Текст книги "Животные, приходящие во сне"

И я увидел перед собой пещеру с изумительным озером в центре. Вода в озере была молочного цвета, от нее исходил легкий пар. Я погрузился в эту волшебную воду и поплыл. Вдруг поочередно за разные копыта меня стала хватать какая-то неведомая подводная сила. Хорошо, что я хороший пловец, иначе точно бы пошел ко дну.

Искупавшись в озере, я по узкому коридору, хромая, вышел на поверхность. Колено болеть не перестало. Однако, я заметил, что после общения с улитками, летучими мышами и каким-то водяным меня перестали досаждать комары и мошки. Может, я, заходя в подземелье, неправильно сформулировал свой запрос?

Окончательно потерянный я обратился к астрологу Виолетте. Она окинула меня строгим понимающим взглядом, поинтересовалась о дате и времени рождения и попросила на высветившейся на экране монитора карте мира указать точку, где я появился на свет. Сообщив о тревожном положении планет и много еще о чем, Виолетта произнесла главную фразу: “Тебе нужно спуститься с небес на землю”.

После ее слов я решил забыть об авиации и связать свою жизнь с медициной. На что папа сказал: “Ты никогда не будешь богат, но зато и никогда не останешься без работы”. В глубине души я все-таки надеялся, будучи врачом, исцелить себя, поэтому выбрал специальность ортопеда, специалиста по костям и суставам. Впрочем, мои медицинские знания не излечили меня от хромоты.

Иногда, заходя в палату, я ловил на себе скептические взгляды своих пациентов, а один из них, совсем молодой паук, спросил у меня напрямую: “Чем я, хромой доктор, могу помочь ему, хромому пациенту, если до сих пор не вылечил себя сам?” Этот жестокий вопрос меня очень огорчил. Неужели они не понимают, что врач – это тоже живое существо, которое может болеть, в том числе и чем-то неизлечимым.

Сейчас я – на пенсии. И много путешествую. Летаю на самолетах. К сожалению, пассажиром. Мою любовь к небу невозможно погасить.

Глава 7. Ши

Здравствуйте! Меня зовут Ши. Я – послушник высокогорного монастыря. Я –хамелеон. Не просто хамелеон, а хамелеон внеземного происхождения.

Как-то на нашей монастырской кухне зашел разговор об инопланетянах. Монахи говорили, что гости с далеких галактик не такая уж редкость в наших диких заповедных местах. То какой-нибудь огненный шар величиной с наш круглый кухонный стол промелькнет, то летающая тарелка замедлит свое движение над зеленым лугом и направит луч на пасущихся коз, то странное существо с огромными светящимися глазами начнет бродить по окрестностям и наводить ужас на местных жителей.

Со мной все было по-другому. Я появился над поверхностью земли в виде розового облачка. Это облачко зацепилось за горный пик и стекло разноцветными капельками по скале. Жидкость стала заполнять небольшое углубление в каменной глыбе. Красные, желтые и зеленые плотные капли стали сливаться и образовали маленькую лужицу. День сменил ночь, и из этого раствора стали появляться сначала хвост, потом туловище, лапки и голова. Последним проклюнулся гребешок, а затем открылись мои веки. Я увидел новый для себя мир. Перед моим взором предстал укрывшийся под снежной скалой монастырь. Я постучал в его дверь. Меня взяли туда послушником.

Жизнь в монастыре бурлила. Монахи давно осознали, что, выращивая в теплице огурцы и помидоры, разводя кур или подстригая горных овец, достойно прожить нельзя. При монастыре был построен небольшой цех, где отшельники в свободное от чтения молитв время делали сувениры. Это были упакованные в прозрачные мешочки крупицы, извлеченные из какой-то разрушенной бетонной стены, различные фигурки из венецианского стекла и жестяные баночки с запаянным внутри воздухом Парижа. Один раз в месяц к нам приезжал грузовик, привозя поделочный материал и забирая наши замечательные изделия.

Перебирая готовые к отправке сувениры, я никак не мог понять, как нам удается заполнять банки парижским воздухом, если монастырь располагается на расстоянии тысяч миль от Парижа. С этим вопросом я обратился к нашему настоятелю. Недолго думая, тот ответил мне, что иногда, обычно за полночь, сильный северо-западный ветер доносит до нас газы, которыми дышат простые парижане. Этот воздух монахи и упаковывают. Дав ответ, настоятель открыл свою записную книжку на странице с буквой “Ш”, что-то коротко написал в ней, обвел красным фломастером и поставил три восклицательных знака.

Еще у нас в монастыре все время кто-нибудь гостил, питая надежду чему-нибудь научиться. Учебой ведала единственная в нашей обители женщина по имени Аи. Говорят, она когда-то преподавала в университете большого города, а к нам попала случайно, скорее, из-за ее любви к горам.

В последнее время к нам все реже стали приезжать на курсы боевых искусств. Да и то, в основном, те, кого умение вести бой мало интересовало. Главным образом, курсанты мечтали сфотографироваться с нашим главным учителем или подержать в своих руках древний меч. “Желающих овладеть единоборствами сейчас мало. Времена Брюса Ли безвозвратно прошли”, – любила говорить Аи.

Поэтому настоятель, посовещавшись с нами, решил обучать в монастыре не борьбе, а тому, как мирно общаться и налаживать деловые отношения. Узнав об этих курсах, к нам потянулось много желающих. Из разных мест и со своими, порой необычными, запросами. Я был одним из учителей. Изюминкой нашей высокогорной системы преподавания были телесные наказания. Хотя мы били не больно, страх перед ударами существенно повышал эффективность обучения.

Один раз в неделю к нам в монастырь приходил почтальон. Розовощекая девушка по имени Джи. Я был ей увлечен. Мы часто сидели с ней на солнышке. Она гладила меня по спине, и я от удовольствия и ей на радость менял свой цвет, становясь то оранжевым, то зеленым, то пурпурным. Однажды мы заговорили с ней о будущем. Джи сказала, что сначала надо построить общество, где все будут получать по потребностям, а потом уже думать о личной жизни.

Между прочим, на моей родине уже давно каждый получает все, что захочет. Стоит только подумать, появляется разноцветное облачко, ударяется о крышу дома, образовавшаяся водица стекает по водостоку, и из его отверстия появляется то, что ты пожелал. Правда, один раз система не сработала. На мой запрос вместо сигарет облачко принесло пачку леденцов. Видимо, это был намек на то, что мне нужно бросить курить.

Летом Джи перестала приносить нам почту. Я затосковал, а потом и вовсе заболел. Я почернел и забился в дальний угол своей комнаты. Настоятель в страхе, что я могу заразить других монахов, запретил мне выходить из кельи. Еду просовывали в щель под дверью. По утрам кто-нибудь стучал в мое окно. Я приоткрывал глаза. Это означало, что я еще жив.

Как-то ночью внезапно началось извержение вулкана. Никто и не предполагал, что соседняя гора – вулкан. Повалил дым, все засыпало пеплом, и стало жарко. Приехали спасатели в красных касках, очках и комбинезонах со светоотражателями. Обитателей монастыря эвакуировали. Меня, знатока мимикрии, никто не заметил.

Я вылез из дальнего угла своей комнаты и двинулся в сторону извергавшейся лавы. Когда жара стала нестерпимой, я остановился. Постепенно я стал терять свою привычную форму и превращаться в лужицу. Последним в ней растворился мой хвост. Жидкость в лужице закипела, и над ней образовалось маленькое облачко. Что ж, вернусь туда, где все уже давно получают по потребностям.

Глава 8. Виолетта

Всем доброго дня! Я – волчица. Меня зовут Виолетта. Я работаю астрологом.

Я умерла мгновенно. В меня выпустили из арбалета отравленную стрелу. К моему горлу подкатил ком, и я упала на снег. Моя душа легкой дымкой поднялась над моим мертвым телом. И с высоты я увидела окруживших меня охотников в длинных широких пальто и в шляпах с перьями. Они громко кричали и размахивали руками, а потом забрали мое тело с собой. Покружившись над нами, душа вновь нырнула вглубь моего тела.

В сарае мне вспороли живот, вытащили внутренности, а мою шкуру размочили, выстирали, поскребли тупым ножом, чем-то помазали и повесили как украшение на стену в охотничьем домике. Хорошо, что голова с пастью и зубами осталась со мной. Я провисела на стене несколько лет, затем потребовалось место для новой шкуры и меня бросили на пол.

Вися на стене и лежа в ногах, я наслушалась много разных историй. Хочу сказать, что охотники любят приврать. Почти все их истории были ложью, я же вижу этих разбойников насквозь. Не пойму, какая радость лгать и набивать себе цену тем, что ты кого-то убил.

Как-то в наш домик приехал один известный знаток дикой природы. Увидев мою шкуру, он сказал, что я – редкий экземпляр, и мое место – в музее. Что ж, я была не против музея. Я прекрасно знала, что мой белый окрас очень не похож на цвет шерсти моих родственников.

Мою шкуру перевезли в большой город. В мастерской музея ее набили соломой и еще бог знает чем и аккуратно зашили мой живот толстыми нитками. Меня посадили на красивую подставку и отнесли в зал, где стояло множество подобных мне муляжей.

В музее всегда было много посетителей. Экскурсоводы, поравнявшись со мной, обычно говорили, что я кровожадная хищница и особенно опасна, когда голодна. По-моему, любого голодного существа стоит остерегаться.

Каждый день кто-то из визитеров хотел погладить мою шерсть или тайком сфотографироваться, забравшись за оберегавшую меня натянутую цепочку. В этот момент я тихонько клацала зубами, и бедные посетители бежали прочь. Так я веселила себя.

Старенькая смотрительница нашего зала хищных животных по имени Влада почему-то была особенно добра ко мне. Раз в неделю она смахивала с меня пыль, дышала на мои глаза-пуговицы и протирала их после этого тряпочкой для очков. Иногда она брала в руки гребешок и расчесывала мой хвост, приговаривая: “Какая же жесткая у тебя шерстка!”

А потом музей закрыли на ремонт. Некоторым экспонатам повезло, так как их поместили в теплый склад. Другим, вроде меня, не посчастливилось. Мы оказались брошенными во дворе музея.

Однажды вечером пошел дождь. Он был странного бурого цвета. Темная водица затекала мне в глаза, уши и просачивалась под кожу. Эта жидкость стала заполнять меня изнутри и принялась циркулировать в моем теле. Через несколько часов я смогла пошевелить сначала головой, потом ногами, сошла со своей подставки, размяла тело на музейном дворе и с разбегу перепрыгнула через забор. Так я оказалась на свободе.

Оставив позади ночной город, я прибежала в лес. Странно, но за эти годы я совсем утратила повадки прирожденного хищника. Мне не хотелось мяса, я с удовольствием стала утолять голод травой, ягодами и грибами. Выйдя на открытое пространство, я подняла голову вверх и стала наблюдать за луной и звездами. Они манили меня.

Весь день я проспала под большим дубом, а ровно в полночь в моей жизни началось что-то новенькое. Теперь каждую ночь я исполняла роль оборотня. В меня стали превращаться жители этого города. Я вынуждена была воплощать их тайные желания, на которые днем в обычной жизни они не могли решиться. То лезла в соседский сад воровать яблоки, то заглядывала в окна и наблюдала за ночными утехами горожан, то царапала гвоздиком на двери какого-нибудь автомобиля неприличные надписи.

Честно говоря, я не любила эти часы выхода черной энергии тех, кто в меня превращался. Было печально осознавать странную природу окружающих меня существ.

В очередной раз, когда мне перед рассветом было суждено подпилить чей-то забор, я четко решила, что никого в себя я больше не впущу.

Лучше я буду предсказывать горожанам их судьбу, а они, глядишь, перестанут совершать свои глупые поступки. Буду обращаться к луне и звездам, таинственно водить лапами и носить необычную шляпу. Буду всем своим клиентам обещать богатство и успех, но предостерегать, что для их достижения, ни в коем случае нельзя убивать, врать и пакостить. Может мои предсказания остановят их?

Глава 9. Влада

Привет! Меня зовут Влада. Я – альпака. Я живу в свое удовольствие.

Моя бабушка была волшебницей. Она могла превратить тыкву в карету, крысу – в кучера, а лохмотья – в прекрасное платье. Сотворенные ею чудеса имели одну особенность. Они всегда исчезали к установленному бабушкой сроку. Я не знаю, связано ли это было с бабушкиными возможностями, или это был просто каприз доброй феи, но кареты в назначенный час всегда возвращались на грядки.

Бабушкино волшебство посчастливилось испытать на себе и мне. Перед самой смертью бабушка позвала меня к своей кровати и подарила чудесную шкатулку, инкрустированную перламутром. Моя волшебница высыпала в шкатулку монеты и сказала, что теперь каждый месяц шкатулка будет наполняться деньгами. Их будет достаточно для того, чтобы, не задумываясь, прожить месяц. Бабушка уточнила, что непотраченные в отведенные тридцать дней деньги будут сгорать, так что скопить мне вряд ли что удастся. Еще моя добрая фея промолвила, что шкатулка перестанет одаривать меня с наступлением старости. Волшебница в очередной раз установила жесткие временные рамки.

Я поведала о перламутровой шкатулке родителям. Они, кстати, были лишены дара творить чудеса. Мама с папой возмутились подарку бабушки. “Эти деньги тебя развратят. Ты встретишь свою старость в нищете. Откажись от шкатулки”, – посоветовала мне мама.

На следующий после бабушкиных похорон день я встала по будильнику в пять утра и отправилась на работу. Меня ждал завод, на котором делали йогурт. Все взрослое население нашего города работало здесь. Я попала в огромный ослепительно белый цех, в котором пахло молоком, карамелью и ягодами. Коллеги окружили меня заботой, меня вкусно кормили в заводской столовой овощами, фруктами и прочими деликатесами, а с наступлением сумерек я уже всегда была дома.

С самого начала в моей работе меня смущали только две вещи. Во-первых, моя спецодежда. Я должна была тщательно прятать под нее свою роскошную длинную шерсть, чтобы мои волоски не попадали в баночки с йогуртом. Герметичный комбинезон и шапочка вызывали у меня обильное потоотделение и появление непривычного запаха. Во-вторых, я стала мучиться от головокружения. Каждый день на работе я стояла у большой ванны с йогуртом и забрасывала в нее горстями землянику и прочие лесные ягоды, а движущиеся в ванне большие лопатки все перемешивали. Наблюдение за круговыми движениями лопаток вызывало кружение моих глаз и головы, которое не прекращалось и после работы.

И потом, эта шкатулка, ежемесячно наполняющаяся монетами, не давала мне покоя. Поразмыслив, я решила взять паузу в работе. Деньги и время у меня есть, пришла пора обновлять гардероб.

Счастливый случай свел меня с удивительным модельером по имени Навруз. Создавая свой новый образ, я регулярно посещала его ателье на окраине города. Скрывая недостатки моей фигуры и подчеркивая ее достоинства, Навруз сделал акцент на платьях свободного кроя и широких блузках с растительными орнаментами, а также брюках-клеш. Интересной находкой, завершающей мой портрет, была обувь со скошенным каблуком в стиле кантри. Встречавшиеся мне на городских улицах злопыхатели почему-то за глаза стали называть меня стрекозой. “Завидуйте молча”, – думала я.

Испытав на себе все модные тенденции в одежде, я окунулась в мир путешествий. Большей частью, меня влекли места с суровым климатом. Из-за своей теплой и пушистой шерсти я чувствовала себя комфортнее среди фьордов и айсбергов, нежели среди лежаков и пальм.

В одном из круизов я познакомилась с капитаном. Он совсем не был похож на настоящего “морского волка”. Низкого роста, без фуражки, бороды и вечно дымящей трубки. Капитан выглядел уставшим. Ему надоели корабли и рейсы. Он мечтал в ближайшее время спуститься по трапу в последний раз и поселиться уединенно в собственном доме с большим огородом. Такая грустная перспектива меня не устраивала, и я безо всякого сожаления по завершению круиза простилась с капитаном.

Не скрою, главным увлечением моей жизни был сноуборд. Крутые склоны, гоночные спуски и снежные вихри. Иногда я просто не спеша каталась на своей доске, иногда выполняла опасные трюки, прыгала с трамплина и скользила по парапетам. В эти мгновения мне казалось, что мне подвластно сделать все.

Шли годы, и одним пасмурным утром бабушкино волшебство утратило силу. Моя потрепанная перламутровая шкатулка перестала наполняться монетами.

Так я стала смотрителем зала хищников в нашем музее фауны и флоры. Обязанности у меня были несложными. Я следила за посетителями своего зала, раз в неделю смахивала пыль с экспонатов, а в случае появления дыма должна была нажать на кнопку пожарной тревоги.

Музей – это всегда движение, одно мероприятие сменяет другое. На очередную выставку в соседнем зале были приглашены писатели и поэты, рассказывающие о жизни насекомых. Здесь я познакомилась с баснописцем Иво.

Через пару месяцев этот добрый человек и настоящий мужчина сделал мне предложение. С переездом в его уютный загородный дом я оставила свою работу в музее.

Теперь свободного времени у меня прибавилось, и я принялась изучать творчество моего мужа. Прочитав очередную басню о насекомых, я, наконец, поняла, почему в молодости меня называли стрекозой.

Я вспомнила, что по болезни пропустила тот месяц, когда в школе на уроках литературы мы знакомились с произведениями Иво. Неизвестно, как сложилась бы моя дальнейшая жизнь, если бы в детстве я все же прониклась глубоким смыслом басен этого великого поэта. Может и не встретила бы на закате лет моего самого любимого баснописца в мире.

Глава 10. Иво

Здравствуйте! Меня зовут Иво. Я ворон-баснописец.

Как и любой сказочной вороне, мне было отведено прожить триста лет. При этом наслаждаться иллюзорным миром и питаться отнюдь не падалью. Когда мне исполнилось двести двадцать, моя голова окончательно отказалась генерировать свежие умные мысли, а суставы крыльев громко скрежетали при наборе высоты. Я был совсем не против раньше времени отправиться на вечный покой. Впрочем, стоит только сформулировать желание, как оно исполняется с точностью до наоборот.

Во время мощного урагана порывами ветра меня занесло в распахнутое окно одного богатого дома. Пытаясь вырваться из комнаты, больше похожей на зал царского дворца, я нечаянно опрокинул стоящий на подоконнике подсвечник. От пламени упавшей свечи шторы вспыхнули мгновенно, а через несколько минут запылал и весь дом. В последний момент мне с трудом удалось оттуда выпорхнуть.

Меня нашли достаточно быстро. Уже на следующее утро за мной прилетели четыре злобные сойки. Они сопроводили меня к своему хозяину-погорельцу. Владельцем сгоревшего дома оказался грозный палочник – злой маг по имени Гарри. Он говорил не спеша, не повышая голоса, и все время следил за моей ответной реакцией своими зловещими глазами. Иногда он замирал, впадая на несколько минут в ступор. Его длинные тонкие ноги смешно колыхались от любого дуновения, но в целом Гарри выглядел устрашающе. Я уже представил себя на эшафоте, но сказочный палочник-маг рассудил иначе.

Он превратил меня в семечко секвойи и бросил его в землю. Я постепенно стал превращаться в гигантское дерево, которому было суждено прожить еще как минимум пару тысячелетий.

Не могу назвать свою жизнь в образе секвойи легкой. Маг Гарри никогда не забывал обо мне. Он посылал на нашу рощу злые вихри, которые ломали мне ветки, снежные бури и огонь. Моя толстая кора не раз спасала меня от бушующего пламени.

Однако, главными моими врагами стали люди. Развлекаясь, они прорубили в моем стволе тоннель и стали ездить по нему, себе на утеху, на автомобилях. Противостоять ударам стихии с тоннелем внутри становилось все сложнее.

Одним поздним вечером в мой тоннель забрела переждать грозу старая овца. Боясь грома и молний, молясь, она просила о том, чтобы высшая сила не губила ее и продлила ей жизнь. Я решил не мешкать. Я напрягся, и силы, несущие воду и пищу по моему огромному стволу от корней к верхушке, стали затягивать спасающуюся от непогоды гостью. Овца растворилась в соках, бегущих в древесине секвойи, и вытолкнула меня наружу.

Я, как ни в чем не бывало, сел на ветку, почистил перья и полетел, своим карканьем оповещая мир о чудесном освобождении от злых чар. Овце предстояло прожить в роли секвойи, наверное, еще тысячу лет. Ее мольба была услышана.

Продолжая свою жизнь, я решил стать баснописцем. К этому обязывал мой богатый житейский опыт, который я приобрел за несколько сотен лет. Часто в своих баснях я предлагал читателю сюжеты, свидетелем которых был сам. Надо отдать мне должное, я никогда не боялся гнева нашего брата-ворона, нередко шутя над ним и представляя его в своих стихах не в самом лучшем свете. Некоторые истории я придумывал. Взять, к примеру, басню про маленький оркестр. Вы где-нибудь видели медведя, играющего на контрабасе? Я – нет.

После обретения популярности мне приходилось часто общаться со своими читателями. Как-то я встречался с молодежью страны. Один вопрос, заданный совсем юным утконосом, как сейчас помню, по имени Степан, поставил меня в тупик. Степан спросил: “С чем я могу сравнить чувство влюбленности?” Я ответил, что любовь – это потрясение, чудо, словно громадные секвойи снимаются со своих мест и начинают движение. Этот ответ поразил публику необычностью сравнения. Я же не увидел в этом ничего странного: я же – баснописец.

Однако, Степан будто знал верный способ застать меня врасплох. Дело в том, что я никогда не влюблялся. Впрочем, в своей заочной оценке состояния влюбленности я оказался точен.

На открытии очередной выставки о жизни насекомых вроде ничего не предвещало чуда. Но оно случилось. Я встретил здесь белокурую красавицу с мелодичным именем Влада.

Она была полна задора и оптимизма и озаряла своим присутствием все вокруг. Она вернула мне интерес к жизни. Я, забыв про басни, впервые написал пять длинных лирических стихотворений. По-моему, получилось неплохо. И Влада их оценила по достоинству. Она, вообще-то, со школьной скамьи следила за моим творчеством.

Теперь мы вместе, и я готов жить дальше без всякой хандры и уныния. Пусть, все же, мне будет отпущен свыше меньший срок, чем секвойям.

Глава 11. Степан

Всем привет! Меня зовут Степан. Я – утконос. Я – активный гражданин, состою в общественной организации “ За доброту, против агрессии!” и возглавляю ее со дня основания.

Ее члены пришли в организацию разными путями. Взять, к примеру, нашу всеобщую любимицу черную мамбу по имени Натали. Она оказалась у нас, когда ее сердце было разбито. Натали влюбилась в свою потенциальную жертву – симпатичного галаго, которого она ласково называла “мой Пит”. Он стремительно пресек ее ухаживания, но навсегда, словно змей, заполз в душу Натали, парализовав волю нашей черной мамбы.

А несчастная гиена явилась к нам в надежде избавиться от жутких снов, которые мучили ее каждую ночь и, как тлеющий уголь, сжигали изнутри. Ей снились антилопы гну, мясом которых она обычно лакомилась. Антилопы с венками из васильков на головах водили хоровод с песнями вокруг костра, на котором медленно поджаривалась сама гиена. С каждой ночью переносить этот шабаш, устраиваемый гну, ей становилось все невыносимее.

Я же пришел к этим дезориентированным животным для того, чтобы организовать их и возглавить. Мне хотелось искренне им помочь.

Для начала я призвал каждого из нас лично отказаться от орудий агрессии. Натали удалила свои ядовитые зубы, носорогу спилили, недолго думая, его рог, а медуза-коробочка лишилась-таки своих смертоносных щупалец. Я тоже принес себя в жертву нашему общему делу, избавившись от своих ядовитых шпор. По большому счету, я уже давно ими не пользовался и без сожаления утратил этот рудимент.

Днем мы садились в круг и беседовали в надежде справиться с чувствами, которые нас терзали. Натали доминировала с рассказами о Пите, который продолжал ее сторониться, а, увидев нашу мамбу без ядовитых зубов, сказал, что она теперь вызывает у него не страх, а жалость. Другие члены клуба вторили ей.

Многие тревожились, что без своих зубов, жал, рогов и заостренных копыт они стали уязвимы перед теми хищниками, которые еще по старинке проявляют агрессию. Я успокаивал их, ведь любое насилие против членов нашей группы будет иметь большой общественный резонанс, и, вряд ли кто-то рискнет в связи с этим на нас посягнуть.

Потом для поднятия духа мы пели песни. Я дирижировал, а наши змеи и рыбы были зрителями. Особенно нам удавалась песня о чибисе, который волнуется из-за появления ребят. По окончанию песни наша солистка – крокодилица, которая взяла себе странный псевдоним Микки Маус – выходила на сцену и громко заявляла, что в нашем лесу уже давно нет повода для волнений.

На полдник рысь Марина обычно жарила нам мягкие сочные оладьи из кабачков. Она добавляла в них особенные травы, от которых оладьи приобретали мясной запах и вкус.

Вечерами мы купались в нашем лесном озере. Мы огородили для себя небольшой участок сеткой, чтобы туда не заплывали всякие вредные животные, которые еще не встали на путь исправления. Наша черная мамба, насмотревшись зарубежных фильмов о насилии, предложила подвести к сетке ток, но мы вовремя остановились.

Перед сном мы читали книгу о Маугли. Нам нравились добрые волки и рассудительная Багира. Обычно пускавшая к концу прослушивания слезу дикая собака динго Маша любила повторять, что никогда не смогла бы вскормить человеческого детеныша. Я советовал ей не зарекаться: тогда в наших планах было коллективное воспитание тех, кто недавно появился на свет в семьях со склонными к рукоприкладству родителями.

Наше движение набирало обороты. Мы приобрели популярность за пределами нашего леса. О нас заговорили в столице. По нашему подобию стали появляться ячейки организации в других местах. Они не копировали нас полностью. Где-то предпочитали танцевать, а не петь, играть в пляжный волейбол и читать вместо “Книги джунглей” “Каштанку”.

К сожалению, иногда отдельные члены сообщества брали на себя ненужную инициативу. Например, енот в день всеобщего праздника пролетел, не посоветовавшись с нами, над городом на своем мотодельтаплане с огромным плакатом “Доброта спасет мир!”. Тогда я сказал ему, что его попытка заработать дешевую популярность бросает тень на всю нашу организацию.

Из-за нарастающей общественной нагрузки теперь я редко бываю в родном лесу со своими близкими мне по духу существами. В последний мой приезд они разучили и исполнили для меня новую песню о кузнечике, которого съела лягушка. К пению они добавили удивительный видеоряд. После титров “А в нашем лесу по-другому!” на экране появились идущие за руку, улыбающиеся лягушка и кузнечик. На заднем фоне зеленела трава, и ярко светило солнце.

Ну что ж, порадовали они меня своей песней. Выходит, все мои усилия были не напрасны.

Глава 12. Марина

Доброй ночи! Меня зовут Марина. Я родилась рысью, сейчас я – звезда.

С раннего детства я боролась с лишним весом. Самыми безобидными прозвищами, которыми меня называли в школе, были “полосатый шарик” и “рысий окорочок”. Я старалась не обращать на глупых сверстников внимания и всегда винила в образовании новых складок на животе не себя, а своих родителей. По правде говоря, воспитательный процесс в нашей семье был скроен из череды конфликтов и противоречий. Это касалось и особенностей питания. Мама регулярно кормила меня великолепными голубцами и мясом в кляре, поила сладким чаем с пышками, а папа не переставал повторять, что рысь не может быть толстой.

Каждую зиму, чтобы сбросить накопленные за лето килограммы, по выходным папа тянул меня за собой на проходящую мимо нашего дома лыжню. Я с неохотой надевала на себя валенки, двумя широкими лентами пристегивала к ним лыжи и отправлялась в утомительную прогулку по заснеженному лесу. Короткие переходы мы чередовали с катанием с горок, после каждого подъема на которые папа давал мне в качестве поощрения несколько долек шоколада. Первая плитка шоколада обычно заканчивалась задолго до конца наших воскресных тренировок.

Хочу признаться, что на лыжню я ходила исключительно с папой, потому что у меня почти не было друзей. Находясь в одиночестве, я часто начинала фантазировать. Мне очень хотелось пережить какое-нибудь сказочное приключение.

В очередной раз, придя на нашу любимую горку, я увидела красиво одетую женщину с мальчиком, которого она назвала Каем. Меня словно поразило молнией. Сомнений не оставалось. Передо мной была сама снежная королева со своим воспитанником, которого она усердно толкала с горки, заставляя осваивать лыжный спорт. Я была уверена, что в меня, самую лучшую на этом склоне, вот-вот вонзится осколок волшебного зеркала, и снежная королева заботливо усадит меня в запряженные оленями сани, укутает в свою дорогую шубу, и мы умчим в далекую Лапландию. Но женщина с Каем, не обратив на меня внимания, вскоре удалились, и я осталась без своей порции леденящего сердце стекла.

Следующей зимой мама как-то обмолвилась, что приготовила для меня волшебный пельмень, который я уже вероятно успела, не заметив, съесть за обедом. Поэтому в ближайшее время со мной обязано случиться чудо. Вечером я пошла во двор, слепила большого снеговика, вонзила ему прутья, морковку и надела ведро. Вдруг налетел вихрь и закружил меня со снеговиком, завлекая в образовавшуюся воздушную воронку. Но, видимо, сдвинуть нашу пару этому внезапному сказочному смерчу оказалось не под силу.

Потом я возомнила себя Белоснежкой и увлеклась магической цифрой семь. Я непрерывно вела подсчеты и подпрыгивала от радости, если число объектов равнялось семи. Например, семь кружков колбасы или семеро сидящих в очереди к врачу.

Однажды вечером я возвращалась на автобусе из школы в свой родной лес. Войдя в автобус, я привычно пересчитала пассажиров. В салоне было шесть очень странных, невысокого роста, субъектов. Плюс седьмой – водитель автобуса. Мое сердце подсказало мне, что на следующей остановке к нам присоединится прекрасный принц, который попросит, нет, потребует, моей руки. Но на скользкой дороге наш автобус съехал в кювет. Пока мы ждали подмогу, я достала не съеденные в школе пирожки с ливером. Это вызвало оживление среди невысоких субъектов. “Жалкие, голодные персонажи. Сказка в вас умерла” – подумала я.

После этого случая с семью потенциальными гномами я решила покончить с бесплодными фантазиями. Мое новое занятие вытолкнуло меня из мира сказок. Я захотела посвятить себя тому, что любила – еде и ее приготовлению. Я стала кормить мое лесное окружение.

Поначалу я пользовалась исключительно проверенными мамиными рецептами. Потом я принялась добавлять в блюда необычные новые ингредиенты. В особенности, мне нравилось экспериментировать со мхами и лишайниками. Кстати, они улучшали вкусовые качества и нередко странно влияли на состояние самих едоков. Некоторые из них становились веселыми и начинали распевать детские песни. Другие принимались вести разговоры, темы которых вряд ли могли прийти в голову сами по себе без воздействия съеденного лишайника.