Текст книги "Мы – русский народ"

Одним из таких методов стало идеологическое разоружение и разложение христианства с помощью инсценирования внутрицерковного раскола и переориентации помыслов неевреев на атеизм и прагматическое достижение материального благополучия.

О.А. Платонов в своем многотомном труде «Терновый венец России» убедительно доказывает иудейскую сущность практически всех антихристианских сект. Первая такая секта, секта гностиков, была основана еще при жизни апостолов Иисуса Христа кипрским евреем Симоном Волхвом, притворно принявшим христианство. Гностики, как и каббалисты, проводили идеи иудейского избранничества, они объявили себя «особыми людьми», «знающими», обладающими верховной властью, распространяющейся вплоть до самого Создателя.

В III веке эстафету антихристианства приняли манихеи. Их идейный вождь Мани, отлученный от христианской церкви, возомнил себя создателем новой религии. Его учение о двойственности Божества («Бог добра» и «Бог зла» с доминирующим положением последнего) ставило эту секту в ряд не просто антихристианских, но и сатанинских. Манихеи не только стремились остановить распространение христианства, но и всячески способствовали развитию иудейского влияния на нехристианский мир, положив начало различным еретическим движениям в Азии и Европе.

Особое место в ряду антихристианских действий занимает кощунственный акт орлеанских иудеев. В начале Х I века они отправили посольство к египетскому калифу Хакему с тем, чтобы убедить его в необходимости разрушения Гроба Господня в Иерусалиме – этим они надеялись уничтожить первопричину христианских «суеверий». И это им удалось. Святыня была разрушена.

Примерно в это же время в Южной Франции широкое распространение получили близкие к манихейству секты катаров и альбигойцев – они отрицали учение Xриста, как учение «злого и плотского Бога», и отвергали крещение, крест, исповедь, иконы. Сектанты преследовали и убивали священников, грабили и разрушали монастыри и церкви. Наибольшее число сторонников альбигойской ереси было среди крещеных евреев провинции Лангедок, считавшейся Французской Иудеей. Альбигойцы и катары, как гностики и манихеи, вели развратный образ жизни, среди них процветали содомитство и другие плотские грехи. Чтобы покончить с этой ересью, французские власти были вынуждены объявить крестовый поход, продолжавшийся почти сорок лет.

В начале XIII века сторонники каббалистско—манихейских сект захватили власть в монашеском ордене, учрежденном в 1118 году для охраны христианских паломников к Гробу Господню и именовавшемся орденом храмовников – их резиденция, по преданию, была построена на месте храма Соломона. Постепенно большую часть членов ордена стали составлять люди не только недостойные, но и враждебные христианству, а сам орден превратился в тайный союз поклонников сатаны, одержимых развратом, содомитством, стяжательством и не стеснявшихся в средствах для достижения своих целей.

Но все эти отклонения от христианства всего лишь «цветочки» по сравнению с тем, что антихристианам удалось оторвать от православия Римский епископат – чисто криминальная история с многочисленными преступлениями. Сфабриковав подложную грамоту первого христианского императора Константина Великого, паписты присвоили себе светскую власть над Римом. Престол святого Петра стали занимать не более достойные, а более приближенные к власти и деньгам. Папы подчас выбирались не соборно, а волею развратных и властолюбивых авантюристов, которые возводили на престол своих родственников (иногда мирян), физически уничтожая достойных соперников. В итоге папами становились люди, обуянные многими пороками.

В погоне за властью паписты создают еретическую теорию о земной централизации Церкви, подчинении всего христианского мира Риму, заменяя Иисуса Христа его «наместником» на земле и тем самым воспроизводя организационную структуру иудаизма. Чтобы удержать свое влияние на христиан, Рим идет на отказ от ряда канонических установлений (ликвидация постов, отмена почти всего круга богослужений) и насаждение чуждых церкви догматов, насквозь пронизанных духом стяжательства и наживы. Свои финансовые делишки паписты проделывают, опираясь на еврейских ростовщиков и банкиров, пока не попадают под их полный контроль. Вершиной могущества еврейского капитала стало возведение на папский престол представителя еврейского банкирского рода Пиерлеоне под именем Анаклета II (1130–1138).

Огромные барыши от эксплуатации заморских колоний в XV–XVI веках вызвали ажиотаж в Западной Европе. Лихорадка накопительства охватила католический мир. Но на пути алчности пока стояла хоть и реформированная и глубоко коммерциализированная, но христианская апостольская церковь, все еще считавшая грехом стяжательство и погоню за наживой. Но когда очень хочется, пытливый ум находит средства к преодолению препятствий. М. Лютер (1509–1546), зараженный практицизмом и ослепленный успехами еврейского предпринимательства, делает очередной шаг к «приземлению веры» на иудейский манер. Проповедуя трезвость, честность и прилежание, Лютер зовет своих единомышленников не к человеколюбию и Царствию Небесному, а к стяжанию земных благ и обогащению. А Царствие Небесное и прощение грехов, по его мнению, достигаются вовсе не делами человеческими, а всего лишь крепостью веры в Бога. Поэтому человек может совершать любое преступление, но если он крепок в Вере, то Царствие Небесное в загробной жизни ему обеспечено.

Еще дальше пошел Кальвин (1509–1564), заменивший крепость веры на предопределение одних людей к спасению, других – к гибели, независимо от их воли, злых и добрых поступков. От всего этого опять же очень сильно отдает богоизбранничеством.

Но дальше – больше.

Следующим шагом в борьбе с христианством стало создание тайных обществ «вольных каменщиков», строителей храма Соломона, явившихся симбиозом католических орденов, еретических сект и еврейской каббалистики, заявивших о своих притязаниях на мировое господство. Так возникает масонство, которое с полным правом можно назвать «сектой жидовствующих» неевреев, исповедующих иудейские ценности и выполняющих роль «пятой колонны» в странах, намеченных евреями к захвату. Связь иудаизма и масонства настолько очевидна, что ни те, ни другие даже не пытаются отрицать ее.

По мере накопления сил, финансовых возможностей и опыта борьба евреев с христианством трансформируется в борьбу с христианскими монархиями, то есть приобретает практический характер. Первый и достаточно успешный опыт такого «государственного строительства» крещеные евреи провели в XVI веке в Нидерландах, профинансировав войну самоуправляющихся провинций против испанской монархии и получив взамен Амстердам в качестве «нового, великого Иерусалима».

Вторым и более знаковым объектом их экспериментов стала Англия, где опять же крещеные евреи, выходцы из Испании и Португалии, захватив торговый центр Лондона – Сити, через подкупленных ими членов британского парламента провели успешную кампанию по дискредитации монархии, завершившуюся кровавой гражданской войной, в которой евреи финансировали армию парламента, и казнью короля. В благодарность за это Кромвель снимает все прежние ограничения на въезд евреев в Англию. С этого времени они перемещаются из Амстердама в Лондон, являвшийся тогда центром мировой торговли.

В XVIII веке иудаизм вновь меняет тактику. Теперь с христианством борются не евреи, а совращенные и направляемые ими христиане – масоны, и в первую очередь масонский орден илюминатов, основанный крещеным евреем Вейсгауптом, провозгласившим своей целью Всемирную революцию и объявившим войну против «тронов и алтарей», против национальных государств, патриотизма и семьи. Верхом их достижений, их апофеозом стала Великая французская революция, начавшаяся в 1789 году на умеренных нотах конституционной монархии (монархия с человеческим лицом?), приведшая к запланированной масонами казни Людовика XVI и Марии Антуанетты и завершившаяся кровавой якобинско—масонской диктатурой. Эта революция готовилась исподволь, но сознательно масонами Вольтером, Дидро, Монтескье, Ж. – Ж. Руссо и реализовалась масонами Лафайетом, Мирабо, Робеспьером. Масоны не отрицали и не отрицают своей роли в этой революции, потому что нельзя чистым совпадением объяснить тот факт, что лозунги и символы масонства стали лозунгами и символами Французской революции.

Но если масоны—конспираторы на первых порах все—таки хоть как—то скрывали свое участие в этих событиях, то евреи стремились быть на виду и на слуху. «Еврейское юношество Парижа и прибывшие из—за границы евреи, – констатировал еврейский историк Грец, – вмешивались во все революционные события. Даже небогатые евреи приносили свою лепту на алтарь отечества (?! – Ю.Ф.), чтобы помочь ему в финансовой нужде». Евреи в начале революции без всяких на то оснований направляют в Национальное собрание 16 своих депутатов. В другом случае они устраивают демонстративную акцию в том же Национальном собрании, требуя равноправия для своих соплеменников, подкрепляя это заявлениями подкупленных депутатов о том, что «ни один гражданин не показал себя более ревностным к завоеванию свободы, чем еврей».

И, как ни странно, они получили не только равноправие, но и право на внутреннее национально—религиозное самоуправление, которого не имели другие национальные меньшинства или религиозные конфессии. Более того, если во времена Кромвеля евреи добились успеха лишь в одной стране, то через полтора столетия у их ног лежала вся Европа, где эмансипация евреев утверждалась силой французских республиканских войск.

Однако падение Французской империи и некоторый откат во внутренней политике европейских государств по отношению к евреям вновь привели в действие подпольные масонские силы, которые приступили к подготовке новых революций. Последние не заставили себя долго ждать. Французская революция 1830 года и революционный вал 1848 года были инициированы масонами. Уже упоминавшийся Грец в своей «Истории евреев» признает, что «все революции XIX века были совершены евреями и для евреев. Те, кто ее (революцию 1830–го. – Ю.Ф.) творил, не имели ясного сознания о происходящем, а были только слепыми орудиями». Далее он пишет: «С революцией 1848–го в Париже, Вене, Берлине, Италии и других странах неожиданно и радостно пробил час освобождения! С повелительными (?! – Ю.Ф.) требованиями приступили они к князьям и властителям!..» Вот так из пресмыкающихся, просящих разрешения «только переночевать», евреи превратились в хозяев и господ. Час их торжества наступил.

Казалось бы, можно и успокоиться, ан нет: «покой им только снился». В 1850 году они создали «Всемирный еврейский союз», заявив при этом, что «недалек тот день, когда все богатства земли будут исключительно принадлежать евреям», а через четыре года – I Интернационал, еще один инструмент для разрушения национальных государств и приближения Всемирной революции. Но об этом позже.

А пока давайте заглянем в истоки финансового могущества евреев и выясним, каким таким непосильным трудом они пришли к обладанию несметными богатствами.

Еще из Библии известно, что за материальное благополучие еврей может пойти на многое, если не на все. Он может отдать свою жену «напрокат», как то делали Авраам и Исаак, может мошенничать, как Иаков по отношению к своему брату и тестю, заниматься кровосмешением – ярким примером чему могут служить сбежавшие от содомского греха Лот и его дочери, и убивать, убивать, убивать, после чего скрупулезно пересчитать добычу (Числа, 31).

Глядя на эту их практику, можно предположить, что второе историческое разделение труда, появившееся вместе с товарным производством, было как будто специально предназначено для еврейства. Уже в древние века слово «купец» во многих странах Европы, Северной Африки, Ближнего Востока ассоциировалось с «евреем». Это они шли в обозах воюющих армий с провиантом, спиртным и доступными женщинами, чтобы в нужный момент все это предоставить изголодавшемуся воину за его долю военной добычи.

За счет разницы – подешевле купить и подороже продать – происходило это самое пресловутое первоначальное накопление капитала. Я отнюдь не склонен сомневаться в положительной роли купечества для экономического развития стран и регионов. Но категорически не приемлю принцип: получать от посредничества доход, равный доходу производителя, а то и превышающий его. Ведь это не что иное, как грабеж и беззастенчивая эксплуатация человека человеком. И все же это еще полбеды по сравнению с талмудическим учением о ничтожности неевреев, отрицании их человеческой сущности и ничейности их имущества. Верхом цинизма такой политики, а откровенно говоря, позором еврейства является их причастность к работорговле в древние века, раннем Средневековье и в период освоения американского континента. В их руках находились невольничьи рынки Xазарии и Крыма. Это они устраивали похищение андалузских девушек для восточных гаремов, это они в XVII веке восстановили массовую и невиданную до того времени работорговлю. Как утверждает О.А. Платонов, три четверти новых работорговцев были евреями и самый могущественный среди них – Арон Лопец, контролировавший в середине XVIII века половину всего этого преступного бизнеса. Не чурались этого дела и «благородные» Ротшильды. В руках «богоизбранного» народа находилось не менее трети сахарных плантаций, основанных на рабском труде. За счет этого росло их богатство, росло их влияние на всю хозяйственную жизнь как в Новом, так и в Старом Свете. В начале XIX века, то есть еще до их уравнения в правах с коренным населением Западной Европы, евреи уже занимали ведущее положение в банковской и биржевой деятельности. К этому времени переход торгового капитала в банковский и «обиржевление» хозяйственной жизни практически завершился и над Европой установилась одна власть – власть Ротшильдов, способных в одночасье решать судьбы министров европейских монархов, провоцировать революции и свергать династии, потому что в их руках сосредоточились огромные денежные ресурсы.

Именно Ротшильд помог «подняться» Наполеону, он же его и «опустил». На еврейские деньги совершились Французская революция 1830 года и европейские революции 1848 года. Еврейский капитал финансировал практически все деструктивные силы Старого Света – от масонства и сатанистов до анархистов и коммунистов. И это был не альтруизм, а глубоко продуманная тактика по ослаблению христианских монархий и захвату власти в свои руки.

Каждое социальное потрясение, будь то революция или война, умножало их финансовую мощь. К концу XIX века евреи владеют уже третью всех мировых материальных ценностей. В начале XX века они берут под свой контроль цены на драгметаллы, монополизируют мировой рынок алмазов и ряд отраслей перерабатывающей промышленности. Но главным их козырем становится банковская система, некогда основанная Ротшильдом и получившая свое организационное завершение в 1912 году учреждением Федеральной резервной системы (ФРС) США. По оценке американских конгрессменов, она явилась своеобразным сверхгосударством, управляемым международными банкирами и промышленниками, действующими согласованно, чтобы подчинить мир своей воле, воле еврейского капитала в лице Ротшильдов, Бразерсов, Варбургов, Гольдмана, Закса, Рокфеллера, Шиффа – главных акционеров ФРС.

Однако последним актом, окончательно передавшим международную финансовую систему в руки еврейских банкиров, стало создание Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка (ВБ). Они стали инструментами диктата всему миру сверхзаниженных цен на сырье и топливо, на сельхозпродукцию третьего мира, повышенных – на товары «семерки» и сверхвысоких – на ничем не обеспеченные бумажки, доллары США. МВФ и ВБ стали мировыми ростовщиками для целых государств со всеми вытекающими отсюда отрицательными для них последствиями, ибо в Талмуде сказано: «Бог приказал давать деньги гоям взаймы, но давать их не иначе, как за проценты; следовательно, вместо оказания этим помощи, мы должны делать им вред…» Впрочем, роль процентов могут выполнять дополнительные льготы для евреев, доступ к государственному бюджету и обслуживанию кредитов, политические уступки, что не уменьшает причиняемого ими вреда и не умаляет получаемых ими выгод…

Такой открылась мне недавняя история «богоизбранного», вечно жалующегося на судьбу и непонимание его исключительности народа. И я подумал о своем народе, который, как мне представлялось всегда, не то что не был избалован судьбой на своей же земле, а наоборот, нес и несет до сих пор трагический отсвет какой—то ущербности, чуть ли не неполноценности, настойчиво внушаемой на протяжении веков всем и каждому.

РОСЫ, СЛАВЯНЕ, РУССКИЕ И ДРУГИЕ

О русских писать, с одной стороны, легче, с другой – сложнее. Легче потому, что наша цивилизация моложе, а этнос накрепко, если не насмерть, привязан к своей земле. А сложнее – прежде всего из—за отсутствия достаточного количества письменных источников, из которых можно было бы почерпнуть нужную для нашего разговора информацию. Тем не менее начнем, помолясь.

Итак, если верить «Книге Велеса» и ее популистской версии «Мифы и легенды древних славян» А. Асова, то древняя история праславян—ариев берет свое начало более 20 тысяч лет назад с Великого переселения с северной прародины. Преследуемые холодами, они кочевали на юг, пока не уперлись в Индийский океан. Там они нашли себе вторую родину, где и прожили в трудах и заботах более 10 тыс. лет. В 5–м тысячелетии до н. э., в результате демографического взрыва, началась вторая волна расселения праславян, но уже в обратном, северо—западном направлении. Они появляются в Передней Азии, в Семиречье, на Кавказе и в Карпатах. Однако, строго говоря, история эта вряд ли может принадлежать какому—нибудь одному европейскому этносу, так как никаких наций на исходе каменного века не было и в помине. Движение же это было всеобщим переселением народов в поисках нового жизненного пространства.

Что же касается письменных источников, то из них известно: в Восточной Европе и примыкающей к ней западной окраине Великой Степи (что, собственно, через столетия и будет именоваться Русью) смешалось множество народов. В VII–III веках до Р.Х. здесь господствовали скифы. После них почти полтысячелетия в степях восточнее Дона хозяйничали сарматы, а правобережьем Днепра овладели готы. В 371 году н. э. началось гуннское нашествие. Гунны вытесняют часть готов за Дунай и занимают Паннонию, нынешнюю Венгрию. Однако через сто лет господство над причерноморскими степями переходит к болгарам, но и их к середине VI века вытесняют пришедшие из Азии авары (обры) и тюркюты, ставшие естественными врагами славян. С VII века начинается возвышение Хазарского каганата, достигшего своего могущества к IX–X векам.

Ну а где же русские? Время от времени они упоминаются в военных хрониках как союзники или данники скифов, гуннов, хазар. Их иногда отождествляют с россоманами, антами, полянами, дулебами, ругами, русами, но… не славянами. В чем дело?

Отвечая на этот вопрос, Л.Н. Гумилев, в частности, утверждал: «Возникшие в ареале пассионарного взрыва в I веке, предки славян – венеды к концу IV века разделились на склавинов и антов. К VII веку те и другие распространились до берегов Балтийского моря, вытеснив оттуда вандалов, до Адриатического моря, где смешались с потомками воинственных иллирийцев, до Балкан и даже до Пелопоннеса, ославянив фракийцев, македонян и часть эллинов. На востоке славяне дошли до Днепра, а одна из групп пробралась на север до озера Ильмень (словене Новгородские)».[3]3
  Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М.: Мысль, 1993.


[Закрыть]

Произошло это в VII веке. Но пришли эти гароды не на пустую землю. Там уже жили русы или россы, этнос, по мнению Гумилева, явно не славянский, т. к. даже незначительные остатки их языка – имена и топонимы – указывают на их… германоязычие. Отличались русы и по другим признакам: они брили голову, оставляя на темечке «оселок», тогда как славяне стригли волосы в кружок; русы умывались в общем тазу, славяне – под струей; русы жили в военных поселках и «кормились» военной добычей, а славяне занимались земледелием и скотоводством.

Пришельцы и победители (славяне) не боялись смешиваться с коренным населением. Взаимная ассимиляция происходила вплоть до конца X века и дала удивительный результат: славянскую Русь, унаследовавшую воинственность руссов, наводивших страх на жителей Черноморского побережья, и трудолюбие славян, снабжавших «цивилизованный мир» того времени продуктами земледелия, и в первую очередь хлебом.

Историки и этнографы помогли мне добраться и до весьма принципиального вопроса, касающегося «импотенции» славяно—руссов по части государственного строительства. Если следовать господствовавшей длительное время норманской теории, то государственная власть и само государство на Руси возникли только после того, как в Новгород по приглашению «лучших людей» пришел «варяжить» князь Рюрик, который якобы смог положить конец распрям и утвердить порядок. Наличие варягов на Руси в IX–X веках – факт, не вызывающий сомнений. Но вот некоторые обстоятельства их появления вопросы вызывают. Для меня они выстраиваются в такой последовательности: была ли государственность на Руси до Рюрика; кто такой сам Рюрик; и, наконец, какую роль сыграли варяги в истории Киевской Руси?

Так вот, по существу первого вопроса можно совершенно определенно и уверенно утверждать, что государственность на Руси была задолго до Рюрика, о чем говорят готские, византийские и мусульманские источники, в которых упоминалось о посольствах россов, об их морских походах, участии в войнах на стороне гуннов, византийцев, болгар. Даже сторонники норманской теории подтверждают существование княжеств древлян, северян, радимичей, угличей, впоследствии покоренных Вещим Олегом и его наемной варяжской дружиной. Новгородские источники также подтверждают, что в Новгороде ко времени признания варягов существовала династия князей, исчисляемая девятью поколениями. Однако последний князь, Гостомысл, имевший четырех сыновей и трех дочерей, умирая, не оставил прямых наследников, из—за чего и разгорелся весь сыр—бор. Претенденты делили наследство, кровь лилась рекой, горели зажитки и посады. Тогда—то и появился Рюрик. Но прежде чем перейти к этому историческому персонажу, мы должны еще раз совершенно четко и однозначно заявить: государственность на Руси была и до варягов.

А теперь о Рюрике. Кем он был? Почему новгородцы позвали его на княжение и почему против него не поднялась Русь?

Предположения, что Рюрик был шведом, финном, норвежцем или германцем, не нашли своего подтверждения ни в летописях тех времен, ни в последующих хрониках этих народов, которые не преминули бы похвастать таким родством. Кроме того, думается, ни один народ того времени не принял бы к себе в князья чужака со столь незначительной военной силой. Ведь первоначально Рюрик владел лишь редконаселенной территорией в районе Ладоги, Белоозера, Изборска. В Новгород он длительное время не входил и во многом зависел от брата своей жены Ефанды – Вещего Олега. Есть мнение, что Рюрик был либо сыном одной из дочерей Гостомысла, о чем, кстати, говорят зафиксированные в летописях сны его деда, и тем самым имел права на дедов престол, либо – одним из князей русов – предшественников славян в Восточной Европе. Это, в частности, подтверждают его неславянское имя и его варяжское окружение – с варягами воинственные русы в те времена предпринимали рискованные военные походы. Следовательно, прав на владение и управление этой страной варяги—русь имели не меньше, чем их союзники славяне. Так что Рюрик на Новгородчине – не пришелец, а свой князь, который к династическим притязаниям на престол решил прибавить еще и наемную воинскую силу. Поэтому—то и не поднялась против него Русь, признав его права еще и в связи с правом силы.

Так какую же роль играли варяги? И кто они? Многие авторы считают, что «варяг» не народность, а профессия, образ жизни. Варяги на Руси, по их мнению, это те же викинги, известные в Западной Европе с конца VIII века своими кровавыми пиратскими набегами на города, расположенные по берегам Рейна, Везера, Эльбы, Сены, Луары, Гаронны. Основу этих банд составляли младшие сыновья из семей скандинавских народов, лишенные прав на наследство по праву майората, но были среди них представители и других племен: изгои, авантюристы, «солдаты удачи». Однако в Западной Европе при Карле Великом, в связи с формированием феодальных отношений, государственная власть усилилась, и теперь викинги все чаще терпели неудачи в своих набегах, а потому им пришлось искать приложения своим силам в других местах. Вот тут—то и подвернулась заваруха на Руси, вызванная смертью новгородского князя. Нашелся и «законный наследник» княжеского стола – Рюрик, промышлявший сопровождением купеческих караванов на осваиваемом торговом пути «из варяг в греки».

Варяжский период на Руси, а вернее, период варяжского засилья или даже варяжского ига, начавшийся с приходом Рюрика в 862 году, завершился гибелью Святослава на Днепровских порогах в 972 году.

Первые 10–15 лет ушли на то, чтобы закрепиться в Новгороде. После смерти Рюрика узурпировавший власть Вещий Олег три года копил силы, а затем, прикрываясь малолетним Игорем, законным наследником княжеского стола, без особой крови в 882 году занимает Киев. В следующем году он подчинил себе древлян, через год – северян и еще через год – радимичей. Два последних княжества (или племенных союза) к тому времени уже платили дань хазарам, а это означало, что, отбив дань в свою пользу и в пользу варяжской дружины, Олег объявил войну иудейской Хазарии.

Описав победоносные походы Олега, русские летописи замолчали – ни воинских подвигов, ни внешних территориальных приобретений, ни иностранных посольств, ни бытовых зарисовок. Сказка о походе на Царьград и щите киевского князя, прибитом на крепостные ворота города в 907 году, так и остается сказкой, поскольку этот «героический» поход греки даже и не заметили. Его не было! О нем умолчали как греческие, так и мусульманские летописи. Выходит, Вещий (!) Олег – дутая фигура? А действительно, чем он, собственно, может похвастать? Чем может гордиться? Только тем, что старательно и жестоко собирал дань с покоренных русичей.

Л.Н. Гумилев дает свою версию этого исторического периода. Анализируя возможные последствия перехода северян и радимичей под «крышу» Рюрика, он совершенно обоснованно предполагает, что иудео—хазары так просто, без борьбы, от своих доходов вряд ли бы отказались. Следовательно, была война, а в войне, как известно, кто—то побеждает, а кто—то терпит поражение. Если бы победили варяги с русичами, летописи известили бы нас об этом, но они стыдливо молчат, что является верным признаком того, что победа досталась не нам. Участь же побежденного печальна. Он становится либо данником, либо полным вассалом. Как все было на самом деле, судить трудно, но предположить можно: не зря же восточные хроники отмечали, что «русы и славяне составляли прислугу хазарского царя», что они платили дань не только мехами, но и рабами, кровью. Проиграв войну хазарам, Олег, а за ним и князь Игорь вынуждены были поставлять в распоряжение хазарского царя своих воинов под командой варяжских военачальников, не жалевших чужой крови ради собственной славы и в угоду прихоти работодателей (варяжского князя и хазарского царя).

Во времена Вещего Олега (879–912) и Игоря Старого (912–945) варяги, избалованные легкими победами над славяно—русскими племенами, не выиграли ни одного сражения с внешними врагами. Конец Олегова княжения был увенчан позорнейшими варяжско—русскими экспедициями по западному побережью Каспийского моря, мало чем отличавшимися от пиратских набегов викингов столетней давности на Французское побережье Атлантики и города Западной Европы, расположенные на речных магистралях. Некоторым участникам набегов 909–910 годов удалось вернуться на Русь с добычей, а вот экспедицию 913 года ожидала совершенно другая участь. Считается, что ни один «вой» с пятьюстами русскими кораблями, действовавшими, надо полагать, по наущению хазарского царя Вениамина, на Русь не вернулся. Когда нужно было выбирать между своевольными варяго—русами и наемной мусульманской гвардией, обидевшийся за своих единоверцев Вениамин отдал предпочтение мусульманам – другими словами, он предал своих союзников или вассалов. Было ли отомщено это предательство, история умалчивает. Но, видимо, нет.

Увы, но и Игорь, княживший 33 года и известный тем, что произвел себе потомка на седьмом десятке лет, и своей позорной смертью «между двух берез» за жадность, не снискал себе ни почета мудрого политика, ни славы храброго военачальника. Лишь однажды он попытался выступить против иудео—хазарской гегемонии, заключив союз с Византийской империей, но потерпел полное поражение, вследствие чего был вынужден разоружить свою дружину, отказаться от Днепровского левобережья и выступить против своих недавних союзников. Эта авантюра завершилась еще двумя позорными военными кампаниями – 941 и 944 годов в Малой Азии и на западном побережье Каспийского моря. Из этих походов никто не вернулся к своим очагам.

Только во времена правления княгини Ольги на Руси проявилось, выражаясь современным языком, стремление к вхождению в мировую (евразийскую) политику на правах самостоятельного субъекта международных отношений и к объединению восточно—славянских народов на основе идеологии Православной церкви, близкой славяно—русскому этносу. Стремление это было вынужденным, так как окруженная блистательной православной Византией, заматеревшей иудейской Хазарией, агрессивным мусульманством и не менее агрессивным католичеством языческая Русь имела только два пути: либо пасть под копыта коней воинственных соседей, либо избрать кого—то одного из них в качестве стратегического партнера и союзника. Справедливости ради следует вспомнить, что по второму пути русичи шли давно. В то время как Рюрик утверждался в Новгороде при покровительстве кровавого Перуна—Перкунаса, в Киеве уже правил крещеный Аскольд, имевший на своем боевом счету изгнание хазар из Киева в 852 году, легендарную победу над Константинополем в 860 году, приписанную Олегу и перенесенную летописцами в 907 год, войны с болгарами (864), полочанами (865), печенегами (867), кривичами (869). И еще неизвестно, как повернулась бы история Руси, не соверши варяжский князь Олег коварного убийства Аскольда в 882 году на берегу Днепра.