Текст книги "СМЕРШ в тылу врага. Зафронтовая работа военной контрразведки"

Глава третья. В логове врага

О выполнении задания контрразведки Владимиром Малышевым в немецкой разведывательной школе

В начальный период войны к разоблаченной агентуре противника применялись самые жестокие меры. Чекистам дана команда: «Уничтожай немецких шпионов и диверсантов!» Увы, но понимание того, что с гитлеровской агентурой не только можно, но и должно работать, пришло не сразу! Ввиду отступления нашей армии и тяжелейшего положения на фронтах оперативные игры с использованием перевербованных вражеских агентов практически не проводились.

Изощренность форм и методов гитлеровской разведки, ее высокая активность потребовали от чекистов огромного напряжения сил и энергии, профессионального мастерства, мужества. Особенно тяжелые испытания выпали на долю разведчиков, действовавших в тылу врага. Послать человека на ту сторону – дело непростое. Не каждый согласится, ведь работа за линией фронта всегда связана со смертельным риском. Переход линии фронта уже сам по себе опасен.

В абвере и в СД простофиль не было. Там служили опытные профессионалы. Поединок с ними очень опасен. Посылая своего человека в логово, нельзя отрешиться и от такой крамольной мысли: не перевербуют ли его те спецслужбы.

Наряду с явными врагами нашего народа среди курсантов школ абвера и «Предприятия «Цеппелин» имелись люди, оставшиеся в душе патриотами Родины. «СМЕРШ» засылал своих разведчиков с задачей найти их, помочь им стать на путь активной борьбы, привлечь к выполнению заданий советской контрразведки. Так разведка помогла контрразведке. Одним из них был Владимир Малышев, двоюродный брат Тани Синицыной.

Все началось с весеннего дня 1942 года, когда группа разведчиков, сопровождаемая вражеским огнем, на лодке возвратилась с Невского пятачка на правый берег реки. Выполняя боевое задание, бойцы проделали проход в минном заграждении противника, но понесли потери и взять «языка» не смогли. Не глядя друг на друга, молча, они расположились на отдых в районе Невской Дубровки. Минер Владимир Малышев, вспоминая погибших товарищей, сидел в стороне. К нему подошел незнакомый, аккуратно одетый молодой командир. Поинтересовался фамилией бойца, назвал себя:

– Сотрудник военной контрразведки фронта старший лейтенант Маковеенко.

Чекист старший лейтенант Владимир Никитич Маковеенко не вдруг заинтересовался Владимиром Малышевым. Он присматривался к нему ранее. Узнал, что тот изучал в педагогическом институте немецкий язык, знал основы радиодела, командованием части и товарищами по оружию характеризовался положительно. Маковеенко подбирал кандидатов в разведчики.

Он сел рядом с Малышевым и, всматриваясь в его открытое лицо, завел неторопливый разговор. Чекиста интересовали подробности жизненного пути собеседника, его участие в боях под Лугой, Пушкином, на Невском пятачке. В заключение он пояснил, что намерен привлечь Малышева, разумеется с его согласия, к выполнению одного поручения военной контрразведки, но поговорить об этом им следует в другой обстановке…

– Есть подходящая кандидатура для операции по внедрению, – доложил Маковеенко своему начальнику П.А. Соснихину.

– Кто он?

– Ленинградец Владимир Малышев. В прошлом студент пединститута. Как и я. Боец 5-го отдельного запасного инженерного полка. Изучал в пединституте немецкий язык, – продолжал докладывать Маковеенко.

Подполковник Соснихин знал, если старший лейтенант Маковеенко предлагает кандидатуру для важной операции, то, стало быть, он имеет для этого все основания.

– Вызывайте Малышева в город на Неве, – распорядился Соснихин.

Через несколько дней бойца 5-го отдельного запасного полка Малышева откомандировали в Ленинград. Там его с нетерпением ждал Маковеенко. Встретившись, они разговорились как старые знакомые. Маковеенко познакомил Малышева с положением на Ленинградском фронте, рассказал о попытках вражеской разведки внедрить своих агентов в ряды наших войск.

– Чем же я могу быть полезен? – спросил Малышев.

Чекист не стал скрывать от него своего мнения о том, что именно он – инициативный энергичный комсомолец, в недавнем прошлом студент педагогического института, а ныне умелый боец, знающий минное дело, сносно владеющий немецким языком, увлекающийся радиотехникой, вполне подходит для выполнения важного задания советской контрразведки в тылу врага.

– Но для такой работы необходимо ваше добровольное согласие, – подчеркнул старший лейтенант.

– В чем суть задания? – спросил Малышев.

– Надо проникнуть в немецкую военную разведку.

– Коротко, но ясно, – заметил Малышев и задумался. Потом твердо сказал: – В принципе я согласен.

– Я и не ожидал от вас другого ответа.

– Но у меня к вам ряд вопросов. Первый: каким путем я окажусь на той стороне?

– Как перебежчик.

– Перебежчик – это предатель. А у меня есть родные. Жена, сестра, правда, двоюродная, Таней зовут. Нет, добровольно сдаться в плен врагу не могу.

– Другого пути у нас нет. Этого требуют интересы дела, нашей борьбы с врагами, – спокойно убеждал Малышева старший лейтенант. – Даже легкая тень не упадет на ваше доброе имя – об этом мы побеспокоимся. Вам не нужно же оказаться в плену. Военнопленных немцы вербуют в свои разведывательные школы, из них готовят свою агентуру. К перебежчикам они расположены больше. И это важно на первом этапе вашего пребывания в плену.

Малышев согласился.

Пачки советских денег, которыми снабжали агентов абвера

Чекисты стали готовить его для выполнения важной операции против вражеской разведки…

Против Ленинградского и Волховского фронтов активно действовал крупный орган немецкой военной разведки – абверкоманда-104, входящая в состав группы армий «Норд». Она дислоцировалась во Пскове и имела в своем подчинении две абвергруппы. Одна из них при 18-й немецкой армии, войска которой блокировали Ленинград с юга. Подготовку агентов-разведчиков и радистов – для заброски в расположение и на коммуникации наших войск – абверовцы вели в разведывательных школах. Чекистам известно, что одна из них располагается в городе Валга, на границе Эстонии и Латвии. В распоряжении абверкоманды-104 имеется мощная приемопередающая радиостанция «Марс». Этим условным наименованием абверовцы прикрывают свой разведывательный центр. Чекисты хотели знать о замыслах «Марса», иметь там свои глаза и уши. Малышеву предстояло завоевать доверие гитлеровцев, проникнуть в школу немецкой военной разведки, собрать сведения о тех, кто в ней обучается, где, когда, с каким заданием будет направлен в расположение наших войск.

– Для успешного решения этой задачи нам предстоит подготовить для вас такую легенду, чтобы ей поверили немцы. Она должна как-то заинтересовать вражескую разведку, помочь вам оказаться там, где нужно, – говорил Маковеенко.

– А где нужнее всего? Можете сказать? – спросил Малышев.

– Разумеется. Против нашего фронта активно действует разведывательный орган абвера «Марс». Это – главный объект вашего внимания. Попасть туда – большая удача.

Военный контрразведчик Владимир Никитич Маковеенко и будущий разведчик Владимир Олегович Малышев сразу нашли общий язык. Одессит Маковеенко умный, находчивый, веселый человек, импонировал Малышеву.

Не обращая внимания на объявления о воздушной тревоге и артиллерийских обстрелах города, Маковеенко и Малышев подолгу занимались вместе. Они готовились к трудному рейду: в деталях разрабатывали операцию перехода к немцам, изучали район его будущих действий на той стороне. Не раз советовались с подполковником Соснихиным, другими нашими товарищами. Чекист Маковеенко не уставал повторять:

– Гитлеровцы вначале будут относиться к вам с недоверием, не единожды перепроверять вас. Не торопитесь с ответами, ни в коем случае не меняйте сказанного. Не допускайте поспешности, навязчивости, излишнего любопытства. Немецкая контрразведка станет подсылать к вам своих осведомителей провокаторов. Нельзя забывать, что абверовцы не доверяют своим агентам и постоянно проверяют их. Порой самыми изощренными методами. Провокаторы, осведомители, внезапные проверки и обыски – обо всем этом нужно помнить каждую минуту. В общении с окружающими старайтесь не задавать вопросов, больше слушайте. Поговорить, что-то рассказать о себе, поделиться наболевшим – потребность большинства людей. Используйте это в своих интересах.

Схема организации абвера

Подготовка разведчика шла к концу, когда зашел подполковник Соснихин. Поинтересовался самочувствием, настроением Малышева, проверил, как он усвоил задание. В заключение сказал:

– У разведчика на его пути могут встретиться такие ситуации, такие препятствия, которые заранее просто невозможно предусмотреть. Вот тогда потребуется проявить смелость, выдержку, находчивость, смекалку, разумную инициативу чтобы достичь намеченной цели.

– Постараюсь найти тропинку к этому «Марсу», – заверил своих наставников Малышев.

– Мы надеемся на вас. Желаем удачи, – прощаясь, сказал Соснихин.

С легендой «обиженный советской властью уголовник Евгений Негин» Малышев ушел к врагу в ночь на 9 июля 1942 года.

Малышев перешел линию фронта в составе группы бойцов разведроты 21-й стрелковой дивизии, направленной из района Старо-Панова для захвата «языка». Маковеенко проводил разведчика, тепло попрощался с ним. Вернувшись в Ленинград, в рапорте на имя подполковника Соснихина отметил: «Во время перехода линии фронта Малышев вел себя исключительно хладнокровно, с большой выдержкой». Добавил в беседе:

– А вот повезет ли ему в дальнейшем, получим ли мы желаемый результат – время покажет.

* * *

…Малышев едва пересек линию фронта, как, практически сразу же, попал в руки гитлеровцев. Солдаты вермахта доставили перебежчика в штаб какой-то воинской части. Там офицер в звании гауптмана с помощью переводчика сразу же приступил к допросу. Офицера вермахта интересовали прежде всего сведения о части, в которой служил Малышев. Однако никаких существенных данных он сообщить не мог, так как согласно измененной биографии разведчика находился в этой части всего две недели. Затем Малышева доставили в вышестоящий штаб, где допрашивал другой гауптман, свободно владеющий русским языком. Спокойно, подчеркнуто вежливо он стал расспрашивать о жизненном пути, близких родственниках, местах прохождения службы в действующей армии. Ответы бойко отстукивал на машинке солдат, сидевший за столиком в углу комнаты.

Владимир отвечал четко, ясно, не отходя ни на йоту от хорошо усвоенной им линии поведения в тылу врага. Этот первый допрос абверовца Малышеву запомнился на всю жизнь.

– Фамилия, имя? – немец строго посмотрел на Малышева.

– Негин Евгений Николаевич.

– Евгений Онегин? Может, сразу назоветесь Пушкиным.

– Такая фамилия…

– А еще другие фамилии.

– Другая… Неверов Евгений.

«Разбирается в русской литературе, – отметил про себя Малышев. – Наверно, из эмигрантов».

– Вот как? Еще и Неверов, – немец скривил губы, сказал: – Мне доложили, что вы перебежчик. Так это или нет?

– Да, так.

– Что же вас заставило перейти на нашу сторону?

– По горло сыт советской властью. Надоело сидеть по тюрьмам. Ничего другого я от власти не получил. Воевать за такую власть я не хотел и не хочу. Искал только случая, чтобы перейти к вам. И вот послали меня с группой разведчиков.

– Как вы оказались в разведке?

– Кому же там быть, как не таким, как я. Однажды выстроили нас. Подходит командир, спрашивает: «Воры, бандиты есть?» Все молчат, кто же признается. А я себя назвал: «Вор-рецидивист Женька Неверующий». «Такой мне и нужен, – говорит командир. – Будешь разведчиком?» А что, правильно рассудил. Мы, воры, люди смелые, рисковые, надежные. Куда надо пролезть-вылезти, умеем, – говорил с рисовкой Малышев. – Вот так я, простой советский заключенный, стал разведчиком.

– Сколько раз сидел? – спросил немец.

Малышев ответил:

– Два.

Хотел сказать – три, но передумал. Нужно соблюдать чувство меры.

– За что?

Малышев помедлил с ответом, а затем тихо сказал:

– Воровал.

– Вот как? У нас не Финляндия – там ворам рубили руку, но порядок и у нас соблюдается. И за воровство премию не дают.

– Вы спросили, я ответил, – обиженно произнес Малышев.

– Где вас последний раз, как говорится, взяли? – спросил немец.

– В Ленинграде. Я там жил…

– За что?

– За воровство, – опять же спокойно ответил Малышев.

По легенде он, Малышев, вор-рецидивист Евгений Негин, который родился где-то в Белоруссии… Реальный же Женька Негин родителей своих не только не помнил, а просто не знал. Его босоногое детство прошло в городе на Неве. С ватагой беспризорников он терроризировал торговок на рынке. Протирая заспанные глаза и ругаясь, беспризорная ребятня разлеталась по базару как воробьи, чтобы потом поодиночке или группой налетать на перекупщицу и вырвать из ее корзинки что-нибудь на зуб или взять «на хапок» у продавца какую-нибудь вещь и бежать с ней на десятую улицу. Вот среди этой чумазой ребятни и выделялся своим проворством Женька Негин. Поначалу он был сявкой – мелким воришкой, а затем поднялся в воровской иерархии на ступень выше: стал щипачом – карманным вором, но промышлял и квартирными кражами. Жизнь уготовила ему судьбу вора-рецидивиста.

Тысячи беспризорников пошли по правильному пути. Нашли свое место в жизни. Но не Женька Негин. Он не желал исправляться. Ему нравилась бесшабашная воровская жизнь, полная риска. А еще он был патологически жаден. Деньги для него были превыше всего в жизни. Ушел же он в мир иной на взлете, когда во время побега из лагеря его сразила очередь часового. Так что в этой жизни пути Малышева и Негина не смогли бы сойтись ни при каких обстоятельствах.

Малышева поместили в лагерь для военнопленных, где допросы продолжали уже офицеры из абвера. Немцы хотели знать все о воинских частях, в которых служил Малышев, о нем самом и сослуживцах, о положении в осажденном Ленинграде. В полном соответствии с заданием Владимир сообщил гитлеровцам, что его призвали в армию в мае 1942 года и направили в 5-й отдельный запасной инженерный полк, где он стал сапером, но вскоре заболел и попал в госпиталь.

29 июля прибыл на военно-пересыльный пункт и получил назначение в полк стрелковой дивизии, в которой прослужил две недели. Отвечая на вопросы немцев, Малышев предпринимал все возможное для того, чтобы не выдать врагу сведения, составляющие военную тайну. По рекомендации чекистов он старался дезинформировать немецкую разведку о работающих на оборону Ленинграда предприятиях, о возведенных вокруг города оборонительных сооружениях.

После одного из допросов советским военнопленным неожиданно заинтересовалась гитлеровская служба безопасности – СД. Перед началом допроса моложавый эсэсовец, говоривший по-русски, строго предупредил Малышева:

– Нам известно, что русские – мастера забрасывать к нам своих разведчиков. Если ты послан с заданием, то, пока не поздно, сознавайся. Ничего плохого тебе не будет. Сможешь работать по специальности, где захочешь. Если не сознаешься, пеняй на себя. Мы все равно узнаем правду.

Затем эсэсовец изменил тактику, заговорил спокойно уважительно, перешел на «Вы». Допрос шел долго. Абверовцы пытались запутать Малышева, найти противоречия в его ответах. Но цели не добились. В ходе допроса офицер СД выяснял, хорошо ли Малышев знает Ленинград, в каких частях Красной Армии проходил службу.

Когда Владимир сказал, что служил в запасном инженерном полку, немец, глядя в упор на Малышева и не давая ему одуматься, задал подряд несколько вопросов:

– Знаете ли вы лейтенанта Бражкина?

– Да, знаю. Он из инженерного полка.

– А старшего лейтенанта Маковеенко?

– Нет, такого не знаю, – твердо, не опуская глаз, ответил советский разведчик.

– Вы заявляете, что сдались в плен добровольно. Если это верно, что заставило вас пойти на такой шаг?

Малышев повторил то, что уже говорил ранее. Потом эсэсовец расспросил Малышева о ценах на продукты в Ленинграде, о возможности снять квартиру в городе, о порядке работы городского транспорта и так далее.

«Зачем ему нужны эти сведения? – недоумевал Владимир. – Может быть, для шпионов?». Разведчик был близок к истине: в Красногвардейске (Гатчине) в 1941–1942 годах дислоцировалась «Оперативная группа А» полиции безопасности и СД (айнзатцгруппа), возглавляемая бригаденфюрером СС Йостом Хайнцем. Группа вела контрразведывательную работу, разведку и проводила карательные операции. Помимо этого офицеры подразделения проводили активную зафронтовую разведку против Ленинграда. В подчинении айнзатцгруппы находилась зондеркоманда 1А, размещавшаяся в Красногвардейске. В Гатчине, Красногвардейске и Натальевске дислоцировалась оперативная команда 1Ц, которой pуководил штурмбаннфюрер СС Грааф Курт, в функции которой, наряду с проведением карательных операций, входили мероприятия по заброске в осажденный город агентов из лиц, хорошо знающих эти места.

Проанализировав его показания, немецкие разведчики и контрразведчики, очевидно, пришли к выводу, что Малышев рассказал им далеко не все, что ему известно. И тогда они решили изменить методику допросов. Вызвав Малышева через день, они развернули перед ним карту и, задавая вопросы, не сводили глаз с мимики его лица во время ответов за пределами лагеря военнопленных.

– В каких местах города расположены батареи?

– Не знаю, так как часть, в которой я служил, находится не в городе.

– Где находятся пирсы, от которых военные катера отправляются из Петербурга в Ораниенбаум и Кронштадт?

– Это мне неизвестно.

– Может быть, ты назовешь фамилию командира дивизии, в которой служил до пленения?

– Не могу назвать, не знаю.

– Врешь! Продался большевистским комиссарам, – злобно выкрикнул гитлеровец и прижал к лицу Малышева горячую сигарету. Немцы столкнули сидевшего на табурете Малышева на пол, стали избивать его. Но ни по одному вопросу разведчик не изменил своих показаний.

Стремясь сломить его волю, они решили подвергнуть Малышева еще одному, особо изощренному испытанию. Через несколько дней лагерные охранники перед рассветом грубо подняли Владимира с барачных нар, вывели его во двор, бросили в кузов грузового автомобиля. Миновав окраину Красногвардейца, остановились у канавы. Малышева со связанными руками вывели из автомобиля.

– Чудесная ночь, Негин, а? – мечтательно проговорил один из конвоиров. – Кому в такую ночь хочется умирать. Но будем говорить начистоту. Как ни прискорбно, но вы оказались советским разведчиком. Об этом свидетельствует тщательная проверка. Мне приказано вас расстрелять. Выбора нет, уже поздно. И все же я хочу предоставить вам этот выбор. Жизнь будет дарована в случае, если вы откровенно расскажете, с каким заданием прибыли к нам. Все. Думайте. Я даю вам две минуты.

– Я все время говорил только правду. Врать сейчас нет смысла, – сказал Малышев.

По знаку офицера солдат завязал Владимиру глаза. Раздались выстрелы, но… ни одна из пуль не коснулась Малышева. Он стоял и, не веря в это, чутко слушал тишину. Что же дальше? Через пару мгновений кто-то сзади дернул за тугой узел и лента в один миг освободила глаза.

– Зачем же вы так? – упрекнул он гауптмана.

– Маленькая проверочка, – беспечным тоном объяснил офицер только что устроенную им инсценировку расстрела.

Малышева отвезли обратно в лагерь. Однако ни жестокая инсценировка расстрела, ни последовавший за ней очередной допрос не помогли гитлеровцам поставить советского разведчика на колени. Твердо следуя полученным от чекистов наставлениям, он вышел победителем из поединка с опытными, искушенными в провокациях гитлеровскими спецслужбами.

Через полтора месяца, когда казалось, все страшное было уже позади, Малышева свалил с ног свирепствовавший в бараке сыпной тиф. Болезнь протекала тяжело. Закаленный организм разведчика поборол и этот опасный недуг.

Двор красногвардейского лагеря военнопленных покрыл январский снег, когда Владимир, одолев тиф, встал на ноги. Его переселили в жилой корпус, назначили санитаром. Весь день он был на ногах, а вечером почти с пустым желудком в изнеможении валился на нары. Но сразу уснуть не мог: «Как видно, вопрос: «Быть или не быть?» для меня уже решен, – размышлял Малышев. – Допросы, истязания, инсценировка расстрела, сыпняк, – все это уже позади. Впереди – разведшкола абвера. Но как попасть в нее? Неужели не удастся…»

На память пришли слова подполковника Соснихина о смекалке, находчивости, разумной инициативе разведчика. «Инициатива, – вдруг подумалось Малышеву, – в моем деле может его провалить или оказаться со смертельным исходом». Тот же Соснихин говорил: «Действовать напрямик, открыто предлагать свои услуги абверу, разумеется, нельзя. Лучше всего идти в обход». «Но как? – уже не раз спрашивал себя Малышев, однако ответа не находил. – Соснихину у себя в кабинете можно строить разные планы, paссуждать. А здесь среди немцев как мне быть? Терпение и терпение. Буду ждать».

Шло время. В лагере появился некто Зорик, рослый, узкоглазый брюнет в военном френче без погон. Ему на глаза попался Малышев. Владимир, видимо, произвел на него хорошее впечатление. После беседы с Зориком Владимира переселили в его комнату, назначили уборщиком кабинетов канцелярии лагеря. Но уже через два-три дня разведчик понял: это сделано не без цели. Убирая кабинет коменданта лагеря, Владимир неожиданно обнаруживал то «забытую» на столе денежную купюру, то недопитую бутылку шнапса, а один раз даже оставленный «по ошибке» в незапертом ящике стола пистолет с патронами. Его явно проверяли. Еще одну проверку немцы устроили, когда в лагерь прибыли для знакомства с пленными, отобранными Зориком, два немецких обер-лейтенанта, хорошо владевшие русским языком. Эти офицеры вызвали Малышева в отдельную комнату, посадили его перед ярко горевшей лампой. Один из них сел напротив советского разведчика, второй – сбоку. Они задавали ему вопросы на русском языке, а выслушав ответ, делились своими впечатлениями по-немецки. Несколько раз, не отрывая глаз от освещенного лампой лица Малышева, допрашивающий говорил своему коллеге:

– У меня нет никаких сомнений: это явный агент русской контрразведки.

Малышев понимал все до единого слова: знание немецкого языка давало ему немалое преимущество перед противником. Сейчас же оно повернулось к нему оборотной, опасной стороной. Огромным усилием воли Малышев сумел сохранить хладнокровие, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он, не выдав себя, с невозмутимым видом отвечал немцам. А вопросы следовали один за другим… Вскоре Малышев был зачислен в группу военнопленных, отобранных для обучения в школе абвера. Затем эту группу немцы отвезли в Эстонию, в местечко Вана-Нурси, где располагалась диверсионная школа. Прибывшие прошли медосмотр, а через день один из приехавших в Красно-гвардейск обер-лейтенантов повез их на грузовой машине дальше.

«Итак, Вана-Нурси – первый объект абвера, встретившийся на моем пути. Жаль, что не удалось основательнее познакомиться с ним и с теми, кто здесь обучается», – посетовал мысленно Малышев.

Ехали недолго, и вскоре машина въехала в ворота разведшколы абвера, расположенной в небольшом городке Валга, разделенного границей между Эстонией и Латвией. Въехавшую во двор школы машину встретил немецкий офицер в форме капитана. На чистом русском языке он объявил прибывшим, что с сего дня они – курсанты школы «Марса» и обязаны подчиняться установленным в ней порядкам. Через полчаса Малышев (Негин), переодетый в курсантскую форму, предстал перед старшиной школы. Тот с немецкой пунктуальностью выполнял данное ему поручение – присваивал каждому курсанту псевдоним, сопровождая эту процедуру выразительным наставлением:

– С cего дня вы не Евгений Негин, а Евгений Лесков. О вашей настоящей фамилии никто не должен знать. Называть себя только по псевдониму. За нарушение – штрафной лагерь, оттуда еще никто не возвращался.

Новоиспеченного курсанта, ставшего Лесковым, вызвал в свой кабинет очередной абверовец. Он протянул лист:

– Подпишите!

Это было «Обязательство», напечатанное no-pyccки. В нем говорилось о добровольном сотрудничестве нижеподписавшегося с немецкой военной разведкой, неукоснительном выполнении разведывательных заданий, о наградах за геройство и суровое наказание, вплоть до расстрела, за невыполнение задания, за обман, дезертирство и предательство.

Евгений дважды прочитал документ, четко вывел свою фамилию-псевдоним, дату. Затем с помощью абверовца оставил под обязательством отпечатки пальцев.

– Запомните, что в работе разведчика главное – конспирация! – сказал офицер, помещая подписанное Малышевым-Негиным-Лесковым обязательство в сейф. – Вы должны держать в секрете свою фамилию, место рождения, адреса родственников.

Через несколько дней администрация собрала всех зачисленных в школу курсантов очередного набора. Наставления давали седовласый начальник школы обер – лейтенант Рудольф и его помощник капитан Шнеллер, с которым Малышев-Лесков уже встречался. Курсанты, разумеется, догадывались, что их начальники скрывали свои подлинные фамилии. Псевдонимом Рудольф прикрывался родившийся в России видный офицер абвера Адольф фон Ризе, а под псевдонимом Шнеллер маскировался опытный абверовец фон Шиллинг, воевавший с русскими еще в Первую мировую войну. Обер-лейтенант Рудольф на русском языке объявил курсантам, что завтра, 1 апреля 1943 года, в школе начинаются регулярные учебные занятия, и предоставил слово своему помощнику, капитану. Заговорил Шнеллер:

– Нам доложили, что все вы противники большевистского режима. Это главное условие ваших будущих успехов, как разведчиков абвера. Но этого мало. Нужно умение, которое вы приобретете здесь. Мы научим вас, как переходить линию фронта и приземляться с парашютом, как вести себя в тылу противника, особенно при возникновении опасности, как собирать разведывательные сведения.

Шнеллер перечислил возлагаемые на курсантов обязанности, затем призвал их добиться осуществления на практике девиза школы: «Разведчик должен все видеть, замечать и слышать, сам оставаясь незамеченным». Шнеллер разъяснил курсантам требования установленного в школе режима, завершив беседу словами:

– Запомните, вам категорически запрещается рассказывать друг другу что-либо о своем прошлом, называть кому-либо свою настоящую фамилию, самовольно вступать в контакт с местным населением. В соблюдении этих правил заинтересованы вы сами, как будущие разведчики абвера. Но поскольку не исключены случаи их нарушения, предупреждаю: за невыполнение требований администрации последует строгое наказание.

Началась учеба. Малышев внимательно слушал лекции преподавателей школы, старался на практических занятиях. Очень скоро он воочию убедился, что основу обучаемого личного состава школы составляют лютые враги советской власти: бывшие уголовники, бывшие перебежчики, как, впрочем и он сам, в общем, бывшие советские граждане, затаившие личную обиду на советскую власть. Но, как удалось определить Малышеву-Лескову, такими были не все в его окружении. Были и те, кто попал в школу по глупости, рассчитывая при первой же возможности вырваться из немецкого плена и попасть на сторону советских войск.

Обезвредить предателей, помочь тем, кто остался верен своей Родине, и должен был разведчик Малышев. С первых дней пребывания в школе советский офицер заметил, что в ней царит гнетущая обстановка недоверия. Курсанты опасались друг друга. Те из них, кто был патриотом, знали, что в школе немало явных или скрытых врагов нашей страны, способных выдать гитлеровцам любого из курсантов за «нежелательные» настроения или намерения. Не избежал подозрений к себе и Малышев-Лесков. Он ведь кто? Перебежчик, уголовник. Такая легенда нужна была для немцев, своих же лиц, патриотически настроенных, она отпу-гивала.

Стоит ли говорить, но даже в ходе учебы в стенах школы курсанты все равно то и дело подвергались проверкам на лояльность. Причем эти проверки были гораздо изощреннее прежних, поскольку их проводили не абверовцы, а якобы учащиеся школы, а на самом деле спецконтингент, в задачи которого входило выявление неблагонадеж-ных.

Соседом Малышева по комнате оказался высокого роста брюнет с мохнатыми бровями. При знакомстве назвал себя Полянским. «Ты такой же Полянский, как я папа Римский», – подумал Малышев. Полянский находился рядом с Малышевым на всех занятиях, в столовой, «заботился» о новичке. Вечерами рассказывал ему о себе, проявлял недовольство то качеством питания, то организацией школы, поругивал начальников, в первую очередь капитана Шнеллера. Все это настораживало Малышева, который хорошо помнил слова своего наставника старшего лейтенанта Маковеенко о соблюдении крайней осторожности при общении с курсантами разведшколы противника.

Как-то перед отбоем Полянский, правда, весьма осторожно, высказал ему, курсанту Евгению Лескову, сомнение в окончательной победе Гитлера над Советским Союзом. Разведчику стало ясно, что Полянский – подсадная утка, выполняет задание шефов школы.

– А я думаю, что они в конце концов выиграют войну, – спокойно, не желая портить отношений со своим соседом, заметил Малышев. – Тогда и мы с тобой окажемся на высоте.

– Ты, пожалуй, прав, – согласился Полянский.

Через день администрация школы переселила Малышева в другую комнату. «Закончилась еще одна проверка «преданности» курсанта Лескова нынешнему начальству», – с удовлетворением отметил Малышев. Однако ошибся, подумав, что она последняя. Немцы не спешили доверять перебежчикам. Каждый из них проверялся, да еще как! Проверка осуществлялась на всех стадиях пребывания.

Осторожно, не привлекая к себе внимания, работал в чужой для себя среде советский разведчик Малышев-Лесков. Понемногу, но в итоге у него накопилась кое-какая информация об обучаемых, на кого можно было бы в дальнейшем сделать ставку для перевербовки. Одним из таких курсантов был, как он представился Малышеву, Володя Рыбкин. В силу привычки Рыбкина часто употреблять в утвердительных предложениях слово «абсолютно», он и получил в школе кличку Абсолютный, которая впоследствии за ним и закрепилась.

Малышев знал, что, несмотря на строжайшие запреты, курсанты, доставленные в школу из лагерей военнопленных, тайком делились друг с другом различными новостями, рассказывали о себе и подчас, невзирая на строжайшие запреты руководства, мечтали о планах на будущее. К этой категории вроде бы относился и новый знакомый Малышева под кличкой Абсолютный.

Малышев проанализировал все разговоры с Абсолютным, его слова «Мне довериться можно…» и «Разве я не понимаю: чужая тайна – могила». При этом Абсолютный проводил ребром ладони по своей шее. Проговаривал «Я никому ни-ни…», «За предательство одна цена – смерть. Как говорится, летательный исход…» Это Малышева настораживало: «Еще не услышав от собеседника никаких откровений, рьяно клянется в верности хранить тайну. И уж слишком шустрый этот Абсолютный. Буду изучать его дальше. Может быть, он мне пригодится. Однако по школе пошел слух, что Бабицкий выдал двух начинающих курсантов, доверившихся провокатору. Они «по секрету» рассказали ему, что пошли «в шпионы», чтобы вырваться из лагерного ада, а затем при выброске на советскую сторону явиться к своим с повинной».