Книга: Другой - Юрий Мамлеев

В очередной раз в русской литературе поднимается вопрос: что делать? Задаёт его уже не Чернышевский. Только если тогда ответ предполагал «революция», то теперь… а что теперь? Тоже революцию? Может и её самую, только теперь эта должна быть метафизическая революция. По прошествию полутора веков, двух мировых войн, сотен локальных конфликтов разного размера и значимости, всё же стало ясно, что менять устройство государства заведомо обречённое дело, если заранее не изменить умов людей.

Очередной элемент мозаики моих несвязных построений: между делом вернусь к С. Франку и его статье «Этика нигилизма». Франк обвинил русскую интеллигенцию в бездействии, пассивности. Чешут языками, понимаете ли, а ничего не делают, надеются на лучшее будущее, пророчат его, книжки пишут, водку пьют и мнго курят, только лучшее будущее не рыбка безмозглая, на наживку само не идёт. Надо меняться господа, а то так и сгниём в чернухе-бытовухе, или распродадут нас всех на органы западным буржуям. Вокруг истеричные барышни, психопаты, бандиты, политики, аферисты и никаких милых пони, радуга вообще теперь стала исключительно с анальной коннотацией, а бабочки лишь продукт галлюциногенов. Плохо, всё плохо, настолько плохо, что даже Достоевский себе такое не представлял в своих лучших работах. И тут, как обычно, я скажу, что книжка совсем не об этом, но на самом деле всё же и об этом тоже. Вообще, тяжело сказать о чём книжка, но в какую-то тоску и декаданс утягивает с головой. Читая её я смотрел на зелёный чай в кружке и думал о том, что водке бы там было уютней.

Ещё дальше, ещё одно звено нелогических построений о книжки с таким же сдвинутым сюжетом: теперь продолжу линию Масодова из «Чертей» (как удачно книги одна за другой пошли всё же, прям одна другую продолжили). Человек перестал надеяться на человека и ждёт вмешательства высшей силы, ибо за те же полтора века после Чернышевского в очередной раз стало ясно, что человек сам не справиться: похоронили Бога, науку, прогресс, историю, цивилизацию… стоп, чёрт! Бога похоронили же, беда. На кого теперь надеяться? Такой и есть парадокс: Бога похоронили, ибо то ли умер, то ли убили сами, но вот надеяться по привычке не перестаём – не на кого больше ведь, не на человека же, а если не на него, то – на кого? Вот она, если коротко, суть всех этих метафизических терзаний: когда человек задаётся вопросом о том «что делать», то он неминуемо приходит к тому, что надо на кого-то надеяться.

Как тут не крути, но выходит, что человек всё прорастерял и на него надежды нет, значит – на Бога, но вот Бога тоже человеки прорастерял и нет его, значит на человека, но. Бесконечная такая зацикленная схема выходит и единственный вариант этот заколдованный круг разорвать это взять и на позиции человека вывести из неё, например, сверхчеловека, то есть другого. И если «Шатуны» ещё шатались туда сюда, то в «Другом» тупик более ощутимо очевиден – немного пошатались, и всё - конец. Человечество заходит в тупик в самом себе.

Почти всё выше сказанное можно отнести и к его книге «Московский гамбит», только будем держать в уме, что там чуточку больше эзотерики, мистики и религиозно-философских размышлений.

Серьёзно воспринимать новые веяния в литературе можно. Они всё-таки для того и новые, чтобы люди читали и думали, думали и анализировали, анализировали и как-то всё это обосновывали. Весь процесс изложения книги зарождается в голове автора не из пустого места, а в соответствии с его предрасположенностью к возможности выражать свои мысли и строить внутри своего воображения некие логические цепочки, из которых проистекает некая важная информация, никак не способная удержаться в мозговых извилинах одного отдельно взятого человека. Возникает трещина на готовности понимать, отчего все здравые предположения отправляются в разные стороны. Но ни одна не дойдёт до нужной стадии созревшего осознания, двигаясь зигзагообразно, постоянно ускользая от возможности встречи с тем замыслом, о котором автор всё-таки хотел сказать. Если хотел сказать, разумеется.

Воспринимать "Другого" можно по разному. Делать выводы из иллюзорного вояжа главного героя на поезде Москва-Новосибирск-Улан-Батор, кем-то по пути перехваченного и направленного в ад, конечно, можно. Но всё сталкивается не с парой розеток на весь поезд, а с принципом метро и объявляемых остановок голосом ведущего состав человека. Не может электропоезд двигаться на такие дальние расстояния, а платформа находиться на одном уровне с восприятием. Осознание избранности приходит не сразу, всё в конечном итоге оказывается последней каплей разумного построения сюжета, сходящего на нет сразу после пробуждения ото сна, что приводит к печальному осознанию не столько избранности, сколько горькой никчёмности. И не дед на соседней койке мочится, а мочится кот главного героя ему же в постель, проведённый ласковым посетителем мимо внимания медицинских работников.

"Другого" воспринимаешь с позиции героев книги, воспринимающих свою сущность в реальности с позиции пересаженной другому человеку почки. Пересадили и пересадили, но пересадили вместе с личностью человека, а это уже совсем другая тема для разговора. Итогом прочтения Мамлеева становится один простой неутешительный вывод, который выражается ёмким и коротким словом, что можно воспринять как похвалу, но и как оскорбление тоже.

Эти рецензии тоже могут вас заинтересовать: - "Кысь" Татьяны Толстой

Впрочем, на мощности этих символов крутота романа и заканчивается. Дальше идут эксперименты и вязкое тесто проб и ошибок. Литературоведу и исследователю, впрочем, разгуляться есть где, а читателю простенькому, смертному — многое не понравится. Оборвавшийся в никуда сюжет не понравится. Плохо связанные сюжетные линии (тесно, но плохо!) не понравятся. А тот возмутительный факт, что заявлена метафизика главных героев, а раскрываются они неохотно, а то и вовсе не — вообще заставит кого-то зубами заскрипеть от досады.

А так всё хорошо начиналось. Жуткие сны, где главного героя возят по всем кругам ада (не дантевским, мамлеевским!), а потом и за пределами оного. Какой-то уберчеловек, который потихонечку сводит ГГ с ума. Волнения окружающих... И — бах! — про главного героя мы забыли, пошли околосказания о всех, кто с ним связан, но и про них не договорили, а как только наконец стало понятно, к чему все эти толпы людей и как они связаны, — финал. Без катарсиса.

Основные мотивы творчества Мамлеева проследить можно, если на этом сосредоточиться. Неприкаянность и одиночество личности, дьяволиада и бесовщинка, обязательно где-то ад на горизонте, а то и прямо посередь стола. Попытки героев найти себя и своё место в мире, которые захлёбываются в потоке невнятицы. Нет, это пока что-то ещё не то, не моё, но чувствуется, что автор при желании может жахнуть — мало не покажется. Ещё пара романов для подготовки и возьмусь за "Шатунов". А пока просто проедусь на этом поезде в ад, Новосибирск, лишь бы не в пределы мамлеевского МКАДа. У него там побеспокойнее, чем в аду, будет.