницу. Интересно, наверное, можно и муданжскую раскладку вызвать.

– Решили наконец описать ситуацию в подробностях? – спрашивает капитан.

Ой, я же его динамлю…

– Я брату пишу, чтобы он этого урода нашел, который меня не пустил на корабль. Сейчас закончу, извините.

– Ничего, пишите-пишите. А то меня Алтонгирел ругает, что я круглые сутки за буком сижу, – хмыкает капитан. Он, кажется, нашел себе занятие: включил ночник и ковыряется в каком-то маленьком предмете. Видимо, решил оправдать мои комплименты и что-то починить.

Отправляю письмо, дожидаюсь подтверждения о доставке, закрываю почту.

– Я все, – говорю.

– Ага. Можете еще посидеть, я тут увлекся.

Еще посидеть… ну не буду же я с его бука обновления на вязальном форуме смотреть, правда? Разве что расписание рейсов с Гарнета…

Бук внезапно издает громкий булькающий звук, я аж отшатываюсь.

– Это видеовызов, – через плечо сообщает капитан.

Ах да, теперь узнала. Просто окно вызова появилось с задержкой. Собираюсь встать, чтобы пустить капитана поговорить, как внезапно осознаю, что вызывающий – мой брат. Это же его ник и аватарка…

– Кажется, это мой брат, – говорю в легком ужасе. Я что, спалила Азамата?..

– Да? – Он оглядывается довольно равнодушно. – Ну так отвечайте, я выйду из кадра.

Чемпионат по неадекватному поведению дубль два. Ладно, ответить-то надо, а то Сашка будет волноваться… Жму «Принять».

– Лизка! Что там у тебя за чума? Я только твое письмо открыл, сразу кинулся искать канал. – Сашка, конечно, говорит на родном. Он дома, валяется на кровати. Футболка на нем линялая. На заднем плане пищат дети.

– Э-э, да все ништяк, только эти уроды, которые меня наняли, по документам провели другого чувака, и в итоге меня не было в списках. И меня, конечно, не взяли на борт!

– И где ты сейчас?

– На корабле муданжских наемников, – говорю с нехорошим предчувствием. Ой, сейчас что-то будет.

– Муданжских, – бессмысленно повторяет Сашка.

– Ты, – понижаю голос, – не тверди это слово. Тут один присутствует. Они по-нашему не понимают, конечно…

– А ты с ними… на ихнем, что ли?

– Нет, на всеобщем. Они не знают, что я ихний…

Что-то заставляет меня говорить по возможности неразборчиво. Мало ли, какие у Азамата еще неожиданные познания обнаружатся.

– И… как они с тобой обращаются?

– Бережно. Вот, сижу сейчас за капитанским буком.

– Они вообще на людей-то похожи?

– Более чем.

– Дай посмотреть!

Так, ну волноваться он, похоже, не будет. Это хорошо. Зато будет прикалываться. Это плохо…

– Мне как бы не очень удобно. И так человека от дел отрываю, бук отобрала, еще и достопримечательность из него устраивать…