Текст книги "Невменяемый скиталец"

Глава вторая
Туман

Молодой дознаватель вошел в палатку полевого госпиталя первым и придержал плотный полог, с состраданием глядя, как следом за ним вошли на костылях двое раненых. На них тоже хватало бинтов на обожженных участках тела, но они хоть могли ходить, хорошо видеть и четко рассуждать. Чего нельзя было ожидать от их большинства товарищей.

– Ну вот, внимательно к нему присмотритесь, – дознаватель приподнял вуаль тонкой марли над лежащим без сознания человеком.

Лицо раненого было изуродовано настолько, что даже его насмотревшиеся на подобные кошмары за последние сутки товарищи поморщились:

– Эх, как его угораздило…

– Да, уродство на всю жизнь обеспечено.

– И кто это может быть? – дознаватель не очень вежливо оборвал соболезнования.

– А он – Кзыр? – последовал наводящий вопрос.

– Нет. В таком состоянии мы бы увидели. Такой же, как и вы, простой человек.

– Хм… судя по кончику сохранившихся тонких усиков, – стал размышлять один из раненых, – это скорей всего Банг, Даждамир или Мирхайдар.

– Да где ты там усики увидел? – удивился второй раненый, нависая над неопознанным товарищем с другой стороны. – Это просто выгоревшая полоска осталась. Мне больше кажется, что это Муроджан или Заринат. Точно! Скорей всего – Заринат.

– Ты уверен? Хотя… и в самом деле очень похож…

Дознаватель тут же стал сверять названные имена с имеющимися у него списками. Бормоча при этом вслух:

– Даждамира опознали по оплавленному фамильному медальону. Муроджана – по запекшемуся на голове шлему. Так, где у нас остальные?.. Вот! Банг опознан по сапогам и оставшимся в нем ногам по колено. У этого – ноги целы, значит, это не Банг. А вот Мирхаидар опознан по оружию и большому шраму на спине. Значит… Уф! Неужели у меня все совпало?! – кажется, молодой дознаватель радовался больше всего сошедшемуся количеству тел с количеством пропавших без вести в его списках: – Скорей всего это действительно Заринат. Тогда та кучка останков принадлежит вашему сотнику «Длинному»! Не иначе, как он слишком близко подошел к врагу, и его разорвало в клочья. Да, ведь так и утверждали многие…

Неожиданно пребывающий в коме раненый судорожно задергался, застонал и с дрожью приподнял свои красные от ожогов, без единой реснички веки. Безумным взглядом обежал склонившихся над ним людей и выдавил из глотки хриплые, трудно различимые слова:

– Туман, кругом один туман… Я умер?

Оба товарища еще ближе склонились над изголовьем, наперебой восклицая:

– Заринат! Ты очнулся?

– Как ты? Нас узнаешь? Заринат, отвечай!

– Эй, Заринат! Это мы: Вазир и Шавкат!

– Ну, дружище! Присмотрись лучше!

Но раненый весь трясся непонятной дрожью и в ответ только и сумел выдавить непослушными губами:

– Кто… я?

– Заринат, неужели ты забыл свое имя?

– Вспомни, Заринат, и постарайся не умирать!

Чуть раньше в палатку вошел бледный от недосыпания Кзыр из врачебного корпуса и как только осознал происходящее, гневно зашипел на тройку посетителей:

– Вон отсюда! Ему не то чтобы двигаться, ему потеть вредно! Я его час назад с таким трудом усыпил, а вы!

– Все, уважаемый! Уходим, не кричите, – дознаватель опять придержал полог палатки, помогая выйти раненым на костылях, и, уже выходя, бросил напоследок через плечо: – Можете записать его имя и звание: Заринат, десятник второй сотни.

Тогда как врач опять магическим прикосновением вводил тяжело раненного и практически полностью обожженного человека в оздоровительный сон.

В последующие несколько дней врачи и медсестры уделяли больному очень много внимания, но с каждым разом все больше и больше убеждались в неутешном диагнозе: мало того что десятник останется на всю жизнь с неприятными уродливыми шрамами по всему телу, так он еще вряд ли вернет себе утерянный рассудок. Заринат превратился в ничего не понимающее растение, которое только после каждого пробуждения задавало одни и те же вопросы:

– Почему такой густой туман? Кто я?

Дело, конечно, очень неприятное для лечащих врачей, но на фоне еще двух десятков подобных умалишенных, которые выжили после гибели Титана, судьба десятника мало кого волновала. Всех гораздо больше интриговало приближение к этому месту великого Кзыра, Фаррати Кремниевой Орды Хафана Рьеда.

Почти все воины и обслуживающий персонал армии центра с неприятным предчувствием и тоскливым трепетом ожидали массовых казней виновных в поражении командиров. Но многие больше переживали за собственные судьбы. Поговаривали, что отныне Фаррати будет гнать собственную армию далеко впереди Второго Детища Древних, уничтожая убийственными жерлами не только врагов, но и всех, кто хоть на метр оступится в сторону от острия атаки. Откуда взялись такие панические слухи, разобраться не могли даже всезнающие дознаватели, но и они в данном случае не отличались особым рвением, а очень жалели, что не смогли открутиться в свое время от службы в армии.

В итоге к моменту прихода Второго возле Бурагоса создалась уникальная обстановка. Огромная, но полностью деморализованная страхом армия теперь мечтала только об одном: как можно быстрей разбежаться по домам. Самозванца все дружно стали не только опасаться, не любить или отрицать как правителя, но и ненавидеть со всей безысходностью людей, не желающих больше воевать.

А потом произошло великое чудо, которое простые ордынцы восприняли не иначе как гнев Древних.

Началось все с того часа, когда иной колоссальный объект приблизился к месту событий. Второй летающий монстр из металла легко и на большой скорости преодолел Шейтаровую Балку, спустился к реке, игнорируя выстроенные в долине для встречи войска, и сразу завис над телом погибшего собрата, сиротливо мокнущего в речных водах. Все, кто находился в пределах видимости, уставились расширенными глазами на начавшееся действо. Даже персонал госпиталя высыпал вместе с выздоравливающими ранеными на склоны холма. Тем более что зрелище могло заворожить кого угодно.

С верхнего Детища вниз протянулись толстые, светящиеся молнии и словно чуткие щупальца принялись скользить по выступающей над водой поверхности. Создавалось впечатление, что врач ощупывает тяжелобольного человека.

А потом донесся гром с небес. И три светящихся гигантских шара, летящих друг за дружкой, ударили прямо по центру корпуса Второго. Первый удар защита отразила. Зато второй посланец небес ужасным взрывом разворотил воронку в корпусе непобедимого Детища диаметром в двадцать метров, а взорвавшийся внутри третий шар расколол железного монстра на две половинки. Причем каждая из половинок не сразу рухнула в воду, а продолжала еще короткое время висеть в воздухе, озаряясь взрывами из собственных внутренностей. Затем пылающие останки рухнули вниз, окончательно сминая выступающие борта Титана. После недолгого покачивания от бушующих внутри сотрясений обе половинки накренились и рухнули ближе к берегу. Но так деформировались при этом, что через час уже почти не возвышались над поверхностью реки.

С борта Второго не спасся никто. На берег даже не выкинуло ни одного трупа. Словно и не было совсем недавно ни Великого Кзыра, ни его учителя Дымного, ни их многочисленных ставленников и единомышленников.

Первыми на берегу опомнились те самые генералы-приятели. Коротко посовещавшись, они с помощью армейских Кзыров передали всей армии свой последний приказ усиленным голосом:

– Война отменяется. Все отправляются по домам. Желающие продолжить службу Орде добровольно собираются в отряды и передислоцируются к Бурагосу или в Куринагол. Благодарим за службу нашему Отечеству!

После чего генералы первыми затянули торжественный гимн Кремниевой Орды. И не нашлось даже единственного человека, который бы их не поддержал во время пения. Ну, если не считать обитателей походного госпиталя, продолжающих оставаться в коме или полностью лишившихся разума.

К последним как раз и относился бывший десятник Заринат. Проснувшись в одиночестве, он приподнял свои шелушащиеся веки и задал привычный набор вопросов:

– Почему такой густой туман? Кто я? – потом долго прислушивался и добавил: – Что за праздник? Почему поют?

Но так и не дождавшись ответа, дисциплинированно закрыл глаза и опять привычно заснул.

Глава третья
На обочине

Когда большие люди решают будущее всей страны, чаще всего отдельные судьбы маленьких людей вообще не принимаются во внимание. Потому что заметить эти небольшие пылинки в суматохе, вращении несчетного количества шестеренок, передач и маховиков практически невозможно. Машина государства обязана двигаться всегда, иначе тому самому государству наступает полный крах.

Так и случилось в Кремниевой Орде. Само перечисление рухнувших на государство изменений не умещалось в масштабе понимания любого разумного существа. Список можно было продолжать до бесконечности. Смерть самозванца, неожиданно появившийся на троне новый Фаррати, загадочный самороспуск огромной части всей армии, резкая смена всех приоритетов, как во внутренней жизни, так и на внешних политических направлениях, новые договора с другими государствами, толпы хлынувших в Орду иностранных представительств во главе со своими венценосными правителями, шумное официальное бракосочетание правителя Ваена Герка и графини из Энормии, жуткая неразбериха в хозяйстве, тотальные изменения в командовании войск, назначение первым советником мало кому до того времени известного Каламина Зейка…

И многое, многое другое. В таком круговороте событий забывали о целых поселках, а то и городах.

Именно поэтому, при окончательном закрытии полевого госпиталя возле Бурагоса, перед несколькими оставшимися на своих постах медсестрами встала куча неразрешимых житейских проблем. Основная из которых оказалась одна: куда девать троих так и не пришедших в полное сознание пострадавших воинов. Если остальных больных и увечных как-то незаметно разобрали прибывшие родственники или сердобольные лучшие товарищи, то эти трое оказались практически бесхозными. Ничего не оставалось делать, как отправить их в дом престарелых воинов в Бурагосе.

Но тут в последний момент один из полностью подлечившихся и готовящихся отправиться на родину пострадавших пациентов обратился к старшей сестре с просьбой:

– Давайте я возьму десятника в свою семью? Она у меня большая и дружная, все работящие, так что и боевого товарища прокормлю. Жалко мне его, бедняга без семьи долго не протянет.

Одурманенная делами по закрытию госпиталя женщина более внимательно присмотрелась к просителю. Молодой, основные ожоги скрыты под одеждой, а несколько небольших, оставшихся на лице, не слишком-то его и испортили. Наоборот, расположились так удачно и без уродства, что вызывали некоторую симпатию. Именно по этим шрамам пациента опознали:

– Уракбай, а ты хорошо знал десятника?

– Конечно, мы ведь в одной сотне были и довольно неплохо друг с другом ладили. Да и тут я его часто проведывал. В последние дни я даже лично помогал его прикармливать.

Никого больше из сослуживцев и близко не было, поэтому проверить подобные слова старшая медсестра не могла, но хоть как-то попыталась выяснить степень знакомства между молодым, двадцатиоднолетним парнем и намного старшим ветераном, которому уже, судя по документам, шел пятый десяток. Она кликнула пробегавшую мимо помощницу и переспросила про обоих пациентов. Та тоже мыслями уже находилась далеко от этих мест, поэтому только и удосужилась припомнить:

– Ну да, Уракбай часто посещает Зарината. Тот вроде его чуть узнает и даже слушается немного.

Эта пара предложений и решила судьбу покалеченного ожогами десятника:

– Ладно, тогда бери его под свою опеку. Сейчас выпишем на тебя все сопроводительные документы.

Вот так на следующий день и появилась на дороге, ведущей к югу, парочка путников в привычном для всех ордынцев воинском обмундировании. Только теперь на одежде отсутствовали знаки отличия и нашивки принадлежности к определенной части. А головной убор в виде бытовой чалмы сразу говорил, что это теперь списанные из армии – гражданские люди.

При демобилизации ордынским воинам никакого казенного оружия не оставляли, хотя дополнительное оружие, которое воин покупал сам, не забиралось. Так что во время пребывания в госпитале ушлый Дельфин сумел не только сохранить свой великолепный кинжал, когда-то выигранный в камни, но и выменять или выклянчить у других раненых еще кое-какое оружие. У него теперь имелось два метательных ножа, великолепное лассо в виде шнура тончайшего плетения, несколько чугунных шариков вместе с пращой и наибольшая гордость – Живая удавка, чаще называемая Синей Смертью. Конечно, удавка ни в коей мере не являлась живым существом, а относилась к довольно периодически встречающимся в Орде артефактам убийственного назначения. Достаточно было накинуть упругий шнур синего цвета и толщиной с палец на шею любого человека, а затем соединить концы вместе, как они продолжали и дальше соединяться самостоятельно. Да с такой силой, что удушали любого человека. Перерезать подобный артефакт было очень сложно, и только удар хорошего меча мог разрубить Синюю Смерть. Разомкнуть удавку мог только тот человек, к которому она «привыкала» до того не менее двух недель. Но до конца этого срока оставалось всего несколько дней. Да и кому придет в голову нападать на демобилизованных и изуродованных ранениями бедных воинов?

Само собой, что совершенно не соображающему Заринату ничего острого и колющего не досталось. Свое оружие он наверняка растерял вместе с кусками сожженной одежды, а новым мог порезаться или и того хуже. Да и смотрел он теперь на любое железо с полнейшим равнодушием, недоумением и неосознанно.

Молодой парень шагал легко, разве что чуть прихрамывал на пострадавшую при гибели Титана ногу. По сторонам он смотрел часто и пристально, но характер любому встречному выказывал веселый, общительный и дружественный. Чуть ли не с каждым обменивался приветствиями и коротким перечнем новостей, частенько упрашивал подвезти идущие в попутном направлении повозки, да и вообще создавал о себе сразу мнение как о человеке добром и доступном всем радостям людского бытия.

Тогда как его напарник, более высокого и мощного телосложения, почти не реагировал на окружающую обстановку. Ни с кем не общался, шел только рядом со своим опекуном и частенько спотыкался о неровности на дороге. В таких местах приходилось его поддерживать под локоть, да еще и настоятельно просить посматривать под ноги. А если кто из попутчиков присматривался к уродливому мужчине более внимательно, то догадывался, что перед ним явно обделенный разумом человек, уровень развития которого можно сравнить с познаниями трехлетнего ребенка. Да и то ребенка умственно неполноценного. Настолько порой странные, совсем не присущие контексту разговора вопросы мог задать этот несчастный.

К слову сказать, заметить плохое отношение Уракбая к своему подопечному никто не смог бы и при желании. Даже наедине парень и в самом деле корпел над своим попутчиком, словно над старшим родственником или отцом. Скорей всего именно поэтому лишенный разума человек инстинктивно слушался своего сопровождающего буквально во всем, и с каждым днем это послушание становилось все более явным и беспрекословным. Чего, собственно, от него и требовалось. Ну и чего, собственно, и добивался его опекун.

Потому что никто и не догадывался об основных мотивах, которые подвигли Уракбая напроситься на опекунство. Даже его бывшие сослуживцы не знали о том, что еще полтора года назад молодой парень считался в своем родном городе Эмране одним из самых удачливых воров, плутов и мошенников. Пользуясь своим необычайным умением втираться в доверие к любому обывателю, Уракбай проворачивал настолько удачные аферы с имуществом, землями и капиталами, что уже к девятнадцати годам стал подумывать: «Средств на безбедное существование вполне хватит. Не пора ли спрыгивать на спокойную «пенсию»?

Как всегда в таких случаях поговаривают: сгубила жадность вкупе с молодецкой бесшабашностью. А может, и завидующие успеху коллеги по ремеслу помогли? Как бы там ни было, но последнее дело оказалось подставой, и удачливый вор, аферист и кутила, что называется, «погорел». Оказавшемуся за решеткой преступнику грозила смертная казнь, если бы не строжайшее повеление тогдашнего Фаррати о создании усиленной, мощной армии. Нельзя сказать, что новобранцев баловали в учебных частях, жертв и там хватало словно во время войны, но, по крайней мере, это был шанс отвертеться от виселицы, и ушлый аферист по громкой кличке Дельфин без раздумий протянул руку сквозь решетку и подписал контракт у вербовщика.

Издевательства и учебную муштру он выдержал с честью, а потому и попал с неплохими рекомендациями в группу армии Центр. Уже там о его прошлом никто не вспоминал, а после ранения в памятной трагедии так вообще перед отпуском на «гражданку» присвоили мелкое звание и выдали довольно ценную аттестационную карточку. По ней демобилизованный воин, как пострадавший герой исторического сражения, имел право питаться чуть ли не до самой своей смерти при любом крупном госпитале любого города.

Точно такой же аттестат у него теперь имелся и на недавнего десятника Зарината. Но не из-за лишнего пайка все это делалось. Будучи вхожим во все сферы преступного мира своего города, Дельфин прекрасно знал о той громадной выручке, которую собирают на главной площади города вот именно такие, изуродованные страшными ожогами нищие. В портовых городах подобные «страшилы» ценились на вес золота, а если еще попутно могли выполнять некоторые поручения и мелкие задания по преступным делишкам, то им тогда вообще цены не было. Так что место для бравого в прошлом, но теперь совершенно беспомощного и ничего не соображающего десятника уже определилось заранее: центральная площадь портового города Эмран.

Немного печальная участь, но если сравнить с тусклой и безрадостной жизнью в доме престарелых – то нищенствовать под синим небом и обитать возле просторов теплого благодатного моря – намного предпочтительнее. Так, по крайней мере, уверенно размышлял и сам опекун, любивший жизнь во всех ее проявлениях и не терпевший существования в замкнутом помещении. То есть, даже принимая во внимание все его корыстные расчеты по поводу своего боевого товарища, Уракбай искренне считал себя настоящим благодетелем, верным приятелем и защитником боевого побратима. Хотя уже сразу в дороге довольно неплохо умудрялся зарабатывать.

Для этого он использовал во встречных людях самые чувствительные струны, называемые «любопытство». Везде, где только парочка путников ни останавливалась, пройдошный Дельфин собирал вокруг себя группу благодарных, скорей даже восторженных слушателей, желающих лично услышать от прямых свидетелей историю гибели обоих Детищ Древних и живописания о сгорающих в пламени взрывов телах самозванца Хафана Рьеда и его приспешников. Огромное количество вернувшихся домой после роспуска армии мужчин вообще не могли похвастаться особыми боевыми заслугами. А уж те, кто собственными глазами мог наблюдать за переломным историческим моментом в судьбе государства, вообще пользовались всемерным уважением и бешеной популярностью. А уж тем более те, кто чудом выжил после страшных ранений. Ко всему прочему рассказчик обладал несомненной харизмой загадочного пророка вкупе с талантами тонко чувствующего настроение толпы оратора. И в результате этого сумел обогатиться там, где другие бы на его месте довольствовались скучной рутиной дальнего путешествия. Причем не просто заработать на хлеб с водой да на прочие мелочи, а на средства передвижения, богатую одежду и все сопутствующие знатным людям аксессуары. Но увы, при этом Уракбай, сам того не желая, косвенно изменил свою судьбу в нежелательную сторону.

Началось все с того, что уже на пятый день пути они собирали настолько огромные толпы слушателей, что меланхолично обходящий людей Заринат возвращался к опекуну, как правило, с полным котелком мелочи, среди которой попадались порой и серебряные монетки. Рассказчик умел донести словами всю трагедию и величие уничтожения громадных Титанов, а под конец так тонко растревожить в сердцах жалость к несчастному товарищу, что многие не скаредничали пожертвовать уроду последние медяки из пустого кошелька.

Следующие пять дней демобилизованные воины уже проделали на купленной повозке, запряженной вполне рабочим и выносливым похасом. Причем одежды так и оставались на них прежними, дабы не выходить из образа и соответствовать созданной легенде. Теперь они двигались не спеша, чтобы слава о парочке героев их опережала, помогая сделать должную рекламу и впоследствии собрать еще больше пожертвований.

На десятый день своего «артистического турне» они не спеша достигли реки Базла, и Уракбай принял решение продолжить дальнейшее путешествие по реке. В устье Базлы находился еще более крупный порт Экан, так сказать, побратим Эмрана, в котором Дельфин намеревался возобновить, если удастся, свои старые связи в преступном мире. А уже потом продолжить путь на восток к родному Эмрану сухопутным или морским путем. Причем руководствовался выбором более окружной дороги тем, что более богатые речные поселки и городки будут встречаться гораздо чаще, следовательно, и прибыль окажется намного внушительнее. Так оно и получилось. Повозку с похасом продали, купили вполне приличную фелюгу, наняли одного матроса и начали неспешно сплавляться. При этом предприимчивый и расторопный Уракбай еще и пассажиров умудрялся подвозить порой в попутном направлении.

Питались они в пути как на убой, а для поддержания спортивной формы капитан выдумал для своего подопечного новую игру. В местах, где глубокие воды реки текли почти незаметно, он становился на борт и приказывал:

– Пора купаться!

Пожалуй, это были самые радостные моменты для бывшего десятника. Он в боевом режиме скидывал с себя все одежды и по команде «прыгай!» бесстрашно сигал в речку. Причем у него еще и осознание слова «нырять» срабатывало. Да не просто нырять он пытался, а просидеть без воздуха как можно дольше, выказывая истинный дух спортивного соревнования. Несколько раз самоназванный капитан даже перепугался за сослуживца, когда тот находился под водой неприемлемо долго.

То есть во время плавания они развлекались вначале довольно-таки однообразно.

Зато как их горячо встречали почти в каждом поселке благодарные слушатели! Да и было на что посмотреть: истинный театр одного актера. Дельфин однозначно оправдывал свое прозвище: пел, танцевал, декламировал воинские оды, пересказывал анекдоты, вовремя показывал самым недоверчивым выданные в госпитале документы, вещал, пророчествовал и с дикими, расширенными глазами описывал последние взрывы так неожиданно закончившейся войны. А потом шепотом, неслышным зрителям, отправлял изуродованного Зарината в путь за пожертвованиями. Пока боевой товарищ обходил ряды застывших людей, опекун взывал к благости и сочувствию, щедрости и состраданию. Теперь бывший десятник выходил на «промысел» с большим мешком и в больших городках возвращался к помосту, сгибаясь под тяжестью пожертвований.

Дела шли преотлично, Уракбай находился на седьмом небе от счастья, восхваляя свою предусмотрительность и здравый смысл. Но, тем не менее, продолжал очень настойчиво изучать своего спутника, опасаясь неожиданного выздоровления. Зря опасался, изуродованный ветеран так и оставался невменяемым. Хотя время от времени и заставлял надолго задуматься над своими поступками или высказываниями.

Очень интересный случай произошел в одном из мелких поселков. Как раз шло интенсивное выступление перед собравшимися крестьянами, пастухами скотниками, когда прямо на площадь стали пикировать с неба четыре дракона. Небольшие группки крылатых разумных уже несколько дней барражировали над всей Ордой, пользуясь специальным разрешением нового Фаррати. То ли что-то искали, то ли уже интенсивно подрабатывали в качестве скоростных курьеров, но в общей своей массе ордынцы встречали летающий легендарный ужас с некоторым опасением и страхом. А в данном поселке вообще наверняка увидели крылатых пиратов впервые в своей жизни. Поэтому после нескольких заполошных воплей народ бросился врассыпную, прячась в ближайших подворьях и прижимаясь к стенам зданий. Даже Уракбай, поддавшись общей панике, вызванной и очень похожим на атаку снижением, тоже непроизвольно спрыгнул с помоста, приседая возле опорного столба. Конечно, никто из ордынцев не мог слышать, как вновь начавшие набирать высоту драконы стали переговариваться между собой:

– Совсем дикие! У таких ничего не допросишься!

– Ага! Разве что пару болтов из арбалетов с перепугу под шкуру засадят.

– Но перекусить и отдохнуть не помешало бы…

– Ничего, прямо по курсу большой город, там и подкрепимся!

Все это время на месте оставался только изуродованный ветеран, который с каким-то детским восторгом смотрел неотрывно вслед воздушным пиратам.

Первым опомнился и выскочил на помост Дельфин. Картинно расставив руки в сторону, он громким, отработанным голосом продолжил повествование:

– Вот именно так и атаковали эти демоны смерти первое Детище Древних! Вначале применили ужасное оружие, пробивающее стальные плиты двухметровой толщины, а потом заливая покореженные внутренности своей неугасимой горючей смесью! Пылало все! А сталь плавилась, словно воск, своим шипением заглушая крики Кзыров, заживо сгорающих в утробе Титана. Кровь «змеиных» вздымалась к нему красным паром, а воды Варши еще долго чернели несмываемой гарью.

Голос рассказчика, бессовестно перевирающего и утрирующего некоторые детали, печально стихал:

– Сотни наших товарищей остались обугленными после этого боя… А сами драконы, вместе с гигантскими боларами, подхватив людей и таги, с такой же точно скоростью устремились на юго-восток…

Слушатели, опять неслышно шагая, собрались на площади. А какой-то особенно бойкий пастух обратил всеобщее внимание на застывшего на помосте урода:

– А твой товарищ чего так радуется, на них глядя?

Дельфин решил подыграть общему любопытству, используя свое влияние на невменяемого ветерана. Подошел к нему, положил руки на плечи и терпеливым, спокойным голосом стал спрашивать:

– Заринат, ты рассмотрел драконов? Ты узнал драконов? Почему ты на них так долго смотришь?

И вот тогда покалеченный воин ответил тихо, но в замершей толпе услышали каждое его слово:

– Драконы? Да, это драконы! И они прекрасны! И потом… драконы очень добрые, сильные и… – он весь напрягся, силясь что-то вспомнить, и, наконец, выдавил: – …и счастливые!

Уракбай и тут сообразил, как использовать непонятные откровения для собственного блага:

– Как вы слышали, даже мой несчастный друг осознал, что драконы отныне наши союзники! Во время нашего пути он не раз слышал указ Фаррати и каждый раз теперь замирает с таким блаженством, глядя вслед покорителям воздушного океана. Это значит, что его чувствительная душа и в самом деле больше не ощущает угрозы с небес. Да будет мир на наших благословенных землях!

Все слушатели дружно, с экстазом повторили пожелание оратора. Никто при этом даже не заподозрил, что опекун скомандовал громким шепотом своему подопечному: «Собирай подарки в мешок!» И тут же продолжил восклицать с прежней силой:

– Да будет обильным ваш стол, а ваш дом ломится от богатства! Да не оскудеет рука дающего! Пусть останется у каждого из вас всегда в сердце толика щедрости и сочувствия! Пусть крепнет ваш род и славится эта земля!

Монетки, перемежающиеся порой натуральными продуктами, так и сыпались в мешок, Дельфин с благостной улыбкой на устах, тем не менее, с озабоченностью думал совершенно о другом:

«Чего это он так драконов восхвалять начал? Я сам как их вижу, вздрагиваю непроизвольно. Многие в госпитале так и умерли, в бреду выкрикивая только одно слово: «Драконы!!!» Неужели и в самом деле на него блажь какая накатила? Надо будет в каюте с ним на эту тему подробней пообщаться. Должна ведь быть какая-то причина!»

Уже позже, переплывая на фелюге к следующему населенному пункту, молодой опекун более часа размеренно выспрашивал у своего сослуживца о мотивах такого странного отношения к драконам. Но ничего, кроме настойчивого утверждения: «Они добрые и сильные!», не услышал. Тогда он в некотором раздражении воскликнул:

– Такое впечатление, что тебе довелось с ними общаться. Когда это было? Припомни свои разговоры с драконами. Ну? Помнишь?

Некоторое время бывший десятник морщил лоб и честным, детским взглядом смотрел на своего опекуна. А потом признался:

– Не помню. Но мне кажется, что я когда-то был драконом и умею летать…

Уракбай протяжно и сочувственно вздохнул, осознавая всю глубину полного сумасшествия сослуживца, и затем терпеливо, в течение получаса твердил одну и ту же фразу:

– Нельзя никогда и никому, кроме меня, рассказывать, что ты был драконом!

Не хватало еще только наткнуться на родственников погибших при трагедии, а еще хуже – на самих воинов, выживших после тяжких ранений. Те могут взбелениться при таком утверждении, не посмотреть на то, что перед ними ущербный сослуживец-инвалид, и не сдержаться от неконтролируемой мести. А что разбушевавшемуся ветерану заколоть мужчину, который сознанием не старше трехлетнего ребенка? Так что следить за безопасностью своего попутчика следовало непрестанно.

Но и тут вдруг выяснилось несколько весьма интересных моментов. В том смысле что у ничего не помнящего ветерана на подсознательном уровне все-таки остались уникальные боевые навыки.

Однажды Уракбай пришвартовал их импровизированный, переоборудованный из рыбацкой фелюги и постоянно модернизируемый кораблик к пристани маленького городка и поспешил на берег. Предстояло выяснить место и время предполагаемого выступления. Тогда как присматривать за инвалидом и казной остались матросы. Старый по прозвищу Крюк, проверенный неделей плавания, и новый по имени Жоаким, нанятый накануне. Как оказалось, новичок втерся в доверие к Дельфину с далеко идущими планами, но это стало ясно только после того, как со стороны реки к борту фелюги причалила лодка с тремя гребцами бандитской наружности. Совершенно не обращая внимания на сидящего на носу судна изуродованного Зарината, нападающие набросились на верного матроса, пытаясь его оглушить, а то и убить. Их кривые ножи так и замелькали в воздухе. Несмотря на некую субтильность и внешнюю ленивость. Крюк оказался отменным драчуном, но справиться сразу с четырьмя противниками и не надеялся с самого начала. Поэтому, ожесточенно отмахиваясь подвернувшимся под руку бугшпритом, он стал орать диким голосом, призывая на помощь кого угодно. К сожалению, пирс в это время обезлюдел полностью, чем и собирались воспользоваться бандиты. Но на отчаянный крик неожиданно отозвался бывший десятник. С раздраженным мычанием он вдруг набросился на злоумышленников с тыла и сказал решающее слово в скоротекущем сражении.