Текст книги "Невменяемый скиталец"

Глава одиннадцатая
Рабские будни

Сразу возвращаться в собственное поместье герцогиня Вилейма не стала. Видимо, устала после ночной скачки, да и дела наверняка имелись в Ассарии. Поэтому она сразу подалась в гости к графине Ортензии. Да и та настолько громко и настойчиво об этом упрашивала, что и мертвый бы не отказался.

Дамы и несколько приближенных герцогини сразу вошли в здание, которое напоминало миниатюрный дворец, тогда как все остальные участники многочисленной свиты вполне привычно и сноровисто разошлись по своим местам работы или дежурства. Благо хозяйственных и вспомогательных построек вокруг основной графской резиденции хватало.

Новокупленные рабы попали в руки одного из воинов Эль-Митоланов, который с какими-то странными вздохами досады провел их в каменный сарай возле конюшни, обвел рукой внутреннее помещение и стал отдавать распоряжения:

– Устраивайтесь, мы тут пробудем пару дней, возможно… Водой и всеми тряпками в том углу можете пользоваться сколько угодно. Пищу вам будут приносить. Вокруг сарая – охранный контур. Вздумаете нарушить – собственноручно ноги поломаю, после того как очнетесь. И повторяю… эй! Смотреть на меня!

Он сделал шаг к безучастно стоящему Заринату, и Уракбай поспешно заслонил своего сослуживца телом:

– Господин, пожалейте! Он ведь без памяти полностью остался после удара, ничего не соображает. Но вы не волнуйтесь, я его выхожу и позабочусь как об отце родном. Все-таки мы почти как родные стали после гибели Титанов.

– М-да… – воин опять досадливо скривился: – Все равно понять не могу: зачем она вас купила? Только обуза лишняя…

– Да что вы! Мы ведь работать будем за четверых. Ведь все видели, какой наш десятник сильный.

– Ладно, раз уж ты за него так распинаешься, то в случае нарушения с его стороны за него и схлопочешь. Я слов на ветер не бросаю. Понял?

– Как не понять! – продолжал лебезить Дельфин. – Мы ведь тоже недавно воинами были, так что дисциплину приветствуем и поддерживаем всемерно. Если бы не ранения…

– Вот и отлично! – воин замолчал и собрался уходить, но уже в дверях обернулся и с явным сомнением добавил: – А если будете себя хорошо вести, то с вас, возможно, даже цепи снимут. Прямо сейчас.

Когда он ушел, Уракбай некоторое время стоял в прострации, только и бормотал тихонько под нос:

– Цепи зачем снимать? Понятно: чтобы работать было удобнее… А еще? О-о-о!.. Как я сразу не догадался: чтобы дикий кабан сразу не порвал раба клыками!

Он заметался по всему сараю, выглядывая наружу как через большое, но зарешеченное окошко, так и сквозь несколько дверных щелей. Причем, как он понял по звукам, грохота засова или закладываемого бруса после ухода строгого воина так и не послышалось. Немало этому подивившись и хорошенько этот факт обдумав, молодой раб решил заняться гигиеническими процедурами. Да и одежду следовало выбрать более пристойную. К сожалению, любой наряд, накинутый поверх цепей, смотрелся бы смехотворно и дико, а вот помыться и освежить лишний раз тело не помешает.

Начать Уракбай решил со своего товарища, но не успел пристроить его возле бочки с водой, как к ним пожаловали гости: кузнец со своим подмастерьем. Не произнеся ни единого слова, они установили маленькую, переносную наковальню и в течение нескольких минут сбили с рабов все цепи. Вот, правда, рабское кольцо так и оставили на шее, да еще и большой кожаный ярлык на кольцо приклепали. Надпись на ярлыке гласила: «Собственность герцогини Вилеймы».

Сколько не засыпал Дельфин мастеров вопросами, просьбами и шутками, те так ни разу ни рта не открыли, ни улыбнулись. Только хмуро сопели в две дырки, да делали свое дело. Но зато когда они выходили, освобожденный от цепей пленник метнулся к двери следом и удостоверился, что рабов и в самом деле не закрыли. Конечно, вокруг всей территории поместья высился изрядный забор и его охраняли надлежащим образом. Когда въезжали на подворье, демобилизованному воину Орды удалось рассмотреть все довольно тщательно. Да и воин на охранный контур ясно указал. Но зато теперь у ордынца в голове зароились десятки вариантов нового побега. Без сковывающих движение цепей и забор любой высоты – не преграда. Гораздо большей помехой для удачного и внезапного исчезновения считался объект опеки. Бросать сослуживца Уракбай не собирался, как не собирался задумываться и о причинах такого решения.

Начав обмывать бывшего десятника возле бочки и давно привыкнув к нему как молчащему почти всегда собеседнику, молодой опекун тихонечко разговаривал вслух и сам себе давал ответы:

– Что же нам с тобой делать? Город мы знаем? Совсем никакой информации. А какие здесь порядки? Понятия зеленого не имеем. К кому обратиться за помощью? Ни друзей тут у нас, ни союзников. Даже сочувствующих пока не наблюдается. Разве что удастся переговорить с такими же рабами, как и мы. Одна надежда, что за парочку дней пребывания именно здесь хоть что-нибудь прояснится. Потому что если мы доберемся до поместья этой кровожадной герцогини, то нас там быстро на потеху диким кабанам скормят. – Заметив, что подопечный смотрит на него с некоторым осмыслением, спросил: – Или тебе и кабаны не страшны?

И совсем неожиданно получил в ответ встречный вопрос:

– А ты кто?

Подобное уже не раз звучало из уст умственно неполноценного человека, поэтому его опекун, не прерывая банные процедуры, стал терпеливо напоминать:

– Меня зовут Уракбай. Ну, вспомнил? У-рак-бай! Я твой сослуживец и теперь тебя опекаю как старшего брата. Опять все забыл? Посмотри на меня внимательно и повтори: Уракбай.

Вместо повторения последовал второй вопрос:

– А где мы сейчас, Уракбай?

– Как видишь, Заринат, в этом вот сарае. Сейчас помоемся и прилично оденемся.

– И почему ты меня все время называешь Заринатом?

Опекун тяжело вздохнул: опять у его сослуживца очередное помутнение в мозгах:

– Да потому, что ты Заринат, мой бывший сослуживец. Мы служили в одной сотне, только ты был в чине десятника. Итак, запомни хорошенько свое имя…

– А зачем?

– Иначе нам будет очень, очень плохо, – стал терять терпение Дельфин. – Мы в таком месте, где тебе лучше всего меня слушаться с полуслова. Помалкивать, когда намекну, и выполнять все мои установки!

– Установки?.. – После этого слова ветеран ордынской армии вновь впал в коллапс. Хотя, как оказалось, минуты помутнения на самом деле были коротким периодом просветления. Кремон Невменяемый опять вернулся в этот мир на ничтожно малое время:

«Да что за напасть такая! Ничего не могу вспомнить! И вообще, почему это он меня омывает, словно безрукую девственницу? И ведь вон как старается, чтобы ожоги не зацепить… Стоп! Ожоги откуда взялись? Значит, все-таки я пострадал в Гиблых Топях? Скорей всего именно там меня ураганом и прижгло… Ага, и десятником я вроде как раз там служил. Но вот этого Уракбая в нашей сотне точно не было! Да и вообще в полку наемников. Уж с моей-то памятью на лица я ошибиться не могу. Или могу? Странно, если я о себе ничего не помню, все словно в тумане шевелится вокруг, то почему бы мне и лицо этого парня не перепутать? Нет! Теперь точно уверен: не было среди наемников такого молодого воина. Разве что он Эль-Митолан и себе внешность настолько изменил. Так, а я кто? Я ведь тоже колдун. Так почему себя не лечу? Надо бы глянуть, что со мной… Ага, он сказал про «Установки»? Но откуда он знает государственную тайну о Трактате? Неужели провокатор?! Точно! Меня скорей всего отыскали огиане и теперь подсадили ко мне в сарай человека, очень похожего по происхождению на Биная Кузласа, по прозвищу Меченый. А зачем? Все равно ведь ничего не добьются! Хотя скорей всего и пробовали меня допрашивать под воздействием Сонного Покрывала, да прокололись. Вот и решили древний проверенный метод использовать. Надо будет теперь возле этого Уракбая держать ухо востро и следить за каждым своим словом. И если он меня хочет называть Заринатом – зачем возражать? Мне ведь не трудно откликнуться и на это имя…»

Он уловил суть последнего подтверждения:

– Да, да! Все мои установки!

– Хорошо, Уракбай, как скажешь…

И вновь в глазах подопечного плескалось море непонимания и равнодушия. А сознание Кремона Невменяемого провалилось в омут беспамятства.

Но зато в таком виде сослуживец нравился Дельфину гораздо больше. И вопросов не задает глупых и просьбы выполняет без всякого промедления или лишней задумчивости. На мытье и одевание много времени не ушло, и, чтобы хоть как-то сбросить неожиданно нахлынувшее на него после мыслей о побеге возбуждение, Уракбай решил немного прибраться в сарае. Благо на этом поприще в весьма просторном помещении было где развернуться. Опекаемый сослуживец ему помогал по мере подсказок, и вскоре вокруг них воцарились заметный порядок и чистота.

И это не осталось незамеченным. В обеденное время в сарай прибыла парочка. Но теперь, похоже, тот же воин, что их сюда привел, сопровождал персону более высокого ранга, скорей всего приближенную к хозяйке. Поджарая женщина лет пятидесяти, с властными замашками домоправительницы, принесла с собой внушительную корзину со снедью, поставила ее на столе и черными, пронзительными глазами обвела вокруг себя взглядом:

– Это ты их заставил прибраться?

– Да нет, – озирающийся колдун пожал плечами. – И слова не говорил.

Когда оба сосредоточили внимание на нем, Уракбай постарался придать своему голосу солидности:

– Вы не переживайте, мы люди работящие и работы не боимся. И в способностях моего товарища хорошо трудиться – не сомневайтесь.

– Да куда вы денетесь? – пробормотала женщина. Но потом подумала и все-таки решила поговорить: – Меня зовут Бернадетта, но чаще всего ко мне обращаются «госпожа экономка». И советую меня не сердить

– Как можно сердить такую замечательную женщину! – воскликнул Дельфин, одновременно давясь слюной и пытаясь ее незаметно сглотнуть. Слишком уже шикарные запахи донеслись к нему из корзины. – Моего друга зовут Заринат, а меня Уракбай. Всегда к вашим услугам, госпожа экономка!

Бернадетта подошла ближе к сослуживицам и осмотрела их одеяния более тщательно:

– Да… а лучше ничего не нашлось?

– Мы и за это вам очень благодарны. Ведь пираты выловили нас в море в одних исподних, а перед продажей только и дали, что несколько тряпок да накидок.

– Нет, это – не дело! – решительно заявила женщина. – Вечером герцогиня намерена вас выслушать, не появляться же вам перед ней в таком виде! Я поищу что-нибудь поприличнее и передам сюда. Постарайтесь только не вывалять в пыли раньше времени.

– Как можно! – теперь Уракбай точно смотрел на Бернадетту, словно на родную мать. Похоже, это ее тронуло, в голосе почувствовалось соболезнование:

– Как же вас угораздило к пиратам попасть?

– До того мы сели пассажирами на корабль контрабандистов, совершенно этого не подозревая. Ну а те нас заподозрили в шпионаже. В результате мы на середине пути между Эканом и Эмраном оказались в воде. Как до утра продержались – до сих пор поверить не могу. А потом и попали прямо на курс пиратскому баркасу. В беспамятном состоянии перегрузили на большой корабль и прямо сюда, в Менсалонию.

Рассказчик боялся ошибиться, но ему показалось, что и воин и экономка смотрят на него с искренней жалостью. Поэтому добавил со вздохом:

– А ведь мы из армии комиссованные по причине ранений.

– Так вы и в самом деле видели гибель Детищ? – строго сузила глаза женщина.

– Собственными глазами! И так же отчетливо, как вот вас сейчас! – торжественно выдал Уракбай.

– Хорошо, вот герцогине все и расскажете. Ну, а если соврать решили да к чужой славе примазаться, то сразу предупреждаю: Вилейма вас наизнанку вывернет. Ей колдовской силы для этого занимать не придется.

Прожженный оратор и трибун, уже не раз встречавшийся на своем пути к морю с подобным недоверием, и на этот раз ответил довольно удачными, приличествующими случаю пафосными словами:

– О таких переломных моментах истории врать нельзя. Ложь сразу почувствует любое разумное создание. И наши тяжелые раны – лучше всех иных свидетельств подтвердят мои слова.

– Ладно, ладно, – отчего-то смутилась экономка. – Обедайте и отдыхайте. Одежду вам принесут.

Когда пара вышла, Дельфин одним прыжком оказался возле корзины и, выкладывая продукты на стол, принялся непроизвольно восклицать:

– Зар, дружище! Да ты посмотри, как нас кормят! Или сюда, дорогой, вот, садись здесь. Отлично! А теперь – наворачивай. Здесь не иначе как ошиблись и дали порцию на четверых… Или на шестерых?

Он и сам уже откусывал мягкие плоды овощей, тогда как другая рука подносила ко рту жареную баранью ногу. Не отставал от него и сослуживец, который, несмотря на бессмысленный взгляд, успевал съедать даже вдвое больше за тот же период времени. Две четверти часа дружный хруст обгрызаемых костей стоял такой, что наверняка доносился до графского замка. Но все-таки время от времени Уракбай продолжал то восклицать, то приговаривать, то рассуждать вслух:

– Если тут так кормят рабов, то, значит, нам уже повезло. Ты посмотри, сколько всего! Ох! А это вообще, наверное, с господского стола к нам попало по ошибке. Да и вообще, эта Бернадетта действительно мне родную мать напоминает. Такая же добрая и щедрая. Смотри, кормят нас как на убой… Хм! А при чем здесь убой? Неужели подкармливают перед сражением с диким скиром? Однако! Но мы ведь тогда станем совсем неповоротливыми, а? Да нет, Зар, это я не о тебе. Ты все равно останешься сильным. Да, да, самым сильным. А мне что делать… Неужели и в самом деле готовят на убой? А! Ладно! Чего горевать раньше времени. Да и не гуси мы с тобой, чтобы нас просто так на сало перетопить. Работая, мы можем гораздо больше пользы принести. Что? Конечно! Ведь это мы здесь поработали и все так красиво убрали. А как же! Сильный Зар, очень сильный!

После непосильного перенасыщения оба сослуживца без всякого раздумья улеглись спать на самых пригодных для этого местах: той самой куче тряпок из старой одежды, которую они более-менее разровняли на уложенных заново досках. Проваливаясь в сон, Дельфин заставлял себя сконцентрироваться и подумать о возможностях побега, но полный желудок задавил своими аргументами: «Радуйся, пока мне хорошо! А там дальше видно будет». Разве что напоследок мелькнула одна умная мысль:

«Для побега надо будет хоть кусок мяса припрятать. Ведь не сразу на корабль попасть удастся…»

Разбудил их ворвавшийся с шумом в сарай парень лет восемнадцати. Внушительный на вид, с перекачанными и увитыми мышцами руками и в отличных одеждах графского слуги, он наверняка занимал место в местной иерархии слуг не ниже экономки. Потому что сразу с порога стал повелительно выкрикивать:

– Ай да мужики! Ай да лежебоки! Даже его светлость после обеда так долго почивать не изволит. И еще потом кто-то жалуется, что рабам плохо живется! – Он заглянул в пустую корзину и присвистнул: – Ого! Да вы никак все слопали? Тут ведь на два дня было. Или к побегу готовитесь и половину припрятали?

– Да как можно! – в искреннем ужасе опроверг Уракбай, не забыв при этом поклониться и думая, что от его гордости при этом не убудет. – Просто нас пираты четыре дня только бранными словами да сухарями кормили. Так что мы не сдержались, когда корзину увидели.

Он уже не стал говорить, что три четвертых всего обеда схарчил его безумный сослуживец. За тем подобная прожорливость замечалась всегда, но в данном месте об этом хвастать не стоило, могли ведь прямо сегодня на арену к диким зверям вытолкать. Но парень, видно, и сам любил и умел много съесть, потому как неожиданно поддакнул:

– Оно, конечно, четыре дня без еды – сам себя переваришь. – Затем бухнул на стол связанный тюк одежды и скомандовал: – Одевайтесь! Если что не подойдет, сразу пойду поменяю.

– Ой, спасибо! Ой, какие симпатичные! – словно женщина на базаре, запричитал Дельфин, живо распаковывая тюк и раскладывая обновки по столу. Конечно, вещи были не новые, так сказать не с барского плеча, но и с не простых слуг или воинов. Что показалось немного странным. Но ведь дареному коню в зубы не смотрят, и бывший аферист не преминул вовремя польстить: – Как тебе повезло! Такой молодой, и уже на такой почетной службе.

Хотя он ни сном, ни духом не догадывался, какие конкретные обязанности выполняет парень. Но тот и сам решил похвастаться:

– А то! Постельничим к графу кого попало не возьмут.

– Не может быть?! – Уракбай изобразил у себя на лице такое выражение, словно он увидел как минимум позолоченного сентега. – Я и говорю – повезло. Ну и конечно, с твоей мощной фигурой ты любого вора или грабителя одной рукой скрутишь. Небось, с самого детства мускулатуру и боевые умения тренировал?

Слуга постарался незаметно втянуть ну совсем не спортивный животик, прибавил голосу солидности и подтвердил:

– Да, нелегко заслужить почетное место при свите графа. Тут действительно с самого детства жилы рвать приходится. Ну а ты чем в молодости занимался и чего дома не сиделось?

– Так ведь я как раз школу общую закончил и в большую науку податься собрался, как самозванец войну всему миру объявил. Вот и пришлось мне пройти все прелести воинской муштры, а потом еще и ранения тяжелые под Бурагосом получить при гибели Титана.

Глаза у парня разгорелись, хоть он мельком и покосился на запертую дверь:

– Да, я слышал, как герцогиня рассылала приглашения нескольким друзьям. Она собирается этим рассказом похвастаться. Я тоже постараюсь послушать из коридора. Так что ты уж не подведи.

– Ха! За себя могу ручаться! – ордынец не без самодовольства вспомнил свои ораторские успехи по пути к морю. – Если уж не лучшие очевидцы, потому как большинство из них померло, то уж лучший рассказчик из выживших – это я.

Разговор не прекращался ни на мгновение, но и дело делалось. Первым делом Дельфин тщательно и скрупулезно одевал бывшего десятника. Во время разговора приказывая Заринату то поднять руки, то присесть, то повернуться. А сам старался вытянуть из польщенного слуги как можно больше информации:

– А вообще ваши порядки мне тут нравятся. Сразу поняли, что мы люди честные и о побеге ни одной мыслью не задумываемся. Вон, даже дверь не закрывают…

– Ха-ха! – не сдержался от самодовольного смеха слуга. – Попробовали бы только приказ о невыходе нарушить, вам бы сразу молнией по башке шандарахнуло.

– Ой! – натурально посерел лицом ордынец. – И насмерть?

– Да нет, конечно, но пару часиков недвижимыми тушками повалялись бы. А ты что, и в самом деле выходить собрался?

– Да ты что! – Уракбай придумывал оправдания прямо на ходу. – Я ведь не за себя волнуюсь. Ведь Заринат мозгами-то того, повредился малость. Так-то он меня слушается с полуслова, потому как мы с ним словно одно целое, а вот пока я спал, мало ли как бы он поступил. Мог ведь проснуться, да и пойти гулять. Ему-то уже ничего не страшно, а вот меня бы тот ваш главный воин, из свиты герцогини, вдвойне бы наказал.

– Да, он такой, – слуга со скорбным видом кивнул и непроизвольно шмыгнул носом. Видать, ему тоже не раз перепадало. – И хоть не в нашей службе числится, а тоже здесь командует. – Но сразу сообразил, что говорит лишнее. Вспомнил о Заринате, показал на него рукой и дал совет: – Но ты тогда своего друга к себе хоть веревкой привязывай.

Вот тут уже Уракбай дал волю своему смеху:

– И как это будет выглядеть со стороны? Один раб водит на поводке другого! Да все соседи съедутся на такое чудо посмотреть.

– И то правда.

Оба парня довольно весело посмеялись, хотя ни сам повод, ни место совсем не способствовали такому бесшабашному настроению. Но если Уракбай мастерски и артистично играл свою роль рубахи-парня, то слуга и на самом деле не испытывал к рабам ни презрения, ни участия. Словно и не сталкивался никогда с их жалкой участью. А может, ему было на них глубоко наплевать? Спросить об этом напрямик ордынец не решился, поэтому начал издалека:

– Но кормят у вас тут действительно замечательно. Кто у вас тут главный повар?

– О! – закатил глаза слуга от восторга. – Наш Ганджи и в королевской кухне был бы самым лучшим. Уж такой он порядок везде навел, уж таких себе помощников смышленых подобрал, что все диву даются. И кто его только у графини за бешеные деньги перекупить не пытался…

Получилась заминка, во время которой ордынец просто спросил:

– Так он тоже из рабов?

– Хм, он уже не раб… – парень явно замялся, вдруг засуетился и закончил разговор: – Ладно, все вам пришлось впору, менять ничего не надо.

Подхватил остатки одежды, да и был таков. Но последние его слова о главном поваре задели Дельфина за живое. Чтобы его сослуживец не испачкался, он усадил его на лавку, а сам принялся расхаживать рядом и рассуждать вслух:

– Немного странно получается. Самый лучший в округе повар, примем допущение, что слуга приврал по поводу всего королевства, явно из рабов. А что из этого следует? Зар, как ты думаешь? Правильно! Если мы будем хорошо работать, то почему бы и нам не стать свободными. Если такое, конечно, в этой Менсалонии возможно. Что? Хочешь пить? Да пей на здоровье!

Он подал Заринату кувшин с водой, и тот к нему так душевно и надолго приложился, что оставалось только присматривать, чтобы опекаемый не облил добротную одежду водой. На этот раз не пролилось ни капельки. Бывший десятник допил всю воду, осоловело заглянул вовнутрь кувшина, громко отрыгнул и попросил:

– Кушать?

– Э! Да так нельзя, дружище! – заволновался опекун, стряхивая невидимые крошки с довольно приличного камзола. – Нас ведь могут неправильно понять, мы и так всю корзину за раз умяли. Так что послушай меня, Зар! Мы постараемся хорошо работать и ничего даром не просить. Ты понял? Нельзя просить кушать, надо сначала хорошенько поработать. И вообще, кто бы тебе чего ни давал, у них никогда не бери. Вначале я посмотрю и проверю, чем себя угощают, а потом решу, можно тебе это есть или нельзя. Понял?

Тот кивнул, но все равно жалостливо промямлил:

– Кушать…

– М-да, прожорлив ты, однако, не по годам. – Дельфин задумчиво почесал отрастающую на подбородке щетину. – Почему о тебе легенды в нашей сотне не ходили? Или у тебя после ранения что-то внутри поломалось? Хм… чем бы тебя занять таким интересным?..

Но потом Уракбай вовремя вспомнил, что его подопечный просто любит бессмысленно глазеть на какое угодно действие. Как он, например, делал на их кораблике при сплаве по Базле: сидел на самом носу и просто любовался берегами или встречным речным транспортом. На этот раз для подобного времяпрепровождения пригодилось окно сарая. Оно выходило в хозяйственный двор, где бытовая жизнь была не такой значительной, но для недоумка и этого вполне хватало. Опекун удобно усадил его на высокую лавку, потыкал в сторону решетки рукой и сделал пространные наущения:

– Вот, внимательно следи за животными и скотниками. Учись делать, как они, может, и нам придется работать вместе с ними.

Поняв, что от него требуют, бывший десятник глупо улыбнулся:

– Работать… кушать…

– Правильно! – похвалил его Дельфин. – Когда начнем работать, нас будут лучше кормить. Заринат сильный – значит, много кушает. А теперь сиди и наблюдай, никуда не вставай, мне не мешай.

Зар так и остался сидеть, держась руками за прутья решетки и с вожделением рассматривая движение прислуги на хозяйственном дворе.

Тогда как его опекун выбрал для себя наблюдательный пост гораздо удобнее. Входную дверь он даже приоткрыть не решился, но зато отыскал для подсмотра самую огромную дырищу, присел возле нее на дровяную чурочку и весь обратился как в слух, так и в подглядывание. С этой стороны открывалась перспектива на главные ворота и парадные ступени замка, так что если не подслушать нечто важное, то уж присмотреться, что к чему, следовало обязательно. Тем более что на сонное царство здешнее поместье никак не смахивало.

Стоящие на воротах стражники не имели ни минуты покоя. То они впускали, выпускали посыльных на лошадях и похасах, то проверяли тщательно телеги с продуктами и прочими непонятными тюками, которые потом похасы тянули на хозяйственный двор. И уже ближе к вечеру стали прибывать богато украшенные повозки, кабриолеты и кареты с гостями. Сразу был виден и статус прибывающего гостя. Если одних встречал лишь дворецкий с несколькими лакеями, то некоторых выходил встречать лично сам хозяин замка. А в двух случаях к нему присоединилась и его супруга, молодая графиня. Тогда сразу бросалась в глаза их солидная разница в возрасте, чуть ли не в полтора раза. Если очаровательная Ортензия выглядела не старше двадцати, то ее супруг смотрелся мужчиной в полном расцвете сил начала четвертого десятка. Его грузная, низкая фигура скорей напоминала неповоротливый валун, украшенный богатыми одеждами и мастерски инкрустированным драгоценными камнями оружием.

Пока гости съезжались, вечер вступил в свои права: парадная лестница, а за ней и ворота украсились разноцветными триго. А благодаря ясной погоде, и небесные Радуги добавили большую часть приятного феерического освещения. Со стороны больших окон парадного зала послышалась тихая музыка, из чего любой бы догадался: господа сели за столы и приступили к ужину.

Теперь уже точно ни подсматривать, ни подслушивать было нечего. Уракбай поднял свое тело, онемевшее от длительного, неудобного сидения, с чурочки и, прихрамывая, подошел к сослуживцу:

– Ну ты молодец, самое интересное место себе выбрал, – подбодрил он привычно ожидающего похвалу Зарината. – Может, поделишься: чего высмотрел?

Ответа он услышать не ожидал, но тот последовал:

– Тути – плохой…

– Да? – удивился Дельфин, присматриваясь к подворью. – И где этот Тути?

– Там, – рука обожженного сослуживца указала на конюшни. – Там плохой Тути.

Вообще-то подобное утверждение звучало из уст потерявшего память и ум человека всего второй раз. Первый раз он назвал плохим вожака бандитов, после того как утопил их в реке, а теперь вот и еще какой-то новый персонаж. По случаю слишком позднего времени поблизости от сарая не было совершенно никого, так что уточнить личность «плохого» пока не представлялось возможности. Разве что сразу спросить у товарища:

– И чем этот парень таким плохим занимался? Ну, Зар, расскажи: почему он плохой?

Для выражения таких сложных измышлений бывшему десятнику слов явно не хватало. Он непонятно погримасничал, порычал, явно кого-то имитируя, а потом еще и несколько раз пристукнул кулаком по проему окна. Завершив приговором:

– Очень плохой!

– Ага, понятно, значит, этот Тути кого-то бил? Несправедливо? – многочисленные кивки подтвердили догадку, но не в том они сейчас были положении, чтобы даже просто посочувствовать другим невинно обиженным. Поэтому опекун постарался донести эту мысль до своего подопечного:

– Мы ни во что не имеем права вмешиваться и вообще старайся не смотреть на плохих людей. Если они делают что-то плохое, просто от них отворачивайся и иди ко мне. Ты понял? Сразу идешь ко мне и больше ни на что не смотришь.

Подобные запреты и наущения пришлось повторить раз пятьдесят, прежде чем потерявший память сослуживец зазубрил некую систему своего поведения на подобные случаи жизни. Уракбай понял, что в этом мире очень часты сцены наказания рабов, и скорей всего неизвестный пока для него Тути здесь один из надсмотрщиков. Не хватало только начать конфронтацию с самых первых шагов с подобными типами. Лучше уж сразу держаться от них подальше, а если скомандуют, то беспрекословно выполнять любые распоряжения. В общем с воспитательными работами опекун управился полностью и вовремя. И когда в сарай примчался тот самый молодой, мощный детинушка, уже оба раба думали только об одном: «Чем бы поживиться?» Вопрос оказался как раз в тему и мог быть решен вскоре положительно:

– Не спите? – заорал радостным голосищем парень, поднимая у себя над головой трего в виде факела. – Вот и молодцы! Значит, ужин не проспали. Бегом за мной! Гости как раз дозревают к вашей сказке. Э, нет! Стоять! – он сам первый остановился в открытых дверях сарая и крикнул в сторону ворот: – Эй! Ну как там?

Чуть погодя со стороны охраны послышалось разрешение:

– Давай выводи!

И слуга заторопил пленников:

– Ну, давайте пошевеливайтесь! Времени-то немного, сейчас как долбанет!..

Уракбай не стал испытывать здешние охранные контуры на себе и быстро выволок своего подопечного за руку наружу. Так они и пошли, внушительный постельничий графа впереди, а за ним следом щупленький худой паренек, ведущий за руку, словно ребенка, еще одного внушительного мужика, годного ему в отцы. Причем Дельфин сразу себя настроил на полную самоотдачу. Хорошо был наслышан, что порой вытворяют с рабами знатные вельможи вот на таких вечеринках. И если о подобных извращениях в самой Кремниевой Орде ходили только слухи да явные ужастики, то про развлечения в Менсалонии во время плавания с пиратами товарищи по несчастью наслышались слишком много. Хватило бы запугать и не такого стойкого парня, как бывший вор и аферист Уракбай. Но парень очень надеялся на свое мастерство оратора и талант прирожденного рассказчика.

И его час настал. В помещениях для прислуги их не продержали ни минуты. Приведший их слуга только выглянул из коридора в общий зал и с перекошенным лицом тут же бросился обратно. Подталкивая обоих рабов, словно детей маленьких:

– Давайте выходите! Герцогиня мне сразу знак дала: можете начинать говорить без вопросов и приветствий!

Вот Дельфин и начал. Тем более что все присутствующие в зале гости и хозяева, слуги и лакеи, охрана и музыканты на какой-то момент притихли и повернулись в его сторону. И он, как великолепный артист, так и не отпустил от себя это внимание публики.

Вначале ордынец доходчиво и масштабно стал обрисовывать саму гигантскую тушу Титана. В ход шли сравнения столов, парадной залы и всего дворца. Талантливо добавлялись мелкие детали, описания люков, жерл и самих отверстий для этих убийственных орудий. Изумительно рисовались словами оттенки и глубины цветов, чернота и густота тени под днищем Детища Древних и сила сотрясения всего грунта при ударе этого металлического монстра о землю. Сила оружия и все сжигающих молний демонстрировалась ожогами и конкретными описаниями расстояний, на которых каждый из сослуживцев находился в самый переломный момент битвы. О гибельных конвульсиях невиданного сооружения все гости слушали с отвисшими от внимания челюстями и горящими от изумления глазами.

Затем Уракбай буквально несколькими словами, словно это и не было важно для него самого, проскочил сам момент лечения в госпитале и перешел к завершающему дню Старой истории Кремниевой Орды. Мастерски напомнил, что все ждали прилета самозванца со страхом и ужасом. Несколькими словами обрисовал распространяющиеся между воинами слухи про «живой» щит перед Вторым Детищем и в апогее своего выступления описал гибель последнего железного монстра в Мире Тройной Радуги. Да так и замер в центре свободного между столами пространства, с поднятыми вверх руками и отсутствующим взглядом, устремленным в величественное прошлое.