Текст книги "На ладожских ветрах"

А л и к . У нас автономное питание, забыл, что ли?

С л а в а . Действительно. Все продумано до мелочей, только мы-то при чем, а, Алик?

А л и к . Не знаю точно… Хотя… нас можно наделать сколько угодно, вырастить, выучить и – в распыл… Просто и не очень накладно…

С л а в а . Ты не прав, старичок, дело это сложное, посложнее нашего процессика. Со мной все согласятся, особенно женская половина…

А л и к . Сразу видно: крупный специалист по всем этим штукам. Я не хотел тебя обидеть.

С л а в а . Ну, с чего ты взял, что я обижусь? Я же и тебе всегда желал того же. Девушку бы завел, потом женился бы, как хорошо… квартиру дали бы… как Диме.

А л и к . Да, с этим делом у меня промашка вышла.

Ведь, самое смешное, я совсем не такой, каким прикидываюсь… Я очень робкий, это я только хорохорюсь… Но мы выкарабкаемся отсюда, и тогда… девки забегают… Вот.

Д и м а . Хватит болтать, как температура?

С л а в а . А первый сорт температура. Чего-чего, а уж температуры в нашей каше хоть отбавляй… Вот с вязкостью, чует мое сердце, дело обстоит совсем никуда… Пятьдесят шесть!

Д и м а . Можно заканчивать процесс. Слава, вниз! Алик, прекратить подачу!

А л и к . Ты не знаешь, Славка, чего он разоряется, этот Дима? Пользуется тем, что мы его не видим, и думает, что ему можно… давить. Странно, почему не предусмотрена двухсторонняя телесвязь?

С л а в а . Тебе, видать, очень недостает физиономии нашей уважаемой начальницы…

А л и к . Мы бы могли с Димой переговорить или с Юрой…

С л а в а . Нужны мы им больно, им наши рожи давно обрыдли…

А л и к . Ты не прав, старик.

С л а в а . Если бы я был не прав, они нас сюда не послали бы.

А л и к . Тогда прощаться станем?..

С л а в а . Я тебе дам прощаться, ты у меня попрощаешься…

А л и к . Что же тогда?

С л а в а . Мы сейчас перейдем на автономное питание, только вот поговорю с Димой. Дима! Ты что, заснул там?

Д и м а . Я слушаю.

С л а в а . Дима, я вот о чем хотел спросить тебя… Мы можем выйти сейчас, еще успеем, возможно, но что будет с кашей? Коту под хвост?

Д и м а . А ты думал?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Если даже удастся залить габарит, все равно, на испытаниях горение будет неровным по фронту, габарит закрутит, стенд в драбадан, а это, сам понимаешь, катастрофа.

С л а в а . Тогда мы остаемся, вы слышите? Мы не можем разбазаривать народные денежки, их у нас не так уж много. И потом, нашего успеха ждут. Не Карякина – Карякину мы уволили, ее уже нет, считай, и даже не Иван Егорович – он сам уйдет… Мы подумывали и его уволить, но это уже перебор… Нашего успеха ждут хорошие люди, а мы не привыкли обманывать ожидания… Я прав, Дима?

Д и м а . Прав, Слава, ты отлично понимаешь свою задачу. Если можете держаться, держитесь. Сам смотри, по обстоятельствам.

С л а в а . Мне страшно, Дима… Ты о Жанне позаботься, пусть она перестанет сидеть в душной приемной…

А л и к . Точно, Дима, ты должен об этом подумать.

С л а в а . Теперь мы будем с тобой говорить, а больше ни с кем. Еще с Юрой мы будем говорить, это же все равно, что с тобой…

А л и к . Андреич – хороший человек, у него жена хорошая, я теперь что-то стал понимать… А вчера, когда мы стояли на платформе и ждали поезд, я смотрел на нее и думал… что и мне бы такую жену… Стыдно, но я так думал, Андреич, ты уж прости меня…

С л а в а . Сопли не распускай.

А л и к . Не буду, С л а в а . Ты прощаешь меня, Андреич?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Прощаю.

А л и к . Вот и спасибо.

С л а в а . Дима, а если увеличить давление воды в рубашке, есть же еще запас, может, каша остынет?

Д и м а . Попробуй.

С л а в а . Прибавил. Алик, можно еще подбросить жидкости?

А л и к . Есть малость. Добавляю.

С л а в а . Сделай одолжение, старичок. Так, хорошо. А не спуститься ли мне вниз?

А л и к . Нельзя. Ты должен следить за температурой. Осталось мешать не более десяти минут.

С л а в а . Ладно, остаюсь. А как ты думаешь, Алик, Андреич не будет на нас в обиде за то, что мы пропили его четвертной?

А л и к . Не будет. Тебе, Слава, пора бы знать, что он благородный человек, он не станет спускать шкуру с ближнего. Интересно, о чем он теперь думает?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Он думает о взбучке, которая вас ждет.

С л а в а . Юра, милый, какая такая взбучка? Мы же свободные люди, мы делаем доброе дело, без нас было не обойтись. Не нужно говорить о нас, как о преступниках. Мы не заслужили. Пятьдесят семь! Прет, скотина. Алик, посмотри температуру воды на выходе из рубашки.

А л и к . Тридцать с чем-то…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Точнее.

А л и к . Ты, Юра? Это хорошо. И все-таки тридцать с чем-то. Я настаиваю именно на такой погрешности, если не веришь, иди сам сюда и проверь.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Верю, верю… (Диме). Это слишком много, как ты думаешь? А если датчики врут?

Д и м а . Не все же десять сразу.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Ты постоянно переключаешь?

Д и м а . Только тем и занят.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Может, попробуем все же выкурить их оттуда?

Д и м а . Ты сначала попади туда…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Через склад. Нельзя?

Д и м а . По шнековому транспортеру?.. Такого даже у Чаплина не было. Попробуй, может, получится. Я в мясорубку не хочу, из меня котлеты постные выйдут.

З а м я т и н . Дима, нельзя же так…

Д и м а (раздраженно). Можно подумать, что я говорил, будто можно. Я как раз говорил, что нельзя их туда засовывать. Нельзя. Я вам надоел со своими страхами… А теперь вы готовы отменить процесс, слить замес в канализацию… Вы теперь на все готовы. Ребята еще успеют уйти из мастерской, но ведь даже слить не удастся, процесс будет продолжаться в габарите, неуправляемый процесс, и… катастрофа… Вам не жаль мастерской?

З а м я т и н . Мне жаль ребят.

Д и м а . А остальное – побоку? А то, что до вас возились с этой дрянью, ночей не спали, то, что мы эту мастерскую по винтику собирали, для вас пустое? У нас было время сделать канал, вы не дали, Карякина не дала, что ж теперь-то?..

З а м я т и н . Было время? Было, разумеется. Нужно понять… мы должны были сделать все быстро, как всегда делали… Мы всегда все делали быстро. От нас ждут, вы отлично знаете…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Теперь не скоро дождутся.

З а м я т и н . Ах, оставь, Коля, оставь, в тебе говорит элементарная зависть…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Тебе не завидовать, тебя спасать впору. Именно спасать.

З а м я т и н . Думаешь, самое время?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Да, Ваня.

З а м я т и н . Что ж, спасай, я согласен.

Н и к о л а й И в а н о в и ч (решительно идет к пульту, садится рядом с Димой, берет микрофон). Слушать меня! Вы сейчас немедленно выйдете наружу, слышите? (Ждет некоторое время). Молчите? Хорошо, тогда я иду к вам. Я вас выкурю…

С л а в а . А вот это вы напрасно.

А л и к . Совершенно напрасно, потому что мы не уйдем отсюда. Добровольно… А достать нас – дудки!

Н и к о л а й И в а н о в и ч . И все-таки вы сделаете то, что я вам скажу. И немедленно.

С л а в а . Черта с два! Ты слышал, Алик, нам пробуют угрожать.

А л и к . Уже не первый случай, Слава, далеко не первый. Им нравится нас шпынять.

С л а в а . Точно. А вот я сейчас на температуру гляну, и вам всем станет страшно…

Николай Иванович идет к двери.

Пятьдесят восемь! (Тихо спрашивает). А сколько было?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Может, устоялась?

З а м я т и н . Успеем довести…

Д и м а . Включаю габарит, включаю габарит!

С л а в а . На кой он шут тебе?

Д и м а . Помолчи! Алик! Убирайся подальше, лить будем!

А л и к . Ах, лить… Оказывается, пора…

К а р я к и н а (очнувшись словно). А что я говорила…

Д и м а . Замолчите. Вы много чего говорили, если станем вспоминать…

К а р я к и н а (с восторгом в голосе). Вы, Дима, просто чудовище. Можно подумать, не вы носились с этими… сорванцами…

Д и м а . Слышу ласковые нотки в вашем голосе, вам они не к лицу…

С л а в а . Пятьдесят девять! Алик, поддай чего-нибудь…

А л и к . И не подумаю. Все отключено, а ты потерял нить…

С л а в а . Какую еще нить? Не дури, поддай жидкого, мешалка еле ворочается, двигун не тянет…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Вязкость поползла вверх – начинается полимеризация… Слава, это полимеризация! Жидкий компонент отключить. Начинаем слив. Еще успеем. Габарит на исходных. Ориентирую бочку. Так, хорошо. Люк отдраить! Температура снизится, как только пойдет масса.

С л а в а . Пятьдесят девять. Ты прав, Юрий Андреевич . А что будет в габарите?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Габарит холодный. Масса готова.

С л а в а . Пятьдесят восемь. Сколько прошло с начала слива?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Две минуты тридцать. Три минуты.

С л а в а . Сколько всего?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Шесть минут. От силы семь.

Д и м а . Слава, вниз!

А л и к . Он не успевает. За колонну, Славка, за колонну!

С л а в а (ворчливо). Знал бы куда падать придется, подстелил бы… Пятьдесят семь!

Ю р и й А н д р е е в и ч . Слава, вниз, черт бы тебя подрал. Славка!.. Вниз тебе говорят!

С л а в а . Не пори горячку, сам придумал эту гадость, теперь на меня чего-то орешь… Никуда я не пойду. Лучше рассчитай мою траекторию… по плану мастерской. Я стою у продуктовых вентилей, спиной к западу…

А л и к . Славка!

С л а в а . Старик, без паники. Как нас учили? Без паники, мелкими перебежками по одному… И не вопи, уши закладывает от твоего визга… Пятьдесят шесть! Интересно, что в габарите?

Д и м а . Пятьдесят два.

С л а в а . Каша готова. Теперь можем сваливать с чистой совестью.

К а р я к и н а . Что я говорила…

З а м я т и н . Помолчите.

А л и к . Славка!..

С л а в а . Алик, я спускаюсь…

А л и к . Жду.

С л а в а . Отворяй ворота. Спускаюсь.

На экране появляется Леха. Он тащит за собой Охлобыстина. Они пьяны, а Охлобыстин просто не вяжет лыка – идти не может, висит на Лехе. На запястье Охлобыстина наручник, второй в руке Лехи. Леха кричит, его голос слышен слабо, но по действиям, которые он производит, становится ясно, что назревает трагедия. Пристегивает Охлобыстина наручниками к трубе. Поднимает с пола микрофон.

Л е х а . Проверка. Раз, два, три… хватит. Слышите меня?

Д и м а . Слышим, слышим. Как вы туда попали, кретины хреновы?

Л е х а . Докладываю: мы здесь были всегда – на посту. Сидели в каптерке. Выпили две бутылки, одну принес этот козел, вторую я взял у Машки в долг. Знаете Машку из мурлавки? Не забудьте рассчитаться с нею… Понятно? Теперь к делу. Я здесь самостоятельно и добросовестно проделал огромную работу – расколол, наконец, матерого агента иностранной разведки. Под протокол, ясно? Теперь суд идет. Скорый и беспощадный. Подсудимый Охлобыстин Иван Антонович, расскажите, в чем ваша вина? Молчишь, сука, трясешься от страха? А ведь я еще не бил тебя, пальчики не ломал, яйца не крутил, это все у тебя впереди. Ладно, молчи. Будешь здесь сидеть, на цепи, как положено злому псу. Здесь, урод, ты закончишь свою поганую никчемную жизнь… Подонок, выродок… Понял, нет? Не слышит, отключился. Прикидывается, тварь. Суд в заблуждение вводит. Ну ничего, я расколю тебя при народе, во всем признаешься, урод. Бить пока не стану – еще сдохнешь, заморыш, прежде времени, до приговора, то есть. Я придумал тебе казнь. Должна же быть справедливость на свете. Теперь порядок. Я доведу этот процесс – самый последний процесс в нашей жизни. Уж если не я, то кто?..

З а м я т и н . Леша! Откуда они там, Дима?

Д и м а . Я их туда не посылал.

Л е х а . А мы здесь давно. Так вот. Сначала мы хорошенько поддали, потом дождались, чтобы ребята свалили, и выбрались из каптерки. Я же эту мастерскую знаю, как свой туалет. Итак, докладываю результаты работы следственной комиссии в составе Замятина Лехи и Бодягина Сергея Антоновича. Последний отсутствует по семейным обстоятельствам… то есть, казнит в это самое время свою бывшую жену… Возмездие настигло эту тварь неожиданно… Думаю, не выживет, сволочь…

З а м я т и н . Леха, что с тобой, сынок…

Л е х а . Погоди, батя… Хотя – какой ты мне батя? Ты моего родного батю закатал в каторжники, скотина ты, не батя… Ладно, это потом… Продолжаем суд. Сначала оглашу, так сказать, некоторые важные цифры, они впечатляют. С 1937 по 1953 год на заводе было арестовано сто тридцать восемь человек, немного больше десяти процентов списочного состава. Это обстоятельство свидетельствует о том, что разведки всего мира сосредоточили свои усилия именно на нашем заводе. Сто шестнадцать мужчин и двадцать две женщины. Кто эти люди? Докладываю. Большинство рядовые агенты-одиночки, эти работали на одну разведку. Ужасны злодеяния двойных и тройных агентов, а один недоумок – встречаются же такие на свете – работал сразу на пять разведок. Есть, правда, арестанты попроще – четырех взяли за динамит, сперли по паре шашек, порыбачить ребятам захотелось, но и здесь удалось доказать, что они представляли угрозу не рыбе в Ладожском озере, а готовили взрыв отдельно стоящих зданий завода. Полный список разоблаченных агентов составлен членом комиссии Бодягиным на основании протоколов общих собраний, на которых преступников осуждали единогласно, и иных документов из архива завода, которым он заведовал на протяжении последних месяцев. Кстати, до недавнего времени Бодягин был единственным агентом, уцелевшим и вернувшимся живым после полного исправления. Теперь мы знаем, что выжил также второй клиент Охлобыстина – Николай Иванович Егоров. Это радует, товарищи!

Карякина. Леша!..

З а м я т и н . Дима, что же делать? Юрий Андреевич…

Л е х а . Прошу не перебивать. В противном случае здание суда будет очищено от присутствующих. Так вот. Нам стали известны не только имена этих предателей, но и дальнейшие судьбы некоторых из них. Хотелось бы для примера рассмотреть судьбу нашего гостя, Николая Ивановича Егорова. После окончания института в 1936 году он был направлен на завод. Профессия – инженер-механик по вооружениям. Проявил себя квалифицированным специалистом и уже через год был назначен начальником динамитного цеха. В том же цехе энергетиком служил Бодягин Сергей Антонович.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Леша, это никому не нужно сейчас…

Л е х а . В то время Бодягин приступил к прокладке дополнительного силового кабеля, в котором цех нуждался из-за расширения производства. Отрыли траншею, направив ее в целях экономии народных средств и ради скорости не по старой траншее, а прямиком под угол здания. Отрыли и стали ждать поступления кабеля.

К а р я к и н а . Леша!.. Нет…

Л е х а . Нет да. В это самое время оперуполномоченный Охлобыстин успешно завершил разоблачение очередного агента и передал дело в суд. Делать ему было совершенно нечего, до очередного отпуска месяц, нужное по разнарядке число агентов он уже выявил, за что был премирован велосипедом английского производства «Три ружья». Здесь-то и подвернулась упомянутая канава, и явилась свежая идея: превратить прокладку кабеля в громкое дело по подготовке очередного взрыва, от которого должен был пострадать не только отдельно стоящий цех, но и весь завод. Особенно, сообразил он, если злоумышленник догадается приурочить взрыв к моменту, когда на складе цеха скопится месячный выпуск динамита.

З а м я т и н . Никогда бы не подумал, что Бодягин способен…

Л е х а . Бодягин очень способный человек и гражданин. Прошу меня не перебивать… Продолжаю.

Врываются радостные Слава с Аликом.

А л и к . Ну, как сработали?

С л а в а . Здесь, надеюсь, обошлось без жертв?

А л и к . Замерз я там, зуб на зуб не попадает.

С л а в а . И спать страшно хочется. (Смотрит на экран монитора). Интересно, а что эти придурки там делают?

Л е х а . Слава, в самом разгаре суд, о котором мы с тобой говорили в общих чертах. Так что садись смирно и внимательно слушай. Итак, этот самый Охлобыстин приступил к расследованию. Скоро он обнаружил, что Бодягин регулярно наведывается к своему подкопу, что-то там вымеряет, записывает – скорее всего определяет, какими должны быть размеры взрывного устройства. Нужно было брать Бодягина, пока не поздно. Взяли, допросили, сначала вежливо, потом с пристрастием – никакого толка. Тогда копнули глубже: изучили первоисточник – проект, из которого следовало, что идея экономичной кабельной трассы санкционирована другим матерым заговорщиком – начальником цеха Егоровым, присутствующим на настоящем суде в качестве потерпевшего. Охлобыстину опять повезло – разоблачению подлежала целая группа, или даже шпионская сеть…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Алексей, не нужно все это…

Л е х а . Но чтобы взять Егорова, нужны были серьезные основания, и уж, во всяком случае, санкция директора завода. А упрямый Бодягин не кололся, как Охлобыстин ни напирал. Тогда зашли с тыла. Пригласили Замятина, друга Егорова, для беседы. Как-никак кореша – в институте учились вместе, жили в одной комнате в общежитии.

З а м я т и н . Леха, зачем?..

Л е х а . Что Замятин доложил Охлобыстину, мне неведомо, протокол допроса еще предстоит откопать и подшить в дело, но это нечто позволило немедленно арестовать Егорова без санкции директора. Подробностей мы не знаем, это только предположения. Знает Охлобыстин, но он, сучонок, не колется, правда, спецмеры, как я уже говорил, пока не применялись. Замятин, присутствующий на суде, тоже молчит, и, скорее всего, промолчит до конца. Совесть у него еще не проснулась…

З а м я т и н . Леха, как ты можешь?

Л е х а . А дальше еще интереснее. У Егорова была невеста, моя мама. Вскоре после того, как Егорова взяли, она поняла, что беременна… Охлобыстин ее допросил. Потребовал признать враждебную деятельность жениха. Она отказалась. Тогда ей предложили на выбор: последовать за Егоровым или немедленно выйти замуж за Замятина и поменять фамилию. Охлобыстин не уточняет, кто первым высказал это предложение – он или Замятин . Если он, эпизод придется списать, как не бывший; если же Замятин, дело заметно осложняется и приобретает интересное продолжение.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Сынок, ты не в своем уме. Нужно уходить оттуда…

Л е х а . Дело в том, отец, что я не могу уйти, у меня нет ключа от наручников. Ключ остался у Юрия Ивановича Гурьянова. Наручники-то я спер, а вот ключиком разжиться не удалось. Как же я этого козла отстегну? Придется оставаться с ним – завершать суд, хочу я этого или не хочу…

З а м я т и н . Оставь его, уходи…

К а р я к и н а . Леша! Что же это?..

Л е х а . Не суетись, женушка. Я не уйду отсюда. Еще не хватало сесть в тюрьму из-за этой мрази.

Склоняется к Охлобыстину, что-то втолковывает ему, тот что-то отвечает. Леха дает ему подзатыльник.

Д и м а . Температура ползет и ползет, габарит перегревается. В бочке пусто. Нужно отсоединить габарит.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Давай команду на вывоз платформы. Если уж рванет, то по крайней мере не в тоннеле.

Д и м а . Дело говоришь. Включаю удаление платформы. Поехали. Плохо, что там нет камеры…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Как долго продлится вывоз?

Д и м а . Не больше пяти минут. Габарит уйдет за обваловку – до конечников. Стекла выбьет с той стороны, если рванет…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Черт с ними.

Л е х а . Продолжаю. Этот ублюдок не желает говорить в свое оправдание. Как же быть? Без последнего слова нельзя. (Бьет с размаха Охлобыстина ногой в бок). Говори, скотина. Ты будешь говорить?

О х л о б ы с т и н . За что ты меня лупишь? Я же не виноват. Время такое было, идиот несчастный, жаркое было время… Есть что вспомнить…

Л е х а . Нет, ты виноват. (Бьет Охлобыстина кулаком по голове). Сначала ты лишил меня отца, теперь лишаешь жизни. Одно утешение – ты тоже сдохнешь… Хоть перед смертью колись, гад. (Тормошит Охлобыстина). Ну что ты за тварь! Дай-ка я сломаю тебе палец, скотина. Страшно? А когда ты ломал пальцы моему отцу, страшно не было? Ты бы и матери моей беременной пальцы ломал?

О х л о б ы с т и н . Беременных не велено… бить. К ним другие меры.

Л е х а . Опять врешь, ломал бы. Сколько же вас было на всю страну, и где вы все, сволочи, затаились? Тараканы хреновы… Никак не пойму, где вас искать и давить? Опять окопались и как ни в чем не бывало живете?

О х л о б ы с т и н . Ничего у тебя не выйдет – руки коротки. А за меня, гаденыш, еще ответишь… Ответишь.

Л е х а . Черта с два! Я тебя живьем закопаю…

С л а в а . Леха, сваливай. Оставь этого недоумка. Мы никому ничего не скажем, если что.

А л и к . Не скажем, Леха. Оставь его, пусть подыхает. А хочешь я притащу ножовку, цепочку перепилим и все…

Л е х а . Нет, Алик, не пойдет. Я этого заморыша так не отпущу. Мне и на том свете нужно будет свидетельствовать. Он там обманет, вывернется…

Д и м а . Леха, габарит уехал. Уноси ноги… еще успеешь.

Л е х а . Я же сказал: нет. Я очень хочу к Павлику. Только не в полиэтиленовом мешочке, прошу вас, не надо… А блокировку я сорвал… Меня отсюда можно будет достать только ценой невероятных…

Мощный взрыв сотрясает бункер, гаснет экран, пригасает и вновь разгорается свет. Наступает тишина. Скулит Карякина, Замятин откинулся в кресле, закрыв лицо ладонями. Николай Иванович неподвижно застыл у пульта. Дима вскакивает и выбегает. Следом выбегают Слава, Алик и Юрий Андреевич.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Это конец…

К а р я к и н а (сквозь рыдания). Зачем, зачем?..

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Вам очень хотелось… чтобы…

К а р я к и н а (страшно кричит). Нет!..

1976-2007 г.г.