Текст книги "Короли и королевы Англии. Романтические истории"

Лорда-протектора первым приговорили к смерти. Желая спастись, он заявил, что хочет вернуться к католицизму. Ему пошли навстречу, но все равно казнили 21 августа. Трем его сыновьям и брату переход к католицизму спас жизнь. Отца Джейн амнистировали и освободили.

Но вскоре отец Джейн принял участие в восстании Уайта и попытался вновь провозгласить Джейн королевой.

И тогда Мария подписала приговор.

12 февраля 1554 г. обезглавили ее мужа, а через два часа – и саму Джейн, там же, где погибли Анна Болейн и Екатерина Говард. Через три дня казнили и ее отца.

Анна Болейн, жена и жертва

Самая распространенная версия гибели жен герцога Синей Бороды – их губило любопытство. Не будем спорить – это действительно присуще прекрасному полу. Но если поглубже копнуть легенду, то видно другое: женщин губило прежде всего не это, а иное обстоятельство – они нарушали предписания мужа. И, кажется, к этому времени они надоедали герцогу. Точно такова же и судьба некоторых жен английского короля Генриха VIII, по сути дела, реального Синей Бороды, весьма лихо расправлявшегося со своими женами.

Мрачный этот список открывает королева Анна, урожденная Болейн…

Говорят – правда, никогда при это не ссылаясь на собственный опыт, – что за секунду до казни перед глазами осужденного проходит вся его предыдущая жизнь. Спорить с этим трудно – может, и проходит. Но в случае с нашей героиней было по-другому: перед казнью все свои душевные силы она направила на борьбу со страхом смерти, дабы уйти из этой грешной жизни человеком, а не визжащим от ужаса и страха смерти существом. Вспоминала же свою жизнь Анна накануне: в ночь перед казнью в неверном дрожащем огне факелов и свечей, в мрачной, унылой камере перед ее мысленным взором проходили чередой годы безоблачной жизни, годы ее побед, когда, казалось, весь мир – у твоих ног. Из темных углов на утлый огонек выходили красивые дамы и кавалеры, трубили охотничьи рога, раздавались восторженные крики толпы, доносилась музыка, кружились нарядные пары. Ей нашептывали нежные признания и покрывали безудержными поцелуями, она вновь испытывала сладкое блаженство любви. Она жила, жила… Последний раз в своей жизни, жизни, которой оставалось так немного…

Нити судьбы переплетаются порой весьма причудливо, и, бывает, одна встреча определяет всю судьбу человека. Особенно если он сознательно идет на эту встречу и заблаговременно к ней готовится. Как это произошло при встрече Генриха VIII и Анны.

Она о нем знала многое и многое ждала от первого общения – и поэтому множество вариантов прорабатывалось заблаговременно. Он же о ней, по сути, не знал ничего. Он лишь знал ее семейство. И знал весьма близко, особенно его женскую половину.

Отец Анны – посол короля, а его жена и старшая дочь (соответственно – мать и старшая сестра Анны) побывали к этому времени в статусе королевских фавориток. Анна не хотела себе подобной участи – она метила более высоко: она сразу мысленно начала метить в королевы. К этому решила и готовиться. Подобному умонастроению способствовала, казалось, и сама судьба: природный шарм девушки отшлифовался при французском дворе, где Анна жила с детства и где ее отец был долгие годы послом. Ради этого она отказалась от нескольких выгодных партий – брачные предложения даже от знатнейших (но не королевской) фамилий королевства ее не привлекали. Она решилась на очень крупную игру и всю ставку сделала на одну карту. Этот выбор даже понудил ее бежать из страны, когда ее начали допекать с предложениями о браке, но она ни о чем не жалела. Она ждала, ибо знала ненасытность короля к хорошеньким женщинам и его, скажем так, не совсем удачную семейную жизнь.

Как опытный птицелов заманивает свою жертву в заранее намеченное им место, а не мечется с сетью от одного куста к другому, так и Анна первую встречу с королем провела на своей территории.

К этому времени – к 1526 г. – молодая дама, почти ровесница века, т. е. существо, умудренное жизнью, хотя и производившая впечатление неопытной невинности, могла бы спокойно появиться при дворе – ее отец был королевским казначеем и виконтом. Но она не захотела затеряться в блестящей толпе придворных дам, лишь ждущих знака короля, дабы осчастливить его своей страстью. Нет, она выждала момент, когда король посетит ее отца в его замке, как Генрих это делал и в отношении остальных своих придворных чинов.

Замок, расположенный в графстве Кент, казалось, был предназначен для подобного рода интимно-уютной встречи, и Анна не захотела менять диспозицию первой атаки. Замок стоял в саду, окруженный рвом, – никого посторонних здесь быть не могло. Вообще не могло быть никого, кого бы в данный момент не захотела здесь увидеть дочь хозяина замка. А она хотела видеть лишь одного короля – поэтому они и встретились под сенью кущ наедине – король и его охотник.

– О, поистине! – вскричал любвеобильный монарх, выйдя в сад и видя, как испуганная его появлением легкая фигурка метнулась к одной из башен, замыкавших сад. – Куда же вы, прелестное дитя! Я не кусаюсь!

Дитя остановилось. Король, предвкушая романтическое свидание с юной дамой – без сомнения, одной из родственниц хозяина, семейство которого, как Генрих хорошо знал, не отличалось сдержанностью чувств по отношению к его персоне, – поспешил подойти поближе. И остолбенел. Юное, поначалу показавшееся наивным лицо. И умный, насмешливый, все понимающий взгляд.

– Не спешите так, ваше величество, я не собираюсь убегать – я слишком лояльная подданная своего короля.

– Простите, сударыня, – смешался запыхавшийся Генрих, – издалека мне показалось, что я вижу прелестного подростка.

– А что вы видите вблизи?

– Прелестного… но отнюдь не подростка… Дева, в расцвете лет и красоты… Кто вы и почему я вас доселе не видел?

– Анна, дочь сэра Вильяма, хозяина здешнего замка. А не видели вы меня, ваше величество потому, что после многих тяжких обстоятельств в моей жизни я предпочитаю уединение утехам двора, предпочитаю чтение и раздумье беззаботной радости.

– И время не излечило вас от нанесенных душевных ран?

– Пока нет. Может быть, со временем. Но вы сами знаете, подобные раны лучше лечатся не своими руками, а руками друзей.

– И что же, их разве нет?

– Много званых, но мало избранных. Пока я встречала лишь утешающих, более думающих не о том, как лучше помочь страждущему ближнему, а о том, какую потребовать награду за помощь и участие.

– И вы уже отчаялись встретить бескорыстную помощь?

– Разумеется, нет. Свет не без добрых людей. К тому же я не особенно верю в бескорыстную помощь мужчины – мы ведь говорим о помощи существ именно этого пола – молодой девушке. Подспудно все время стоит вопрос о благодарности и вознаграждении. Здесь главное – не торопить женскую душу, дать созреть ростку, и тогда он расцветет так пышно, как и не думалось ожидающему. Но сие может понять лишь умный человек. К сожалению, таковой пока мне не встречался…

– Кто знает, Анна, кто знает…

Они гуляли и болтали еще около часа – Анна решила, что для первого раза этого вполне достаточно: король и так уже был на крючке. Главное при этом – не перетягивать леску, дабы столь крупная рыбина не ушла от рыбака.

За этот час Генрих многое пересмотрел в своем отношении к прекрасному полу, осознав, что в женщине его может привлекать не только тело, но и душа. Он четко уяснил, кто самая лучшая и самая желанная для него женщина в мире. Короче, он влюбился.

И долго потом делился своим восхищением со своим первейшим помощником – кардиналом Уолси. Кардинал, у которого голова шла кругом от ежеминутных изменений во внешней политике и озабоченного идеей связать браком Генриха с французским королевским домом Валуа (к этому времени и Генрих, и кардинал считали развод короля делом решенным – стране нужен был наследник, того же требовала политическая конъюнктура), в конце концов, не выдержал, и когда король вновь с жаром повторил фразу:

– Я видел молодую девушку с душой ангела и с умом, достойным королевской короны!

Кардинал ответил ему с тонкой ядовитой улыбкой:

– Довольно и того, что она достойна вашей любви.

– Кардинал, политика превратила вас в умника: Анна – не обыкновенная женщина, ее ангельская душа никогда не унизится до мирской страсти.

Кардинал вновь явил миру змеиную улыбку:

– У великих государей много средств для смягчения самых железных сердец.

– Вы думаете?

– Уверен ваше величество, все дамы по своей сути одинаковы – кому как не Вам сие знать. К тому же, я думаю, мать и сестра вашей избранницы подготовили ее рассказами, что ждет король от женщин своей страны…

Уолси небрежно отнесся к новой страсти короля и никогда не делал особых усилий подружиться с Анной, которой вскоре сам король пересказал этот диалог. Анна возненавидела кардинала, что послужило одной из причин его обвинения в государственной измене, но это в будущем.

Пока же король отправился на покорение девичьего сердца. Годы и опыт брали свое – ему было лень тратить силы на долгую осаду, поэтому он сразу решил взять быка за рога:

– Сударыня, в прошлый раз, как мне помнится, вы заявили, что являетесь моей полной подданной…

– Истинно так, ваше величество, – произнесла с реверансом Анна.

– А значит, желание короля для вас должно быть законом, или не так?

Анна побледнела. Король так никогда и не узнал, что сценарий разговора Анна промоделировала заранее, как заранее знала и свои реакции на различные повороты разговора.

– Да, но если только… – как бы в мучительном недоумении девушка замолчала.

Король почувствовал, что побеждает:

– Что я слышу, вы хотите сказать, что лояльный подданный осмеливается ослушаться приказов своего сюзерена?

И тут Анна нанесла укол по всем правилам фехтовального искусства:

– Да, – она смело посмотрела в глаза королю, – если они противоречат законам божеским, если они противоречат Господним заповедям, то долг любого подданного – не исполнять их, а постараться объяснить монарху всю пагубность его намерений и поступков, предостеречь его, а если потребуется, то и самой жизнью доказать его неправоту.

– Бросим схоластику – здесь вы сильны. Хотя мне думается, что в высших сентенциях много и от софистики. Поговорим проще: вы мне нравитесь – надеюсь, вы понимаете, что это значит. Я хочу, чтобы вы были моей, – такая девушка, как вы, достойна быть подругой короля. Первым залогом – в случае вашего согласия – послужит вот это…

И король протянул Анне кольцо с большим изумрудом:

– Это пойдет к вашим глазам. Да и к волосам.

Анна отвела настойчиво тянущуюся руку короля:

– Я полагаю, благородный король, что ваше величество шутите для того, чтобы меня испытать, но не имеете целью унизить себя. Чтобы освободить вас от труда делать мне впредь такие предложения, я всепокорнейше прошу ваше величество оставить меня в покое. Примите милостиво мой ответ из глубины души. Благороднейший государь, я повторюсь – я лучше потеряю жизнь, чем честь, которая составляет величайшее приданое для моего будущего мужа.

– Хорошо сударыня, – более удивленно, нежели обиженно или гневно, сказал король, – я буду жить надеждой.

Несмотря на отказ Анны, он даже был как бы вроде рад этому – значит, первое впечатление его действительно не обмануло и это действительно необычайная девушка. И за нее стоит бороться. Что ж, не вышло обычным путем – попробуем иные, вода камень точит, а ведь сердце не камень. Кардинал же, подлец, советчик, не понял душевного порыва своего короля – это ему еще зачтется!

Тем временем раздалась реплика Анны, которая ради нее и разыгрывала эту драму, – пока еще только в двух сценах:

– Я вас не понимаю – на что вы можете надеяться. Я не могу быть вашей женой, потому что недостойна, и потому что королева жива, а вашей любовницей я никогда не буду!

Итак, слово «жена» было произнесено – теперь Генриху было о чем думать. Что он и начал делать, периодически осыпая избранницу своего сердца эпистолярными посланиями, в которых изливал свою душу, душу поэта, донжуана и короля.

Страсть короля породила при дворе некое клокотание: кто-то надеялся, что король рискнет, разведясь, жениться по любви. Кто-то громогласно сомневался в этом. Жена Генриха – королева Екатерина – удивленная и обрадованная, что нашлась придворная дама, не поспешившая прыгнуть в кровать к ее мужу, приблизила Анну к себе, не понимая, что та отказалась лишь потому, что метит выше.

Королева часто приглашала Анну в свои покои, и там они занимались любимым развлечением Екатерины – сдавали карты до тех пор, пока король не выпадал на королеву. Екатерине не особенно везло, Анне же, наоборот, фартило все время. Королева добродушно говорила, не ведая, что пророчествует:

– Леди Анна, король все лезет к вам в руки; но вы не похожи на других, вы хотите все или ничего.

Королева была права – Анна следовала именно этому девизу. Она хотела, подобно Цезарю, быть первой и в соответствии с этим построила свою стратегию, стратегию победы.

Генрих VIII и Анна Болейн

Поначалу обескураживающая холодность, постепенно мечтающая под бременем королевского постоянства и переходящая в дружескую приязнь, пока без малейшего намека на сексуальное вознаграждение монарха за его долготерпение.

Но Анна понимала, что всему есть предел, что от постоянного натяжения рвутся даже железные цепи и что если бесконечно кормить мужчину одними лишь обещаниями и требовать от него в данную минуту недостижимого, то очень легко на собственном опыте убедиться, что от любви до ненависти один шаг.

Поэтому на второй год знакомства, общение в котором сводилось в основном лишь к обмену письмами, подарками и редким встречам, как правило, без желаемой королем уединенности, Анна решилась. И на очередной встрече – то ли случайной, то ли подстроенной влюбленным королем, – когда Генриху уже казалось, что все пойдет по накатанной дорожке и его страсть вновь наткнется на целомудренно-рассудочную сдержанность леди Анны Болейн, король с удивлением услышал в ответ на очередное признание в любви:

– Я знаю, – печально опустив голову, еле слышно прошептала молодая женщина, – я знаю, что вы меня любите, ваше величество. Я знаю, что вы страдаете. Но поверьте мне – и я тоже страдаю. От жалости к вам и от… любви.

Сделав это признание, Анна замолчала, молчал и король, впервые услышав не о невозможности воссоединения со своей любимой, а о том, что он любим.

– Да, я люблю вас, но наша любовь может принести нам только несчастье, ибо воссоединение по закону для нас невозможно, а быть вашей наложницей никогда не позволит мне моя честь. Я не хочу идти в этом случае по стопам матери и сестры, не хочу пути многих женщин, осчастливленных вами и превращавших позднее своими взаимными сварами двор короля в подобие курятника. Я не желаю быть одной из петрушек. Я из другой породы. Нам лучше расстаться.

– Нет, это невозможно. – У Генриха, онемевшего было, опять прорезался голос. – Зачем? Мы любим друг друга, мы можем быть счастливы. Я клянусь, что люблю одну тебя, что буду любить тебя всегда. Я клянусь, что женился бы на тебе, но ты же видишь, что пока это невозможно – Рим не хочет моего развода: папа боится короля Карла.

– А если бы это было возможно?

– Зачем ты спрашиваешь: я люблю тебя и готов на все ради нашей любви. Ты же знаешь, что сейчас прилагаются все усилия, дабы добиться моего развода.

– Ради меня?

– Да.

– Ты готов в этом поклясться на Священном Писании?

– Готов.

– Ну, если готов ты, то готова и я…

Анна не стала сразу принуждать Генриха к клятве, она решила поначалу показать ему все преимущества последствий этой клятвы.

…Все было предусмотрено заранее – чистое белье в соседней комнате манило свежестью, и король, опытный ловелас, внезапно понял, что не знает, что делать со своими ставшими неловкими руками. Он пытался сказать что-то необычное и значительное, но в горле внезапно все спеклось, и изо рта донесся вместо голоса какой-то отчаянный клекот.

Генрих мог лишь смотреть. И во все глаза он смотрел и смотрел, как одна за другой падали одежды бесконечно любимой им женщины, как она естественными жестами, как будто они уже давно муж и жена, поправила волосы, откинула покрывало и легла. Король шагнул к ней, и время перестало существовать для обоих.

Для него, ослепленного испепеляющей страстью, и для нее, опытной воспитаннице любострастного французского двора, бешеный темперамент которой прорвался в эти мгновения сквозь маску наивности и холодности. Но эти опытность и чувственность влюбленный король принял за проявление истинной любви.

Когда через несколько часов они разомкнули объятия, король, едва приведя себя в порядок, без напоминания поклялся на Священном Писании взять в жены – паче он станет свободен – лишь одну женщину: леди Анну Болейн – и любить ее, пока смерть не разлучит их.

Потом он ушел, поцеловав на прощание своего ангела и умилившись, заметив на ее ресницах слезы. Это были слезы радости и торжества – Анна наконец добилась своего. Теперь дело оставалось за малым – развести мужа с женой, развести, вопреки традициям, обрядам и церковным правилам. Развести вопреки Европе и папе.

С этого момента Анна начала относиться к своему коронованному поклоннику более мягко – тогда, когда он умудрялся обуздывать на людях свою страсть. Во всяком случае, блюда с королевского стола, посылаемые в ее комнату, не отсылались обратно. Так что король мог надеяться, что его преданность оценивается, в чем изредка отныне он мог убеждаться на деле: ибо отныне изредка Анна поощряла короля ночью любви помнить и держать свою клятву.

Тем временем на арену истории выходит новое лицо – Томас Кранмер, поначалу доктор богословия Кембриджа, позднее – архиепископ Кентерберийский. Именно он в дни эпидемии в Кембридже случайно встретился с приближенными короля и дал им новый поворот мыслей в деле о королевском разводе. К этому времени бракоразводный процесс Генриха застыл в мертвой точке – он сам и его сторонники аргументировали недействительность брака тем, что Екатерина, как вдова его старшего брата, не могла быть женой Генриха, их противники утверждали, что могла.

Кранмер предложил этот вопрос – может ли человек жениться на вдове брата – передать английским и европейским университетам, причем не сомневался, что те дадут нужный Генриху ответ. Таким образом, апелляция к Ватикану становилась ненужной.

Генрих, услышав о неожиданной аргументации богослова, заволновался:

– Что это за доктор Кранмер? Где он? Я хочу его видеть. Он, кажется, попал прямо в цель.

Король почувствовал, что сие может весьма понравиться Анне, поэтому ее тотчас же известили о новом повороте событий. Кранмера же король уговорил покинуть Кембридж и заняться только разводом. Доктор богословия согласился. Его карьера началась. Как началось и освобождение Генриха от уз брака. Как началась приближаться и мечта Анны. Как началось падение католицизма в Англии, ибо университеты сделают вывод, обратный решению папы, и король примет его, что в конце концов приведет к независимости от Рима английской церкви.

Тем временем дело о разводе разрасталось и приобретало общенациональный оттенок. Папские легаты, прибывшие в качестве судей в Англию, отказались развести Генриха с Екатериной. Король объявил о созыве парламента, намереваясь прибегнуть в этом деле к его авторитету. Уолси, противник парламента, враг Анны и недоброжелатель Екатерины, почти совсем пал. Из шкатулки Анны были украдены письма короля, которые Уолси переправил в Рим. Взбешенный король окончательно покинул Екатерину и перебрался в охотничий домик в Графтоне, куда к нему приехала Анна с отцом и мачехой. Теперь они обедали как одна семья – за одним столом. И король позволял Анне высказывать свои соображения даже по вопросам политическим. То есть все шло к благополучному воссоединению влюбленных. Дело было за малым – за официальным разрешением.

Неофициально же многие признавали в Анне почти что королеву: Уолси, желая отсрочить опалу, недавно подарил ее отцу роскошный замок, и теперь здесь собирался весь богословский и поэтический цвет Лондона; двор Анны был роскошнее двора официальной – пока – королевы.

Вскоре Анна уже считается всеми нареченной королевой – 14 июля 1531 г. Генрих выехал из королевского дворца в Виндзоре, запретив Екатерине следовать за собой, и именно с этого дня наиболее проницательные подданные начали отсчет царствования новой королевы.

1 сентября 1532 г. Генрих возвел Анну в сан маркизы Пемброк с правом преемничества над всеми другими маркизами. Все было ясно даже слепым.

Кембридж несколько веков назад

Король Испании Карл, узнав об этом, сказал папе Клименту:

– Король одевает Анну Болейн как королеву и обращается с ней, как с царственной особой.

На что папа ответил, уже внутренне себе не веря:

– Если Генрих женится на Анне Болейн, Рим уничтожит его…

Шепот и шипение со всех сторон окружали новоиспеченную маркизу. Ей во дворец монахи специально доставили книгу, в которой на одной картинке были три фигуры, обозначенные буквами. «Г» стоял между двумя женщинами; «К» плакала; «А» стояла без головы. Подпись под картинкой гласила, что «А» грозит верная гибель, если она выйдет замуж за «Г».

Болейн показала картинку подруге. Та с молодым накалом воскликнула:

– Если бы я верила этому предсказанию, то ни за что бы не вышла за него (т. е. за «Г». – Авт.) замуж, хоть бы он был император.

Маркиза Пемброк ответила подружке с уже почти усвоенными королевскими снисходительностью и высокомерием:

– Да, я также не верю этой книге, но если бы она говорила правду, то в надежде, что мои дети принесут счастье отечеству, я решилась иметь его мужем какой бы то ни было ценой.

Слово было произнесено, цена назначена – и 25 января 1533 г. Анна Болейн втайне сочеталась браком с Генрихом VIII, королем Англии.

Все последние годы в нечастые ночи любви (здесь главное, считала Анна, дозировка – с одной стороны, Генрих не должен забывать, что такое райское блаженство минут близости с ней, а с другой – это не должно стать обыденностью, привычкой, но оставаться всегда праздником, желанным и труднодостижимым. По этому поводу заметим, что, привыкнув именно к такой дозировке их любовного общения, Генрих после женитьбы быстро пресытится возможностью получать доказательства любви Анны – и у него наступит похмелье. Но Анна, рассчитав, казалось, все, не учла этой возможности, за что и поплатится), когда пресыщенные страстью любовники лежали на жертвенном ложе, Анна постоянно спрашивала, ласково теребя волосы и бороду короля и нежно целуя его грудь:

– О, мой повелитель, когда же наступит время тебе сдержать свою клятву?

И неизменно слышала однозначно-категоричный ответ, с каждым годом наполняемый все большим внутренним ожесточением против тех, кто стоит на пути его счастья:

– Скоро. Скоро.

И вот это время наступило. 25 января стал одним из самых счастливых дней в ее жизни. Вторым самым удачным днем Анна будет считать 29 мая этого же 1533 г. – в этот день Генрих официально венчал ее на царство, объявив ее новой королевой Англии.

Но уже и до этого все желающие видеть и слышать знали, кто есть кто. Как знали это и до январских событий 1533 г., ибо все последние годы леди Анна чувствовала себя как королева, и это чувство передавалось весьма многим. Она вела себя как королева, и так же относились и к ней.

Но если раньше она вела себя как королева милостивая, привлекая к себе сердца щедростью и лаской, приязнью и участием, то теперь, добившись желаемого, она частично утратила контроль за своими эмоциями, и вся та желчь, которая копилась все эти годы на окружающий мир, начала на этот окружающий мир и выплескиваться. Причем король в данном случае не стал исключением. К тому же в данный момент Анна была беременна. Беременность, как известно, еще ни одну женщину не настраивала на миролюбивый лад. Особенно первая. Таинство зарождения новой жизни, страх за ее появление, совершенно новое отношение к самой себе как носителю чего-то нового, неизъяснимого порождают почти всегда самоуглубленность молодой женщины в свой внутренний мир, неадекватность реакций на внешние явления.

И, разумеется, мужья, терпящие все это от своих избранниц, терпят это без особого восторга. Особенно когда этот муж – король. Естественно, сдержав клятву, данную много лет назад, он ждал проявлений бурной благодарности и нерассуждающего восторга. А столкнулся как бы с обратным – свое воцарение Анна восприняла как должное (ее тоже можно понять – она слишком долго этого ждала, но демонстрировать эти свои чувства было не самым умным делом, – Анна забыла, а может быть, и не поняла так до самого конца, что добиться власти – это не самое главное, главное – ее удержать, ибо для этого требуется запредельное напряжение, вытекающее из мелочной обыденности деяний), к Генриху же начала предъявлять претензии – уже не как к королю, но лишь как к мужу, забыв о том, что он королем и остался.

Ей, как и любой другой на ее месте, добившейся успеха, показалось, что течение времен на этом остановилось, что уже никто не сможет поколебать прочности ее положения, что то, что удалось ей, никому не по силам.

Тем временем Генрих, быстро пресыщавшийся во всем, чего легко достигал (впрочем, этим он не отличался от подавляющего большинства людей – чем запретней плод, тем он слаще; награда без усилий почти не вызывает интерес, но скорее насмешку), затравленный усиливающейся раздражительностью Анны, лишенный из-за ее беременности даже при некотором душевном напряжении (которое он мог еще возродить в себе в память о прошлом) редких минут забвения на ее ложе, пошел естественным для обладающего властью, возможностями и здорового мужчины – он нашел Анне замену.

Причем, как и положено загруженному государственными проблемами мужу, он искал ее не особенно долго и не особенно далеко – он просто поманил пальцем одну из фрейлин Анны, одну из тех, кто постоянно вертелся у него перед глазами, кто выполнял беспрекословно все капризы его супруги.

Судьба улыбнулась молоденькой Дженни Сеймур, и она – в отличие от своей госпожи – упала в объятия монарха, ни секунды не раздумывая, чем даже удивила уж на что привычного к скоротечным романам Генриха.

Естественно, Анна почти тотчас же узнала о подобной выходке мужа – ее «доброхоты» (в основном из старой знати, которых возвышение рода Болейнов оттирало от трона), которых было при дворе предостаточно, поспешили с удовольствием проинформировать ее.

И обычно умная Анна, в этот раз не поняв, что это естественная реакция на ее состояние, что сейчас самое главное для нее – это спокойное рождение наследника, который мигом отвратит Генриха от очередной наложницы, если та сама к тому времени не надоест королю, решила, чувствуя за собой правоту королевы и будущей матери и забыв, что все это преходяще, и что всем этим она владеет милостью мужа-короля, решила затеять выяснение отношений. На которое король, взвинченный до предела Анной последними месяцами и частично чувствующий свою неправоту, что заставляло его быть даже более агрессивным, пошел даже вроде как с удовольствием.

Разговор начался после полудня, когда король зашел проведать жену после сытного обеда с Дженни (Анна болезненно переносила беременность и ела очень мало – так что это было еще одной причиной для Генриха устраивать себе холостяцкие трапезы). Выпитое вино и горячие послеобеденные ласки новой фаворитки, которая обслужила своего повелителя, поленившегося даже вылезти из-за стола, ударили королю в голову, и он мигом отреагировал весьма резко на первые же реплики своей супруги.

Анна Болейн и Генрих VIII на картине А. Хопкинса

– Здравствуйте, ваше величество, как отобедали? – ядовито спросила Анна, едва король переступил порог ее комнаты, и даже не дав ему возможность задать традиционный вопрос о ее здоровье.

– Замечательно, – не менее, чем жена, саркастично ответил король.

– Достаточно ли пряны были приправы? – Анне уже успели доложить о королевском десерте, и королева била наверняка, надеясь этим вопросом вогнать Генриха в растерянность, а уж затем и совсем растоптать соперницу. Это был, по ее мнению, верный ход, ибо Сеймур уже давно не появлялась в ее покоях для исполнения своих прямых обязанностей и поэтому в глаза ей высказать все королева не могла.

– Просто чудесны, душечка, Дженни все сделала так, что пальчики оближешь.

– Пальчики ли?

– А простите, ваше величество, какое дело до этого вам? – сухо и отстраненно спросил Генрих.

– Именно потому, что я – мое величество, что я королева и не желаю, чтобы какая-то шлюха спала с моим мужем! – исступленно крикнула Анна.

– Во-первых, решать, что, как и с кем мне делать, леди Анна, принадлежит только мне, королю Англии. Во-вторых, леди Сеймур – не шлюха, как вы изволили выразиться, а знатная придворная дама, фрейлина вашего величества…

– Которая уже несколько недель не кажет глаз в мои покои и не исполняет своих обязанностей, хороша фрейлина!

– В-третьих, – как бы не замечая, что жена его перебила, но с внутренним гневом продолжал король, – будь даже она шлюхой, в моей власти сравнять ее со знатнейшими дамами Англии. И тому есть примеры, – Генрих выразительно посмотрел на Анну.

– Кого вы имеете в виду?

– Никого. Напомню лишь, что род ваш был всегда не из первых, а сейчас вы королева. Что же до леди Дженни…

– До этой шлюхи…

– То вышеназванная леди, не скрою, является моей подругой. В ее обществе я нахожу то душевное отдохновение, которого лишен в вашем. В силу чего попрошу вас накрепко запомнить: я, король Англии, делаю то, что желаю, и никто, включая и вас, не вправе указывать, что надлежит мне делать, а что – нет. Сеймур будет делить мое ложе – такова моя воля. Это сейчас. Если в дальнейшем я переменю свое решение, то переменю его сам, без ваших указок. Ваше же дело, дело королевы, – родить Англии наследника и вести себя так, дабы мне, вашему королю, было хорошо. Сие значит не вмешиваться, куда вас не зовут и о чем не просят. И горе вам, если вы забудете сие или ослушаетесь оного моего повеления. Вам все понятно?

– Да, государь, – прошептала Анна. Ей внезапно стало страшно – она впервые увидела, каков Генрих в гневе, в гневе на нее.

– Завтра к вам придет леди Сеймур, ваша фрейлина. Примите ее ласково – она должна стать вашей любимой фрейлиной – ведь она и любовница короля. Вы это сделаете?

– Да, ваше величество, – вновь испуганно прошептала королева.

Генрих, не попрощавшись, вышел.

На следующий день Дженни Сеймур вновь приступила к своим обязанностям в покоях королевы. Каждая из них старалась не замечать своей соперницы. Это весьма сложно, когда одна прислуживает другой, но у этих женщин это получалось почти идеально. Одна одевала и раздевала неодушевленный, казалось, предмет, а вторая вовсе не замечала, что за существо подает ей одежду и обувает ее. Друг для друга они не существовали. Но ни одна из них не осмеливалась нарушить королевского приказа.