Текст книги "Тамерлан. Железный Хромец против русского чуда"

– Мрачновато выходит, Роман Семенович!

У Федора Ивановича от услышанного в горле пересохло. Он плеснул в кубок вина из кувшина, осушил в один глоток. Хорошее пиво, а вкуса почти не почувствовал. Ох и умен Роман Семенович, не только за свое княжество ратует – за все пограничье решил. И не подкопаешься – не в бровь, а в глаз. Верно ли все? У самого ведь такие мысли появлялись, да гнал их от себя, не в силах самому дерзнуть решиться на великое. Выходит, зря гнал. Раньше надо было думать о крепостях да единении княжеском. «Теперь-то уж навряд успеем подготовиться и встретить ворога во всеоружии. Как лето войдет в свои права, так татар и жди. А может, бросить Елец? Уйти с жителями куда подальше – под Владимир, или Муром, или еще дальше – к студеному морю…» И сразу – другая мысль: «Земли там уже все поделены, кем придешь? Чужаком? Плохо, никуда не годится. Тебе отец эти земли в управление дал – княжить, вот и надо свой долг исполнять. Князь – это ведь не только красное корзно да пиры. А честь? Князь – он в первую голову о бережении города и удела своего печься должен».

Федор Иванович и не заметил, что в трапезной молчание давно повисло. Кашлянул деликатно Роман Семенович, очнулся от дум тяжких Елецкий князь, поднял голову.

– М-да, нерадостно что-то, – сказал он. – Ты, Роман Семенович, поступай как надумал, а я на земле своей пока останусь. Коли разговор об объединении пойдет, я согласие свое дам, в том не сомневайся. А на чужие земли примаком – не пойду.

Выпили вина, да хмель не брал, и настроения веселого не было, оба тяжкими думами придавлены были. Поковырялись в блюдах нехотя – аппетит совсем пропал, но и не тронуть еду нельзя, чтобы хозяйку не обидеть. А вот выпивать – выпивали оба, и к вечеру уже нагрузились изрядно.

Слуги отвели Федора Ивановича в гостевую спальню, раздели, разули да спать уложили на мягкой перине.

Поутру, едва позавтракав, засобирался Федор Иванович в обратную дорогу, сколько ни увещевал его Роман Семенович остаться.

– На охоту вместе сходим – зайцев много развелось, молодость вспомним, – говорил он.

– Я бы со всем удовольствием, да время! – отговаривался Федор Иванович. – Его ведь ни за какие деньги не купишь, время-то. Готовиться к отражению набега надобно. Еще и к Олегу Рязанскому съездить надобно.

– Ты вот что, Федор Иванович, Олегу про наш разговор молчи пока – как соседа прошу.

– Княжеское слово даю, – протянул руку для пожатия Елецкий князь.

Обратно ехали небыстро. Дружинники бы и погнали лошадей, да князь неспешно едет, в думы погруженный. Ну так то его дело, на то он и князь. А их дело – исполнять поручение.

Как бы хотел Федор Иванович оказаться сейчас на их месте! Всего и забот – брюхо набить, девок потискать да после кубка доброго вина попеть-поплясать.

А Федор Иванович тем временем думу думал об Олеге Рязанском. Очень непростым человеком был князь. Княжить стал с пятнадцати лет, получив удел из рук отца, князя Ивана Ивановича Короткопала. В юности во всем полагался на советчиков своих. С ними князю повезло – мудры и осторожны были. А потом и сам взматерел, опыта и хитрости набрался. Велико княжество было – от Дона до Коломны почти, ежели с севера на юг, а с востока – с Мордовией граничит, с запада – с княжеством Новосильским.

Да не это главное, три силы рядом – Литва, Орда и Великое княжество Московское. И каждая сила Рязань под себя подмять хочет. Вот и приходится Олегу Ивановичу крутиться.

Орде как наиболее сильному врагу в открытую он противостоять не может, чтобы княжество не погубить. Где лестью, где данью, где помощью воинами откупится. А все равно басурмане чуть не каждый год то саму Рязань разорят, то по землям его пройдутся.

Но и Олег не лыком шит. Мстит потихоньку татарам. Взять битву Орды с Дмитрием на Куликовом поле. Олег числился в союзниках темника Мамая – вместе с князем Нижегородским и Тверским. Еще один союзник с войском польским у Мамая был – Ягайло, князь литовский.

Олег Иванович, узнав о планах татарских и выступлении их, гонцом сообщил князю Дмитрию, дав ему возможность собрать ратников и выдвинуться вперед, навстречу Мамаю. В войско Дмитрия многих бояр своих с дружинниками послал, переодев ополченцами да наказав стяги рязанские не брать, буде татары воинов его не опознали.

Храбро рязанцы сражались, семьдесят бояр головы на Куликовом поле сложили, а московских бояр – только сорок. Сам же Олег с пятитысячной ратью дорогу воинам Ягайло перекрыл, маневрировал, проходу не давая.

А уж бой на Куликовом поле кипел! Ягайло ведь всего в одном дневном переходе от Мамая был, но к битве так и не поспел.

Когда отбросил Ягайло рязанцев да на поле Куликово заявился, битва уже закончилась, и русичи гнали разбитых татар. Обозленные литовцы напали на русские обозы и вырезали раненых.

Вот и думай – враг Олег Иванович Дмитрию да сыну его Василию или тайный союзник.

С другой стороны, Олег Рязанский хану Тохтамышу при его походе на Москву броды через реку Оку показал. Только это не спасло земли Рязанского княжества от разорения, когда Орда осенью обратно возвращалась.

Конечно, Олег выигрывал, убивая одним выстрелом двух зайцев, ведь в войне слабели сразу два его врага – Орда и Москва.

А через три года, 25 марта 1383 года, Олег Иванович взял на меч Коломну – город княжества Московского, добыл богатые трофеи, взял в плен воеводу коломенского Остея Александра Андреевича со многими боярами. Олег тогда быстро ушел из Коломны, понимая, что город ему не удержать. Дмитрий вдогон послал рать во главе с Владимиром Храбрым, которого поддерживали своими дружинниками Михаил Андреевич Полоцкий, Роман Новосильский и князья Тарусские.

Битву при Скорпищеве Олег проиграл.

А через два года Олег Иванович мир на вечные времена с князем Московским подписал и женил своего сына Федора на дочери Дмитрия, Софье.

Хитер Олег – где земли прикупит, а где браком выгодным позиции свои укрепит – как с Титом Козельским, чей сын Иван женился на дочери Олеговой.

Запутано все, но при всем при этом княжество Рязанское богаче соседей и дружина у Олега сильная. Церкви и монастыри Олег на земле своей ставит, за что его священники, монахи и паства почитают. Изворотлив, как дипломат генуэзский, кое в чем и поучиться у него не грех.

Чем ближе Федор Иванович подъезжал к Ельцу, тем больше крепло решение – надо к Олегу в Рязань ехать, может, что умное и дельное присоветует.

Пробыв дома три дня, князь Елецкий выехал в Рязань.

Ехали – для скорости – верхами, без обоза. На этот раз князя сопровождал десяток из старшей дружины. Свита и охрана – это обязательно, чтобы каждый видел, не голодранец какой за подаянием в Рязань едет.

Верстах в пятнадцати от столицы рязанской мимо славного монастыря проехали, Богородице-Рождественского Солотчинского. Сложен из белого камня, красив и неприступен. Федор Иванович даже им залюбовался.

А через три версты показался еще один монастырь – поскромнее, Зачатьевский женский. А с холма уже и Рязань видать – стенами каменными опоясана, луковки церквей над стенами возвышаются. Большой город, дворов на двести служилого люда. Со стены бдительная охрана маленький отрядик заметила, а главное – корзно красное, княжеское. Вестимо, гонца ко князю срочно отправила. И правильно, пока Федор Иванович ко дворцу Олегову подъедет, ко встрече все готово будет.

Так и вышло. Когда Елецкий князь подъехал ко дворцу, ворота были распахнуты, и во дворе слуги ждали высокого гостя. Они взяли коня под уздцы, Федора Ивановича под локотки поддержали, когда с седла спрыгивал. И не потому, что немощен, а токмо для почета и уважения для.

А на крыльце уже показался сам Олег Рязанский – в красном корзно и красных сафьяновых сапожках. Под корзно – рубашка шелковая зеленая и такие же штаны. На голове – шапка соболиная, роста сам среднего, худощавый, подвижный и, как истинный рязанец, светловолос. На лице – бородка русая, глаза смотрят на гостя приветливо.

– Рад видеть на своей земле князя Федора Ивановича!

Олег спускался по лестнице, раскинув руки для объятий. Там, на лестнице, и обнялись, расцеловались троекратно.

Поднялись на крыльцо, а тут уж княгиня Евфросинья с серебряным, с золоченой ручкой, ковшом с вином.

Испил вина Федор Иванович, ковш перевернул да поцеловал княгиню.

– Хорошо винишко-то! – похвалил вино князь Елецкий.

– Ключник мой, Лукьян, расстарался, фряжского вина прикупил. Коли понравилось, бочонок подарю.

Олег полуобнял Федора, проводил в гостевой зал – помещение довольно большое. На образа перекрестились, уселись в кресла. Оба – князья, равны по положению.

Разговор пошел, как водится, о малозначащем: погоде, видах на урожай. Потом уже взаимно поинтересовались – здоровы ли дети да супружницы.

– По-моему, нам за стол пора, гостю подкрепиться с дороги надо, – поднялся Рязанский князь.

– Поговорить бы, Олег Иванович.

– Опосля, завтра. К тому же зять мой подъедет, Иван Мирославович, беседа куда как лучше выйдет. А сегодня пить-гулять будем. Не каждый день мой добрый сосед князь Федор Иванович в гости жалует.

Они прошли в трапезную. Олег во главе стола длинного сел, Федора Ивановича по левую почетную руку усадил. Рядом с Олегом – с торца стола – и княгиня уселась.

Федор обвел взглядом сидевших за столом. Да тут вся знать боярская! Епифан Кореев, переговорщик искусный, что с Мамаем да Ягайло переговоры вел; боярин Станислав, Сафоний Алтунаевич, Никита Андреевич, дядька Монасея, сокольничий Юрий, оба Яковлевичи, староста Гобой. Можно сказать, все видные люди Рязани на обеде, немногих только и не хватает: того же Ивана Мирославича, да Александра Тимоша, да Павла Соробича, да Семена Федоровича по прозвищу Кобыла Вислой, перебежавшего с литовской службы сначала в Москву, а потом и к Олегу в Рязань.

Всех в лицо Федор Иванович знал и, встречаясь глазами, головой кивал в приветствии.

На столе уже стояли кувшины с пивом, вином, стоялым медом. Громоздились миски с холодными закусками – капустой квашеной, яблоками мочеными. Исходили парком пироги с вязигой, пряженцы с луком и яйцами, яблоками, гречневой кашей.

Отворились двери, и двое слуг внесли длинное серебряное блюдо с жареной белорыбицей. Ох и длинна, сажени полторы, не меньше! А запах! У присутствующих слюнки потекли.

Прислуга нарезала рыбу и куски на серебряные блюда укладывала, а уж князь Рязанский боярам отсылал, оказывая почет. Первые два куска – князю и княгине, третий – гостю, князю Елецкому, а уж дальше боярам – по старшинству.

Слуги кубки наполнили, здравицу в честь князя Олега возгласили и вышли дружно. Второй тост – за гостя – уже сам Олег сказал. А дальше – пошло-поехало. Бояре ели, пили, меж собой разговаривали.

Федор Иванович с некоторой завистью поглядывал на посуду серебряную да позлащенную, на кубки да ендовы резные. Неплохо князь Рязанский живет!

Слуги внесли щи горячие, а потом – барана, жаренного на вертеле. Когда же и он почти подчистую обглодан был – кур жареных да гуся, истомленного в печи – с яблоками.

Наелись от пуза, напились до беспамятства. «Уставших» слуги бережно уносили в комнату по соседству, укладывали на лавки.

Пир долго длился, Федор Иванович устал уже. Хозяин, князь Олег, приметил, дал знак. Чашник Юрий бережно, под локотки, со всем почтением проводил князя Федора в отведенные ему покои, раздеться помог, пока девка из прислуги кровать разбирала да подушки взбивала. Спать уложила, пожелав спокойной ночи. Давненько Федор Иванович так сладко не спал – пьяненький, без забот и с ощущением покоя и безопасности.

Утром стук осторожный в дверь раздался, вчерашний чашник Юрий вошел, за ним – слуга.

– Доброго утречка, князь. Поправиться не желаешь?

Кивнул Федор Иванович – голова и в самом деле слегка не своя была.

– Пиво есть холодное, квасок. И рассольчик ядреный, из-под огурца, да со смородиной! Али вот еще бульончик горяченький!

– Рассолу, – просипел князь.

Слуга ловок на стол поднос водрузил, из горшочка в кубок рассола налил – с листами смородины. Выпил князь, посидел немного на кровати – в голове проясняться начало.

– Теперь пива плесни.

Слуга того и ждал, полный кубок поднес. Федор Иванович выпил не спеша, смакуя каждый глоток – уж больно пиво вкусное было, прохладное, язык щипало.

Пока слуга помогал обуваться, голову совсем отпустило. Даже приметил князь, что сапоги начищены. И когда успели?

Тот же слуга одеться помог. Чашник Юрий рядом стоял, сдувал невидимые пылинки с одежды князя.

– Завтракать пора, князь, уже стол готов.

Стол внизу, в трапезной, был накрыт, и, хотя и был значительно скромнее вчерашнего, отведали каши по-гурьевски да судачка заливного, да узвара с пряниками печатными.

Из бояр только ближние были, потому народу немного собралось, человек десять.

Поснедав, все поднялись в кабинет Олега Ивановича и уселись в удобные кресла друг против друга. Понемногу разговор начался – пока ни о чем: о слухах за князей Муромских, об Ольгерде.

– Так ты чего, Федор Иванович, ко мне пожаловал? Для дани рано, а видно, гложет тебя чего-то…

– Ты сам знаешь, Олег Иванович, что басурмане едва не каждый год набеги на Русь делают. Думаю, и нынешний год исключением не будет.

– Есть основания так думать?

– Лучше бы их не было. Две недели тому обоз купеческий в Ельце был, из Кафы шел. С виду вроде и не татары. Купчик там один был – уж дюже любопытный: вдоль стен крепостных прошел, воротами изнутри поинтересовался. Думаю, лазутчик, сведения перед набегом собирал. С тем обоз и ушел.

– Похоже на то. Хотя все купцы в той или иной мере лазутчики. Когда в землях чужих бывают, узнают – крепко ли правитель на троне сидит, много ли противников у него среди боярства, сильны ли деньги, да есть ли урожай, да каков он, да могучая ли рать? А по возвращении в свои страны правитель через людей доверенных купцов опрашивает. Завсегда так было. Только мы гадать не будем. Сейчас Ивана Мирославича позовем, он нам все и обскажет – он недавно в Орде был, у родителей.

Федор Иванович знал, что князь Рязанский зятю своему шибко доверяет. Иван Мирославич – татарин крещеный, в Орде его Салахмиром звали. В свое время, когда Владимир Пронский трон рязанский занял, он привел дружину свою в Рязань и помог Олегу Ивановичу престол отеческий вернуть. С тех пор они и породнились и верили друг другу безоглядно.

Слуга ушел за зятем Олега, и в комнате повисло молчание.

Вскоре явился Иван. Одет он был по-русски – в рубахе и штанах, однако лицом – вылитый татарин: узкие глаза, жиденькие вислые усы, редкая бородка. Известно ведь, у татар волосы на лице редкие и растут плохо.

Приложил татарин руку к сердцу, поклонился князьям.

– Садись, зять любимый! Разреши наш спор. Вот Федор Иванович опасается, что нонешним летом набег ордынский будет. Ты недавно от родичей вернулся, изнутри все видел, верю я тебе, как себе. Вот, разреши наши сомнения и тревоги.

– Неспокойно в Орде – это правда. Тохтамыш приказал войска собирать, смотр проводить. Только на Русь они не пойдут.

– А куда?! – разом выдохнули оба князя.

– Я планов Тохтамыша не знаю – не та величина. Но в Орде говорят – война с Аксак-Тимуром будет.

– Кто такой? Не слыхал никогда!

Олег Иванович откинулся на спинку кресла.

– Его еще Железным Тимуром называют. В Орде говорят – приютил он молодого Тохтамыша когда-то, даже воинов дал. Друзьями были, а потом Тохтамыш в силу вошел, да и напал на владения Тимура, за что Тимуром был бит дважды. Неверный друг хуже собаки! – неожиданно вскричал крещеный татарин. Видимо, он имел основания не любить Тохтамыша.

– Ты погоди о Тохтамыше, ты о Тимуре расскажи, – перебил его Олег Иванович.

– Немного я знаю, не был в тех краях – далеко очень. Знаю, что столица Тимура в Самарканде, что армия велика и сильна, многие государства покорил он, к покорности привел. Все.

– Немного. А чего о Тимуре мне не сказывал?

– Чего говорить попусту? Где Тимур и где Рязань? Он и на земле Орды-то никогда не был, а от нее до Руси еще далеко. Нет, не дойдет. Да и чего ему здесь делать? Он врага своего, хана Тохтамыша покарать хочет.

– Тогда другое дело. Ты из Венева вернулся?

– Из него.

– Чего про Москву слыхать?

Три года назад Василий Дмитриевич присоединил к себе Нижегородское и Муромское княжество. Но о том, князь, ты уже ведаешь. Сейчас спит и видит, как бы Устюг, Вологду, Бежецкий Верх да земли Коми присоединить.

– То мне ведомо, – вставил Олег, – да руки у него пока коротки.

– А еще говорят, в Москву мастер, Феофаном кличут, по приглашению Василия приехал. Будет кремлевские храмы расписывать. Кто его работу в Благовещенском Соборе видел – восхищается: больно благолепно.

– Хм, интересно. Посмотрим, какой он мастер. Может, в Рязань потом переманим – чужеземцы деньги любят.

– А еще – первенец, сынок у Василия с Софьей родился, Юрием назвали.

– Слышал, посольство небольшое уже отрядил с подарками да поздравлениями. Еще что?

– Все, князь Олег Иванович.

– Спасибо, Иван Мирославич.

Зять княжеский откланялся и ушел.

– Ну, довольна твоя душенька, Федор Иванович?

– Да, успокоился немного.

– Так что отстраивайся; лето спокойное ноне будет, лишь бы Москва смуту не затеяла. А не попариться ли нам в баньке, Федор свет Иванович?

– За приглашение благодарствую, да дома дел полно. Пожалуй, поеду я.

– Ну, как хочешь. Как говорится, хозяин-барин.

Слуги оседлали лошадей и вывели их из конюшни. Обнялся князь Федор Иванович с Олегом Ивановичем, расцеловался, сел в седло и выехал со двора. Вслед за ним вывели под уздцы своих лошадей со двора дружинники, вскочили в седла, и кавалькада чинно выехала из города. Простой люд, показывая пальцем на княжий выезд, кричал:

– Гляди, гляди, князь Елецкий!

Не знал тогда Федор Иванович, что это была его последняя встреча с Олегом Рязанским.

Выехав за ворота, они взяли с места в карьер. Гнали лошадей, гикали да свистели весело. Князя Елецкого охватил молодецкий задор. Настроение князя было великолепным, страхи его и опасения напрасными оказались.

Глава 3. Тохтамыш

Белой Ордой правил хан Тимур-Мелик, отличавшийся многочисленными слабостями и пороками. Поддержки среди огланов и беков он не имел, потому Тамерлан счел возможным дать Тохтамышу войско и отправить его на поколение ордынского престола.

Столицей Белой Орды был город Сыгнак. И весной 1378 года под напором войск Тохтамыша Сыгнак пал.

Прибрав к рукам восточную часть Орды, Тохтамыш с войском вторгся в западную часть, где хозяйничал темник Мамай, прав на престол не имевший, ибо в жилах его не текла кровь Чингисхана.

Для Мамая же год этот случился роковым. Вначале он потерпел жесточайшее поражение от князя Дмитрия с его союзниками на Куликовом поле и отступил с остатками войска, чем воспользовался Тохтамыш. Он напал на дезорганизованные остатки войск Мамая у реки Калки и разбил его. Так Тохтамыш, сын Туй-Хаджи-Оглана, пришел к власти, став ханом Золотой Орды, хозяином улуса Джучи. Он принадлежал к потомкам Тукай-Тимура, тринадцатого сына Джучи. Отец его, правитель Мангышлака, был казнен за неповиновение Урус-хану. Несовершеннолетний Тохтамыш бежал в Чагатайский улус, к Тимуру. С этого началось их знакомство.

После воцарения на ордынском троне Тохтамыш жесткой рукой пресек внутреннюю смуту, казнив недовольных. Но Орде требовались немалые деньги – на войско, жалованье чиновникам, и Тохтамыш обрушился на русские земли, переставшие после Куликовской битвы платить дань.

В 1382 году он обманным путем вошел в Москву и сжег ее, как и другие древние русские города. Препятствуя усилению Москвы, Тохтамыш поддерживал ее соперников – тверских и нижегородских князей и князя Рязанского.

Узнав о вторжении татар на Русь, князь Дмитрий Донской и Владимир Андреевич Храбрый уехали в Кострому и Волок Ламский для сбора войск. Митрополит Киприан укрылся в Твери.

После взятия Тохтамышем Серпухова народ в Москве охватила паника. На помощь Москве пришел с воинством литовский князь Остей.

Тохтамыш подошел к Москве 24 августа. Город храбро защищался, однако нижегородские князья Василий Кирдяпа и Семен Дмитриевич, подосланные Тохтамышем, заверили москвичей, что хан ничего дурного с жителями не сделает. Обманутые жители 26 августа открыли ворота Тохтамышу.

Но хан и не думал сдерживать слова, данного москвичам. Начались резня и грабежи.

Уходя, татары подожгли город.

После падения Москвы печальной участи подверглись Переяславль, Владимир, Юрьев, Звенигород, Можайск, рязанские земли.

Набегов на Русь хан больше не предпринимал, бросив все силы на завоевание более богатых областей.

Первым был ограблен и разорен Тебриз, где только пленных было взято девяносто тысяч. Затем были Миранда, Нахичевань, где было пленено более двухсот тысяч.

Однако дальновидный Тимур захватил Грузию, отрезав Тохтамыша от лакомой добычи в Иране. В ответ Тохтамыш заключил союз с давним врагом Тимура – эмиром Могулистана Номар-ад-дином, намереваясь нанести двойной удар – с севера и востока – по Тамерлану.

Вначале все шло по плану союзников, но как только Тимур, бывший в это время в Ширазе, выслал на подмогу Самарканду, Бухаре и Саурану конницу, золотоордынцы отступили.

В ответ Тимур в 1391 году пошел на Орду войной, и при реке Кондурче разбил огромное двухсоттысячное войско Тохтамыша, собранное из черкесов, булгар, русских, кипчаков, башкиров и мокши.

Разгром был катастрофическим, но Тимур совершил ошибку, не пройдясь огнем и мечом по Орде, не догнав и не убив Тохтамыша. Зато ордынский хан развил кипучую деятельность, собирая новое войско.

Столица Орды процветала во многом благодаря рабскому труду. Ремонтировали и расширяли водопровод, благо Итиль был рядом, ведь Сарай-Берке находился на левом берегу Ахтубы, притока Итиля. В городе благоухали парки, журчали фонтаны, в богатых домах были бассейны с рыбками. А над городом, на верхушке дворца хана, гордо возвышался полумесяц из золота в два кынтаря весом. В часы намаза с многочисленных мечетей звучали призывы муэдзинов, сзывающие правоверных на молитву. Шумели многочисленные рынки, поражая обилием товаров – от рыбы из Итиля до синдского шелка и рабов из покоренных земель. Жители посещали общественные бани, учились в медресе. Жизнь в городе текла спокойно.

Вот только радовались этой жизни в Сарай-Берке коренные жители. Для многочисленных рабов жизнь в Золотой Орде и ее городах казалась адом.

Рабы строили мечети, медресе, караван-сараи, дома, рыли колодцы, тянули водопровод, пасли скот, обрабатывали огороды. С них собирали урожаи брюквы, репы, капусты, бобов. В садах зрели виноград, гранат, айва, яблоки, груши, персики, орехи. А дыни на бахчах были просто великолепны!

На полях росла пшеница, и урожай ее был сам-пятьдесят, а в некоторых районах – и сам-сто. Столь же плодородны были поля проса, гороха, ячменя.

Были, конечно, и неудобья, солончаковые земли.

Но главным богатством Золотой Орды были степи, поросшие ковылем, где паслись тучные стада баранов и табуны лошадей – этого неиссякаемого источника мобильности Орды и ее экономического благополучия.

Охота же служила развлечением для знати – особенно соколиная и барсовая.

Широко распространена была рыбная ловля, но это занятие было уделом людей небогатых. Итиль с его многочисленными притоками, обилие рыбы в реках, в том числе дорогого осетра, делали рыбную ловлю занятием прибыльным. Рыбу солили, вялили, коптили.

Многочисленно было племя купцов, и торговля процветала. Орда вела морскую торговлю через Каспий и Черное море. В Крыму располагались торговые города: Солдайя (Судак), Кафа (Феодосия), Чембало (Балаклава).

Вторым направлением была торговля караванная – по старым торговым путям на верблюдах и лошадях. Даже центры торговые сложились, вроде Хаджитархана (Астрахани), Булгара, Ургенча, Сарайчика на Яике, обоих Сараев – Бату и Берке. Перечень товаров был обширен – различные меха, кожа, дорогая рыба, воск, мед, соль, шелк, камка, перец, зерно, ткани, ковры, серебряные изделия, жемчуг, краска.

Ну а рабы – отдельная статья. Количество их возрастало после удачных военных походов, но тогда падала цена. Жизнь раба для его владельца ничего не стоила.

А во дворце журчал фонтанчик, на лужайке зеленела молодая травка. Хан сегодня был в хорошем расположении духа. В бане его хорошенько пропарили, сделали массаж, втерли в кожу благовония. На пути ко дворцу его встретил сокольничий – бей Кутлукай, поклон отбил. Хан кивнул самодовольно, выслушал поток лести и здравицу.

– Как там мой любимец, Тукле-Аяк?

– Прекрасно поживает, но жаждет, когда ты снимешь с него черный колпачок и спустишь с руки. Засиделся совсем.

Тукле-Аяк был охотничьим соколом редкого черного окраса – птицей молодой, сильной, добычливой. Завидовали хану вельможе, а персы так и вовсе просили продать птицу, предлагая за нее золото по весу ее. Но что хану золото? Один блеск! Что может сравниться с азартом охоты, когда кровь кипит в жилах и сердце отчаянно колотится?

– Скоро, Кутлукай, уже скоро. Сегодня – прием диван-беги, потом – Нур-Девлет, к дочкам-близнецам Ханеке и Кюнеке обещал зайти. Завтра – обещал сыновьям Искандеру, Кучуку и Абу-Саиду на охоту с барсом выехать.

– Вот так всегда, глубокоуважаемый хан. На первом месте – барсники.

– Барсами еще мой дед, Кутлук-Ходжа занимался. Как я могу отказаться от такой охоты?

Кутлукай склонился в поклоне, а Тохтамыш проследовал мимо.

Войдя во дворец, он задержался, раздумывая: пойти на женскую половину или сразу – в свои покои? Пожалуй, сначала в зал приемов. Деньги – главное! Сама армия удовольствуется и трофеями, а нойонов, беков и прочую знать прикармливать надо.

В этом отношении хорошо Тимуру, врагу его. У него в войске гулямы, воины умелые и самое главное – беспрекословно подчиняющиеся своим начальникам. И об умении их пользоваться особыми приемами легенды ходят. Каждый из них должен уметь на скаку кончиком копья поддеть колечко, которое другой гулям двумя пальцами держит.

У Тохтамыша же конница – в основном из ополченцев, диких степняков. На лошадях они ездят отлично, садясь на них сызмальства. Из луков стреляют метко, саблями рубятся отчаянно. Но! Воинского порядка не любят, дисциплины не понимают, и выбить из них этого нельзя – не понимают, и научить их этому невозможно.

Да еще и с союзниками, с их войсками считаться приходится! Одна русская пехота чего стоит. Вон, суздальский князь сыновей своих, Семена и Василия, с воинами прислал. А коней не дал, да и сражаться урусы только в пешем строю могут. Спору нет, нужна пехота – с флангов прикрыться, при осаде городов. Но уж больно медлительна!

После разговора с диван-беги, долгого и тягостного, хан направился к дочерям. Раз обещал – слово надо держать.

Войдя на женскую половину и подойдя к комнатам близняшек, он услышал девичий визг. Пинком ноги он распахнул двустворчатую дверь.

Одна из близняшек при его появлении прекратила кричать. Платье ее было обрызгано чем-то темным. Рядом с растерянным видом стояла побледневшая служанка с чайником в дрожащей руке.

– Хан, она испортила мое платье! – Ханеке вскочила и бросилась к отцу.

– Успокойся, девочка, она больше не войдет в твою комнату. Эй, евнухи!

В дверях появились двое мужиков с расплывшимися, по-бабьи безволосыми лицами.

– Выпороть служанку плетьми и пусть ухаживает в конюшне за ослами!

– Слушаемся, эфенди!

Евнухи подхватили испуганную служанку под руки и поволокли на задний двор к хозяйственным постройкам.

Тохтамыш погладил Ханеке по голове, с гордостью глядя на расцветающую юную дочь, и подумал: «Совсем уже взрослая стала, скоро четырнадцать лет исполнится. Пора приглядывать ей жениха, а потом – и замуж. Только с женихом не прогадать бы – чтобы из знатного и уважаемого рода был, где воинов много, дабы в верных подданных ходил, на кого опереться можно». Помнил еще хан времена замятни, когда за короткое время сменилось двадцать пять правителей Орды. Некоторые по три месяца всего успели посидеть на троне. Кого потом претенденты зарезали, кого отравили, потому как недальновидными были. Пришел к власти – в первую очередь недовольных и конкурентов убери. Если надо – казнить можно, придумав подходящий повод, или из Орды выслать, чтобы не мутили народ. И никто тогда слова поперек сказать не сможет. Хан в Орде – всевластный хозяин, может казнить или миловать любого. Сам Тохтамыш прошел через это, на своей шкуре почувствовал жесткие законы ханского двора и успешно применял их. Недовольные, конечно, были – как без этого, но и Тохтамыш не дремал, окутал сетью доносчиков всю Орду.

Особенно беспокоило его положение в Крыму. Города крымские далеко, от соседей, греков да генуэзцев, всяких мыслей дурных нахватались. Подчинить бы себе весь Крым, но это – война. А у хана сейчас другие заботы – вон, лазутчики доносят, Тимур снова зубы точит. Спит и видит Железный Хромец, как бы Орду себе подчинить, лишить ее могущества. Ведь Орда – перекресток торговых путей, это поток дани от русских княжеств, это водный путь на север. Только Аллах на его стороне. Были уже битвы с Тимуром, и хоть хан победы не одержал, так хоть на престоле сумел удержаться и власть сохранил. По всему выходит – ничья в военном раскладе, как в шахматах.

Лазутчики подвести не должны, сообщат вовремя. Это Тимуру с войском идти далеко, а хан за десять дней войско, которое не будет вымотано долгим переходом, соберет. Единственное, над чем подумать надо, – так это над переправой. Итиль – река широкая, полноводная. Пожалуй, послать в Булгар кого-то из нойонов надо, пусть суда речные пригонят, тогда воинов и лошадей переправить можно. У булгар судов много, не убудет.

– Ты о чем задумался, отец? – прервала его раздумья дочь.

– О делах государства и замужестве твоем.

Щеки дочери вспыхнули.

– Наверное, уже присмотрела себе багатура?

– Да, отец!

– И кто же он, из какого рода?

– Нуруддин, сын Идигея, – едва слышно произнесла Ханеке.

– Что?! – Тохтамышу показалось, что он ослышался. – Повтори!

– Нуруддин, сын Идигея…

– Не бывать тебе замужем за Нуруддином! – чуть не закричал Тохтамыш. – Ты же знаешь, что он – сын изменника и предателя. Отец его к Тимуру хромоногому переметнулся, чтобы их обоих Аллах покарал!

Ханеке стояла, опустив глаза.

– По сердцу он мне, – прошептала она.

– Я тебе сам мужа подберу достойного, чтобы из знатного рода был, богат и удачлив, в битвах себя храбрецом проявил. А главное – чтобы род его мне предан был и не злоумышлял измены.

Хан резко повернулся и вышел из девичьей.

Вот всегда так. Печешься о силе государства, о благоденствии подданных, а о дочерях забыл. А они, паршивки, не на тех смотрят. Ничего, он подберет им – и как можно скорее – видных мужей. И пусть Ханеке выбросит этого Нуруддина из головы. Как только ей в голову такое могло прийти?!