Текст книги "Весточка. О счастье. Цикл «В погоне за счастьем». Книга вторая"

– У меня младший юрист, ты же в курсе. Сродни адвокату дьявола. В своё время и не такое урегулировал, – пожимает плечами, выказывая долю поддержки. – Если, что понадобится…

– Спасибо, я помню, – киваю, с трудом улыбаясь в ответ. – Не знаю понадобится ли…

– Когда он возвращается? – сбивает с толку стальным голосом, выбивая оставшуюся почву из-под ног.

– Скоро, – цежу, буквально сквозь зубы, ощущая мандраж, что проходит по телу от одной только мысли об этом. И страх. Животный страх, что могу потерять то, что ещё даже не обрела и в зачатке.

– Собери всю волю в кулак и не смей юлить, – выводит жёстко и четко. – Ни одни отношения не выдерживают испытания ложью. Расскажи ему обо всём сразу. Ты сильная девочка. Слишком много прошла и выдержала на пути своего становления. Не позволяй страху разрушить всё, к чему так долго стремилась.

– Как бы ты поступил на его месте? – проговариваю тихо, глядя с надеждой в глубокие, серьёзные глаза.

– Если бы любил, – выводит тихо и вдумчиво, – Постарался бы принять и понять. Ты сглупила, конечно, сразу не рассказав ему о беременности. Растянула до нельзя это молчание и выжидание. Искалечила этими недомолвками не одну психику. Но сейчас мы имеем то, что есть. И повторюсь. Ты потеряешь всё, если не будешь предельно откровенна.

– Я тебя услышала, – сглатываю, пытаясь вернуть на губы улыбку, наблюдая появившегося в дверях Верховцева.

– Где моя прелесть? – переслащено нежно проговаривает молодой отец, не сводя взгляда с дочери. И у меня вновь всё переворачивается внутри, созерцая эту картину.

Забирает на руки, зацеловывая детское личико. Шикая в мою сторону:

– Кусь, напомни подружке о том, что, если выставит эти фотографии в сеть-меня четвертуют.

– Боишься получить очередной втык от отца? – уточняю, устало, бросая мимолётный взгляд на Сергея. Тот лишь кивает в ответ, убеждая в полном контроле над ситуацией.

– Боюсь, что моя благоверная лопнет от зависти, увидев рядом со мной такую красавицу, – смеясь выводит Верховцев.

– Лизка закупила нарядов минимум до года, – поясняю тихо.

– Я говорил не о дочери, – заявляет резонно, не стирая из голоса нотки веселья. – Пошлите. Нас уже ждут, да и к тому же я зверски голодный.

Следую за ними, уточняя на ходу:

– Дим, ты отвезёшь утром маму? Мой вылет в пять. Надо будет ещё подготовить вам все необходимые вещи.

– Конечно-конечно, – проговаривает скороговоркой, обращаясь с улыбкой к ребенку. – А потом мы вместе с тёть Машей поедем к моим родителям. Надо же их приучать к тому, что в моей жизни появилась вторая любимая девочка.

– Я тебе уже говорила, что это не лучшая идея, – захожусь в лёгком негодовании. – Надеялась, что вы останетесь здесь и…

– Кусь, не заводись, – фыркает в сторону. – В доме родителей полно места и мне необходимо, чтобы они наконец познакомились и приняли мою дочь. К тому же, если бы ты поехала на пару дней, вопрос другой. Я бы отмазался. Но за четыре меня объявят в розыск, как без вести пропавшего. А так и овцы целы и волки сыты. Да и тетя Маша будет всегда рядом со мной. Я обо всём договорился, – заверяет уверенно, продолжая с ухмылкой. – Папаше пора привыкать к новой наследнице. Она, конечно, заметно моложе его вездесущих пассий, но уверен, что в такую малышку он, раз и навсегда, влюбится с первого взгляда.

«Этого я и боюсь» – хочется сказать в ответ. И ещё, чтобы с ней, не дай Бог, ничего не случилось.

Мария Тимофеевна усаживает всех за стол, без труда справляясь с ролью хозяйки дома. Согревает улыбкой, уводя от пагубных мыслей. Заверяя попутно, что переживать и беспокоиться о чем-то мне вовсе не стоит. К моему завтрашнему отъезду у неё всё готово. Мне остается лишь досконально продумать свой, а остальные дела послушно переложить на её крепкие плечи.

Приобнимаю в ответ, произнося тихое «спасибо». Не замечая попутно, как рядом скользит фотограф, запечатляя на камеру кратковременные моменты.

Димка присаживается рядом. Забираю на руки дочь, не мешая ему вести светскую беседу с моей мамой. Она, как и прежде принимает его как родного; смеётся над шутками; заваливает тысячью вопросов о работе и самочувствии; заботясь, высказывает свои переживания по поводу его физического и морального здоровья. В общем, мама есть мама. И она действительно любит Димку, считая его не меньше, чем сыном.

Мирное застолье идёт своим чередом. Негромкие тосты за здоровье и счастье «именинницы» переходят в разговоры о существенных темах. «Фотосессии», что периодически устраивает фотограф с одним или несколькими гостей, проходят без напряжения, не отвлекая от основного повода, по которому собрались присутствующие.

Алиса терпеливо «позирует», доверчиво идя на руки к знакомым ей людям, а я с улыбкой отлавливаю взгляды, обращённые на эту крохотную девочку, окутанную всеобщим обожанием и любовью.

Спустя недолгое время забираю на руки дочь. Устав от всеобщего внимания, она кряхтит на руках, порываясь негромко заплакать. Аккуратно выхожу из комнаты, стараясь никому не мешать. Медленно следую в детскую, тихо напевая на ходу успокаивающую колыбельную.

Присаживаюсь на диван у окна, покачивая на коленях малышку, что на глазах засыпает от творящейся вокруг суматохи. Поглаживаю короткие шелковистые волосики, маленькое пухлое личико, с улыбкой допевая последние ноты. Димка подходит беззвучно, присаживаясь рядом на корточки. Приподнимаю взгляд, отвечая ему тихой улыбкой. Прикрывая глаза от плавного прикосновения пальцев к своей щеке, которые не в силах убрать, не потревожив спящего ребёнка.

– Дим, я…, – вывожу напряжённо, не успевая опротестовать и стереть с губ улыбку до того, как его губы накрывают мои. Мягко. Плавно. Болезненно сладко. Без лишней пошлости. Можно сказать, «целомудренно» нежно. И, в то же время чувственно. Прокалывая губы потоками электрических иголок. Отстраняюсь излишне резко, понимая, что сейчас это всё в корне неправильно. Я не должна позволять ему приближаться так близко. Давать повод для надежды и какого-то ожидания…

– Отличный кадр, – удовлетворительно заявляет фотограф, любуясь завершенной работой. Ошарашенно распахиваю глаза, переводя взгляд на порог комнаты. – Одна из лучших фотографий этого вечера, – комментирует собственное довольство.

– Сгинь отсюда, – командует Димка, прожигая взглядом дыру в смутившемся молодом человеке.

– Давай уедем куда-нибудь втроём на пару-тройку дней? – выводит в тихом бешенстве, обращаясь ко мне, то и дело возвращаясь взглядом к приоткрытой двери и пустому проёму. – Подальше от всех и вся. Чтобы никто ни на что не влиял и не портил.

– Вот вы где! – выпаливает довольная Лизка, цепляя Верховцева озорным взглядом.– Я отпускаю фотографа или хотите продолжить?

Мягкая игрушка пролетает в ответ чуть выше её головы, вызывая звонкий смех неугомонной гостьи, что старается исчезнуть так же бесследно, как и её предшественник.

Привстаю, испытывая неловкость. Перекладываю спящую дочь в кроватку, ощущая тяжёлую руку на своей талии.

– Кусь, – протягивает тихо, обдавая шею горячим дыханием.– Ты не ответила.

– Дим, я завтра улетаю, – шепчу тихо. – Позволь мне изначально сосредоточиться на одном деле. И, пожалуйста, давай закроем тему о нас. Мне сейчас совсем не до этого.

– У меня скоро крышу снесёт, – выводит зло, опаляя яростью кожу. Сжимает руку сильнее, спиной вдавливая в себя. – Я задолбался сдерживаться и подстраиваться под все обстоятельства.

– В квартире гости. Веди себя прилично, – взываю к остаткам совести, выбираясь из плотного захвата.

– Только этим и занимаюсь последний год. Аж осточертел сам себе в попытках всё сделать «как надо».

– Я не снимаю с себя ответственности за происходящее, – цежу сухо, ощущая нервную дрожь, разрастающуюся внутри.

– Но и не предпринимаешь попыток к урегулированию, – заявляет с резким смешком. – Давай сегодня сниму номер в отеле. Наконец останемся наедине и сведём на нет все твои ярые попытки к бегству. Пара-тройка оргазмов явно расставят всё по местам!

Ударяю его в грудь, пытаясь призвать к адекватному поведению.

– Прекрати сводить всё к сексу, – цежу полу шепотом. – Отношения, насколько ты помнишь, складываются не только из него. И наши вечные ссоры тому подтверждение.

– Это потому, что трахаться надо чаще, чтоб мозг не переключался на всякую дурь о том, что где-то, да с кем-то может быть ещё лучше, – шипит в ответ.

– Потренируйся с женой, может получится и ко мне претензии в корне иссякнут, – заключаю нервно, под его звучное «тшшш».

Затыкает рот поцелуем, сжимая скулы руками. Заключая в тиски, из которых по своей воле не выбраться. Стараюсь не отвечать, он же в протест лишь усиливает напор, требуя подчинения жёстко и властно.

– Анжелика, у тебя пропущенный звонок…, – проговаривает мама, спохватываясь на окончании фразы. – Неважно. Разберёшься позже. Номер не определён.

Хватка ослабевает, и я моментально отступаю назад, совершая глубокий вдох. Сверлю его взглядом, выслушивая в ответ уморительное:

– У тебя восхитительная мама. Ни одного лишнего вопроса. Знаешь, думаю, если бы она застукала нас в более не презентабельном виде– реакция была бы та же.

Не успеваю высказать своё недовольство, наблюдая, за последние полчаса, очередного советчика в дверном проёме.

– Тук-тук, – опирается на косяк Лизка, отвечая на мой смурной вид своей ослепительной улыбкой. – Мой подарок доставили. Не хотите взглянуть? Уверена, что видеть подобного вам ещё в жизни не представлялось.

– С удовольствием, – цежу сквозь зубы, бросая яростный взгляд на Верховцева. Настроение в корне испорчено и ни о какой радости от распаковки подарков говорить не приходится.

– Вдвоем, – подначивает Лизка. – Я конечно же старалась произвести вау-эффект, но подобного сама не ожидала! Хотя бы одному из вас точно должно понравится!

– Интуиция подсказывает, что не мне, – улыбаюсь, кривясь.

– Да, брось, Вест, – увлекает за собой подруга. – Пошлите быстрее!

Выходим, обнаруживая на диване широкий узкий прямоугольник, упакованный в подарочную бумагу и перевязанный ярким, пышным бантом. По виду картина. Сложно представить что-то ещё.

– Я надеюсь ты написала её сама, – комментирую мягко, аккуратно вскрывая подарочную упаковку. За моей спиной, в ожидании все собравшиеся, за исключением именинницы.

– Я её оплатила и за сверхскорость изготовления пришлось порядком потратиться, – выводит с осторожностью, смеривая взглядом мою реакцию.

Напрягаюсь, снимая оставшуюся упаковку. Поджимаю губы, вглядываясь в изображении. За спиной раздаётся глубокий вздох. Кажется, первая отреагировала Мария Тимофеевна. И, по-видимому, слова подобрать не смогла, или же решила отмолчаться, выслушав изначально общее мнение.

– Лизк, я говорил, что люблю тебя? – задорно выводит Верховцев, обращаясь к притихшей подруге.

– Разве что по юности и то в шутку, – отвечает бесстрастно, наверняка дожидаясь реакции остальных. И моей. Которую стараюсь сдержать где-то глубоко внутри, не спеша поворачиваться лицом к гостям.

– Это я зря, – расплывается в довольстве Верховцев, добавляя в голос бархатистые нотки. – Закажи мне такую же. Повешу в родительском доме, на радость гостям. Кстати, здесь тоже необходимо найти под неё самое почетное место. Предлагаю повесить так, чтоб упираться взглядом уже с порога.

Натянуто улыбаюсь, проговаривая тихо:

– Спасибо. Сюрприз удался.

– Очень красивая фотография, – подхватывает мама, ища поддержку в моих глазах. Киваю, отходя дальше. Со стороны действительно мило. Однако, вблизи, бросаются в глаза, значимые детали.

– Прости, я не удержалась, – процеживает подруга, одаривая извинительной улыбкой. – Фотограф был прав – это самое залипательное фото вечера.

– Я поняла чью сторону ты заняла, – замечаю посредственно, сдерживаясь от того, чтобы высказать лишнее. Даже если не брать в расчет, что впечатление, создаваемое этим фото в корне обманчиво, для чего выставлять на показ то, что должно оставаться интимным?

– Отлично смотримся вместе, – шепотом подбадривает Верховцев, приобнимая из-за спины.

– Это расхожее мнение, – заявляю открыто. – Смею согласиться, так как никогда не имела глупой привычки спорить с толпой.

Прищуривает глаза, наблюдая мою попытку не слишком резко убрать с себя его руку и отодвинуться на шаг в сторону. Качает головой, едва касаясь губами щеки и удаляется вслед за Лизкой, что решила выдержать небольшой перекур.

Мама и Мария Тимофеевна, переглянувшись, так же покидают комнату, удаляясь в сторону кухни.

– Своей принцессе так же спускаешь с рук любые шалости? – стараясь сохранять голос спокойным, уточняю у мужчины, подошедшего ближе, не отрывая взгляда от фото.

– На многое приходится смотреть сквозь пальцы, – усмехается, в миг убирая улыбку. – Только в отличие от неё я излишне дотошно подмечаю детали и не могу отказать себе в удовольствии анализировать увиденное по частям, а не умиляться всему внешнему виду.

– И что ты видишь в этой идиллии? – интересуюсь, закусывая дрожащие губы.

Повторно усмехается, выводя тише:

– Я советовал тебе быть искренней. Постарайся воспользоваться этим в полной мере. Не так трудно объяснить или придумать правдоподобную историю появления этого снимка. Сложнее обратить внимание человека на нюансы, которые мешает видеть созерцание полной картины, – ласкает слух, лёгкой хрипотцой голоса, позволяя слегка расслабиться и вздохнуть в полной мере. – Допустим, при ответе на нежный поцелуй так сильно не напрягают губы и руки; глаза на снимке не плавно сомкнуты в ожидании чего-то приятного, а скорее зажмурены от неожиданности. Уверен, последующий кадр подтверждает мои слова. Можешь запросить слить исходники, чтобы иметь на руках веские козыри. А вообще… Отучись оправдываться перед кем-либо. В любых отношениях важно не лгать. Тогда не придется доказывать, что ты не «козел», хотя большинство и твердит об обратном.

– Серёж, я боюсь, – шепчу тихо, отворачиваясь к столу. Совершая приличный глоток воды в желании орошить пересохшее горло.

– Любовь – это ходьба по острию ножа, – выводит надменно. – Думаешь я никогда не боялся оступиться?

– И всё же продолжаешь движение, в отличие от меня.

– Выверяю шаги, – по-дружески похлопывает по плечу, замечая более мягче: – Где-то необходимо замедлиться; где-то ускориться в бег, но порой необходимо даже отступить назад, чтобы оценить со стороны предстоящий путь. Это позволяет позже пройти его без потерь или свести их к минимуму. Твой бывший собственник и он не сдастся без боя. Старайся избегать ситуаций, которые неподвластны твоему контролю.

Наливает бокал вина, протягивая в мою сторону. Отказываюсь, поясняя резонно:

– Я не пью алкоголь больше года и боюсь даже представить, как повышение градуса в крови повлияет на моё моральное состояние.

– Правильно, – выводит в ответ. – Я тоже придерживаюсь одного мудрого правила: пить надо с радости, ежели пить с горя– сопьешься.

Киваю, слыша плач дочери. Ухожу заниматься кормлением и прочими заботами в надежде избавится от осадка, что жжет изнутри от сложившейся ситуации.

К нашему возвращению, за столом ведётся размеренная беседа. Гости попеременно нахваливают кулинарный талант Марии Тимофеевны и умиляются проснувшейся имениннице. Всё как обычно, и я стараюсь не думать о большем, стойко выдерживая собравшуюся компанию до наступления вечера.

Дом пустеет. Мария Тимофеевна прощается с нами до завтра; мама занимается лёгкой уборкой; я собираю чемодан, пытаясь продумать каждую деталь необходимого гардероба; Димка, возится с дочерью, заметно обидевшись на отказ приютить его на ночь. С приходом темноты провожаю и его до двери, договариваясь о времени завтрашнего приезда.

Всё. Можно выдохнуть. Постараться уснуть и настроиться на иной лад перед отъездом. Уже в полудрёме вспоминаю про звонок. Нехотя встаю, пытаясь припомнить место, где лежит телефон. Чуть за полночь. Пролистываю входящие, не натыкаясь на пропущенный. Будить маму и переспрашивать глупо. Только… Внутри опять свербит странное чувство. Отрешаюсь, решая разобраться завтра. Утро вечера мудренее. Вроде так говорят. Всё может обождать…

***

Крепкий кофе с ложечкой кардамона. Прикрываю глаза, отпивая щедрый глоток, как только дымок от чашки становится немного слабее.

Мама в который раз уточняет о том, не следует ли ей остаться на время моего отъезда? Тактично отказываю, уверяя, что мои «помощники» справятся с поставленной им задачей.

Между делом, спрашиваю по поводу вчерашнего звонка, натыкаясь на полное недоумение, отражающееся на лице: «да, был»; «номер неизвестен»; «не знаю, почему он не виден». Пытаюсь осмыслить всё сказанное, убеждаясь, что внутри появляется явная червоточина, заставляющая искать неувязки; лишний раз отмечать изменения мимики; сканировать поведение на предмет подозрительности. Как же хочется вместо этого тишины и спокойствия…

Шесть тридцать. Рассвет едва освещает тёмное небо. Накинув мягкий халат, стою перед окном, выстраивая в мыслях план предстоящих действий. Выверяю каждый пункт, отмечая для него определенное время. Чтобы действовать спокойно и четко нельзя терять драгоценные минуты на суету. Необходимо сейчас разложить всё по полочкам; определиться в приоритетах исполнения каждого дела.

Димка обязался приехать к восьми. Обернуться до вокзала и назад возможно в течении полутора часа. Следовательно, с десяти до двух мне необходимо разобраться со всем оставшимся и успеть привести себя в идеальный порядок. Самолёт в пять. В два необходимо выйти из дома. В лучшем случае прогуляюсь по duty free, в худшем-прибуду в аэропорт вовремя.

Мама проверяет вещи, что собраны внучке для «переезда». Горы сумок складируются у порога детской комнаты в то время, как я уезжаю с небольшим чемоданом.

Димка заявляется на полчаса раньше. Усталый. Небритый. Невыспавшийся. «Падает» за стол, требуя плотный завтрак и двойную порцию кофе. Мама тут же спешит исправлять ситуацию. Я же стараюсь держаться нейтрально. В приоритете дел на сегодня отсутствует пункт вести себя с ним лояльно и мягко. Данная линия поведения убеждает его в чём-то большем, нежели есть, между нами, на самом деле. Всё, итак, слишком сложно, а пустые надежды способны лишь отправить наши жизни.

– Не подозревал, что, в подобном возрасте, буду рад несколько дней пожить у родителей, – протягивает Верховцев за чашкой кофе, отъедаясь омлетом с беконом. – Оказывается, когда тебе имеют мозг две женщины – сразу-это то ещё удовольствие.

– Заведи любовницу, – произношу я мимоходом. – Почувствуешь разницу. Их станет три.

– Анжелика, ну что ты издеваешься над бедным мальчиком? – пресекает дискуссию мама. – Димочке, итак, нелегко в сложившейся ситуации!

– Конечно, – поддакиваю, выдавливая из себя улыбку. – Прошу извинить за моё неуместное чувство юмора.

– Нелли Борисовна, – умиляюще сладко выводит Верховцев, обращаясь к моей маме. – Ради всего святого прошу, дайте своё родительское благословение на то, чтобы я как следует выпорол вашу дочку! Вот никакого ж сочувствия у неё, да уважения к старшим!

Мама смеётся, подписываясь на всё, под этим умоляющим взглядом и открытой улыбкой. Я лишь презрительно фыркаю. Удаляюсь в другую комнату, не нарушая сложившейся между ними идиллии.

Спустя двадцать минут они готовы отчалить. Обнимаю у порога маму, интенсивно кивая на её уговоры звонить при первой необходимости в какой-либо помощи. Плавно выпроваживаю обоих из своего жилища, готовясь вздохнуть полной грудью, наконец обретя некое расслабление.

– Мне дали зелёный свет на все методы твоего перевоспитания, – озорным шепотом бросает Верховцев, поравнявшись плечом к плечу.

Не сильно ударяю в широкую спину, мысленно желая ему поскорее убраться подальше.

– Жди меня, и я вернусь, – парирует он с веселой улыбкой, отправляя в мою сторону воздушный поцелуй.

Излишне резко защелкиваю замок. С глубоким выдохом качаю головой. Прокручивая в голове строчку, некогда популярной песни: " и не спрятаться от него и не скрыться…". Отправляюсь на кухню, беззвучно моля о пощаде. Кофе. Крепкий кофе. Как единственный возможный аналог допинга в моей жизни. И желательно двойную дозу, пока есть возможность побыть наедине с самой собой и своими мыслями.

***

Два по очередных звонка в дверь. Бросаю взгляд на часы, отмеряя от отъезда мамы и Димки чуть более часа. Хмурюсь, спеша открыть раньше, чем трель разбудит дочь. Для чего было так спешить? И отчего не использовать ключи, зная приблизительный распорядок? После кормления дочери прошло совсем немного времени. Я надеялась спокойно проверить документы и успеть завершить последние приготовления за короткий момент тишины.

Отпираю дверь прежде, чем разражается очередной звонок. Буквально теряю дар речи, прирастая к порогу на несколько долгих секунд. Зажмуриваю глаза в желании убедиться, что это происходит наяву. Распахиваю ресницы, пьянея от бархатного голоса, выводящего что-то вроде приветствия. Мозг не справляется с обработкой информации, концентрируясь лишь на визуализации. Я слышу фон, в невозможности разобрать слова. Будто «оголодавши», ловлю жесты и взгляд; изменения мимики и улыбку. Сердце грохочет с безумной скоростью. Дыхание то учащается, то замирает. И не понятно как, будто упускаю некий момент, с какой-то сверхскоростью, после «полного торможения», преодолеваю дистанцию в разделяющий метр. Уже не заботясь о том, какое произвожу впечатление. Зацеловываю знакомые губы и щеки, беспрепятственно висну на шее мужчины, что стоит на пороге моей квартиры.

– Макс.…, я так боялась этой встречи…, – шепчу, не способная убрать с губ улыбку. Не двигаясь с места, утопаю в его объятиях. Льну ближе, отвечая на каждое незатейливое прикосновение.

– Пожалуй, я тоже, – согревает теплом, зарываясь пальцами в моих волосах. Прижимает к груди, с каждым вдохом пропуская через себя все те эмоции, что накрывают меня снова и снова, обдавая волной сверху донизу. – Возможно мне действительно стоило уехать, – констатирует с явной улыбкой, проникающей в голос. – Твоя реакция на встречу превзошла все мои ожидания.

– Сработал эффект неожиданности, – улыбаюсь, в то же время, испытывая лёгкую неловкость. – Прости, я не успела подумать перед тем, как…, – тушуюсь, отступая в сторону. Ощущая, насколько сильно пылают щеки. Кажется, за утро я так и не успела привести себя в благопристойный вид. Мягкий халат одет поверх короткой пижамы, а волосы наспех убраны в неопрятный хвост. Представшая перед ним картинка далека от идеала. И совсем не похожа на ту, которую я видела в мыслях сотни раз «прокручивая перед глазами» момент нашей встречи. – Как ты здесь…? – уточняю менее радостно, то и дело, прислушиваясь к тишине квартиры.

– Оказался? – дополняет спокойно. Поднимает с пола рюкзак, что стоит у стены, за дверью. Извлекает из него небольшой аккуратный букет, протягивая мне белоснежные цветы. Принимаю, обвивая себя руками. Кажется, в психологии подобная поза зовётся «закрытой». Да, только, выйти из подобного состояния сложнее, чем в него попасть.

Смаривает взглядом, уточняя с полуулыбкой:

– Уже можно сказать о том, что безумно соскучился или необходимо дождаться завершения контракта и штампа о снятии всех обязательств?

Молча киваю, закусывая губы. Подбирая про себя фразы, с чего начать разговор на тему всех изменений, произошедших со мной за время его отсутствия в моей жизни. И ни одна не годится. Всё, что приходит на ум, звучит наивно и глупо, не описывая в корне и доли из общей картины.

– Вчера днём мне согласовали выезд, – продолжает с некой аккуратностью, не давя на меня морально намеками или же наводящими вопросами. – Прилетел ночью. К девяти был у тебя на работе, так как не располагал новым адресом проживания. Пришлось заручиться предлогом: в срочном порядке передать тебе на подпись необходимые документы. Фирменный логотип DHL творит чудеса, а ваш секретарь настолько некомпетентна, что не стала даже пытаться перевести имя и адрес получателя, – улыбается, сохраняя серьезный взгляд, продолжая с долей веселья: – В итоге, с лёгкостью вооружился у неё твоим домашним. Приехал сразу, в надежде застать и не разминуться.

– Почему просто не позвонил? – уточняю в недоумении, пытаясь представить смогла бы я вчера его встретить, если бы знала точное время прилёта? И как…? Господи, всё слишком сложно. Мысли путаются, не завершая и единого алгоритма. Мои планы на сегодня; мой отъезд; его появление… Всё катится по наклонной, только я не хочу сейчас его отпускать. И не хочу думать о чем-то большем. Всё как-то меркнет по сравнению с тем, что он здесь. Сейчас. И, кажется, я готова отказаться от всего прочего. Пропустить рейс. Лишь бы урвать себе право на дополнительные часы и минуты.

Набирает мой номер. Нервы натягиваются, точно струна. Отслеживаю экран мобильного, машинально пытаясь припомнить, где оставила аппарат, что сейчас своей трелью разбудит дочь и нарушит тишину сонной квартиры. Глубоко выдыхаю, понимая, что звонок обрывается сразу, переходя на короткие частые гудки. Занято. Хотя, этого не может быть и в помине.

– Решил уточнить лично причину твоей неблагосклонности и попадания в черный список, – выводит любимый голос, отзываясь грустной улыбкой на моё остолбеневшее выражение лица.

– Мама…, – протягиваю, болезненно сглатывая. – Макс, ну почему она…? – выдаю риторически. Зажмуриваюсь, пытаясь выровнять дрожащее дыхание. Он обнимает, вновь прижимая к себе. И я, лишь, успеваю убрать в сторону руку, ограждая хотя бы цветы, на какое-то время, от неминуемой гибели. – Она вчера была у меня в гостях, – процеживаю безжизненно. – Сейчас Верховцев увез её на вокзал.

– Могу я войти? – уточняет задумчиво.

– Да, – срываюсь на дрожь, слишком часто кивая. Губы не слушаются, выводя большее. Голос осип. Нервы-канаты натянуты до предела. – Нам слишком о многом необходимо поговорить, – заключаю, стараясь не сорваться на слёзы.

– В моем распоряжении пара часов, – отзывается спокойствием, которое визуально даётся ему с наименьшим трудом.

– В моём и того меньше, – шепчу, заглядывая в глубокие глаза с кроткой надеждой на понимание. Меньше. Времени практически нет. В течение часа заявится Димка и что тогда? Мне необходимо всё объяснить. Только…, – Только, пожалуйста, сначала, поцелуй меня, как тогда на нейтральной, – прошу тихо. – Потому как, мне опять становится слишком страшно от нашей встречи, и я понятия не имею, чем она может закончиться.

Губы прокалывает сотнями игл. Напряжение, что скопилось внутри за это долгое время, переваливает шкалу за максимум. Пальцы, что ложатся на его шею, неустанно дрожат. Озноб, порождаемый страхом, настигает всё тело. Беспощадный холод буквально пробирается в каждую клеточку, уничтожая на своём пути всё живое. И его горячее дыхание, и теплые губы сейчас не способны растопить моё оледеневшее сердце. Замершее в этот момент, в ожидании глобального краха.

Всё не так. И я не могу отрешиться, целуя в ответ со всей страстью и нежностью. Между нами стена из лжи, которую не обойти очередным молчанием или притворством. Он здесь. Хочется мне этого или не хочется. И именно сейчас, надо расставить все точки над «i». Как бы ни было страшно и больно. Необходимо увидеть его реакцию и что-то решить. Для себя? За него думать бессмысленно.

– Пошли, -отстраняюсь, закусывая губы до боли. Вбираю его ладонь в свою руку, плавно вовлекая внутрь квартиры. Рюкзак, поднятый в коридоре, скидывается им у косяка двери. Рядом с кроссовками, что остаются на коврике. Запираю замок, откладывая букет на тумбочку. Проговаривая как можно спокойнее: – Мне необходимо тебя кое с кем познакомить.

– Ты завела питомца и хочешь заручиться его одобрением? – с осторожностью ёрничает в ответ, пробивая броню мягкостью голоса.

– Макс, я…, – останавливаюсь, преграждая ему путь. Нервно сглатываю, опуская глаза. – Помнишь всю ту ситуацию с мамой, её ложь Софии? После того как узнала обо всём этом, мы с Димкой сильно поругались и из отпуска я вернулась одна. Ты не сможешь себе представить, как я сожалела об упущенном времени и возможностях, ведь всё это время ты был рядом, а я…, – смахиваю слезы, продолжая тихо и, всё же с заметным надрывом.– Меня предали те, кому я столь безоговорочно доверяла. Я хотела сразу же приехать к тебе и во всем разобраться, но у меня отняли и этот шанс тоже…

– Для меня эти дни были адом, – констатирует с грустью. Голос становится тяжёлым, будто груз воспоминаний о прошлом так и не скинут с плеч. Ощутимая горечь утраты прожигает дыру в сердце, что пытается не разорваться от накала эмоций, перейдя со спокойного темпа в скоростной бег. – Первые дни я терпеливо ждал твоего появления на нашем месте. Тщетно пытался дозвониться, оправдывая тишину в ответ сущей занятостью. После рванул в столицу, сутки дежуря у твоего дома. Обрывал рабочий, пытаясь разобраться с тем, куда ты бесследно пропала. София пыталась помочь раздобыть информацию, но твоя мама была непреклонна. А спустя несколько недель ты заявила о свадьбе. – Усмехается, выводя болезненно тихо:– Мне казалось морально убить невозможно, однако, это было полное фиаско.

– Я остановилась у Лизки и жила у неё первое время, – отворачиваюсь зажмуриваясь. Сжимая кулаки, выдыхая гулом внутреннее напряжение. – Пыталась осмыслить их поступки и понимала, что не могу приехать к тебе в таком состоянии. После узнала, что беременна. Решение о свадьбе, насколько ты понимаешь, было очередной попыткой сделать всё «как надо». На меня вновь надавили со всех сторон с наставлениями «заткнуть подальше свои желания и чувства». Сопротивляться не было сил. И выбора тоже не предоставили.

– Лик, иди ко мне. Ты вся дрожишь, – просит шепотом, обхватывая со спины руками.

– Нет, – качаю головой, не в силах обернуться. Вбираю его руку в свою, протягивая болезненно. – Пошли. И, пожалуйста, не перебивай. Иначе я не смогу договорить.

Распахиваю дверь детской комнаты, упираясь взглядом в фотографию вчерашнего вечера, что Димка приставил к стене возле миниатюрной кроватки. Мужская рука сильнее сжимает мою ладонь и я, по наитию, зажмуриваюсь, ожидая услышать вопрос, на который страшусь дать неверный ответ.

– Что из того, что я знал о тебе за этот период было правдой? – выводит тоном, не требующем отлагательств.

– Всё, – заверяю тихо. – После разговора с тобой перед свадьбой я поняла, что не хочу стать подобием Димкиной матери. Не смогу и выкладываться по полной ради соответствия общепринятым нормам. Не смогу перестать бояться, что где-то и в чём-то не дотягиваю. Не смогу перестать думать о тебе и смириться с мыслью, что свадьба с ним, в моём положении, высшее благо, а далеко не ошибка.

Пронизывающая тишина делает пространство слишком зыбким. Наполняя ощущением, что стоит закрыть глаза, картинка перед глазами рассыпается тысячей пазлов. Исчезнет. Будто её вовсе и не было. Да, только я не могу этого допустить. Держа глаза широко открытыми. Всё, что я вижу вокруг неотделимая часть меня. Большая, чем та, кем до рождения дочери я была прежде.