Текст книги "И ты был богом"

И ты был богом
Пей мирру моей речи
Юрий Лаковский

© Юрий Лаковский, 2014

© Мирра Таиссат, иллюстрации, 2014

Редактор Элен Лепик

Благодарности

Галина Оболенская

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

 
Я ехал к матери через сады в телеге,
С вожжами старый шорник, тоже с Гая11
  Деревня Екатериновка в Ульяновской области, бывший совхоз имени Гая;


[Закрыть],
Ну что, – спросил он у меня, – опять набеги,
И так же в мае?
 
 
Так, стало быть, прошла ещё одна година,
Японский Бог, и что в звездáх за спешка,
Остался я один, да, вон, еще скотина, —
На небе Стешка.
 
 
Давай помянем бабу-то, что ж мы, не люди,
Под сеном у меня укрылась фляга,
Ну, пухом ей земля, и пусть с ней ангел будет,
А с нами брага!
 
 
Как ручеёк она меж камней известковых,
Всё сдобрит песней – дойку, стирку, калду22
  Огороженное место для скота;


[Закрыть],
За ней тогда всё увивался участковый,
Убил бы падлу!
 
 
Но сам тогда он наказал себя за норов, —
Зачем лезть на рожон, да после браги,
Его тогда на «чёрном воронке"33
  Милицейская машина;


[Закрыть] и в город,
Подох в тюряге.
 
 
Что за напасть, как чёрт урчит сегодня в брюхе,
Глаза слезятся на ветру, хоть выколь,
Видать, давно не украшал я крест старухе
Живой гвоздикой!
 
 
Ты, верно, засыпаешь от моих историй?
Наплюй на них, поспи на сене малость,
Мне не гореть уже от счастья и от горя,
Что делать, старость!
 
 
А сам-то про себя хоть помнишь свою кралю?
Бывало, вижу вас, – сидят, воркуют,
И нешто не дурак, что променял Наталью
На городскую?
 
 
Глаза-то у неё – горящих два уголья,
Бывало, взглянет, – всё нутро зарúтся,
И как в тумане слышу, – здравствуй, дядя Коля!
Всё думал – снится.
 
 
То яблок сунет мне румяных, то смороды,
А я всё ладил ей зимою санки,
Видать, и в наши родники и огороды
Слетает ангел.
 
 
А как она сейчас? – Так, значит, оклемался!
Вот в буркалы твои смотрю и вижу,
Запросто так, как тень, по свету ты скитался
С горою книжек.
 
 
А жил бы здесь, смотри, ну где ты сыщешь
Такую сучью красоту с телеги?
Её спокон веков, ни за какие тыщи
Не купишь в Мекке44
  Богатейший древний город на Востоке, славился фантастическим ассортиментом товаров;


[Закрыть].
 
 
Вот, человек, возьми, душа и ум – потёмки,
Всё что-то ищет, ёрзает, бросает,
И подстелить бы рад себе под зад соломки,
Но где, – не знает!
 
 
Ты, вот что, уши-то свои закрой, на милость,
Мне бы сказать тебе о ней немного,
В твоих руках она, как солнце, вся лучилась,
И ты был Богом!
 
 
Ты мог её создать величьем своих искор,
И бабья суть её свилась бы в зори,
Ну, кажется, приехали, тебе тут близко,
Чай, помнишь, что ли?!
 
 
И, больно, не серчай на старика-шишигу,
Вон, отмахали две версты, и нате!
Сподобься уж, зайди и захвати мне книгу
О Митридате55
  Великий полководец древности, угрожал Риму;


[Закрыть].
 
 
Чайку попьем с тобой, собрал я много мяты,
Клубника в погребе, варила женка,
У старого моста найдешь мои палаты,
Там, где колонка.
 
 
Я провожал его открытым долгим взглядом,
Жизнь не скрутила старика в цигарку,
Не подобает нам учить ходить за стадом
В горах овчарку.
 
 
Мой дом увяз в саду, два дня я дурью маюсь,
Почистил двор, отнес весь хлам на свалку,
А в три часа утра я с шорником встречаюсь —
Звал на рыбалку.
 
 
Его все Митричем зовут тут в околотке,
Прошел войну, медалей два десятка,
И было время – шибко пристрастился к водке,
Душа – загадка!
 
 
А в кич66
  Мастерская по ремонту и хранению сбруи;


[Закрыть] его определили по раненью,
В стройцехе с хромотой он не работник,
Вот сбруи и латал под старость, к сожаленью,
Хороший плотник.
 
 
Сухой короткий свист – тут тоже своя марка —
Никто не мог под Митрича сработать,
У вишенника встал и ждет, в зубах цигарка
Под самый ноготь.
 
 
Две удочки в руке, махнул – Айда на лодку!
Без нас лещи и караси тоскуют,
А лещ хорош поджаристый с лучком под водку,
Его смакуют!
 
 
Ты весла то не рви, куда нам торопиться?
И солнце не сползло еще с Америк!
Смотри, сожрал туман, как призрак бледнолицый,
Зеленый берег.
 
 
Привольно здесь, скажу, в затоне рыбы уйма,
А тишина, – хоть режь ножом на булку!
Вчера уключину поставил на полдюйма,
А бьется втулка.
 
 
Так распугаем всех подлещиков в округе,
Иди в полхода, мы почти у места,
Вот так подумаешь о рыбах на досуге,
Ну, блин, фиеста77
  Праздник в переводе с испанского;


[Закрыть]!
 
 
Но как же отчего? Тут вольница и пища,
А щука в этих водах редко ходит,
Она по каузам88
  Мелководье;


[Закрыть] все с голодухи рыщет, —
Ей там свобода.
 
 
Давай-ка шепотком, а то мы как два гуся
Разгоготались на ворон и галок,
Шепни там рыбке под водой, благой Исусе,
Клевать на сало!
 
 
Я на корме сижу, у старика середка,
Сидим как пара белых изваяний,
Он и спроси меня – почем в Китае водка,
У них, в юанях99
  Денежная единица в Китае;


[Закрыть]?
 
 
И разговоры завязались между нами
О Лао-Цзы1010
  Великий китайский мудрец;


[Закрыть], над чем корпел китаец,
И почему сквозь ревы мировых цунами
Проходит старец?
 
 
Сидим уж битый час, следим за поплавками,
И хоть бы так, для смеха кто-то клюнул,
Но мой старик хитрит, невозмутим как камень,
Другой бы плюнул.
 
 
Ты вот что мне скажи, куда девались, на хрен,
Все эти караси, ети их в душу?!
Давай с тобой рыбак по тридцать граммов ахнем
За баб и сушу!
 
 
Попробуй, откажись! От этого напора
Сам Горбачев бы опрокинул рюмку.
Вот нету в нашей сучьей жизни коленкора!
Подай-ка сумку!
 
 
Мы выпили за всех, и даже за Чапая,
Как не крути, святое дело – принцип,
Вот он бы не пустил в Святую Русь Мамая,
И проходимцев!
 
 
И только к вечеру очистилось пространство,
Клевало все, и в лодке стало тесно,
Старик ругал подлещиков за наше пьянство,
Что было честно.
 
 
Всю рыбу, разделив на два больших кукана1111
  Леска с двумя палочками по краям, служит для переноски и хранения рыбы;И мать смеется.


[Закрыть],
Мы разошлись при свете лунной пыли,
И облака медлительно и очень странно
В глубь неба плыли.
 
 
Все сутки напролет, как агнец божий в яслях,
Я спал, прослушав мировые сплетни,
Кружил над моим домом яснокрылый ястреб
Двадцатилетний.
 
 
Я видел сон цветной – отторгнутый от тела,
Другой такой же я, но так прозрачен,
Скользит сквозь серебро античного удела
И тихо плачет.
 
 
Я радостно себя бросал в глубины света,
И не печаль руководила мною,
Мне не знакомою была моя планета
Тогда, весною.
 
 
Но что еще главней – я помню это ясно —
Вкус истиной свободы в абсолюте!
Никто меня не звал, не докучал напрасно
Ни Бог, ни люди.
 
 
Я узнавал слова и песни древних сиддхов1212
  С санскрита блаженные существа, обладающие беспредельными магическими способностями;


[Закрыть],
И белый старец в розовой пещере
Читал мне о другой любви из пыльных свитков
И о Венере!
 
 
И мчались в сердце яснокрылые молитвы,
Здесь мой приют! – кружилась весть благая,
Но путь любого сна, как грань тончайшей бритвы, —
Я снова в Гае.
 
 
Проснулся, наконец, тебе записка, лично,
Небось, опять старик, ему неймется,
А я спекла тебе с утра пирог клубничный, —
И мать смеется.
 
 
Но что ее так сильно нынче рассмешило?
И рыба, пусть не царская, но все же,
Я помню, как пришел, и что меня кружило,
Сказал что может?
 
 
Ну не томи, скажи, что был вчера в запарке,
Живу в мечтах, в пылу своих исканий,
Или опять читал соседской я овчарке
Стихи за баней?
 
 
У друга твоего всегда дела до жизни,
Один он здесь охоч до философий,
Иди водой холодной обливайся к вишням,
А я пью кофий.
 
 
Поговорили вот, ей только в контрразведке
Запоминать пароли, лица, явки,
В окно я вижу – к ней идут опять соседки
Страдать на лавке.
 
 
Читаю манускрипт. Муслявя карандашик,
«Старик писал, где жирно, а где тонко:
Привет тебе огромный от твоей Наташи,
Вот, ждет ребенка.
 
 
А назовешь-то как?– спросил я для порядку,
Сам вижу все, мальчонка будет юркый;
Кручусь, со мной она, взнуздала мне лошадку,
И молвит – Юркой!..«
 
 
Неугомонный дед, ему бы путать сети,
Все норовит кольнуть, задеть живое,
Что там за новости у нас в смешной газете —
Корма, удои?
 
 
Сегодня разбирал все барахло в чулане,
Нашел тетрадку с классным сочиненьем —
Я в нем писал взахлеб о Лариной Татьяне
Стихотвореньем!
 
 
Вот пара строк для вас, послушайте на милость:
«Он Бог, и Царь, и Ангел благородный,
И это божество, что ей ночами снилось,
Как снег холодный!»
 
 
Пирог клубничный с молоком – все для сыночка!
Такие завтраки не ели принцы,
Отрежу Митричу я тоже два кусочка
Так, для гостинца.
 
 
А вот и сам он едет, легок на помине,
В открытое окно кричит – Здорово!
Да хлеба вон купил ржаного в магазине,
Подь на два слова!
 
 
Ты, вот что, у меня будь в аккурат к обеду,
Уху сварганю, – не уху, а сказку!
Сейчас в контору по бумагам ихним еду
Сшить неувязку.
 
 
Уразумел хоть старика? Давай, до встречи!
Но, милая, пошла, царя возила!
Нам все одно, что Харри Трумэн1313
  33 президент США;


[Закрыть] или Черчилль1414
  Премьер-министр Великобритании;


[Закрыть], —
Вот в этом сила!
 
 
Забросив все дела, иду на речку, к вязам,
Здесь соловьи горланят до упаду,
На лопухах лежат прозрачные алмазы
От звездопада.
 
 
В цветах мохнатых ловко копошатся пчелы,
Лаодика1515
  Бабочка Перламутровка;


[Закрыть] позирует на камне,
Для бабочек цветных я здесь открыл бы школы,
А птиц куда мне?
 
 
На тополях, вверху, как в итальянских семьях,
Грачиный гам смешался в черный катыш,
На целый день уйти бы утром в воскресенье
Туда, где ландыш.
 
 
И в этом мире грез, почти инопланетном,
Я забреду в дубовую общину,
Кем быть желаешь? – спросит меня старец, – Ветром?
Лети в долину!
 
 
И как в том сне цветном порывисто и ярко
Я вырвусь к свету из одежды тела,
Здесь любящий вокруг меня народ – овчарка
И птиц капелла!
 
 
Здесь сонм цветов – акант, тагетес, амариллис,
Левкой, агава, куколь, пассифлора,
И я меж них святых, как юный Бог Осирис,
Как дым узора.
 
 
О если б не был мир мой так лучист и тонок,
Он разлетелся бы на сотни склянок,
От этих ветрено-прекрасных махаонок,
И цинксианок!
 
 
Я в них влюблен давно – в Сапфо, Ифис, Илею,
Я визажист Ино и Мнемозины,
Я на ладонях согреваю Галатею1616
  Названия бабочек;


[Закрыть], —
Мою кузину.
 
 
Пирог для Митрича я завернул в салфетку,
Тропинкой, думаю, пойду – так ближе,
Давно не видел его белую беседку
Под красной крышей.
 
 
Там спорили мы с ним, ругаясь жарко матом,
О ренессансе, Фрейде, о Фиделе,
Что надо разогнать к едрени-фени НАТО
На той неделе!
 
 
С волками надобно без церемоний, грубо,
Никитка прав был, хоть и кукурузник;
Слышь, Эйзенхауэр Дуайт1717
  34 президент США;


[Закрыть], не трогай Кубу,
Фидель – союзник!
 
 
Я шел и вспоминал все наши разговоры,
Бывал он нежен, как в свой день рожденья,
Когда сыскав меня после вечерней ссоры,
Просил прощенья.
 
 
Ну, брат, уважил, проходи, уха готова!
Полить, чать, руки, вон там в банке мыло,
К ветеринару мне б махнуть до дня Петрова,
Хандрит кобыла.
 
 
Тут я принес пирог, спекла сегодня… – Знаю!
У матери твоей рука из пуха!
Вот почему так не пекла, не понимаю,
Моя старуха?!
 
 
В беседку, или как, пойдем хлебать ушицу?
Зачем же нам ломать зерно традиций?
Бери намазывай на хлеб пока горчицу,
Я с кухни птицей!
 
 
А сладкий дым ухи уже кружит повсюду,
Цветы от слив на скатерти пунцовой,
Старик на стол собрал нарядную посуду
От Кузнецова.
 
 
Давай тарелку то! Видал, как получилось!
Почти «тройная» с золотым наваром!
Рука его щедра, лицо его лучилось,
Он был пожаром.
 
 
Без этого никак! По граммов сто на брата?..
Хрустальных слез отлил старик из фляги,
Пусть будет в нашей бренной жизни больше лада,
Ведь мы не маги!
 
 
Крепка слеза! Крепка! – мы навалились дружно,
На хлебово, звенели только ложки,
Где нам глядеть сейчас как есть и как не нужно,
Повсюду крошки!
 
 
Добавки наливай, черпай побольше гущи!
Где в городе твоем найдешь такое?..
Приди к нам на тарелку супа, Боже сущий,
Нас будет трое!
 
 
Жизнь хороша! Мы в креслах и глядим на сливы,
Сидим вальяжно, будто бы в партере,
Мы непристойно счастливы и молчаливы, —
Пусть нам не верят!
 
 
Пока нас нет в миру – одна моя ремарка —
Я в глубине души своей отшельник,
Искусственный уют, как мертвому припарка-
Мне снится ельник.
 
 
И оживает грудь, и радостное сердце
Готово вырваться из душной клетки,
Туда, где светлый лес, мой дом, резные дверцы,
Щеглы на ветке.
 
 
И там река несет серебряные струи,
До ней пешком два километра ходу,
Я буду плавать там и рыб ловить в июле,
Глядеть на воду.
 
 
Когда же путник спросит дать ему напиться,
Я целый ковш ему снесу к калитке,
Спрошу, как мир земной, стоит ли там столица
И жив ли Шнитке?!
 
 
Мы плавно с Митричем перенеслись на землю,
Я плохо ночью сплю, вот незадача!
Такие вот как я чуть-чуть в обед подремлют,
Никак иначе!
 
 
Вот и просил тебя, чай помнишь, на телеге,
О книжке от бессонницы, и, кстати,
Ведь здесь и слыхом не слыхать в библиотеке
О Митридате!
 
 
А мне о войнах с Римом жутко интересно,
Такая, сучий потрох, была глыба!
Спартак, Антоний там, – рыбешка, всем известно,
Царь Понта1818
  Митридат;


[Закрыть] – рыба!
 
 
Я слышал от кого-то, да ты же сам в том годе
Мне говорил – мы были на клубнике —
Сулла1919
  Римский полководец;


[Закрыть] не мог разбить его и только, вроде,
Помпей Великий2020
  Римский полководец;


[Закрыть]!
 
 
Принес я книгу, там она лежит – на полке,
Читай себе на доброе здоровье,
А в сердце как сейчас – не колются иголки,
И как там с кровью?
 
 
Да ну их этих фельдшеров с их корвалолом,
Стращать умеют больше и калечить,
Зимой, нет, после пасхи, мучился с уколом —
Шарахнул в печень!
 
 
За книжку от души тебе спасибо наше,
На год мне хватит – что сидеть без толку!
А о тебе то как передавать Наташе?
Что смотришь волком?!
 
 
Да знаю все, молчи, чего там фордыбачить,
Я, как и ты, коли посмотришь в корень,
Люблю один сидеть, на речке порыбачить,
Глядеть на зори.
 
 
Я уходил домой, когда шафран заката
Облизывал зеленый холм устало,
Я как-нибудь потом побалую собрата
Про Ганнибала!
 
 
Я умолчал от вас, простите, мой читатель,
О письмах девочки, почти ребенка,
Серебряным шитьем они украсят платье
Новеллы тонко.
 
 
Они мне дороги, в них есть флюиды счастья,
Возьму их в руки – расцветают сферы,
Я жить хочу сейчас под игом самовластья
Их атмосферы.
 
 
Письмо 1
 
 
Ты в каждой капле золотой дождя, – я знаю!
Как сладострастный Зевс проникнуть метишь
Сквозь плащ в меня, влюбленную в тебя Данаю!
И что ж ты медлишь?!
 
 
Я зонт свой не беру, я знаю, ты крылатый!
Вдохни в меня всю жизнь небесной силы,
Чтобы тобою быть безудержно объятой!
Тобою, милый!
 
 
Я слышу голос твой, он как тепло заката,
Ласкает и томит, и фосфор прядью
Сползает на глаза и прячется куда-то
Поближе к платью.
 
 
Не зная, знаю наперед твои уловки!
Закрой глаза мои крылами, вечер,
И если обернусь я мышкою-полевкой,
Ты будешь кречет!
 
 
Письмо 2
 
 
Бесчувственный чурбан! Тебя спалю я утром,
Разрежу на куски пилою острой!
Тебе не справиться со мною, жадным спрутом
И коза нострой!
 
 
Идешь на бой со мной без шлема и доспехов,
И взгляд, как куст, подернулся усмешкой,
Я грань алмазная, я скорлупа ореха,
А не орешка!
 
 
Стена немого льда! Период ледниковый!
Ты на земле последним будешь в списке!
Я растоплю тебя, залью зарей лиловой,
Зарей туниски.
 
 
Когда ты снова станешь теплым океаном,
Величественно-мирною картиной,
Я и тогда не дам тебе идти за мной с арканом,
За бригантиной!
 
 
Письмо 3
 
 
Мне грустно без тебя, одна в саду осеннем
Хожу по нашим тропкам вниз по речке,
Вчера до вечера возились мы с соленьем,
Топили печки.
 
 
Сегодня холода пришли в деревню рано,
Народ забрался в теплые фуфайки,
Мне жалко нашего дворового Полкана,
С ним нету Лайки.
 
 
Ее машиной сбил десятник из стройцеха,
А он любитель выпить в день получки,
Вот наугад домой к себе всю ночь и ехал,
Попал в колючки.
 
 
Прости меня за тусклый стиль и сплин английский,
Ты выкрал солнце, как мне быть не знаю?
Но я до слез смеюсь, когда твои записки
Опять читаю!
 
 
Эй! Мир земной! Нет никого вокруг, а ночь-то!
При этом звездном свете можно бриться!
Встречает мать меня, – тебе сегодня почта
Из-за границы!
 
 
Иди-ка, спать ложись, со мною все в порядке,
А я тут погляжу на верхотуры!
Так говоришь опять по огуречной грядке
Ходили куры?
 
 
С утра забор поправим, заколотим щели,
Топор давно не приводил к порядку,
Вчера еще искал – куда мы гвозди дели
Семидесятку?
 
 
Я Митричу носил пирог, ну, что ты, классно!
Нахваливал все время твои руки,
Никто, сказал, так не печет любовно, страстно
У нас в округе.
 
 
Письмо большое, ну, а где обратный адрес?
Вот он в задах, придумают французы!
Здесь линии идут какие-то крест-накрест,
Пакет с Тулузы.
 
 
Театр ставит пьесу, взяли мой сценарий,
И приглашенье! Съездить надо в гости,
Вы молодец, мадам Патриссия Фенарри,
Sagezza2121
  Фр.Мудрость;


[Закрыть]! – бросьте.
 
 
Я вам отвечу завтра, если будет время,
Французский мой не блещет совершенством,
У вас характер тоже, надо думать, кремень,
Вы с турагенства?
 
 
Но, в общем, за письмо огромное спасибо,
А то я что-то заскучал без славы,
Одно условие, – не трогать обруч нимба, —
Он редких сплавов.
 
 
Я с ним не спорил ни о чем, почти не слушал,
Вину загладил сводник разговором,
Вот здесь росли когда-то в моем детстве груши,
Деревьев сорок.
 
 
Как потакал им май, закупит где-то шелку,
И вот пойдет над ними куролесить,
Тут белым распушит, здесь укрепит иголку,
И так раз двести!
 
 
Полубогини плыли в утреннем тумане,
Сад чудных груш – он каждому был дорог,
Теперь их нет нигде, и я смертельно ранен —
Их было сорок!
 
 
А мне что делать здесь без них, и я стал скучен,
Нырнуть бы в глубь времен без оговорок,
И теплым дождиком на них сойти из тучи,
На эти сорок!
 
 
Ко мне через сарай бесшумно и упруго
Крадется Шэр – собака дяди Марка,
Мы часто коротаем с ней часы досуга,
Что за овчарка!
 
 
Эстонец дядя Марк бывает редко дома,
В лесу работы – не поднять за годы,
Но в будке Шэр всегда есть мягкая солома
И дух свободы.
 
 
Частенько видит мать нас вечером за баней,
Там нет людей и не мяучат кошки,
Опять собаке, что ль читаешь о Полкане?
Поешь моркошки!
 
 
А ей свиные мосолки, остатки каши,
Что, милая, сыта стихом не будешь,
Тебе по нраву видно, Шэрка, жизнь-то наша,
Хвостом вон крутишь!
 
 
Ну, вот, пожалуй, все, пора мне собираться,
Посмотрим, как живет у них Тулуза,
Не обессудьте, если что, за рифмы, братцы, —
Всем правит Муза!
 
 
За мной заехал Митрич весь потухший с вида,
Ни слова, ни полслова, нос в рубашке,
Где балагур и шут? – сидячая обида, —
Вот ведь замашки!
 
 
Кивнул башкой своей, садись, мол, места много,
Цыганка нехотя плетется шагом,
Я тоже замолчал, я старика не трогал,
Эх, бедолага!
 
 
Как он понять не может важности момента,
Что делать с ним – дать сладкую пилюлю?
Сказал ему вчера, что ждут меня клиенты,
Вернусь к июлю.
 
 
Да мы с тобой еще махнем, ты время дай-ка,
В Потапский лес, грибов там – всем хватало,
В саду стоим, – что там? – с оси слетела гайка,
Куда пропала?
 
 
Пойду сыщу, лежит, чай, у кустов, а где же?
Куда ей, сучий потрох, днем деваться?
А ты здесь отдохни чуток на сене свежем,
Я мигом, Ватсон!
 
 
Жду с четверть часа, нет, иссяк запас терпенья,
Пошел пешком, автобус ходит редко,
Еще раз обернулся к утренней деревни,
Прощай, кокетка!
 
 
Как вишни разрослись, от тесноты дичают,
Работа есть в саду, нет только денег,
Папировки стоят в хвоще и молочае,
Не сад, а веник!
 
 
Из-за кустов рябин, вот это просто чудо!
Выходит, кто б вы думали – Наташа,
Так неожиданно! Привет! – Привет! – Откуда?!
Да, разве скажет.
 
 
Так много грустного и матового света
В ее глазах, в ее улыбке тонкой,
Она сейчас как неизвестная планета,
Или плутонка.
 
 
Когда младенца ждете? – я смущен вопросом,
Такая тема не имеет смысла,
Жду в октябре, – ответила она так просто,
В двадцатых числах.
 
 
О, Скорпион! Или в Весах остаться может?
Предугадать их путь – мы здесь бессильны!
Конечно, будет он на мамочку похожим,
И станет сильным!
 
 
А если дочь родится? Это невозможно?
Откуда в женщинах магические токи,
Все видят наперед, мечтают осторожно,
Не знают «Смоки»!
 
 
Как ты живешь сейчас?– Да так, как будто сносно,
Пульс бьется ровно, кровь могу сдавать я!
Ходил еще в наш лес – таращился на сосны,
Да ел оладьи.
 
 
Ты тот же весельчак и мне смешно, как прежде,
Из скучного ты смастерил бы праздник!
И элегантный весь, и в фирменной одежде,
А все – проказник!
 
 
С тобой легко! – Отнюдь, характер мой не сахар!
Люблю я мучить и себя, и близких,
Кто я? Бессребреник, изгой и росомаха,
Нет риса в миске!
 
 
Бравада все, ты не такой, вернее, лучше!
Я знаю, чувствую все это сердцем,
Ты как река весной с десятками излучин,
Как пламя скерцо2222
  Шутливое музыкальное произведение (ит.);


[Закрыть]!
 
 
Так высоко! А я последнее столетье,
Боюсь до смерти высоты, и нате!
Упал вчера с сарая, правда, хоть на плети,
Хромаю, кстати.
 
 
Ты выглядишь чудесно в этом сарафане,
Как тонок шелк, бретельки – паутинки!
Перед тобой одной все кутюрье в Милане —
Еще пылинки!
 
 
А помнишь, на горах, там старая больница
Была когда-то, после опустела,
В палатах гладкий лед, он до сих пор мне снится,
И я там пела.
 
 
А ты лежал на льду и видел сквозь кристаллы
Застывший мир цветных ассоциаций,
Ты весь остался там, меня почти не стало
Среди трех граций.
 
 
Тогда я поняла, как пропадает время,
И вместе с ним уходят наши луны,
Уйдешь, конечно, ты в неведомое племя,
Чужой и юный.

...

конец ознакомительного фрагмента