Текст книги "Трилогия"

А вон там, дальше, площадь, Торг, сказал Асле

Торг, повторила Алида

Ты что же, не слыхала про бьёргвинский Торг, сказал он

Пожалуй, слыхала, если хорошенько подумать, сказала Алида

Там приезжие хуторяне вроде нас с тобой продают свои товары, сказал Асле

Вон как, сказала Алида

Приплывают на своих лодках, привозят рыбу, мясо, зелень, овощи и всякие другие товары на продажу и торгуют там, на Торге, сказал Асле

Но с Дюльгьи тут, поди, никого нету, говорит Алида

Иной раз и оттуда приезжают, говорит Асле

и показывает рукой – там, за лодочным причалом, расположен Торг, там, видишь, где народ и торговые лавки, там и есть Торг, говорит он, а Алида говорит, что в эту толчею им, верно, идти не стоит, не лучше ли перейти на другую сторону улицы, там народу поменьше и пройти легче, говорит она, и они переходят улицу и видят на склоне множество домов, так что, наверно, не мешает поспрошать там насчет жилья, говорит Асле, домов-то вон сколько, глядишь, и для них приют найдется, говорит он

И вообще, говорит Асле

Ну да, говорит Алида

Потом я пойду поспрошаю о работе, ведь нам нужен заработок, говорит он

Пойдешь искать работу, говорит Алида

Да, говорит Асле

Где, говорит Алида

На Торг пойду или на Брюгген, там и поспрошаю, отвечает Асле

Глядишь, там и трактирчик найдется, где я смогу играть, говорит он

Алида молчит, и они сворачивают на улицу меж ближайших домов, и Алида говорит, что, поди, нельзя стучать в первый попавшийся дом, а Асле говорит, что очень даже можно, оба останавливаются, и Асле стучится в дверь, на порог выходит старая женщина, смотрит на них, потом говорит: ну? – и Асле спрашивает, не сдаются ли в доме комнаты, старуха повторяет: не сдаются ли комнаты, а потом добавляет, что спрашивать, сдаются ли комнаты, им можно там, откуда они явились, а не здесь, не в Бьёргвине, здесь приезжие не требуются, говорит она и захлопывает дверь, и они слышат, как она, ковыляя вглубь дома, твердит: не сдаются ли комнаты, не сдаются ли комнаты, не сдаются ли комнаты, не сдаются ли комнаты, Асле и Алида переглядываются и смеются, потом переходят на другую сторону улицы и стучатся там в какой-то дом, немного погодя выходит девица, в замешательстве смотрит на них, а когда Асле спрашивает, не сдаются ли тут комнаты, хихикает и отвечает, что для него-то комната завсегда найдется, а вот с ней, говорит она и кивает на Алиду, будет похуже, кабы она приехала на несколько месяцев раньше, и для нее бы нашлась комната, но сейчас, в этаком положении, дело плохо, говорит Девица, прислоняется к дверному косяку и глядит на Асле

Так ты зайдешь или нет, говорит Девица

Я же не могу здесь торчать, говорит она

Ну, отвечай, говорит она

Алида смотрит на Асле, теребит его за рукав

Пойдем отсюда, говорит Алида

Да, говорит Асле

Ну так ступайте, говорит Девица

Пойдем, говорит Алида

и легонько тянет Асле за рукав, а Девица громко хохочет, уходит в дом и закрывает дверь, и слышно, как она говорит, нет, виданное ли дело – красавец-парень и этакая пигалица, а кто-то отвечает, этак часто бывает, обычная история, говорит кто-то, а другой говорит, так всегда бывает, всегда, а Алида и Асле опять идут по улице, дальше, в самую гущу домов

Дурная девка, говорит Алида

Да, говорит Асле

и они идут дальше, останавливаются перед дверью еще одного дома, стучатся, но, куда бы ни стучались и кто бы ни открывал, приюта ни у кого нет, нет у них места, ничего они не сдают, хозяйка отлучилась из дома, говорят им всюду, причины всегда находятся, а результат один – нет для них пристанища; и Асле с Алидой опять идут меж домами, дома в большинстве маленькие, теснятся один к другому, и меж ними вьется узкая улочка, местами среди домов попадается улица пошире, а где они находятся и куда идут, ни Асле, ни Алида не ведают, и что в Бьёргвине будет так трудно найти кров, приют от холода и темноты, н-да, это им даже в голову не приходило, но всю вторую половину дня и весь вечер Асле и Алида бродили по улицам Бьёргвина, стучались то в одну дверь, то в другую, всюду спрашивали про жилье, и в ответ слышали разное, хотя, в сущности, всегда одно и то же: нет, не сдаются у них комнаты, все уже сдано, вот так им отвечали; долго, очень долго Асле с Алидой ходили по улицам Бьёргвина и теперь останавливаются, стоят спокойно, и Асле смотрит на Алиду, на ее длинные густые черные волнистые волосы, на черные печальные глаза

Я очень устала, говорит Алида

и Асле видит, что его милая и любимая выглядит такой усталой, а беременной женщине, которой скоро родить, вредно этак уставать, как сейчас, поди, устала Алида, да, не иначе как вредно

Может, нам присесть где-нибудь ненадолго, говорит Алида

Ясное дело, можно и присесть, говорит

Асле

и они бредут дальше, начинается дождь, а они знай бредут дальше, но идти под дождем да мокнуть – этак и озябнуть недолго, стемнело уже, захолодало, на дворе-то поздняя осень, а им негде укрыться от дождя, и холода, и темноты, хорошо бы сыскалось хоть какое местечко, где можно присесть, в тепле, под крышей, ах, вот было бы замечательно

Устала я, говорит Алида

Вдобавок дождь, говорит она

Во всяком случае, нам надо хотя бы от дождя схорониться, говорит Асле

Нельзя ходить под дождем да мокнуть, говорит он

Нельзя, говорит Алида

и она подхватывает сетки и бредет дальше под дождем

Озябла, говорит Асле

Да, промокла и озябла, отвечает Алида

и они останавливаются, стоят под дождем посреди улицы, потом отходят к стене, под свес кровли, стоят там, жмутся поближе к

стене

Что будем делать, говорит Алида

Нужно все-таки найти ночлег, говорит она

Да, говорит Асле

Мы уже стучались в десятка два дверей, не меньше, и спрашивали насчет пристанища, говорит Алида

Наверняка больше, говорит Асле

И никто не хочет пустить нас к себе, говорит она

Да, не хочет, говорит он

На улице не заночуешь, слишком холодно, а мы насквозь вымокли, говорит она

Да, говорит он

и они долго стоят, не говоря ни слова, а дождь льет не переставая, холод, темень, и на улице никого уже не видать, засветло-то народу на улицах было много, всякого-разного народу, и молодых, и стариков, однако сейчас все, знамо дело, сидят по домам, где светло и тепло, ведь с неба льет дождь, лужами растекается вокруг, и Алида поставила наземь свои сетки, села на корточки, подбородок упал на грудь, глаза закрылись, Алида сидит и спит, Асле тоже устал, очень устал, ведь так много времени минуло с тех пор, как они лежали без сна в доме мамаши Хердис, в Пустоши, а потом встали, спустились к лодке и под парусом отправились на юг, в Бьёргвин, в дальнюю дорогу до Бьёргвина, но плавание прошло удачно, почти всю ночь дул попутный ветер, только утром он стих, и они попали в штиль, пришлось дрейфовать, и от усталости Асле впору уснуть прямо так, стоя, но ведь нельзя, нельзя ему сейчас спать, однако ж глаза закрываются, и он видит, что море нынче спокойное и блещет синевой, а в заливе легонько покачивается на волнах зачаленная лодка, и склоны вокруг Сарая зеленые, и он сидит на скамейке, в руках у него скрипка, и он прижимает скрипку к плечу и играет, а сверху, из Пустоши, прибегает Алида, и его игра и ее движения словно бы сливаются с ясным зеленым днем, и игра его полнится таким огромным счастьем единения со всем, что растет и дышит, и он чувствует, как любовь к Алиде захлестывает его, как эта любовь изливается в его музыку, изливается во все, что растет и дышит, а Алида подходит к нему, садится рядом на скамейку, он же продолжает играть, и Алида кладет руку ему на бедро, а он все играет, играет, и музыка у него высокая, как небо, и раздольная, как небо, ведь вчера они познакомились, Алида и Асле, и уговорились, что она придет сюда, к нему, но пока что они только разговаривали, вчера впервые разговаривали друг с другом, но видели и чувствовали, что их влечет друг к другу, так было с той поры, как они выросли и вошли в тот возраст, когда парни присматривают себе девушек, а девушки – парней, в первый же раз, как увидели друг друга, они заглянули друг другу в душу, и оба знали об этом, без слов, а вчера вечером впервые поговорили друг с другом и познакомились, ведь вчера вечером Асле пришел с отцом, с Сигвалдом, тот играл на свадьбе у хозяина Лейте, где играл и тем вечером и той ночью, когда повстречал мамашу Силью, тогда женился сам хозяин Лейте, а вчера он отдавал замуж свою дочь, и, узнав, что папаша Сигвалд будет играть на этой свадьбе, Асле спросил, нельзя ли ему тоже пойти

Отчего же, можно, сказал папаша Сигвалд

С чего бы мне возражать, сказал он

Чему быть, того не миновать, ты ведь тоже станешь музыкантом, сказал он

и еще папаша Сигвалд говорил, что, раз уж он музыкант и останется музыкантом, так тому и быть, он ведь изрядно наторел в игре и, коли говорить о самой игре, может считаться зрелым музыкантом, а музыкант музыкантом и останется, ничего тут не поделаешь, он сам стал музыкантом, вот и сын тоже, и дивиться тут почитай что нечему, ведь и отец его, старый Асле, и дед, старый Сигвалд, в свое время опять же были музыкантами, должно, на роду им написано быть музыкантами, хотя быть музыкантом предполагает природный талант, да, пожалуй, без таланта не обойтись, сказал папаша Сигвалд, но раз ты музыкант, то, значит, музыкант, перво-наперво, и ничего с этим не поделаешь, так он считает, говорил папаша Сигвалд, а на вопрос, с чем это связано, отвечал, что, наверно, это как-то связано с печалью, печалью о чем-то или вообще с печалью, а в музыке печаль легчает, становится полетом, полет же может обернуться радостью и счастьем, потому-то и надобно играть, потому-то он и играет, и у кого-то частица этой печали по-прежнему жива, и оттого многим нравится слушать музыку, так-то вот, ведь музыка возвышает бытие, возносит его к небу, и без музыки ни поминки нельзя устраивать, ни свадьбу справлять, ни просто собираться, чтобы потанцевать-погулять, так или иначе, те, кто наделен талантом музыканта, нужны людям, он не может сказать почему, понятно, что не может, да и особого ума-разума он пожалуй что никогда не имел, но вполне хорошим музыкантом был, мальчишкой, в годах Асле, вот и Асле, хоть и молод совсем, а уже вполне хороший музыкант, они во многом очень похожи, он и Асле, говорил папаша Сигвалд, и как сам он тогда, в годах Асле, ходил со своим отцом, когда тот, дед Асле, играл на свадьбах, так теперь и Асле будет ходить с ним, с отцом, и учиться, а к концу лета отправится вместе с отцом, когда тот будет играть просто на танцах и на поминках, как сам он ходил со своим отцом на свадьбы, на поминки, на танцы, а вот по душе ли ему такое, по душе ли, что сын тоже станет музыкантом, это совсем другой разговор, только никто про это и не спрашивал, раньше судьбой музыкантов не интересовались, но тот, кто хозяйством не владеет, должен стараться обойтись дарами, какие ему дал Господь, так-то вот, такова жизнь

Нынче вечером попробуешь себя как музыкант, сказал папаша Сигвалд

и добавил, что они могут вместе пойти на свадьбу, там он немного поиграет, а потом скрипку возьмет Асле и сыграет один или два танца, так он сказал

Я буду играть, пока народ не разгуляется как следует, а потом скрипку возьмешь ты, сказал он

и вот папаша Сигвалд и Асле принарядились, мамаша Силья дала им с собой харчей и наказала вести себя хорошо, не пить чересчур много и не озорничать, так она сказала, и папаша Сигвалд зашагал со скрипкой в руке, а рядом шел Асле, и когда они прошли изрядную часть пути и уже приближались к Лейте, папаша сел, достал скрипку, настроил ее и маленько поиграл, потом достал из футляра бутылку, отхлебнул добрый глоток и опять маленько поиграл, осторожно, как бы на пробу, затем папаша Сигвалд протянул бутылку Асле, глотни, мол, и Асле глотнул, а отец протянул ему скрипку и сказал, что теперь и ему тоже надобно маленько разогреть и себя, и скрипку, музыка всегда лучше всего, когда прежде этак вот потихоньку разогреешься да поднимешься, воспаришь от почти полной ничтожности ввысь, от ничтожного к огромному, сказал он, и Асле сидел и пробовал подняться от почти полной ничтожности ввысь, заиграл поначалу медленно и тихо, как только мог, и постепенно музыка его набирала силу, взлетала

Вот так, сказал папаша Сигвалд

Ты уже поистине мастер в игре, сказал он

Играешь так, будто всегда только этим и занимался, сказал он

Сигвалд еще раз отхлебнул из бутылки добрый глоток, и Асле протянул ему скрипку, а папаша Сигвалд протянул Асле бутылку, и Асле тоже сделал глоток, так они и сидели, не говоря ни слова

Горестна судьба музыканта, сказал папаша Сигвалд

Всегда, всегда уходить прочь, сказал он

Н-да, сказал Асле

Уходить прочь, от своих любимых и от себя самого, сказал папаша Сигвалд

Всегда отдавать себя другим, сказал он

Всегда, сказал он

Никогда самому не быть цельным, сказал он

Всегда стараться сделать других цельными, сказал он

а потом сказал папаша Сигвалд, что вся его жизнь теперь в любви к мамаше Силье и к Асле и потому будет он разъезжать по округе да играть, а чем еще он мог бы заняться, чем еще владеет, да ничем, ничегошеньки у него нет, только скрипка, да он сам, да эта окаянная музыкантская судьба, вот как сказал папаша Сигвалд, поднялся на ноги и сказал, что пора им идти в усадьбу Лейте, исполнить то, что им назначено и за что платят деньги, и добавил, что Асле надо просто не отлучаться из усадьбы, а делать он может что угодно, но позже, вечером, когда танцы будут в разгаре, ему надо войти и стать так, чтобы он, Сигвалд, его видел, тогда он знаком подзовет сына к себе, а сам сделает перерыв, и за скрипку возьмется Асле

Сыграешь один танец-слотт или два, сказал папаша Сигвалд

И тоже побудешь музыкантом, сказал он

Вот этак и дед твой, в честь которого тебя назвали, начинал как музыкант, говорит он

А теперь и ты этак начнешь, говорит он

и Асле слышит что-то странное в отцовом голосе, смотрит на него и видит, что тот стоит выпрямившись, а в глазах у него слезы, и Асле видит, как слезы бегут по щекам папаши Сигвалда, а челюсти у него сжимаются, он подносит руку к глазам и тыльной стороной смахивает слезы

Ну, пойдем, говорит папаша Сигвалд

и Асле, глядя в спину папаши Сигвалда, который зашагал прочь, заметил, что в длинных волосах, перехваченных на затылке шнурком, прежде черных, таких же черных, как у Асле, теперь много седины, да и сами волосы поредели, и ступает папаша Сигвалд тяжеловато, он ведь уже немолод, хотя и не стар, и тут слышится чей-то голос: мол, им нельзя здесь находиться, Асле открывает глаза и видит перед собой высокую черную шляпу и бородатое лицо, перед ними стоит мужчина с длинной тростью в одной руке и факелом в другой, и факел он держит у лица Асле и смотрит ему прямо в лицо

Нельзя тебе стоять тут и спать, говорит Мужчина

Нельзя вам тут спать, повторяет Мужчина

и Асле видит, что на нем длинная черная шинель

Уходите, говорит Мужчина

Ладно, говорит Асле

Только идти нам некуда, говорит он

У вас нет жилья, говорит Мужчина

Верно, говорит Асле

Тогда придется мне забрать вас с собой и посадить под арест, говорит Мужчина

Разве мы сделали что-то дурное, говорит Асле

Пока нет, говорит Мужчина

и тихонько посмеивается и опускает факел

Сейчас ведь не лето, говорит Мужчина

Поздняя осень на дворе, темная, холодная да промозглая, говорит он

Но где нам найти приют, говорит Асле

Ты у меня спрашиваешь, говорит Мужчина

Да, говорит Асле

В Бьёргвине много постоялых дворов и ночлежных домов, говорит Мужчина

Здесь, на одной только Инстегате, их несколько, говорит он

Постоялых дворов и ночлежных домов, говорит Асле

Да, говорит Мужчина

И мы можем найти там приют, говорит

Асле

Ну да, говорит Мужчина

Где же они, говорит Асле

Один – вон там, маленько подальше, на той стороне улицы, говорит Мужчина

и показывает где

Там у дороги ночлежный дом, говорит он

Но вам, само собой, придется заплатить, говорит он

Ступайте туда, говорит он

и Мужчина уходит, Асле же глядит на Алиду, которая спит, сидя на корточках и опустив подбородок на грудь, нельзя им здесь оставаться, само собой, нельзя, на этаком холоде, впотьмах, под дождем, поздней-то осенью, но, пожалуй, совсем немного, чуточку они еще могут отдохнуть, им это пойдет на пользу, ведь и Асле ох как устал, от усталости лег бы прямо тут и проспал целую неделю, и он тоже садится на корточки, кладет руку на волосы Алиды, а волосы у нее мокрые, он гладит ее по голове, погружает пальцы в ее волосы, закрывает глаза, и чувствует себя таким тяжелым, таким усталым, и видит папашу Сигвалда, тот сидит в лейтенской горнице и играет, и длинные его волосы, черные с проседью, перехвачены на затылке шнурком, и папаша Сигвалд взмахивает смычком, завершая слотт, встает, отпивает глоточек из бутылки и глоточек из кружки, потом обводит взглядом горницу и видит Асле, и подзывает его к себе, и протягивает ему скрипку

Давай-ка теперь ты, Асле, говорит папаша Сигвалд

Так-то вот, говорит он

И тебе маленький глоточек не помешает, говорит он

и протягивает бутылку Асле, и Асле делает добрый глоток, потом еще один и возвращает бутылку папаше Сигвалду, а тот протягивает Асле кружку

И маленько пивка хлебни, говорит он

Музыканту надобно подкрепиться, говорит папаша Сигвалд

и Асле отпивает глоток пива и возвращает кружку папаше Сигвалду, потом садится на табурет, берет скрипку, проводит смычком по струнам, чуть подстраивает скрипку, кладет ее, как положено, на плечо и начинает играть, притом звучит совсем недурно, он продолжает играть, и народ пускается в пляс, а он знай играет-наяривает, не отступит, так и будет играть, усмирит топочущую печаль, облегчит ее, чтобы она легчала и развеивалась, пока не взлетит, не воспарит ввысь, невесомая, так оно и будет, и он играет, играет, и вот уж музыка взлетает и парит, да-да, парит, и ему уже незачем продолжать, ведь музыка улетает сама по себе и играет сама собою, и все, имеющие уши, слышат, и Асле поднимает глаза и видит ее, вон она стоит, видит Алиду, видит ее черные густые волнистые волосы и черные глаза. И она тоже слышит. Слышит парение и сама парит. Стоит недвижная и парит. И вот уже они оба парят, вместе парят, она и он. Алида и Асле. И он видит лицо папаши Сигвалда, тот улыбается, и в улыбке его сквозит счастье, и папаша Сигвалд подносит бутылку к губам и отпивает добрый глоток. И Асле не останавливает музыку. Алида – с ним. По ее глазам Асле видит, что Алида с ним. И Асле не останавливает парение. И пока все невесомо парит в воздухе, поднимает смычок, и парение ускользает в пустоту. И Асле встает, протягивает скрипку папаше Сигвалду, а тот обнимает Асле за плечи и прижимает к себе. И папаша Сигвалд стоит со скрипкой в руке и прижимает к себе Асле. А потом папаша Сигвалд встряхивает головой, кладет скрипку на плечо, притопывает ногой, задавая такт, и начинает играть. Асле же идет к Алиде, туда, где она стоит со своими длинными черными волосами и большими черными печальными глазами. А Алида идет к нему, Асле кладет руку ей на плечо, и они выходят на улицу, и оба не говорят ни слова, пока не выходят во двор, там они останавливаются, и Асле снимает руку с плеча Алиды

Ты Асле, говорит Алида

А ты Алида, говорит Асле

и оба опять умолкают

Раньше-то мы никогда не разговаривали, говорит Асле

Нет, говорит Алида

и так они стоят, опять молчком

Но я видела тебя раньше, говорит Алида

И я тебя тоже, говорит Асле

и опять они стоят молча

Ты так хорошо играл, говорит Алида

Спасибо тебе, говорит Асле

Я в прислугах тут, в Лейте, говорит Алида

И нынче подавала на свадьбе, но теперь начались танцы, и я свободна, говорит она

Мамаша моя тоже была тут прислугой, говорит Асле

Может, погуляем, говорит он

Давай, говорит Алида

Вон там, подальше, есть пригорок, откуда хорошо видно море, говорит она

Пойдем туда, говорит она

Да, давай, говорит Асле

и они бок о бок идут туда, Алида показывает рукой и говорит, что вон там Пригорок, откуда видать море, а когда стоишь на Пригорке, усадьбу Лейте и тамошние дома не видать, и это хорошо, говорит она

У тебя нет братьев-сестер, говорит Алида

Нет, отвечает Асле

А у меня есть сестра, Улина ее зовут, говорит Алида

Но мне сестра Улина не по душе, говорит она

А у тебя и отец есть, и мать, говорит она

Да, говорит Асле

У меня тоже были и мать, и отец, но потом отец ушел и сгинул, много лет назад, говорит Алида

Никто не знает, что с ним приключилось, говорит она

Н-да, говорит Асле

Он просто сгинул, говорит Алида

и они поднимаются на Пригорок, садятся там на большой плоский камень

Я тебе кое-что скажу, говорит Алида

Ладно, говорит Асле

Когда ты играл, говорит она

Да, говорит Асле

Когда ты играл, я слышала, как поет мой отец, говорит Алида

Когда я была маленькая, он всегда пел для меня, говорит она

И это единственное, что я помню о моем отце, об Аслаке, говорит она

Я помню его голос, говорит она

И голос его так похож на твою игру, говорит она

и придвигается поближе к Асле, и вот так оба сидят, не говоря ни слова

Ты правда Алида, говорит он

Алида, ну и что с того, говорит она

и легонько улыбается, а потом говорит, что ей было всего-то три года, когда отец, Аслак, ушел, чтобы никогда больше не вернуться, и память о его песнях – единственное ее воспоминание о нем, говорит она, однако ж непонятно почему, когда Асле играл, она услышала в его музыке голос Аслака, говорит Алида, кладет голову на плечо Асле и начинает плакать, обнимает Асле руками, жмется к нему, сидит и плачет, уткнувшись в плечо Асле, а он не знает, что сказать, что делать, куда девать руки, что делать с собой, и обнимает Алиду, привлекает ее к себе, вот так они сидят и чувствуют друг друга, чувствуют, что слышат одно и то же, чувствуют, что оба парят в воздухе, что они вместе в этом паренье, и Асле чувствует, что куда больше тревожится об Алиде, чем о себе самом, и желает ей всяческого добра, какое только есть на

свете

Завтра приходи в Сарай, говорит Асле

И я буду играть для тебя, говорит он

Мы сядем на скамейку возле Сарая, и я буду играть для тебя, говорит он

и Алида отвечает, что придет

А потом мы опять пойдем сюда, на наш Пригорок, говорит она

и Асле с Алидой поднимаются, стоят и смотрят вниз, потом смотрят друг на друга и не могут наглядеться, берутся за руки да так и стоят

А вон там море, говорит Алида

Так чудесно видеть море, говорит Асле

и они опять умолкают, и все договорено, и незачем говорить что-то еще, все уже сказано, все договорено

Ты играешь, а отец поет, говорит Алида

Асле вздрагивает, просыпается и смотрит на Алиду

Что ты сказала, говорит он

Алида просыпается и смотрит на Асле

Я что-то сказала, говорит она

Нет, наверно, нет, говорит Асле

Я не помню, говорит Алида

Ты озябла, говорит Асле

Немножко, говорит Алида

Нет, все-таки я ничего не сказала, говорит она

Я слышал, как ты что-то сказала про своего отца, но, пожалуй, мне просто приснилось, говорит Асле

Что-то про моего отца, говорит Алида

Наверняка мне снился сон, говорит она

Сон, говорит Асле

Да, говорит Алида

и Асле кладет руку ей на плечо

Было лето, говорит она

Было тепло, говорит она

И я слышала, как ты играешь, ты сидел на скамейке у Сарая и играл, и было так чудесно слушать, потом подошел отец, и он пел, а ты играл, говорит она

Надо вставать и идти, говорит Асле

Нельзя нам сидеть тут и спать, говорит он

Ты тоже спал, говорит она

Да, кажись, задремал маленько, говорит он

и Асле встает

Надо найти жилье, говорит он

Алида тоже встает, и немного погодя Асле поднимает узлы, закидывает на плечо

Надо идти, говорит он

Но куда, говорит она

Дальше тут есть, как они говорят, ночлежный дом, на другой стороне улицы, там мы наверняка найдем приют, говорит Асле

А улица эта зовется, кажись, Инстегате, говорит он

и Алида поднимает свои сетки, но с места не двигается, длинные черные волосы промокли, свисают ей на грудь, черные глаза блестят в темноте, так она и стоит со своим большим животом и спокойно смотрит на Асле, а он наклоняется, берет скрипичный футляр, и оба тихонько идут по улице в потемках, на холоду, поздней-то осенью, идут через улицу

Вон там, над дверью, написано: Ночлежный дом, говорит Асле

Ну да, тебе лучше знать, говорит Алида

и Асле идет туда, отворяет дверь и смотрит на Алиду

Иди сюда, говорит он

и Алида медленно идет к двери, заходит мимо Асле в дом, и Асле тоже заходит в дом следом за ней и видит: там, в темноте, сидит за столом мужчина, а на столе горит свеча

Добро пожаловать, говорит Мужчина

и смотрит на них

Найдется для нас приют, говорит Асле

Пожалуй, найдется, говорит Мужчина

и смотрит на них, задерживает взгляд на большом животе Алиды

Спасибо, говорит Асле

Да, пожалуй что и найдется, говорит Мужчина

Спасибо вам, говорит Асле

а Мужчина все смотрит на живот Алиды

Поглядим, говорит Мужчина

Алида же смотрит на Асле

На какой срок, говорит Мужчина

Мы не знаем, говорит Асле

На несколько дней, стало быть, говорит Мужчина

Да, говорит Асле

Вы только что приехали в Бьёргвин, говорит Мужчина

и смотрит на Алиду

Да, говорит она

И откуда же, говорит Мужчина

С Дюльгьи, говорит Асле

С Дюльгьи, значит, говорит Мужчина

Ладно, можете снять здесь комнату, говорит он

Совсем ведь промокли и замерзли, нельзя вам бродить по улицам холодной ночью да в дождь, поздней осенью, говорит он

Спасибо тебе, говорит Асле

и Мужчина склоняется над книгой, что лежит перед ним на столе, а Алида глядит на Асле, потом берет его за плечо и просительно на него смотрит, Асле же ничего не понимает, и она тянет его за рукав на улицу, Асле идет за ней, а Мужчина поднимает глаза от книги и говорит, что они, видать, все-таки не станут здесь жить, но коли надумают, что нужна им крыша над головой, то пусть возвращаются, говорит он, а Алида отворяет дверь, и Асле придерживает ее, и оба выходят наружу и опять стоят на улице, и Алида говорит, что там, в ночлежном доме, им оставаться нельзя, неужто он не заметил, неужто не разглядел, какие глаза у этого Мужчины, который там сидел, неужто не разглядел, о чем эти глаза говорили, ничего-то он, Асле, не видит, ничего не понимает, зато она видит хорошо, говорит Алида, но Асле невдомек, о чем она толкует

Ты ведь так устала, промокла и озябла, я должен найти для тебя приют, говорит

Асле

Да, говорит Алида

и вот Асле с Алидой снова медленно бредут вниз по Инстегате под дождем и выходят на широкую площадь, пересекают ее, шаг за шагом, а свернув за угол, видят в конце улицы залив Воген, идут по этой улице и уже видят Брюгген, а впереди них шагает старая женщина, Асле не заметил, откуда она взялась, но сейчас видит, как она идет впереди, скрючившись от ветра, и холода, и дождя, идет себе и идет, но откуда она взялась, ведь вроде как еще и торопится, наверно, вышла из переулка где-то впереди, а он и не заметил, так, поди, все и было

Старуха впереди нас, откуда она взялась, говорит Алида

Я думал о том же, говорит Асле

Ишь, как торопится, говорит он

Да, торопится, и я вдруг заметила ее впереди, говорит Алида

Как же ты устала, как устала, говорит Асле

Да, говорит Алида

а старуха впереди останавливается, достает большой ключ, сует его в замок, отпирает дверь домишки, скрытого в темноте, и входит внутрь; вот сейчас, говорит Асле, она запрется в этом доме, первом, куда они стучались и спрашивали про жилье, а Алида говорит, что так оно и есть, и Асле бежит следом за старухой, хватается за дверную ручку и распахивает дверь

У тебя не найдется комнаты для нас, говорит он

Старуха медленно оборачивается к Асле, вода стекает с ее головного платка, бежит по лицу, а она подносит свечу поближе к Асле

Ах, сызнова ты, говорит Старуха

Ведь уж спрашивал давеча, говорит она

И разве не помнишь, что́ я тебе ответила, говорит она

Плохая у тебя память, говорит она

Комната для вас, говорит она

Да, нам нужен приют на ночь, говорит Асле

Нет у меня для вас приюта, говорит Старуха

Сколько ж можно повторять, говорит она

но Асле стоит, не дает двери закрыться, кивает Алиде, та подходит к порогу

Стало быть, комната нужна вам двоим, говорит Старуха

Понятно, говорит она

Раньше надо было думать, говорит она

Прежде чем в этакий переплет попали, говорит она

Не можем мы всю ночь по улице шататься, говорит Асле

Да уж, кто бы мог под дождем да поздней осенью, говорит Старуха

Не теперь, не в этакий дождь да холод, говорит она

Не поздней осенью в Бьёргвине, говорит она

И идти нам некуда, говорит Алида

Раньше надо было думать, говорит Старуха

А ты вот тогда вовсе об этом не думала, говорит она

и смотрит на Алиду

У тебя тогда другое на уме было, говорит она

Я в жизни своей видала слишком много таких, как ты, говорит она

И всегда гнала их из моего дома, говорит она

А теперь что же, должна дать вам кров, говорит она

Дать кров тебе и нерожденному, пригульному твоему ребенку, говорит она

За кого вы меня принимаете, говорит она

Да чтоб я… – говорит она

Подите прочь, говорит она

И, взмахнув свободной рукой, гонит их за дверь

Но, говорит Асле

Никаких «но», обрывает Старуха

и смотрит на Алиду

Слишком много перебывало у меня в дому таких, как ты, говорит Старуха

Таких, как ты, повторяет она

Таким, как ты, самое место на дворе да на морозе, ничего другого такие не заслуживают, пока не одумаются, говорит она

Надо же, до чего докатилась, говорит она

Пора маленько призадуматься, говорит она

Асле обнимает Алиду за плечи, ведет в сени и затворяет за ней дверь

Ну, знаешь, говорит Старуха

Только этого мне недоставало, Господи Иисусе, говорит она

а Асле ставит узлы и скрипичный футляр в сенях, подходит к Старухе, отбирает у нее подсвечник, подносит свет к Алиде

Это тебе дорого обойдется, говорит Старуха

Дай пойти, говорит она

но Асле заступает ей дорогу

Иди в дом, говорит он Алиде

и отворяет одну из дверей в сенях, освещает свечой комнату

Заходи на кухню, говорит он

но Алида стоит не шевелясь

Ну же, заходи на кухню, говорит Асле

и Алида входит в открытую дверь и видит на столе у окна незажженную свечу, идет к столу, ставит на него свои сетки, затепливает свечу, садится на табуретку у стола, смотрит на открытую дверь и видит Асле, он стоит в сенях, рукой зажимает Старухе рот, а потом затворяет дверь, Алида вытягивает под столом ноги, несколько раз глубоко вздыхает, потом подносит руки к огоньку свечи, который их согревает, да так хорошо, что по рукам и ногам мигом растекается тепло, а на глаза набегают слезы, она сидит, смотрит на огонек и чувствует огромную усталость, свинцовую усталость, и холодно ей, ох как холодно, и Алида медленно встает, берет свечу, идет к печи и видит подле печи ларь с дровами, и она кладет в топку дрова, разводит огонь и стоит рядом с печью, а от усталости толком не понимает, где находится, вдобавок ее мучает голод, но харчи-то у них есть, много харчей, скоро она, поди, сможет подкрепиться, и от печи уже помаленьку веет теплом, и она держит руки над печью, снова тяжко вздыхает и видит у стены лавку, идет туда, скидывает через голову юбку, берет с лавки шерстяное одеяло, закутывается в него, ложится, закрывает глаза, слышит шум дождя на улице, задувает свечу, слышит какие-то скрипы, вроде бы от колеса, слышит, как колесо постукивает по камням уличной мостовой, видит, как тучи развеиваются и выглядывает солнце, и вот уж перед нею море, сверкающее и спокойное, потом видит Асле, он идет по улице, тащит за собой тележку, а в тележке несколько бочонков, и Алида кладет руку на густые черные волосы мальчугана, который стоит с нею рядом, она ерошит ему волосы и говорит: будь хорошим мальчиком, малыш Сигвалд, а потом поет малышу Сигвалду песню, одну из тех, что папаша Аслак пел для нее, вот какую песню она поет малышу Сигвалду, своему сыночку, а он смотрит на нее большими черными глазами, и там, где фьорд открывается морю, она видит одномачтовый ект, дрейфующий по блескучей спокойной воде, ведь воздух недвижим, ни ветерка, и вот уж Алида оборачивается яркой звездою, что исчезает во тьме, улетает все дальше и дальше, а она слышит голос, открывает глаза и видит Асле