Текст книги "Щипач"

Глава 3
ЧЕКИСТ

Когда сотрудники вышли в коридор, Фомин спросил:

– Ты из какого отдела?

– Я из Петрограда переведен, еще не знаю.

– Тогда идем в кадры. Давай ко мне, ты парень решительный, боевой. Нам такие нужны.

ВЧК имело несколько отделов – по борьбе с контрреволюцией – главный и самый многочисленный, по борьбе со спекуляцией, тюремный, организационный, контрразведывательный. Позже появились железнодорожный, военный, иностранный, по борьбе с контрабандой, по борьбе с враждебной деятельностью церковников, так называемый шестой отдел.

При переезде из Петрограда в Москву весь архив ВЧК и личные дела были доставлены в первую очередь. Фомин сам представил Алексея кадровику.

– Из Петрограда товарищ. Отдай его мне, я лично знаком.

Кадровик прочитал бумажный мандат на имя Семыкина, нашел личное дело.

– Хм, записи о переводе нет.

– Я получил личное задание от товарища Урицкого.

Моисей Урицкий был главой Петроградского ЧК. Об оперативных делах знал только начальник отдела и председатель ЧК. Если бы не Фомин, заявивший, что лично знает Алексея, наверное, делали бы запрос в Петроград. Но еще была неразбериха после переезда из Петрограда в Москву, к тому же не существовало четких правил, и кадровик удовлетворился объяснением.

– Сейчас выпишу новый мандат, а то непорядок. Сотрудник в Москве, а мандат петроградский.

Кадровик долго тюкал одним пальцем по клавишам печатной машинки «Ундервуд», потом сам сходил к Дзержинскому, подписал мандат, поставил печать и вручил Алексею.

– Получи талоны на питание и распишись. Ты где квартируешь?

Алексей назвал адрес, получил под роспись талоны, вышел в коридор. Все произошло как-то быстро. Матрос, взрыв, стрельба, Фомин, и вот он сотрудник Московской ЧК. Попал, как кур в ощип, сам того не желая. Повезло, что в личном деле не было фотографии. Немного позже фотографы в штате ЧК появятся – фото сделать на документы сотрудников, а главным делом – фото в дела обвиняемых в государственных преступлениях.

Кстати, с сентября 1919 года ВЧК заняло все огромное здание на Лубянке, освободив его от жильцов и учреждений. Штат сотрудников ЧК разрастался.

Дзержинский, до того, как примкнул к большевикам, был и анархистом, и эсером, и к бывшим однопартийцам относился снисходительно, а зря. В начале июля 1918 года левые эсеры, опираясь на отряд ВЧК под командованием левого эсера Попова, подняли мятеж. А чекисты Яков Блюмкин и Николай Андреев заявились в немецкое посольство, убили посла, графа Мирбаха, бросив в него бомбу и выстрелив из револьвера, и ухитрились сбежать. Дзержинский о готовящемся покушении знал, но мер не принял, поскольку был против подписанного большевиками мира с Германией в Брест-Литовске. К вечеру 7 июля мятеж отряда Попова был подавлен, а сам Дзержинский снят с должности и арестован. Заместитель «Железного Феликса» Александровский и двенадцать чекистов из отряда Попова были расстреляны, а Блюмкин и Андреев получили по три года тюрьмы. Дзержинского допрашивал сам Ленин. Доверие ЦИК и партийной верхушки к ЧК пошатнулось. Но уже двадцать второго августа Дзержинский был восстановлен в должности, мало того, с марта 1919 года одновременно возглавлял созданное НКВД, а с августа 1919 года и особый отдел ВЧК – военную контрразведку. И это не все. С октября 1919 года становится председателем совета войск военизированной охраны, а с ноября – войск внутренней службы, занимавшейся охраной и конвоированием заключенных. В одних руках сосредоточилась огромная власть над силовыми структурами. А фактически в каждой руководил его заместитель.

И вновь эсеры, которые занимали в Советах и Правительстве изрядную долю должностей, отличились.

В июне 1918 года на Обуховском заводе Петрограда эсером Никитой Сергеевым был убит комиссар по агитации и печати Володарский (Моисей Маркович Гольдштейн). А 30 августа 1918 года в Петрограде был убит эсерами председатель ЧК Урицкий. В этот же день в Москве, на заводе Михельсона эсерка Фанни Каплан четырежды выстрелила в Ленина, две пули попали в вождя и ранили. Большевики простить террор со стороны эсеров не могли, это покушение на власть. Эсеры были удалены с постов. По постановлению СНК от 5 сентября 1918 года был объявлен «Красный террор», по классовому принципу, повсеместно и в широких масштабах. В Петрограде чекисты, разозленные убийством Моисея Урицкого, отличились особой жестокостью. Не мудрствуя лукаво, взяли адресную книгу. Такие выпускались ежегодно, в них и адрес, и род занятий владельца квартиры или дома. Ежели указано – мещанин или купец 2-й или 1-й гильдии, промышленник или чиновник, считай – приговорен.

Адресные книги при большевиках не выпускались совсем, пользовались царского выпуска, в последний раз такая книга выходила в 1916 году, а чиновники указаны по классам, к примеру, коллежский асессор. За короткое время без суда и следствия были расстреляны десять тысяч человек, причем не только мужчин, зачастую казнили всю семью – родителей и детей несчастного чиновника. Страна замерла в страхе. Чекисты арестовывали свои жертвы днем и ночью, подъезжали на грузовиках, два-три чекиста вламывались в квартиры и вывозили полуодетых. Зачем одежда приговоренному, если сразу с грузовика их заводили в подвал на Литейном, 4 или Гороховой, 2 и расстреливали? Подвал чем хорош? Ни выстрелов на улице не слышно, ни криков жертв.

«Красный террор» – мероприятие массовое, и руководство бросило на операцию все силы. Попал в том числе и Алексей. Ему назначили старшего – чекиста Дятлова. Они должны были арестовывать по спискам людей и везти на Лубянку. Для выполнения задания дали грузовик с водителем и двух солдат для конвоирования задержанных. И таких мобильных групп было несколько. Алексей исполнял все, что приказывал старший. Заходил с Дятловым в квартиры или дома, старший спрашивал установочные данные – фамилию, имя, отчество, год рождения, род занятий, потом объявлял, что гражданин арестован. Под плач и стенания семьи Алексей выводил арестованного к грузовику, держа в руках оружие, передавал солдатам. Те находились в углах кузова, держали наизготовку винтовки. Испуганные люди бежать не пытались, были испуганы, вины за собой не чувствовали, полагали – в ЧК разберутся, произошла ошибка. Никто не собирался разбираться, жить этим несчастным оставалось несколько часов. Пока Алексей выводил задержанного, Дятлов оставался в квартире или доме задержанного. Зачем – Алексея не интересовало. Предполагал – обыск делает. Это позже появится ордер на обыск и арест, подписанные прокурором, понятые и прочее. Тогда было одно – революционная необходимость! И ею прикрывалось любое беззаконие. Старые, царские процессуальные нормы отбросили, а новые не создали. Главное – классовое чутье, революционное самосознание, остальное – буржуазная шелуха, не стоящая внимания. О том, что следует арестовать классово чуждый элемент, председатель ВЧК говорил на собрании, но о расстрелах умолчал. И когда Алексей, после недели арестов узнал, что люди расстреляны, для него был шок. Сразу задумался. Не уйти ли из ЧК? У него ни семьи, ни своей квартиры. Одним словом – нет якоря, который держит человека на одном месте. Сжечь мандат, да уехать куда подальше. В царской России паспорта или иные документы были далеко не у всех. При большевиках паспорта стали выдавать только горожанам, да и то через много лет после революции. А деревенские жители получили паспорта в семидесятых годах. Так что отсутствие личного документа никого не удивит, назовись хоть любым именем. Или можно уехать на юг, примкнуть к Белому движению. Конечно, он сейчас сыт, служит в серьезной организации, есть перспективы роста. И до сих пор в казнях не участвовал. Но ведь не зря Дзержинский сказал, что «ЧК – это карающий меч революции». Вот только пользоваться мечом надо умело, карать действительно врагов, а не невиновных, запугивая свой народ.

В царской России с 1825 по 1905 год, за восемьдесят лет было вынесено 625 смертных приговоров, из которых приведено в исполнение сто девяносто один. В пору революционных волнений, с 1905 по 1910 год было судами империи вынесено 5735 смертных приговоров, исполнено 3741, включая приговоры военно-полевых судов, изначально более жестоких, чем гражданские суды. А по внесудебным приговорам ЧК с 1917 по 1922 год было расстреляно от 50 до 140 тысяч человек (по данным разных источников). И после этого большевики называли последнего русского царя Николая II кровавым.

От партии большевиков курировал органы ЧК И. В. Сталин, который понял истинную силу карающего органа. Кстати, после смерти Ленина в январе 1924 года Дзержинский принял сторону Сталина. От репрессий 35–40-х годов само ЧК это не спасло. Сотрудники ЧК, которые организовали отделы, наладили работу, сами были расстреляны. А. Х. Артузов, Г. И. Бокий, М. Я. Лацис, М. С. Кедров, В. Н. Манцев, Г. С. Мороз, И. П. Павлуновский, Я. Х. Петерс, М. А. Трилиссер, И. С. Уншлихт, В. В. Фомин пали в период руководства Ягоды, Ежова, Берии.

Опыта работы у чекистов не было, особенно плохо представляли свою службу следователи. Было указание ЦК партии на работу бывших сотрудников полиции, тюрем, охранного отделения, судов и прокуратуры не брать, как представителей класса угнетателей рабочих и крестьян. Однако после раздумий Железный Феликс решил побеседовать с Джунковским, бывшим товарищем (заместителем) министра внутренних дел, начальником отдельного корпуса жандармов, генерал-лейтенантом. Как там писал А. С. Пушкин?

«…и вы, мундиры голубые и…». Это он о жандармах, отцом-создателем которых был граф Бенкендорф.

Джунковский заслужил славу человека порядочного и честного. Он один, кто осмелился положить на стол царю докладную записку о похождениях и пьяных разгулах с придворными дамами Гришки Распутина. Скандал замяли, Джунковского перевели на службу в Москву, подальше от царского двора, а практически выслали из столицы. Ныне Джунковский проживал в своем имении в Смоленской губернии. Дзержинский позвонил председателю Смоленского губчека, попросил доставить Джунковского в Москву, в ВЧК.

В Смоленске поступили, как всегда в ЧК. Арестовали и под конвоем двух чекистов поездом привезли в Москву. Надели бы и наручники, если они были.

Долго длилась беседа Дзержинского и Джунковского. Дзержинский умел убеждать, и бывший начальник корпуса жандармов дал согласие на сотрудничество. Было ему в то время 52 года, а Дзержинскому 40 лет. Консультанту дали квартиру на Арбате, хозяина которой расстреляли во время «Красного террора», дали продовольственный паек. Джунковский наладил работу следственного отдела, а еще разработал очень удачную операцию «Трест».

«Красный террор» еще продолжался, а по Москве и другим крупным городам прокатилась волна ограблений и убийств. Занималась уголовщиной вновь созданная милиция. Но уголовники сбивались в крупные, хорошо вооруженные банды, наглеющие с каждым днем. В Москве банда Николая Сафонова по кличке Сабан 24 января 1919 года за одну ночь убила девятнадцать постовых милиционеров. Это уже был вызов всей советской власти, посягательство на ее представителей. Дело по уничтожению банды или аресту ее членов взял под личный контроль Дзержинский.

Опыта борьбы не было, как и внедренных в уголовную среду агентов. Попытки подкупить уголовников, чтобы вывели на банду, закончились фиаско. Мертвым деньги не нужны, а Сабан был жесток и, даже заподозри измену, тут же «поставил бы на нож». Задействованы были все отделы. Фомин предложил организовать засады из сотрудников ЧК. Сабан, не получив за массовое убийство милиционеров, заслуженного ответа, обязательно повторит акцию устрашения. Чекистов распределили по группам, определили места засад, выбрав самые глухие углы. Постовых милиционеров не предупреждали во избежание утечек информации, командиры групп днем осмотрели местность, определили наиболее удобные места засад, вероятные пути подхода банды, ежели она появится. Сотрудники в оружейке получили в дополнение к револьверам «Наган» или пистолетам «Браунинг» мощные «Маузеры» с деревянными кобурами. Кобуры пристегивались к рукояткам, как приклады, получался полуавтоматический карабин. Еще засветло, по одному, сотрудники заняли места, определенные командирами групп. Алексею достался полуподвал с окном. Командир строго предупредил – не курить, до утра не выходить из укрытия, если ничего не произойдет. Алексей днем вздремнул. Было бы позорно уснуть на боевом посту и упустить убийц. В уголовном мире убийц не жаловали, называли мясниками. Там в почете были преступники высокой квалификации, на самой вершине «медвежатники», вскрывавшие сейфы. Таких умельцев по всей России насчитывалось не более десятка. Царской полиции они все были известны. После революции некоторые уехали за границу и причин тому несколько. Главная – перевелись в России богатые люди, а еще – обесценились деньги. Если при империи можно было обменять в банках один рубль за два доллара или ехать с российскими рублями, ибо за границей наша валюта была уважаема, то сейчас Наркомат финансов выпустил эрзац-деньги. Они официально даже деньгами не назывались, а денежными знаками. Номиналом от одного до десяти тысяч, выпускаемые разными типографиями, они имели даже разную окраску. На них изображался герб СССР. Монет не выпускалось, а бумажные денежные знаки обесценивались быстро.

Кроме того, по новым законам, кража ценностей из государственных учреждений каралась сильнее, чем у граждан. Учитывая, что деньги были только у государства, срок можно было получить пожизненный или расстрел. Расстрел даже скорее, ибо дела о саботаже, спекуляции, валюте и кражах государственных средств проходили по ведомству ЧК. А там до 1922 года включительно приговоры выносили внесудебными решениями.

Ниже «медвежатников» в уголовной иерархии стояли карманники, в уголовной среде – щипачи. Ниже их «домушники», а потом «каталы» – картежники. Убийцы в самом низу. Ограбить и убить ума и навыков много не надо. Пырнул ножом, ударил топором или кастетом. Но после мировой войны, когда с фронта приходили раненые в свои деревни, привозили трофейное оружие. А среди казачества оно было вполне легальным. Во время революции захватывались оружейные склады разными сторонами. И банды не испытывали нехватку оружия и боеприпасов. В Москве обнаглели настолько, что банда Кошелькова остановила «Роллс-ройс» Ленина, обобрала Владимира Ильича, забрала автомобиль. Счастливая случайность, что не узнали и не убили.

Днем Алексей, как и другие чекисты из группы, отсыпались, а вечером поодиночке, чтобы не привлекать внимание, занимали места. У Алексея ключ от полуподвала, где располагалась раньше дворницкая, где хранились метлы, лопаты. Ныне дворников не было, дворницкие по назначению не использовались.

Алексей был доволен своим местом для засады. В подвале не так холодно, как на улице, нет ветра. Другим сотрудникам повезло меньше. Один в проходе между зданиями, там сквозняк постоянный, еще один на крыше у слухового окна полусгоревшего дома.

Неделю провели в ночных бдениях, а банда себя не проявляла.

Единственный подслеповатый фонарь тускло освещал небольшую площадь. Надо было приглядываться, чтобы увидеть и отличить от прохожих милиционера. С ноября 1918 года для милиции ввели отличительные знаки – на красном щите золотой серп и молот перекрещены, щит окружен колосьями белого цвета, внизу надпись – РСФСР, ниже – металлическая планка с выбитым номером постового милиционера. Носился нагрудный знак на левой стороне груди. Точно такой же знак, только размером поменьше, носился спереди на головном уборе.

Вследствие разрухи переодеть милицию, впрочем, как и ЧК, в униформу единого образца не представлялось возможным, сотрудники носили собственную гражданскую одежду. У чекистов зачастую это были кожаная куртка, изъятая на складах, поставленная Антантой для пилотов русской армии. А также кожаная кепка своеобразного пошива. Только в декабре 1920 года у милиции появилась форма – буденовка и обмундирование по армейскому образцу. Однако в армии галифе или гимнастерка защитного цвета, а в милиции серого или синего, это зависело от возможностей промышленности конкретной губернии. Но отличительные знаки остались прежние.

При убийстве милиционеров во всех случаях использовался автомобиль. Бандиты подъезжали к постовому, спрашивали дорогу, якобы заблудились. Постовой подходил, бандиты стреляли почти в упор, наповал. Нашлись свидетели, видевшие машину и слышавшие разговор. В живых остались чудом, потому как бандиты в темноте их не видели. Банда Сабана была очень жестокой, убивали всех – женщин, детей. Как позже оказалось, в банду входили 34 человека, половина из них бывшие офицеры, поэтому дисциплина жесткая. Сабан – выходец из Тамбовской губернии, шесть раз судим по серьезным статьям. Имел подручного по кличке «Капитан». Награбленное прятали в Сокольниках, на съемных квартирах и даче Сабана. Всего награблено бандой было на 4,5 миллиона рублей. Почему главарь решил отстреливать постовых, никто не знал. Постовые, напуганные массовыми убийствами, отказывались дежурить поодиночке, только пикетами по два-три человека.

Новое дежурство, Алексей занял свой пост. Стемнело, зажегся фонарь. Свет давал тусклый, в радиусе трех-четырех метров от опоры. Двое милиционеров топтались, переговаривались, курили. Около полуночи Алексей услышал звук автомобильного мотора. Сразу насторожился, снял «маузер» с предохранителя, передернул затвор. В темноте стрелять плохо, ни мушки, ни целика не видно. Постреливая глушителем, автомобиль подкатил к милиционерам. Оба были хорошо видны Алексею. Один из постовых положил руку на кобуру револьвера. Похоже – заподозрил что-то. Кто сидел в крытой машине – не видно. Алексей прицелился. Патрон у «маузера» мощный, на тот период мощнее был только у «Кольта М1911». Выстрел прозвучал неожиданно, один из милиционеров упал. Алексей выстрелил по машине раз, другой, третий. Пальба поднялась со всех сторон. Выстрелы звучали из машины, с трех мест, где сидели в засаде чекисты, стрелял постовой, спрятавшийся за фонарным столбом. Пули «маузера» легко дырявили железо кузова.

Взревел мотор, автомобиль рванул с места и помчался в переулок. Преследовать не на чем, не на ногах же? Алексей выбрался из укрытия, подбежал к милиционерам. Тот, который за столбом, направил револьвер.

– Стой!

– Я из ЧК.

Еще двое сотрудников подошли, все в кожанках и с «маузерами» в руках. Постовой понял – угрозы нет. Кинулся к товарищу. На груди расплывалось кровавое пятно, но парень в сознании, дышит.

– Телефонируй в отдел. Транспорт в милиции есть?

– Пролетка.

– Эх, – махнул рукой Алексей.

Ни бинтов с собой не взял никто, ни машины, спрятанной во дворах, не было.

– Телефон где ближайший? – спросил Алексей.

– В райтопе, там сторож есть.

– Веди.

Быстрым шагом, почти бегом, добрались до райтопа. Постовой стал стучать кулаками в дверь.

– Митрич, открывай немедля!

Через дверь спросили:

– Кто там?

– Митрич, это постовой Савельев, срочно телефон нужен, отворяй!

Щелкнул засов, дверь открылась. Из проходного коридора распахнутая дверь вела в комнату охраны, на столе телефон. Алексей знал только два номера своего отдела. Снял трубку, постучал по рычагу, ответила телефонистка:

– Одиннадцатый на проводе.

– Барышня, мне два – ноль два – ноль девять.

Был еще второй телефон – 2-02-27. В трубке щелчки, потом мужской голос:

– ЧК, отдел по борьбе со спекуляцией.

– Это Семыкин, я с группой в засаде был. Нападение на постовых. Один ранен, нуждается в помощи.

– Нападавших задержали?

– На автомашине были, мы их обстреляли, но машина уехала.

– Ждите. Вышлем санитарный автомобиль и нашу дежурную машину. Раненого в больницу с нашим сотрудником. Если раненый в сознании – пусть допросит, как выглядели нападавшие. А ты бери милиционера и наших ребят и на Лубянку.

– Понял.

Первой подъехала санитарная машина, им ближе. Хотя машина на базе грузовика «Рено», только крытая, на бортах красные кресты в белых кругах. Раненого погрузили, с ним сел Сельянов, самый опытный из чекистов. Санитарка уехала, через четверть часа прибыла легковая из ЧК, фаэтон «Руссо-Балт». Уселись, поехали. В движении не разговаривали. Да и разговаривать желания не было – холодно, дует встречный ветер сильно. Дежурный на Лубянке у всех документы проверил. Буквально на днях Алексей получил новое. Не бумагу с машинописным текстом, а удостоверение красного цвета. Внутри, на левой стороне надпись от руки. «Удостоверение № … Дано сие товарищу Семыкину В. А., что ему предоставляется право на арест всех подозрительных лиц в пределах Москвы и ее окрестностей. ЧК просит все гражданские, военные и железнодорожные власти РСФСР оказывать товарищу Семыкину В. А. полное содействие, что подписью и приложением печати удостоверяется. Подпись председателя ЧК и секретаря». На правой стороне фото, конечно, черно-белое и маленькое, но четкое.

До утра сам Василий Васильевич беседовал с милиционером, старался вытянуть все детали. Хуже всего с машиной. Ни чекисты, ни постовой не могли назвать модель, цвет. Темная, но черная, либо темно-зеленая, или бордовая – неизвестно. А еще непонятно, ранен кто-то в машине или убит. Если раненые есть, надо искать по больницам. Позже оказалось, что ранен был в руку сам главарь – Сабан. Еще один бандит был убит, а шофер ранен. Сабан отсиделся в Хамовниках. Рисковать бандой и везти шофера в больницу бандиты не стали, застрелили и сбросили тело в Яузу. На короткое время банда притихла. Сабану бандиты привезли на дачу «прикормленного» врача, тот оказал помощь. Немного придя в себя, Сабан уехал из Москвы в город Лебедянь Тамбовской области, где жила родня. После застолья и выпивки произошла ссора. Сабан возражений не терпел, схватился за оружие. При себе он всегда имел два заряженных револьвера. Открыв огонь, убил всю семью – восемь человек, не пощадив детей. На крики и выстрелы прибежали соседи. Противостоять соседям Сабан не смог, барабаны револьверов были пусты, а времени перезарядить, не было. Соседи выволокли бандита во двор и забили кольями до смерти.

После гибели Сабана руководство бандой перешло к «Капитану», Павлу Морозову. В банде оставалось три десятка человек, и они успели совершить налет на артель, похитив четыреста тысяч рублей. Ему не повезло сразу.

Уже 24 апреля его узнал сотрудник ЧК у Большого театра, начал преследовать. Павел ринулся в театр, но здание быстро оцепили чекисты и милиция, схватили. На допросах он выдал многих своих подельников – Степку Рябого, Капусту, Тефти-Вефти, Татарина, Глухого. И каждый сдавал других подельников. В общем, банду ликвидировали. Отдел, который возглавлял Фомин и в котором служил Алексей, назывался отделом по борьбе с саботажем, спекуляцией и фальшивомонетничеством. По мнению Алексея – преступления не очень серьезные, за исключением фальшивомонетчиков.

Своим прямым делом отдел еще толком не занимался. После переезда из Петрограда в Москву то операции по борьбе с анархистами, то «Красный террор» развернулся. Участвовали все отделы, невзирая на разные направления, службы, потому как численность сотрудников была невелика, а задач много. Мешало отсутствие опыта, не было наставников, работали методом проб и ошибок. Из числа сотрудников 37,8 % составляли члены партии большевиков, оставшееся большинство составляли так называемые «сочувствующие», то есть разделявшие идеи партии большевиков, но официально в члены не вступившие.

Алексей, служивший уже полгода, еще ни разу не видел саботажника или фальшивомонетчика. Спекулянты в его время были, только назывались солидно, бизнесменами. Фактически – лавочники, здесь купил, в другом месте продал дороже, перекупщики, не производящие ничего, если только деньги из воздуха. Одиночки, купившие пару сапог на одном базаре и продающие дороже эти сапоги на другом, ЧК не интересовали, только оптовики. А только или выявлять их не умели, или спекулянты действовали хитрее, чем ЧК. У спекулянтов опыт, зачастую образование. А среди чекистов похвастать высшим образованием могли единицы, по пальцам одной руки пересчитать можно. У большинства церковно-приходская школа, у иных гимназия. У Алексея закончен один курс университета, но о том он молчал, как и о своей судимости. Вот чего в избытке у чекистов было, так это энтузиазма и ненависти к угнетателям. Большевики за кратчайшее время ухитрились внушить рабочему классу, что интеллигенция, ученые, офицеры, враги – их враги, к ногтю их всех, как и священников, ибо религия – опиум для народа. В союзники к себе большевики записали крестьянство, ибо без хлебушка никакая власть существовать не может. И армия в большинстве своем состояла из выходцев из деревни. Но крестьянство как союзник был младшим и временным. Что самое нелепое, так руководили партией и страной те, кто ни молотка в руках не держал, ни за сохой не ходил. Профессиональные революционеры, не работавшие никогда, жившие на деньги от боевиков-бандитов своей партии, а то и вовсе на иноземные деньги. Сильная Россия не была нужна ни Европе, ни Америке. И господа-капиталисты в развале России преуспели. Но это был первый этап, вторым должен был идти раздел страны. Все хотели отхватить кусок, не исключая Японии.

Конечно, Алексею, прошедшему тюремные «университеты», многое было понятно о преступности. Его молодые товарищи, пришедшие в ЧК по набору, были из рабочей среды, о преступности знали мало. Чем преступник отличается от обычного человека? Отсутствием жалости к жертве, наглостью. Для него обмануть, ограбить, а то и жизни лишить – повод для довольства. Напрасно старушка или ребенок рыдают, пытаясь вымолить отобранные грабителем хлебные карточки, их мольбы не тронут каменное сердце преступника. Набить собственное брюхо, да еще покуражиться над жертвой, потом на воровской малине за пьянкой пересказать собутыльникам о своих подвигах – вершина мечтаний бандита.

Однажды поздним апрельским вечером Алексей возвращался на съемное жилье. Осталось пройти через подворотню и проходной двор. Устал за сегодня, пришлось весь день следить за крупным спекулянтом. Службы наружного наблюдения в ЧК не было, все выполняли обычные сотрудники. О приемах слежки Алексей имел отдаленное понятие, почерпнутое в фильмах об уголовном розыске во времена своей учебы в университете.

Повернул с улицы в переход, а там две тени. Да ладно бы влюбленная парочка. Женский голос о чем-то умолял. Алексей насторожился сразу, руку в карман опустил, ухватил рукоять «браунинга». Патрон уже в стволе, остается большим пальцем правой руки только снять с предохранителя и можно стрелять.

– Что происходит? – спросил Алексей.

– Помогите! – обратилась женщина.

И сразу мужской голос с хрипотцой:

– Шел бы ты своей дорогой, гражданин хороший!

Нет, не влюбленные воркуют, настоящий грабеж. Алексей выхватил пистолет.

– Стоять! Оружие на землю, если имеется.

– Ах ты, падла!

Сверкнул нож. Медлить нельзя, Алексей выстрелил в мужчину дважды. Незнакомец рухнул, секундная тишина и истошный визг женщины.

– Помолчите, я из ЧК!

Крик сразу оборвался. Послышался топот, под арку перехода ворвались двое мужчин.

– Стоять, милиция! Что происходит?

– Я из ЧК! Вот этот пытался ограбить гражданку. На мое требование бросить оружие пытался пырнуть меня ножом.

Постовые в растерянности. Был бы Алексей обычным гражданином, доставили в участок, изъяв оружие. У чекиста оружие изымать нельзя, он выше по статусу. Алексей о порядке знал.

– Постовой, сопроводите женщину и меня в отделение. Она свидетель, даже потерпевшая. Пусть дежурный снимет показания. Второму постовому охранять тело, пока не прибудет подвода. Не пугать же ему в переходе прохожих? Да, и пусть кто-нибудь из бывших на его рожу посмотрит, может опознает.

– Есть.

Под «бывшими» понимались сотрудники императорской сыскной полиции. Многих уголовников они знали в лицо. Ныне их привлекали как консультантов – подсказать, но ведение дел не доверяли.

Женщину в отделении допросили, записали в протокол. Алексей написал докладную, предъявил документы. Докладную придется писать еще у себя в отделе. Но Алексей об убитом не жалел. Одной мразью на свете меньше стало. Женщина при свете керосиновых ламп оказалась молодой девушкой. Дежурный укорил ее:

– Что же вы так неосторожно? Вечер поздний, дома сидеть надо!

– Я с работы шла, телефонисткой работаю, со смены.

Через день из отделения милиции телефонировали. Убитый оказался Яшкой Слепым, был опознан бывшим сотрудником царской полиции, имел характерную примету – бельмо на левом глазу. Сотрудники императорской полиции, как и жандармы, имели картотеку, в которой и фамилия и год рождения, и перечень преступлений описан, возможные адреса проживания, фото, характерные приметы. Сотрудники картотеку пересматривали часто, помнили по фото и особым приметам наиболее злостных или разыскиваемых преступников. После революции полицию распустили декретом, как и другие органы, причем бездумно, ибо сломали то, что необходимо любой власти и в любой стране, даже пограничников, таможенников. Уголовники воспользовались моментом. Вламывались в пустующие здания, жгли картотеки, уголовные дела, забирали личные дела сотрудников, в которых были адреса. В вакханалии первых месяцев наиболее опытных и активных бывших сотрудников полиции и жандармерии убивали. Никто убийц не искал, властям было не до уголовщины, удержаться бы на вершине власти. Уголовники в те годы поживились знатно, ибо были ограблены и музеи, и ювелирные дома, и состоятельные жители. И наводка легальная, великолепная – адресная книга. Грабь, воруй, убивай прямо по списку.

Через несколько дней сотрудников отдела собрал Василий Васильевич, начальник.

– Из магазина «Мюр и Мерилиз» поступила информация, что вчера сразу в двух отделах расплатились фальшивыми денежными знаками. Купюры крупного достоинства – по 5 и 10 тысяч. Ознакомьтесь.

На столе у Фомина тонкая пачка денежных знаков. Сотрудники разобрали. Кстати, «Мюр и Мерилиз» это название крупного магазина на Красной площади, ныне ГУМ.

Сколько ни смотрели сотрудники на купюры, а понять, что они фальшивые – не могли. Качество защиты от подделок никудышное. Ни водяных знаков, ни специальной краски, ни особой бумаги, которая хрустит – не было. Денежные знаки печатали в нескольких типографиях на обычной бумаге, а поскольку краска была разных серий, то отличался даже цвет. Фомин поставил задачу – для начала установить, в типографии это было сделано, скажем – в сверхурочное время, или на печатном подпольном станке. По государственным типографиям Фомин сомневался. Во-первых, у всех денежных знаков один и тот же номер, на что сотрудники не обратили внимания, поскольку раньше с фальшивыми деньгами не встречались. Выходило – было клише. Еще одним подтверждением было отсутствие точки на подписи. На настоящей денежке точка была.