Текст книги "Корпоративная социальная ответственность. Эволюция концепции"

В. Фредерик выделил следующие следствия перехода к КСВ (CSR-2), трактуемые им в качестве достоинств новой концепции. Во-первых, использование КСВ (CSR-2) позволяет снизить остроту восприятия моральных проблем, связанных с ведением бизнеса, сделать позицию компаний не столь оборонительной. «С появлением КСВ (CSR-2) можно надеяться, что больше внимания будет уделяться не "моральному состоянию" компании, а ее реальным действиям в качестве социально восприимчивого института» [Frederick, 1994, p. 158-159]. Во-вторых, концепция КСВ (CSR-2) «уделяет особое внимание управленческим инструментам и техникам, организационным структурам, а также поведенческим моделям, наиболее соответствующим статусу подлинно восприимчивой компании» [Frederick, 1994, p. 159]. Соответственно, усилия исследователей направляются в новое, практически более востребованное русло институционализации КСО в организации.

В-третьих, новый подход стимулирует развитие эмпирических исследований в области взаимодействия бизнеса и общества. Как справедливо подчеркнул В. Фредерик, менеджеры сталкиваются с реальными, весьма конкретными проблемами, и «абстрактные обобщения КСО (CSR-1) быстро улетучиваются, когда на пороге появляется инспектор OSHA (Occupational Safety and Health Administration – Администрация США по охране труда и здоровья), раздраженные женщины-работницы устраивают демонстрацию, а неудовлетворенные покупатели организуют бойкот» [Frederick, 1994, p. 159].

В-четвертых, КСВ (CSR-2) позволяет изучить внутренние и внешние ограничения развития организационной восприимчивости, связанные, в частности, с созданием дивизиональной структуры, недостатками социальной отчетности, ограниченностью оценки деятельности менеджеров, спецификой развития рынка капиталов и оценки социальных издержек и т. д. [Frederick, 1994, p. 159-160].

Что же касается недостатков КСВ (CSR-2), то В. Фредерик сформулировал их следующим образом. Во-первых, КСВ (CSR-2) не проясняет сущности корпоративной социальной ответственности, принимаемой как бизнесом, так и обществом. Наличие общественного давления на бизнес и необходимость соответствующей восприимчивости принимаются как данное. При этом КСВ (CSR-2) не помогает конкретной компании решить, на какие общественные ожидания необходимо реагировать, какие приоритеты устанавливать, как распределять имеющиеся ресурсы. Более того, оказывается, что «бизнес как таковой, определяя для себя необходимый уровень социальной восприимчивости, по сути, формулирует свое собственное понимание социальной ответственности» [Frederick, 1994, p. 160]. Во-вторых, в более широком контексте КСВ (CSR-2) не проясняет природы взаимодействия бизнеса и общества: «каковы они, какими они должны быть, на что стоит обратить внимание» [Frederick, 1994, p. 161]. В-третьих, КСВ (CSR-2) в целом является статической концепцией, объясняющей очень мало, если не ничего, об общественных процессах и изменениях [Frederick, 1994, p. 161]. Наконец, в-четвертых, КСВ (CSR-2) не содержит в себе никаких указаний на то, каких ценностей должен придерживаться бизнес в ходе реализации процесса социальной восприимчивости. Менеджмент не получает никаких моральных оснований для активного вовлечения в решение общественных проблем [Frederick, 1994, p. 161]. Таким образом, трактуя корпоративную социальную восприимчивость как объективно возникшую альтернативу корпоративной социальной ответственности, В. Фредерик отмечал их неполное концептуальное соответствие, имплицитно подчеркивая не трансформацию одной концепции в другую при соответствующем содержательном расширении, а изменение содержательных акцентов, вызванное потребностями управленческой практики.

Позднее В. Фредерик более четко сформулировал свое отношение к развитию концепции КСО, выделив в нем «две большие волны» [Frederick, 1986, p. 130]. Первая началась в первой половине 1950-х гг. и завершилась к середине 1970-х. Основным направлением исследований в рамках первой волны была корпоративная социальная ответственность – КСО (CSR-1). Начало второй волны на заре 1970-х гг. совпало со спадом первой, к середине 1980-х гг., впрочем, все еще не утратившей свого значения. Исследователи второй волны концентрировались преимущественно на корпоративной социальной восприимчивости – КСВ (CSR-2). Кроме того, В. Фредерик четко соотнес первую волну с преимущественно нормативными исследованиями, а вторую – с ценностно-нейтральными:, относящимися к позитивной науке [Frederick, 1986, p. 130-131]. При этом представляется особо важным, что, проанализировав содержательные аспекты двух волн, В. Фредерик пришел к выводу о недостаточности дискретного использования соответствующих подходов. С одной стороны, в трактовках КСО начал возникать очевидный позитивистский перекос.[38]38
  В. Фредерик в этой связи иронично отмечал, что мы с уверенностью можем ожидать появления учебного кейса о трагедии в Бхопале, снабженного стандартным примечанием нейтрального характера: «Данный кейс описывает процедуры администрирования и не подразумевает оценки корректности или некорректности совершенных действий» [Frederick, 1986, p. 131]. В. Фредерик имел в виду взрыв, произошедший на химическом заводе компании United Carbide India в 1984 году. Этот взрыв привел к выбросу ядовитого газа, в результате чего погибли более 15 000 человек.


[Закрыть] С другой стороны, «после крайне плодотворного десятилетия, в ходе которого теория корпоративной социальной восприимчивости была подробно проработана второй волной исследователей, проблематика отношений бизнеса и общества находилась примерно в том же состоянии, в каком она пребывала в начале периода пристального внимания к нормативным аспектам бизнес-операций» [Frederick, 1986, p. 133]. Иными словами, вторая волна исследований КСО не сняла внутренне присущих этой концепции противоречий.

Таким образом, в ходе дискуссии о корпоративной социальной восприимчивости в 1970-1980 гг. подходы к ее сущности, содержанию и месту в эволюции концепции КСО были значительно развиты и уточнены (табл. 6).

Таблица 6. Основные подходы к сущности корпоративной социальной восприимчивости и ее концептуальному соотношению с корпоративной социальной ответственностью

Дебаты о принципах КСО, тяготеющие к известной схоластичности, были дополнены исследовательской программой с ясно очерченным полем эмпирических исследований. Как справедливо подчеркивал Р. Странд, «организационная адаптация к социальной среде не представляет собой порождающего дебаты нормативного вопроса, она является областью научного исследования» [Strand, 1983, p. 90]. В то же время достаточно очевидно обозначилась необходимость дальнейшего развития концепции КСО по пути совмещения нормативного подхода с дескриптивным и инструментальным. На повестку дня встало создание некой синтетической концепции, способной обеспечить комплексное решение теоретических проблем и вооружить практиков соответствующим инструментарием. Именно построение подобной концепции стало основным содержанием следующего этапа эволюции концепции КСО.

§ 3. Корпоративная социальная деятельность: КСО как система

Логичным этапом эволюции концепции КСО стали попытки создания комплексной модели, включающей в себя ранее выработанные концепции в качестве элементов, а также интегрирующей подходы, характерные для нормативной и позитивной наук. В 1980-1990 гг. концепция развивалась в направлении парадигмы, позволяющей, во-первых, проводить научные исследования в рамках «нормальной науки» и, во-вторых, обеспечивающей практическую применимость результатов этих исследований для бизнеса.

Наиболее детальное обоснование необходимости поиска парадигмы было предложено Т. Джонсом. Нетривиальные трактовки развития концепции КСО были разработаны Э. Эпштайном и В. Фредериком. Наиболее востребованной как научным сообществом, так и деловыми кругами, оказалась, впрочем, модель, воплощенная в концепции корпоративной социальной деятельности (corporate social performance – CSP). Эта концепция, последовательно разрабатываемая С. Сети, А. Кероллом, С. Вартиком и Ф. Кохреном, нашла свое законченное воплощение в работах Д. Вуд и Д. Свансон.

Т. Джонс, сопоставляя состояние исследований взаимоотношений бизнеса и общества с критериями парадигмы, сформулированными видным представителем постпозитивизма Т. Куном, отметил их полное несоответствие. Во-первых, по состоянию на начало 1980-х гг. все еще отсутствовали общепринятые интегрированные концепции. Во-вторых, не существовало общепринятых, «ортодоксальных» для данной области теорий, методов и ценностей, что в значительной степени было обусловлено бессистемным использованием экономических, политологических, социологических и правовых подходов; не существовало и теории организаций. В-третьих, соответственно, не существовало модели, претендующей на демонстрацию сколь-либо развернутых способностей к разъяснению и прогнозированию [Jones, 1983, p. 559].

Делая вывод об отсутствии парадигмы, Т. Джонс ставил вопрос о том, в каком направлении должен идти ее поиск, подчеркивая, что для столь новой области исследований, как взаимоотношения бизнеса и общества, приведенные критерии являются чрезмерно жесткими [Jones, 1983, p. 560]. По мнению Т. Джонса, вполне допустимо, признав существенное разнообразие в теории, методах и ценностях, сфокусироваться на определении унифицированной или интегрированной темы (концепции). Для этого автор предложил создать «интегрирующую структуру», понимаемую им как «общая модель макроуровня, раскрывающая взаимоотношения различных субъектов в рассматриваемой области», демонстрирующую, «каким образом отдельные элементы соответствуют друг другу» [Jones, 1983, p. 560].

Э. Эпштайн ввел в научный оборот концепцию «процесс корпоративной социальной политики», суть которой была сформулирована как «институционализация в рамках бизнес-организации… ключевых элементов этики бизнеса, корпоративной социальной ответственности и корпоративной социальной восприимчивости» [Epstein, 1987, p. 106]. КСО в рамках данной модели была определена автором как «имеющая отношение преимущественно к достижению таких результатов организационных решений. которые (в соответствии с некоторыми нормативными стандартами) оказывают на релевантные заинтересованные стороны больше позитивного эффекта, чем негативного» [Epstein, 1987, p. 104].

В. Фредерик, как уже было отмечено, рассматривал корпоративную социальную восприимчивость как позитивистский ответ на нормативность корпоративной социальной ответственности. Идея «волн» в развитии концепции КСО была им логически продолжена в концепции «корпоративной социальной справедливости», трактуемой как «встраивание понятия моральной корректности в действия и политику» корпорации [Frederick, 1986, p. 135].

Важно отметить, что нормативная по своей природе корпоративная социальная справедливость не является простым повторением исходных трактовок КСО, а представляет собой более сложную концепцию – продукт своеобразного диалектического развития. Критерием «моральной корректности» выступает уже не общая идея ответственности, а ее отражение в этической культуре конкретного общества, исповедующего «христианский, марксистский или гуманистический» взгляд на бизнес [Frederick, 1986, p. 134]. При этом, следуя традиции оригинального использования аббревиатур, В. Фредерик продолжил свою линейку от исходной концепции корпоративной социальной ответственности – КСО (CSR-1) и корпоративной социальной восприимчивости – КСВ (CSR-2) к корпоративной социальной справедливости – КСС (Corporate Social Rectitude – CSR-3). Данный подход, впрочем, оказался весьма ограничен. Если сокращения CSR-1 и CSR-2 стали в современной научной литературе общим местом, то аббревиатура CSR-3 уже рассматривалась как искусственная, а более поздняя попытка сформулировать в качестве следующей концепцию единства «космоса, науки и религии» – КНР (cosmos – science – religion – CSR-4) [Frederick, 1998] – осталась, по сути, незамеченной.

Вопрос о концептуальных измерениях в рамках комплексной модели корпоративной социальной деятельности (КСД) был впервые поставлен С. Сети в 1975 году. Не предлагая теоретического обоснования новой концепции, автор попытался увязать ставшую уже традиционной проблему содержания КСО с особенностями ее реализации. Корпоративная социальная деятельность интерпретировалась им через категорию «корпоративного поведения». Корпоративное поведение, как отмечалось в § 2 настоящей главы, подразделялось на выполнение социальных обязательств – ответ на действия рыночных сил и правовые ограничения, реализацию социальной ответственности, превышающей жесткие обязательства экономического и правового характера, а также – социальную восприимчивость, понимаемую как способность корпорации приспосабливать свое поведение к нуждам общества [Sethi, 1975, p. 60-64].

А. Керолл, также воздержавшись от детального концептуального обоснования корпоративной социальной деятельности как таковой, предложил модель, включавшую в себя три ее измерения: корпоративную социальную ответственность, корпоративную социальную восприимчивость и общественные проблемы [Caroll, 1979]. Проанализировав основные подходы к определению КСО, разработанные к концу 1970-х гг., и заключив, что в своем многообразии они, по сути, покрывают все поле релевантных исследовательских вопросов, он попытался свести эти подходы в единую систему взаимосвязанных элементов.

Важно отметить, что помимо широко дискутируемых нормативных трактовок корпоративной социальной ответственности и дескриптивного подхода к корпоративной социальной восприимчивости (см., соответственно, § 1 и 2 настоящей главы) А. Керолл обратил внимание на определение тех проблем, по поводу которых и формируется КСО, т. е. на вопрос ее объекта. Таким образом, корпоративная социальная деятельность у А. Керолла включила в себя и сущностное определение КСО (четыре уровня корпоративной социальной ответственности), и философию восприимчивости (от реактивной к проактивной), и перечень релевантных общественных проблем (охрана окружающей среды, безопасность продукта, дискриминация и т. д.)[39]39
  А. Керолл отмечал, что общественные проблемы, отраженные в его модели, носят иллюстративный характер. Каждая организация должна определить для себя, какие именно проблемы релевантны ее бизнесу [Caroll, 1979, p. 502].


[Закрыть] (рис. 6).

По мнению А. Керолла, данная концептуальная модель должна была удовлетворить ожидания как академических кругов, так и менеджеров. Для первых она позволяла прояснить и интегрировать многочисленные дефиниции и подходы, накопившиеся в ходе дискуссии о КСО. При этом особо подчеркивалось, что экономическая ответственность и экономические проблемы не только выступают элементами данной модели, но и играют в ней определяющую роль. Для вторых, соответственно, данная модель помогала концептуализировать ключевые общественные проблемы, связанные с бизнесом, систематизировать анализ этих проблем, а также оптимизировать процесс планирования и диагностики всей корпоративной социальной деятельности. В то же время автор признавал, что даже если предложенная модель позволит достичь указанных целей, «она остается лишь скромным шагом в развитии концепции корпоративной социальной деятельности» [Caroll, 1979, p. 504].

Рис. 6. Модель корпоративной социальной деятельности

Источник: [Carroll, 1979, p. 503]

Логическим продолжением подхода А. Керолла стала модель, разработанная С. Вартиком и Ф. Кохреном, которые переформулировали соответствующие «измерения» как принципы, процесс и политику, пытаясь привести разнородные элементы развивающейся концепции КСО в единую систему (табл. 7).

Таблица 7. Модель корпоративной социальной деятельности С. Вартика и Ф. Кохрена

Источник: [Wartick, Cochran, 1985, p. 767]

Согласно определению С. Вартика и Ф. Кохрена корпоративная социальная деятельность представляет собой «основополагающую взаимосвязь между принципами социальной ответственности, процессом социальной восприимчивости и политикой, направленной на решение общественных проблем» [Wartick, Cochran, 1985, p. 758]. Характерно, что, пытаясь выстроить единую систему, авторы уже «на входе», рассматривая принципы КСО, в качестве их источников (направляющей силы) указывают как общественный договор, так и деятельность корпорации в качестве морального агента.

Впрочем, если два первых измерения корпоративной социальной деятельности из модели А. Керолла воспроизведены С. Вартиком и Ф. Кохреном без существенных изменений, то третье ими не просто переработано, но принципиально трансформировано. Показательно, что именно формулирование третьего измерения, находящегося в стадии оформления, рассматривается самими авторами как особо актуальная задача [Wartick,

Cochran, 1985, p. 765]. Если А. Керолл завершает свою модель определением поля релевантных общественных проблем, то С. Вартик и Ф. Кохрен подчеркивают необходимость анализа того, как именно компании решают эти проблемы. Преследуя при этом цель минимизации рисков, порождаемых изменяющимися условиями ведения бизнеса, компании «операционализируют свою социальную восприимчивость» [Wartick, Cochran, 1985, p. 767].

Важно отметить, что предложенная данными авторами модель трактовалась строго в рамках решения сверхзадачи – построения контура синтетической парадигмальной теории. По их мнению, «хотя превращение концепции КСД в центральную парадигму отношений бизнеса и общества все еще остается открытым вопросом, два момента наглядно иллюстрируют ее потенциал» [Wartick, Cochran, 1985, p. 767].

Во-первых, КСД очень близка к удовлетворению основных парадигмальных характеристик Т. Куна, ранее адаптированных Т. Джонсом: (1) унификации, или интегрированию проблематики в рамках принципов/процесса/политики, (2) наличию существенной ортодоксии в основных параметрах исследований – теории, методах и ценностях, а также (3) способности к пояснению и прогнозированию. Во-вторых, модель КСД свела воедино три доминирующие ориентации в области изучения взаимоотношений бизнеса и общества: философскую ориентацию, релевантную принципам корпоративной социальной ответственности; институциональную ориентацию, связанную преимущественно с процессом социальной восприимчивости; а также организационную ориентацию, в основном релевантную конкретной политике решения общественных проблем [Wartick, Cochran, 1985, p. 767-768].

Наиболее же законченную форму категория корпоративной социальной деятельности приобрела в работах Д. Вуд.[40]40
  Подробнее о работах Д. Вуд и ее роли в развитии концепции корпоративной социаль ной деятельности см. [Благов, 2009].


[Закрыть] Признавая концептуальные достоинства подхода С. Вартика и Ф. Кохре-на, она, тем не менее, обратила внимание на его серьезные недостатки. По ее мнению, во-первых, сам термин «деятельность» подразумевает не столько взаимодействие и интеграцию, сколько действия и результаты.[41]41
  В деловом английском языке этот терминологический нюанс еще более очевиден. Слово performance традиционно переводится как «результат» и «эффективность» и лишь в определенном контексте как «деятельность».


[Закрыть] Во-вторых, социальная восприимчивость явно представляет собой не единый процесс, а систему процессов. В-третьих, наличие у компании формальной «политики, направленной на решение социальных проблем», вовсе не является необходимым и достаточным условием корпоративной социальной деятельности. В-четвертых, вся концепция имеет вполне определенную коннотацию, подразумевая лишь «хорошую» деятельность ответственной компании. Соответственно, сам вопрос о положительной или отрицательной оценке деятельности любой компании становится некорректным [Wood, 1991, p. 692-693].[42]42
  Русск. пер.: [Вуд, 2009].


[Закрыть]

Переформулировав и реструктурировав ранее предложенные подходы как к корпоративной социальной деятельности, так и к ее составным элементам, Д. Вуд предложила целостную концепцию, определив ее как «существующую в бизнес-организации систему принципов социальной ответственности, процессов социальной восприимчивости… и их обозримых результатов, относящихся к общественным взаимодействиям фирмы» [Wood, 1991, p. 693]. Каждый из элементов новой модели был, в свою очередь, подразделен на три составляющих (табл. 8).

Корпоративная социальная ответственность дает ответ на вопрос, почему компания должна действовать тем или иным образом. Принципы легитимности, публично-правовой ответственности и свободы управленческого выбора[43]43
  Показательно, что, формулируя принципы корпоративной социальной ответственности, Д. Вуд смогла свести в единую систему такие классические трактовки, как «железный закон ответственности» К. Девиса, публично-правовую ответственность Л. Престона и Дж. Поста и свободу морального выбора менеджера А. Керолла, распространенную на все области КСО [Wood, 1991, p. 696].


[Закрыть] структурируют, соответственно, отношения между обществом, бизнесом в целом, отдельными компаниями и менеджерами как индивидуумами. Корпоративная социальная восприимчивость отвечает на вопрос, как именно действует компания. Очевидно при этом, что три грани восприимчивости тесно переплетены и в теории, и на практике: заинтересованные стороны вовлечены в проблемы, затрагивающие их интересы, информация о бизнес-среде необходима для выработки решений, в свою очередь затрагивающих интересы заинтересованных сторон и т. д. Результаты корпоративного поведения представляют собой единственный измеряемый элемент системы, поскольку, как справедливо подчеркивает Д. Вуд, «мотивы не поддаются наблюдению, а наблюдение процессов возможно лишь путем умозаключений» [Wood, 1991, p. 711]. Таким образом, как справедливо заключала Д. Вуд, «рассмотрение воздействия на общество, социальной политики и социальных программ в качестве коллективных результатов взаимодействия компании с внешней средой выводит модель КСД из разряда умозрительных концепций и позволяет использовать ее для более прагматических оценок» [Wood, 1991, p. 713].

Таблица 8. Модель корпоративной социальной деятельности

Источник: [Wood, 1991, p. 693-695]

Наконец, важные штрихи к целостной концепции КСД добавила Д. Свансон, обратившая внимание на противоречивость нормативных установок при принятии управленческих решений, не нашедшую адекватного разрешения в модели Д. Вуд [Swanson, 1995, 1999]. Действительно, «моральное рассуждение» менеджера, реализующего свободный управленческих выбор, подразумевает как утилитарный этический анализ, так и использование универсальных моральных норм в рамках концепций прав и справедливого распределения. В первом случае решения оцениваются по совокупному результату, во втором – по этичности намерений.

По сути, менеджеры руководствуются двумя различными ценностными ориентациями, признающими необходимость социально ответственного поведения корпораций, но антагонистичными в трактовке путей его достижения.[44]44
  Строго говоря, Д. Свансон использовала в рассматриваемой статье понятия «экономической» ориентации и ориентации, «обусловленной моральным долгом», как основанных, соответственно, на утилитарном и универсальном анализе. В современной этике бизнеса утилитарный и универсальный подходы рассматриваются как равноправные формы генерирующего этические нормы «морального рассуждения». К тому же получение прибыли выступает не только утилитарной целью бизнеса, но и универсальной ценностью капиталистического общества в целом. В этой связи любопытна метафора Н. Бреди, сравнившего этику принятия управленческих решений с двуликим богом Янусом. Более консервативный универсализм обращен в прошлое, тогда как утилитаризм – в будущее [Brady, 1985, p. 568].


[Закрыть]В результате, как справедливо отмечает Д. Свансон, отсутствие соответствующей ценностной интеграции в модели КСД порождает две принципиальные проблемы. Во-первых, проблему выбора, возникающую в тех случаях, когда утилитарно оправданная задача получения прибыли конфликтует с необходимостью реализации универсальных моральных принципов, особенно в случае так называемых «негативных обязанностей», подразумевающих отказ от действий, способных причинить ущерб обществу. Во-вторых, проблему «морального оправдания», проявляющуюся, когда обе ценностные ориентации, даже в случае «позитивных обязанностей» (помогающих другим получить соответствующие блага), служат экономическим целям, а моральные критерии становятся не самоценными, а инструментальными. Таким образом, по мнению Д. Свансон, ясные моральные указания, определяющие сущность корпоративной социальной ответственности, попросту отсутствуют. Тем самым, соответственно, вся модель КСД в трактовке Д. Вуд подразумевает «неадекватные нормативные критерии и для процессов корпоративной социальной восприимчивости, и для результатов корпоративного поведения» [Swanson, 1995, p. 47].

По мнению Д. Свансон, модель Д. Вуд может быть переориентирована в направлении интегрированного содержательного наполнения и операционализации принципов КСО (рис. 7). Особую роль в модели играет трактовка всей корпоративной деятельности как ценностно обусловленной. Соответственно, можно выделить ценностные организационные процессы: (1) «экономай-зинг», понимаемый как процесс достижения эффективных результатов в рамках конкурентного поведения, (2) «стремление к власти», трактуемое как борьба за повышение статуса в рамках управленческой иерархии, а также (3) «эколоджайзинг» – кооперативное поведение, направленное на развитие связей организации с внешней средой, – обеспечивающие организации устойчивость [Swanson, 1995, p. 56].[45]45
  При всей сомнительности использования транслитераций при переводе англоязычной управленческой литературы данный случай может трактоваться как вынужденное исключение, поскольку и economizing, и ecologizing в контексте статьи Д. Свансон наполняются специфическим авторским содержанием, не позволяющим использовать прямой терминологический перевод с коннотациями в сторону минимизации экономических и экологических издержек.


[Закрыть]

Развитие этих процессов, в свою очередь, зависит от персональных ценностей лиц, принимающих решения в организации, причем эти ценности должны обеспечивать этичность принимаемых решений, связанных с исполнением как «позитивных», так и «негативных» обязанностей. Корпоративная социальная восприимчивость при этом помещается в более широкий контекст корпоративной культуры как системы, основанной на соответствующих ценностях и нормах. Впрочем, при всей важности внесенных Д. Свансон «поправок», направленных на усиление этической составляющей в рамках синтетической концепции КСД, предложенная модель не представляла собой детальной программы нормативно оправданной корпоративной социальной деятельности. Как подчеркивала сама автор, модель предлагала лишь «концептуальные рамки для соответствующих исследований» [Swanson, 1995, p. 60].

В целом же можно заключить, что концепция корпоративной социальной деятельности в трактовке Д. Вуд, особенно с учетом этической переориентации, не только интегрировала в одной модели подходы, характерные для нормативной и позитивной науки, но и сформировала искомую парадигму для исследований, связанных с проблематикой КСО. С одной стороны, несмотря на проявившиеся недостатки, концепция КСД на долгие годы сформировала поле для комплексных исследований, релевантных проблематике корпоративной социальной ответственности.[46]46
  Как подчеркивали Т. Роли и С. Берман в статье, посвященной состоянию и перспективам развития «корпоративной социальной деятельности», концепция КСД «превратилась в бренд для исследователей в области проблем бизнеса и общества, хотя и не воплотилась в жизнеспособную теоретическую и операционную конструкцию» [Rowley, Berman, 2000, p. 397].


[Закрыть]

Рис. 7. Переориентированная модель корпоративной социальной деятельности

Источник: [Swanson, 1995, p. 58]

С другой стороны, именно концепция КСД задала структуру альтернативных тем, которые начиная со второй половины 1990-х гг. начали претендовать на более актуальное и адекватное изменяющимся реалиям отражение исследуемой проблематики.[47]47
  Подробнее о значении концепции КСД см. [Благов, 2009].


[Закрыть] Этот альтернативный лагерь составили концепции «заинтересованных сторон», «корпоративного гражданства» и «корпоративной устойчивости».

* * *

Концепция КСО прошла сложный и противоречивый путь своего становления. Этот путь, однако, подчинялся весьма жесткой внутренней логике. Зародившись в качестве нормативной концепции, описывающей моральные принципы бизнеса, концепция корпоративной социальной ответственности была позднее дополнена концепцией корпоративной социальной восприимчивости, относящейся к области позитивной науки. И наконец, синтетическая концепция корпоративной социальной деятельности свела воедино принципы корпоративной социальной ответственности, процессы корпоративной социальной восприимчивости и соответствующие этим процессам результаты. Поскольку же становление концепции корпоративной социальной ответственности пришлось на годы расцвета постпозитивизма, концептуальное развитие от КСО к КСД шло под знаком поиска парадигмы, задающей устойчивую модель постановки и решения проблем взаимодействия бизнеса и общества. Роль такой парадигмы сыграла логика «принципы – процессы – результаты», позволяющая не только объединить в едином русле исследования, традиционно относимые к разным типам науки, но и сделала саму проблематику КСО ориентированной на практику. В то же время в силу чрезвычайной сложности и подвижности проблемного поля эта логика трактовалась не столько в качестве развернутой модели единственной концепции КСО, сколько в качестве основы формирования альтернативных тем, развивающих отдельные положения этой концепции либо по-новому трактующих сами принципы, процессы и результаты в контексте изменяющихся реалий.