Текст книги "Два берега. Романтическая и чувственная быль"

Два берега
Романтическая и чувственная быль
Юрий и Аркадий Видинеевы

© Юрий и Аркадий Видинеевы, 2023

ISBN 978-5-0060-6248-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кое-что от первого лица

Мистический мир существует в очень близком соприкосновении с нашей явью. Он обнаруживает себя особыми запахами (не от мира сего), предчувствиями и прочими необъяснимыми неожиданностями, которые то пугают, то доводят до сумасшествия, то умерщвляют от страха. Он открывается в известных пределах «братьям нашим меньшим», наделяя их предвидением опасностей, он открывается в несколько больших пределах колдунам и шаманам самых ранних мистических культов, магам чародеям и волшебникам средневековых цивилизаций, озаряет умы отдельных представителей науки и искусства.

*

Острый (неземной) запах поднял зайца с его дневной лёжки. Встав «столбиком», заяц запрядал ушами, завертел головой, хватая трепещущими ноздрями знойный воздух. Лесной воздух был неподвижен, а запах, вселяющий страх, распространялся не по воздуху, а сквозь него.

Это был запах опасности.

У каждого вида опасности свой отличительный запах, у этого… Заяц понял, что ему угрожает. С той стороны, откуда исходил тревожный запах, накатывалась усиливающаяся волна шума. То был шум, вызванный паническим бегом большой, разнокалиберной и разноскоростной лесной живности, рвущейся, не разбирая дороги, напролом через кусты и валежник. Заяц присоединился к бегущим. Его маленькое сердечко часто и надрывно заколотилось, а напряжённый сердечный ритм тяжко ухал в пересохшем от страха горле.

Ошалевший от панического ужаса медведь первым раздавил попавшегося под его тяжёлую лапу зайца. Потом этого зайца, уже мёртвого, продолжали давить и другие животные, ослеплённые их «звериным коллективным бессознательным».

Лесной пожар набирал силу.

*

Лесник спокойно спал в своей избушке. Ему снилось море. Он никогда на нём не был, но часто мечтал о нём, как о месте, где безраздельно царствует нега, блаженный покой и счастье, прекрасное и необъятное, как само море.

«Есть же на свете счастливчики, которые живут на берегу тёплого южного моря и каждый день (!) наслаждаются его необозримой красотой!» – раздваивался в этих мечтаниях лесник, твёрдо зная, что его лесные края для него дороже морских красот и роднее любых других мест.

Вдруг из моря вышла на берег акула, схватила зубами за полу его брезентового плаща и потащила беднягу в воду.

– Ты что, сдурела, проклятая?!! – закричал лесник на акулу, пытаясь вырвать полу плаща из её зубов.

Акула выпустила плащ, громко залаяла, и… лесник проснулся.

Ушастый спаниель по кличке Гром метался по избе от кровати хозяина к двери и требовательно лаял, зовя во двор. Умная собака понимала, какая опасность грозила её хозяину. Это посылы из космоса, из параллельного мистического мира, вселили в неё то знание, страх за её собственную жизнь и за жизнь лесника.

«Неужели воры?!» – всполошился лесник, быстро оделся-обулся, схватил дробовик с патронташем и выскочил во двор вслед за опередившим его Громом.

Вдали над лесом, всё разрастаясь и набирая силу, полыхал верховой пожар.

*

В чистом поле, вдали от деревенской околицы, воздев к небу лицо и усохшие от старости руки, стоял тот, кого знавшие его называли по-разному: иные – батюшка Феофан, иные – дедуля-травник, иные – ведун-колдун. Его губы напряжённо, но беззвучно двигались, артикулируя звуки сильного тайного заклинания.

Над полем стоял звонкий зной. В небе, высветленном жарой, ни облачка, одно только до бела раскалённое солнце. Воздух неподвижен, как вода в котелке, набирающая силу для закипания.

Руки колдуна одеревенели, сопротивляясь физиологическому затеканию, взгляд его затвердел, упираясь в небесный купол, вены на шее вздулись от неимоверного напряжения его речевого аппарата, беззвучно бросающего в сопредельное мистическое пространство слова древнего заклинания, повелевающего стихиями воды и воздуха.

Ответом на призывы колдуна вначале был тихий свист ветра, затем – появление в небе быстрых облаков, наполняющихся густой синью, темнеющих, перерождающихся в тяжёлые дождевые тучи, несущиеся в сторону леса, объятого бушующим пожаром.

И вот уже на пламя лесного пожара обрушились ливневые потоки невиданной плотности и мощи.

И вода победила огонь.

Но чем восполнить те жертвы, которые успел поглотить в своём чреве лесной пожар?

*

– Пожары лучше не гасить, а упреждать, задумчиво изрекает мой старый друг эколог. – Добиться этого с помощью каких-либо технических средств пока не представляется возможным.

– А с помощью мистических манипуляций? – коварно подливаю я масла в огонь его непримиримого материализма.

– Бред! – заглатывает приманку непримиримый материалист.

Ещё бы! Он солидный учёный, вооружённый самыми передовыми взглядами во всём, что касается экологии. У него очень плодотворный, проницательный, живой ум… в пределах кургузенького пространства, именуемого «доказательной наукой».

– Мистические манипуляции?! – не успокаивается учёный. – Не смеши меня, Коля! «Предугадывание животными» опасностей объясняется их более чувствительной, чем у человека сенсорикой.

Управление силами природы с помощью колдовства?

Но в науке любой опыт нуждается в его произвольном воспроизведении с соблюдением всех условий, обеспечивающих чистоту эксперимента. Иначе, как можно отличить достоверность причинно-следственных связей от случайного совпадения?

Вот ты можешь вызвать сейчас дождь?

– Я нет.

В глазах моего оппонента загорается победоносный огонь.

Как он меня разгромил!

Да, я не могу сделать то, на чём он меня подловил.

Мистика не совместима с публичностью, угрожающей раскрытию её тайн.

Восточная поговорка о том, что тайна – это оружие, соответствует одной из главных заповедей мистицизма: единоличное мистическое знание имеет полную силу, знание, распределённое между двоими, имеет только пол силы, а знание, известное многим, полностью теряет всю свою силу. Поэтому я не могу демонстрировать свои знания под протоколы учёных мужей с последующим раскрытием их секретов.

Но я знаю, где вскоре случится большой лесной пожар. Я появлюсь в тех краях в нужное время и в нужном месте. Там пока ещё меня не знают ни как старого друга Колю, ни как батюшку Феофана, ни как дедулю-травника, ни как ведуна-колдуна. Там я выйду в чистое поле, воздену к небу лицо и усохшие от старости руки и призову ветер, тучи и ливень на борьбу с огненной стихией.

И вновь вода победит огонь, вновь спасёт от гибели многих «братьев наших меньших», наделённых мистическим свойством улавливать космический запах опасности и тем самым спасать свои жизни и жизни своих хозяев.

А однажды, я верю, в этот мир придёт тот, кто сумеет с помощью мистических манипуляций упреждать разгулы стихий (разумеется, в тех пределах, которые будут дозволены Законами Великого Мироздания).

…Но всё же, скорее «ДА»

Жить не просто так, а ради прекрасной цели, во имя которой не жалко и умереть!

Так я думал, пока не оказался перед этим выбором.

*

Я готовился к надводным ходовым испытаниям одноместной крошки-субмарины, изготовленной по моей инновационной концепции. Эта концепция была доведена до полного пакета конструкторской документации, включая рабочие чертежи, лучшими профильными специалистами. Концептуально в этот проект мною закладывались все наиболее значимые внешние анатомические признаки самой быстрой в мире рыбы парус, в том числе её способности убирать часть плавников в тело для достижения максимальной скорости во время броска на добычу (до 110 км/ч).

Её размеры пришлось несколько увеличить, чтобы пилот мог разместиться в кабине хотя бы в положении лёжа на животе, головой вперёд.

Материал для обшивки корпуса был изготовлен по особой технологии и по своим физическим свойствам был близок к оригиналу.

Движения моей крошки-субмарины должны были полностью соответствовать движениям рыбы паруса.

Три года ушло на материализацию этого технического чуда.

На уменьшенных в сорок раз безэкипажных образцах этого изделия все его тактико-технические характеристики были доведены до уровня задуманных мною требований.

Их защита от хищников, основанная на новых физических принципах, доказала свою высочайшую эффективность.

Она действительно была вполне надёжной ото всех известных мне морских хищников, опасных для рыбы паруса.

И вот – скоро ходовые испытания в пилотируемом режиме!

Пилот – это, конечно, я сам.

*

Надводные ходовые испытания откладывались по погодным условиям. На предельно допустимой для моего «Паруса» глубине (350 км) и десятибалльный шторм не помеха. Но четырёхбалльный шторм на плаву для моей маленькой рыбки был весьма нежелателен, несмотря на её сверхживучесть (зачем мне, пилоту, такие сложности, непосильные для моей посредственной вестибулярки?).

Я ждал у моря погоды.

И вот мой час настал!

Ход у моей рыбки был лёгкий, управляемость – выше всяких похвал.

Море было спокойным, небо – ясным и солнечным, на душе у меня было празднично. Я ликовал и упивался этой важной этапной победой.

Неожиданно мою рыбку резко подбросило вверх, её корпус захрустел, как трубчатая куриная косточка на зубах у молодого волка, и моё тело оказалось рассечённым на три части, средняя из которых поместилась в гигантской пасти неведомого морского чудовища.

*

Я проснулся в холодном поту и не сразу пришёл в себя.

Какой ужас испытал я перед пробуждением!

Никогда ни до, ни после этого мне не приходилось испытывать такого неописуемого страха!

А, успокоившись, я вспомнил, какое несказанное блаженство было испытано мною в той части сна, где моя мечта о чуде-субмарине воплотилась в жизнь и принесла мне счастье быть пилотом на надводных ходовых испытаниях.

Я подошёл к письменному столу, на котором лежала журнальная вырезка с иллюстрацией самой быстрой в мире рыбы паруса.

Вот бы создать мини-субмарину с похожими тактико-техническими характеристиками!

Да, где уж мне…

И передо мною возник вопрос: хотел бы я, чтобы тот страшный сон, в котором я погибал на зубах неведомого морского чудовища, но в котором я осуществил свою мечту о создании субмарины, подобной рыбе парусу, сбылся?

И да, и нет.

…Но всё же, скорее «Да»!

Пусть была бы ужасная смерть, но пусть было бы и исполнение такой прекрасной мечты!

Я тоже верю в успех

Макса я знал ещё по школе. Мы учились с ним в одном классе. До восьмого класса он был слабеньким троечником, тщедушным и малорослым. А в девятый класс Макс пришёл неожиданно изменившимся физически: вытянувшимся до роста выше среднего, раздавшимся в плечах, с рельефной мускулатурой. К тому же Макс будто переродился психически: из тихого балбеса он превратился в сильного харизматика с волевым лицом, спокойным, но несгибаемым взглядом. В учёбе он стал самым лучшим, а в спорте – самым первым. Его неразговорчивость казалась очень многозначительной и вызывала невольное уважение.

Все девчонки тут же в него влюбились, пылко и безнадёжно.

Макс из прежнего аутсайдера мог бы перейти в статус нашего неформального лидера, но ему это не было нужно. Не отгораживаясь от нас, он парил где-то над всеми нами в своих неизвестных нам сферах.

Вскоре его родительская семья переехала на ПМЖ в другой город, и мы потеряли его из вида.

*

Моя жизнь после окончания школы покатилась по бездорожью, громыхая на кочках, пробуксовывая в раскисших от дождей промоинах, рыскала в поисках слияния её маршрута со стремлениями души. Такой маршрут нашёлся по воле случая (а, быть может, по предначертанию тех сил, которые правят миром). «Навигатор с построенным для меня маршрутом» моя жизнь получила из рук моего бывшего одноклассника Макса.

– Сколько лет, сколько зим! – встретил меня Макс в своём кабинете.

Меня всегда коробило от любой словесной банальщины, но у Макса все речевые обороты наполнялись такой харизмой, что привкус и запах банальщины затмевался её чудесными специями.

– Двадцать лет, три месяца и семь дней, – брякнул я наугад, допуская круговое отклонение от «колышка» в несколько лет, месяцев и дней.

Макс оценил скорострельность моей реакции: его волевое лицо со спокойным, но несгибаемым взглядом озарилось одобрительной полуулыбкой:

– Всё тот же острый язык, что и в детстве. Но, к тому же и острый ум. Прочёл твою последнюю статью в главном научном журнале. Лихо, в чём-то даже несколько безбашенно, но интуиция учёного в ней просматривается. Предлагаю тебе, Иван, возглавить новое направление моего многопланового проекта.

Прежние его направления продвигаются вполне успешно. Всех их объединяет принцип поиска и использования тех самых «кротовых нор», о которых ты так складно написал в своей статье «К слову о полипортационизме». Твоё предположение о том, что «пространственные коридоры» имеют аналоги в каждом векторном направлении нашего бытия (во временном, в мыслительном, в чувственно воспринимаемым) уже находит экспериментальные подтверждения в наших лабораториях.

Хочу, чтобы ты возглавил работу по прохождению «коридоров чувственных восприятий». В них масса «кротовых нор»! Взять, хотя бы, признаваемую – непризнаваемую, но реально существующую в природе человеческих отношений «любовь с первого взгляда». Щелчок в сознании – и человек, спонтанно преодолев через «кротовую нору» долгие вёрсты слепых блужданий по коридору любви, вдруг обнаруживает себя в конце того пути: влюблён без памяти (!!!).

Или чудо поэтического дара: откуда-то «приходят» стихи. Например, как у Андрея Вознесенского:

 
Стихи не пишутся – случаются,
Как чувства или же закат.
Душа – слепая соучастница.
Не написал – случилось так.
 

Только так и «случаются» Настоящие Стихи, минуя для нетерпеливого сознания долгий и трудный инкубационный цикл, но вобрав в сердце и в душу поэта всё, что должно быть выстрадано им в «коридоре поэтических промыслов», через «кротовую нору» в волшебном коридоре высоких чувств, оберегаемом Музой. А то, что не «случается», а «пишется», – это не поэзия, а графомания.

Об условиях нашего труда не спрашивай. Они так себе. Наши поиски пока ещё не востребованы теми, кто решает вопросы распределения финансирования. Им нужен «гарантированный» результат. А поисковая работа строится не на гарантиях успеха, а не надежде и вере в него. Поэтому тот проект, в который я тебя приглашаю, разрабатывается нами под прикрытием нашей рутинной текучки. Нас в этом проекте и вдохновляет, и сплачивает то, что все мы верим в успех.

Макс знал, что я соглашусь.

Два берега
(романтическая и чувственная быль)

Мы с тобой – два берега

У одной реки.

Григорий Поженян

Мы не были мужем и женой, между нами не было платонической близости, мы долгие годы не признавались словесно друг другу в нашей любви.

Река жизни разделяла наши судьбы, не давая им сойтись, как не могут сойтись «два берега у одной реки». Но в глубине души я пронёс любовь к Ней через всю свою жизнь. Берега наших судеб всю нашу жизнь находились во власти двух сил: река жизни разделяла их своими водами, а глубинная сила дна реки скрепляла их между собою, не позволяя им разойтись. Этой глубинной силой была наша романтическая и чувственная любовь.

Глава 1. Это было в пору нашей юности

Последние зимние каникулы в моей школьной жизни отметились в моей памяти как время триумфа и огорчения. Все бои на областном чемпионате по боксу сложились для меня неожиданно удачно. Три основных биоритма (физический, эмоциональный и интеллектуальный), имеющие свойство «разбегаться» по разным уровням их амплитудных колебаний из-за различий их длины, сошлись тогда для меня в своих высших точках, что случается всего 2 – 3 раза в год (!). На этих трёх максимумах я входил в особое состояние предвидения действий своих противников, обретал способность рефлекторного реагирования для ухода с линии удара, обретал преимущество в скорости при блокировании летящих в меня серий, при работе на упреждение чужих атак и перехода в контратаки, в проведении мною внезапных взрывных комбинаций. Два боя с кандидатами в мастера спорта мне, перворазряднику, удалось свести на ничью (!), а все бои с боксёрами, равными мне по уровню технической подготовки, я уверенно выиграл по очкам.

Домой я возвращался триумфатором.

Мне казалось тогда, что на волне своего триумфального самовосприятия я смогу, наконец, завоевать расположение самой умной и самой красивой девочки в нашем классе. Я не знал, что в то время, когда я сражался на ринге, мысленно посвящая свои победы прославлению любимой мною девочки, эта девочка с чудесным именем Рита гостила у своего троюродного дедушки – генерала авиации, Героя СССР – и брала уроки фигурного катания у его внука и её ровесника, имеющего третий юношеский разряд по этому виду спорта.

– Какая красивая могла бы быть пара! – сказала Риточкина мама, любуясь дочкой и её троюродным братом, когда те вернулись с очередной тренировки, счастливые, слегка охмелевшие от азарта, порождённого весёлым скольжением коньков по звонкому льду, ощущением молодости и здоровья.

– Ну, почему же «могла бы быть»? Будет! – энергично, по-командирски, ответил ей, будто произвёл прицельный пуск ракеты класса «воздух – воздух» боевой генерал.

И ушла ракета класса «воздух – воздух» точно в цель: Риточка и опомниться не успела, как непререкаемый дедушка, её мечтательная матушка и сама она вместе с троюродным братцем отпраздновали помолвку Риточки с её братом Славиком.

Так и решилась вдруг Риточкина судьба.

Так и пролегла между мною и Риточкой река жизни.

Глава 2. Если бы я знал это раньше!

В бокс я ушёл, достигнув трудного подросткового возраста, в знак протеста против «занятий на скрипочке». У дяди Васи – друга моих родителей, капитана второго ранга в отставке, – была забавная поговорка, не имеющая отношения к его биографическим реалиям: «Говорила мне мама: „Учись на скрипочке“, а меня в море потянуло».

Моя мама с первого же класса общеобразовательной школы затолкала меня в музыкалку. Ей захотелось, чтобы я стал скрипачом. Я терпел это насилие над собой, накапливая в себе взрывную силу протеста до тех пор, пока она не достигла размеров критической массы. И вот, когда мой протест против игры на скрипочке стал разрывать меня изнутри, я нашёл место выброса рвущейся из меня энергии в секции бокса.

Бокс стал моей судьбой.

Он помог мне справиться и с тем взрывом в моей душе, который случился в ней в связи с потерей надежды на счастье с любимой девочкой.

Но бокс – это спорт молодых.

Когда мой боксёрский возраст миновал, я вернулся к игре на скрипке, но на этот раз как недоучка, вставший на трудный путь самообразования.

Днём – работа, вечерами – хобби и скрипка.

Со временем я стал давать сольные домашние концерты (для души) и играть на тусовках моих друзей, заполняя этим ту часть моего досуга, которая оставалась от занятий моим главным хобби: конструированием и изготовлением разнообразных технических приспособлений (водных лыж, «лужебродов», полулетательных аппаратов, предназначенных не для полётов, а лишь для уравновешивания подъёмной силы этих аппаратов с силой тяжести пилота). Полулетательные аппараты, по моему замыслу, должны были позволять безопасно проходить по провешенному над пропастью канату, ходить по воде, по болотам и по тончайшему льду, а если надо, – то и по минным полям.

*

На одной из дружеских тусовок, на которые в последнее время, помимо тесного круга моих друзей, стали собираться, чтобы послушать песни на мои стихи и мою музыку под мой аккомпанемент на скрипке, друзья моих друзей и друзья последних, ко мне в перерыве между песнями подошла прекрасная дама, которую я мысленно назвал королевой собравшегося общества.

– Добрый вечер, Максим! Вы не узнаёте меня?

Услышав её голос, я узнал её.

Это была моя незабываемая школьная любовь.

*

С той минуты наши судьбы пошли параллельными курсами, будто берега одной реки.

Я не спрашивал, как сложилась её судьба. Я догадывался, что на её берегу ей было и зябко, и бесприютно.

То же самое можно было сказать и обо мне. Она тоже не расспрашивала меня о том, как сложилась моя судьба, догадываясь обо всём без расспросов.

Теперь мы понимали друг друга на подсознательно-чувственном уровне, оберегая это взаимное понимание в хрупком сосуде предупредительности.

В этом трогательном взаимопонимании близких по складу сердец мы и состарились с нею, оставаясь каждый на своём берегу. Когда жизни наши вошли в пору угасающего заката, Маргарита Петровна призналась мне в том, что она была влюблена в меня ещё в пору нашей школьной юности и продолжает всё так же любить меня до сих пор.

Оказывается, она всегда знала о моей глубокой и неистребимой любви к ней, а я не смел верить в то, что она всю жизнь любила меня с такой же силой и глубиной.

Если бы я знал это раньше!

Я бы…