Текст книги "Россия и современный мир №4 / 2016"

В 2000-е годы ситуация изменилась. Законы стали «хорошими», т.е. в них меньше «дыр», и бизнес вполне может обойтись без помощи чиновника, работая в соответствии с законом77
  Очевидно, что хорошие и плохие законы – понятие дискуссионное. Оценки законов различаются с точки зрения участников рынка, населения, государственных ведомств. В данном случае признаками «хороших» законов являются их внутренняя непротиворечивость, согласованность с другими законодательными нормами, а также посильные для бизнеса издержки, связанные с их выполнением.


[Закрыть]. В этой ситуации чиновники начали торговать не «буквой», но «духом» закона, взяв на себя роль интерпретаторов законов с позиций национальных интересов. Национальные интересы – доминирующая риторика государственно-корпоративного капитализма. Чиновник сменил роль лоцмана в пространстве «плохих» законов на роль гуру в условиях «хорошего» законодательства. И теперь, чтобы получить государственный заказ или просто спасти бизнес от поглощения государством, недостаточно быть законопослушным бизнесменом, нужно быть «на хорошем счету» у власти. Бизнес, понимая ненадежность формальной защиты прав собственности, пытается заручиться поддержкой власти, в том числе используя коррупционные схемы.

Изменение неформальных норм диалога с государством при неизменности формальных законов продемонстрировало «дело ЮКОСа». Налоговые претензии государства строились на том, что фирмы, где концентрировалась прибыль и использовались схемы ухода от налогов, были аффилированы с ЮКОСом. Но формальные признаки аффилированности в этой бизнес-схеме отсутствовали, об этом позаботились высокопрофессиональные юристы ЮКОСа. Суд поставил экономическое содержание выше юридической формы, что вызвало одобрение одних и порицание других, продемонстрировав эластичность в интерпретации юридических норм при отчетливом неформальном давлении власти. Это повысило лояльность остальных бизнесменов, поскольку схемы работы были одинаковыми как у самого государственного «Газпрома», так и у самого частного «ЛУКОЙЛа».

Неверно трактовать пример с ЮКОСом таким образом, что это была компания, которая принципиально не использовала коррупцию, что и сделало ее уязвимой. Вероятнее всего, коррупция широко практиковалась этой компанией, как и другими участниками рынка. Истинные причины разгрома компании так и остались полем для догадок, но большинство аналитиков склоняются к версии о политических мотивах этого дела. Дело ЮКОСа показало, что соблюдение законов отнюдь не гарантирует спокойную жизнь бизнесменам, что «буква» закона стала слишком слабой защитой от претензий государства, и нужно интенсифицировать весь арсенал неформальных способов защиты прав собственности, включая коррупцию.

Пятое. Изменился субъектный состав коррупционеров. В 1990-е годы наиболее коррумпированными были представители государственных органов, которые выдают разрешения (патенты, лицензии), устанавливают льготы, распределяют квоты, следят за соблюдением правил пожарной безопасности и санитарных норм, контролируют налоговую дисциплину и т.д. В 2000-е годы самым коррумпированным звеном стали правоохранительные органы – полицейские, представители ФСБ, ГРУ, ФСО и пр., т.е. «силовики». Заметим, представители правоохранительных структур не делают ничего противозаконного: они находят украденное, обеспечивают безопасность, возвращают долги, сопровождают грузы, расследуют преступления и пр. Но делают это не для всех налогоплательщиков, а преимущественно для частных клиентов. Создают правопорядок как частное, но не общественное благо [28; 19].

Эпицентр коррупции сместился туда, где действует право применения силы, имеется мощный аппарат принуждения. Коррупционный рынок, созданный вокруг правоохранительных структур, опирается на вольную интерпретацию законов и селективность применения репрессий. Суды, лишь формально имея статус независимых, стоят на стороне правоохранительных органов, потакая слабой доказательной базе обвинения [7].

«В наших судах действует простое правила – прав тот, на ком погоны… Это как-то недавно установилось» (адвокат, 51 год).

Фактически концентрация коррупционных потоков вокруг «силовиков», пришедшая на смену «размазанности» коррупционных сборов среди органов исполнительной власти, явилась одним из аспектов централизации коррупции в России.

«Вы замечали, что про рэкетиров масса анекдотов была, а про нынешних силовиков – ничего? А я скажу почему: если на вас офицеры наедут, это реально страшно» (фермер, 62 года).

Шестое. Изменилось соотношение двух разновидностей деловой коррупции: на смену «захвату бизнесом государства» пришел «захват бизнеса властью».

Конечно, было бы преувеличением утверждать, что переговоры между бизнесом и властью полностью исчезли, и что бизнес в новых условиях абсолютно не влияет на власть, а лишь послушно исполняет ее решения. Очевидно, что это не так. Например, бизнес пытается, и не без успеха, влиять на законодательную власть на стадии выработки проектов законов. Ключевая роль в этом процессе принадлежит бизнес-ассоциациям, которых привлекают для консультаций при выработке новых законов. Кроме того, он защищает свои интересы в переговорах с властью. Но в новых условиях мнение бизнеса учитывается, однако не является определяющим. Лоббизм бизнеса тем успешнее, чем более точно он вписывается в политическую конъюнктуру. Например, накануне вступления России в ВТО российские животноводы пытались доказать, что дешевый и неограниченный импорт мяса погубит их бизнес. Но власть игнорировала эти доводы. И только политические события позволили аграриям достичь своих целей: как только сенат США одобрил Закон Магницкого, российские чиновники запретили импорт американского мяса из-за использования стимулятора роста. Бизнес уже не диктует власти свою волю, а выжидает удобного случая, чтобы напомнить о своих просьбах. «Захват бизнеса властью» означает, что коррупционные схемы запускаются по сигналу «сверху», и эти схемы имеют ограниченный радиус действия, исключая из пространства коррупционного торга «политически важные» решения. Прежняя асимметрия в пользу бизнеса сменилась асимметрией в пользу власти.

Изменились не формальные рамки сотрудничества власти и бизнеса, а неформальные правила диалога. Например, формальные нормы позволили «ЛУКОЙЛу» отстоять в арбитражном суде свою правоту по поводу налоговых недоимок, но неформальные предписали эти недоимки (юридически не доказанные) перечислить государству в качестве дара. Если в 1990-е годы в обмен за свои услуги крупный бизнес требовал от власти специальных привилегий, то теперь надеется на селективное бездействие.

Политики и чиновники вынуждают предпринимателей делиться доходами в форме как легальных, так и нелегальных платежей под угрозой репрессивных действий [29]. В российском бизнесе существует понятие «двойное налогообложение», – это означает, что обычными налогами отношения с государством не ограничиваются. Хотя формально ничего, кроме налогов, бизнесмен не должен, но на самом деле вполне легально и «добровольно» он обязан:

– спонсировать различные проекты власти (например, финансировать деятельность «Единой России»);

– быть меценатом88
  Например, богатейший россиянин В. Вексельберг купил в США и вернул в Россию яйца Фаберже, восстановил зал Врубеля в Третьяковской галерее, а вскоре государство доверило ему возглавить фонд «Сколково».


[Закрыть];

– участвовать в коммерчески невыгодных проектах, если они важны для власти99
  В ходе реализации национального проекта «Развитие агропродовольственного комплекса» (2006–2007) предприниматели начали активно строить свинофермы и птицефабрики. Помимо экономических стимулов нацпроект реализовывался при сильном административном давлении на бизнес [10].


[Закрыть].

«Моя фирма на день города сотни шариков надула. Это мне еще повезло. Сначала меня склоняли фонтан построить…» (директор молочного завода, 48 лет).

Распространилось рейдерство как захват бизнеса, в ходе которого используется судебная система и формальная процедура банкротства [15]. Если в начале 1990-х годов под силовым давлением на бизнес понималось вымогательство со стороны организованной преступности (так называемый рэкет), то в современной России силовое давление исходит от официальных представителей власти, которые используют государственный репрессивный аппарат для захвата бизнеса [16; 17; 30; 11].

В советской армии было два главных лица – командир и комиссар. Командиры знали военное дело, а комиссары отвечали за идеологию в армии. Позволим себе историческую аналогию: в любом крупном бизнесе в России есть два ключевых лица – бизнесмен и чиновник, патронирующий этот бизнес. Чиновник – «комиссар при бизнесе». Его слово решающее, потому что он говорит от имени государства. Эта ситуация создает беспрецедентные возможности для коррупции. То, что квалифицируется (журналистами, обывателями и в исключительных случаях судьями) как коррупция, воспринимается российскими чиновниками как передача им части дивидендов от совместного владения собственностью [1].

В 1990-е годы чиновник пользовался бесконтрольной властью, будучи представителем «слабого» государства, в котором не работал ни один институт; коррумпированный бюрократ помогал бизнесу использовать несовершенство законов как инструмент получения сверхприбыли. Теперь же чиновник как представитель «сильного» государства может прибыльно сотрудничать или покарать. «Прибыльное сотрудничество» предполагает патронирование чиновниками и силовиками частного бизнеса и получение за это вознаграждения, воспринимаемого как доля прибыли. Население и закон трактуют эти платежи как коррупцию [2]. Коррупционный «патронаж» бизнеса со стороны власти держится не на «плохих» законах», а на качестве правоприменения, селективном правосудии и вольности в интерпретации формальных норм (табл. 1).

Таблица 1

ИЗМЕНЕНИЕ ХАРАКТЕРА ДЕЛОВОЙ КОРРУПЦИИ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ

Заключение

Коррупция для России – явление не новое. В СССР основой коррупции был дефицит самых необходимых товаров и услуг, а также запрет предпринимательской деятельности. Ожидалось, что переход к рынку приведет к сокращению коррупции, поскольку в ходе реформы был полностью уничтожен товарный дефицит и сняты все ограничения на занятие бизнесом. Однако вместо сокращения произошел колоссальный рост коррупции. Объяснялось это плохим качеством законов, которые были противоречивы и неадекватны экономической ситуации. Это было вызвано многими обстоятельствами, высокой скоростью преобразований, механическим заимствованием опыта западных стран. Но главная причина состояла в том, что слабое и недееспособное государство находилось в руках олигархов. Олигархический капитализм, достигший своего пика в период правления Б. Ельцина, не был ориентирован на формирование адекватной правовой среды. Олигархи жили «над законами», а весь остальной бизнес был поставлен в ситуацию неизбежных поборов со стороны чиновников, пользующихся тем, что при «плохих» законах каждый предприниматель являлся потенциальным или реальным их нарушителем.

В. Путин, придя к власти, взял курс на «удаление от олигархов». Поддержка этой политики населением и окрепший бюджет ввиду роста цен на нефть сделали возможным смену олигархического капитализма государственно-корпоративным. В этой ситуации коррупция резко возросла, причем увеличилась именно деловая коррупция, обслуживающая отношения власти и бизнеса. Бытовая же коррупция немного сократилась. Но более серьезные перемены связаны не с количеством, а с качеством коррупции.

Она стала централизованной и институционализированной, с доминированием силовых структур – самых активных претендентов на патронаж бизнеса. Если в 1990-е годы коррупция базировалась на «плохих» законах и невозможности их исполнения, то в 2000-е законы изменились в лучшую сторону, но основой получения взяток стала процедура их применения, вольность в интерпретации формального права, селективное правосудие. Без покровительства со стороны власти бизнес может стать нарушителем не «буквы», но «духа» закона. И бизнес, чтобы избежать неприятностей, готов оплачивать неформальный патронаж власти в виде коррупционного тандема с ней. Это снижает эффективность бизнеса, но повышает его надежность.

Литература

1. Барсукова С. Теневая экономика: Специфика фаз в условиях раздатка // Вопросы экономики. – М., 2012. – № 12. – С. 133–145.

2. Кордонский С.Г. Сословная структура постсоветской России. – М.: Ин-т Фонда «Общественное мнение», 2008. – 216 с.

3. Панеях Э. Правила игры для русского предпринимателя / Предисл. Е. Ясина. – М.: КоЛибри, 2008. – 240 с.

4. Паппэ Я.Ш. «Олигархи»: Экономическая хроника, 1992–2000. – М.: ГУ-ВШЭ, 2000. – 232 с.

5. Сатаров Г.А. Тепло душевных отношений: Кое-что о коррупции // Общественные науки и современность. – М., 2002. – № 6. – С. 18–27.

6. Сатаров Г.А. Установка респондентов и коррупция // Общественные науки и современность. – М., 2008. – № 5. – С. 48–58.

7. Трансформация российской судебной власти: Опыт комплексного анализа / Горбуз А.К., Краснов М.А., Мишина Е.А., Сатаров Г.А. – СПб.: Норма, 2010. – 480 с.

8. Afanas’ev M. The quality of the state – Russia’s chief problem // Russian politics and law. – N.Y., 2009. – Vol. 47, N 4. – P. 58–72.

9. Barsukova S. Corruption: Academic debates and Russian reality // Russian politics and law. – N.Y., 2009. – Vol. 47, N 4. – P. 8–27.

10. Barsukova S. Das nationale projekt «Entwicklung der Landwirtschaft» 2006–2007 // Russland-analysen. – Bremen; Berlin, 2009. – N 178. – S. 21–24.

11. Barsukova S. The government and bandits: Similarity and difference in theory and in Russian practice // Law enforcement executive forum. – Chicago, 2012. – Vol 12, N 2. – P. 129–136.

12. Barsukova S., Radaev V. Informal economy in Russia: A brief overview // Economic sociology: The European electronic newsletter. – Harvard, 2012. – Vol. 13, N 2. – P. 4–12. – Mode of access: http://econsoc.mpifg.de/archive/econ_soc_13-2.pdf

13. Barsukova S., Zvyagintsev V. Mechanism of «political investment», or how and why business participates in elections and funds party life // Social sciences: A quarterly journal of the Russian academy of sciences. – Minneapolis, 2006. – Vol. 4, N 37. – P. 76–88.

14. Block F. The role of the state in the economy // The handbook of economic sociology / N. Smelser, R. Swedberg (eds.). – Princeton: Princeton univ. press, 1994. – P. 691–710.

15. Firestone T. Criminal corporate raiding in Russia // International law. – Harvard, 2008. – Vol. 42, N 4. – P. 1207–1230.

16. Firestone T. Armed injustice: Abuse of the law and complex crime in post-soviet Russia // Denver journal of international law and policy. – Denver, 2010. – Vol. 38, N 4. – P. 555–580.

17. Gans-Morse J. Threats to property rights in Russia: From private coercion to state aggression // Post-Soviet affairs. – Abington, 2012. – Vol. 28, N 3. – P. 263–295.

18. Gelman V. The iceberg of political finance // The contemporary Russian politics: A reader / Ed. by Archie Brown. – Oxford: Oxford univ. press, 2002. – P. 187–194.

19. Kosals L. Police in Russia: Reform or business restructuring? // Russian analytical digest. – Zürich, 2010. – N 84. – P. 2–5.

20. Ledeneva A. A critique of the global corruption «paradigm» postcommunism from within: Social justice, mobilization and hegemony / Ed. Jan Kubik and Amy Linch. – N.Y.: New York univ. press, 2013. – P. 297–332.

21. Mironov M., Zhuravskaya E. Corruption in procurement and shadow campaign financing: Evidence from Russia, October 2011. [online] Available as SSRN. – Mode of access: http://ssrn. com/abstract=1946806

22. Neopatrimonialism in Africa and beyond / Ed. by D. Bach and M. Gazibo. – N.Y.; L.: Routledge, 2012. – 265 p.

23. Olimpieva I. Background corruption in small and medium-size business. A «weapon of the weak»? // Russian politics and law. – N.Y., 2009. – Vol. 47, N 4. – P. 28–42.

24. Radaev V. Corruption and administrative barriers for Russian business // Political corruption in transition: A sceptic's handbook / Kotkin S., Sajó A. (eds). – Budapest; N.Y.: Central European univ. press, 2002. – P. 287–311.

25. Scott J.C. The analysis of corruption in developing nations // Comparative studies in societies and history. – Cambridge, 1969. – Vol. 11, N 3. – P. 315–341.

26. Trompenaars A., Hampden-Turner Ch. Riding the waves of culture: Understanding diversity in global business. – 2 ed. – N.Y.: McGraw-Hill, 1998. – XI, 274 p.

27. Varese F. Pervasive corruption in economic crime in Russia // Economic crime in Russia / Ed. by A. Ledeneva and M. Kurkchiyan. – L.: Kluwer law international, 2000. – P. 99–111.

28. Volkov V. Violent entrepreneurs: The use of force in the making of Russian capitalism. – Ithaca: Cornell univ. press, 2002. – 224 p.

29. Yakovlev A. State-business relations in Russia in the 2000s: From the capture to a variety of exchange models? // Working paper WP1/2010/04. – Moscow: Higher school of economics. – Mode of access: https://www.hse.ru/data/2010/06/03/1219803124/WP1_2010_04.pdf

30. Yakovlev A. In search for a new social base or why the Russian authorities are changing their relations with business // Russian analytical digest. – Zürich, 2012. – N 121. – P. 10–15.

Об итогах парламентских выборов в России: Участь победителей

Е.А. Лукьянова

Лукьянова Елена Анатольевна – доктор юридических наук, профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

«Знакомство с цифрами, обозначающими количество голосов, поданных за единороссов в разных регионах России, создает впечатление, что местные власти откровенно гнались за количеством голосов, а не за легитимностью выборов.

Между тем чрезвычайное преобладание в парламенте одной партии, замещение сколько-нибудь значимых государственных должностей представителями одной группировки создают серьезную опасность как для самой этой группировки, так и для государства в целом.

Получив в результате последних выборов более 3/4 мест в Государственной думе, партия “Единая Россия” создала для своего существования в высшей степени неблагоприятные условия. Настолько неблагоприятные, что поставила под серьезную угрозу собственное политическое будущее. В этом смысле результат выборов для нее столь же плачевен, как и для других думских партий.

Но самое большое поражение потерпело в итоге этих выборов Российское государство »1010
  См.: Томсинов В. Участь победителей. – Режим доступа: http://legal.report/author-16/uchast-pobeditelej (Дата обращения: 28.09.2016.)


[Закрыть].

Так оценил состояние нового политического цикла в России историк права профессор МГУ им. М.В. Ломоносова Владимир Томсинов. И не случайно мои заметки о результатах выборов в Государственную думу 2016 г. начинаются с цитирования его статьи «Участь победителей».

Надо сказать, что я согласна далеко не со всеми доводами профессора Томсинова.

Например, не очень понятно, как сочетаются два не вполне совместимых, на мой взгляд, утверждения: с одной стороны, «политическая система современной России – это перевернутая пирамида, где основанием являются не политические партии и Государственная дума, а институт президентской власти», а с другой – «для поддержания здоровья в государственном организме, для предотвращения личностной деградации среди носителей государственной власти, для принятия правильных, выверенных, учитывающих различные точки зрения государственных решений необходимы мощные партии, оппозиционные правящей группировке», которые «могут возникнуть только при условии соблюдения законности в процессе выборов». Впрочем, не в этом дело. В одном профессор прав безусловно – результаты выборов-2016 создали для существования партии власти крайне неблагоприятные условия, а Российское государство потерпело на них поражение.

К сожалению, дойдя до этой совершенно верной мысли, профессор свое рассуждение внезапно остановил. А ведь именно анализ всего спектра рисков и есть главная задача экспертов в области права. Поэтому попробую порассуждать на эту тему. Выводы свои буду подкреплять словами выдающегося русского юриста, философа, историка, публициста и общественного деятеля, свидетеля четырех царствований – от Николая I до Николая II – Бориса Николаевича Чичерина. Прошло более века, но практически все риски, перед которыми стоит сегодня наше государство, давно уже сформулированы им в работе «О народном представительстве»1111
  Чичерин Б. О народном представительстве. – М.: Т-во Сытина, 1899. – 836 с. – Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Sem4/07.php – Все цитаты Б.Н. Чичерина приводятся по этому изданию.


[Закрыть].

Итак, каковы же результаты прошедших выборов и чем они опасны для нашей страны?

Часть 1. Результаты

1. Выборы прошли в условиях беспрецедентно низкой явки избирателей.

Существует мнение, что низкая явка избирателей свидетельствует о покое и стабильности, а своим неприходом на выборы люди выражают молчаливое одобрение всему происходящему. Но это иллюзия. На самом деле низкая явка избирателей говорит ровно о противоположном.

За исключением нескольких «специальных» регионов, 18 сентября 2016 г. в России к избирательным урнам НЕ пришли от 65 до 75% избирателей. Причем для половины из них отказ от участия в голосовании явился осознанным выбором – осмысленным отказом от реализации своего права на участие в управлении государством, т.е. формой протеста. В группе тех, кто не пришел на выборы, лишь 31% удовлетворены их результатами. Получается, что партия власти получила три четверти мест в парламенте, но при этом страна оказалась расколота практически пополам: на довольных и недовольных. Респонденты, которые не стали голосовать, чаще всего объясняют свое неучастие двумя причинами: они не доверяют никому из нынешних политиков (25%), а также уверены в том, что результаты выборов предопределены заранее и от их голоса ничего не зависит (21%)1212
  Волков Д. Астенический синдром // Ведомости. – М., 2016. – 4 окт.


[Закрыть].

Итоговый, кажущийся не столь шокирующим, процент явки (52%) был достигнут искусственно1313
  См.: Аваков А., Семенович А. Панфилова отменила выборы на девяти участках: «мистические совпадения». – Режим доступа: http://www.mk.ru/politics/2016/09/22/pamfilova-otmenila-vybory-na-9-uchastkakh-misticheskie-sovpadeniya.html


[Закрыть], в том числе за счет выведения среднего по стране показателя при абсолютно диспропорциональном распределении голосования по регионам и при наличии так называемых «особых зон» административного воздействия на результаты. В итоге «судьбу выборов решила низкая явка в зонах относительной электоральной свободы, и на ее фоне решающий вклад внесла зона “особого электорального режима”, или символическая Чечня. В эту зону устойчиво, от выборов к выборам, входят около 20 регионов России, начиная от Чукотки и далее – Тыва, Кемеровская область, Татарстан и Башкортостан (за вычетом продвинутых Казани и Уфы), Мордовия, Калмыкия, Дагестан, Чечня и др. Их суммарный вес в электорате России не превышает 15%. Но когда Большая Россия, или Россия Больших Городов, ложится в электоральную спячку, роль зоны “особого режима” непропорционально возрастает. Если там показывают явку в 80–90%, при столь же консолидированной поддержке одной партии, то в итоговом балансе ее вес увеличивается вдвое и даже больше»1414
  Орешкин Д. Гибридные выборы // Новая газета. – М., 2016. – 21 сент.


[Закрыть].

2. В значительной степени выборы были нечестными и несправедливыми.

Даже глава ЦИК Элла Памфилова признала, что выборы не были «максимально честными и максимально справедливыми», хотя и сочла их «более честными и более справедливыми, чем предыдущие»1515
  См.: Памфилова объяснила «вбросы» вводом бюллетеней из урн для голосования на дому. – Режим доступа: https://meduza.io/news/2016/09/29/pamfilova-ob-yasnila-vbrosy-vvodom-byulleteney-iz-urn-dlya-golosovaniya-na-domu


[Закрыть]. Прошедшая избирательная кампания, и в особенности день голосования, в очередной раз продемонстрировали множественные нарушения, приведшие к фальсификации результатов выборов. Вбросы, карусели, завышение явки, массовое голосование по открепительным талонам, кража бюллетеней, незаконное удаление наблюдателей и членов комиссий, принуждение избирателей к голосованию угрозами или за деньги, переписанные протоколы и неравное освещение агитационной кампании кандидатов в подконтрольных власти СМИ сопутствовали этой кампании на всем ее протяжении1616
  См.: Единый день голосования 18 сентября: Главные нарушения. – Режим доступа: https://meduza.io/feature/2016/09/18/edinyy-den-golosovaniya-18-sentyabrya-glavnye-narusheniya


[Закрыть].

Например, на приднестровских участках № 8214 и № 8205 (приписанных к ТИК Ленинского района г. Воронежа), где за «Справедливую Россию», согласно данными первичных протоколов, проголосовали 21 и 22 избирателя соответственно, по завершении голосования в систему ГАС «Выборы» были внесены другие числа, превышающие оригинальные ровно на 4 тыс. голосов – по 2 тыс. на каждый УИК1717
  См.: Под давлением ЦИКа глава воронежского облизбиркома Владимир Селянин покинул пост. – Режим доступа: http://www.abireg.ru/n_56555.html


[Закрыть]. В столице Башкирии Уфе корреспонденты агентства Рейтер насчитали на избирательном участке № 284 за весь день 799 избирателей, проголосовавших, а в протоколе таких явившихся оказалось 1689 человек (т.е. приписка составила 890 голосов)1818
  Игра без правил на выборах в России: Избиратели-призраки и вброшенные бюллетени // Reuters. Россия и страны СНГ. – 2016. – 20 сент. – Режим доступа: http://ru.reuters.com/article/topNews/idRUKCN11Q1UP


[Закрыть]. В Саратовской области наблюдатели обратили внимание на «мистическое совпадение»: на 62 участках партия «Единая Россия» получила ровно по 62,2% голосов.

Справедливости ради следует отметить определенные сдвиги в фиксации этих нарушений и в попытке наведения порядка. Впервые за полтора десятилетия ЦИК России отменила итоги голосования по девяти избирательным участкам, расположенным в Дагестане, Адыгее, Мордовии, Белгородской, Ростовской, Нижегородской областях и Санкт-Петербурге. В Ростовской области, где на участке № 1958 был зафиксирован вброс бюллетеней, против секретаря комиссии возбуждено уголовное дело1919
  См.: Памфилова отменила выборы на девяти участках: «Мистические совпадения». – Режим доступа: http://www.mk.ru/politics/2016/09/22/pamfilova-otmenila-vybory-na-9-uchastkakh-misticheskie-sovpadeniya.html


[Закрыть]. Всего комиссия намеревается «серьезно» проверить около 160 «существенных» жалоб на нарушения в ходе выборов.

В связи с этим вновь возникает вопрос: какое количество фальшивых голосов нужно для того, чтобы жалобы на нарушения были признаны «существенными» (термин ЦИК), а итоги голосования недостоверными. Говорю об этом потому, что в заключениях прокуратуры по результатам проверок о соблюдении избирательного законодательства часто встречается фраза: «Выявленные нарушения не оказали существенного влияния на результаты голосования». Но если на одном отдельно взятом участке нарушения и не «влияют существенно», то утверждение об отсутствии влияния этих нарушений на результаты по стране в целом является явным лукавством. В России 96,7 тыс. избирательных участков (в том числе 372 – на территории 145 иностранных государств). То есть если теоретически допустить, что у одной из партий на каждом участке украдено всего по 10 голосов, то общий размер кражи составит почти миллион. В то время как за миллионный порог, по официальным итогам, на прошедших выборах перешагнули всего шесть партий из 14. Но и небольшие расхождения на отдельных участках будут иметь значение для расклада голосов в целом.

Показательна история с выборами в США 2000 г., когда подсчет голосов в штате Флорида при почти 6 млн бюллетеней дал преимущество кандидату в президенты Джорджу Бушу всего в чуть больше 1 тыс. голосов. И это стало основанием для их полного пересчета, поскольку при таком огромном количестве возможны всякие случайности. То есть в стране с большим числом избирателей и избирательных участков по теории больших чисел практически любое нарушение может существенно исказить итоговый результат. Поэтому никакое нарушение не может быть признано несущественным или не «оказавшим существенного влияния на результаты голосования».

3. Недостоверность итогов выборов (сомнительная легитимность и ограниченная представительность парламента).

Низкая явка в сочетании с большим количеством нарушений привели к тому, что итоги выборов оказались не вполне достоверными. Во-первых, потому, что результат считался от фактического меньшинства избирателей. То есть с точки зрения явки избирателей уровень реальной поддержки правящей партии (помимо «вбросов» и «подгонки» цифр) не соответствует распределению депутатских мандатов. Здесь уместно еще раз повторить фразу профессора Томсинова, с которой начинается эта статья: «Знакомство с цифрами, обозначающими количество голосов, поданных за единороссов в разных регионах России, создает впечатление, что местные власти откровенно гнались за количеством голосов, а не за легитимностью выборов». Таким образом, в ходе не вполне легитимных выборов был сформирован не вполне легитимный и недостаточно представительный парламент. Такая ситуация стала возможной вследствие многолетней перманентной и бессистемной трансформации избирательного законодательства, ежегодной точечной его подгонки под сиюминутные обстоятельства (ad hoc) без должной профессиональной экспертной оценки.

Часть 2. Риски

Основные результаты прошедших выборов влекут за собой две группы рисков для Российского государства. Условно их можно разделить на «общие риски» и «парламентские риски». Хотя, конечно, они взаимосвязаны, взаимозависимы и, в той или иной степени, угрожают и государству, и обществу. Просто вторые хоть и проистекают изначально из выборов, но все же опосредованно – через их итог, т.е. сформированный на них парламент.

ОБЩИЕ РИСКИ

1. Деформация политической системы как единственно закономерный и неизбежный результат деятельности власти в условиях отсутствия политической конкуренции и исключения из политического поля реальной оппозиции и вольнодумцев.

По итогам выборов-2016 Россия переместилась в группу политических режимов, где правящая партия контролирует сверх-большинство (более 3/4) мест в парламенте. То есть выборами был окончательно легитимирован возврат к однопартийной системе по образцу стран народной демократии социалистического периода (партия власти в союзническом альянсе с партиями-симулякрами при наличии Народного фронта).

Здесь, мне кажется, не нужно пояснять, почему это опасно для государства. Все аргументы были достаточно подробно изложены почти 30 лет назад в резолюции XIX партийной конференции «О реформе политической системы советского общества»2020
  Материалы XIX Всесоюзной конференции Коммунистической партии Советского Союза. – М., 1988. – С. 35, 117.


[Закрыть]. Тогда речь шла о том, что в центре советской политической системы образовался и длительное время функционировал некий супергигант – государство, частично соединенное с тем, что в Конституции Советского Союза называлось «руководящей и направляющей силой общества» – Коммунистической партией, которая в течение длительного времени частично дублировала функции государства. Подчеркиваю: не подменяла, а именно дублировала. Но поскольку она была организацией в высшей степени авторитетной и сильной, это дублирование во многом превратилось в руководство (сосредоточение хозяйственно-управленческих функций в руках партийно-политического руководства )2121
  Там же. – С. 38.


[Закрыть].

Круг замкнулся. Вместо диалектической спирали мы вернулись к ситуации 1988 г., только в худшем варианте. Разрушив одного политического гиганта, мы создали нового, но только менее профессионального и с более серьезными авторитарными претензиями2222
  См. подробнее: Лукьянова Е.А. Круг замкнулся // Вестник Моск. ун-та. – М., 2010. – Сер. 11. Право. – № 1. – С. 130–138.


[Закрыть]. Сегодняшняя ситуация значительно опасней: поскольку монополизация власти партийно-государственным аппаратом прикрыта фальшивой многопартийностью и некоторыми другими демократическими атрибутами, которые на самом деле либо являются симулякрами, либо жестко ограничены в своей активности. Любые ссылки на формальное наличие значительного числа зарегистрированных партий, оппозиционных СМИ и свободы выражения мнения опровергаются результатами выборов, тиражами и аудиторией оппозиционных медиаресурсов и фактами уголовного преследования за инакомыслие пользователей соцсетей.

Теорией и практикой (в том числе нашей собственной) неопровержимо доказано, что монополия на власть приводит к деформации и деградации политической системы. Общество и государство в таких условиях перестают развиваться и модернизироваться. А это в первую очередь является риском для государства. Аналогичные доказательства существуют и в отношении политической конкуренции – ее отсутствие не только разрушительно для политической системы общества, но также абсолютно гибельно для рыночной экономики, поскольку политическая и экономическая конкуренция – взаимосвязанные и взаимозависимые явления.

2. Падение авторитета государства и самоустранение граждан от участия в принятии государственно-властных решений.