Текст книги "Земля в иллюминаторе (сборник)"

Хохочущий Шилимбо

Более жизнерадостного человека, чем Петр Губанов, вряд ли можно было отыскать во всем мире. Причем его непомерная веселость очень часто принималась окружающими за сумасшествие. Да еще в тяжелой форме. Та экзальтированность, с которой Петр воспринимал любую неординарность жизни, выливалась в громкий и несдержанный хохот в любом месте, в любое время дня и ночи и в любой обстановке. Ко всему прочему Губанов и сам умел так остроумно пошутить, что вполне мог сделать карьеру самого популярного артиста разговорного жанра. Единственное, что его при этом подводило, так это собственный… смех.

Ведь если шутка получалась удачная, то Петр первым складывался от гомерического хохота, и как бы зрители тоже ни корчились от такого зрелища и глубины рожденной экспромтом шутки, наступал момент, когда смеяться становилось больно, а то и вредно для организма, у которого могли и тормоза отказать. Что и подтверждалось часто подмоченной ниже пояса одеждой.

Зато сам Петр мог смеяться сутками напролет. При этом еще и острить, непревзойденно шутить или едко высмеивать тех, кого угораздило попасть в его прицел внимания. Чем и доставал любого врага, радовал своих многочисленных друзей и веселил всех оказавшихся поблизости зрителей.

Жил он бедно, но сносно. Как говорится: за звездами не гонялся, но и голодным спать не ложился. Помимо своей жизнерадостности Губанов отличался полным презрением к компьютерам и телевизорам. А все свободное время, которого у него была уйма, уделял чтению литературы. Вот только не каждая литература его радовала. И не то чтобы он не читал классиков, читал! Но делал это лишь с одной целью – найти в произведениях великих авторов нечто веселое и довести этот момент в своем воображении до абсурда. А потом долго и продолжительно смеяться…

Но чаще всего он сразу брался за книги, от которых ухохатывался на любой странице и на любой строчке. Такими книгами являлись сборники анекдотов, монологи известных юмористов и фэнтези. Причем фэнтези любая: от самой лучшей и популярной, до захудалой и никем не читаемой. Достаточно было Петру прочитать строчку: «В тот же момент бесстрашный хоббит нащупал в подпространстве нить и с ее помощью переместился в самую гущу схватки диких троллей со светлыми эльфами», как его до самой глубины пронзал радостный смех, прерываемый время от времени выкриками:

– Короткий! Волосатый! Нить он нащупал! И прямо в схватку?!!! Да еще с троллями! Дикими?!!! И эльфами? Светлыми?!!!.. А хоббит твою мать! Вот чудеса-то!!!

Немного успокоившись, Губанов переводил взгляд на другую строчку, запоминая словосочетание: «Беспощадный Палач вдруг почувствовал в своей оболочке возродившуюся душу и возблагодарил Триединого: – Спасибо, господи! Теперь я смогу убивать врагов веры без надоевших мне сомнений!» и разражался новым взрывом смеха.

– Палачу душу вернули! И кто?! Трижды единый! Ну теперь-то он порежет всех исчадий ада на лапшу!!! А вина-то их какова? Лишь одна: они не там родились! Вот бы этого автора в руки такого же палача!!! Тоже бы еретиком умер! Не иначе!!!

Вот так и жил Петр Губанов до своего тридцатилетия. И именно в день его третьего юбилея и свершилось нежданное и таинственное происшествие. Уже собравшись выходить из дому на встречу с друзьями, именинник заметил по часам, что время раннее и полчаса у него в запасе имеется. А посему решил себе поднять настроение, которое и так никогда не опускалось даже до нахмуренной брови, небольшим отрывком очередного фэнтезийного опуса. Удобнее усевшись в кресле, новорожденный открыл накануне купленный роман наугад и ткнул пальцем в первую попавшуюся строчку.

«Черт шумно выдохнул, и в воздухе ощутимо запахло паленой серой». И тут же книга задрожала в его руках от сотрясаемого смехом тела:

– А если бы он пил тройной одеколон?! Да и какой из читателей поверит, что от козлоногого пахнет именно серой?! Скорее навозом!!!

Затем его глаза пробежались еще по одной строчке: «Конечно, – согласился черт. – Договор будем подписывать кровью».

От резко накатившего хохота Губанов вытянулся в кресле струной и стал сползать на ковер. Даже обязательные комментарии на этот раз не могли прорваться сквозь шумные вздохи для набора новой порции воздуха. Лишь разок проскользнуло слово:

– … Кровью?!!!

Несколько минут новорожденный хохотал на мягком ковре, лишь сумев кое-как встать на четвереньки. Но за это время что-то странное произошло в комнате. По неясным признакам в помещении вдруг ни с того ни с сего появилось эхо. От этого стало еще смешней. Но и эхо усилилось тоже. Тогда Петр попробовал осмотреться и протер глаза, залитые слезами. Его взгляд тут же выхватил из обстановки новую деталь: в противоположном кресле сидело странное существо и громко смеялось. Вернее издавало звуки, очень похожие на смех. Но его лицо с бородкой и короткими рожками среди кучерявых волос выглядело серьезным. Отсмеявшись и над этим явлением помутненного разума, Губанов наконец приложил определенные усилия и таки забросил свое тело в кресло. И даже смеяться перестал. Почти. Да и эхо стихло. Тоже почти. Но лишь только пальцы собрались раскрыть подхваченную книгу повторно, как взгляд на всякий случай опять проверил противоположное кресло. И о, чудо! Уродец продолжал там сидеть как ни в чем не бывало. Мало того, по всей видимости, он и уходить не собирался. А присмотревшись к его ногам-копытцам, Петр осознал, что перед ним не кто иной, как обыкновенный, хоть и сказочный, сатир.

– Сатир?! – выдохнул Петр ошарашенно.

– Сатир! – подтвердило создание скрипучим голосом. А нашему герою много и не надо было: он только и успел выкрикнуть:

– Сатира мать!!! – как невероятные судороги веселости опять вытянули тело в дугу, затем свернули в баранку и безжалостно сбросили головой на пол. Благо, хоть ковер был нормальной шерстистости. Лишь минут через пять Губанов смог попросить:

– Ты только на меня серой не дыши!!! – и вновь подавился приступом смеха. Через три минуты даже тренированное тело именинника не выдержало судорожных сжатий и, собравшись с силами, поползло к туалету. Оттуда Петр уже вышел на своих двоих и, счастливо всхлипывая, обратился к никуда не исчезающему существу:

– Слышь, козлик, которого бабушка сильно… ха-ха-ха! Извини, остановиться не могу… Тебя потрогать можно?!

– Нельзя! – рассердился неизвестный пришелец.

– А почему?

– А потому, что перед тобой царь всех сатиров! Хохочущий Шилимбо!

И столько торжественности было в интонации козлоногого, что Петр, никогда в жизни ни кому не веривший на слово, поверил. Не до конца, конечно, но замереть от удивления все-таки смог.

– А чем докажешь, что ты царь?

– А тем, что пришел тебе дать много денег.

– Да ты не царь! Ты – юморист! – грохнул Петр новым взрывом смеха. Вся дальнейшая беседа так и происходила под громкий хохот Губанова и под нервный смешок царя сатиров.

– Да нет! Шилимбо никогда не врет! И чтобы убедить тебя, давай договоримся о сумме. Хочешь миллион?

– Даже в евро?

– Без проблем!

– А почему только миллион? Хочу десять!

– Принято! Ты заявил о желании иметь десять миллионов евро!

В тот же момент за спиной козлоногого появилось огромное табло, на котором загорелись огненные цифры: 10 000 000.

– Стоп, стоп! – стал более тщательно обдумывать происходящее Петр. – А что, уже сумму изменить нельзя?

– Опять-таки не могу говорить неправду, а жаль… – Шилимбо тяжело вздохнул и стал с явной неохотой признаваться: – Можно, но только в сторону… повышения.

– Да?! – обрадовался именинник. – Тогда уж давай округлим до ста миллионов. Чего мелочиться?

– Принято! – воскликнул козлоногий и засмеялся. Но как-то радостней смех у него стал получаться, чем раньше. В тот же момент на табло добавился один нолик.

– Но сразу предупреждаю, убивать, воровать и подписывать что-либо кровью я ничего не буду! – при этих словах Губанов гордо задрал подбородок. – И с фальшивомонетчиками связываться не желаю.

– А и не надо! Есть, конечно, несколько условий, как же без них. Но они касаются чисто технических сторон получения богатства, и ты их решишь без проблем. И не смейся так счастливо: трудности у тебя все-таки будут!

– Я вообще не пойму, за какие такие заслуги мне обещают несметные сокровища?

– Все очень просто! – Шилимбо выставил руку вперед и стал загибать свои пальцы с налакированными ногтями. – Во все времена я был самым великим и радостным смеяльщиком. И по праву стал царем среди сатиров. Но в последнее время ты так достал своим хохотом наш мир, что мне, Хохочущему Шилимбо, пришлось срочно принимать меры. И я решил избавить тебя от самой мысли смеяться. И тем более смеяться радостней, чем я.

– А палача почему не послали?! – Петр представил, как его пытают смехом, и в бессилии стал вытирать сочащиеся из глаз от смеха слезы.

– Нет такого у нас влияния на вашу действительность, – признался царь сатиров. – Но я нашел другой выход: очень большие деньги или их отсутствие навсегда должны лишить тебя радости жизни.

– Скорей наоборот: я только и буду смеяться над тобой всю свою оставшуюся жизнь!

– В вашем мире такое невозможно: еще ни один сильно разбогатевший человек не стал более веселым. Со временем ты сам поймешь и подтвердишь эту аксиому. А если ты не сумеешь воспользоваться своим богатством, то…

– То тогда опять останусь прежним и буду еще больше радоваться жизни! – перебил его Петр, от хохота елозя ногами по ковру.

– … То тогда сожаление разъест твою натуру, словно кислота, разъедающая хлопковую ткань. Это тоже теоретически доказано и проверено длительной практикой.

– Ага! Что-то я такое подобное читал… Про украденный смех, кажется? И ты хочешь мой смех забрать себе за большие деньги?

– Нет! Мне хватает своего смеха. А вот твой раздражает и мешает.

– Ну ладно, коли так. – Петр, пошатываясь, встал с кресла и решился: – Давай свои деньги и свободен. А то меня друзья заждались в пивбаре. Праздник ведь…

– Хорошо! Но как не имеющий возможности соврать, хочу сразу напомнить: сумму ты можешь увеличить… – И столько надежды послышалось в голосе сатира Шилимбо, что Петр, пожалуй, впервые в своей жизни внутренне насторожился. Либо царек козлоногих явно помешан, либо здесь кроется какая-то ловушка. Поэтому он сказал без малейшего колебания:

– Мне и ста миллионов за глаза хватит. Давай!

– Не так сразу! – захихикал Шилимбо. – Вначале решим два технических вопроса передачи денег, а потом я тебе расскажу условия их получения. Итак, вначале назови два кодовых слова, после произнесения которых определенная машина из подпространства станет подавать тебе деньги.

– Слова могут быть любыми?

– В любом сочетании!

Петр пробежался взглядом по комнате и наткнулся на любимый плакат, на котором сшибались две стенки регбистов. На переднем плане виднелся быкообразный игрок, на майке которого красовался сорок второй номер.

– Сорок два! – выпалил Губанов, не задумываясь.

– Принято! – и в тот же момент на светящемся табло появились слова «сорок два». – Теперь довожу до твоего сведения, что евро мы тебе можем доставить в одном эквиваленте: монетой в один евро. Хотя понимаю твое стремление иметь всю наличность пятисотенными купюрами. Но! Тут уж все зависит от машины, а печатать фальшивки она не будет. И просто будет выдергивать одноевровые монеты по всему миру и собирать тебе. Осталось только назвать скорость, с какой монеты будут падать из подпространства. Например, одна или две монеты в секунду.

Что-то в этой технической формальности Петру не понравилось еще больше, и он стал рассуждать вслух:

– Так ведь они падать будут, небось, всю ночь! Всех соседей перебудят. А соседи у меня и так почему-то слишком нервные. А если я назову скорость, менять потом можно будет?

– Можно. Но… лишь в сторону уменьшения! – нехотя признался Шилимбо.

– Тогда пусть будет – сто монет в секунду! – для остроты ощущений выдал Петр. – Грохотнет пару минут – и тишина…

– Принято! – голос у сатира стал таким, словно он сжевал три лимона без сахара. Лишь светящееся табло живенько так высветило в третьей строчке: «100 евро в секунду». – Менять на уменьшение будешь?

И опять в голосе царя послышалась надежда. Губанов со всей скоростью своего более чем скромного математического таланта пытался хоть примерно высчитать время выпадения в осадок ста миллионов. Но мозги явно давали сбои: в ответе получались какие-то несуразные цифры. В душе он уже предвкушал, как он будет гомерически хохотать, когда выяснится, что все это просто талантливый розыгрыш друзей, приуроченный ко дню рождения. Поэтому равнодушно махнул рукой:

– Пусть так и остается!

– Подтверждено! – после этого восклицания Шилимбо рядом с первым вдруг появился второй экран, и царь козлоногих сатиров стал перечислять условия, которые должен был выполнить Петр Губанов. Лишь только гость называл очередное условие, как оно тут же вспыхивало искрящейся строчкой на табло и замирало ровным свечением.

– Первое: никто из людей не должен увидеть ни самого процесса появления денег, ни самих монет в течение суток после того, как ты станешь их владельцем. Второе: ни один человек не должен оказывать тебе помощь или знать о том, что ты получаешь деньги. Третье: монеты ты должен принимать лично в сложенные лодочкой ладони. Четвертое: ни при каких обстоятельствах ладони не должны разойтись. Если это случится, поток иссякнет и уже полученные монеты исчезнут.

– Как же это?! – воскликнул Губанов от возмущения. – Ведь столько монет у меня ни за что в ладонях не поместится!

– Ты главное руки держи! Монеты будут туда падать и пересыпаться через край. А с пола ты их позже соберешь.

– Тогда я готов! – Петр сложил ладони вместе и только собрался произнести словосочетание «сорок два», как царь Шилимбо расхохотался:

– Постой! Так ведь совсем не будет интересно! Я просто обязан сказать правду: впереди у тебя еще сутки. За это время ты можешь все продумать и подготовить. И учти: мы будем за тобой следить постоянно!

– Зачем?

– А чтоб смеяться!!! – и козлоногий сатир так захохотал, что хозяин квартиры вздрогнул от неожиданности. Впервые он видел себя как бы со стороны. И впервые подумал так о постороннем существе: «Наверняка он полный идиот! Или сумасшедший!»

А Шилимбо немного успокоился и пояснил:

– Может случиться и так, что деньги станут невидимы и неощутимы любому живому существу, кроме тебя. Если ты не выполнишь условия. Но тогда мы будем смеяться еще громче. При этом деньги всегда будут с тобой в любых количествах и по первому же твоему зову. Даже если ты сможешь ими пользоваться после соблюдения всех условий.

– Как это?

– Тоже все с помощью подпространства. Деньги будут всегда рядом с тобой. Но видеть их никто не сможет, кроме тебя. И нащупать, повторюсь, тоже. Поэтому, если ты станешь богатым, тебе будет достаточно протянуть руку и взять монеток сколько надо. А если ты проиграешь, то всю свою жизнь будешь видеть утраченные тобой капиталы. И даже пересчитывать их руками! Но! Кроме тебя ни одна живая душа их не ощутит и не увидит.

– Здорово! Это ж мне и банка не надо будет! Но если я буду тратить деньги, то куча постепенно будет уменьшаться?

– Конечно, поживешь – увидишь! А сейчас мне пора! – царь козлоногих стал постепенно растворяться в воздухе.

– А если у меня еще вопросы какие возникнут?

– Решай их сам по мере поступления! – нагло заржал Шилимбо.

– Так я тебя уже и не увижу? – забеспокоился неизвестно отчего Петр.

– Увы! Только услышишь!.. Когда мне будет очень смешно! Да и тебя наверняка друзья заждались…

– Точно! – воскликнул Петр, бросая взгляд на часы. – Я ведь уже на полчаса опоздал!

Но когда он снова повернулся к своему гостю, от того только и осталось что почти невидимое туманное облачко. Но и оно рассеялось легким дуновением сквознячка через секунду. Губанов помотал головой, глянул на себя в большое зеркало и расхохотался от своего озабоченного вида.

– Вот так люди в дурку и попадают! Твою сатира мать! – прокричал он на бегу и разражаясь новым приступом смеха. Слетев по лестнице, он выскочил на улицу и замер на короткое время, с удовольствием втягивая в свои легкие порцию свежего воздуха. И в тот же момент отчетливо услышал смех Хохочущего Шилимбо. С неба. С минуту Петр стоял, затаив дыхание, а затем схватил за рукав озабоченного пенсионера.

– Извините! Вы слышите этот дикий смех сверху?

Прохожий скользнул взглядом по небу, смешно пошевелил ушами и буркнул, вырывая свой рукав:

– Вам показалось!

«Ага! Значит, сразу после пивной направляюсь на обследование! – решил Губанов и уже двинулся в нужную сторону, как новая мысль пришла в его голову: – А вдруг мне и в самом деле этот визит не примерещился? Уж больно царек выглядел натурально. Но с другой стороны: с чего это ему меня делать богачом? Неужели я ему так своей веселостью мешаю? А кто их там знает! Скорей всего просто поиздеваться решил. И условие какое-то дал явно невыполнимое. Ведь недаром он до сих пор надо мной смеется…»

Но хохот с неба стал намного тише, а когда Петр решительно повернулся и стал возвращаться в дом, то и вообще замолк.

«Вот оно что! Шилимбо явно не заинтересован, чтобы я подготовился как следует!.. Ну и чушь все это! Хотя если табло до сих пор висят в моей комнате… Надо проверить! А если висят, то и обдумать все тщательно».

Когда он вернулся домой, то первым делом присмотрелся к светящимся табло. Их ничего не держало, никакие провода к ним не подходили, и рука проваливалась сквозь них словно через обычную пустоту. Хихикая над проносящимися в голове вариантами предстоящего чуда, Петр прошел к столу и достал из ящика старый калькулятор. Уселся в кресло и стал подсчитывать:

– Так! Сто миллионов. И звучит-то как! Делим на сто… Ха! Всего миллион секунд остается! Теперь… Минута – шестьдесят секунд. Час – шестьдесят минут. Перемножаем… Три шестьсот. А теперь делим лимончик на три шестьсот и получаем: сколько часов будет в мои руки падать дождь… Хм! Че-то я ошибся… Внимательно! Так… Опять – то же самое! Что за ерунда?!

Но и последующие вычисления давали один и тот же результат: двести семьдесят семь часов и семь десятых!

– Ах, вот оно что! – забегал по комнате Губанов в радостном озарении. – Вот где собака с рожками зарыта! И верно: какой человек чуть ли не двенадцать суток сможет держать ладони ковшиком?! Ха-ха! И помогать нельзя! Ни пить, ни есть подать… Ой! Умора: ни на горшок сходить!!! А спать-то как?! Ну, Шилимбо! Твою мать козлоногую!!! И как хитро меня на сотню лимонов раскрутил?! Жадность меня подвела! Взял бы один… Хотя нет, почему один? Десять!!! И ляля! Посидел бы на горшке и на диете чуть более суток – и смейся над придурком рогатым! Так ведь нет – теперь он надо мной потешаться будет!!! Так мне и надо! На большой каравай – хавло не разевай! А если бы по три евро в секунду заказал?! У-у-у-у-у!!! Издох бы от старости!

Так он бегал с восклицаниями и смехом довольно долго. Но вдруг неожиданно остановился у светящегося табло. Ожесточенно почесывая голову. Затем стал рыться в ящиках стола, выудил на свет пять монет достоинством в один евро и обычную линейку. И приступил к скрупулезным измерениям и подсчетам. И опять результаты его изумили и подбросили из кресла:

– Сто!!! Почти сто шесть кубических метров! Да мой дом рухнул бы к чертям собачьим! Даже вес подсчитывать не надо! Ну, Шилимбо! Хитросделанный козел! Правду он говорит… Хотя… Я же не спросил: сколько этот кошелек будет весить? А почему? Ясно – почему: кто бы на моем месте в такое поверил? Да никто!

Но чем больше Петр Губанов размышлял, тем больше склонялся к выводу, что рискнуть все-таки стоит. Пусть это даже глупый розыгрыш, но и тогда будет лишний повод посмеяться несколько месяцев. А если после кодового словосочетания монетки не начнут сыпаться, всего-то и делов! Можно тоже сразу начинать смеяться. Вот только подготовиться к такому событию стоит тщательно. Да так, что бы потом не было мучительно больно за бесцельно потраченные сутки, которые надо употребить на подготовку. Просто повезло, что до бара не добежал. Сейчас бы наклюкался, вернулся бы домой, сложил бы ладони по пьяной лавочке и… Адьес лимоне-с! Привет шизонес! Ведь прав козлохвостый: жизнь явно потеряла бы массу своей привлекательности после того, как дом завалился или монеты стали бы сыпаться через лопнувшие окна на улицу.

Раз определенное решение принято – осталось лишь воплотить его в действие. Даже ночью Петр умудрился сделать массу нужных и необходимых мероприятий. А самое главное – занял точно подсчитанное количество денег. С утра он позвонил на работу и взял отпуск за свой счет на две недели. Затем через цепочку друзей и знакомых арендовал огромный, в три этажа подвал старой поликлиники, которую собрались через месяц сносить. Еще несколько часов ушло на закупку всего необходимого. Затем час на то, чтобы забаррикадироваться изнутри подвала, обезопасив намечаемое богатство от постороннего взгляда. Была, правда, и вторая дверь. Из толстого и почти нержавого железа, но арендатор убедительно доказал, что ключи от нее давно утеряны. А разбить ее можно лишь несколькими снарядами. Петр ему поверил, но перестраховаться не отказался. Изнутри он подпер железную дверь несколькими бревнами. Да еще и зафиксировал их концы намертво.

И лишь потом приступил к оборудованию намеченного гнездышка. Для этого над лестницей, круто уходящей вниз, он соорудил деревянный помост. На нем установил стол, несколько кресел, стульев. Поверх всей мебели он разложил теплые одеяла, подушки и несколько валиков. Ведь спать придется скорей всего сидя в кресле или лежа в лучшем случае на столе, а менять положение тела надо будет довольно часто, даже во сне. Хорошо хоть не зима лютая во дворе, а то бы без подогрева не обойтись. Но в подвале и так всегда сыро и прохладно. Так что мерзнуть не хотелось.

Затем вооружился массивным ломом и отправился в небольшое помещение санузла, которое располагалось чуть в глубине верхнего этажа подвала. Именно из-за действующего туалета Петр и остановил окончательный выбор на этом месте. Хоть маленькая комнатушка грозила наполниться монетами в течение первых же посещений, но выход был придуман моментально: пробить пол прямо перед унитазом. Что Губанов и сделал за каких-то сорок минут. Теперь дыра, дышащая сыростью, чернела огромной пустотой. Но зато давала уверенность, что в нижней комнате хватит места для доброго десятка кубометров монет. Для слива воды была сделана специальная петля из проволоки, и достаточно было нажать на нее ногой, словно на педальку.

Для того, чтобы впоследствии садиться на унитаз, Петр придумал и приготовил специальную одежду в виде балахона, но с большим разрезом сзади. То есть с занятыми руками не придется расстегивать ремень и снимать штаны. Вот только невозможность одной обязательной обычно процедуры будущий миллионер воспринимал с содроганием. Ведь не день все-таки и не два придется обойтись без туалетной бумаги. А по большому счету без мыла и теплой воды. Умывальник, конечно, был. Да и зубную пасту приготовил, но как оно получится на практике, предположить не мог. Мечтая хоть иногда пожевать пасту во рту и пополоскать таким раствором зубы.

Далее Петр приступил к размещению продуктов. С водой получилось проще всего. Сорокалитровый бачок из нержавейки разместился на удобной подставке в углу помоста. Чистую воду из него он намеревался пить с помощью двух надежно закрепленных у горловины и опущенных длинными концами вниз резиновых шлангов. Потянул из шланга – и отдыхай. Хоть на первое время и было приготовлено несколько бутылок лимонада, из которых торчали пластиковые трубочки. Твердую пищу в виде колбас, окорока, хлеба, сухарей, печенья и даже фруктов он разместил на специально приделанных по контуру настила полках. А большинство так вообще подвесил на веревках. Подобная предусмотрительность была проявлена из-за попискивающих в глубине подвала крыс. Несколько часов, в том числе и одни электронные, были размещены по всему периметру ярко освещенного гнездышка. Десяток самых любимых книг из жанра фэнтези приготовил для чтения возле специальной подставки. И даже провел тренировку: взять книгу зубами, положить на подставку, открыть подбородком, а потом перелистывать носом.

На тонком металлическом тросике подвесил к потолку рюкзак с неприкосновенным запасом. По расчетам, рюкзак должен был пригодиться в последние сутки, когда надо будет только охранять сокровища. В рюкзаке находился полный комплект вещей и продуктов, пригодных для выживания в любой местности в течение нескольких дней. Да фляга со спиртом.

В оставшийся час перед «Великим Стартом» Петр раскрыл принесенный с собой термос и в последний раз перед длительным перерывом съел несколько порций наваристого и горячего борща. На второе – блюдо, приложившись к тефтелям, залитым грибным соусом. Отменный ужин придал ему обычное расположение духа и привычную веселость. Даже намеченную сигарету Петр решил не выкуривать: все равно решил бросать. А вот в санузел сходил в принудительном порядке. Проверив напоследок его работоспособность.

Затем, посматривая на стенные часы и сверяя их показания с наручными, медленно и торжественно надел на руки сшитые плотно по ребру ладони перчатки из толстой кожи, встал над уходящей вниз дырой и выставил соединенные таким образом ладони вперед. Громкий крик разнесся по сырому и огромному подвалу:

– Шилимбо! Я готов! Если ты меня обманул, то умрешь от моего хохота! Обещаю!

Тут же эхом послышался далекий хохот. А Петр рассмеялся в ответ:

– СОРОК ДВА!

В первые две секунды невероятного напряжения ничего не произошло. Но затем в ладони ударила такая тугая струя монет, что от неожиданности Губанов наверняка бы расставил ладони. Его выручили предусмотрительно сшитые перчатки. Еще с десяток секунд он очумелыми глазами смотрел на сверкающий водопад, а потом так расхохотался, что непроизвольно попятился и сел в кресло. Поток монет последовал за его руками, переполняя сжатые ладони и мелькающими потоками скрываясь в глубинах подвала.

– Шилимбо! Дружище! Прости меня за неверие: ты действительно говорил правду. Хоть… Все равно ты порядочный… царь!!!

Эйфория получаемых денег совсем отпустила последние тормоза и сосредоточенность Петра Губанова. Его экзальтированность выплеснулась наружу и слилась с потоком звенящей и завораживающей стали. Несколько часов он не замечал ни времени, ни своего состояния. Лишь в глазах все больше и больше мельтешило от сверкания, да в горле все больше пересыхало от непрестанного смеха.

Именно горло и вернуло к действительности. Пить захотелось ужасно. В ход сразу же пошла одна из бутылок с лимонадом. Заодно губы подхватили твердый сухарик, и рту нашлось более интересное занятие, чем исторгать лишь смех и хохот. А Петр стал экспериментировать. Опустил руки вниз. Струя так и продолжала бить в ладони строго им перпендикулярно. Руки чуть согнул в локтях. То же самое. Стал ближе подносить к лицу, присматриваясь, откуда берутся монеты. Но так и не понял. В какой-то момент даже показалось, что они вылетают из носа, но дальше продолжать не хотелось.

Затем, сидя в кресле, помаленьку перевернул ладони лодочкой книзу. Эффект оставался прежним. Разве что напор монет перестал давить так внушительно. Чем Петр сразу же и воспользовался. Улегся спиной на стол, закинул руки над головой и заснул с блаженной улыбкой победителя. Тем более что прошлую ночь он так глаз и не смыкал. Ему снились дальние края, круизные лайнеры и невероятные по роскоши особняки. А почему бы и нет?

Через восемь часов он проснулся бодрый, хоть и немного помятый неудобной позой. Оставляя за собой хвост из сверкающих монет, словно комета Галлея, совершил утренний променад и приступил к завтраку. Затем долго смеялся над очередным фэнтезийным опусом автора, с явно больной и извращенной фантазией. Там по сюжету скрещивали эльфов с гномами и пытались получить новую породу драконов. Потом обед… Ужин… Сон… Хотя спать он своему организму не запрещал в любое время. Наплевав на режим и здоровый образ жизни. Завтрак… Обед…

Сон… Ужин… Сон…

Неприятности начались на шестой день. Одна из колбас покрылась белой плесенью, но съесть ее было надо в первую очередь. По расчетам. А что такое плесень? Пенициллин! Вот Петр ее и приговорил на завтрак… А под вечер желудок-то и зашалил. Вследствие чего долгое время поток монет ссыпался вниз через другую дырку. Но обнаглевшие в последнее время крысы воспользовались этим моментом продолжительного затишья для массированной атаки на съестные припасы. То ли в подвале засыпались все их основные норы с питанием, то ли выходов больше не осталось, но наглые твари в последнее время подбирались к настилу все ближе и ближе. Когда Петр, словно Олень Золотое Копытце, прискакал в свое гнездышко, оттуда сыпануло с десяток серых бестий. Что толку было швырять в них монеты ногами? Часть пищи была безвозвратно утеряна. Да еще и нечитаную книгу умудрились изгрызть. Хотя обрывки после этого читались еще с большим азартом и интересом. Да и Хохочущего Шилимбо Петр упорно старался не слышать.

На седьмой день пришлось зубами перепрятывать оставшуюся пищу на время непрекращающихся походов в туалет. Желудок хоть и успокаивался, но продолжал беспокоить. Помимо этого все тело стало невыносимо чесаться. Особенно в местах особо нуждающихся в личной гигиене. У Петра даже возникли некие подозрения на маленьких совсем существ, но если крысы их могли занести на одеяла, то откуда могли взяться еще меньшие? Ведь по странному стечению обстоятельств за две недели до своего последнего дня рождения Губанов прошел очередное обследование и ни с одной женщиной с той поры близко не общался. Несущийся откуда-то из дымоходных стволов смех усилился.

На восьмой день, когда Петр полоскал зубной пастой рот, по неосторожности целый рой монет низвергся в миниатюрный умывальник. И тот уже к вечеру засорился намертво. Шилимбо это тоже изрядно повеселило. Перчатки на краях стали протираться, и сквозь дыры стали видны покрасневшие участки кожи. Видимо, где только монеты по миру не собирали!

На девятый день раздражение тела стало переходить в постоянное жжение. В связи с чем Губанов додумался пустить воду в умывальнике, усесться на горку монет в раковине и хоть таким образом провести частичное омовение. В первый раз у него получилось просто превосходно. Во второй – еще лучше. А вот в третий… Умывальник рухнул под тяжестью евронесущего тела, и Петр только чудом не получил тяжелой травмы. Но вот хлынувший в сторону поток денег неимоверно удачно, сразу и навсегда забил унитаз. Впервые в своей жизни Губанов еле сдерживался, чтобы не заплакать от грохочущего хохота осатаневшего от радости Шилимбо. Но затем представил, какой смешной фильм смотрит где-то царь козлоногих, и сам тут же разразился ответным истерическим смехом.