Текст книги "Ящик Пандоры"

***

На входе в «Савой» меня встретил в проёме дубовых резных дверей бородатый швейцар в генеральских эполетах, с улыбкой рождественского Деда Мороза и взглядом лагерного волкодава. Из-за его спины вышел молодой качёк с глазами свежемороженого чебака и уверенностью отставного офицера ФСБ.

Оба служителя «Савоя» с грацией доберманов закружили вокруг меня ритуальный танец знакомства. Ощупывали моё тело, с макушки до пят, холодными, расчётливыми взглядами толи патологоанатома, толи гробовщика. Стало как-то неуютно и тревожно. На душе заскребли кошки. Вспомнилась сразу мамка. Она меня всегда успокаивала, мол, если кошки заскреблись, то уже поздно волноваться. Значит, они уже успели насрать, и сейчас закапывают говно.

Я зажмурил глаза в ожидании удара судьбы в виде пинка под тощий зад. Но вышибалы после тщательного изучения моего фейса, определения на взгляд платёжеспособности, отсутствия скандальности и присутствие трезвости, допустили меня в фойе. В благодарность я мысленно перевёл их из клана вышибал, в модную касту фейсеров.

В фойе увидел милую девушку – хостесс, с татарским личиком и со старорусским именем на бейджике – «Василиса». Она ласково, по-домашнему улыбнулась и представилась:

– Василиса. Можно просто Вася.

– Очень рад.

И, правда, кошки внутри ещё не замурлыкали, но уже стали значительно спокойнее.

– Вы один? Или кого-нибудь ждёте? Даму? Мужчину?

– Один, но надеюсь на встречу с судьбой.

– Как романтично! Кого мечтаете встретить – мужчину или женщину?

– Естественно, женщину. В собутыльниках нужды пока нет.

– Простите за любопытство, но мне нужно знать, какое место в зале вам лучше предложить, Ваши требования к судьбе? 90–60 – 90? Блондинка? Ноги от коренных зубов? Шаг от бедра?

– Нет, Василиса, не угадала. Я хочу жениться, а не купить игрушку для друзей или супругу на выход. Мне нужна средненькая во всех отношениях женщина, бывшая в употреблении, но не потерявшая надежду на бабье счастье.

– Я вас поняла. Вы вероятно фронтовик. Участник войны полов. Очень пострадали. Вам оторвали напрочь все иллюзии о женской красоте и её практическом применении в суете будней.

– Василиса, ты цыганка?

– Нет, я татарка.

– Откуда знания психологии одинокого мужчины?

– Я врач. Молодой врач и мать – одиночка.

– Почему не работаешь по специальности?

– Кушать хочется и, что странно, хочется три раза в день и каждый день. Здесь, в ресторане, питание бесплатное и зарплата в три раза выше врачебной.

– Ты, как и я, жертва случки дикого капитализма с развитым социализмом…

Василиса усмехнулась. Вздохнула, но отвечать не стала. По этикету, персоналу заведения запрещено разговаривать с гостями на темы не винно-гастрономического характера.

– Сейчас войдём в зал, – обратилась ко мне хостесс. – Посмотрите сразу налево. Напротив бара за столиком сидит одинокая дама. Если она вас устраивает, то подмигните мне. Я посажу вас к ней. Если вам нужно время для принятия решения, то подмигните мне два раза. Я вам предложу соседний столик…

– Василиса, ты стратег! Кутузов в юбке! Веди меня навстречу судьбе!

Боже мой! Какие пророческие слова я брякнул в пустяшной трепотне с хостесс кабака «Савой». Мне бы не в зал ресторана заходить в тупой надежде найти свою половинку, а хватать ноги в руки и скачками бежать, куда глаза глядят от этого ужасного места. Бежать в тайгу, в тундру, на Северный Полюс и Южный и затеряться среди оленей, белых медведей, или спрятать своё тощее тело среди глупых, жирных пингвинов.

Нет же, влекомый Василисой, полетел, как муха на дерьмо, на рандеву со своей невезухой.

Одинокая женщина за столиком напротив бара, оказалась вполне смотрибельной и, никакой опасности для меня, вроде бы не представляла.

По закону рынка, покупать первый подвернувшийся товар, рискованно. Решил ознакомиться сначала со всем женским ассортиментом ресторана, и только потом принимать эпохальное решение. На всякий случай два раза подмигнул Василисе. Она предложила мне место за столиком напротив одиноко сидящей женщины. Дама сидела лицом в сторону зала. За её спиной, лицом к входу в зал, расположился спонсоровидный, плечистый в заду, лысый мужчина – ярко выраженный слуга народа. Одетый где-то в Риме, отдохнувший от своих и чужих мерзопакостей на Лазурном Берегу.

Мужчина кого-то ждал и заметно нервничал. Судя по количеству трупов бывших дорогих сигарет, скопившихся в его пепельнице.

Женщина же, сидевшая лицом ко мне, уже никого в этой жизни не ждала. Свои лучшие годы она потратила на поиски счастья. Вместо него нашла опыт, потеряла молодость и утратила наивность. Амбиции и комплексы давно перегрызли друг другу глотки и успокоились под плитой безнадёги. Макияж для неё стал не средством привлечения больных спермотоксикозом мужчин, а материалом для проведения малярно-штукатурных ремонтных работ на лице.

Одна деталька в образе одиноко сидящей женщины много рассказала мне об её характере. Белая дамская сумочка, висящая на спинке стула, кокетливо сверкала стразами затейливой монограммы. На ней тесно переплелись три буквы – «О», «Л» и «Т», причём буква «Т», видимо, недавно была травмирована и из её середины исчезла часть родных стразов. Их, заботливая и рачительная хозяйка, заменила старательно подобранным стеклярусом. Полной идентичности достичь не удалось, но дефект монограммы уже не бросался в глаза и сумочке дали шанс на дальнейшую жизнь.

Пустяковая мелочь, на первый взгляд, но, во-первых, этими мелочами до краёв наполнены наши будни и в своей взаимосвязи составляют саму жизнь. А во-вторых, именно эта мелочь в монограмме конкретной женской сумочки стала точкой опоры, которая перевернула всю мою жизнь.

Однако, расскажу в порядке поступления неприятностей.

Пока я внимательно рассматривал женскую сумочку, то успел пару раз нарваться на взгляд тёмно-серых глаз её хозяйки. В третий раз я специально смотрел на дамочку, стараясь перехватить момент, когда она обратит на меня внимание. Случилось.

Она не стала делать глупый вид, что смотреть на меня ей не хотелось. Напротив. Она показала всем своим видом, что моё назойливое любопытство ей по душе, и улыбнулась. Широко и приветливо. Я успел заметить её ровные белые зубы и две золотые коронки слева, вверху и сбоку.

Подлые кошки, поселившиеся у меня в душе, замяукали, замурлыкали и стали подталкивать меня к знакомству с одиноко сидящей женщиной.

Женщина улыбнулась ещё шире и приветливей.

Подлые кошки совсем утратили былую бдительность и улыбку дамы восприняли за обещание напузырить им миску валерьянки.

Я, придурок, напрочь забыв о своей хронической невезухе, уже встал, и на крыльях надежды хотел лететь к своему счастью, но на разбеге судьба поставила мне подножку.

Тишину полупустого ресторана вспороли наглым образом очереди выстрелов.

Краем глаза я успел отметить, как спонсоровидный лысый слуга народа вскочил на ноги и, к моему счастью, оказался почти двухметровой тушей. Он мужественно принял в свой живот стаю пуль, летящих точно в меня. Не дожидаясь повторной очереди, я грохнулся на пол и нырнул под стол. Не ахти, какое укрытие, но всё же крыша над головой. Уже из под стола увидел ноги, с которыми мечтал поближе познакомиться. Они куда-то решили бежать, но не знали, глупые, что под свинцовым дождём быстрее всего можно добежать только до стола патологоанатома. Я схватил ближайшую ко мне ногу дамочки за лодыжку и дёрнул на себя. Не рассчитал. Вместо моей груди, дамочка грохнулась на свою задницу, и уехала на ней за угол бара, оставив мне на память, в качестве сувенира, свою сумочку.

Спонсоровидный слуга народа получил ещё несколько пуль в грудь, закачался и, поскользнувшись в луже собственной крови, грохнулся на пол. Ещё раз поскользнулся на своей лысине и завалился ко мне под стол.

В том, что он убит, не было сомнений. Одна из пуль попала ему в лоб и вырвала ползатылка. Из распахнутого пиджака убитого выскользнул прямо мне под нос толстенный бумажник. Я машинально открыл его и не удивился. Он, как и полагается приличному бумажнику рядового слуги народа, был набит тысячедолларовыми купюрами, как сёмга икрой.

Ужасно хотелось пересчитать деньги покойного, но, вспомнив о их народном происхождении, я поспешил сунуть бумажник в дамскую сумочку. Решил, было отправить её к хозяйке, как увидел в ней чей-то паспорт. Быстро раскрыл его – Овчинникова Лариса Тимофеевна, г. Екатеринбург, ул. Индустрии 18 «Д», кв. 78.

Снова загрохотали выстрелы. Кто, в кого и почему стрелял, оставалось загадкой.

Я поспешно сунул бумажник с паспортом в белую дамскую сумку и отправил её лихим броском по полу к углу бара, за которым скрылась её хозяйка. Сумочка остановилась, как по заказу, на углу бара. Тотчас женская рука схватила её и скрылась из вида.

Вовремя. К столу, под которым лежали я и труп, приблизилось шесть ног.

Первые ноги в синих джинсах: …. Куда эта жирная свинья делась?

Вторые ноги в чёрных колготках: Лежит под этим столом с каким-то подсвинком.

Третьи ноги в белых брюках: Идиоты! Зачем фраера завалили?

Первые ноги в синих джинсах: … твою мать! Кто же знал, что он официантом переоденется.

Вторые ноги в чёрных колготках: Кончать пора! Свинью, подсвинка, официанта в машину. Трупы не трогать. Сама шмонать буду.

Грёбаные кошки! Совсем нюх потеряли! Что же вы, сволочи, душу мне не царапали. Меня, можно сказать мужчину в расцвете лет и желаний, какая-то фря в чёрных колготках уже записала в мертвяки! Что же, подлюки, вы молчали? Твари продажные! Меня, вашего хозяина, за фанфурик валерьяны сдали!

Первого за ноги потянули спонсоровидного слугу народа. Сразу же за ним ухватистые руки сомкнулись, как браслеты на моих ногах и руках. Внезапно я понял, что до поры до времени лучше быть мёртвым. Закрыл глаза и умерил дыхание.

Глава II

Тащили меня быстро, но не аккуратно. Вроде я для них даже не труп, а так, мешок с навозом. Когда моими боками правили все возможные углы я терпел, но, когда на девственность моей задницы покусился фаркоп грузовика, в который меня пытались загрузить, я заорал от боли и страха.

Грузчики бросили меня и обделались лёгким испугом с тяжёлыми последствиями для окружающего воздуха. Мозги у них переклинило от ужаса перед ожившим покойником. Мысль у грузчиков была одна на всех и то длинным матом.

Быстрее остальных в себя пришёл старшина грузчиков, и возникшую проблему решил единственным, доступным для его извилин, способом. Последнее, что я помню – это стремительно растущий в размерах кулак. Когда он достиг диаметра арбуза, что-то в моих мозгах брякнуло, хрустнуло, звякнуло и, свет погас.

***

Сознание вернулось также неожиданно, как и ушло. Без предупреждения, вместе с первой мыслью: «Неужели я такой сексуальный, что жизнь меня трахает при каждом удобном случае?»

Вторая мысль была проще: «Где я? Почему голый? Руки ноги целые, задница не болит – это уже радует, но что хотят от меня эти люди? В чём моя вина?»

Ответить на заданные себе вопросы не успел. Дверь темницы открылась. В светлом дверном проёме замер Кинг Конг. Или его ближайший родственник по мужской линии.

С волосатого гориллообразного торса свисали до колен узловатые конечности, покрытые густой рыжей шерстью и оканчивались кистями, больше похожими на полукубовые ковши экскаватора. Из под цветастых шорт в пол упирались кривые босые ножищи, украшенные огромными грязными ногтями, которые при ходьбе стучали по цементному полу. Всю эту гору мышц венчала маленькая головка шимпанзе, без лба, с широкими ноздрями и жёлтыми злобными глазами.

«Амбец подкрался незаметно!» – успел подумать я. – «Этот сожрёт меня без соли».

Кинг Конг хрюкнул, шумно втянул в себя воздух и протянул ко мне свою конечность. От ужаса яички юркнули куда-то под печень, а кожа мгновенно покрылась пупырышками и я стал похож на обнажённую курицу. Зверюга брезгливо взяла меня за шею двумя пальцами, как кузнечными клещами, и подтолкнула к двери.

Толчок был такой силы, что не поймай меня Кинг Конг второй конечностью, моя головёнка осталась бы на память в клещах гориллы, а обезглавленное туловище ушло бы гулять само по себе.

Тащил меня Кинг Конг недолго, но куда, я не видел. Вынужден был всю дорогу тупо смотреть себе под ноги и молить бога, чтобы не запнуться. Если запнусь, то моя голова точно покинет моё гостеприимное тело.

Наконец остановились. Конвоир отпустил мою шею и втолкнул в какую-то дверь. Естественно я запнулся, но не за порог, а за край высокого пушистого ковра. Пролетел пару метров и раскинул свои голые мощи перед какой-то бабой, среднего роста, в шикарном шёлковом китайском халате. Под халатом не было ничего. Действительно, лучше всего женщину украшает полупрозрачное бельё, либо его отсутствие, но не эту бабу.

С такой противозачаточной внешностью, а точнее рожей, она должна рекламировать ужасы СПИДа и не соблазнять голым телом безвинных мужчин.

– Ты кто? – спросила она.

– Человек. – ответил я.

– Чудак ты на букву «м», а не человек. Какой ты человек? Я вижу обоссавшегося от страха кобелька, укравшего чужую кость.

– Кто я!? Какую кость?!

Вместо ответа баба сунула мне под нос две фотки. На одной был запечатлён молодой человек в форме официанта, на другой ещё живой спонсоровидный слуга народа собственной персоной с яркой лысиной.

– Их знаешь?

– Нет. Видел только вот этого в ресторане. Он сидел через столик спиной ко мне. Во время стрельбы он рухнул ко мне под стол. Познакомиться не успели. У него снесло полбашки. Он молчал. Потом меня контузило. Ничего не помню.

– А этот? – баба ткнула наманикюренным пальцем в фото официанта. – Разве он вас не обслуживал?

– Ко мне, вообще, никто не подходил. Не успели. Хостесс дала мне меню и через пару минут началась пальба.

– Ты зачем приходил в ресторан?

– Как зачем? Денег кот наплакал, а проблем, как слон насрал. Вот и решил забежать в кабак пожрать и нажраться…

– Пока врёшь складно, – буркнула баба и поманила меня пальцем.

– Иди-ка сюда.

Кое-как, прикрывая срам ладошкой, поднялся с ковра и пошкандыбал к бабе. Возле неё стоял стол с лоскутками и ленточками разной ткани. Она ткнула в груду тряпья пальцем.

– Что это?

– Не знаю. Какой-то утиль.

– А ты посмотри внимательней…

Всмотрелся и вдруг из кучи ленточек на меня глянул голубой Амурчик с моих парадных труселей. Дальше – больше… Куча ленточек оказалась всей моей одеждой, располосованной рукой маньяка.

– Узнаёшь…

– Ну да, моя одежда…

– Ты не знаешь, что я в ней искала?

– Не знаю,… Может быть вшей. Так их у меня отродясь не водилось…. Только один раз… в армии… по любви…

– Ты не нервируй меня! Мне уже трупы некуда складывать. Лучше подумай, как будешь собирать сломанными руками выбитые зубы. Ты педераст?

– Нет, конечно!

– «Нет или конечно»?

– Не-е-е-т! – взвыл я, вспомнив Кинг Конга. Лучше маленький, но свой и спереди, чем большой и чужой, но сзади.

– Зачем тебе трусы с голубыми Амурами?

– Это они полиняли! Я по холостяцки замочил трусы в хлорной извести, а синие Амурчики с лица и сбледнули.

– А презерватив с какой целью носил?

Довела меня баба дурацкими вопросами до ручки. Хотел уже ответить: «Как зачем? На капустник хреном наряжаться!», но поопасался дерзить. Вдруг застрелит.

– Мадам! Вы вгоняете меня в краску…. Как вы полагаете, зачем мужчине презерватив? Конечно же, для натягивания его в качестве индикатора на банку с брагой. Как только презерватив встанет над банкой в полный рост, значит, брага готова для выгонки самогона. А вы, что подумали?

– Допустим…. Зачем тебе йод, нашатырь, жгут, бинт? Ты кто? Боевик? Террорист?

– Бог с вами! Какие там боевики, террористы. Я просто член.

– Какой ещё член?

– Простой обыкновенный член одного кружка.

– Какого ещё кружка? – упорствовала баба. – Как её зовут?

– Кружок – «он». Мужского рода.

– А говорил не голубой!

– Слово мужского рода – «кружок». Первичная ячейка общества Красного Креста и Полумесяца. Я обязан носить с собой средства первой доврачебной помощи.

– Хорошо… Ты человек обеспеченный?

– Я уже об этом говорил. Если мерить деньги кучками, то у меня приличная ямка.

– Сколько обещал тебе официант?

– Дамочка! Я не знаю таких офиков, дающих гостям на чай!

– Давно знаком с лысым?

– Он припёрся ко мне незваным гостем под стол в надёжно убитом состоянии, но трезвый. И всё время молчал, по причине отсутствия головы. Сведений, порочащих его, не имею. При жизни его не знал. После смерти, знать не желаю.

– Ты Родину продашь!

– А вы купите? Только расскажите, что лично мне принадлежит в Отчизне, чтобы не продешевить. Очень сомневаюсь в этом вопросе. Все приличные куски отечественного пирога распиханы по карманам слуг народа. Осталось – «На, тебе, Боже, что нам не гоже!». Бросишь – не подберут! Куда уж там – продать…

– Согласна. К распродаже Родины мы опоздали. С АйТи технологиями знаком?

– «Авария, дочь мента» смотрел… «Ай ты «Технология»…? Знаком. Как-то раз по радиостанции «Маяк» передавали. Клёвая группа…

– Комп, бук дома есть?

– Бука нет. Не климат ему у нас. Не растёт. Компания есть, как не быть? Не в одну же каску пивасик хлестать. С мужиками соберёмся – туда-сюда, рыбкой по столу….Сами должны понимать – деньги не роскошь, а средство пропивания.

– Понятно… Инвалида ума изображаешь, но я не такая дура, как ты считаешь. Сейчас замри, сиди тихо, как говно в траве, и слушай меня. Я знаю, от осины не родятся апельсины, но ты со своим идиотизмом переборщил. Придётся тебе встретиться с Мурзиком. По свойски. Без галстуков. Ты моего Мурзика знаешь?

Я отрицательно покачал головой.

– Мурзик, Мурзик! – позвала баба, и в комнату ввалился Кинг Конг.

Запахло псиной и членовредительством.

– Мурзик, – продолжала баба. – Затейник знатный и баловник отчаянный. В его руках и хрен балалайка. Заиграется и струны с корнем вырывает. Подумай сам, ну кому ты без балалайки будешь нужен?

– Вопрос, конечно, интересный. Я не могу понять, как моя балалайка поможет решить ваши музыкальные проблемы? В чём их суть?

– Придурок! Если ты узнаешь предмет моего поиска, то вне зависимости от того, знаешь ты или нет, где сейчас место его нахождения, ты – труп. Причём умрёшь не в дружественных объятиях Мурзика, а от моей руки. Пугать не буду. Убью быстро, качественно, с гарантией.

– Великолепно! Теперь для полного счастья мне не хватает мыла и верёвки!

– Не торопи любовь. Каждому овощу в своё время кирдык придёт. Будет тебе и мыло душистое, и верёвка пушистая. А сейчас иди думать. Просеивай свою жизнь через мелкое сито. Вспоминай, где познакомился с официантом, что обещал тебе лысый. И, главное, где то, что передал официант тебе или лысому. Понял меня?

Я обречённо вздохнул и согласно кивнул головой.

Баба кликнула Мурзика и он, словно поганого щенка, донёс меня, опять же за шею, до места заточения.

***

По совету бабы с противозачаточной внешностью я пытался думать, лёжа в своей темнице на старом рваном мешке. Он заменить собой мой любимый диван не мог. Ни по высоте, ни по комфортности, но по неожиданным подколкам, распоясавшихся от старости пружин, не уступал моему старому верному другу. Не вставая с него, с пультом в одной руке и бутиками в другой, я посетил стран больше, чем нанесено на глобусе. Опускался в Мариинскую впадину, взбирался на Эльбрус, плавал с золотой рыбкой, гонялся за плохими пацанами в созвездии Гончих Псов…

Я не знал, что такое хорошо, пока не пришло такое плохо. Создалось впечатление, будто мне перебежали дорогу сразу 13 чёрных кошек с пустыми вёдрами, рассыпая по тропе моей жизни крупнозернистую соль. Знал, что мечтать, лёжа на диване – это сродни ловли золотой рыбки в унитазе. Но, согласитесь, вашей безопасности ничего не угрожает. Толку, правда, маловато, но как приятно…

Старый рваный мешок к полёту мысли не располагал. Был изношен жизнью до дыр, но продолжал показывать свой характер неожиданными уколами в бока, мешая мозгу искать способ избавления от лап Мурзика и красивых ручек его хозяйки.

Не выдержав очередного укола, вскочил на ноги и яростно начал трясти мешок. Из него посыпались мелкие частицы угля, какие-то камешки и опилки. По всей вероятности, перед выходом на пенсию, мешок служил тарой для переноски угля и дров.

Заслуженный мешок в своей безрадостной старости успел сделать человеку ещё один маленький подарок. Из него с ясным металлическим звоном выпал гвоздь. Обыкновенный строительный гвоздь на 200 миллиметров.

Сразу в голову пришла идея убить Мурзика, и через его труп обрести свободу. Новорожденной идее тараканы в моей голове аплодировали стоя, до тех пор, пока внутренний голос разума не проснулся и не заметил, что я умру от щелчка гориллы ещё на подлёте к его организму.

Я тупо смотрел на гвоздь. Использовать его как орудие убийства Мурзика можно, но только после погружения монстра в наркоз. Эта игра не стоит свеч, иначе геморрой со смертельным исходом мне гарантирован.

Получается, судьба снова скорчила мне гримасу, подкинула мне гвоздь не как ключ к свободе, а как орудие самоубийства.

Что ж, с чёрной кошки хоть шерсти клок! В качестве спасения от мук пыток используем гвоздь – вгоню его по самую шляпку в своё несчастное сердце! Стало себя жалко до слёз! Мужчина в расцвете сил вынужден сложить свою голову на алтарь смертельной борьбы кого-то с кем-то.

Хотелось ещё поплакать над горестями своей судьбы, но какой-то назойливый шум отвлекал от благородной цели. Прислушался. Оказался шум воды. Сразу захотелось пить и писать. Туалетом темницу позабыли оснастить.

Пришлось оросить дальний угол комнаты и начать поиск источника шума. В полной темноте, ощупывая руками стену от пола и на высоту вытянутой руки. Шершавая поверхность штукатурки ровным слоем тянулась от импровизированного ватерклозета до массивных металлических дверей и дальше. Стена напротив дверей оказалась усеяна странными углублениями в штукатурке в основном круглой, воронкообразной формы.

Вспугнутое воображение подкинуло мрачную картину массовых расстрелов врагов бабы с противозачаточной мордой лица, тем более, что стена и пол оказались влажными на ощупь. «От крови» – подумал я и едва от ужаса не потерял сознание. «Стоит ли мучить себя ожиданием смерти? Не проще ли броситься горячим сердцем на бездушный, холодный гвоздь?» – пронеслось в голове, но ответа на заданный вопрос не успел получить. Мои руки наткнулись на холодную трубу. Внутри её весело журчала какая-то жидкость. «Канализация» – догадался я и принялся изучать трубу и её окрестности. Кое-какие выводы сразу сделал. Во-первых, если труба канализации появляется с потолка и уходит в пол, то здание, где меня заточили, как минимум, многоэтажное. Не менее двух этажей. Труба на ощупь производила впечатление металлической, судя по многочисленным пупырышкам, она родилась чугунной. Скоро нащупал ревизию. Её крышка держалась на четырёх болтах. Вернее сказать, должна была держаться на четырёх болтах.

У нас сантехники может быть и пьяницы, но не дураки. Лишние болты с гайками за те деньги, которые им платят, они принципиально крутить не будут. Они их внезапно теряют. Четырёхболтовая ревизия канализации в любой точке России успешно держится на двух болтах.

Действительно, если эффект тот же, то зачем за те же деньги крутить два лишних болта?

На ревизии было, как и положено по традиции, два болта. Причём, мои болты произошли от слова «болтаться» и еле держались в гнёздах ревизии. Значит, местный сантехник рационализатор. Он либо обходится, вообще, без газового ключа, либо его зарплаты не хватает на два оставшихся болта.

Итак, я стоял в полной темноте рядом с открытым канализационным стояком, слушал шум льющейся по трубе воды и не знал, что делать дальше.

Как успел выяснить, моя камера без окон, дверей и подпола. Если вентиляционные отверстия и есть, то высоко под потолком. В моём распоряжении нет ни стула, ни стола…. Один старый мешок… и гвоздь… Мешок…. А что, если…

Я ковырнул гвоздём влажную стену. Кусок сырой штукатурки с лёгким шелестом пополз вниз. Пощупал обнажившуюся стену.

Кирпичная кладка. Попробовал гвоздём выцарапать раствор между кирпичами. Получается, но плохо и очень медленно. Скорее я умру тут, от старости, чем стану графом Монте Кристо.

Будущее неуклонно приближалось со скоростью 60 минут в час. Встречаться с Мурзиком не хотелось. Хорошей отмазки не было, а сдавать Овчинникову Людмилу Тимофеевну за подлянку. Во-первых, о том, что бумажник лысого переехал на жительство в сумочку Ларисы, не знала ни одна живая душа. Во-вторых, исправить уже ничего нельзя, а окончательно испортить можно. Человека тянет к добру. Особенно к чужому. Я не исключение. Слуга народа обогатился за счёт своего народа. Я, частица народа, забрал у мёртвого слуги народа свою долю и передал её на временное хранение Ларисе. Правда, она пока об этом не знает. И может не узнать, если я буду тянуть резину в деле спасения собственной задницы от похоти Мурзика.

«Настоящий мужик» – подумал я – «Должен уметь пугать коней, поджигать избы и создавать своими руками чужие неприятности!» С этой благой мыслью я нацарапал кучу влажной штукатурки, завернул её в старый мешок и затолкал с силой всё это через ревизию в канализационный стояк. Породил тем самым крепкую пробку и волну матерков в сторону местного сантехника от стаи приходящих уборщиц.

Очень скоро вода в канализационном стояке перестала журчать. Потоп на верхнем этаже начал свою жизнь.

Всё было тихо. Не доносилось ни топота ног, ни мата. Одно из двух – либо помещение наверху подсобное, без людей, либо присутственное время вышло.

Послышались тяжёлые шаги. Наверняка, образина Мурзик идёт за моими ногами. Вырвать их из жопы, за шутки с лысым слугой народа и их сантехником. На всякий случай метнулся в свой угол и притворился толи спящим, толи мёртвым. Хотелось стать простым прусаком. Маленьким тощим прусаком, и затеряться где-нибудь в темноте под камушком. Если перед глазами не мельтешить, то тараканы незаметны. Тем более прусаки.

Скрипнула дверь. Душа метнулась из правой пятки в левую, но я мужественно не открыл глаз.

Сволочь, может быть, ему стыдно будет отрывать ноги у мирно спящего обывателя…?

Гадина! Он ждёт, что я сам отстегну ноги от жопы? Чего он время тянет…?

Ох! Мне бы сейчас автомат и танк Т-90. Я бы ему всю правду-матку резанул прямо в морду через ствол пушки…

Мурзик потоптался, что-то промычал глухо про себя и снова заскрипел дверью.

Любопытство – мать знания. Я чуть-чуть приоткрыл левый глаз и, в свете закрывающейся двери, успел заметить миску и бутылку с водой.

«Жрать подано!» – мысленно отметил я. – «Значит, ближайшие сутки жить буду! Кормить покойников нерентабельно!»

«Дурак!» – прогнусавил голос разума. – «Здоровый и сытый под пытками дольше живёт, чем голодный и больной!»

«Умеешь ты, однако, поднять настроение. Особенно аппетит» —

Возразил я голосу разума, но миску с едой от себя отодвинул. Ограничился питьём воды.

Пошёл проверить результаты своей диверсии. Вода дырочку найдёт! Стена была мокрой и в некоторых местах по ней струились ручейки.

«Пора!» – решил я и, нащупав кладочный шов под одним из ручейков, попытался вонзить в него гвоздь. Надежда на успех задуманного предприятия теплилась в моей душе, но и сомнения, основанные на мастерстве российских каменщиков, грызли сознание.

Мне сказочно повезло. Прораб у каменщиков оказался ворюгой и по совместительству передовиком производства в соревновании «Догоним и перегоним Америку!». Технологию замеса раствора он ускорил путём исключения из его состава цемента. Цемент он сбагрил налево. Песочно-водный раствор, со следами цемента, месился быстрее, наносился ровнее, дохода приносил больше.

Что ещё нужно простому советскому человеку!

Америку ни догнать, ни перегнать не случилось, а вот жизнь, отдельно взятому узнику темницы, неизвестный прораб реально мог спасти. Гвоздь легко и непринуждённо выковыривал размокший раствор. Труднее оказалось вытащить кирпич. Он шатался, болтался, хлюпал водой, как нос больной гриппом, но вылезать из стены не желал.

Судьба, стерва, поманила миражом свободы, держа фигу в кармане.

Встреча без галстуков с Кинг Конгом под кликухой Мурзик – кажется неизбежной. Заныли зубы, зачесалась задница, заболели руки и душа. Оставалось молиться Богу или биться головой об стену. Бог один, а нас много. Всем всегда что-то нужно. Чаще всего на всех не хватает. А вот стен для битья голов больше, чем нужно.

Рассвирепел я от безысходности, как овчарка кавказской национальности на привязи, сцепил руки в единый кулак и с утробным воем вдарил со всей дури по подлому кирпичу.

Результат безумства превзошёл ожидание. Тем более, что от собственной дурости я не ожидал ничего, кроме сломанных рук.

Факт остаётся фактом. Кирпич из размокшей стены вылетел куда-то во внутрь. За ним рухнула стена с ужасным грохотом. Я вместе с грудой кирпичей влетел в какое-то помещение и грохнулся на пол.

Окровавленный, побитый кирпичами, весь в ссадинах и ушибах, я понял, если сейчас же не встану на ноги, то на грохот явится мой тюремщик и песенка моя будет спета. Под жидкие аплодисменты бабы с противозачаточной харей.

Стараясь не стонать от боли и не шуметь кирпичами, с горем пополам, с непечатными словами и целыми выражениями, встал на четвереньки и осмотрелся. В кромешной тьме увидел прямо перед собой узкую полоску света и, как мотылёк полетел на неё.

Моё движение не походило на полёт. Скорее всего, я исполнял иноходь гусеницы. Выбравшись с помощью чьей-то матери на пол свободный от кирпичей, я осмелился встать. Хотелось плакать и орать. Проклятые кирпичи отхреначили меня до степени отслоения мяса от скелета, но это всё же лучше очной встречи с монстром Мурзиком.

Говорила же мамка: «Не поминай лихо, пока оно тихо!»

Не успел подумать о нём, а характерное цоканье ногтей Мурзика по бетонному полу раздалось возле дверей. «Живым не дамся!» – храбро подумал я, и прибрал в руку солидный обломок кирпича. Звук шагов Мурзика замер около дверей. Звенящая тишина окутала меня, только одинокий комар пел победную песню вампира.

«Сволота!» – думал я. – «Чего он ждёт? Когда я чихну?» И, правда, вдруг нестерпимо захотелось чихнуть. Даже ясное понимание того, что чих вызовет в моём организме необратимые смертельные осложнения, не могло остановить меня. В носу свербило всё сильнее и навязчивее. Я усиленно тёр переносицу, зажимал её до хруста между большим и указательным пальцами, но это помогало мало, только оттягивало рождение чиха-убийцы.

Моё положение становилось архи отчаянным.

Вы когда-нибудь пытались удержать в себе чих или пук? Нет?! Тогда представьте себе храм музыки – зал филармонии. Звучит концерт для скрипки с оркестром. Идёт соло скрипки. Зал замер в восторге, а звуки скрипки лёгкие, воздушные взлетают всё выше и выше. И в этот момент торжества священной музыки, вам приспичило чихнуть или хуже, пукнуть. Главная подлость ситуации в том, что, чем больше вам хочется, тем сильнее рождается звук.