Текст книги "Щипач"

После обсуждения было решено сообщить кассирам государственных учреждений о подделке, чтобы в случае появления постарались запомнить сбытчика – одежду, лицо. И по возможности дать сигнал постовому. Не везде они были поблизости, но возле «Мюра и Мерилиза» были точно. Центр города, Красная площадь, из Спасских ворот выезжают машины с членами ЦИК и партии. Были на площади не только постовые, но и чекисты, причем в цивильной одежде, никаких кожанок и «маузеров» в деревянной кобуре.

Алексей попал в группу, которая должна была выявить сбытчиков. С чего начинать, не знал никто. По большому счету Алексей не понимал, зачем несколько чекистов должны заниматься мелочевкой. Инфляция страшная, покупательная способность денежных знаков падала за месяц вдвое-втрое. Только позднее осознал – Фомин тренировал чекистов на мелочевке сознательно. Пусть приобретут навыки, опыт. А дойдет до серьезного, сотрудники будут знать, как действовать.

Зарплата не играла в то время такую роль, как натуральные выплаты. Трудящимся выдавали продовольственные карточки на продукты питания. Нормировалось всё. Хлеба на рабочую карточку 1,5 фунта в день (около 700 граммов), сахара – 2,5 фунта в месяц (около одного килограмма), крупа – 0,5 фунта (220 грамм) в месяц, мясо – 2 фунта в месяц (900 грамм), яйца – 20 штук в месяц. На одну рабочую карточку выдавалась одна иждивенческая, где нормы были уполовинены. Оплачивались продукты по карточкам по твердым ценам. В 1918 году – 75 % от стоимости, в 1919 году – 10 %, а с 1920 года выдавались бесплатно. Паек выдавался по категориям, самый калорийный и весомый – высший. Так же на предприятиях бесплатно выдавалась спецодежда. Однако карточки подделывались. Например, по переписи, в Петрограде в 1918 году числилось 1 млн 469 тыс. человек, а карточек отоварили на 1 млн 752 тыс. человек. Это было одной из причин отмена карточек с октября 1922 года. Но и с зарплатой были перекосы. Например, заработок инженера высшего, 35-го разряда, был меньше, чем чернорабочего самого низкого, первого разряда.

В связи с неконтролируемой эмиссией денег 19 января 1920 года Народный банк был упразднен. Право выпуска денег передано Наркомфину. С июля 1921 года по январь 1922 года Наркомфин тоже ухитрился выпустить в обращение 14 триллионов совзнаков.

И только в октябре 1922 года Госбанк выпустил банковские билеты – в 25, 50 и 100 червонцев. Один червонец был равен 7,74 грамма золота и приравнивался к царской десятирублевке. Кроме того, выпустили банковские билеты в 1, 2, 3, 5, 10 червонцев. Инфляцию удалось сдержать, но в 1924 году снова провели денежную реформу.

В магазине, куда отправились чекисты, они долго беседовали с кассирами, продавцами. Сбытчиков фальшивых денег никто не запомнил. Другое дело, что если бы кассиры знали признаки подделки, ту же отсутствующую точку, то внимание обратили. Но выполнить тщательный просмотр купюр было нереально. Например, пальто стоило миллионы, а самая большая купюра номиналом в пять тысяч. Продавцу вручали сразу увесистую пачку. Тут бы впору успеть пересчитать, не до выявления фальшивки.

Неделя ушла на бесплодные поиски, а затем их отдел, почти в полном составе, отправили в Тамбовскую губернию, где начались крестьянские волнения. Антоновский мятеж был одним из самых крупных крестьянских восстаний против Советской власти. И начался он в Тамбовской губернии, перекинувшись потом на другие губернии – Воронежскую, Саратовскую, Пензенскую. В том году в Тамбовской губернии случилась засуха, хлеба было собрано всего 12 миллионов пудов, а по продразверстке крестьянам предписывалось сдать 11,5 миллиона пудов. Если исполнить, селян ждет голод. Крестьяне стали уклоняться от сдачи зерна, прятать его. Шлихтер, председатель Тамбовского губернского исполкома, во главе продотрядов – вооруженных солдат и чекистов – стал изымать хлеб, а сопротивляющихся без колебаний расстреливал. На жестокие действия Шлихтера наложилось еще обстоятельство. Шли бои Красной армии и Белой гвардии на юге и Украине. Советская власть проводила мобилизацию мужчин в возрасте от 21 года до 25 лет, отправляла, фактически не обучив, поездами на юг против Деникина. В Белой армии офицеры, имеющие опыт боевых действий против германцев, потери среди красных новобранцев большие. Многие новобранцы стали дезертировать – в обмундировании, с оружием. Дезертиры стали сбиваться в банды, называли себя «зеленой» армией, зачастую занимаясь грабежами населения, пропитание добывать надо и делали это силой оружия. Крестьяне как между молотом и наковальней. Красные хлеб отбирают, дезертиры не только хлеб, но и мясо и масло. Где искать защиту? Вспыхнул бунт. Продовольствие выменивали на оружие, захватывали у милиции. Уже летом 1919 года в отряде бывшего начальника Кирсановской милиции Александра Антонова было полторы сотни человек. Да еще 18 августа 1919 года генерал-лейтенант Мамонтов своей конницей захватывает Тамбов, передает повстанцам оружие со складов. Многие селяне вливались в отряды. Большинство служили ранее в императорской армии, с оружием обращаться умели. Подавляющее число служивших как раз были из крестьян, да и страна была не столько промышленной, сколько аграрной.

Повстанцы стали убивать представителей власти, милиционеров, чекистов, бойцов продотрядов, коммунистов в захваченных селениях. Шлихтер объявил в губернии осадное положение, создал оперативный штаб, засыпал руководство страны телеграммами об угрожающем положении. Сначала Шлихтер собрал карательный отряд и решил подавить восстание своими силами. Был разбит 31 августа, бежал в Тамбов, откуда Мамонтов был выбит Красной армией. Шлихтер был снят с должности. Из-за серьезности ситуации Ленин поручил Дзержинскому разгромить антоновщину. Повстанцы уже объединились и представляли серьезную силу. Их возглавил бывший поручик, Георгиевский кавалер Петр Токмаков. Численность повстанцев составляла уже пятьдесят тысяч, и Токмаков разделил их на две армии. Первую возглавил сам, а второй командовал Александр Степанович Антонов, член партии эсеров. В благодатную черноземную землю Тамбовщины, богатую урожаями хлеба, тогда съехались пятьдесят продотрядов со многих городов – Петрограда, Москвы, численностью до пяти тысяч человек. Как правило, командовал продотрядом комиссар, при нем два-три десятка бойцов. Вели себя жестоко, как на территории противника. Масла в огонь подлило массовое закрытие властью церквей и гонения на священников. Юродивые кричали: «Красный антихрист пришел!»

Повстанцы образовали на территории трех уездов – Тамбовского, Борисоглебского, Кирсановского, своеобразную «крестьянскую республику» со своим уставом и управлением. Поскольку повстанцами была перерезана Юго-Восточная железная дорога, лишившая Москву подпитки продовольствием из южных областей, Политбюро ЦК РКП(б) решило перебросить для подавления восстания воинские части с фронтов, причем в полном составе – с танками, самолетами, бронеавтомобилями и бронепоездами. С самолетов разбрасывали листовки, разработанные Каменевым, Бухариным и Преображенским, где был текст об отмене продразверстки и введении продналога. Продналог предусматривал обязательную сдачу не всего урожая, а определенной его части. Часть крестьянства купилась на посулы большевиков и вернулась из отрядов мятежников в свои селения. Целью воззвания было расколоть лагерь повстанцев, что частично удалось.

Для подавления мятежа на место прибыло руководство – от партии большевиков председатель ВЦИК Антонов-Овсеенко, а военных представлял командарм М. Тухачевский. Используя данные им неограниченные полномочия, руководство издало приказ о нескольких пунктах.

1. Граждан, отказывающихся назвать свою фамилию, расстреливать на месте.

2. В селениях, где скрывается оружие, брать заложников и помещать их в особые лагеря.

3. В случае нахождения в избе оружия, старшего в семье расстреливать на месте без суда.

4. Семья, в доме которой укрылся мятежник, высылается из губернии в отдаленные районы, имущество конфисковывается, старший в семье расстреливается на месте без суда.

5. В случае бегства семьи дом сжигать.

6. Приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно.

Кроме войск в Тамбовскую губернию были направлены милиционеры и чекисты из крупных городов, в первую очередь Москвы и Петрограда.

Когда приказ довели до чекистов, не все, особенно беспартийные, приняли его безоговорочно. Тем более что партия большевиков требовала проводить приказ в жизнь без слюнтяйства. В лагеря заложниками брали и беременных женщин и детей.

В отряды по борьбе с мятежниками входили и чекисты, и милиционеры, по нескольку человек на роту бойцов. Наверное, больше для пригляда за самими солдатами, многие из которых были мобилизованы из села и зачастую сочувствовали повстанцам.

Вошли в одно из сел, население сопротивления не оказало. Красноармейцы начали прочесывать домовладения. В каждый двор входили по пять-шесть красноармейцев, начинали обыск амбара, конюшни, других хозяйственных построек. Искали оружие и зерно. Зерно крестьяне оставляли на посевную, без него не будет урожая. Сами голодали, ели лебеду, жмых, но семенной фонд не трогали. А бойцы выгребали и его. Никто не думал, чем будут сеять крестьяне, соберут ли летом урожай? Пока бойцы занимались дворовыми постройками, избу осматривал командир отделения, с ним один-два бойца. Вели допрос – где муж? Есть ли оружие? Зачастую, пользуясь беззащитностью селян, отбирали ценности – серебряное колечко, серьги. Но крестьяне уже опыт имели. То белые их грабили, то зеленые, то красные. И потому ценности невеликие надежно прятали. Кто в лесу закапывал, запоминая место, другие под стреху крыши закладывали. Ранешние потаенные места – за иконами, уже не годились. Для красных ни икона, ни алтарь ничего не значили.

Алексей мимо избы проходил, по двору сновали красноармейцы. Из избы донесся женский заполошный крик, звуки ударов. Бойцы во дворе не реагировали, уже свыклись. Алексей решил зайти, свернул, прошел через распахнутую калитку, вошел в избу. Боец у раскрытого сундука склонился, командир отделения кулаком в кровь бьет деда. Молодка в угол забилась, кричит в ужасе. «Комод», как называли сокращенно командира отделения, приказал бойцу:

– Выведи бабу во двор, орет, ажно уши закладывает.

После революции офицерский корпус распустили. С ними ушли и звания. Командиров отделений, взводов, рот и выше, стали называть по должностям – комкор (командир корпуса), комбриг (командир бригады), комроты (командир роты). А еще ликвидировали погоны в армии, они «якобы» символизируют царских золотопогонников, генералов. В 1943 году вернули погоны, офицеров стали называть офицерами, а не краскомами, то есть красными командирами. И генералы вернулись, что не помешало одерживать победы. Только до возврата преемственности армии не дошли, не гордились подвигами предков.

Боец ухватил молодую женщину за волосы, выволок во двор. «Комод» же достал из кобуры револьвер, стал бить деда рукоятью.

– Где хлеб прячешь? Где сын? В повстанцы подался?

– Не бей! Сын три года, как от брюшного тифа помер. А хлеба нету. Стар я за сохой стоять, у меня даже коня нет, вот как перед Христом!

Глух «комод» к мольбам старика. Ударом на пол его свалил, начал ногами пинать. «Комод» Алексея видел, видимо – выслужиться решил, в раж вошел, удар за ударом так и сыплются на старика. Бедняга уже стонать перестал. У Алексея от злости желваки на челюстях вспухают. Немощного бить, как и ребенка, последнее дело. А запретить нельзя. Как в том приказе? Исполнять сурово и беспощадно! Но рожу «комода» запомнил и через пару дней встретил случайно у избы, превращенной в казарму. «Комод» козырнул, а Алексей приказал:

– Дай-ка мне свой револьвер.

«Комод» протянул оружие. Алексей ствол понюхал.

– Стрелял недавно? Порохом пахнет.

– Никак нет.

– Убийцу ищем. Кассира уездного казначейства убили.

– Не слыхал.

Да и как «комод» мог слыхать, если Алексей соврал. Алексей носом потянул.

– Да от тебя спиртным разит! Пил на службе?

– Полстаканчика с устатку, – не стал запираться «комод».

– Это что за непорядок? – Алексей пальцем в сторону показал.

«Комод» повернул голову. Алексей вскинул револьвер, поднес ствол к виску «комода», нажал на спуск. Бах! «Комод» рухнул. Алексей сразу бросил его револьвер к кисти убитого, чтобы на самоубийство походило. Успел отойти на несколько шагов, развернулся. Из избы на звук выстрела выбежали красноармейцы с винтовками в руках. Алексей кричать стал:

– Пьянствуете? Допились! Командир ваш башку себе прострелил. А ну-ка, ведите в избу.

На столе в избе квашеная капуста в миске, соленые огурцы, вареная картошка и наполовину пустая четверть мутного самогона.

– Под трибунал захотели? – заорал Алексей.

Бойцы притихли. А что скажешь в свое оправдание? Самогон на столе, улика. Изъятый у селянина при обыске. У Тухачевского в войске дисциплина жесткая, за пьянку следует наказание. Алексей продолжил:

– Заройте этого самострела! Пятно на взвод и полк! Комроты скажете – пропал без ведома! А то ведь позор!

Алексей взял бутыль с пойлом, вышел. Бутыль не разбил и содержимое не вылил. Отошел подальше, немного на рубаху пролил, для запаха, глоток сделал. Рот обожгло. Первак, такой горит синим пламенем. Бутыль принес в избу, где чекисты обосновались.

– У бойцов изъял. Напьются, еще перестреляют друг друга.

– А нам в самый раз будет, – захохотал Мальцев, чекист из Московской губчека.

На столе буханка хлеба нарезана, большой шматок сала да вареная курица. Побогаче стол, чем у бойцов. Выпили, закусили. Один из чекистов сказал:

– Завтра из лесов эту свору выкуривать будем!

Алексей фразу «про выкуривать» не понял, подумал – образное сравнение. Оказалось – правда. Повстанцы, чтобы не подставить свои семьи, ушли из сел и деревень в леса. Чтобы их выбить, нужны большие силы, да и потерь будет много. Тухачевский решил использовать химические боеприпасы. После химических атак немцев на Восточном – у Осовца, на Западном фронтах, химиком Зелинским был разработан отечественный противогаз. А для армии разработали химические авиабомбы, снаряды, снаряженные хлором. Были еще баллоны с хлорпикрином, слезоточивым газом.

Действительно, на следующее утро послышались выстрелы «трехдюймовок». Потом стало известно, что обстреливали лес. Спасаясь от удушливого газа, не имеющие противогазов, повстанцы стали уходить в сторону Урюпинска. Этот ход Тухачевский продумал, все же тактически опытный человек. И в местах выхода расставил пулеметные команды. Повстанцы выходили под замаскированные пулеметы, которые по команде открыли огонь. Значительная часть армии Антонова была разгромлена, в том числе его личная «Паревская сотня», для охраны Александра Степановича. Но ушел Антонов с приближенными, ускользнул, хоть и ненадолго.

Кольцо войск Красной армии вокруг «крестьянской республики» сужалось. Часть повстанцев была убита, а около шести тысяч, по разрешению Антонова, ушли по своим деревням и селам. Не сдаваться, а пахать и сеять, ибо весна. Пропустишь благоприятные дни, останешься без урожая. Война войной, а хлебушек кушать всем хочется. Антонов о ближайшем будущем думал, а Тухачевскому на урожай наплевать, отнимут у крестьян. В дальнейшем партийное руководство рвение молодого командарма не оценило, расстреляли, приписав несуществующий «заговор военных». Тогда по наущению Сталина ликвидировали большую часть командного состава, от батальонов и выше, оставив страну перед войной сорок первого без командных кадров.

По приказу Тухачевского массированные обстрелы, в среднем по шестьсот снарядов с хлором в виде начинки, применяли трижды. А чтобы выкурить из погребов и землянок в селах и деревнях, пускали из баллонов хлорпикрин. Газ этот слезоточивый, раздражающего действия, вылезали из укрытий все. А тут – нате вам – красноармейцы. Оружие при себе или фамилию не назвал! Пуля в лоб!

Глава 4
АНТОНОВ

В боях под станцией Инжавино с 28 мая по 7 июня 1921 года силами бригады Г. И. Котовского, 14-й отдельной кавалерийской бригады, 15-й Сибирской кавалерийской дивизии и седьмых Борисоглебских кавалерийских курсов Красных командиров под общим командованием И. П. Уборевича основные силы 2-й армии Антонова были разгромлены. Остатки рассеялись по всей Тамбовщине, а вместо боев – мелкие стычки.

М. Тухачевский действовал на Тамбовщине жестоко, как на оккупированной земле. Запросил у Москвы две тысячи снарядов с хлором, хорошо показавших себя в «выкуривании» повстанцев из лесов. А еще 23 июля 1921 года издал приказ – окружить воинскими подразделениями деревни и села, брать заложников из видных людей – священников, учителей, фельдшеров, на сходах давать жителям два часа на выдачу оружия и бандитов, как Советская власть именовала повстанцев. По истечении двух часов заложников прилюдно расстреливать и брать новых, снова давать два часа. И уже 27 июля в деревне Осиновка расстреляли сначала двадцать одного заложника, а затем еще тридцать шесть. Было выдано после повторного расстрела три винтовки и пять повстанцев из местных.

Власть стремилась устранить жителей, а еще ввести в заблуждение. Поскольку на территории Тамбовской губернии численность дезертиров из РККА доходила до ста десяти тысяч человек, организовывались банды, все их преступления Советской властью приписывались повстанцам. С этой целью выпускались листовки, писались статьи в газетах. Наиболее известна была своей жестокостью банда Кольки Барбешкина. Он и его подельники не гнушались ничем – грабили, убивали, насиловали. Антонов, имея осведомителей в каждой деревне, селе, хуторе, банду выследил, нагрянул со своей «Паревской сотней», вырубили всех дезертиров. Тут же в Кирсановскую милицию было отправлено письмо, где было указано, где находятся тела, объяснено, кто они такие и за что понесли кару. Другие банды, узнав о расправе Антонова над «Барбешкиным со товарищи», предпочли Тамбовскую губернию покинуть.

Антонов, как организатор восстания, был интересен и белым и красным. Красные хотели его убить, обезглавив мятеж, а белые наладить связи. К Антонову из 4-го Донского корпуса был направлен есаул А. П. Падалка с документами убитого милиционера. Генерал Мамонтов хотел, чтобы есаул наладил контакты с Антоновым, дабы координировать свои действия. А еще лжемилиционер должен был уговорить дезертиров, эту «зеленую армию», перейти на сторону белых и соединиться с ними. Падалке выполнить задание не удалось. Он был арестован чекистами, заподозрен в дезертирстве и отправлен в Пензу, в запасной пехотный полк. Откуда бежал, был снова пойман, отправлен в Бутырскую тюрьму, откуда вновь ухитрился бежать в Ростов.

Красные действовали прямолинейнее. Обещали денежные награды. Предатели всегда находились. Первое покушение на Антонова состоялось в конце 1919 года. Чекистам стало известно, что оба брата Антоновы и Петр Токмаков проводят совещание в селе Ионовка.

Быстро была отправлена конная группа для захвата руководителей повстанцев. Сразу все вместе – это удача! Дом окружили, предложили сдаться, потом облили керосином и подожгли. В ответ из окон полетели гранаты, повстанцы выбежали, открыли огонь из «маузеров». Оружие это любили за мощь и скорострельность не только чекисты. И чекисты, и повстанцы в перестрелке потеряли несколько человек, но и Антоновы и Токмаков уцелели. Правда, Антонов был ранен в руку. Ранение это в дальнейшем сказывалось, рукой Александр Степанович владел плохо.

Уже после разгрома армии Антонова, когда повстанцы рассыпались на мелкие группы, против которых действовать кавбригадами и дивизиями, как стрелять из пушки по воробьям, чекисты снова решили выйти на Антонова.

Представителями ВЧК на Тамбовщине при подавлении восстания были В. В. Ульрих и печально известный Генрих Ягода, в дальнейшем руководитель НКВД при Сталине и первый, кто начал массовые репрессии. Правда, сам погиб в застенках своей организации при Ежове, а тот – при Берии. Воистину – пауки в банке.

Вот и придумал Ягода послать одного из чекистов к Антонову, вроде парламентария. Предложить сдаться, за это сохранить жизнь. Сомнительно, что большевики выполнили бы обещание, слова своего они не держали, не дворяне, честь для них – пустой звук. И выбор пал на одного из молодых, да к тому же не членов партии. Передать письмо, постараться убедить сдаться. А и убьет чекиста Антонов, так не очень жаль. Выбор пал на Алексея. Ему объяснили, в каких словах и как надо вести разговор, обещать все, что попросит Антонов.

Для подтверждения полномочий и основных условий будет дано письмо.

– Да где я его найду? – усомнился Алексей.

Чувствовал он, что втягивают его в грязную игру. Коли выгорит дело, Ягода и Ульрих, как руководители, будут осыпаны почестями. Да не именным наградным оружием, как Григорий Котовский, а должностями. А должность – это власть. Бывают и неудачи. Но кто вспомнит чекиста, у которого и родни нет? Один из павших за новую жизнь героев будет.

– Язык до Киева доведет. Одного спроси, другого. Возьми деньги для подкупа, всяко случиться может. Деньги всякий любит. А сумеешь переговорить, мы твоему Фомину настоятельно рекомендуем присмотреться, выдвинуть на должность.

Деньги дали, целую пачку советских денежных знаков. Вместо кожаной куртки и кепки поношенный пиджак дали, а «маузер» на «наган» заменили. Револьверы нынче у многих, а «маузер» – вещица редкая, на разные мысли наводит.

Подумал еще Алексей, что мертвому ни должность, ни деньги не нужны. Но исполнять отправился. За подкладкой пиджака на крайний случай бумага зашита, с подписью Ягоды, это если красноармейцы задержат. За плечами тощий узелок с буханкой хлеба и шматом соленого сала. Вроде сухого пайка. Неизвестно, найдет ли пропитание?

На карте Алексей расположение и границы «крестьянской республики» видел, запомнил. Как таковой республики уже нет, по землям красные дозоры рыщут. Однако какая-то интуиция подсказывала, что Антонов будет скрываться именно здесь. Именно тут села и деревни, которые первыми подняли на бунт, откуда больше всего мужиков в повстанческую армию вступило.

Иным деньги предлагал, но это в последнюю очередь. А сначала заводил разговор о красных, не сильно ли обижают? Потом просил свести с Антоновым. Люди отнекивались, отводили глаза. Кто-то не знал, другие лгали. Кто незнакомому человеку своего крестьянского вожака сдаст? Однако о странном человеке недеревенского вида слухи до Антонова дошли. Уже через неделю скитаний к нему подошел крестьянского вида человек. В душегрейке, драном колпаке на голове.

– Не ты ли, мил человек, Ляксандра Степановича видеть хочешь?

– Хочу, разговор имеется.

– Ишь ты! А оружие у тебя имеется?

– Наган, для обороны.

– Ты от греха подальше мне его отдай. Опосля верну.

С неохотой Алексей оружие отдал. Хоть и невелика на револьвер надежда, но все лучше с ним, чем с пустыми руками. Мужчина шел рядом, при встрече с ним многие селяне здоровались. Стало быть – не последний человек. Насторожило вот что – не завязали глаза. Или полагали, что назад мужичок любопытный не вернется и никому ничего не расскажет, либо Антонов не думал здесь задерживаться. Поговорит – и на коня, только его и видели. Не хотелось думать, что застрелят. В те лихие годы кровь людская как водица текла. Убитых не считал никто. Сколько миллионов жизней сгорело в топке революции, гражданской войны, вот таких восстаний, как на Тамбовщине. Оно не одно такое было, и все утоплены в крови жестоко.

Идти далеко не пришлось, до первой избы. У забора три лошади привязаны, не разнузданы, стало быть, всадники задерживаться не собираются. Перед уходом на задание Алексею показали несколько фотографий Антонова. И один, когда еще учителем был, и с бойцами своими на общем фото.

– В лицо запомни, – сказал Ягода. – Вдруг другого подставят.

Мужик завел Алексея в избу, своеобразно представил:

– Это любопытный, который поговорить с тобой хочет, Александр Степанович.

За столом с едой сидели трое. В одном Алексей по фотографии опознал Антонова. Выглядел руководитель восстания скверно. Глаза ввалились, белки глаз желтые, блеск лихорадочный, на щеках румянец, похоже – от температуры. Алексей уже видел больных малярией, очень похоже, хоть он и не врач.

– Как звать-величать? – обратился к нему один из троицы за столом.

Алексей обратил внимание, что выпивки не было, только еда в мисках и картошка в чугунке.

– Можно просто Алексеем.

– Ну да, молод, можно без отчества. Так что тебя привело к Александру Степановичу? К нашему движению примкнуть хотел?

– Ваше движение почти разгромлено.

Двое за столом вскочили с лавки, один так и револьвер выхватил.

– Да мы тебя сейчас в расход!

– Цыц! – подал голос Антонов. – В расход всегда успеется. Раз искал со мною встречи, стало быть, имеет что сказать. Ты говори, Алексей, это они попугать хотели.

– Я от партии большевиков послан, хотя сам не член партии. Руководство Красной армии предлагает сдаться, во избежание кровопролития. Жертвы ни нам, ни вам не нужны.

– Большевички и так сколько жизней положили. Коварство какое – по своим, по русским, снарядами с газом! Как немцы в мировую!

– Мне поручено передать предложение сдаться. Вам гарантируют жизнь.

– А свободу? Отправят на каторгу в Сибирь, чтобы сдох на каменоломне. Вот ты сам сдался бы?

Алексей ни секунды не раздумывал.

– Никогда!

– Хороший ответ, честный. А почему не сдался бы?

– Обманут. Пустят в расход после суда. Сейчас главное – погасить бунт, усмирить крестьян, изъять оружие.

– Александр Степанович, ты посмотри, что переговорщик бает! Кто же тебя такого послал? Ты уговаривать сдаться должен, а ты правду-матку режешь.

– Дурных, я думаю, тут нет. Какой смысл врать?

– Александр Степанович, парень точно не коммунист.

– Вижу. Скажи своим, тем, кто послал тебя – стоять за людей буду до конца, до победы. И ни на каких условиях не сдамся. Назар, верни ему оружие и проводи до красных.

– Слушаюсь, Александр Степанович!

Алексей в сопровождении Назара вышел из избы. Они еще не дошли до околицы, как Антонов со товарищи покинул избу, конно выехали из деревни. Переговорщику они не верили и стремились быстрее покинуть деревню. С красных станется, пошлют на деревню аэропланы для бомбежки, либо обстреляют из пушек снарядами с боевыми отравляющими веществами.

Провожатый довел Алексея до моста через небольшую речку. Вел явно другим путем, чтобы сбить с толку.

– За мостом, в версте, уже красные. Дальше я не ходок, держи оружие.

Назар вернул револьвер, который Алексей заткнул за пояс. Менее чем через версту его остановил красноармейский патруль.

– Кто таков? Откуда идешь?

– Сотрудник ВЧК.

Подозвали командира. Сначала хотели за револьвер сразу расстрелять. Спасла бумага за подкладкой пиджака. Дали одноколку с сопровождающим, довезли до Моршанска. Быстрому возвращению Алексея удивились. Вернулся живым, да при оружии? Похоже – не ждали.

– Не нашел Антонова?

– Нашел, сидел за одним столом, беседовал.

– И каков ответ?

– Сказал – будет биться до конца.

В комнате сразу несколько сотрудников ВЧК. Слушали внимательно.

– Как он тебе показался?

– Болен малярией, чувствует себя скверно. Сам-то не говорил о болезни, да видел я уже малярийных. Лихорадит его, знобит, белки глаз желтые, потеет.

– Да?

Чекисты переглянулись. Сведения оказались для ЧК ценными. В то время единственным лекарством от малярии был хинин. Импортным и не дешевым, очень горьким на вкус. За немногочисленными аптеками установили контроль, предупредили фармацевтов.

«Кто будет покупать хинин, сразу дать знать!»

Боевые действия против антоновцев разбились на отдельные очаги. Бунтовщики отказались от действий крупными отрядами. Соберутся небольшой группой, нападут на обоз с хлебом, сопровождаемый красноармейцами. Бойцов перестреляют, мешки с зерном попрячут в укрытия. Благо – лесов и укромных мест в Тамбовской губернии полно, остались еще глухие углы. И сразу группа, попрятав оружие, рассыпается. Был вооруженный бунтовщик антоновец, а стал мирный селянин. И вся мощь кавалерии, пехоты, артиллерии Красной армии не востребована. По кому бить? Где цель?

Правда, малярия Антонова сгубила. В мае 1922 года эсер Фирсов, близко знакомый с Антоновым, сообщил в ЧК, что к нему обратилась учительница из села Нижний Шибряй Софья Гавриловна Соловьева. По просьбе самого Антонова достать дефицитный хинин. Сразу собрали группу из бойцов и сотрудников ЧК. Возглавил ее начальник Тамбовской ЧК Пакамохин Михаил, в группе всего девять человек, все в цивильной одежде, плотниками нарядились. Ночью подобрались к избе Натальи Ивановны Катасоновой, где остановился Антонов. Окружили, попытались ворваться. Не получилось, получили отпор. Вместе с Антоновым в избе укрывались еще двое. Чекисты знали, что в избе Катасоновой дети и престарелые родители. Но, чтобы захватить Антонова, избу обложили соломой, облили керосином и подожгли. Антонов бросил гранату, его товарищи открыли огонь из пистолетов, выбрались через окно и бросились бежать к недалекому лесу. У Александра Степановича после недавнего ранения правая рука почти бездействует, он отстреливается левой. Бывший антоновец, перебежавший к красным, Михаил Ярцев из винтовки прицельным выстрелом убивает сначала Антонова, потом его брата. Третий из группы Антонова успевает добежать до леса. Тела на подводах привезли в Тамбов, бросили в кладовую Казанского монастыря, отбили телеграмму в Москву. ЧК шестого февраля переименовали постановлением в ГПУ – Государственное политическое управление при НКВД, а пятнадцатого ноября 1923 года создали ОГПУ – объединенное ГПУ, в связи с созданием СССР.

И ГПУ распорядилось тайно закопать тела, что и было сделано. Восстание без организаторов и вдохновителей быстро пошло на убыль.

После неудачных переговоров с Антоновым Алексея вернули в Москву. К этому времени красным удалось выдавить белых из Крыма, последнего оплота Белой армии. Организованно, под руководством генералов, в первую очередь барона Врангеля, Белая гвардия на кораблях переправилась в Турцию, давнего врага России. Часть русских войск осела близ Константинополя, но другая половина перебралась в Галлиполи. Большевики опасались, что Антанта вооружит белые части, пополнит, и Белая армия попробует вновь высадиться в Крыму или на Кубани. Большевики вознамерились внести раскол в белое движение, к тому же и повод нашелся. Яков Александрович Слащёв, или как его называли солдаты, «генерал Яша», поссорился с командующим Добровольческой армией Врангелем. Слащёв обвинил Врангеля в неумелом управлении войсками, из-за чего был потерян Крым. Сам Слащёв воевал отважно, имел девять боевых ранений. В госпиталях подсел на наркотики, был человеком вспыльчивым. Известен был как «вешатель». В Крыму вешал красных, не жаловал и белых, кто мародерствовал, воровал, грабил и насиловал. Их тоже отправлял на виселицу. Зато дисциплина в его дивизии была железная. Солдаты его любили за личную храбрость, за то, что лично поднимал подразделения в атаки.