Текст книги "Огневой бой. Воевода из будущего (сборник)"

Мы попрощались, и я пустился в обратный путь.

Дома я сказал Лене, что уезжаю со срочным поручением в Москву. Подобрал одежду простого ратника, выбрал себе в дорогу дамасский клинок и пистолет с запасом пороха и пуль.

На наше счастье, солнце светило вовсю, грязь подсыхала, и на третий день утром я стучался в ворота монастыря. Небольшой отряд Федора уже был готов, и мы выехали.

За первый день пути мы с трудом преодолели верст пятнадцать. Лошади и всадники были заляпаны грязью по уши. На постоялом дворе долго пришлось отмываться и оттираться. Мало того, что самому, так еще и лошадь чистить требовалось.

Второй и третий день были похожи на первый. Господи, да когда же кончится грязь!

Но чем дальше мы продвигались к западным границам Руси, тем грязь становилась плотнее, и к пятому дню пути местами можно было даже пускать коней галопом.

На порубежье стражники долго разглядывали подорожную, потом подозрительно спросили:

– Коли купец, тогда где товар?

– Я за товаром только еду.

– К заклятым «друзьям» нашим? Ладно, езжайте. Коли денег много, поосторожнее будьте – на литовской стороне банда рыщет, иногда к нам перебирается, через рубеж. Давеча на сельцо напали, пограбили, полон увели. Маловато у тебя охраны, купец, в ватажке той сабель десять будет, не меньше.

– Авось с Божьей помощью пронесет.

На литовской стороне нас никто не остановил, глянули лениво на подорожную и махнули рукой:

– Проезжайте.

А дорога получше пошла – где мощеная, где грунтовки подсохли. Вестимо – сюда весна раньше приходит, да и снега зимой меньше было.

За время в пути мы с Кучецким общались тесно и стали почти друзьями. Я понимал, что между мной и Федором пропасть, по крайней мере – не одна ступенька. Он – из столбовых дворян, приближенный к государю человек, наделенный большой властью и полномочиями. Я же – рядовой боярин, коих на Руси – сотни. Но – оказался в нужное время в нужном месте, потому стряпчий государев меня и приблизил. И еще – были у меня подозрения, что Кучецкой появился у Саввы не просто так. Что-то их связывало. Да и жалованные мне земли и грамотки не появились ниоткуда. Не Кучецкой ли тот человек в Москве, на которого опирается Савва и чьей благосклонностью располагает? А светская и духовная власть идут в связке, в одной упряжке.

Но догадки свои надо держать при себе, все равно потом это как-то да должно подтвердиться. Не в меру любопытных и умных власть не любит.

Так, без происшествий, мы проехали Литовское княжество и теперь скакали по дорогам Польши.

Любая дорога когда-нибудь заканчивается, вот и наша тайная миссия подъехала к Кракову.

Я с любопытством разглядывал старинный город – высокие каменные здания под черепицей, узкие улочки. Почти на каждой площади – костел. Площади и улицы мощены булыжником – Европа! – однако грязи везде полно, как и у нас. Вдоль улиц, у самых домов, текут зловонные ручьи. Централизованной канализации-то нет. А еще свою лепту – в виде навоза – вносят кони и прочая живность.

Видимо, Кучецкой в Кракове бывал и раньше, потому как ехал по улицам уверенно.

Недалеко от центра, в глухом переулке, мы остановились на постоялом дворе. Хозяин и Кучецкой поздоровались как старые знакомые. Федор довольно бойко говорил на польском, чем меня удивил. А вообще-то чего удивляться – при его должности поездки за рубеж бывают, наверное, часто, и языки знать надо.

Мне отвели комнату вместе с ратниками. Мужики неплохие – чувствовалось, что вояки опытные, тертые. И на руках у них мозоли грубые не от сохи – наверняка от долгих упражнений с железом. Куда бы мы впоследствии ни заходили, сначала первыми – они, затем уж Кучецкой, а за ним, охраняя тыл, – уже и я.

Федор остановился в соседней комнате.

К вечеру он ушел, предупредив, что сопровождать его не надо, и заявился только ночью. Одет он был как русин – так называли русских, проживающих в Польше и княжестве Литовском. Даже если бы он и надел европейскую одежду, его бы все равно выдала борода. Европейцы были почти все бриты, но на голове – прическа. Русские же были бородаты, а брита голова. Правда, не у всех, только у воинов. Купцы, ремесленники, крестьяне и прочий люд голову не брили. У воинов это было необходимостью – меньше потела голова в войлочном подшлемнике, а случись рукопашная – за волосы врагу не ухватить.

Мы с ратниками сидели безвылазно на постоялом дворе, ожидая распоряжений Кучецкого. Федор предупредил, чтобы без нужды мы в город не выходили – уж больно внешность наша живописная. А поляки и так русинов в своем отечестве за людей не считают, могут возникнуть ненужные нам конфликты. Паны – то бишь бояре польские – чванливы, заносчивы, высокомерны и крайне обидчивы. Из-за косого взгляда на паненку за сабли хватаются, причем пользоваться ими умеют неплохо. Так что проще сидеть на постоялом дворе, что мы не без удовольствия и делали. Пиво пить Федор разрешил как единственное послабление, а то чувствовали бы себя как узники в тюрьме.

Три дня по вечерам Федор исчезал один, видимо – на встречи с нужными людьми. А на четвертый день попросил меня его сопровождать, приказав надеть темный плащ и взять оружие.

Мы вышли с постоялого двора, как только стемнело. Моросил противный мелкий дождь, как осенью. Оно, может быть, и хорошо – людей на улице мало.

Федор шел быстро, я – за ним, отстав на два шага. На перекрестке мы остановились под навесом.

Вскоре из улочки выехала крытая карета и остановилась возле нас. Федор открыл дверцу, попросив меня остаться снаружи, сел в нее и закрыл дверь.

Из кареты доносился приглушенный разговор двух мужчин. Я поглядывал – то по сторонам, то на кучера. Тот сидел на облучке, как истукан. Дождь лился ему на шляпу, стекая на одежду, но он даже не шевелился.

Разговор в карете перешел на громкие тона, похоже – что-то не поделили, не договорились.

Я насторожился и незаметно вытряхнул грузик кистеня из рукава в ладонь. Карета качнулась, не иначе – внутри завязалась борьба.

Теперь настала пора вмешаться мне.

Я вскочил на колесную ось и тюкнул кистенем кучера по виску. Он молча завалился на облучок. В следующий момент я прыгнул вниз и распахнул дверцу, другой рукой выхватив пистолет.

На сиденье боролись – даже скорее барахтались – Федор и незнакомый мне мужчина. Для настоящей драки или борьбы в карете просто места нет – она узенькая и рассчитана только для двоих.

Недолго думая, я перехватил пистолет за ствол и его рукоятью ударил незнакомца по темечку. Он обмяк и повалился на спинку. Я взял его руку, пощупал пульс: «Живой!»

– Ты чего так долго, он меня чуть не задушил, – просипел Федор, потирая шею.

– Я как увидел, что карета качнулась, оглушил сначала кучера, а потом – вот этого.

– Ладно, обошлось на этот раз. Подвела меня эта гнида, – Федор ткнул кулаком в бок незнакомца. – Деньги взял, а дело не сделал.

Федор высунулся из дверцы кареты, осмотрел улицу.

– Никто не видел, как ты его?..

– Нет, пусто на улице.

– А и ладно. Добей его, и уходим.

Федор выпрыгнул из кареты.

Вот черт! Убить врага в бою – доблесть, а добивать оглушенного – не по мне, с души воротит. А деваться некуда. Очухается – всех нас сдаст, не выбраться тогда из Кракова.

Придется инсценировать ограбление.

Я заткнул за пояс пистолет, вытащил нож из ножен, срезал кошель на поясе незнакомца. Несколько раз легко чиркнул ножом по кистям, как будто незнакомец защищался руками от вооруженного ножом грабителя, и потом убил его ударом в сердце. Нож обтер об одежду убитого и вложил в ножны.

Федор ожидал меня метрах в двадцати от кареты.

Дождь моросил по-прежнему, и на улице – ни души. Это нам на руку, свидетелей – никого.

Был уже поздний вечер, когда мы дошли до постоялого двора. Перед входом, где горел масляный светильник, Федор остановился, тщательно осмотрел мою одежду.

– Крови не видать. Хозяин постоялого двора, хоть и куплен мною с потрохами, однако же большого доверия не вызывает, потому лучше не давать пищу для подозрений.

Мы зашли под навес и, сняв мокрые плащи, отжали воду. В трапезной немного перекусили, попили вина. Федор больше молчал, погруженный в думы. Потом неожиданно спросил:

– Ты по-ляшски говоришь ли?

– Прости, Федор, не разумею.

– Жалко. Пошли ко мне, посоветоваться надо.

В комнате перед жаровней мы развесили плащи. От них пошел парок, и комната наполнилась тяжелым влажным духом.

Федор показал рукой на скамью. Я присел и приготовился к разговору, расстегнув ворот. Боярин мерил комнату шагами, лицо его было угрюмым. Что-то, неведомое мне, угнетало его – я чувствовал, как непросто ему начать разговор, но терпеливо ждал, когда Федор соберется с мыслями.

Кучецкой тяжко вздохнул.

– Не удалось мне все задуманное свершить, Георгий. Можно сказать – не выполнил я задание государя. Единственное, что остается, – забраться в дом к одному человеку.

Федор оглянулся на дверь, понизил голос:

– Он посланник папы римского и при дворе Сигизмундовом вроде папского легата. Почти все списки грамот, что король посылает, у него есть. Надо бы нужную грамотку государю нашему, Василию, доставить. К самому Сигизмундову хранилищу не подобраться, да и тревога изрядная поднимется, а легат, я думаю, об утрате молчать будет. Коль и заметят пропажу – сделают новые списки с грамот, тем и кончится. Только вот как это сделать? – обреченно развел руками Федор.

Боярин снова нервно зашагал по комнате, снедаемый тяжкими думами. Я понял, что у Федора нет не то что плана действий, – даже зацепиться было не за что. Боярин принялся рассуждать вслух:

– Дом у легата – каменный, дверь из кованого железа, ну и прислуга, конечно. Штурмом дом не взять, он – как крепость. Обманом разве что в дом проникнуть? Что присоветуешь? – без всякой надежды посмотрел на меня Кучецкой и присел рядом.

– А план дома есть? Где этот священник хранит списки грамот?

– Рассказывал человеку моему конюх его о расположении комнат. Спальня легата и кабинет его на втором этаже. А вот где документы легат хранит – про то конюх не ведает. Мыслю – в кабинете.

– Пойди еще попробуй в том кабинете найти бумаги нужные, – почесал я затылок. – Не на видном же месте они лежат!

– Это верно, – снова вздохнул Федор. – Да что о кабинете говорить, когда мы не знаем даже, как в дом проникнуть.

Боярин снова встал и зашагал по комнате. Ночную тишину нарушали только нервные шаги государева стряпчего. Я лихорадочно думал, пытаясь представить себе обстановку. Как назло – ничего путного в голову не приходило. Мимо прислуги незамеченным на второй этаж не проникнешь, они на службе не спят – обязанности свои несут справно. Вот! А когда спят? Эта мысль мне определенно понравилась. Я представил себе ночную операцию – действовать придется по обстоятельствам, тихо и быстро. Это – шанс!

Мое оживление не осталось незамеченным – Федор вперился в меня взглядом.

– Я проникну, – решился выручить побратима, хоть и не представлял пока, как это сделаю. – Только желательно легата из дома выманить, чтобы его ночью в доме не было.

– Чего удумал-то? – недоверчиво покосился Кучецкой.

– Не скажу пока, лишнее. Сделай так, чтобы легата на одну ночь дома не было, остальное – мои дела.

– Попробую, – воспрянул духом Федор.

– А грамотки с виду каковы? Я же прочесть не смогу, что там написано.

– Если бы я их видел, сказал бы.

– Так вдруг у него там целый мешок разных грамот – что же мне, все тащить?

– А что еще остается?

– Тогда решено: беру все, что найду. Повозку какую-нибудь недалеко от дома поставить надо. Если я ночью с мешком по улицам расхаживать буду – первые же встречные стражники за вора примут и в тюрьму отведут.

Федор подумал немного:

– Выполню, даже ратников своих дам, пусть недалече крутятся, в случае чего – тебе на помощь придут, отвлекут на себя слуг.

– И еще мыслю: как грамотки возьму – кабинет поджечь. Даже если не только кабинет, но и что другое в доме сгорит, нам убытка никакого, а легат подумает – случайность. Пожар все следы скроет. Не украли бумаги, а сгорели они, сгинули в огне!

– Молодец! Голова! – Федор хлопнул меня по плечу. – Теперь план есть, буду действовать. Как только удастся все подготовить, дело за тобой. А сейчас спать иди, я обдумать должен. Не так это просто.

Я откланялся и пошел спать.

Два дня прошли в томительном ожидании. Ратники из охраны Федора развлекались по-своему – играли в кости, и за проигрыш давали друг другу звучные щелбаны по лбу.

Я наблюдал за состязанием взрослых дитятей, откровенно скучая. Хлопнула дверь, и мы услышали, как хозяин приветствует Кучецкого.

Зайдя в свою комнату, Федор тут же позвал меня и плотно закрыл дверь. Эти два дня я его и не видел. Выглядел он осунувшимся, под глазами – темные круги. Видимо – в трудах и заботах ни поесть ни поспать толком не получалось.

– Георгий, ты готов ли?

– Чего мне особо готовиться?

– Ох, не сорви дело. Много трудов и денег казенных потрачено на него. Сегодня папский легат будет на приеме у короля, потом – бал. Вернется он поздно, а может, и заночует во дворце. Мой человек постарается его всячески придержать. Повозку с лошадью я приготовил – уже стоит на постоялом дворе.

Я выглянул в оконце. Федор перехватил мой взгляд:

– Кучера отпустил. Ездовым посажу одного из ратников, другой неподалеку будет. Теперь все зависит от тебя. Не подведи. Как только списки сыщешь – в мешок и к подводе. А завтра с утра, как ворота городские откроют, надобно ноги уносить от греха подальше.

– Согласен. Я готов. А то засиделись мы тут. А списки, если они в доме, сыщу!

– Дай-то бог! Пойду к ратникам, надо им дорогу к дому показать да на месте определиться, где повозке стоять. Отдыхай пока, ночью не до того будет.

– Уж бока отлежал.

Я пошел в свою комнату, а Федор, забрав с собой ратников, ушел.

Я улегся на постель. Никаких конкретных планов или предположений у меня не было. Я не знал, какая мебель в кабинете, да еще и уверенности не было, что искомые документы именно там окажутся. И времени у меня будет не много – часа три-четыре, если брать худший вариант, что легат после приема и бала сразу домой вернется, а не останется ночевать во дворце.

Вернулся Федор. Ратники его как-то сразу посуровели – все-таки дело серьезное, это не в кости играть, баклуши бить.

Стемнело. Федор нервничал. Вида он не подавал, но мерил шагами комнату, щелкал пальцами.

– Пора!

Ратники вышли из комнаты, и вскоре я услышал перестук копыт и погромыхивание колес повозки по булыжной мостовой.

– Георгий, и нам пора! Очень тебя прошу – сыщи эти бумаги. Да, а мешок? – спохватился Кучецкой.

– Уже приготовил.

Мы вышли из постоялого двора и пошли по темным улицам Кракова. Навстречу попалась парочка мужиков, довольно разбойного вида, но связываться с нами они не стали. А может, и опытом горьким научены: чего ждать от русинов – неизвестно, лучше уж своих городских ляхов потрясти. Ну и правильно, зато живыми остались.

Видимо, они это чувствовали звериным своим чутьем и обошли нас стороной.

Мы завернули за угол, Федор придержал меня за руку.

– Вон повозка, там Алексей. Трифон, второй ратник, на том углу стоит. Если что не так пойдет – легат раньше времени вернется или еще что приключится – он знак подаст: свистнет или камнем в окно запустит, по обстоятельствам. Так что уши на макушке держи. Коли кто из прислуги обнаружит тебя – не жалей. Тут, брат, большая игра и ставки высокие, пожалеешь – многими тысячами ратников наших за жалость такую расплачиваться придется. Сам дом легата – вон, на той стороне. – Он показал чернеющий в темноте высоченный особняк с остроконечной крышей и с оконцами в ее скате.

– Да понял я!

– Тогда с богом!

Федор остался за углом – где и стоял.

Я подошел к дому, осмотрелся. Кроме наших, никого и не видно. А Федор мне сейчас – только помеха. Пристанет потом – как ты проник в дом?

Я не торопился, стараясь представить, где лучше пройти. Тут вход с железной дверью. Рядом – наверняка окно комнаты привратника. Да и где же ему еще быть? Справа от двери еще три окна. Дом неширокий – по фасаду метров двенадцать, но в три этажа. Окна узкие, как бойницы, да еще и решетками забраны. И в самом деле – не дом, а крепость.

Под одним из окон я прилип к стене, вжался и прошел сквозь нее.

Темная комната, ничего не видно, лишь слышно чье-то дыхание. Дыхание ровное – видимо, человек спит.

Я застыл на месте, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. Через несколько минут стала различима постель со спящим человеком, дверь. Туда я и направился и беспрепятственно прошел сквозь нее, попав в коридор. Здесь горело несколько светильников, давая довольно скромный, колеблющийся свет, но после темноты он показался мне настолько ярким, что я даже на секунду зажмурил глаза.

Затем я двинулся влево – к входу. Лестница на второй этаж, по моим понятиям, должна быть там. И точно: каменная, довольно широкая, со щербинами лестница оказалась здесь. Осторожно ступая, чтобы в тишине не было слышно звука шагов, я поднялся наверх.

Куда теперь? В коридор выходило не менее пяти дверей. Я прислушался. В доме по-прежнему тишина полная, жильцы спят.

Я прошел через ближнюю ко мне дверь. Видимо, здесь – небольшая молельня. На постаменте крест с распятием Иисуса, в углу – деревянная фигурка Девы Марии. Горит свеча. И все! Комната пуста, тут ничего не спрячешь.

Прямо через боковую стену, не выходя в коридор, я проник в следующую комнату. Здесь, без сомнения, спальня. Жесткое деревянное ложе застелено тонким шерстяным одеялом.

Стоит бюро для письма с принадлежностями на нем, стол, несколько венецианских стульев с гнутыми спинками, шкаф для одежды. С него я и начал, только там, кроме ряс да пар черных же штанов, ничего не было. Открыл незапертый письменный стол – стопка чистой бумаги, перья. В бюро тоже пусто. Я не поленился, поднял одеяло, под которым – только голые доски.

Не медля, прошел через боковую стену и попал – даже не знаю, как определить – в кабинет ли, библиотеку? Боковые стены были уставлены книгами на деревянных стеллажах. Посредине стоял низенький столик и два стула – не иначе как для приватных бесед.

Застрял я здесь надолго. Сначала перелистывал книги – не прячет ли легат копии грамот, называемых списками, здесь. Но через полчаса понял – кроме книг, ничего не найду. Черт! Время неумолимо идет – даже бежит, а я пока так ничего и не нашел.

Пойти осмотреть следующую комнату? Ну не может он хранить документы далеко от себя! Я неосторожно задел угол стеллажа. Раздался скрип, и стеллаж на пару шагов отъехал в сторону. От неожиданности меня пробил холодный пот, но я сразу ринулся туда. Темнотища полная, окна нет. Я взял из библиотеки светильник, чиркнул кресалом и вернулся в тайник.

Ба! Да вот же они, документы! На небольшом стеллаже узенькой комнаты-пенала лежали свернутые трубочкой списки. Не просматривая и не читая – все равно не разумею по-польски, я стал укладывать их в мешок, который достал из-за пазухи. Мешок вскоре оказался полон, и я, недолго думая, уселся на него весом своего тела, смяв бумаги. Затем снова стал укладывать оставшиеся свитки. Все! Я забрал все до единой бумаги. Мешок стал объемным – как надутым, но веса почти не имел.

Пора устраивать пожар и уносить ноги.

Я попробовал поднести к дереву стеллажа огонь светильника, но дерево упорно не загоралось, хотя и было сухим. Щепочки бы сюда. Я вспомнил – книги! Рядом в комнате книги – это еще лучше щепочек.

Я вытащил в библиотеку мешок, на обратном пути принес охапку книг, выдрал страницы, поднес к огню. Бумага сразу вспыхнула – я бросил ее на стеллаж в потайной комнате и выдрал еще несколько страниц. Огонь начал жадно поглощать книги.

Со светильником я переместился в библиотеку и устроил пожар и здесь.

Когда огонь набрал силу, я подбросил в него еще книг, подхватил драгоценный мешок и прошел сквозь стену в коридор. Здесь еще даже не пахло дымом, и я потихоньку сошел по лестнице вниз, хотя так и подмывало побежать.

Прислушался – тишина. И вышел сквозь стену на улицу.

Совсем рядом оказалась темная мужская фигура. Мы оба отпрянули друг от друга в испуге. Я вытряхнул из рукава в ладонь кистень, но фигура голосом Федора спросила:

– Георгий, ты?

– Фу! Напугал.

– Взял?

– Да!

– Ходу отсюда!

К нам уже спешил ратник Трифон, не спускавший глаз с дома. Мы почти бегом направились к повозке. Я забросил на нее мешок, и ратник Алексей, не мешкая, тронулся. Мы оглянулись. Несколько окон дома уже были ярко освещены разгоравшимся на глазах пожаром.

– Леша, быстрее! – сказал Федор.

– Нельзя торопиться, боярин! Только что стража проходила, внимание привлечем.

– Ты прав, Алексей.

Мы ехали по ночным узким улочкам Кракова медленно, даже вроде как с ленцой. А так хотелось соскочить с телеги и побыстрее оказаться на постоялом дворе!

– Как прошло? Все бумаги взял?

– Долго ничего не мог сыскать, пока не обнаружил потайную комнату со списками грамот. Все, что там было, прихватил. Все списки не входили в мешок, так я их примял.

– Не беда, расправим, лишь бы бумаги нужные там были.

Мы беспрепятственно добрались до постоялого двора.

Ратник пошел распрягать лошадь и ставить ее в конюшню. Мы же с Федором поднялись наверх – в комнату, где он остановился.

Трясущимися от нетерпения руками Федор стал развязывать веревки у горловины мешка, и это у него никак не выходило. Тогда он достал нож и разрезал ее. Перевернув мешок, вывалил из него бумаги на постель, схватил одну и стал читать, шевеля губами.

– Ах, собака!

– Я-то здесь при чем, – чуть не обиделся я.

– Да я не про тебя! Вот она, грамотка-то эта, подлость Магмет-Гирея подтверждающая. Представляешь, о прошлом годе Сигизмунд в знак дружбы передал Магмет-Гирею тысячи золотых червонцев; тот золото взял, а сам послал четыре темника – это, почитай, сорок тысяч сабель – грабить южные земли короля. Говорил я тогда Василию, государю нашему, что совсем Магметке верить нельзя! Вишь, так и вышло. У этого басурмана ничего святого нет!

Федор отбросил в сторону список грамоты, схватил второй, третий… Он быстро просматривал копии грамот, одну за другой отбрасывая их в сторону. Я ждал, наблюдая за ним – пока его лицо не выражало ничего, кроме досады. А вдруг нужной ему не окажется и операция наша бесполезна?

Пока я слышал только отдельные замечания: «Нет, не то», «Опять не то», «Так вот что, оказывается, Максимилиан в Австрии предлагает…», «… великий магистр Альбрехт Бранденбургский…», «Ну, а эта хула на государя нашего им так не пройдет!»

– Федор, потише, ночь уже, и у стен тоже уши бывают.

– Верно! Прости, уж больно грамотки занятные.

Перерыв с десяток документов, Кучецкой радостно вскрикнул и впился глазами в текст. Я понял: «Есть!» От души отлегло. А Федор сиял, поглаживая бороду и глядя на меня торжествующим взглядом.

– Ну, будет чем государя порадовать, будет! – потрясал в воздухе свитком боярин. – Однако ж время не ждет! Георгий, уложи все поплотнее да прижми, чтобы мешок в глаза не бросался!

Я уложил бумаги, потоптался на мешке. Стал он почти плоским, уменьшившись по крайней мере втрое по толщине.

– Георгий, как тебе удалось в дом проникнуть? Я ведь смотрел за тобой. Стоял у дома и вдруг исчез. И обратно появился внезапно – как из ниоткуда. Ты, случаем, магией черной не владеешь?

Я достал из-за пазухи крест.

– Разве маги православные?

– Ладно, потом поговорим. Главное – дело сделано. Домой приеду – не один день читать придется. Грамотки бы в целости только домой доставить. Сведения в них тайные да великие. Да, не зря говорят – все тайное когда-нибудь явным становится. Молодец, Георгий! Не зря я о тебе вспомнил, сразу ты мне понравился тогда. Однако надо собираться, поутру выезжать.

А чего мне да ратникам собираться? Подпоясались, попили воды, оседлали лошадей – и готовы.

Федор приторочил мешок у своего седла – опасался за груз.

С утречка и тронулись в путь.

Из города выехали беспрепятственно. Стражи на воротах больше присматривали за въезжающими, чтобы никто беспошлинно товар не провез. А с выезжающих чего взять? Пусть едут себе!

Как отъехали от Кракова верст на пять, хлопнул звучно Федор себя по ляжкам да захохотал зычно.

– Ты чего, Федя?

– Удалось ведь, Георгий! Как дал государь поручение, думал – ни в жизнь такое выполнить невозможно. А ведь сделали! Домой доберемся – поведаю государю о твоих заслугах, пущай отметит. Может, землицы отписать желаешь?

– Не! – испугался я. – На землю ратники новые нужны. Смотр скоро, а у меня в дружине одного воина не хватает. Если только сына выставить новиком. Он уж оружием владеть обучен.

– Ладно, поразмыслю, какую тебе награду за службу верную вручить. То когда еще будет…

– Верно, только еще до дома добраться надо.

Мы гнали лошадей с утра и почти до самого вечера, остановившись только на обед – себе да лошадей покормить.

Через несколько дней добрались до порубежья. Поляки, едва глянули на подорожную, махнули рукой:

– Езжайте!

Так же спокойно мы проехали и Литву.

А на нашей стороне заминка случилась. То ли стражникам делать было нечего, то ли уж очень рьяно службу несли.

Прочитав подорожную, они потребовали показать – что в мешке?

– Не твоего ума дело! – резко бросил Федор.

– Ты как, купчина, с ратником на службе государевой разговариваешь! – вспылил стражник и наставил на Кучецкого острие алебарды. – Ну-ка слазь!

Я вмешался:

– Зови старшего!

Страж сунул пальцы в рот и засвистел по-разбойничьи. Из небольшой сторожки вышел десятник, что-то дожевывая на ходу.

– Вот, отказывается мешок к досмотру предъявить, – пожаловался страж.

– Ты чего, купчина?! Плетей отведать захотел?

Я спрыгнул с коня, подошел к десятнику.

– Ты что, ополоумел? Стряпчего государева, боярина Федора Кучецкого не узнал? Сейчас и сам плетей отведаешь, и вся стража твоя! Протри глаза!

Десятник смутился:

– Не знаю я в лицо стряпчего, да и в подорожной про то ничего не писано! Сказано – купец, по делам торговым.

– Коли неприятностей хочешь – зови боярина, что стражей ведает. Вы откуда?

– Костромские мы.

Кучецкому надоело слушать наши препирательства.

– Боярина ко мне! – рявкнул он.

Один из стражников сел на коня и умчался галопом. Остальные окружили нас, наставив копья.

Через полчаса вернулся стражник, и с ним боярин – зрелого возраста муж. Едва завидев Кучецкого, он поклонился ему в пояс:

– Здрав буди, боярин!

– И тебе того же. Чего это люди твои на нас окрысились?

– Прости, боярин, не признали. Ну – чего с оружием на изготовку? Плетей захотелось?

Ратники опустили копья и отошли в сторонку. Вестимо – от своего начальника можно не только плетей отведать.

Мы тронули поводья.

– Боярин! Поосторожнее, ляхи пошаливают на дороге.

– Ну так не зевайте! Чем здесь путников мурыжить попусту, леса бы прочесали.

Отдохнувшие кони понесли легко.

Мелькали мимо кусты, деревья, затем показалось первое село. Вернее – даже еще не само село, а колокольня церкви.

– Там и остановимся, уже не стоит опасаться – мы на своей земле!

Мы быстро нашли в небольшом селе постоялый двор. Хозяин – явно на польский манер – повесил на заборе вывеску, где коряво было написано: «Постоялый двор Агеева», а также нарисован поросенок на вертеле и кружка с пеной.

– Гляди-ка, прямо как у ляхов! – заметил один из ратников.

Прислуга увела коней в конюшню, а мы пошли в трапезную. Поели нашей, русской кухни блюд, попили нашего пива. Хозяин лично, ввиду отсутствия других гостей, провел нас в отведенные комнаты. Федор расположился отдельно, я – в комнате рядом с ним, а воины – в комнате напротив Федора.

Я снял сапоги и кафтан – дальше раздеваться не стал, положил рядом с собой саблю, а в изголовье, под подушку, сунул пистолет. Привык я так спать в походах. Да и то: застигнет враг врасплох – голым не повоюешь.

Заснул сразу: у поляков спал вполуха и вполглаза – вымотался. Но выспаться мне не дали.

Далеко за полночь в селе раздались крики. Проснулся я мгновенно, сел в постели, прислушался – не показалось ли?

Нет, был слышен звон оружия, крики детей и женщин. Не та ли это банда поляков, о которой предупреждали порубежники?

Я быстро обулся, надел кафтан, опоясался саблей, пистолет – в руку. Выбежал в коридор, а ратники Федора уже там – одеты и обуты, к Кучецкому в дверь стучат.

– Ну, чего там? – послышался сонный и недовольный голос государева стряпчего.

– Поднимайся, боярин. Похоже, поляки на село напали.

Вскоре Федор уже вышел к нам, одетый и с мешком в руках.

– Коли случится со мной что, мешок доставить в Посольский приказ, там уж знают, что делать. Седлайте коней, уходим.

– Может, здесь пересидим? В избе обороняться удобней, – сказал Алексей.

– Подпалят избу – и все дела, – ответил я. – Быстро в конюшню!

Ратники побежали седлать лошадей.

Федор повернулся ко мне.

– Мешок с грамотками сейчас дороже любого села. В драку не ввязываться, будем прорываться и уходить. Понял?

Я кивнул.

– За мешком следи пуще, чем за мной.

Мы побежали к выходу. Крики раздавались уже в ближних избах.

У ворот стояли готовые лошади. Оба ратника подтягивали подпруги.

Мы поднялись в седла. Первым выехал Алексей, за ним Федор, потом я, и замыкал нашу кавалькаду Трифон – второй охранник.

Битва кипела где-то рядом. Деревенские мужики отбивались топорами, косами. Бабы визжали, дети кричали.

Трифон крикнул мне:

– Может, поможем?

– Нельзя!

Мы во весь опор скакали по деревенской улице и уже почти поверили, что ушли, как впереди возникло несколько всадников.

– Стой, пся крев!

Я сместился чуть в сторону от Федора и выстрелил на голос. В той стороне вскрикнули – видимо, пуля нашла цель, и прогремел ответный выстрел. Алексей упал на шею коня. Мы же гнали вперед, не сбавляя хода. Один из всадников кинулся нам наперерез, но с ним вступил в бой Трифон. Теперь мы с Федором остались одни и, не жалея, пришпоривали коней.

Версты через две, когда не стало слышно криков и выстрелов, мы остановили лошадей. Гнать в такой темноте по незнакомой дороге – чистое безумие. И так нам несказанно повезло, что ни один из коней не споткнулся и никто из нас не сломал себе шею.

Но я рано радовался.

– Георгий, посмотри, по-моему, я ранен, – попросил Федор.

Я соскочил с коня и помог спуститься Федору. Весь рукав его кафтана был липким от крови. Темно, не видно ничего. Я снял с луки седла веревку, отмотал от нее кусок и, отрезав, перетянул ему руку почти у подмышки импровизированным жгутом, чтобы остановить кровь.

– В седле удержаться сможешь?

– Постараюсь, – сквозь зубы ответил Кучецкой.

Я помог ему подняться в седло, взял повод его лошади, сам сел на свою лошадь, и мы поехали.

Лошади шли спокойно, я их не подгонял. Дороги толком не видно, да и как гнать, если Федор может не удержаться в седле. Нам бы сейчас до любой деревеньки добраться, светильник зажечь, рану у Федора осмотреть. Жгут – в данном случае веревку – нельзя держать больше двух часов, рука омертветь может.