Текст книги "Последний алхимик"

– Дай посмотреть! – заторопился Антип.

– Погоди, остынет, в руках подержишь! – Серебра вышло из породы вдвое больше, чем вчера, золота – с ноготь среднего пальца. Но это было начало, первая проба. Антип ухватился за ещё тёплый комочек, подкинул на ладони.

– По весу, как четыре-пять копеек будет.

А как копейка выглядит и сколько весит, Никита не знал. Тоже приблизительный вес прикинул – грамма три-четыре. Попробовал на зуб прикусить. На золотом комочке след остался. Это очень хорошо, мало примесей меди. Уж точно не 585-я проба, выше. Но он не ювелир, приборов не имеет.

Ошалевший от вида полученного золота Антип уселся в углу на лавку. Золото в сжатой кисти держал, глаза прикрыл. Явно оценивал возможности производства.

– Антип, ты не уснул? – спросил Никита.

– Счастлив я, не мешай. Сколько лет кислотой дышал, опыты ставил, а золото получить не мог. А тут появляешься ты и показываешь. Оказывается, просто.

– Просто для тех, кто знает. Пошли отсюда.

– Как пошли?

– Есть охота, не завтракали ещё, а уже и обеду быть пора. К тому же ртутные пары для здоровья плохо.

– Э, ерунда. Небольшой горн на заднем дворе поставить можно, все пары ветром унесёт. День сегодня у меня особенный, отметить надобно.

Поднялись из подвала, умылись у колодца и в избу.

– Заждалась я вас. Работнички! Обед давно готов, садитесь за стол, – встретила их супружница Антипа.

Антип не удержался, протянул ладонь с кусочком золота жене.

– Зри и любуйся!

– Это что?

– Эх, бабы! Золото это! Никиту благодарить надо, научил! Поставь-ка нам ради такого случая пиво или мёда стоялого, хмельного.

Как можно мужу перечить? Не по домострою. Да убоится жена мужа своего. Не в смысле страха писано, а подчиняться супруга мужу должна, он голова в доме.

– Откуда пиво? Ты его варил?

Хозяйка выставила кувшин сидра, местного яблочного вина. Выпили по кружке за успех, потом поели. Для Никиты распорядок непривычный. Утром надо завтракать. А сейчас получалось, и завтрак, и обед, и ужин вместе. После еды приняли ещё по кружке вина. Слабенькое, сладкое, оно пилось легко.

– Спать пора, – объявил Антип.

Как наступали сумерки, жизнь прекращалась во всём городе. По улицам ходили сторожа с трещотками, на перекрёстках стояли заставы из городской стражи как защита от татей. Но и просыпался город рано, с первыми лучами солнца.

– Никита, я снова в монастырь за киноварью, а ты в подвал.

– Надеюсь, ты отправишься в другой монастырь?

– Это почему ещё?

– Только вчера брал, по местным меркам много. Могут вопросы возникнуть – зачем? Что ответишь?

Антип в затылке почесал.

– Верно, пойду в Николаевский мужской монастырь. Немного дальше, но я там не был.

– Приготовь разумное объяснение, если спросят.

– Кому оно надо? Плати деньги и забирай.

Ох, беспечен Антип! Как бы боком не вышло. Среди монахов умных людей много, особенно среди настоятелей.

Антип ушёл, Никита в подвал спустился, запалил факелы, горн разжёг. Пока угли разгорались, он стал исследовать левый угол подвала. Не зря туда Антип смотрел, проверял – всё ли в порядке?

Никита каждый камень ощупал, даже простучал. И ничего подозрительного. Потом нажимать стал. Причём начал с верхних рядов. На четвёртом по порядку ряде щелчок. Но откинулась не дверца, а один камень. Никита факел поднёс. За камнем углубление в локоть, полотняные мешочки лежат. Никита вытащил один, горловину развязал. Блеснули серебряные монеты. На руке взвесил – килограмма полтора будет. Это сколько же в деньгах? Такой мешок час, а то и полтора пересчитывать надо. Пощупал другие мешочки. В трёх монеты, прощупывались хорошо. А в четвёртом склянка. Вытащил мешочек, склянку достал, притёртую пробку убрал, понюхал осторожно. Лёгкий приятный запах, не химии, скорее каких-то трав. От запаха слегка закружилась голова. Никита пробку на место вернул, склянку в мешочек. По памяти мешочки на место вернул. Тот, что со склянкой – поглубже, с деньгами поближе. У Антипа здесь нечто вроде тайника, сейфа. А и пусть хранит. Никита никогда чужого не брал, считал – непорядочно и постыдно. Но склянка его заинтересовала. Была бы какая-то кислота, Антип в тайнике её не прятал. Стало быть – секрет. А секретов в химии Никита не принимал.

Антип вернулся удрученный, вздохнул.

– Небольшой кусок киновари в монастыре купил. Иконописцы говорят, у самих мало осталось. И на торгу нет, заходил.

Киноварь добывали в рудниках Османской империи, Египте, на Балканах. На Руси залежей этого минерала полно, но все на Урале, и месторождения ещё не открыты. Ещё под посёлком Никитовка киноварь была, на нынешней Украине, под Горловкой.

– Хоть немного, да принёс, да ещё чуть вчерашней осталось, на одну плавку хватит.

Пока разогревался горн и мокла порода, отправились завтракать, потом снова в подвал. В перерыве между работой Никита спросил:

– А откуда породу берёшь?

Антип глянул хитро, промолчал, сделал вид, что не услышал. Опять секрет. Никита вопрос не повторил, настойчивое любопытство насторожит Антипа. Не засланный ли казачок?

К позднему обеду снова получили несколько граммов серебра и золота. Антип золото подбросил на ладони.

– Как говорится, мал золотник, да дорог.

И убрал в кожаный мешочек на груди. Присели на лавку дух перевести. Никита и спроси.

– Вот ты алхимиком назвался. А успехи есть? Ведь то, что мы делаем, не алхимия вовсе. Злато-серебро получили? Так из породы, не философским камнем.

– А с помощью меркурия! – Поднял палец Антип.

Каждый металл, использовавшийся в алхимии, имел свой знак и название. Ртуть называлась меркурием.

– По сути, ты перерабатываешь породу, такой же ремесленник, как кожевенник, купец, плотник.

– Я уже десять годков бьюсь! – Выпятил грудь вперёд Антип. – И кое-чего достиг!

Видимо, задело за живое сравнение с кузнецами и прочим мастеровым людом.

– Тогда покажи, – уцепился Никита.

Вдруг, чем чёрт не шутит, когда Бог спит, Антип действительно сделал изобретение важное? Сколько было таких самоучек, не поддержанных государством, опередивших время, открытия которых канули в Лету и были заново открыты через года и века?

Антип рот открыл, чтобы похвастать, да спохватился. Никиту он знает мало, вдруг конкурент? А хуже того – через Разбойный приказ до царя донесёт о волхвовании тайном и злобном. Хоть и нет инквизиции в прямом смысле слова в государстве Московском, а жгли людишек на кострах, рубили головы, сажали на кол и при меньших провинностях.

– Опосля покажу, а сейчас обедать пора, – отвертелся Антип.

Помылись у колодца, пообедали. Антип сказал:

– Дрова наколоть надо, а завтра с утра воду из колодца в баню наносить. Али забыл, что суббота? В воскресенье в храм идти чистыми на заутреню надобно.

Конечно, забыл. Никита число не помнил и день недели. Часы «Победа» старенькие в комнате, под подушкой, лежали.

– Как скажешь.

– Бельё чистое есть?

– Откуда ему быть, если ты денег в обрез только на одежду дал?

– Моё упущение! – кивнул Антип.

Из-за гашника мошну достал, выудил полушку.

– На порты и нижнюю рубашку хватит.

– Ой ли?

Антип добавил ещё полушку. Скуповат мужик на деньги. Никита помог за два дня граммов десять серебра добыть и граммов шесть золота. Уж всю одежонку и харч окупил, да раз десять, как не больше. С утра Никита на торг отправился, бельё купил, по рядам прошёл, просто так, для интереса. Уже на самом краю торга увидел то ли купца из небогатых, то ли корабельщика. Рядом мешки стоят.

– Чего продаёте?

– Ты скажи, что надобно. Мой товар редкий.

– Про киноварь слышал?

Мужик в широченных шароварах, как у казака, но без чупруна на голове, молча мешок развязал.

– Любуйся!

Никита заглянул. Киноварь, причём высокого качества, не коричневая, а красная.

– Сколько у тебя?

– Всё, что в мешках, в каждом по два пуда.

– Мой хозяин возьмёт всё, если цену не заломишь.

– Тогда зови.

Никита побежал к избе Антипа. Вроде не мальчик, чтобы бегать, но дело того стоило. Антип, как узнал, затрясся.

– Возьму, возьму. Погодь маленько, покажешь торговца.

А сам в подвал. Никита сразу догадался – за деньгами. Потом оба к торгу поспешили. Торговец на месте был. Антип торговался отчаянно, цену сбил, поскольку сразу оптом брал. По рукам ударили, Антип монеты отсчитал.

– Ты постой здесь, за товаром посмотри, я скоро.

Вернулся Антип с биндюжником. Так звали владельцев лошадей с грузовыми телегами. Груз ли подвезти, брёвна из леса – только нанимай да деньги плати. Мешки на телегу забросили, Антип и Никита сами уселись. По приезде стали мешки в подвал сносить. Антип чёрной работы не гнушался, мешки на горб взваливал наравне с Никитой.

Обмылись от пыли, завтракать уселись, время. А уж после Никита стал чурбаки колуном колоть, в баню сносить. Затем из колодца воду бадьями носил. Два больших котла в бане, для холодной и горячей воды. Для подогрева печь с дымоходом. В котле, по прикидкам Никиты, верных двести литров, как не более.

Вода согрелась, запузырилась. Никита Антипу доложил.

– Идём не медля. А ты за избой пригляди.

Антип с женой в баню направились. Мылись долго. Потом очередь Никиты настала. Повертел он головой в мыльне. Мыло-то где? В бадейке мутный серый раствор обнаружил, ковшик рядом. Пальцы окунул – мылятся. Не так, как мыло, но всё же. Потом узнал – щёлоком называется. Дровяную золу водой заливают, через неделю своего рода жидкое мыло готово. Ничего в этом мире не ново. Развёл горячую воду в шайке – деревянном, широком и низком подобии таза, обмылся. Повторил ещё раз, но уже с мочалом – драным лыком дерева. Человеком себя почувствовал. От работы у горна тело мгновенно пылью покрывается, а от жары потом. С него грязные потоки текли при первой обмывке. Хозяйка в предбаннике чистое полотенце приготовила. Обтёрся, новое бельишко надел. Хорошо-то как! Кожа чистая, дышит, под пальцами скрипит. Раньше у себя в квартире под душем мылся ежедневно, а такого удовольствия не получал. Вышел из бани, немного остыв, а с крыльца Антип рукой машет.

– Зайди, квасу попьём, побеседуем неспешно.

В самый раз! Выйдя из бани, Никита мечтал о кружке холодного кваса или пива. В избу поднялся, за столом Антип уже ждёт, по кружкам квас из горшка разливает. И чудо! Квас холодный, на стенках запотевшие капли появились.

– Откуда холод? – удивился Никита.

– Так с ледника квас. Иначе не сохранить. По зиме с Волги или с Тьмаки, либо с Тверцы лёд колем, на санях в ледник под амбаром свозим. Опилками его присыпать – до следующей зимы лежит!

Вона как! Холодильник, причём большой, без всякого электричества, фреона и компрессора. А ещё считали древних людей дурными, неграмотными, забитыми. Телефонов нет, но без них жизнь как-то спокойней.

Квасу хлебнул – вкусный, на языке послевкусие кисловатое, жажду утоляет куда лучше импортных напитков, от них пить только больше хочется.

Антипа на разговор потянуло. Но сразу к делу не приступил, считалось – невежливо. О погоде, о новостях с торга. Но чувствовал Никита, не просто языком потрепаться позвал Антип. И сидят вдвоём, для мужского разговора.

– Супружница к соседям ушла, – молвил хозяин. Как бы намекнул – посторонних ушей в избе нет. И к интересующему его вопросу перешёл.

– Вот скажи, мил-человек, ты человек учёный. Я к сорока годам кое-что узнал. Да знания трудно дались. А ты моложе меня, а многое знаешь. Откуда?

– В чужих землях бывал, обучался, – уклончиво ответил Никита.

– С алхимиками встречался?

– Было.

– Хоть кто-нибудь успеха из них достиг?

– Разговоров много. А чтобы кто-то философский камень показал или в деле при видаках, того не было.

– А как же Луллий? Читал я про него, опосля сам загорелся. Вроде аглицкому королю, имя не упомню, золота не один мешок из простого свинца сделал?

– Сам там не был, а разговоры – пустое сотрясение воздуха.

– Повезло мне с тобой. Учён, не горделив, от работы не отлыниваешь. Были у меня помощники, от кислот нос воротили, выгонял сразу. А ты за дело радеешь, сегодня с киноварью сам убедился.

– А как можно к делу без радения относиться?

Антип снова разлил квас по опустевшим кружкам.

– Скажу тебе, не хвастая. Но только никому! Поклянись на кресте или иконе!

Никита крест нательный к губам поднёс, поцеловал.

– Клянусь – никому ни полслова.

– Верю.

Глава 2
Разбой

Антип изрядно отпил из кружки. А Никита в слух обратился. Вроде Антип не пиво пил и не вино. Но Никита его понимал. Алхимия – дело тайное, уединённое. С кем-то успехами поделиться хочется, соседи – не поймут. А кроме того, со священником на исповеди поделятся, а тот анафеме предаст.

Антип выдохнул, всё же решился.

– Ты прав. Дело трудное, кропотливое. Философского камня не создал, золота не получил, если только немного, да и то благодаря тебе из породы, а не из свинца. Но мне есть чем гордиться. Эликсир я создал-таки!

Антип горделиво выпрямился, взор прямо-таки орлиный, победой сияет. Никита ушам поверить не мог, переспросил.

– Эликсир бессмертия?

– Тьфу ты! Нешто я Господу подобен?

У Никиты разочарование.

– А какой же?

– Молодость придаёт, вроде как время вспять обращает.

Тоже интересно.

– Проверял как-нибудь?

– На себе побоялся. А на старом псе пробовал. Он уже ходил едва, шерсть с сединой, зубы сточились. А стал по капле давать и сам поразился. Не ходить, а бегать стал, клыки вострые отросли, кости грызть стал, аж хруст стоит. Не поверишь – за суками течными бегать стал.

– И чем кончилось?

– Убёг как-то раз и не вернулся.

Ага, отдалённых результатов опыта Антип не видел. Опыт удачным назвать нельзя. Всё же пес один, да и опыт незавершён. Чтобы проверить, десятки, сотни опытов нужны. А ведь видел он в тайнике склянку, от которой голова слегка закружилась. Списал на утомление, спёртый, насыщенный химикатами воздух в подвале. И всё равно Антип молодец. Без серьёзного образования, своим умом дошёл.

– Ты чего молчишь? – прервал затянувшуюся паузу хозяин.

– Обдумываю услышанное. Сам додумался или помог кто?

– Сам, пожалуй, не осилил бы. Есть в записях Луллия указания, только скрытые, как тайные знаки.

Листал как-то, ещё в студенческие времена книгу Луллия в русском переводе Никита. Но то ли невнимательно, то ли перевод такой был. Вот, скажем, перевод сонетов Шекспира во многом обаянием своим переводчику обязан.

– Если смог тайные знаки счесть, то хвала тебе, почёт и уважение! – Никита произнёс серьёзно, без издёвки.

– Только ты один и знаешь теперь. Супружнице говорить опасаюсь. Баба она хорошая, хозяйственная. Но сам понимать должен, у них язык как помело.

– Исследовать хочу. Состав какой, действие.

– Время не пришло, эликсира мало, с кружку вот такую наберётся. Хоть и по капле в день расход, да надолго ли хватит?

– Книгу покажешь? Что за тайные знаки?

Антип испугался. И так наболтал много. А ну как, выведав секреты, Никита уйдёт, соперничать станет, а то и эликсир улучшит? Тогда что?

– Потом. Хорошо же сидим.

Ну, потом так потом. Никита его понимал. Поистине: язык мой – враг мой. Досадовал на себя. Во-первых, в свою бытность в Питере не изучал алхимию. Принял официальную установку, что алхимия – лженаука, заблуждение древних. Так при СССР генетика считалась продажной девкой империализма, лженаукой. А ныне генетика на высоте. Стало быть – ошибка у недальновидных коммунистических вождей вышла, а всему виной недостаток образованности и, как следствие, недальновидность, неспособность смотреть далеко вперёд. В партийные руководители выбивались люди горластые, тщеславные, главное, чтобы пролетарское чутьё было на классово чуждый элемент. Если по Ленину, что способна любая кухарка государством руководить, заблуждались.

И второй промах Никиты – любопытство его торопило, с вопросами к Антипу полез. А надо было молчать, поддакивать, восхищаться. Он же напролом полез, Антип насторожился, замолчал. Вот дурень-то! И сколько времени ещё пройдёт, пока Антип откровенничать начнёт? Кроме того, было ощущение, что здесь, в конце XVI века, он человек временный. Каким-то, необъяснимым пока, образом забросило его сюда, против воли и желания. Но злой рок или счастливый случай так же могут вернуть его в своё время. Может, ошибочка вышла, а вполне вероятно другое, не в другое время его забросило, а переместило в параллельный мир. Кто сейчас способен ответить на этот вопрос? А только чувствовал себя Никита периодически подопытным кроликом. Как учёному, ему интересно было. Такие случаи науке неизвестны, хотя не факт, что не происходили. Зачастую на уровне государственной власти принимаются решения – засекретить, как в Америке появление инопланетян на аэродроме. Кое-что через десятилетия просачиваться начало, но кто посвящён в истину? Единицы! А загадочные огромные рисунки на плато Небраска? Кто смог их сделать? Много загадок в истории человечества и нелепая случайность с Никитой – одна из них.

Поэтому, после размышления, Никита решил поменять отношения с Антипом. С расспросами не лезть, это учёный в нём говорит. А побольше показного уважения, лести. Против лести мало кто устоять мог, ни фараоны египетские, при которых фактически правили жрецы, ни римские императоры, ни коммунистические правители. Не надо изобретать велосипед, всё уже изобретено до него. Только тоньше, деликатнее делать. А что поделать, если склад характера прямой? Никогда угодником, хитрецом, лизоблюдом не был, учёное звание своими исследованиями заслужил. Хотя были предложения от начальства в соавторы взять, причём Никита на вторых ролях оказывался. Зато исследования без препон любые экспертизы прошли, изобретателям почёт и премии. Отказался Никита, а были и поддавшиеся. Уже доктора наук, вверх по карьерной лестнице поднялись. Но не завидовал он им. Настоящие учёные подоплёку событий знали, нуворишей от науки презирали.

В общем, получился хороший день. И киноварь в большом объёме купили, и помылись, да и кое-что новое для себя Никита узнал. Что занятного для него было – неспешный ритм жизни. Не торопились люди, но всё успевали, не прожигали часы и дни жизни за бесцельным времяпрепровождением за гаджетами.

Следующим днём, после того как привели себя в порядок, отправились в церковь, на заутреню. Народ к храму и монастырям валом валил. Не на торг, а помолиться. Антип направился к храму Бориса и Глеба.

– Мои родители сюда ходили, и я хожу. Десятину с доходов отдаю исправно. Как без веры? Никак не можно, все под Ним ходим!

Антип ткнул пальцем в небо. Храм небольшой, по современным меркам, а народу собралось на богослужение много. Тесно, душно, ладаном пахнет. На стенах – иконы. Никита разглядывал их с интересом. Видно, что древние, намолены. Некоторые на деревянных потрескавшихся досках, а краски не потускнели, слегка пожелтели от копоти свечей.

Священник молитву счёл, прихожане повторили. Никита только губами шевелил и крестился. Неудобно стало. Русский, православный, а молитв, кроме «Отче наш», не знает. После службы целая очередь выстроилась пожертвования делать. И Антип щедро монеты серебряные высыпал в чашу, стоявший рядом дьячок кивнул удовлетворённо. У Никиты же дать нечего, ни одной полушки нет, не говоря о деньге.

После службы домой отправились. Супружница хозяина завтрак собирать стала. Никита и спроси.

– А почему завтрак поздно?

– Да кто же на службу с сытым брюхом идёт? – изумился Антип. – Помыслы твои и молитвы чистыми быть должны, иначе до Вседержителя не дойдут. Глаголешь, как вьюнош, хотя и учён.

Опять ни в цвет попал. Уселись за стол. Пища постная, ни мяса, ни рыбы. Зато к работе не приступали, воскресенье – выходной день. Никита, испросив разрешения, отправился город смотреть. Шёл не спеша, всё вокруг рассматривал внимательно. Когда ещё представится такая возможность? До наших дней дойдут только несколько каменных строений, в основном церкви и монастыри. Сам город, состоящий из деревянных строений, будет неоднократно уничтожен пожарами, отстраиваться. Свою лепту в разрушения внесли многочисленные войны, революция. После Великой Отечественной город фактически заново отстроили. Исконно устоявшиеся названия районов города остались – Затверечье, Затмачье, а вот про посады уже забыли – Загородский, Заволжский, Затьмацкий, Затверецкий. А многочисленные деревни вокруг города – Андреевское, Бабачёво, Борихино, Бортниково, Киселёво канули в Лету, соединившись с городом.

Исторический центр, с кремлём, на правом берегу Волги. Вокруг Кремля обошёл, все трое ворот разглядел – Владимирские, Волжские и Тьмяцкие. Город на слиянии трёх рек стоит – Волги, Тверцы и Тьмаки, реки все полноводные, судоходные. Можно сказать, на перекрёстке водных дорог, в любую часть европейской Руси попасть можно. Для купечества раздолье. Не зря именно тверской купец Афанасий Никитин добрался отсюда до Индии, оставив записки.

А вот некоторые встречные жители, вернее жительницы, пугали. Да не разбойным видом, а своеобразным понятием красоты. Брови чернены сурьмой до непотребности, на все щёки румяна, а зубы чёрные. Не гнилые, красили их. Вид жутковатый. Не то клоун, не то маска для Хеллоуина.

Неспешно прошли три стрельца в кафтанах. Никита в первый раз видел служивых людей. Таращиться неудобно, а разглядеть хотелось. У многочисленных городских причалов кораблики – парусные, гребные. Корабельщики, несмотря на воскресенье, таскали мешки, катали бочки, носили тюки с товаром. Навигация в этих широтах недолгая. Встанет лёд, и тогда только санные обозы свяжут города. Надо успеть тверские товары вывезти, завезти из других краёв. Тверские кузнецы славились не меньше шведских, особенно крепкие замки. Льняные ткани вывозили, мёд и воск, пеньку – стратегический товар, из которого делали корабельные канаты и снасти. А ввозили пшеницу, которая в этих краях почти не давала урожая, соль из Сольвычегодска, ткани из Синда, Османской империи.

Обратно Никита возвращался другим путём. К своему удивлению, увидел татарский гостиный двор. Из ворот выезжал на коне татарин. Судя по тюбетейке и богато расшитому халату, украшенной сбруе коня, мурза. По-русски – князь. За ним свита. Настоящий передвижной музей, ведь ни одежды, ни мохнатые низкорослые лошади со времён татарского нашествия на Русь не изменились. После покорения Иваном Грозным Казани царь не сломал устои, не трогал веру магометанскую, не изменял порядки. Поставил в Казани наместника, освободил русских полоняников, обложил данью малой. Татарские мурзы, кто хотел, присягнули на верность русскому царю. Несогласные ушли в Крым, бывший под рукой султана османского. Но и Крымское ханство скоро разбито будет.

В избу Антипа вернулся к позднему обеду, полный впечатлениями. Кому из современников Никиты удастся своими глазами поглядеть, окунуться в жизнь средневековой, царской Руси?

Пообедали щами зелёными с крапивой, гречневой кашей, обильно сдобренной льняным маслом. Хлеб тёплый ещё, недавно из печи. Настолько вкусен, что Никита его один вместо обеда ел бы. Куда умение у современников ушло? А на запивку сыто. А уж после обеда вздремнуть – святое дело. Послеобеденный сон плавно перешёл в ночной. И привиделся ему сон, яркий, как наяву. Вроде стоит он с Антипом перед самим царём. Не видел он царскую особу никогда, но облачение золочёное, трон, царедворцы вокруг каждое слово повелителя ловят. А рядом с царём сам Борис Годунов, коим он его на старинной картине видел. На алхимика и подмастерье, то есть на Никиту, смотрят ласково, говорят что-то. А звуков не слышно. Проснулся Никита рано, за окошком темно ещё, с бьющимся сердцем. Что бы это могло быть? Вещий сон или судьба предупреждала? Раньше, в своём времени, сны видел, как и каждый человек. Но сны или о событиях с коллегами по работе, или фантазии – лето, море, отдых, женщины. Куда без них? А тут царь! В дрожь бросает, всё же персона значимая.

Государь Фёдор Иоаннович был слаб здоровьем, нуждался в опеке, да и молод. Умирая, царь Иван поручил его попечению пяти бояр, Пентархиуму. Князья Мстиславские и Шуйские, Богдан Бельский, Никита Романович Юрьев и Борис Годунов. Романов вследствие тяжёлой болезни в 1584 году отдалился от дел. Постепенно всю власть сосредоточил в своих руках потомок татарского мурзы Годунов, который ещё при Иване IV выдвинулся браком с Марией, дочерью Малюты Скуратова, заплечных дел мастера и начальника опричников.

Борис был умён, хитёр, ловок. Но притом в начале опеки действовал в интересах царя и государства, практически был правителем, серым кардиналом.

При восшествии на престол царь объявил милости – уменьшил налоги, возвратил свободу многим знатным людям, отсидевшим в темницах по десять, а то и по двадцать лет. Возвёл в боярское звание князей Дмитрия Хворостинина, Андрея и Василия Шуйских, Николая Трубецкого, Шестунова, обоих Куракиных, Фёдора Шереметева, а также трёх Годуновых, братьев Ирины. Сам Борис получил знатный сан конюшего, титул ближнего боярина, наместника двух царств – Казанского и Астраханского. А кроме того, получил восемьсот тысяч серебряных рублей, богатство огромное. Мог вывести на поле бранное до ста тысяч воинов, которых содержал за свой счёт. Сила, с которой нельзя не считаться.

В царствование Фёдора Руси были возвращены уступленные Иваном IV Швеции Иван-город и Поморье. В южных степях появились Курск, Ливны, Кромы, Воронеж, Белгород, Оскол, Валуйки. На правом берегу Волги возникли Санчурск, Саратов, Переволока, Царицын. На берегах Белого моря вырос из поселения город Архангельск. При нём значительно увеличился приём иностранцев на воинскую службу. В первую очередь для обучения «иноземному строю». А поскольку платили иноземцам неплохие деньги, от 18 до 60 серебряных рублей в год, да наделы и поместья с крепостными крестьянами, не стоило опасаться бунтов. Всё же полторы тысячи хорошо обученных наёмников – это сила.

Но род Рюриковичей оказался выморочным. В 1591 году в Угличе при странных обстоятельствах погибает от ножа младший брат царя Фёдора, царевич Дмитрий. У Фёдора детей не было, и древний род прервался. После смерти Фёдора, в феврале 1598 года, по предложению патриарха Иова дума избрала царём Бориса Годунова.

Но это будет немного позже. А сейчас, после хорошего отдыха, Никита умылся, съел стянутую со стола горбушку хлеба. Ну привык он есть с утра, привычка многолетняя, и до позднего завтрака у Антипа выдерживал с трудом. Тихонько в подвал по лестнице сошёл. Чего время зря тратить? Горн разжёг, дело не быстрое. Пока дрова хорошо разгорятся, пока уголь от них займётся. Породу положил в бадейке. Воду из колодца тоже принести надо, о водопроводе не слышал никто. Значительно позже, когда всё готово было, в подвал Антип спустился.

– А я тебя везде ищу. Благо дым от горна учуял. Грешным делом подумал, что сбежал.

– Зачем? Крыша над головой есть, харчи. От хорошего лучшего не ищут.

– Верно. Приступаем.

Оба фартуки надели, за дело принялись. Пока порода нагревалась, да потом амальгаму выпаривали, намаялись, вспотели. Уж больно дух тяжкий в подвале и жарко от горящего горна. Плавка оказалась удачней предыдущих, киноварь не только ртутью оказалась богата, но и златом-серебром.

С видом знатока Антип молвил.

– Деревня есть под поляками, называется Никитовка. Деревенские втихомолку копани делают, как норы, киноварь добывают кайлом и проезжающим купцам продают. Похоже, оттуда.

С чувством исполненного долга завтракать пошли, а солнце почти в зените. Антип засобирался, в подвал полез. Никита было за ним, а хозяин остановил.

– Отдыхай.

И не в отдыхе дело, как понял Никита. Не хотел, чтобы подмастерье про тайник знал. Никита полагал, что Антип злато-серебро в мешочки сложит, а получилось наоборот. Антип из подвала вышел, подкидывая в руке мешочек, в котором побрякивало. Никита понял – серебро. Говорил же Антип, что у златокузнецов металл на монеты меняет. Ещё бы не быть Антипу довольным, одного золота не меньше золотника выплавили. В переводе на современные меры – больше четырёх граммов, точнее, 4,26. Конечно, точных весов в подвале не было. Да серебра два золотника.

Никита на ветерке уселся. Антип вернулся быстро, часа не прошло. К Никите подошёл, мешочком с монетами встряхнул.

– Слышь, как звенит?

И снова в подвал. Только дурак бы не догадался, что тайник там. Ох, беспечен хозяин! Как бы беду не навлёк! Как в воду смотрел Никита. Видимо, на торгу лихие людишки усмотрели серебро, не исключено, что златокузнецы «подсказали». Зависть, она во все времена существовала. Ювелиров понять можно. Ходит неизвестно кто, серебряные и золотые слитки, причём не самородные, на деньги меняет.

Спать улеглись. Антип с супружницей в избе, Никита в комнатушке в амбаре. После трудового дня в не самых комфортных условиях спалось хорошо. Только далеко за полночь шум услышал Никита, проснулся, насторожился. Не исключено – хозяин в отхожее место ходил. Но разговор тихий, мужской. В доме из мужчин один Антип, уже подозрительно. Антип двери в избу закрывал, от комаров, да чтобы тепло сохранить, но не запирал на засов. Никита поднялся, свою дверь приотворил, к щели приник. Две тени во дворе, на крыльцо взошли. Явно с недобрыми целями, в гости за полночь не ходят. Что делать? Никита по жизни не боец, не дрался. И оружия в помине никакого. Конечно, по сравнению с местными жителями крупным выглядел, акселерация веками шла. Почти на голову выше остальных мужчин, да и крепок, ловок. И ещё одно обстоятельство заставило замешкаться, законов не знал. Что он вправе делать, а что нет? Между тем пришельцы ночные дверь в избу отворили, в сени вошли. Ожидать, когда они зло сотворят, Никита не стал. Случись худое, смертоубийство, тати сбегут, а все подозрения на него падут. Раньше не видел никто, где раньше жил – неизвестно. Выскользнул во двор, добежал до дровяника, схватил топор. Увереннее себя почувствовал, на крыльцо взлетел, в открытую дверь ворвался. А разбойники уже в избе. Темно там, им сориентироваться надо, где хозяин почивает. Никита сразу закричал.

– Антип, берегись! Разбойники в избе!

На голос его один из непрошеных гостей кинулся, в руке нож блеснул. Тут уж о собственной жизни забота. Никита топором взмахнул, в последний миг перед ударом топорище повернул и набегавшего не остриём ударил, а обухом. Хрясь! Разбойник кулём на дощатый пол упал. А Антип спросонья кричит:

– Рятуйте, люди добрые!

А кто поможет, кроме Никиты? Но вскочил хозяин, выскочил из спальни в одном исподнем. Тать между двух огней оказался. Впереди хозяин, сзади неизвестно кто с топором. Никита хозяину кричит.

– Я его не выпущу, а ты лучину запали!

Тоже не подумавши крикнул. Лучину от углей запалить можно, что в печи кухонной или от лампады перед иконой в углу. Только подойти неизвестный мешает. Пырнёт ножом, и все дела, уравняет шансы, один на один. Всё же Антип сообразил.