Текст книги "Спасать жизни – моя профессия"

Вот тебе и аппендицит

В один из дней я проводил со студентами занятие, посвященное острому аппендициту, когда в учебный класс заглянула сестра приемного отделения и сообщила, что привезли больного с этим заболеванием. Мы все спустились в приемное отделение. Поступившим был стройный, атлетического сложения человек двадцати восьми лет. Из разговора выяснилось, что он тренер по карате.

Карате, появившееся в Советском Союзе в 1960-е годы, быстро набрало популярность. К концу 1970-х им занималось уже около шести миллионов человек, существовала даже Федерация карате. Однако судьба этого вида спорта была непростой. Его то разрешали и пропагандировали, то запрещали, сажали тренеров и разгоняли секции. В конце 1981 года появился закон об уголовной ответственности за обучение карате (статья 219), и только в 1989 году, в перестроечные времена, гонения закончились.

При осмотре предварительный диагноз подтвердился. Стало ясно, что требуется немедленная операция. Один из студентов вызвался ассистировать. Я быстро удалил флегмонозный червеобразный отросток, попутно объясняя студентам ход операции. Послеоперационный период протекал без осложнений, и после снятия швов больной был выписан домой.

Прошло две недели. Во время дежурства меня пригласили в приемное отделение. Я был удивлен, вновь увидев того же больного. Он рассказал, что уже три дня чувствует в животе какое-то образование, безболезненное, но довольно большое и подвижное (как он выразился «болтается по всему животу»). Осмотрев его, я действительно обнаружил образование округлой формы. Я госпитализировал его и в этот же день назначил операцию, предполагая наличие инородного тела.

После вскрытия брюшной полости я, к своему удивлению, обнаружил воспалительный инфильтрат округлой формы размером семь на восемь сантиметров, исходящий из большого сальника. Я отсек образование с частью сальника, прошил и перевязал культю, зашил рану. Разрезав после операции удаленное образование, я нашел в нем лигатуру (нить, которой при удалении червеобразного отростка я перевязывал припаявшийся к нему сальник). Эта лигатура и стала причиной образования инфильтрата. Через десять дней я выписал больного, посоветовав ему показаться через недельку.

Прошло больше месяца. На очередной утренней пятиминутке дежурные хирурги отчитывались о прошедшей смене. И вдруг я слышу фамилию этого пациента. На этот раз он поступил со спаечной кишечной непроходимостью. Мы с заведующим отделением и заведующим кафедрой хирургии, профессором, осмотрели его и решили немедленно оперировать. Поскольку я уже дважды оперировал этого больного, профессор попросил провести операцию Юрия Михайловича, а я должен был ассистировать.

И вот третья операция. Из-за большого количества спаек вскрыть брюшную полость было очень трудно. Разделив спайки, мы обнаружили, что почти весь тонкий кишечник спаян в один большой конгломерат. С огромным трудом Юрий Михайлович освободил тонкий кишечник, нашел препятствие и рассек удавливающую спайку. Посовещавшись, мы решили наложить подвесную энтеростомию (подшить кишку к передней брюшной стенке и вскрыть для выведения содержимого).

На этот раз послеоперационный период протекал тяжело, непроходимость исчезала медленно. Лишь на третьей неделе мы благополучно закрыли кишечный свищ. Пациент пролежал в отделении больше месяца. Мы внимательно следили за его выздоровлением, боясь, что вновь образуются спайки и возникнет непроходимость. Но все закончилось благополучно. После выписки он приходил дважды, и я не обнаруживал у него каких-либо осложнений. На последнем осмотре он сообщил, что возобновил занятия спортом и вернулся к тренерской работе. Несколько раз он заходил просто в гости. На здоровье не жаловался и приглашал на тренировки по карате, но мне так и не удалось вырваться.

Вам, наверное, интересно, что это за странный случай. Все дело в том, что у некоторых больных встречается такая патология – образование спаек в брюшной полости после операций. Существует даже понятие «спаечная болезнь». Однажды мне пришлось оперировать больную, которую до меня оперировали восемь раз. Я провел операцию Нобля, после которой спайки уже не образуются.

Не узнали?

Больной по фамилии Келлер поступил с раком желудка. В то далекое время в распоряжении врачей не было таких методов диагностики, как узи, эндоскопия, компьютерная томография. При постановке диагноза врач в первую очередь полагался на свой опыт, знания и интуицию. Сейчас диагностировать язву или рак желудка достаточно просто: при помощи дуоденогастроскопии (больные называют ее «японским глазом») можно увидеть, где находится язва или опухоль, а используя биопсию опухоли (исследование ткани под микроскопом), несложно определить, злокачественная она или доброкачественная и даже уточнить форму рака.

Так или иначе, диагноз Келлера был невеселым: рак желудка. Операцию проводил я. Выделив желудок с опухолью по онкологическим канонам того времени, я произвел субтотальную резекцию (оставив только дно желудка). Прежде чем зашить рану, я решил еще раз осмотреть брюшную полость. У самого входа пищевода в желудок я обнаружил… большой лимфатический узел. Это меня насторожило, так как, проникнув в лимфатические узлы, раковые клетки распространяются по различным органам, образуются метастазы. Я еще раз тщательно осмотрел брюшную полость (лимфоузлов больше не было) и принял решение удалить этот лимфоузел. Сделать это было не так-то просто. Провозился минут тридцать, но узел все-таки удалил.

Послеоперационный период проходил без осложнений, и больного выписали под наблюдение онколога. Откровенно говоря, я не надеялся на длительный благополучный результат, и это меня очень огорчало.

Однако иногда жизнь преподносит приятные сюрпризы. Три года спустя я сидел в трамвае у окна и смотрел на проплывающие мимо дома, спешащих куда-то людей, поток автомобилей, как вдруг над ухом раздался звучный голос. Я не сразу сообразил, что человек обращается ко мне.

– Юрий Олегович! Не узнаете? Да это же я, Келлер! Помните? Вы меня оперировали.

И я все вспомнил. Я действительно не узнал бы его. Тогда, перед операцией, он был худой, с бледной желтоватой кожей, а сейчас передо мной стоял круглолицый розовощекий здоровяк, жизнерадостный и улыбающийся. Пока мы ехали в трамвае, он рассказал, что чувствует себя прекрасно, работает по своей специальности, и в жизни у него все в порядке. Выходя из трамвая, он громко на весь трамвай благодарил меня и обещал как-нибудь заглянуть. Пассажиры оглядывались и улыбались, а мне согревала душу мысль, что у пациента, которого вроде бы ожидал летальный исход, все отлично. Вот уж действительно кому что судьба уготовила.

От судьбы не уйдешь

Будучи доцентом, я курировал отделение гнойно-септической хирургии, куда, впрочем, поступали и онкологические больные. И вот на одном из обходов лечащий врач доложил о двадцатидевятилетнем больном, помощнике машиниста тепловоза. Месяц назад железнодорожник обнаружил у себя опухоль в левой части живота. Боли не было, но он все же обратился к врачу. Обследование показало, что у него опухоль толстой кишки, и его направили в нашу больницу. У нас диагноз подтвердился. Просмотрев анализы и документы обследования, я высказал свое мнение:

– Ну что же, надо быстренько брать его на операцию.

Заведующий отделением ответил:

– Юрий Олегович, а ведь мы вас попросим его прооперировать. Случай-то, похоже, серьезный.

Я согласился. И вот операция. Как только я вскрыл полость живота, увидел огромную, с мужской кулак, опухоль на левой стенке. Она была плотная, красного цвета, а поверхность вся покрыта фибринным налетом. Я размышлял вслух для своих ассистентов:

– А есть ли смысл ее удалять? Все проросло. Даже если мы отделим ее от стенки, то ведь там клеток-то раковых останется уйма!

Стоявший рядом анестезиолог Игорь Юрьевич произнес:

– Да уж вы-то, Юрий Олегович, сможете все удалить, а там время покажет.

С большим трудом удалось отделить опухоль от боковой стенки: уж очень плотно она приросла. Затем я начал выделять саму кишку, что тоже было непросто. Отсек кишку сверху и снизу по онкологическим канонам, потянул опухоль на себя, но вдруг понял, что за ней тянется почка. Это означало, что опухоль проросла в нее. Что делать? Пришлось удалять почку. Наложив зажим на ножку почки и мочеточник, я отсек их и перевязал сосуды и мочеточник. Почка оказалась у меня в руках вместе с опухолью, но вытянуть все это опять не удавалось, что-то не пускало. Осмотр показал, что опухоль верхним полюсом проросла еще и в селезенку. Ну что ты будешь делать! Пришлось удалить и селезенку. Только после этого удалось вывести все эти образования из брюшной полости (как говорят онкологи, единым блоком). Потом наложили колостому.

Исследование удаленных органов (кишки, почки и селезенки) показало наличие злокачественного новообразования, в чем мы и не сомневались. Вскоре больной был выписан с рекомендацией явиться через год для восстановления кишечного пассажа.

Надо сказать, что мы не надеялись его больше увидеть. Однако через одиннадцать месяцев он появился, и его госпитализировали для операции. На этот раз операцию делал Юрий Николаевич, поскольку я вел занятия на факультете усовершенствования врачей. В разгар лекции в аудиторию заглянул один из врачей отделения:

– Юрий Олегович, Юрий Николаевич просит вас зайти в операционную.

В операционной Юрий Николаевич показал мне уже выделенный приводящий конец толстой кишки. На нем виднелось небольшое плотное образование белесоватого цвета, захватывающее около трех сантиметров кишки. Это был рецидив. Посовещавшись, мы решили удалить часть кишки с опухолью, отступив от нее как можно выше, и наложить анастомоз, то есть восстановить кишечный пассаж. Я был очень удивлен тем, что стенка живота, которую я оперировал год назад, была совершенно нормальной и при осмотре органов метастазов обнаружено не было. Больной выписался довольным и почти здоровым.

Проживал он достаточно далеко от Новосибирска, и, хотя обещал держать нас в курсе и сообщать о своем самочувствии, так ни разу и не появился. А жаль. Интересно было бы узнать, как сложилась судьба у этого человека.

Порох взорвался

Мы с Юрием Николаевичем стояли у окна ординаторской и неторопливо беседовали, когда вой сирены скорой помощи возвестил, что привезли нового больного. Из салона автомобиля, поддерживаемый под руку врачом скорой, выбрался согнувшийся человек. Он медленно направился в приемное отделение, широко расставляя ноги и придерживая рукой промежность. На наш вопрос, что за травма у прибывшего, врач скорой ответил:

– Ожог промежности.

Уложив больного на каталку, мы попросили санитарок полностью раздеть его. В области паха под одеждой обнаружился поверхностный ожог. Лобок, половой орган, мошонка, ягодицы и внутренние поверхности бедер были красного цвета, покрытые пузырями и обрывками кожного эпителия, а любое прикосновение к ним вызывало у пациента сильную боль. Мы обработали в перевязочной ожоговую поверхность, удалили обрывки эпителия, вскрыли пузыри, наложили повязки с новокаиновым раствором, намереваясь в дальнейшем заменить их на мазевые повязки, и отправили больного в палату. Надо было составить анамнез и записать историю болезни, выслушав его. Вот что он рассказал:

– С юности я был заядлым охотником, а несколько лет назад бросил это занятие. Некогда стало. У меня хранились большие запасы пороха, дроби, пыжей. И вот, когда жена уехала в отпуск на юг, я занялся генеральной уборкой. Добрался до своих охотничьих запасов и решил их просто выбросить. Мы живем в частном доме с удобствами во дворе, я и выбросил, недолго думая, весь запас пороха в туалет. Закончив уборку, отправился по большой нужде и, сидя на корточках, закурил, испытывая при этом блаженство. А что? В доме все прибрано, полный порядок, вот сейчас умоюсь, поужинаю… Докурив папиросу, бросил ее в отверстие под собой. Раздался взрыв, из отверстия вырвалось мощное пламя, меня практически выбросило из туалета. Вот тут-то я и почувствовал боль. На взрыв прибежали соседи, они и вызвали скорую. Вот такая история.

Выслушав его рассказ, мы не могли сдержать смеха, да и сам он хохотал, морщась от боли. Юрий Николаевич его успокоил:

– Тебе еще повезло. Ожог поверхностный, заживет. Но самое главное, что яйца не оторвало, как герою Хемингуэя!

И мы все дружно грохнули.

Без рук, без ног

Все врачи заняли свои места, началась утренняя пятиминутка. Дежурный врач доложил об одном интересном случае. Семнадцатилетний парень с Украины вместе дядей гостил у родственников в Якутске. Погостив, собрались лететь домой. В аэропорту рейс задерживался из-за плохой погоды – был сильный мороз и ветер. Чтобы скоротать время, путешественники совершали ритуальные возлияния Бахусу. Когда допили бутылку водки, дядя отправился за второй. Племянник вышел из аэровокзала на улицу подышать свежим воздухом, присел у здания и заснул. Очнулся он уже в самолете. Его тошнило, голова трещала, во рту ощущался неприятный привкус. Все бы ничего, похмелье как похмелье – с кем не бывает, но у него онемели отмороженные кисти рук и стопы. Дядя их растирал и массировал, успокаивая парня, но безрезультатно. Когда самолет приземлился в Новосибирске, они обратились в медпункт. Врач осмотрел бедолагу и немедленно отправил в нашу больницу.

Как куратор отделения, я ежедневно осматривал юношу. Кисти рук и стопы постепенно стали черными как уголь, твердыми, как камень, и совершенно бесчувственными. Это указывало на мумификацию, то есть на отморожение четвертой степени, необратимое состояние. Чтобы некротические ткани не отравляли весь организм, было решено произвести ампутацию обеих стоп и кистей рук. Делать операцию пришлось мне. После ампутации я сформировал культи из уцелевших тканей, наложил повязки и вышел из операционной, совершенно разбитый.

А как еще – оставить семнадцатилетнего мальчишку без рук и ног! Все хирурги ненавидят подобные операции, после которых больной на всю жизнь остается калекой. Я даже заплакал. Я ненавидел алкоголика-дядю этого мальчика за то, что он недоглядел за ребенком. Это он был виноват в том, что случилось несчастье.

Прошло уже более двадцати пяти лет, а мне все еще больно вспоминать этот случай. Почерневшие гангренозные руки и ноги мальчишки стоят у меня перед глазами. Где он сейчас, этот парень, уже ставший взрослым? Как сложилась его жизнь? Сделал ли он себе хотя бы протезы для ног, как я ему рекомендовал?

Химический ожог

До сих пор помню его фамилию – Мархель. Ему было около тридцати. Работая в химической лаборатории, он постоянно имел дело с кислотами, щелочами и другими веществами. Однажды, неся на плече огромную пятнадцатилитровую бутыль со щелочью, он задел дверной косяк. Бутыль разбилась, и он по пояс оказался облитым щелочью.

Когда я вышел на работу после отпуска, Мархель лежал у нас уже третий день, только оправившись от ожогового шока. Состояние было тяжелым, но сознание ясным, на вопросы отвечал, в окружающей обстановке ориентировался, что с ним случилось, помнил. При первой же перевязке я обнаружил, что ожог глубокий, и понял, что лечение займет много времени. Ему придется перенести множество внутривенных вливаний и превозмогать боль во время многочисленных перевязок, а потом его ждет операция по закрытию незаживающих ожоговых ран. Перевязки делали редко, приходилось опускать его на простыне в ванну с марганцовкой и отмачивать приставшие к ранам повязки. Состояние больного постепенно улучшалось, и со временем он уже мог самостоятельно опуститься в ванну.

Из-за перевязок появлялись плотные черные некротизированные струпья, которые мне приходилось отсекать с помощью ножниц (делать поэтапную некрэктомию). Однажды, подведя браншу ножниц под отторгнувшийся пласт некроза, я увидел… белых толстых червей с перетяжками на теле. Длиной они были около полутора сантиметров, толщина достигала шести миллиметров. Я ужаснулся, начал их убирать из раны и бросать в таз. В этот момент в перевязочную вошел Цезарь Михайлович. Увидев мой испуг, он совершенно спокойно заметил:

– А это, Юра, обычные личинки мух, которые откладывают свои яйца, ползая по повязкам. В этом нет ничего особенного. Скоро ты увидишь, что от этих червей раны станут чище, прекратят гноиться да и заживать будут лучше.

И действительно, через некоторое время черви исчезли, раны очистились, гноя в них стало меньше, да и грануляции стали выглядеть так, что ну хоть сейчас делай пересадку кожи. Поскольку ожоговые поверхности были больших размеров, а эпителизация (нарастание кожи) происходила только с краев, нужно было закрыть эти гранулирующие раневые поверхности кожей. Для этого применяются различные способы ее пересадки (например, с использованием перфорированного лоскута, мелких кусочков кожи, в том числе и трупной). И я отправился в институт восстановительной хирургии (ныне НИИТО), в лабораторию консервирования тканей, где у меня были знакомые врачи.

Вернулся я, держа в руках большую стеклянную колбу с длинными лентами трупной кожи шириной около трех-четырех сантиметров. И вот в один прекрасный день я произвел пересадку этой кожи. Уложил эти ленты на спине, груди, шее и наложил мазевые повязки. Надо было подождать пять дней до следующей перевязки, чтобы хотя бы часть кожи приросла.

Обычно при пересадке даже собственной кожи больного чуть ли не половина ее отторгается, и это считается неплохим результатом. Когда же я снял мазевые повязки с нашего больного, то обнаружил, что почти вся кожа приросла. Это был прекрасный результат. Вскоре все раневые поверхности закрылись. Разумеется, остались рубцы, как всегда бывает при глубоких ожогах. Мархель поступил к нам поздней весной, а выписывался осенью. Лето в том году выдалось жаркое, мухи расплодились и начали откладывать яйца под повязками. Возможно, как и говорил Цезарь Михайлович, это сыграло положительную роль. Больной был выписан в хорошем состоянии, тяжелейший химический ожог зажил.

Прошел месяц, приближались ноябрьские праздники. Возвращаясь с работы домой, я шел по проспекту Дзержинского неторопливой походкой, когда меня кто-то окликнул. Это был Мархель. Мы оба обрадовались встрече. Я – потому что встретил человека, которого успешно вылечил, а он – потому что увидел врача, к которому испытывал огромную благодарность. Мы побеседовали, и он почти насильно затащил меня в продуктовый магазин, около которого мы стояли, желая сделать мне сюрприз. Оказалось, его жена работает завотделом в этом магазине. Я сразу узнал ее, она часто приходила к больному мужу, ухаживала за ним и даже поначалу помогала опускать его в ванну. А надо сказать, что в то время полки магазинов пустовали, на прилавках были только консервы, хлеб да водка. Пока мы с Мархелем в кабинете его жены распивали бутылку водки, закусывая колбасой, сыром и соленой рыбой, его супруга куда-то отлучилась и вскоре вернулась с большой толстой сумкой.

– А это наш сюрприз, Юрий Олегович! Вы его дома оцените, пока не открывайте.

Дома мама с женой спросили, где я был и почему от меня пахнет водкой. Я им честно все рассказал, и мы открыли сумку. По тем временам это был действительно царский подарок: коньяк, шампанское, колбаса, сыр, красная рыба, деликатесные консервы и даже баночка красной икры. Благодаря Мархелю мы достойно встретили ноябрьские праздники и даже выпили за его здоровье!

Пластическая хирургия

Иногда слава может сыграть с хирургом дурную шутку. Например, начинают обращаться друзья и даже незнакомые люди с просьбами провести операцию, не совсем соответствующую его профилю, которую сам он делать не стал бы, и не всегда удобно отказаться.

Это произошло в разгар перестройки. Я работал заведующим учебной частью на кафедре хирургии факультета усовершенствования врачей. К тому времени я был доцентом, кандидатом медицинских наук, курировал травматологическое, хирургическое и реанимационное отделения и читал лекции по хирургии. Поскольку мне уже перевалило за шестьдесят, оперировал я редко, больше занимаясь преподавательской деятельностью: читал лекции, проводил практические занятия, иногда устраивал показательные операции.

Надежда работала заведующей небольшим продуктовым магазином на окраине города и лечилась у моей жены, оториноларинголога (в просторечии это трудновыговариваемое слово обычно сокращают до «лора» или называют таких врачей «ухо, горло, нос»). Это была в меру упитанная шатенка лет сорока, со вкусом одевающаяся и в меру использующая косметику. Она часто выручала нас в те годы, когда с продуктами было туго. Мы с Тамарой Петровной посещали ее магазин только по ее приглашению и уходили с сумками, полными дефицитных продуктов. А дефицитом в то время было всё: колбаса, сыр, рыба, масло, мясо. Мы были ей благодарны и охотно помогали, когда у нее возникали проблемы со здоровьем. В очередной наш визит к ней, пока я сидел в сторонке, они с женой о чем-то оживленно беседовали, и тут я услышал:

– Ну так вы поговорите с Юрием Олеговичем, может быть, он чем-то поможет!

Надежда рассказала мне о своих болях в животе, которые не проходят уже несколько месяцев. Врачи-терапевты поставили ей диагноз «хронический панкреатит», профессор-хирург этот диагноз подтвердил, однако лечение не приносило успеха. Из ее рассказа, направляемого мною в нужное русло, я уловил упоминание всех симптомов язвенной болезни двенадцатиперстной кишки и порекомендовал сделать гастроскопию, которая в то время только начинала распространяться. Я даже удивился, что профессор-консультант не назначил ей этот метод обследования. Во время следующего нашего визита она, увидев меня, воскликнула:

– Юрий Олегович, вы прямо как рентген, сразу увидели язву!

И протянула мне результаты гастроскопии, подтверждающие мой диагноз.

Сейчас эта женщина стояла в моем кабинете. Поговорив о том о сем, она изложила причину своего посещения, одновременно раздеваясь без тени смущения, и вскоре предстала передо мной с оголенным животом. Сжимая в руке выступающую часть живота, она пожаловалась:

– Вот, полюбуйтесь! Что это такое?! Живот так и выпирает, а все из-за жира. Ну так уберите мне этот жир! – взмолилась она.

Я осмотрел ее живот. Он действительно сильно выдавался вперед и даже немного свисал в виде жировой складки. Если ее удалить, живот не будет выпирать. В этом она была права.

Услугами пластической хирургии в советском государстве долгое время пользовались немногие, несмотря на то что первая косметологическая лечебница в Москве появилась еще в 1930 году. Инициатива создания первой клиники принадлежала жене Молотова Полине Жемчужиной, у которой эта идея родилась во время поездки во Францию.

Официальная советская идеология подразумевала, что строителю коммунизма надо думать не о красоте лица, а о чистоте идеалов. Пациентами пластических хирургов в основном были разведчики, которым требовалось изменить внешность, кинозвезды и супруги высокопоставленных лиц. Несмотря на то что на платную операцию можно было записаться каждому, ожидание иногда растягивалось на годы. По мере ослабления идеологии интерес населения к пластической хирургии усилился.

Надо сказать, что пластическая хирургия в СССР была на высоком уровне: достаточно вспомнить, что благодаря пластическим операциям Любовь Орлова в возрасте семидесяти одного года, уже смертельно больная, смогла сняться в роли двадцатилетней девушки в своем последнем фильме «Скворец и Лира».

Дело в том, что никто из наших хирургов, в том числе и я, не занимался пластической хирургией, и я тут же порекомендовал Надежде обратиться к специалистам в этой области. Услышав это, она воскликнула:

– Ну уж нет, Юрий Олегович. Я побывала у этих хирургов, поспрашивала больных, которых они оперировали. Нет, к ним я не пойду. Только к вам. Вас я знаю, слышала отзывы о вас и свой живот доверю только вам!

Я изо всех сил отговаривал ее от этой затеи, рисовал страшные картины осложнений, пугал, что после операции может возникнуть нагноение, сепсис, а впоследствии останется некрасивый рубец во весь живот. Я напирал на то, что потом она возненавидит меня и будет писать жалобы во все инстанции. Но все было напрасно. «Ну что делать, – думал я, – придется оперировать». И направил ее на госпитализацию.

Перед операцией я был очень напряжен. Техническая сторона меня беспокоила мало, но возможные послеоперационные осложнения не выходили из головы. Ассистировать мне вызвалась Екатерина Олеговна. Я провел зеленкой линии разрезов от правой стенки живота до левой так, чтобы можно было свести края раны без натяжения. Сделав разрез на всю глубину жирового слоя, я отделил его от апоневроза и полностью удалил вместе с кожей. Толщина жирового слоя была около девяти сантиметров. Образовалась огромная рана шириной с ладонь взрослого мужчины. Остановив кровотечение, я зашил сначала нижний слой раны за оставшуюся на ее краях жировую клетчатку, затем второй слой. Третий ряд швов накладывал у самой кожи и наконец наложил косметический внутренний шов на всю рану. Кожа легла без натяжения, края раны плотно соединились и в виде тонкой полоски пролегли от правой стенки до левой.

Вопреки моим опасениям, послеоперационный период прошел прекрасно. И я, и больная были счастливы. Спустя несколько месяцев Надежда пришла на осмотр вместе с женщиной лет пятидесяти, полной блондинкой, артисткой одного из театров. Я осмотрел шов и остался доволен – от рубца осталась тонкая полоска, живот был чуть втянут. Однако оказалось, что Надежда привела с собой новую пациентку, которая начала уговаривать меня провести ей такую же операцию:

– Нет, вы только посмотрите! Я ведь выхожу на сцену и не могу повернуться в профиль к публике, так как живот выпирает вперед на полтуловища, – говорила она, раздеваясь.

Оголив живот, она подошла, и я ее осмотрел. Действительно, на животе в виде большого фартука свисала складка с подкожной клетчаткой. Жира было много, и, когда женщина поворачивалась в профиль, создавалось впечатление, что она не просто упитанная, а толстая. Этот фартук действительно нужно было удалить, и я начал убеждать ее обратиться к пластическим хирургам. Однако она не хотела слушать мои возражения и при поддержке Надежды все же уговорила меня провести операцию.

Мы с Екатериной Олеговной выполнили точно такую же операцию, как и Надежде. И в этот раз послеоперационный период прошел гладко, а косметический шов был почти не заметен. Благодарная пациентка покинула клинику, обещая сделать нас с женой заядлыми театралами.

Прошло еще несколько месяцев, и уже эта артистка привела ко мне знакомую женщину лет шестидесяти, ее соседку. И опять надо было убрать жировую складку на животе. «Этого мне только и не хватало!» – подумал я. Дальше события развивались так же, как и в двух предыдущих случаях. В итоге мы с Екатериной Олеговной сделали третью аналогичную операцию.

…Есть в медицине такое понятие, как врачебная тайна. Однако для ее соблюдения необходимо, чтобы все стороны хранили молчание. Часто происходящее в больницах, в операционных каким-то образом становится достоянием многих людей.

По городу прокатился слух, что я прекрасно удаляю излишки жира на животе. Липосакции в те времена не было, а желающих избавиться от жира – сколько угодно. Вскоре я узнал, что сестры нашей больницы и их знакомые выстраиваются в очередь на операцию, а некоторые женщины-врачи сами начали обращаться ко мне с подобными просьбами. Я отнекивался как мог. Дело дошло до того, что однажды за ужином жена выдала:

– Ты, говорят, животы убираешь? Так я тоже подумываю, не убрать ли мне жирок! Да и в нашей больнице многие хотят к тебе на операцию записаться!

– Ну уж нет! Хватит с меня! И ты, Брут, туда же! – возмутился я.

Должен заметить, что операции эти не являются суровой необходимостью и делаются не по медицинским показаниям, а исключительно по желанию пациента. Наличие жировой складки на животе не приводит к катастрофе и не создает угрозы для жизни или здоровья. Но если после операции возникнет какое-либо серьезное осложнение, то последуют жалобы пациента и хирурга могут привлечь к уголовной ответственности. Такие случаи в пластической хирургии бывали. Вот поэтому я старался отказываться от подобных операций. Да, мне приходилось на дежурствах пришивать отрезанный нос, ухо, а однажды ушивать мошонку, которую порезал себе психический больной, но на то были серьезные основания. Пластические хирурги всячески ограждают себя от неприятностей и берут с пациента подписку, что в случае осложнений он не будет предъявлять претензий. Сейчас пластическая хирургия – дело доходное, она оснащена соответствующим оборудованием, хирурги проходят специальную подготовку. Но мне переквалифицироваться уже поздновато, пусть молодежь развивает пластическую хирургию. Удачи им!