Текст книги "Песочная свирель. Избранные произведения мастеров Дзэн"

Сергей Николаевич Коваль, Юрий Евгеньевич Холин
Песочная свирель

На флейте, не имеющей отверстий, играть всего труднее.

Коан дзэн

…а на песочной свирели, слабо?

Мы

ПЕСОЧНАЯ СВИРЕЛЬ [1]1
  Посвящается любимому авторами сорту индийского пива «Sand Piper»(Бутылка емкостью 660 мл.), подающегося исключительно в ресторане «Zen» на Палика Базаре Нью Дели.


[Закрыть] (Дзэн творчества)

Введение

Различные рассказы, байки, анекдоты, стихосложения и т. п., особенно представленные в письменном, печатном виде, т. е. графически зафиксированными, надолго застревают в нашем сознании и порой совсем независимо от нашей воли становятся советчиками в жизненных ситуациях. Но дзэнская проза и стихи традиционно прямо направлены на тему жизни и смерти, помогая людям разбираться в самих основополагающих принципах бытия.

Специфика нашего времени заставляет большую часть людей одержимо устремляться к накоплению материальных благ, порой абсолютно ненужных, и это становится делом, а иногда и принципом всей их жизни. Но все это одновременно ввергает нас в состояние напряженного беспокойства и тревоги, которое в свою очередь создает чувство необходимости поиска свободы от подобного рода нездорового цепляния. И в конце концов, если мы не безразличны к сами себе, то приходим к пониманию того, что свободны-то мы лишь тогда, когда не заняты, что обретаем еще больше, отдавая, достигаем большего будучи самими собой в первую очередь. А эта динамика необретения и есть суть созидательного процесса.

Время, в которое нам выпало жить, то есть конец 20, начало 21 веков, уникально помимо всего прочего еще и тем, что сознание дзэн становится неотъемлемой частью и западной культуры. Дзэн успешно ломает концептуальные барьеры, такие как личность и общество, живое и неживое, органично сливаясь с эгалитарными и демократическими воззрениями Запада. Работы наших современников, таких как Гарри Шнайдер, Роберт Айткин, Джоан Галифакс, Нхат Хан и многих других, исполненные дзэнской мыслью, вдохновляют людей к созданию вокруг себя чистых и мирных условий жизни. Чистых не только духовно, но и экологически, ибо общество погрязло в разрушительном процессе основ жизни на Земле.

Исходя из опыта последних лет, можно смело утверждать, что сложившийся западный дзэн, хотя и не столь зрелый, достойно вносит свою лепту в развитие сознания, лишенного эгоистических амбиций и предрассудков, наряду с традиционным дзэном Китая, Японии, Кореи.

Дзэнская мысль не обошла стороной и Россию, а вернее, попала куда надо в ней. Кроме чисто научных и научно-популярных работ о дзэне, написанных в связи с историческим развитием буддизма вообще, культуры вышеупомянутых стран Восточной Азии, их философских воззрений, появились работы, наполненные дзэнским в той или иной степени состоянием сознания и смелым отношением к восприятию действительности такой, как она есть, а не как преподносится.

Но дзэн русской души – это, как и все русское, умом не понимаемое, имеет свой неповторимый шарм, формирующийся из лирики и доверчивой сентиментальности, из хмельного бунтарства и полнейшего авосьного пофигизма, если не сказать точнее.

Так отклики Мастера Сия (в миру А. Снегирева) на высказывания Мастеров дзэн наполняют душу тихой радостью и спокойствием. И наоборот – произведения Виктора Пелевина, проникнутые дзэнской сатирой на жизнь России на стыке веков в «постиндустриальный» период будоражат сознание четкостью изложения таковости нелепости момента реальности настоящего. И если традиционный восточноазиатский дзэн возник по словам выдающегося переводчика и знатока буддийской литературы Эдварда Конзэ из буддизма Махаяны и китайских шуточек, западный дзэн – из вовлеченного буддизма в справедливость и социальный активизм, то русский дзэн вырастает из творческо-деятельного по…изма Иванушки-дурачка, анекдотов про Василь Иваныча и Владимира Ильича, сознания «первоначального накопления кармы» Насыха Нафикова, любомудрого языкоблудия после второго стакана и подобных ингредиентов, которых неисчислимо больше, чем в других дзэнах.

Более того, то уникальное состояние российского сознания, более тысячи лет отвлекаемое от единственно реально существующего живого настоящего момента бытия различными догмами, идеями, измами к всевозможным светлым будущим, небесным благодатям, чистым землям, западным раям, реинкарнациям, облекаясь в свою собственную ахимсу, но с деланной серьезностью относясь к очередным предлагаемым духовным ценностям, выживает благодаря тому, что именно сейчас и здесь вовремя заставляет нас сплюнуть через левое плечо, обойти бабу с пустым ведром и черную кошку, повесить подковку над дверью, скрутить универсальную мудру – дулю, побежать к очередному целителю, который лечит мелом, именно благодаря нашей огромной интуитивной вере в «чудо» таковости вечного континиуса настоящего времени.

Это состояние сознания у нас всегда было, есть и будет, но лишь теперь, наконец, мы способны идентифицировать и четко назвать его. И пусть и впредь это русское или, если угодно, российское дзэн-сознание, проявляясь во всех областях нашей деятельности, помогает пережить нам все будущие светлые времена, всех богов, царей и героев-избавителей. Все они приходили и уходили, но мы всегда оставались, остаемся и останемся на века в своей неповторимой самости.

Каждый пишет как он слышит,

Каждый слышит как он дышит.

Б. Окуджава

ОБ АВТОРАХ (или как все началось)

А началось все, как всегда, с самого начала. А сначала, по давно заведенному порядку, было Слово, за ним другое, третье и так далее у впервые встретившихся Мастеров Ко и Хо при входе в университет.

Шел 74 год ХХ столетия н. э., а вместе с ним шло собеседование с поступающими в университет на предмет наличия присутствия у будущих студентов факультета Романо-германской филологии качеств, соответствующих прослойке советского общества – интеллигенции. Каждый тащил как можно больше знаков, определяющих эти качества – отличные характеристики комсомольских организаций, грамоты за ударное участие школьников в трудовых десантах по сбору помидоров, зеленого горошка и всего того, что иссиня спитые колхозники были не в состоянии собрать; свидетельства достижений на поприще спорта, художественной самодеятельности, работы тимуровских отрядов и станций юннатов. Товарищи постарше и побывалее, какими тогда уже были и Мастера Ко и Хо, несмотря на тридцатиградусную жару, вырядившись в военные дембельские кителя, густо увешанные знаками воинской доблести и славы, обливаясь потом, гордо выжидали своей очереди, стоя особняком от школярской шушеры, имея при себе куда более серьезные бумаги из армейской, трудовой, партийной жизни. У кого не было сего заветного набора документов, мог не пытаться на общих основаниях поступить в вуз, даже при наличии неплохих школьных аттестатов и выдающихся знаний в профилирующих предметах. Исключением, конечно, всегда выступали медалисты.

И чем больше поступающий таскался по всяческим заводам, портам, складам, армейским частям, колхозам и совхозам той канувшей в историю необъятной и так и не побежденной внешним врагом в открытом и честном бою империи под названием Советский Союз, тем больше набирал он шансов, чтобы стать интеллигентом от станка, руля, навоза и т. п. Короче, для того, чтобы поступить на какой-либо факультет, надо было как можно дольше и дальше находиться от всего того, чему там учили, иметь рабоче-крестьянское происхождение, соответствующую морду лица головы, белый верх и черный низ…

Итак, о Словах, сказанных вначале. Мастер Ко, а тогда просто Сережа Коваль, раньше Мастера Хо, а тогда еще проще Юры Холина, смог просочиться в стены Alma Mater'и, так как измученным осенним дембельком, а до армии тискальщиком переплетного цеха издательства «Советская Кубань», с заветным перечнем качеств и наработанных удобоваримых выражений лица и телодвижений, был принят на рабфак университета. Теперь, в общем-то уже студентом, с рядом таких же товарищей он гордо восседал при входе, помогая администрации факультета вызывать очередных тестируемых (хотя таких иностранных заимствований даже на инязах тогда не употребляли, используя русские слова, в данном случае – испытуемые, проверяемые и так далее).

Мастер Хо, уморенный уже жарким летним утром и душным парадным мундиром бойца Советской Армии, с завистью смотрел на выпускников рабфака – помощников администрации, сидящих в тенистой прохладе университетского входа. Вдруг он с досадой почувствовал, что момент многократно усугубился внушительными позывами тонкого кишечника. Ну почему именно в таких и подобных ситуациях начинались сокращения стенок пищеварительного тракта?! Неужели потом или до этого нельзя было осуществить ему (пищеварительному тракту) передвижение пищевых масс?! Это теперь, в 21 веке в России успешно развилась сеть услуг населению передвижных туалетов, но тогда, в 60-70-х годах прошлого столетия, в городке, где они жили, имелись лишь два общественных туалета, и те в центре, зато в квартале друг от друга. Один, вошедший в новое тысячелетие, находился у центральной гостиницы, а другой, в народе именовавшийся «петушатником», – напротив тогдашнего дворца пионеров и школьников. Потом, правда, его убрали, а на том месте, как водится, построили часовню, потому что еще раньше, а именно до Октябрьских недоразумений 1917 года, там стоял храм, который развалили сами прихожане в угоду новой вере, чтобы построить общественно-полезное заведение…

Положение было, как говорил один прапорщик из глухого украинского села, перпендикулезное, то есть, как он потом пояснял: «Парадокс – не парадокс; вакханалия – не вакханалия. Так что же это, я вас спрашиваю? – и сам же отвечал, – Человеческая беспринципность!» После этого он всегда дико ржал – все это казалось ему очень остроумным, особенно слова, значения которых он не понимал, но которые заучил как попугай наизусть, дабы слыть оригинальным.

Кустов, деревьев у университета росло множество, но абитуриенты густо облепили все пространство вокруг. И если сейчас можно мочиться и целоваться в вызывающе долгий засос, а в иных случаях и совокупляться на глазах у окружающих только потому, что захотелось, в те высоконравственные времена блестящий армеец, бесстрастно отправляющий большую нужду перед девушками – картина, не возникающая даже в самых извращенных мозгах.

Не имея сил далее терпеть, вскинув глаза к безоблачному голубому небу, как бы ища поддержки у высших сил, Ю. Х. шагнул в направлении входа, охраняемого рабфаковцами. Подойдя к столику, он интуитивно обратился к утонченному молодому человеку с усами и бородкой, одетому элегантно во все «не наше». Почему именно к нему? Это было кармическое действие и начало того, что станет более чем дружбой. «Можно Вас на минуту?» – спросил Ю. Х., зачем-то употребляя местоимение, явно не идущее сверстнику. Молодые люди отошли. «Идем! – произнес бородатый студент, понимающе глядя на уже бледное лицо Ю. Х. – Сам такой!» Так они и пошли!

В кабинке туалета под литерой «М» было уютно и чрезвычайно познавательно. Стало сразу ясно из надписей и рисунков, что место сие посещают высокообразованные мужи филологического факультета государственного университета. Оно не шло ни в какое сравнение с засратыми сортирами горпарков, вокзалов, летних кинотеатров, чьи стены до самого потолка были измазаны говном, и казалось, что один и тот же сексуально озабоченный импотент неумело рисовал женские задницы с огромными мужскими членами в них и писал одну и ту же хрень про то, как можно встретиться для оказания интимных услуг.

На чистеньких стенках университетских кабинок, выкрашенных в голубое, изображались в довольно высокохудожественной манере сцены личной жизни красивых людей в духе Кама-сутры. А если писались отдельные слова, то, как правило, на иностранных языках. Но в основном же это были мудрые прозаические высказывания и стихи. Например, одно из таких поэтических произведений красовалось прямо перед глазами на дверце кабинки:

 
Тут сам декан
На краю унитаза
Сидел, как орел
На вершине Кавказа.
 

Мастеру Хо стало немного не по себе оттого, что если в туалете все так дышало культурой и наукой, что же происходило в учебных аудиториях?! И если тут ему не все было понятно, то что же тогда ТАМ?!!!

Но, наконец, оправившись, оба юноши двинулись к двери туалета, на которой вверху каллиграфически было выведено: «Suum quique». С. К. задумчиво глянул на святую латынь, вздохнул и перевел: «Каждому свое. Понял?» «Да-а. Это точно, – ответил Ю. Х. – Jedem das seine, а другому другое».

Так произошло полиглотическое знакомство будущих Мастеров, которые еще не подозревали, в какой области они обретут свое мастерство и как понесут его людям, пройдя многолетние и многотрудные эзотерические практики Мастеров Востока.

БЕНДЖАМИН ХОФФ

Как мы уже, наверно, поняли, не бывает двух одинаковых снежинок, деревьев или зверей. Так же, как и не бывает двух одинаковых людей. Все имеет свою Внутреннюю Природу. Однако, в отличие от других форм жизни, людей легко увести в сторону от того, что для них хорошо, потому что у них есть Мозги, а Мозги легко одурачить. Внутреннюю Природу, если на нее полагаться, нельзя одурачить. Но большинство людей не прислушивается к ней и, как следствие, совсем себя не понимают. А те, кто себя не понимают, не могут себя уважать, и поэтому легко подвергаются чужому влиянию.

Но вместо того, чтобы зависеть от советов и манипуляций других людей, предлагающих взамен наших «неправильных» шаблонов поведения их «правильные», можно, доверившись своей Внутренней Природе, просто следовать ей во всех ситуациях. Путь Доверия к Себе начинается с понимания того, кто мы есть на самом деле.

Мое неделанье для всех

покажется больным.

К. Бальмонт

НЕДЕЛАНЬЕ

 
Мое неделанье для всех
покажется больным,
как будто это тайный грех
быть не как все, другим.
 

 
Мое неделанье – удел,
известный только мне,
как будто есть мечтам предел
и облакам в окне,
 

 
как будто есть цена любви
и таинству разлук.
Так трудно женский взгляд ловить
и пить из детских рук!
 

 
Жизнь жечь, пусть данную взаймы,
и не тащить хомут.
Мое неделанье, пойми,
безумно тяжкий труд.
 

С.К.

И СНОВА ПЕРВЫЙ ВДОХ

Кто даст мне жизнь? Потомок дожа,

Купец, рыбак иль иерей

В грядущем мраке делит ложе

С грядущей матерью моей?

А. Блок, «Итальянские стихи»

Я умер 4 ноября 1953 года. День был пасмурный и холодный. Более того – шел снег. Тому, чье появление на свет я с некоторым беспокойством ожидал, казалось, совсем не хотелось появляться. Он выдержал все разумные и не разумные сроки, но продолжал находиться в чреве матери.

«Черт бы тебя побрал», – думал я, от скуки переливаясь то в одну предметную форму, которыми была забита комната, то в другую. Все было пусто, холодно, неинтересно. А тот, плоть которого назначалась мне, все наслаждался состоянием полной свободы в водах космического океана.

«Плавай, плавай», – говорил я то ли себе, то ли ему. «Все равно с воплями и визгом выпихнешься в мир и предопределение свершится – я войду в твою несовершенную форму, ибо сдал в трудные моменты предыдущих жизней и назначение мое теперь быть ниже меня прошлого. Хорошо еще не в совсем низком биологическом виде», – содрогнулся я при мысли о жабах, пауках, крокодилах и прочих подобных тварях.

«Да и ты, – хоть и не сравнить тебя с людьми моего времени и состояния духа, – не так уж плох. Постараюсь влиять на сильную, но уж очень дикую натуру моего теперешнего вместилища. Догадываюсь, что не совладать мне с тобой в первые два-три десятилетия, и дикость твоей степной плоти будет душить меня, загоняя в самые темные тупики. Но рано или поздно ты прозреешь и увидишь меня, и тогда, став рядом, мы пойдем вместе, не забегая и не отставая один от другого. Гармония духа и плоти состоится! Должна состояться, иначе, если я не сдюжу с тобой, мой хозяин-слуга, следующее перерождение не предвещает совсем ничего приятного. Хотя в каждой форме есть смысл, и, поняв его, определяешь место этой формы во Вселенском Порядке, а, значит, и решаешь задачу своего предназначения. Так достигается покой в реализации своей самости. Конечно же, в любой форме я стремился бы к совершенству ради достижения абсолютной истины, от которой по случайной неосторожности удалился…»

Время шло. И чем дольше находилась моя новая плоть нерожденной, тем больше начинало охватывать меня волнение, – «А вдруг что-то напуталось; вдруг ошибка, которая случается лишь раз в многомиллионнолетний День Мира, пала на меня. Нет – такого проклятия я не заслужил! Это было бы чересчур жестоко: умереть, родиться мертвым и снова остаться без плоти в ожидании предначертания, которое еще необходимо правильно расшифровать для себя. А после таких манипуляций со смертями и рождениями в столь короткий срок сориентироваться не так просто. Ну, нет, – ты крепкий парень, и организм, рождающий тебя, не подвержен влиянию пороков и загрязнений. Просто ты ленив, а, может, мудр, цепляясь за состояние невесомого покоя видения Вселенной. Сейчас каждая клеточка твоего тела– это маленькая Ее модель, и, конечно же, тебе не хочется отказываться от ощущения Вселенской уравновешенности и ежемгновенной реализации себя. Ладно, наслаждайся еще некоторое время. Я подожду.

Когда-нибудь настанет момент, и вся эта информация станет достоянием твоего разума, который сольется с разумом Космоса.

А вдруг мне не удастся сломать сопротивление плоти?! Нет, я заставлю тебя верить мне».

Я даже почувствовал некоторое раздражение, но затем успокоился, осознав несуразность обиды на того, кого еще нет.

Снова наступил вечер. В помещении проделывались те же дела, что и день, и два, и десять тому назад. Через некоторое время выключат свет, все успокоятся и затихнут, забывшись сном, а я, так же бесцельно, буду слоняться по углам комнаты, вспоминая предыдущие состояния.

«Ну что же ты так задерживаешься?! Ну, выйди же ты, наконец, из своего оцепенения; пробудись к жизни человеком; дай мне вместилище! Я так ослаб в ожидании тебя, что если какая непокаянная тень попытается воспользоваться твоим рождением, у меня не хватит энергии пробить ее. Молю тебя – очнись от своего глубокого сна! Мне уж тошно обретать от нечего делать формы градусников, тапок, пуговиц, стен, воды в графине. Все это может занимать не более пары дней. Да и как можно так долго задерживаться в мире людей без формы?! Нарушаешь Порядок сейчас ты, а мне приходится уже принимать первые волнения из-за тебя. Что будет потом?…»

Наступил рассвет 14 ноября. Пасмурный, серый рассвет, похожий на сумерки. Ожидание достигло предела, и мне казалось, что этому не будет конца, а вечное серое утро будет скрывать свет солнца, который так и не пробьется сквозь его свинцовый занавес. Я превратился в сплошное чувство горести и обиды, и, если бы я имел плоть, оно бы вылилось слезами, а мой ленивец все не подавал признаков жизни…

И тут, в один миг, вся энергия моего духа вдруг взбунтовалась и, сжавшись в сгусток, превратилась в материю космического огня. Это была отчаянная попытка разрушить застоявшуюся вязкую рутину момента бытия, наполнить его осмысленным содержанием, дать толчок развитию жизни…

За окном пошел снег. Крупными хлопьями он кружил в воздухе. Его было так много, что все вокруг посветлело. Мне никогда не приходилось видеть такого чудесного снегопада. Завороженный я внимал и внимал плавному танцу воздушных красавиц. Все стало сплошной слепящей белизной. Но вдруг взрыв света залил и эту белизну, и мою отчаянную вспышку. Ему невозможно было противостоять, да и не хотелось! Солнце пробилось сквозь серую мглу, и огонь его, отраженный каждым хрусталиком снега, залил пространство светом, которым хотелось упиться в радостном восторге. Вихрь неистовой силы этой радости подхватил и закружил меня. Я снова сделал первый вдох, выдохнул в крике и осознал, что родился.

Ю. Х.

КАРМА

 
В бессмертии – одно:
когда хочу родиться,
влетает сквозь окно
предчувствие как птица.
 

 
Не выдержит замок.
Как старый мудрый ворон
паря летит само
явление простора.
 

 
Из теплых нежных вод
и с криком и с мольбою
несется голый плод;
желание такое
 

 
увидеть белый свет,
со светом породниться!
Бессмертия секрет —
решение родиться.
 

С. К.

Старинные бумаги обнаружили недавно в руинах одного из древних городов Восточного Туркестана. Ученые говорят, что в них содержится истина Бодхидхармы, и они озабоченно строчат комментарии: одни горизонтальными линиями Запада, другие вертикальными столбиками Востока.

Кто знает наверняка истину голубоглазого монаха?

Многие имитируют его дзадзэн, уставившись глазами в стену.

Эй – вы все не правы!

Нёген Сэнзаки