Текст книги "Тамплиер. На Святой Руси"

Александр спросил цену, без торга монеты отсчитал. Вот повезло-то! Ничего выдумывать не надо. Осталось фонарь маслом заправить и в горшочки с земляным маслом тряпицы вставить, маслом пропитать. Получится допотопный вариант «коктейля Молотова». На постоялом дворе заперся в комнате, подготовил всё. Потом мысленно всю операцию проделал. Упущение! Как горшочки и фонарь нести? Не в руках же! Опять на торг, купил торбу, из которых лошадей овсом кормят. Навроде мягкого ведра с ручкой. Вот теперь всё. Время поджимало, со дня на день Фадей явится, о выходе на ушкуе с купцом объявит. Уже за полночь фонарь зажёг, в торбу поставил, рядом с горшочками. Рискованно, всё содержимое торбы разом вспыхнуть может. Две торбы брать надо было, да опыта поджогов нет. Но на будущее учесть следует.

Окольными путями, по глухим переулкам добрался до владения боярина. Знакомым путём перебрался через забор на крышу амбара, залёг. В доме боярина ни одно окно не светится, тишина. Глухая ночь, предположительно часа два полуночи, когда сон самый крепкий. Луна за облаками прячется, полная темень. Как и в прошлый раз, появился сторож, обошёл двор, скрылся в избушке для прислуги. Пора действовать. Ох и неудобно спускаться с торбой в руке! Пришлось ручку в зубы взять, чтобы руки освободить. Направился к терему, к дальнему углу. Горшка с нефтью два, и поджечь он решил сразу в двух местах, чтобы наверняка. Боярин уже в изрядных летах, маленьких детей нет, а если сам погибнет, невелика потеря. Зачем предателя собственного народа жалеть?

Поджог тряпицу, опущенную в горшок с нефтью, от фонаря. Огонь красный, чадный. С размаху треснул горшком о стену, нефть потекла по брёвнам, вспыхнула разом. Теперь надо торопиться. Он, уже не таясь, помчался к другому углу. Снова поджог тряпицу, разбил горшок о стену. Хотел отшвырнуть масляный фонарь, вовремя одумался. Вещь хорошая, в хозяйстве нужна. Сунул его в торбу, перекинул ручку через плечо и к калитке. Изнутри во всех хозяйствах на задвижку запиралась. Открыл, выскочил на улицу. Пламя уже освещало дом, но тревоги никто поднять не успел. Сначала побежал, но стук сапог разносился далеко. Не хватало только привлечь внимание сторожей. Перешёл на шаг, с мостовой на тротуар сошёл, квартал миновал, когда сзади крики послышались. Обернулся, увидел отсветы огня. Дело сделано, улыбнулся довольно. В глухом переулке достал из торбы фонарь, открыл дверцу, задул огонёк. Потом почувствовал исходящий от пальцев запах, очень характерный, нефтяной. По переулку к ручью спустился, оттирал песком и илом пальцы, водой обмывал. На постоялый двор вернулся в хорошем расположении духа. Дремавший за стойкой слуга приоткрыл глаза, узнал постояльца, снова смежил веки.

После бессонной ночи спал долго. Утром спустился в трапезную позавтракать, а там только и говорят о случившемся поджоге. Одно уяснил Саша – погибших нет, терем сгорел дотла, а боярин в отъезде. Ну, вернётся, будет для него сюрприз. Поев, отправился к пожарищу. Вокруг любопытствующих полно. Саша потолкался в толпе. Сочувствия боярину не высказывал никто, видимо, тот ещё кровопиец. А с другой стороны – богатых и облечённых чинами на Руси никогда не жаловали, будь он хоть трижды честным.

А через два дня Фадей пришёл.

– Репьёв к выходу готов. Отплытие завтра. Сегодня его люди ушкуй грузили. Видел я посудину. Не новое судно, но дебёлое.

В Рязани Александр не был никогда. Столица независимого Рязанского княжества, своего рода форпост на границе с Диким полем. И достаётся рязанцам от набегов степняков сильно. А ещё рязанцы с Москвой враждуют из-за Коломны. Город Рязани принадлежит, но стоит на слиянии Москвы-реки и Оки, место удобное, перекрёсток водных транспортных путей. Жадная Москва Коломну под себя подмять хочет, из-за чего почти регулярно стычки случались. Отошла Коломна к Москве значительно позже, как и всё Рязанское княжество, а Москва возвысилась после татарских набегов. Владимир же постепенно утратил влияние, стал из столичного губернским городом.

Утром Александр уже стоял на бревенчатом причале. Всех опередил. Сперва команда заявилась, потом Фадей, последним – сам купец. Перекрестясь и сочтя молитву, отплыли. Сперва вёслами работали, потом течение подхватило. За рулевым веслом кормчий стоял, знавший реки как свои пять пальцев. Купец к рулю встать не рискнул. И перекаты, и отмели встречаются, не зная фарватера, легко судно на мель посадить. А ещё по рекам плоты сплавляют, от них подальше держаться надо. Летит такая громадина, а рулевых вёсел всего два – на носу и на хвосте плота, а длиной он в четверть версты, в повороты реки вписывается с трудом. Плотогоны у рулевых вёсел, приплясывая на брёвнах, кричат встречным судам.

– Поберегись! Держись к берегу!

За четверо суток под парусом, гонимые попутным течением, добрались до Оки. Широка и полноводна река, кораблики снуют вверх и вниз. Но теперь идти до Рязани против течения. И ветер, как назло, стих. Вся команда, кроме кормчего и купца, за вёсла сели. Ушкуй, гружённый товаром, тяжёл, глубоко в воду осел, под вёслами против течения выгребает медленно. На стремнине, посредине реки, течение самое быстрое, поэтому все суда, идущие в сторону Рязани, жмутся к правому берегу, там течение не такое сильное. Суда, идущие вниз, несутся посредине. Купцы с судов перекрикиваются, приветствуют знакомцев, предупреждают об опасностях на пути.

– Митяй, у Ефаново плот разбился, осторожнее будь!

В низовьях Оки на ночёвки приставали только к левому берегу, там земли Рязанского княжества. По правому – земли мордвы. Язычники, народ дикий, зачастую на территорию княжеств Рязанского и Владимирского набеги творившие. А позже и вовсе союзниками татар ставшие.

Через неделю плавания, утром, когда отчаливать от берега собирались после завтрака, увидели судно. Гребцов не видно, парус не расправлен, судёнышко боком несёт да на ушкуй. Кормчий на нос ушкуя взобрался, рупором ладони сложил, кричит.

– Эй, на лодье! Есть кто живой?

На корме лодьи голова показалась, человек крикнул в ответ.

– Померла вся команда в одночасье, один я остался, обессилел.

– Что за напасть?

– Чёрная смерть!

Лодья в нескольких аршинах от ушкуя прошла. По спинам ушкуйников холодок пробежал. Чёрной смертью, или моровой язвой, называли чёрную оспу, болезнь заразную, смертельную. Команда некоторое время пребывала в шоке, смотрели вслед лодье. Никто не двигался. Откуда лодья следовала? Не в Рязани ли беда? Кормчий и купец обеспокоились. Отплыв, спрашивали у встречных судов, всё ли благополучно в Рязани? Болезни страшные, неизлечимые периодически выкашивали целые города, а то и районы. Князья с дружинами, как могли, старались сдержать эпидемии. Деревни вместе с трупами погибших сжигались, а буде и оставался кто в живых, не выпускались. Ни лекарей грамотных, ни тем более лекарств от сих эпидемий не существовало. Считалось – кара Божья за прегрешения. А разносчиками зачастую были судовые команды, особенно идущие на Русь по Волге с Каспия, с южных стран. Русские великую реку и транспортную артерию Волгой называли, татары, ногайцы и прочие народы – Итилем.

Но никаких тревожных сведений команды встречных судов не доносили, и ещё через неделю ушкуй прибыл в Рязань. Сначала всё судно окурили от болезных напастей, потом мытарь на борт взошёл, товар в трюме осмотрел, мыто взял. И только после этих обязательных формальностей ушкую разрешили встать у городской причальной стенки. Купец сразу амбалов и возчиков нанял, товар на городской торг перевёз. Чтобы размяться и город посмотреть, Александр с купцом вызвался. Тюки с товаром в лавку арендованную перекидать – дело нехитрое. Пока возились, вечер настал. По тёмному времени ночевали на судне. А утром Александр на торг отправился. На торгу все новости – городские и княжества – узнать можно. Городские Сашу интересовали мало. Но разговоры купцов его насторожили. Один только прибыл с обозом из Крыма. Баял, что в степи не видно окрест дороги пасущихся стад. Новость тревожная. Так бывает, когда Орда готовится к набегу. Стадо коннице будет мешать пройти, а главное – бараны да табуны траву съедят подчистую. Чем тогда лошадей нойонов и мурз кормить? Стада – главное богатство степняков. За каждым родом, улусом, закреплены пастбища. Выел скот траву, перегонят на другое, а на прежнем месяц живности нет, пусть трава подрастёт.

Новость Александр оценил, по торгу два дня ходил, слушал людей. Но вербовщиков не встретил. Странно. Муром – тоже рязанский город, а там они есть. Боятся в столице княжества опасным промыслом заниматься? Рязанский народ с охотой торговал с людьми княжества Владимирского, но кровь в княжеских усобицах проливать не жаждал. На торгу рязанском много товаров было из земель южных – из Крыма, Персии, даже далёких Византии и Генуи, Венеции.

Пряности, ковры, железные и стеклянные изделия, ткани. Александр смотрел, любовался количеством и расцветками, но не покупал. Своего дома нет, зачем обрастать вещами, да ещё в ожидании возможного нападения басурман на Русь.

Репьёв распродал товар за неделю, ещё три дня покупал новый, уже для распродажи во Владимире, и вскоре ушкуй пустился в обратный путь, который оказался приятнее и легче. Плыли по течению, да с попутным ветром, ходко. От безделья команда играла в кости на носу судна. И только когда повернули с Оки на Клязьму, пришлось потрудиться.

За несколько свободных дней Александр с Фотием повидался, дал коню нагрузку, чтобы не застоялся, кровь разогнал. Так и пошло. Репьёв привозил товар во Владимир, разгружался. Подросший сын и жена торговали в лавке. Купец же закупался товаром и плыл в дальние города. Александр успел, кроме Рязани и Мурома, побывать в Костроме, Москве, Коломне, Пскове, Белоозере. И везде народ жил спокойно – убирали урожай, ткали лён, торговали, рожали. Август начался, последний летний месяц. А нападения татар нет. Александр уже думать стал, что нашествие – плод его разыгравшегося воображения. Тогда выходит – зря терем боярина сжёг. Начались душевные переживания – урон Антипу Онуфриевичу нанёс незаслуженно. Хоть иди и винись. Впрочем, нет, дудки. Если татары не пришли, заговор-то против князя Дмитрия был, не пригрезился, как и письмо от Егора боярину. И переворот княжеский ещё вполне случиться может.

Вернувшись во Владимир, купец расплатился. Фадей и предложи:

– Давай завтра посидим, медов стоялых попьём или пива, убоины поедим. Надоел кулеш, стряпни хочу.

– Я не против, после полудня.

– О, слышу слово мужа достойного.

Утром Александр в монастырь отправился, к Фотию. Поговорили, поделились новостями. Александр предложил посидеть в трапезной, за кружкой мёда стоялого, покушать.

– Смущаешь прелестями мирской жизни? Узнает настоятель, назначит тяжкие послушания. Зазорно мне, не пойду.

– Как хочешь.

Александр немного обиделся. Не хочешь – не выпивай. Посиди, покушай вкусных блюд, поговори. А то получается, Фотий – праведник, а Саша с Фадеем – горькие пьяницы и обжоры не хуже Гаргантюа.

После полудня встретились с Фадеем. Медов не пили, зато пива жбан заказали. Прохладное, густое, вкусное. А под пенный напиток, не спеша, копчёную белорыбицу уговорили. Да не всю, целиком её только команда ушкуя съест. К белорыбице каравай пшеничный заказали. На судне вместо хлеба сухари, о которые зубы сломаешь, если в похлёбке не размочишь. Аппетит приходит во время еды. Жбан опорожнили, заказали ещё, а к пиву жареных окуней в сметане. В общем, к вечеру уже хорошие были, пообнимались, ровно родня, разошлись.

Вроде не крепкий напиток пиво, а захмелел Александр сильно. Кое-как разделся, на постель рухнул. Проснулся от колокольного звона. Или в голове гудит. Да нет, колокол бил с равными промежутками. Не так, как к молитве призывает или на церковные праздники. Оделся, спустился в трапезную, поинтересовался у хозяина.

– По какому поводу колокол звонит?

– Да не звонит, набат это, людей созывает.

– Куда?

Саша чувствовал, что тупит, но ему простительно, не все обычаи знал, традиции.

– Выпил ты вчера, гость дорогой, много, – покачал головой хозяин заведения. – На соборную площадь, конечно. Случилось что-то важное, князь народу сказать хочет.

Саша вышел на улицу. Народ вправо шёл, к площади. Саша в толпу влился. После вчерашнего в самом деле соображал туго. Собралось много жителей – и мужики, и бабы, и даже дети. На ступеньки перед собором вышел князь, в красном княжеском корзно как символе власти. Говорил громко, но даже до середины толпы его голос не долетал. Люди стали передавать услышанное дальше. Александр понял – басурмане двинулись в поход на Русь и уже близко. Князь призвал всех мужчин идти в ополчение, торговым людям на случай возможной осады города завозить съестные припасы. Говорил долго, но получалось, как в игре в испорченный телефон. Князь сошёл со ступеней. Народ не расходился, обсуждал услышанное. Кто-то сказал, что воинство татарское ведёт Дюдень, брат ордынского хана.

Для Александра услышанного было достаточно. Надо готовиться к битве. Стал проталкиваться через толпу к переулку. Кто-то толкнул в бок, потом схватил за локоть. Саша резко обернулся, хотел отругать грубияна, а увидел Фадея.

– И ты тут?

– А где мне быть, если набат созывал?

Протолкались вместе.

– Что думаешь делать? – спросил Саша.

– Воевать с нечистыми, всё же я владимирский. Моя земля, и уступать её я никому не намерен.

– И я тоже.

Новый хан Золотой Орды Тохта направил войско во главе со своим братом Туданом, прозванным на Руси Дюденем, на славянские земли. Орде нужны были рабы для работы и продажи, золото, скот. И самой лакомой добычей были русские. Да ещё и союзник объявился – князь Городецкий Андрей Александрович. Дружина его невелика, но они местные, знают все дороги и броды, могут провести кратчайшим путём.

Не без проводников из охочих людей Андрея татары перешли через Самарский перевоз, как называли тогда брод. И время в конце лета выбрали не случайно. Травы стояли по пояс, будет чем лошадей кормить. Тёплой одежды не надо. А главное – русичи успели убрать урожай. Зерно сгодится для лепёшек, а ещё мёд есть и воск, овощи.

Сначала пал Муром, как самый первый на пути ордынского войска к Великому княжеству Владимирскому, тут же в Рязань и Владимир поскакали воины с застав – упредить князей о надвигающейся опасности.

Глава 2
Нашествие

Несколько дней город жил суетно. Люди, уже имевшие опыт набегов и осад, прятали ценности, у кого они были. Кто побоязливее и осторожнее, вывозил свои семьи в отдалённые деревни в надежде, что не доберутся татары в глухомань. Фадей зашёл к Александру. Не успев поздороваться, начал возмущаться.

– Представляешь! Репьёв-то семью свою и рухлядь на ушкуй погрузил и сегодня утром отбыл. Я случайно на пристани был, его видел. Каково, а?

– Его дело.

– А кто город оборонять будет, если все, как крысы, разбегутся?

– Ты, я, сотни других.

– Это верно, не все такие.

– Если по уму-разуму, лучше бы всем семьи вывезти, и подальше.

– Это зачем?

– Если город осадят, чем меньше жителей, тем меньше провизии уйдёт, дольше продержаться можно.

– Так-то оно так. Но если семьи в городе, дружинник или ополченец биться с врагом упорнее будет, есть что защищать.

Александр Репьёва не осуждал, потому как знал из истории, что падёт город. И не только Владимир разрушен и сожжён окажется, а и десятки других городов – Юрьев, Муром, Суздаль, Переяславль, Углич, Ростов, Москва, Коломна, Ярославль, а уж более мелких, но не менее значимых, как Стародуб, или Романово, или Молога, не счесть. И людей погибнет несчитано, не меньше, чем при нашествии Батыя. В памяти людской и истории надолго останутся три крупных нашествия – Батыя, Тудана и Неврюя.

Князь и жители полагали, что есть ещё запас времени, успеют подготовиться. Но войско Тудана, как и всегда монголы, передвигалось стремительно. Пока часть нукеров брала штурмом Муром, основное войско шло вперёд. А главное – у каждого воина в поводу два-три запасных коня. Воин прямо на ходу пересаживался на другого, и скачка не останавливалась. Если русский конный дружинник проходил за день тридцать вёрст, то монгол – сто.

Появление чужих воинов на противоположном берегу Клязьмы было внезапным. Знали, готовились, но не так скоро. Стал бить набат, забегали жители, крик поднялся, суета. Случилось это в полдень. Городские ворота заперли, дружинники и ополченцы на городские стены взобрались, наблюдают. А басурмане прятаться не думали, вели себя по-хозяйски. Разбили несколько походных шатров для военачальников, костры развели, стали баранов резать, похлёбку варить. Добычи на русских землях уже много взяли, несколько больших обозов с трофеями уже в Сарай отправили. А ещё пленников множество, тысячи. Из рабства и плена никто никогда не возвращался, но редкие случаи были, когда родня выкупала. Или дворянина или военачальника князь. Дорого получалось, но татары деньги ценили больше человеческой жизни. Пленники умирали от недоедания, тяжёлой работы, замерзали. Но на смену умершим или убитым приводили новых. Бежать пытались, особенно летом, но пройти мимо дозорных в степи, где видно далеко, невозможно. А ещё пастухи вылавливали беглых рабов, получая вознаграждение. Одолеть тысячекилометровый путь от низовьев Итиля до Оки или Клязьмы, до русской земли, без подготовки, без коня нереально.

Войско басурман попыток переправиться не делало. Да и зачем? Разведку провести? Так дружинники и охочие люди князя Андрея город знали, как и его слабые места в обороне. Отдыхали после долгого перехода, пока мурзы, как назывались у татар бояре, совещались в шатре Тудана. И князь Андрей Городецкий там был, предатель и изменник. Разглядели народ и дружинники со стены князя и воинов его во вражеском стане, негодовали, посылали проклятия.

Александр с Фадеем тоже были на стене. У Саши буря чувств в душе. Предупреждал же он Дмитрия, что единоутробный брат его затевает заговор. Князь не сделал ничего – и вот результат. Конечно, остановить Дюденеву рать на подступах к городу невозможно ввиду значительного перевеса в силах. Но каким-либо образом вывести из игры Андрея надо было. Или братские чувства не позволили? Да что об этом рассуждать, когда поздно. Жаль, что из-за бездействия князя много народа погибнет, в основном мужчины, а женщины и дети будут уведены в полон. По мнению Александра, уж если получил власть, то и ответственность за вверенный тебе народ надо нести.

До вечера никаких событий не происходило, к вечеру ополченцы разошлись по домам, дружинники по очереди несли службу. Памятуя о десятке Пафнутия, Саша в безопасности себя не чувствовал. По приказу боярина Щепкина десятник мог открыть врагу ворота. Другое дело, что басурмане ночью не воевали. Они считали, что ночью боги им не помогают. А ещё не могут быть задействованы лучники, цель не видна. А лучники – главная ударная сила. Перед тем, как войскам противоборствующих сторон сойтись, татары пускали вперёд лучников. Те, не останавливаясь, крутили перед противником «карусель», непрерывно осыпая стрелами. Опытный лучник за минуту мог выпустить до десятка стрел, а за второй заход и вовсе опустошить колчан. Стреляли метко, луком учили владеть с малых лет, и через десяток лет лучник мог попасть в птицу в полёте. Почти каждая стрела находила жертву – всадника или коня. Бой ещё не начался, а у противника большие потери. Противник не выдерживал, начинал атаку, лучники успевали проскочить в коридоры, оставленные своими. Противник начинал теснить, ибо татары ставили немногочисленное войско. Татары бросались наутёк, но это была замануха. Противник, воодушевлённый бегством татар, начинал преследование, строй его расстраивался, вытягивался. Основные силы басурман нападали из засады с двух сторон, окружали, и начиналось «избиение младенцев». Такую тактику выработал ещё Чингисхан, и все последующие владетели Орды придерживались старых, но не дающих осечек традиций. Знал ли об этом князь Дмитрий? Хорошо уже то, что он не вывел дружину в чистое поле. За стенами обороняться проще. Во все времена потери штурмующих были в три раза выше защитников.

А на следующее утро татары начали переправу. Александр видел этот цирк в первый раз. Кони плыли, татары одной рукой держались за их хвосты, а другой – за надутые бурдюки. Десяток минут – и татарин уже на этом берегу. Сверху, со стены, казалось – вся река заполнена людьми и конями. Народ на стенах устрашился, татар были тысячи, а может, и десятки тысяч. Коней и татар сносило течением, и они выбирались на берег ниже города по течению Клязьмы.

Переправа – самая уязвимая часть марша. Сейчас бы князю с дружиной напасть, пока татары в воде, не дать им выйти на берег. Но князь не решился. Пусть победа была бы мала. Мурзы, оценив потери, переправу отменили бы, нашли другое место подальше от города, где не встретили бы сопротивления. Но такая победа, тактическая, не нанесшая татарам большого урона, оказала бы важное психологическое действие, воодушевила. Татары переправлялись деловито, нагло, как будто и не было рядом города и защитников. Александр почувствовал себя оскорблённым. Татары их ни в грош не ставят. Закипела кровь и не у одного его.

Но без веления князя открывать ворота и выходить на битву нельзя. Военачальник должен быть один, а он медлил, проявляя нерешительность. На глазах у негодующих русских ратников за день почти всё войско басурманское перебралось на берег, захватив изрядный плацдарм. Александр, видя активные действия неприятеля и полное бездействие князя, аж зубами от злости скрипел, желваки так и ходили на скулах.

И снова ополченцы вечером разошлись по домам. У каждого семьи, похлебать горячего да потешиться с супружницей. А рано утром набат поднял. Александр подхватился, оделся в несколько секунд. Натянул кольчугу, шлем на голову, в левую руку щит, саблей опоясался, выскочил на улицу. К стенам уже ополченцы бегут. А поздно! Рано утром продажные дружинники вроде Пафнутия открыли ворота. Явно сговор был, потому что отряды татар тихо ринулись в город, начали растекаться по улицам. Кто жил ближе к воротам, проснулись уже в тылу у татар. Вот и сейчас впереди крики раздались, звон оружия. Многие, как и Саша, в недоумении. Что за драка, с кем? А уже видно, как татары рубят ополченцев. У защитников из народа оружие самое разное, у кого сулица – короткое копьё, у кого меч ещё дедов. А шлемы или кольчуги редко у кого, как и щиты. Опять же выучка сказывалась, опыт. Татары разбоем жили, навык не терялся. А что спросить с офени или кожемяки, которые оружие раз в год держат в руках, да и то, чтобы от ржавчины очистить и смазать. Но нашлись несколько умельцев, схватившихся биться всерьёз, и вооружены были достойно. И Александр подоспел. Перед ним басурманин, а лицом вовсе не татарин. Татары европейское лицо имеют, кожа белая, глаза с широким разрезом. А у этого кожа медно-коричневая, скуластый, глаза как щёлочки. Настоящий монгол, степняк бог знает в каком колене. Враг взмахнул саблей, а Александр применил один из приёмов крестоносцев. Вскинул щит и ударил его краем в лицо монголу. Послышалось или в самом деле хрустнули кости? Монгол по инерции ударил саблей, попал по щиту, закричал и рухнул. Удар щитом не такой силы был, чтобы убить. Рядом скалит зубы ополченец с сулицей. Во время скоротечной схватки, когда Саша ударил монгола щитом, ополченец всадил сбоку рожон сулицы. Рожон – железный наконечник копья. На сулицах он невелик, в ладонь длиной, а на копьях дружинников в две ладони. Правда, на охотничьих рогатинах, с которыми на медведя ходят, такой рожон в локоть длиной, да с перекладиной. У одного ополченца Саша рогатину видел. Мощное оружие, такое против конницы применять с успехом можно, любого коня сдержит, убьёт. В уличном же бою слишком неповоротливо из-за длины избыточной.

А сеча на улице продолжается. На Александра седоусый монгол напал, глаза ненавистью горят. Рубился монгол яростно, саблей бил без перерыва, Саша только успевал под удары то щит подставить, то саблю свою, выжидая момент. Слева кто-то хекнул, и по голове монгола ударил топор-клевец, войдя в череп по рукоять. Оружие такое топором называется за схожесть. Вместо широкого лезвия, как на обычных топорах, у него четырёхгранное остриё, подобное клюву, отсюда и клевец. Ни одна защита – ни кольчуга, ни зерцало, ни кираса – от такого удара не защитит. Один недостаток – оружие ближнего боя из-за короткой рукоятки. Длиннее, чем у плотницкого топора, но мечу или сабле уступает.

Монгол рухнул, а на его место молодой заступил. Завизжал что-то, саблей взмахнул, Александр нанёс тычковый удар клинком в лицо, без замаха. И этот рухнул замертво. Шум стих. Саша осмотрелся. Десятка два монголов убиты, но и ополченцев не меньше полегло. Ещё десятка два живы, по сторонам озираются. Без командира любое воинство – сброд. Александр скомандовал.

– Подобрать оружие и щиты у убитых.

Подействовало. Кто саблю взял, кто щит, а двое расстегнули ремешки, сняли шлемы, на свои головы одели. Жаль, шлемов было всего два, шишаки. На улице монголов не видно, но впереди, на перекрёстке, в полусотне метров, видны сражающиеся.

– Вперёд! Бей, руби, коли! – заорал Саша и бросился к перекрёстку.

Ни один не остался, побежали за ним, топот сапог, воинственные вопли. Врубились в татар с фланга. Александр с ходу срубил одного, зачал биться с другим. Монгол роста невысокого, но в плечах широк, силён. Сабельные удары сильные. Саша подловил момент, нанёс удар, монгол щитом прикрылся, приоткрыв нижнюю часть. Саша сильно пнул его носком сапога в колено. От боли, неожиданности монгол рухнул на колено, и Александр ударил его саблей по шее сбоку. У монгола на голове плоский шлем – мисюрка, грива из конских волос. Сабля дамасская часть шеи монгола разрубила, а снести голову волосы помешали, не хуже стальной бармицы. Пришлось вторым ударом добить. Зато Саша уяснил сразу. Не для красоты у монголов пучки конских волос на шлемах, для защиты. Потому удары сзади по шее наносить не стоит. Всякий опыт – сын ошибок трудных. И ещё обратил внимание – монголы наносят рубящие удары сверху, а колющие – нет. Кривизна сабли не позволяет или учили так? Надо воспользоваться. В бою анализировать некогда, тело само действует – глаза, руки, всё получается как бы механически. Понятно, сказываются опыт и приобретённые навыки.

На Сашу напал монгол. На его круглом щите намалёваны красной краской какие-то буквы или символы. Александр тогда не знал, что перед ним уйгур, одна из союзнических наций монголов. Монголы не имели своей письменности, а уйгуры обладали ею, и в армии монголов их зачастую использовали как писарей. Народность малочисленная, письменности их никто из европейцев не знал и перехваченное письмо или приказ хана или мурзы прочесть не мог. Для Александра что монгол, что уйгур – на одно лицо. Противник нанёс несколько ударов саблей сверху, неожиданно для самого себя Саша упал, ударил саблей по ноге врага, не прикрытой бронёй, отрубив её ниже колена. Уйгур рухнул, и Саша добил его колющим ударом. Вскочил, а со стороны ворот к перекрёстку, где идёт бой, бежит новая группа монголов. Через секунды ополченцы окажутся зажатыми в клещи превосходящими силами. Надо делать ноги.

– За мной! – приказал Александр.

Перескакивая через мёртвые тела, побежал к монастырю, до него недалеко, метров двести. За Сашей побежали другие. Лишь бы монахи открыли дверь в воротах, иначе преследующие ополченцев татары перебьют их под стенами. Видимо, монахи наблюдали со стены. Перед ополченцами распахнули дверь, и все владимирцы успели заскочить в монастырь. Дверь тут же закрыли. Ополченцы хватали воздух открытыми ртами. Такой спринт, да с оружием, после сечи, был серьёзной нагрузкой.

Привратник Фома Александра узнал.

– Тяжело в городе?

– Татары прорвались. Думаю – открыл им кто-то ворота.

На стенах монастыря монахи с оружием. У кого лук и колчан за спиной, у других мечи, сулицы. Монастыри были не только оплотом веры, но и своеобразными крепостями на наиболее вероятных путях продвижения врагов что на северах русских, что на южных рубежах, что у городов древних. Почти все имели толстые высокие каменные стены, прочные ворота. Многие из чернецов в монастырях сами воинами когда-то были, умели держать оружие в руках. С появлением пороха и пушек на Руси все монастыри обзавелись новым оружием. В монастырях при нашествии неприятеля укрывались местные жители, для этого имелись запасы провизии длительного хранения – сушёное мясо, вяленая рыба, сало, мука, сухари, соль. В каждом монастыре источник воды – родник или колодцы, и жажда защитникам не грозила. Татары на Владимир напали рано утром, без длительной осады, и жители близлежащих кварталов в большинстве своём не успели укрыться в монастыре. По крайней мере, Александр увидел небольшое их число во дворе.

Монголы, поколотив в ворота ногами, ушли. Монастырь никуда не денется, надо успеть взять трофеи в городе, пока их не забрали другие. Жалованье нукеры ордынские не получали, и трофеи – важная часть их дохода, смысл войны.

Отдышались. Александр обрадовался, что вышел из мясорубки живой и даже не ранен. А ополченцев погибло много, сам видел убитых. Если кто и ранен был, татары после боя, по своему обыкновению, добивали. Учитывая, что противники превосходили в силах многократно – повезло редкостно. Рядом Фотий появился, в рясе и с сулицей в руках. Вид нелепый. Ему какое оружие подай, обряди в кольчугу, щит в руки, а всё равно видно – не вояка. Потому что лицо благородное, смиренное. А главное – глаза не воина. Жестокости в них нет, готовности врага убить. Умереть за веру, за город или страну – дело нехитрое. Не умирать надо, врагов убивать нещадно, тогда ни у какого врага мыслей не возникнет напасть. Убей два, десять, сто врагов – мечом, копьём, стрелой, да хоть зубами загрызи! Тогда умереть можешь.

В монастыре, во дворе, развели костёр, в большом котле стали кашу варить. Едоков-то прибавилось. К Александру настоятель Иов подошёл.

– Тебя, если не запамятовал, Александром нарекли?

– Так и есть.

– Кто у вас старший?

Александр замешкался, а ополченцы на него руками показывают.

– Он и есть.

– Тогда распредели своих воинов по стенам, пусть караул несут. Если что надо – к ключарю Варфоломею обратись. Он из бывших десятников суздальских, за оборону монастыря отвечает.

– Понял, отец настоятель.

– Да храни вас Господь!

Наместник перекрестил ополченцев. Александр скомандовал.

– Постройся в шеренгу по два.

Мужики долго толкались, но встали.

Саша пересчитал. Восемнадцать человек разного возраста. Оружие самое разнообразное, а у двоих его нет.