Текст книги "СМЕРШ в тылу врага. Зафронтовая работа военной контрразведки"

Глава вторая. Семен Калабалин – Литературный герой и курсант школы абвера выполнил задание «СМЕРШ»

О том, как полтора года он абвер за нос водил

В наши дни мало кто знает книгу Макаренко «Педагогическая поэма». Макаренко Антон Семенович (1988–1939). Русский советский писатель, педагог. В 1920–35 гг. руководил юношескими воспитательными учреждениями на Украине. Автор ряда книг, наибольшую известность из которых получил роман «Педагогическая поэма» (1935).

Знаменитый педагог Макаренко рассказывал о трудовой коммуне, воспитательном учреждении, в котором делали людей из бывших беспризорников, воров. А таких после революции было пруд пруди.

Беспризорники буквально наводнили улицы крупных городов страны, железнодорожные дороги, подвалы и чердаки домов.

В одной из бесед с А.В. Луначарски, Ф.Э. Дзержинский говорил: «Я хочу бросить некоторую часть моих личных сил, а главное – сил ВЧК, на борьбу с детской беспризорностью. Это же ужасное бедствие. Ведь когда смотришь на детей, так не можешь не думать – все для них. Плоды революции – не нам, а им. А между тем сколько их искалечено борьбой и нуждой. Тут надо прямо-таки броситься на помощь, как если бы мы видели утопающих детей»[3]3
  «Правда», 22 июля 1926 г.


[Закрыть].

27 января 1921 года при ВЦИК была создана комиссия по улучшению жизни детей. Председателем комиссии был назначен Ф.Э. Дзержинский. В тот же день ВЧК направила чрезвычайным комиссиям страны циркулярное письмо. «…ВЧК надеется, – говорилось в этом письме, – что товарищи, работающие в ЧК, поймут важность и срочность заботы о детях, а потому, как и всегда, окажутся на высоте своего положения. Забота о детях есть лучшее средство истребления контрреволюции. Поставив на должную высоту дело обеспечения и снабжения детей, Советская власть приобретает в каждой рабочей и крестьянской семье своих сторонников и защитников, а вместе с тем широкую опору в борьбе с контрреволюцией»[4]4
  Из истории ВЧК. М., 1958. С. 424–425


[Закрыть].

20 марта 1921 года Чрезвычайная комиссия Туркестанской республики направила всем областным ЧК приказ № 27, в котором обращалось внимание чекистов на тяжелое положение детей и на необходимость всемерной помощи Советской власти в работе по охране и снабжению детей.

«Сейчас пришло время, – говорилось в приказе, – когда, вздохнув на внешних фронтах, Советская власть может со всей энергией взяться за это дело, обратить свое внимание в первую очередь на заботу о детях, этой будущей опоре коммунистического строя.

И чрезвычайные комиссии, как органы диктатуры пролетариата, не могут остаться в стороне от этой заботы, и они должны помочь всем чем могут Советской власти в ее работе по охране и снабжению детей.

Для этой цели Президиум ВЦИК назначил председателем комиссии по улучшению жизни детей Председателя ВЧК тов. Дзержинского. Пусть это будет указанием и сигналом для всех чрезвычайных комиссий. Каждая чрезвычайная комиссия должна рассмотреть, что и как она может сделать для детей, назначив для этой работы ответственного руководителя и подыскав соответствующих работников как у себя, так и через Женотдел, Облпрофсоветы и т. п.[5]5
  Самаркандский облгосархив, ф.74, оп.1, ед. хр. 12, л. 18.


[Закрыть]»

Много тысяч детей, оставшихся без родителей и крова, спасли чекисты от голодной смерти. По инициативе чекистов в различных городах были созданы приюты, детские дома и трудовые колонии, где дети были окружены вниманием и заботой.

Каждый, кто читал «Педагогическую поэму» Макаренко, наверняка помнит одного из ее главных героев – бывшего вора Семена Карабанова.

Как и все остальные персонажи книги, образ Карабанова не был придуман писателем. Под этим именем он вывел реального человека – своего ученика и последователя Семена Калабалина.

Карабанов-Калабалин, беспризорник, вор стал человеком.

Конечно, Карабанов-Калабалин не был столь знаменит, как его наставник, но и в безвестности прозябать ему тоже никогда не приходилось.

Всю жизнь занимался он воспитанием трудных детей. Директорствовал в детдомах. Вместе с женой – тоже героиней «поэмы» – на практике воплощал педагогическую методику Макаренко. Был удостоен звания «Заслуженный учитель РСФСР».

О бывшем беспризорнике, пошедшим по стопам своего учителя, регулярно писали газеты, благо почва была благодатная. Известная писательница Фрида Вигдорова[6]6
  Вигдорова Фрига Абрамовна (1915–1965). Известная детская писательница, педагог. Начала печататься в 1938 г. Автор литературной записи воспоминаний Л. Космодемьянской «Повесть о Зое и Шуре» (1950), повестей «Мой класс» (1949), Дорога в жизнь» (1954), «Это мой дом» (1957), «Черниговка» (1959). Последние три – объединены в единую трилогию.


[Закрыть] посвятила судьбе Калабалина целую трилогию – «Дорога в жизнь».

И в то же время о подлинной жизни его не знал никто.

Первое знакомство с чекистскими органами вряд ли оставило у Калабалина хорошую память. В январе 1938-го, когда он работал директором детдома, его арестовали по печально известной 58-й статье УК. Калабалин был обвинен в антисоветской агитации среди молодежи.

Собственно, по-другому, наверное, не могло и быть. Человек прямой и открытый, он всегда, всю жизнь говорил то, что думал, и в выражениях не стеснялся. Такие люди обычно долго не живут.

Но ему, на удивление, везет. За решеткой Калабалин провел всего месяц и был отпущен «за недоказанностью»: с воцарением Берия по стране прокатилась робкая волна освобождений и пересмотров.

Калабалин вообще был счастливчиком. Он мог погибнуть много раз, но неизменно судьба уберегала его от смертельной, казалось, опасности[7]7
  Александр Хинштейн. Подземелья Лубянки, Москва «Олма-Пресс» ОАО ПФ «Красный пролетарий», 2005.


[Закрыть].

Приведем биографию Калабалина, которую он написал в 1942 году по просьбе сотрудников НКВД.

«Родился я в 1903 году, 14 августа, в селе Сулимовке на Полтавщине. Мои родители занимались сельским хозяйством – батрачили, т. к. земли своей, избы и вообще никакого имущества не имели. В связи с тем, что не было своего гнезда, мы часто переезжали из села в село на жительство, а в селе из избы в избу поселялись за отработок.

Себя я помню из села Сторожевого Чутовского района Полтавской области. Уже девятилетним мальчиком я был определен в пастушки к кулаку Сивоволу за три рубля в лето и за первые штанишки в жизни из сурового полотна. На другое лето я был определен пастухом к кулаку Завгороднему в с. Васильевку, – уже за 8 (рублей), а на третье лето к кулаку Наливко Николаю.

Зимою ходил в церковно-приходскую школу 4-летку, которую и закончил в 1915 году. В том же году меня свели к помещику Голтвянскому и продали за 40 р. в год; лето – пастухом, а зиму – коровником.

В 1916 году в августе месяце на пощечину помещицы я ответил кнутом по ее спине и бежал с усадьбы. Около двух недель жил в огородах, питаясь – что стащу и, наконец, ушел в г. Полтаву. Жил в воровских притонах, на кладбище и промышлял карманными и квартирными кражами. Имел около полусотни приводов в полицию и однажды был направлен в колонию для малолетних преступников.

В конце 1917 года пристал к вооруженному отряду, налетевшему на город и ушедшему в лес в окрестности г. Полтавы. Оказалось, что во главе отряда красных партизан стоял мой брат Иван. (Вот еще один пример природного везения Калабалина.) Впоследствии отряд вошел в состав 1-го Украинского Советского полка им. Шевченко. Брат был командиром батальона, я – разведчиком. В бою с гайдамаками под ст. Раздольная я был ранен в ногу, лежал в Николаеве, а затем уехал в Полтаву (кажется, в 1919 г.). Я нашел своего брата Ивана, который партизанил против деникинцев (помню операции: налет на юнкерское училище; на ст. Кобеляки пустили под откос броневик и вырезали около сотни деникинцев).

Затем отряд влился, если мне память не изменяет, в 501-йполк, который действовал против деникинских войск. В бою под Белогородом был ранен в руку. Лежал в Харькове, заболел тифом, был переведен в тифозный городок, а после выздоровления – уехал к родным в с. Сторожевое, где застал отца, мать и младшую сестру. Братья Ефим, Иван, Андрей и Марк были в Красной Армии.

Пожив дома около месяца, я уехал в Полтаву и, кажется, в марте или апреле 1920 года с отдельным 53-м батальоном уехал на Польский фронт. Под Проскуровом был ранен в обе ноги, но не сильно. Лежал с неделю в какой-то деревне, а затем добрался до г. Полтавы и в армию больше не возвращался.

Встретившись с «друзьями» по воровской жизни, я организовал группу воров человек 10 и занимались грабежами. Мой старший брат Ефим был начальником военного отряда резерва милиции в Полтаве. Моя группа воров подверглась его преследованию. (Такое может быть только в России – брат ловит брата! – Прим. авт.). В декабре 1920 г. он всех нас переловил и посадил в тюрьму. Я просидел три месяца и решением комиссии по делам несовершеннолетних был отправлен в детскую трудовую колонию им. М. Горького (см. «Педагогическую поэму» А. Макаренко, где я прохожу как герой поэмы под псевдонимом Семен Карабанов). В колонии Горького вступил в Комсомол. В 1922 г. был командирован на рабфак в г. Харькове при Сельхозинституте и в 1927 г. закончил Инженерно-мелиоративный факультет. Был призван в армию и определен в школу одногодичников при 25 стр. дивизии им. Чапаева в г. Полтаве. Через два месяца был демобилизован как ограниченно годен по состоянию здоровья – болезнь желудка».

Агрономом, однако, Калабалин не стал.

«Хай ему с тем хлеборобством, – сказал он своему учителю. – Не можу без пацанов буты. Сколько еще хлопцев дурака валяет на свете, ого! Раз вы, Антон Семенович, в этом деле потрудились, так и мне можно».

Более 13 лет – вплоть до начала войны – Калабалин учительствовал в детдомах и детколониях. Работал в Харькове, Ленинграде, Одессе, Виннице.

Июнь 1941-го он встретил в Москве – директором детдома для трудных детей № 60. Однако в эвакуацию детдом уезжал без него. Перепоручив хозяйство жене, Калабалин записался на фронт добровольцем. Прозябать в тылу, когда решается судьба страны, было не по его характеру.

Калабалин в начале Великой Отечественной войны прошел десятидневную подготовку в качестве бойца разведывательно-диверсионного отряда военной разведки. В середине августа 1941 года «товарищ Семен» во главе спецгруппы из 13 человек был переброшен через линию фронта. Перед группой стояли традиционные задачи: информирование разведотдела штаба Южного фронта о движении немецких частей, местонахождении штабов, складов, аэродромов и организация диверсий.

Группе не повезло еще с самого начала. При ночном приземлении их «раскидало» по большой территории, командир утром встретил только двоих бойцов, судьба остальных десятерых неизвестна до сих пор. Сам он попал в плен к оуновцам. Националисты хотели сначала его расстрелять, но потом решили передать представителям оккупационных властей. А дальше концлагерь, в котором выжить было сложно.

За четыре месяца из двенадцати тысяч узников в живых осталось всего двести пятьдесят. В лагерях свирепствовали тиф и дизентерия. Многие гибли по дороге – падали, обессилев, на землю, и конвоиры тут же добивали их автоматными очередями.

Наверное, мысленно «Семен» в очередной раз приготовился к смерти. С каждым днем людей оставалось все меньше. Но однажды…

Об этом так вспоминал Калабалин:

«Однажды приехал доселе никому неизвестный офицер, хорошо владеющий русским языком, в чине ротмистра и начали вызывать нас по одному. Спрашивал ротмистр: фамилию, образование, семейное положение, какие места СССР хорошо знаешь и затем внезапно – желаешь ли работать против большевиков. Получив утвердительный ответ, отпускал. После его посещения дня через три нас всех погрузили в две грузовых автомашины и через Люблин доставили в окрестности Варшавы, местечко Сулеювек».

Здесь, в живописном местечке Сулеювек, невдалеке от Варшавы, в свое время находилась летняя резиденция пана Пилсудского. За несколько дней до начала войны фашистской Германии против Советского Союза на даче бывшего диктатора буржуазной Польши расположился штаб «Валли», подчиненный шефу абвера адмиралу Канарису.

Согласиться пойти в школу абвера для Калабалина было шансом выжить и принести пользу Родине.

Это был единственный для него путь вернуться назад. «Я согласился, – напишет он потом, – так как видел в этом деле перспективу либо бежать, либо работать на пользу своей родины – СССР».

Словно губка, впитывал он в себя как можно больше информации – о школе, о своих соучениках. Калабалин верил: рано или поздно эти данные очень пригодятся советской разведке.

Параллельно он пытался вести осторожные беседы с другими курсантами – вот когда пригодился опыт и чутье педагога. (Впоследствии двое радистов, которым доверился он, после высадки в советском тылу добровольно сдались чекистам.)

В августе 1942-го «Семен» завершает обучение в шпионской школе. В конце месяца вместе с другими выпускниками его перебрасывают в пересыльный пункт немецкой разведки под Смоленском. До возвращения на родную землю остаются считаные дни…

После завершения подготовки в ночь с 15 на 16 сентября 1942 года он был сброшен с самолета на парашюте в составе группы из семи человек на территорию Горьковской области, в районе города Арзамаса.

Основная задача парашютистов – организация наблюдения за работой железнодорожного узла в городе Горьком, а также сбор разведывательной информации по другим вопросам: по формируемым воинским частям – места дислокации, возраст солдат, командный состав, вооружение; по работе промышленности, по организации транспортировки различных грузов (в первую очередь вооружения и боеприпасов); сбор сведений об аэродромах и военных складах; о помощи союзников по антигитлеровской коалиции и о политико-моральном состоянии военнослужащих Красной Армии и населения. Важно отметить, что разведчикам было запрещено заниматься диверсиями, а также вести антисоветскую агитацию.

«Товарищ Семен» 16 сентября 1942 года явился в Арзамасский райотдел НКВД. А через несколько дней с повинной явились еще два радиста – Харин и Парманенков – их Семен Калабалин сумел уговорить сдаться еще в процессе обучения в разведшколе. В течение месяца бывшего советского военного разведчика допрашивали чекисты, а только потом было принято решение об использовании его в радиоигре.

Из протокола допроса Калабалина (22 сентября 1942 года):

Вопрос: В каких условиях Вы находились в школе разведчиков?

Ответ: Школа разведчиков-радистов, куда я был назначен, насчитывала около 160 человек. Школа отгорожена проволокой не была, но слушателям было запрещено ходить за определенную зону и особенно общаться с населением. Кормили нас прилично, в день давали около 400 гр. хлеба, литр мясного супа, грамм 25 масла или маргарина, иногда колбасу – 50 гр., иногда повидло и утром и вечером чай. Кроме того на неделю пачку махорки и 3–5 сигарет в день.

Занимались мы: радиоделом – 3 ½ часа в день и 3 часа в день такими предметами, как топография, организация РККА, методы работы органов НКВД и физподготовка.

Вопрос: Назовите руководящий состав и преподавателей школы.

Ответ: Начальник школы – ротмистр Марвиц, его помощник – ротмистр Броневицкий. Вопросами документов для разведчиков ведал обер-лейтенант, фамилию его не знаю, кроме этих из немцев был еще один капитан, ведает отправкой разведчиков, фамилию его не знаю.

Остальные преподаватели и нач. состав были из числа военнопленных: радиодело преподавали: «Ефремов» бывший радист и Бардецкий – бывший капитан-связист. Начальником лагеря и преподавателем агентурного дела был бывший подполковник Степанов Василий Павлович, кличка «Щелгунов», по слухам, он раньше в Красной Армии командовал 121 стр. полком. Кроме него агентурное дело преподавал «Рудаев», якобы бывший генерал. В последнее время агентурное дело преподавал «Асманов», по национальности – татарин.

Организацию РККА читал бывший полковник «Быков», дважды орденоносец, в Красной Армии командовал дивизией. Организацию РККА преподавал также бывший майор Красной Армии «Быстров». Настоящей фамилии не знаю, зовут Александр Николаевич. Оба – «Быков» и «Быстров» – в мае месяце 1942 г. были переведены в Полтавскую школу разведчиков.

Топографию преподавал бывш. танкист – ст. лейтенант «Павлов». Настоящую фамилию не знаю, имя и отчество его – Борис Петрович. Физподготовку преподавал некто «Филин», настоящих фамилии, имени и отчества не знаю. Известно, что жил где-то в Приволжских городах и окончил Харьковский институт физкультуры.

Методы органов НКВД преподавал некто «Авилов», фамилию и имя его не знаю, бывший работник органов НКВД на Украине, судя по тому, что он все время склонял ст. 54 УК УССР. (Аналог 58-й статьи УК РСФСР – измена родине, контрреволюция и пр. – Прим. авт.).

Вопрос: Когда и с какими задачами Вы были переброшены на территорию СССР!

Ответ: В ночь с 15 на 16 сентября я с группой разведчиков в 6 чел. был сброшен с немецкого самолета в Горьковской области в районе г. Арзамас.

Задание перед нами поставлено: разведка движения войск по жел. дороге, водным и шоссейным путем, где формируются воинские части, их возраст, командный состав, вооружение, работы промышленности, транспортировка грузов и вооружения и боеприпасов. Разведка военных складов, аэродромов. Помощь союзников и политико-моральное состояние частей Красной Армии и населения.

Вопрос: Какими путями Вы должны были собирать эти данные и как пересылать их?

Ответ: Сведения я должен был черпать из личных наблюдений, через приданного мне специального напарника-разведчика, а также путем извлечения этих данных от лиц, имеющих непосредственное отношение к разведываемым объектам – военнослужащих и гражданских лиц.

Вопрос: Как Вы должны были сообщать получаемые данные немецкой разведке?

Ответ: Только по радио, при помощи имевшейся у меня рации путем шифрованных телеграмм. Для этого я специально обучен зашифровке телеграмм по известному мне коду.

Вопрос: Имели ли Вы задание проводить диверсионно-подрывную и разложенческую работу в СССР!

Ответ: Таких заданий я не получал. В школе нам разъяснили, чтобы мы этим не занимались. Нам рекомендовали держать себя скромно, чтобы не выделяться из общей массы населения.

Вопрос: Когда и как Вы приняли решение сдаться добровольно органам НКВД?

Ответ: За все время пребывания в плену я постоянно думал и искал случая вернуться на территорию СССР и служить на пользу родине. Такой возможности я ожидал. Больше того, я по мере возможности к тому склонял и уговаривал моих товарищей по школе. К этому, в частности, я подговорил перебрасываемых разом со мной радистов-разведчиков: Харина, Парманенкова (мой напарник) и др.

Вот поэтому, как только я приземлился на территории СССР, я пошел искать ближайший орган НКВД, чтобы явиться с повинной, что мной и было сделано 16 сентября».

Чекисты поверили Калабалину не сразу. Проверяли его основательно. Более месяца его держали за решеткой. 24 октября 1942 года по личному распоряжению заместителя Наркома внутренних дел В. Меркулова[8]8
  Меркулов Всеволод Николаевич (1895–1953 гг.). В органах ВЧК с 1921 г. Работал в ЧК – ГПУ Грузии, последняя должность – начальник СПО ГПУ Закавказья (1931–1932 гг.). В (1931–1938 гг. – на партийной работе. После прихода на Лубянку Берии возвращен в орган НКВД: зам. нач. ГУГБ НКВД СССР (1938 г.), 1-й зам. наркома внутренних дел СССР и одновременно нач. ГУГБ (1938–1941 гг.). После выделения госбезопасности в отдельный наркомат в феврале – июле 1941 г. возглавлял НКГБ СССР, но когда НКГБ был вновь возвращен в систему НКВД, занял должность первого зам. наркома. В 1943–1946 гг. был наркомом (министром) госбезопасности БССР. Генерал армии. С 1947 г. в Главном управлении советского имущества за границей при Совмине СССР: зам. начальника (1947 г.), начальник (1947–1950 гг.). В 1950–1953 гг. – министр госконтроля СССР. Арестован в сентябре 1953 г. по делу Берии. В декабре 1953 г. расстрелян.


[Закрыть] он был освобожден.

Было решение использовать, Калабалина в радиоигре «Семен».

«СМЕРШ» недостаточно было просто вылавливать и обезвреживать агентуру противника. Это был путь тупиковый, бесконечный, как вечный мат: на смену одним диверсантам приходили бы вторые, потом третьи…

Немцев следовало переиграть, перехитрить. Так родилось понятие «радиоигры».

Под контролем чекистов захваченные или сдавшиеся добровольно шпионы продолжали регулярно выходить в эфир, создавая тем самым у немцев иллюзию успеха. Благодаря радиоиграм выполнялись три задачи кряду. Во-первых, предотвращались заброски новые. Во-вторых, немецкая разведка обильно пичкалась дезинформацией, тщательно разработанной в недрах Генерального штаба, сиречь, весьма и весьма правдоподобной. Такая деза позволяла неожиданно наносить удары там, где их совсем не ждали, ибо то и дело немцы отвлекались на негодные объекты.

Ну а, кроме того, контрразведка получала возможность вскрывать планы противника и выявлять все новую и новую агентуру.

За годы Великой Отечественной войны советская контр-разведка провела 183 радиоигры. И практически всегда комбинации эти были успешными.

Радиоигра «Семен» – из их числа…

«Семен»

Один из руководителей этой операции – чекист Дмитрий Петрович Тарасов вспоминал об этом так:

«Легализация Калабалина была проведена в строгом соответствии с полученными от противника инструкциями. Он был прописан в Горьком по полученным от вражеской разведки документам на имя Караева, состоял на учете в военкомате как освобожденный от воинской повинности по болезни и работал в подсобном хозяйстве поселка Мыза. Встреча работников советской контрразведки с радистом проходила только на конспиративных квартирах.

Первый месяц связь осуществлялась нормально, передавались радиограммы с военной дезинформацией, утвержденные Генеральным штабом. Чтобы проверить, как относится противник к переданной информации, решено было провести мероприятия по вызову курьера. С этой целью решили ухудшить слышимость передач, чтобы у противника создалось впечатление, что произошла разрядка батарей раньше положенного срока. Выходя в эфир, советские контрразведчики заявили, что ничего не слышат, поэтому работу прекращают, а 8 и 15 июня 1943 года дважды передали вслепую следующую радиограмму:

«Ваши батареи слышу только при включении двух анодных батарей. Передавать не могу. Буду ждать у приемника 19 июня. Передавайте вслепую».

Этот план оказался удачным. 17 июня 1943 года радиоконтрразведывательная служба НКГБ СССР перехватила и расшифровала радиограмму, посланную из радиоцентра, поддерживающего связь с радиостанцией.

«Агент разведки 91 будет слушать нас 19 июня. Передавайте медленно, так как батареи агента сели».

Убедившись в том, что германский разведывательный орган поверил легенде и заинтересован в установлении связи с агентом-радистом, советская разведка совершенно прекратила работу радиостанции, предварительно сообщив «на всякий случай» явочный адрес…[9]9
  Хинштейн А.Е. Подземелья Лубянки. М., 2005. С. 291–306


[Закрыть]

Уловка сработала. Два курьера – Бирюк и Родин прибыли в Горький 27 июня 1943 года. Их арестовали на квартире, где проживал Семен Анатольевич Калабалин. Сама радиоигра продолжалась до конца 1944 года, затем из-за передислокации радиостанции противника в глубь Германии радиосвязь пришлось прекратить. Калабалин же по представлению ГУКР «СМЕРШ» 28 октября 1943 года был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.

С «Семеном» непосредственно работал почетный чекист Дмитрий Тарасов[10]10
  Тарасов Дмитрий Петрович (1913–1998 гг.). В органах госбезопасности в 1937 г. По окончании Ленинградской межкраевой школы ГУГБ НКВД СССР работал в УКНВД по Ленинградской области, с 1939 г. – в Центральном аппарате НКВД СССР. Во время войны служил в ГУКР «Смерш» НКО СССР, пройдя путь от оперуполномоченного до заместителя начальника управления. Затем – в Первом главном управлении МГБ – КГБ СССР (внешняя разведка). Полковник.


[Закрыть].

О том, как действовал Калабалин, можно узнать из его рапорта.

«11 июля в 15 часов в помещение, где я лежал, вошел военный в звании лейтенанта. Обратившись ко мне, он сказал:

– Здоров. Ну, поискал я тебя!

Посмотрев на военного, я тотчас же узнал в нем агента германской разведки Родина. Поздоровались. На его реплику я ответил вопросом:

– А почему долго искал, разве ты не знал моего адреса?

– Да адрес-то знал, только я не один. У меня есть начальник Бирюк, хитрый такой и никому не доверяет. Надо, говорит, найти Карева лично и ни с кем другим не связываться.

Когда мы пообедали, я предложил Родину отправиться в город, чтобы связаться с Бирюком. Приехали на мою квартиру. Хозяйке, как было предусмотрено данной мне инструкцией, я сказал условную фразу:

– Достань-ка, Мария Ивановна, водочки и что-нибудь закусить – давая тем самым понять, чтобы она немедленно поставила в известность оперативных работников о прибытии «гостей».

Умывшись и приведя себя в порядок, мы отправились к Бирюку. Его не оказалось дома, он был в парикмахерской. Родин предложил посидеть на крыльце. Вскоре появился Бирюк. Он прошел мимо нас во двор дома, сделав вид, что не знает нас. Мы оставались на своих местах. Через некоторое время Бирюк вышел со двора и пошел по направлению к Кремлю. Догнав Бирюка, я поздоровался. Он ответил. Остановились. Бирюк предложил пойти к нему на квартиру, но я возразил, мотивируя тем, что хозяйка может оказаться моей знакомой.

– Пойдемте лучше ко мне, – заявил я, – Родин уже был у меня, там готовятся выпивка и закуска.

Бирюк согласился. К нашему приходу у хозяйки уже все было готово. Мы сели за стол. Начался разговор. Мне удалось выяснить все вопросы, связанные с моим заданием…».

Агенты абвера уже достаточно захмелели, чтобы не почувствовать подвоха, когда поздно вечером в квартиру вошли люди в военной форме.

«Комендатура. Проверка документов!»

Безропотно они протянули свои документы, командировочные удостоверения – бумаги сработаны были превосходно, тревожиться нечего.

– Вам придется проехать с нами, – сказал начальник патруля после долгого изучения документов.

– В чем дело? – хмель точно рукой сняло. – Что за бюрократия? Мы только с фронта!

– Ничего страшного. Не волнуйтесь. Обычное уточнение неточностей.

Родин и Бирюк попытались было воспротивиться. Потянулись за пистолетами, но моментально были скручены и обезоружены.

Радиоигра «Семен» продолжалась вплоть до конца 1944 года. За это время Абвер был досыта накормлен дезинформацией. Даже на мгновение немцы не допускали и мысли, что «Наливко» может работать против них.

Несколько раз, правда, они пытались перепроверить Калабалина, но неизменно «Семен» испытания выдерживал блестяще.

Так что зафронтовой разведчик Семен Калабалин справился со своей задачей блестяще.

Чекисты действовали слаженно и четко. Параллельно в Горьком велась аналогичная радиоигра под кодовым названием «Друзья».

«Друзья»

В марте 1943 года в Горьком начала действовать другая радиоточка. На ней работали два советских разведчика – Иван Никифорович Коцарев и его напарник Николай Лукич Полладий, выполнявший обязанности радиста. Как и по радиоточке «Семен», противнику шла военная дезинформация, рекомендованная Генеральным штабом Красной Армии. В первую очередь она касалась сведений о количестве эшелонов, проходящих через Горький, и номенклатуре перевозимых ими грузов. Информация, передаваемая двумя разведгруппами, отличалась в мелких деталях.

На втором этапе операции было принято решение вызвать курьеров, мотивируя это необходимостью новых батарей для радиостанции. В сентябре 1943 года двух курьеров арестовали советские контрразведчики. Согласно заданию Центра они должны были вернуться. Вместо них решили послать Ивана Никифоровича Коцарева (он же «Лукьянов»). Объяснение простое – агенты не дождались посылки и решили взять инициативу в свои руки.

Советский разведчик, пройдя подготовку под руководством майора Владимира Климкина, специалиста по внедрению агентов в немецкие разведорганы, благополучно пересек линию фронта, прошел проверку и был награжден немецкой медалью «За храбрость» и ему присвоили звание лейтенанта РОА (Российская освободительная армия, ею командовал Власов). А 1 мая 1944 года его сбросили с самолета на парашюте на территории СССР вместе с батареями для рации, кварцами и топографическими картами.

Радиоигра продолжалась до начала 1945 года. За эти полгода еще двое курьеров попали в «ловушку», организованную советскими контрразведчиками, а радиоточка продолжала посылать дезинформацию противнику[11]11
  Шарапов Э.П. Судоплатов против Канариса. М. 2004. С. 236–237; Хинштейн А.Е. Подземелья Лубянки. М., 2005. С. 308.


[Закрыть].

В канун Нового, 1944-го года Указом Президиума Верховного Совета СССР Семен Афанасьевич Калабалин был награжден орденом «Отечественной войны» второй степени. Награду вручал ему лично начальник Главного управления контрразведки «СМЕРШ» Абакумов.

А вскоре Калабалин вернулся к своему прежнему любимому занятию – учительству. Врачебная комиссия признала его полностью негодным к прохождению службы.

До глубокой старости Семен Калабалин и его жена – Галина Калабалина – работали с трудными подростками. Они преподавали в детдомах и детколониях, пока хватало сил – в Кутаиси, в Подмосковье. Последние годы Калабалин заведовал детским домом в селе Кимёново Шатурского района Подмосковья[12]12
  Хинштейн А.Е. Подземелья Лубянки. М., 2005. С. 291–306.


[Закрыть].

О том, что Калабалин делал за линией фронта, во вражеском тылу, он никогда никому не рассказывал.