Текст книги "Геном Пандоры"

Юлия Зонис
Геном Пандоры

© Зонис Ю.А.

© ООО «Издательство АСТ»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Сердце человеческое отнимется от него и дастся ему сердце звериное, и пройдут над ним семь времен.

Дан. 4, 13

 
Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, всё губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю всё, но только не себя.
 

Франсуа Вийон, «Баллада примет»

Пролог

Тир-на-Ногт, Британский Анклав,

осень 2042 г. Седьмой год от Д.Х.[1]1
  Д.Х. – День Химеры. (Здесь и далее примеч. авт.)


[Закрыть]

– А по-моему, это прекрасно, – сказал Алекс Вечерский.

Он сидел в кресле, вытянув длинные ноги, и баюкал в ладонях пузатый бокал с коньяком. Коньяк был отличный, и кресло отличное, и по стенам бежали отличные трехмерные изображения. Саванна. Короткая жесткая трава, приплюснутые зонтики акаций и львиный прайд. Самец греется на солнце, лениво щуря янтарные глаза. Самки играют с детенышами. Вельд. Хозяин дома почтил гостя, настроив голообои на картину вельда. А может, не почтил, может, у хозяина, Бессмертного по имени Дориан, было такое специфическое чувство юмора.

– Не понимаю, что прекрасного вы находите в сложившейся ситуации.

Бессмертный Дориан чем-то напоминал свой дом. Не исключено, что стены здания были сложены из кирпича, заляпанного серой известкой, но выглядеть оно могло как угодно – хоть саванна, хоть башня из слоновой кости, хоть подземный бункер. Вот и хозяин, чье лицо и фигуру скрывала голографическая маска, мог быть юношей, стариком или женщиной. Вечерский хлебнул из бокала и подумал, что тут главное – помнить одно: дом, даже если он кажется небесным жилищем сидов, на самом деле подземный бункер. А Дориан – Бессмертный, Бессмертный из второго поколения, и потому особенно опасен. Что ж. Тем интереснее игра.

– Подумайте сами, Дориан. Поразмыслите. Что представляли собой девяносто процентов человечества? Это же Откровение Старджона. Бессмысленная масса, гораздая лишь жрать, размножаться да мучить ближних своих. Теперь их нет. Остались десять процентов, то есть мы с вами, а это уже значительно лучше. И все же недостаточно хорошо. Отбор продолжает действовать. И вот когда из десяти останется лишь один процент…

– То есть опять же мы с вами, – вставил Бессмертный, и Вечерский вновь напомнил себе, что с этим противником опасно заигрывать.

– То есть мы с вами и еще некоторое количество людей с высоким интеллектом, людей неленивых и не падких на дешевые развлечения, умеющих взглянуть реальности в лицо…

– Я слышу это от создателя самого популярного наркотика?

– Дориан, в данном случае я лишь один из факторов естественного отбора. Что пользы в замечательных мозгах, если обладатель готов спустить их в сортир ради минутного кайфа? Ради игры?

– А вы сами пробовали свой товар?

Бывший ученый улыбнулся и промолчал.

Час назад, когда Вечерский поднимался – или спускался – в Тир-на-Ногт, над Темзой плыли серые тучи. Серые тучи, свинцовая вода, унылые шпили Вестминстерского аббатства и вздыбившийся столп Большого Бена. Казалось, за последние полвека столица Британии ничуть не изменилась. Ключевое слово – «казалось». На самом деле стены Вестминстера в любой момент готовы были растаять, явив устремленные в небо жерла ракетных комплексов. Раздавшийся купол собора Святого Павла выплюнул бы в случае необходимости крыло истребителей, а на месте картинной галереи Тэйт зачернели бы кубы силовых установок. Вечерский хмыкнул. Бессмертные и тут оставались в своем репертуаре. Кубический ландшафт силовой станции и музей современного искусства, ангелы на куполе собора и реактивные «ангелы мщения» – да, в этом была извращенная, присущая всем задумкам Бессмертных гармония. Можно было ненавидеть Бессмертных, и бояться Бессмертных, и даже презирать Бессмертных – но нельзя было не признать, что в разразившейся биогенной катастрофе Британский Анклав устоял лишь благодаря им.

Три года назад, когда ученый бежал из пылающего, как факел, Брюсселя, он ожидал застать на острове примерно ту же картину, что и на материке. Ворлорды, мелкие военные вожди из бывших полковников, собирали ватаги, захватывали поселки и городки, резали и грабили всех, до кого руки дотягивались, и быстро и бесславно исчезали под волной наступающих химер. Не помогали ни андроиды, ни боевые роботы – первые охотно переходили в стан врага, а для управления вторыми новоявленным феодалам не хватало квалификации. Бессмертные Европы либо погибли, либо, подобно Вечерскому, сбежали на остров.

Бывший ученый полагал, что всему виной Французская революция. Демократия прекрасна, когда каждому хватает еды и когда ревущего монстра увидишь разве что на экране кинотеатра. А вот перед лицом всеобщей гибели намного эффективнее привычка к подчинению и жесткая иерархия. В Британии, с ее многовековой монархией, иерархическое общество никуда не исчезло – просто короля Уильяма сменил Бессмертный Уильям. Сейчас, совсем как два с половиной века назад, Англия приютила беглых аристократов и отгородилась от агонизирующей Европы проливом и пушками. Хотя реальная власть сосредоточилась в руках военных, номинальное правление Бессмертных служило залогом мира. Золотая надстройка, странным образом уравновешивающая общество. Так и небесная цитадель британских Бессмертных, Тир-на-Ногт, уравновешивала серые облака и серый город под ними – и тоже была лишь иллюзией. Пока светящаяся жемчужным светом лестница несла ученого вверх, его вестибулярный аппарат объявил войну зрению. Реальный Тир-на-Ногт находился глубоко под землей, а жемчужный свет, и башни, и шпили, и бастионы облачной крепости были проекцией, поступающей непосредственно на зрительную кору рядовых граждан. Только Бессмертным дозволено было знать, где – и как – на самом деле живут Бессмертные.

– Интересная гипотеза, – сказал Бессмертный Дориан.

У его маски не было лица. Не старик, не юноша и не прекрасный сид – просто гладкий пустой овал. Вечерский с нетерпением ждал, когда Дориан нальет коньяку и себе. Очень интересно было бы посмотреть, как коньяк исчезает в безротом пятне. Но коньяку себе Бессмертный так и не налил, и в этом Вечерскому почудилась нотка презрения. Превосходства нотка, мол, не пью с тобой – значит, не уважаю. Бывший ученый немедленно ощетинился и вот начал пороть чушь. Гордыня, глупейший из грехов. Впрочем, если уж пустился в словоблудие, надо держаться до конца.

– Это не гипотеза. Это закон эволюции. Его можно описать любым способом: и как выживание вьюрков с экзотической формой клюва, и как спасение Ноя с потомством. Но описывается по сути один и тот же процесс. Виду надо эволюционировать, иначе он впадет в стагнацию и вымрет. Ваш День Химеры – просто один из факторов естественного отбора…

– Мой День Химеры?

– Ваш, Дориан. Конечно, ваш. Если вернуться к параллели с ковчегом, вы – один из сыновей Ноя. Человек будущего.

И кто же виноват, что Господь повелел Ною загрузить в ковчег стаю дикого зверья? Вечерский покосился на льва на обоях, и, словно подслушав его мысли, картинка сменилась.

Занесенный снегом городок. Звуки выстрелов, крики и кровь на улицах, и ворочающиеся в снегу огромные белые туши. Урсы, полярные медведи-мутанты. Городок назывался Аврора. Один из первых городов на Аляске, уничтоженных химерами. Вечерский поежился. Кажется, голообои извлекали образы прямо из подсознания. Вопрос в том, из чьего – его или Дориана. Но откуда Бессмертному из поколения-два знать про выстрелы и кровь? Он наверняка был еще подростком, когда все началось.

– Спасибо, что ознакомили меня со своими теориями, доктор Вечерский, – произнес хозяин дома.

Сменившаяся картинка его, похоже, не взволновала – или он видел совершенно другое.

– Было весьма занимательно, но хотелось бы все же перейти от теории к практике. Говорят, у вас есть для меня предложение? Нечто эксклюзивное?

«Только не выдать себя. Только не показать, насколько мне это важно, иначе я стану бессильной игрушкой в его руках, очередным трофеем в его коллекции».

– Говорят, в Москве кур доят, – пробормотал Вечерский по-русски и одним махом опорожнил бокал.

– В свете прошлогодних известий из Московского Анклава это вполне вероятно, – невозмутимо ответил Бессмертный Дориан на родном языке своего гостя.

Изображение на обоях мигнуло, сменившись сеткой помех. На секунду в мельтешении горизонтальных линий промелькнули раскуроченная Красная площадь и дымящийся остов Покровского собора. Перед собором поклевывала булыжники гигантская взъерошенная курица с разбухшим выменем.

Часть первая
Мальчик, который не отражался в зеркале

Глава 1
Земля чудес

Колдун не помнил, кто первым крикнул: «Чайки!» – а может, не первым, может, первый крик утонул в шуме вертолетных винтов. Однако это были чайки, огромное белое облако. Машина накренилась. На минуту Колдун увидел зеленую ладонь озера с мертвыми пальцами небоскребов, но затем вертолет выровнялся и тут же ухнул вниз. Пилот хотел уйти от белого облака. Не тут-то было. Вцепившись в какую-то ручку, Колдун с ужасом и восхищением смотрел, как облако меняет форму. Мультиорганизмы любили принимать разные формы, от простых геометрических до очень сложных, но у этого явно на уме было другое. На Колдуна сквозь лобовое стекло кабины, сквозь потоки разрезаемого лопастями воздуха смотрело гигантское женское лицо. Белые, сложенные из тысяч и тысяч чаячьих крыльев волосы женщины развевались, а громадный рот расплылся в улыбке. Колдун еще успел услышать придушенный крик Вечерского за плечом, успел покрепче вцепиться в ручку – и тут нижняя челюсть воздушной тетки отвалилась, как у покойницы, и заглотала вертолет.

Мгновенно потемнело. По стеклам кабины, по дверце хлестнуло красным – это гибли чайки. Пилот что-то заорал в микрофон, но Колдун не разобрал слов. В корпус заколотило. Машина задергалась. Двигатель взревел хрипло и отчаянно, заперхал и умолк, захлебнувшись мясом и перьями. В брюхе вертолета грохнуло – наверное, один из мотоциклов сорвался с крепления. Потянуло дымом, а затем Колдуна резко швырнуло вверх и в сторону и приложило ребрами об острое.

Дальнейшее помнилось смутно. Удар и хруст, и кусок серой обшивки перед глазами, потом отчего-то сменившийся пронзительно-синим небом. С неба, кружась, сыпались белые перья. Над Колдуном на секунду мелькнуло лицо – безупречно-красивое и озабоченное, и Колдуна куда-то быстро потащили. Поволокли спиной по жесткому и неровному, а сверху всё сыпались перья. Перья постепенно утрачивали белизну, потому что с земли поднимался дымный столб. Столб коптил небо, и небо пахло куриным шашлыком и паленой резиной.

Окончательно Колдун пришел в себя, когда красивое лицо над ним сменилось другим: узким, хищным, с трехдневной щетиной на подбородке и с угрюмо горящими под выпуклым лбом глазами. По подбородку человека текла кровь. Хантер. Колдун узнал Хантера, что не помешало Хантеру огреть Колдуна по щеке костлявой ладонью, а когда тот рефлекторно отдернулся, удовлетворенно буркнуть: «Живой».

Итак, Колдун был жив. Хантер был жив, и человек – точнее, андроид с безупречно-красивым лицом, назвавшийся на корабле Роем Батти, – тоже был жив. Пилот рухнувшего вертолета был мертв, ему снесло голову какой-то железкой. Вечерский умирал.

Двадцать четыре часа назад они стояли на палубе авианосца «Адмирал Нельсон». Внизу катил свинцовые воды Атлантический океан. Палуба была здоровенной, испещренной белой и желтой разметкой и почти пустой. Там хищно ссутулился принесший Колдуна «Призрак», а у дальнего борта стоял «Морской ястреб», напоминавший вовсе не ястреба, а цистерну с пропеллерами. Вертолет как раз сейчас заправляли топливом.

Вечерский представил новоприбывшего и ушел говорить со старшим офицером. По палубе гулял сырой ветер. В воде чернели спины косаток. Матросы утверждали, что стая давно таскается за кораблем. Для нападения на авианосец у мутантов зубы были коротки, но твари не утрачивали оптимизма. Они давно разобрались с рыболовецкими судами и с торговым флотом и правили этими водами. Серая туша авианосца вызывала у хищников ревность, ревность притупляла осторожность. Одна из тварей, громадина, вполне способная целиком заглотать кита, отделилась от стаи и поплыла к кораблю.

– Смотрите, – буркнул Хантер. – Сейчас будет интересно.

Черный плавник уже маячил совсем близко от борта, когда из воды что-то взметнулось. То ли шея, то ли щупальце, бурое, склизкое, покрытое наростами, оно захлестнуло косатку. Море вскипело. Могучий хищник рванулся, выбросив многометровые фонтаны, но щупальце мерно и уверенно потащило бьющуюся добычу в глубину.

– Вот так-то, – сказал Хантер, как показалось Колдуну, с мрачным удовольствием.

Охотник вытащил изо рта сигарету и сплюнул за борт. Рой, стоящий рядом, не смотрел на поединок морских тварей. Он приглядывался к оставшимся косаткам, словно прикидывал, как бы половчее засадить гарпун в бело-черный бок.

Андроид сразу понравился Колдуну – ни дать ни взять игрушка из военного набора, с лицом актера двухмерного кино… Рутгер, Рюгер? На его десантном комбезе не было знаков различия, но для рядового Батти держался слишком уверенно. Вместо того чтобы отсалютовать человеку, андроид протянул ему руку.

Хантер тоже был хорош в своем роде – ковбойская рубашка, узкие потертые джинсы и щегольские сапоги, мало подходящие для пеших прогулок. На его широком кожаном поясе висела фляга. К этому бы шляпу да в салун, к развеселым девкам, но коротко остриженные, русые с проседью волосы охотника покрывало вылинявшее кепи. Кепи сдувало ветром, и охотник то и дело уморительно хватался за козырек. Говорил он с мягким акцентом американского юга, однако слишком уж тянул гласные, отчего акцент казался не натуральным, а старательно поставленным.

А вот Колдун, похоже, лесному рейнджеру не понравился. Насладившись гибелью косатки, охотник сощурил блекло-голубые глаза, прикурил новую сигарету и процедил:

– Не врубаюсь. Ну ладно он… – Тут охотник ткнул сигаретой в сторону Роя. – Полезная железяка. Но ты, сосунок, на кой нам сдался? Учти, будешь проситься к мамочке – брошу тебя в лесу.

Колдун мягко улыбнулся:

– Называя мистера Батти железякой, вы заблуждаетесь. Андроиды на девяносто пять процентов состоят из биологических тканей, а генетически мало отличаются от нас с вами.

– А теперь повтори эту чушь еще раз, нормальным языком, – окрысился Хантер.

И Колдун бы несомненно повторил, но наметившаяся ссора так и не состоялась. Выкрашенная серой краской дверца, ведущая на мостик, открылась, в проеме показался Вечерский и махнул им рукой. За спиной у него маячил офицер в британской летной форме. На палубе началось шевеление – похоже, «Адмирал» менял курс. На западе сплошной стеной поднимался туман, а за туманом были поросший соснами берег и тысяча островов в устье большой реки.

– Скат, Скат, я Робинзон. Скат, я Робинзон, отвечайте. – Батти опустил рацию и покачал головой. – Нет связи.

Прислонившийся к перевернутому вагончику Хантер скривился:

– Сможешь ее починить?

– Дело не в рации, сэр. Что-то глушит сигнал. – Андроид сунул прибор под нос Хантеру и ткнул пальцем в экран. Судя по его дальнейшим словам, на экран Рой вывел карту местности. – Здесь, в районе Барри. Мощный генератор помех. Пока его не отключим, связи с кораблем не будет.

– Тогда поехали в Барри.

Колдун лежал на спине и смотрел вверх. Вверху повисли перистые облака, подсвеченные закатным солнцем. Снегопад из перьев кончился. Сбросив вертолет с принадлежавшего им неба, чайки утратили интерес к разбитой машине и к людям. Стая разлетелась, лишь несколько жирных птиц расселись по опорам и искореженным рельсам «русских горок».

Вертолет рухнул в парке аттракционов Парамаунт-Канада-Уондерленд. В бывшем парке.

Четыре года назад основной удар британских ВВС пришелся на центр Торонто. Армейская верхушка давно планировала вернуть западный материк в лоно Британской империи, и время и место показались подходящими. Жители Торонто либо погибли, либо бежали в Европу, либо разбрелись по лесам, а химерам северное побережье озера Онтарио почему-то не полюбилось. Как плацдарм для будущего наступления район был почти идеален. Два гражданских и несколько военных аэродромов с уцелевшими во время беспорядков посадочными полосами могли принять все необходимые грузы. Требовалось лишь освободить дороги для прохождения бронетехники, и путь открывался не только к канадским городам, но и – через Ниагарский мост – к Буффало, Бостону и Чикаго.

Первая часть операции прошла на ура, а вот затем дело застопорилось. Монстры волна за волной хлынули в зачищенный андроидами район. Грузовые самолеты разбивались при посадке – обезумевшие птицы кидались в турбины. Урсы и менее страшные, но более многочисленные бурые медведи-мутанты поперли с севера. Даже обычные черные городские белки вдруг стали разносчиками чумы. Словно некто объявил всеобщую мобилизацию химер. Обезумевшая природа сознательно и планомерно давала отпор войскам. И людям пришлось отступить. Уходящие десантники в отместку сожгли все, что еще не успело сгореть, и город окончательно превратился в руины. Возможно, тогда сгорел и парк.

Если честно, в таком виде Колдуну Земля Чудес нравилась всяко больше. Перекрученные рельсы «русских горок» и погнутые опоры «шотгана» напоминали детали гигантской головоломки. Они скрипели и пели на ветру. Подпевали ржавые кабинки, нежно похрустывало битое стекло, синкопой гремели двери уцелевших киосков. Прекрасная, гармоничная музыка одиночества, вписанная в ветреный закат. Колдун бы с удовольствием задержался здесь подольше, ведь мертвое железо устроило концерт специально для него… К сожалению, Колдун был в парке не один. Двое, переругивающиеся у него за спиной, портили все удовольствие. Предметом спора был Вечерский. Колдун поморщился и вернулся к объективной реальности, данной нам в ощущениях.

Андроид уже успел выгрузить из разбитого вертолета оружие и снаряжение. Сейчас на его огромном рюкзаке лежала винтовка М16-ТК, гибрид огнестрела и лазера. А Хантер свой карабин сразу закинул за плечо. Небольшой пневматический арбалет и нож в широких ножнах он не снимал с пояса и в вертолете. Фляжку охотник держал сейчас в руках и время от времени делал щедрый глоток.

Мертвого пилота Батти оставил в машине, а Вечерского вытащил и уложил на лист фанеры. Еще угадывался на фанерке полинявший рисунок – большой рожок мороженого. Сейчас рожок перечеркнула красная полоса.

Вечерский лежал, глядя в небо блеклыми голубыми глазами. Веснушчатое лицо побелело, и оттого особенно яркими казались рыжие негустые волосы. Из груди раненого высовывался металлический штырь. Судя по лопающимся на губах Вечерского кровавым пузырям, железка пробила легкое.

Рой Батти сидел на корточках рядом с умирающим. Комбез спереди испятнало бурым – испачкался, пока тащил Вечерского. Сам андроид не получил ни царапины. У Хантера все еще кровила то ли рассеченная, то ли прокушенная губа, а у Колдуна немилосердно ныли отбитые ребра.

Вечерский снова захрипел. Кровавая пена изо рта выступила обильнее, и вокруг железного прута запузырилась кровь. Колдуну в голову пришла мысль об эскимо на палочке. Эскимо без глазури, истекающее малиновым сиропом…

– Надо ввести ему обезболивающее, – сказал Батти.

Хантер фыркнул и отвернулся. Андроид поднял голову:

– У вас есть другое предложение, сэр?

– Нет. Хоть всю аптечку ему вколи, мне-то что?

У меня задание ясное – найти бабу, приволочь на корабль либо ее, либо вытяжку ее РНК. Забрать то, что мне причитается. И свалить. Вы, два клоуна, мне для этого не нужны.

– Мы не можем вернуться на корабль без связи и без транспорта.

– Это ты не можешь, железяка хренова. А я все могу.

От их перепалки трещала голова. Колдун отвернулся, ища, как бы отвлечься, и кое-что заметил.

В парке были не только люди. От развалин «Макдоналдса» тянуло чем-то веселым и диким.

Колдун поднялся, засунул руки в карманы плаща и зашагал к «Маку». Остальные двое, кажется, не заметили его ухода. Он шел по дорожке, пиная осколки стекла и куски окалины, вдыхая запахи давнего пожара и все еще продолжающегося тления. Временами Колдун поднимал голову и глядел на черные ребра аттракционов и белый, робкий пока еще ломтик луны в синеющем небе. Рядом с луной разгоралась маленькая звезда.

Золотые арки «Мака», как ни удивительно, не пострадали. Две светлые дуги, а ниже скелет здания с одной устоявшей стеной. Оплавившийся пластиковый клоун валялся на спине у входа и тоже любовался луной. А в самом здании уцелела детская игровая площадка. Странно, но не сгорели ярко-красные маты, кубы и пирамидки, не сгорела веселая красно-синяя горка. С горки катилось существо. Но прежде чем Колдун разглядел существо (хотя и не прежде чем почувствовал), он ощутил густой нашатырный запах.

Человек пришел с подветренной стороны. Должно быть, обоняние существа притуплял собственный мощный аромат, потому что зверь заметил пришельца не сразу. Приземистый, эдакий мохнатый коврик на ножках – но ростом с хороший журнальный стол – с печальной треугольной мордой и бело-черными боками, зверь катился с горки. Неподалеку два его приятеля терзали красную пирамидку. Зубы у приятелей были как пилы. От пирамидки летели клочья искусственной кожи.

Звери Колдуну понравились. Веселые такие зверюшки…

Он шагнул вперед, чтобы рассмотреть резвящихся тварей получше, как вдруг что-то сильно дернуло его за ногу. Колдун рухнул на разбитую плитку дорожки. Перед глазами оказалось обтянутое кожаной курткой плечо, и Хантер прошипел:

– Ты что, чокнутый? – У плеча торчал ствол карабина.

– Не стреляйте, – попросил Колдун. – Они же просто играют.

Но твари уже не просто играли. Та, что скатывалась с горки, ощерила зубастую пасть и резво понеслась вперед. «Так, наверное, атакует акула», – подумал Колдун, глядя на треугольник зубов, и только секунду спустя вспомнил, что акулы для атаки переворачиваются на спину.

Над ухом грохнул выстрел. Тварь кувыркнулась и зарылась мордой в обломки. Две ее товарки уже спешили на помощь, визжа и источая зловоние. Над головой Колдуна простучала очередь, остановившая бег тварей – но поздно. Развалины вскипели черно-белыми горбатыми спинами.

– Сматываемся! – заорал Хантер и рванул Колдуна за локоть.

Над парком заметалось эхо. Андроид бил без промаха, короткими очередями, однако тварей было много. Вся округа кишела ими, они перли спереди и с боков. Колдун прищурился, отыскивая самую крупную. Ага, вот он, коренастый, почти квадратный самец. Мощная грудь, короткие кривые лапы с длинными когтями, широкая оскаленная пасть. Колдун сосредоточился. Зверь развернулся и цапнул ближайшего к нему кореша за холку. Затряс головой, как терьер, ломающий хребет крысе. Жертва взвизгнула и рванулась, оставляя в зубах нападавшего кровавые ошметки шкуры, а Колдун уже переключился на следующего. Новый зверь умело вспорол соседу живот. На грязный бетон хлынули кишки. С дюжину черно-белых хищников отвлеклись от людей и кинулись добивать упавшего. В воздух полетели багряно-черные внутренности, кольцо пожирателей сомкнулось. Добиваемая скотина орала. Вскоре на месте игрового зала «Макдоналдса» катался полосатый, воющий и визжащий клубок.

Когда Колдун развернулся к товарищам, в лоб ему смотрело дуло карабина. Хантер, оскалившийся, мертвенно-бледный в наступивших сумерках, пятился и бормотал:

– Мутант… Тварь из леса. Один из этих, а?

Колдун на всякий случай поднял руки и пояснил:

– Я родился в городе.

Это не помогло. Наверное, рейнджер нажал на спуск, потому что громыхнул выстрел. Но сам охотник уже валялся на земле, а его карабин был в руках у Батти. Хантер вытаращился на андроида:

– Ты на кого руку поднял, сука?

– Простите, сэр, но мой приоритет – защита человеческой жизни…

– Я родился в городе, – повторил Колдун. – Предки работали на фабрике по производству «Вельда», ну и вот… Так получилось.

– Сэр, – с издевательской вежливостью проговорил солдат. – Не важно, где вы родились. Но если сейчас не пошевелите ногами, умрете вы здесь.

С юга, со стороны города, раздался вой. Кажется, к бело-черным спешило подкрепление, а может, это был кто-то новенький.

Батти, все еще сжимая в руке карабин – винтовку он закинул за плечо, – вздернул Хантера на ноги. Охотник трепыхнулся, но хватка у андроида была железная.

– Карабин отдай, – буркнул Хантер, отводя глаза. – Не буду я в него стрелять.

Поколебавшись не больше секунды, Батти вернул охотнику карабин. Стрелять тот и правда не стал, но, когда они отступали по дорожке, мимо мертвого тира, мертвых аттракционов и мертвой горы, следил за Колдуном, а не за сцепившимися в обломках «Мака» химерами.

А с Вечерским надо было решать. Сгустились сумерки, от земли пополз туман, и вой на юге стал заметно сильнее. Вверху зелено мерцали кабинки колеса обозрения, с которых еще не полностью слезла фосфорическая краска. Вороньим гнездом темнел запутавшийся в «русских горках» корпус вертолета.

Раненый все не умирал, хотя по замыслу давно должен был захлебнуться собственной кровью. Черная корка почти залепила рот, и андроид периодически счищал ее гигиенической салфеткой. Колдун подозревал, отчего Вечерский держится так долго, но высказывать подозрения не собирался. Андроид и Хантер опять препирались.

– Я не могу бросить человека, – сказал Батти.

– Программа не позволяет?

Андроид не ответил.

– Ладно. Не можешь бросить – грузи на мотоцикл, и почесали отсюда.

Из четырех мотоциклов, входивших в снаряжение отряда, два пережили падение и сейчас стояли у чертова колеса, сцепившись рулями.

– Его нельзя трогать, сэр. Он умрет, – упрямо повторил Батти.

– Да он и так покойник!

Вздохнув, Колдун присел на корточки рядом с Вечерским и положил ладонь ему на лоб. Раненый захрипел. Охотник стремительно обернулся:

– Эй, гаденыш мутантный, ты чего с ним делаешь?

Вечерский мучительно пытался что-то сказать. Колдун поднял глаза:

– Он хочет, чтобы мы оставили его здесь.

– Так ты и людей, сучара, читаешь?

– Не людей. Не всех людей. Тех, кто подключен к «Вельду».

Хантер недоуменно моргнул, и Колдун добавил:

– Это вроде компьютерного интерфейса.

– Пацан, «Вельд» – это дурь. И в башке у тебя дурь.

Раненый дернулся. Глаза его закатились.

– Он что-то транслирует, – тихо сказал Колдун. – Я не знаю, кому и куда.

Рука Вечерского шевельнулась, принялась ощупывать землю вокруг. Колдун подсунул под шарящую руку осколок стекла. Сжав осколок и по-прежнему не открывая глаз, Вечерский с силой выцарапал на фанере «ОСТА». Буквы вышли кривыми, едва видными в последнем дневном свете. Пальцы умирающего разжались, выронили осколок.

– Откуда я знаю, что это не ты всунул ему в башку? – сварливо спросил Хантер.

– Вы же сами хотели его бросить.

Андроид молча подошел к мотоциклам и принялся приторачивать груз. Хантер поглядел на это, плюнул и злобно бросил:

– Как хотите. Придурки.

– А я не умею ездить на мотоцикле, – сообщил Колдун.

Батти обернулся:

– Сядете со мной. И вот еще… – Он подошел, на ходу расстегивая поясную кобуру с «береттой». – Стрелять умеете?

– Умел когда-то. – Колдун предпочел не уточнять, что стрелял лишь в компьютерном симуляторе.

Андроид протянул ему пистолет:

– Положите куда-нибудь, чтобы можно было быстро достать. С предохранителя не снимайте.

Колдун сунул «беретту» в карман и порадовался, что у него в плаще такие большие карманы. И подумал, что неплохо бы во что-нибудь пострелять.

Вечерского они все же не оставили на съедение тварям. Поднатужившись, Батти перевернул одну из вагонеток детской железной дороги и накрыл ею раненого, как колпаком. Или крышкой саркофага. Колдуну показалось, что последний взгляд Вечерского из-под края вагонетки был благодарным – но в темноте легко обмануться.

Андроид ловко оседлал мотоцикл. Колдун пристроился сзади и, хихикнув, вцепился Батти в плечи. Плечи были тверже железа, все пальцы обломаешь.

На соседней «ямахе» сгорбился Хантер, карабин за плечом, сигарета в зубах. Машины взревели. Вспыхнули белые лучи фар. Огибая развалины, они промчались к разрушенной арке входа, вылетели из парка и понеслись на северо-запад, к шоссе, ведущему в населенный пункт Барри.