Текст книги "Маленькие неожиданности"

Юрий Медников
Маленькие неожиданности

Почему вы это видите?

Наверное, со всеми периодически случаются забавные истории или хотя бы такие, о которых можно было бы поведать миру. Но одни не считают это значительным, у других нет времени, третьи уверены в отсутствии у себя способностей к сочинительству. Пользуясь дарованным судьбой гандикапом в виде некоторого отношения к издательскому процессу, а также поддержкой друзей, мне удалось преодолеть все три вышеперечисленные причины не издаваться.

И если, прочитав эту книгу или ее часть, вы улыбнетесь, вспомните что-то свое или на минутку задумаетесь, буду считать, что сделал все не зря и правильно.

Кто я?

Я родился седьмого октября в Ленинграде, вырос на улице, занимался дзюдо, и у меня две дочери. Нет, нет, дальше что-то пошло не так. Я не говорю свободно по-немецки, не научился играть на фортепьяно «С чего начинается родина», а застрял на Berlin ist die hauptstadt der DDR… и «Собачьем вальсе». Мои друзья чуть менее финансово состоятельны, и бизнес невелик, но парадигма меня вполне устраивает и полностью соответствует личным качествам.

Для отца я по-прежнему маленький мальчик, несмотря на наличие собственных внуков. В чем-то он, безусловно, прав: я до сих пор люблю шалить и озорничать. Для тех же самых внуков стану настоящим ископаемым из досмартфоновой, что уж там, истории человечества.

Многие давным-давно называют меня по имени-отчеству, а некоторые десятилетиями умудряются обходиться даже без имени, обращаясь ко мне: «Привет!», «Не занят?», «Можешь говорить?» и т. д.

Есть люди, которые начинают письма в мой адрес с «Глубокоуважаемый», в то же время с одним автором мы находимся в симбиозе уже четверть века, но он все это время экономит на «ажаемый» и пишет в письме «Ув. Юрий». Наэкономил уже на авторский лист, наверное.

Для тех, кто не умеет складывать слова в сложноподчиненные предложения, я – реальный писатель, а для тех, кто по недоразумению уже успел издать пару-тройку повестей, – пока нет.

Будучи издателем, я выпустил в свет множество книг, содержащих мои идеи и даже частично мой текст, правда, ни разу не видел свою фамилию не только на обложке, но и в выходных данных.

В общем, все дело в ракурсе.

Spa&stringi

Я родился в СССР, когда не было слова «стринги», более того – не было даже слова «плавки». Были только сатиновые семейные трусы, хочешь – синие, а не хочешь синие – черные. Плавки появились через несколько лет. Такие же синие и сатиновые, как семенники, только треугольничком и с белыми тесемочными завязками сбоку. А про стринги до последнего времени я знал только применительно к молоденьким женщинам, улыбающимся с обложек глянцевых журналов. И вдруг…

Подаренную детьми путевку в спа-отель «Гелиос» надо было самостоятельно наполнить какими-нибудь полезными водными процедурами, так полагается. Что я и сделал, правда, выбор дался не без эмоционального перенапряжения. Первым номером у меня числилась ванна с подводным гидромассажем и последующим душем Шарко. Не без некоторого волнения входил я впервые в жизни в наполненные теплым паром и густым оздоровительным запахом недра комплекса.

На входе меня встретила приветливая девушка, показала, где раздеться, куда потом залезть, и выдала пакетик размером три на четыре сантиметра: «Вот, наденьте и садитесь в ванну, я буду минут через пять». С сомнением покрутив в руках и достав невеликое содержимое из пакетика, я чисто интуитивно догадался, что держу в руках какие-то малюсенькие полубумажные плавки, и стал быстро переодеваться, пока спа-барышня не застала меня в полном ню.

Будучи воспитан в традициях, гласящих, что плавки спереди всегда заметно уже, чем сзади, я пристроил эту лилипутскую одежду на свой солидный круп и серьезно озадачился: если сзади худо-бедно было прикрыто, то спереди никак не получалось расположить полоску двухсантиметровой ширины так, чтобы она замаскировала самое необходимое. Списав этот недочет на современные нравы и то, что врачей стесняться не надо, я быстро юркнул в ванну, бурлящую пузырьками и подводными потоками.

Прозрачность «кипящей» воды была небольшой, что меня немного успокоило, но ванна… Она была жутко неудобной: в спину что-то больно врезалось, ноги в скрюченном состоянии располагались выше головы – жуть! Но недаром ванна способствует логическим размышлениям, и вслед за Архимедом я воскликнул: «Эврика!» Надо было просто устроиться головой в другую сторону! Оценив удобство своего нового положения, я уже стал успокаиваться и почти смирился со своим нелепым видом в этих стрингах, как тут еще одно колоссальное открытие потрясло своей простотой: плавки тоже надо повернуть задом наперед, таким образом, скроется то, что надо скрыть, и откроется то, что не грех и показать!

К сожалению, судя по приближающемуся голосу, водная фея была уже в трех шагах от занавески, за которой я лихорадочно пытался снять и тут же надеть стринги, сидя в бурных струях гидротурбулентности. На мое счастье, уже взявшись рукой за штору, она на несколько секунд зацепилась языком со своей коллегой, и этого мне хватило, чтобы напялить микроплавки надлежащим образом и сделать вид, что я давно наслаждаюсь процедурой.

После двадцати минут всяческих па с массирующими струями меня выудили из ванны, в которой я уже чувствовал себя как рыба, отвели в соседнее помещение, облицованное кафелем с пола до потолка, и поставили к стенке. В самом прямом смысле. Я стоял у кафельной стены в своей сиротливой бумажной одежонке, а пулеметный расчет из двух девушек целился в меня из какой-то водной пушки с расстояния трех метров. Все это сильно напоминало расправу фашистов над пленным партизаном.

Они приказали мне не держать руки посередине, как футбольный защитник в стенке, а развести их в стороны ладонями наружу, и, как только я это сделал, в меня тут же ударила струя воды фантастической силы, едва не сбив с ног. Экзекуторы елозили по мне жидким резаком слева направо и сверху вниз, по диагонали и кругами, периодически сбивая в сторону так ненадежно держащиеся стринги. Есть большое подозрение, что делали они это умышленно – игра такая. Пришлось наплевать на приказ и не без усилий удерживать казенное белье на законном месте. Натешившись вдоволь, девушки выключили пушку, но удрать мне не дали, а повернули другой стороной – тыльной, и все повторилось вновь. Когда наконец мне, измученному и обессиленному, было разрешено ретироваться, я не знал, чему рад более всего: приобретенному тонусу тела или счастливому избавлению от необходимости участия в этих изуверских забавах.

Так началось мое знакомство с чарующим миром спа.

Оптимист поневоле

В начале лихих девяностых, когда открылся железный занавес, многие наши соотечественники устремили свой взор за границу, в частности, за океан, пытаясь уловить едва ощутимый на таком расстоянии аромат свободы и денег. Здесь было голодно, холодно и безработно, а там – в стране равных возможностей – любого ждала головокружительная карьера или, на худой конец, сытное и тихое местечко с собственной лужайкой и государственными харчами. «Только нас-то там и не хватает», – искренне думали эти многие.

Моя знакомая, Катерина, преподавала английский и хорошо знала его. В то время это не обязательно были совпадающие понятия. Так вот, развила она бурную деятельность по установлению дружественных отношений и наведению разного рода мостов с недавним «наиболее вероятным противником» – США. Что тут скрывать – надо было устраивать детей, да и самой найти и подготовить базу для будущего переселения: времени мало, занавес ведь может и обратно захлопнуться с таким же успехом, как открылся. Все это и побуждало ее буквально каждый месяц если не ездить туда самой, то принимать в России самых разномастных америкосов.

О Катерине стоит пару слов сказать отдельно. Уникальный гиперактивный человек, по своим параметрам приближающийся к черной дыре: любые проявления энергии или материи, которые оказывались в зоне ее досягаемости, поглощались незамедлительно и без остатка. Она забирала всё: время, силы, деньги – и так же стремительно, как и появлялась, исчезала, потеряв интерес к опустошенным людям и городам. До сих пор хорошо помню это невероятное чувство облегчения, когда исчезал из вида хвост уносящего Катерину поезда.

Но всего этого я еще не знал и поэтому согласился помочь ей в организации приема группы из тридцати человек, которые были членами Optimist Club из разных городов Америки и мечтали поделиться своим оптимизмом с этими дикими и неулыбчивыми русскими. Время моих раздумий перед принятием решения сильно сократил тезис о том, что все траты и усилия будут щедро компенсированы в сумме, которая пока не известна, но уж точно не оставит меня равнодушным. «Все было впервые и вновь!» – и тесное общение с иностранцами, и новый вид деятельности. А что уж говорить о предложенных мне в качестве оплаты долларах, которых я на тот момент не только не имел в собственности, но даже и не видел. Хотя слышал о них много хорошего.

Времени до приезда заокеанских оптимистов оставалось мало, и я засучив рукава принялся за работу. Первым делом забронировал на всю братию чуть ли не пол-этажа гостиницы «Москва», проавансировал питание в кафе «Сонеты» у Зимнего стадиона, которое посещал в студенческие годы с целью различных злоупотреблений. Мои познания об американцах ограничивались сведениями из программы «Время», но я догадывался, что это немыслимо богатые люди, а стало быть, должны есть от пуза, поэтому, обсуждая меню с администратором кафе, норовил выбрать блюда побольше и пожирнее.

Еще интереснее было пробивать культурную программу: звонить директору Екатерининского дворца в Царском Селе или начальнику отдела Государственного Эрмитажа с просьбой организовать экскурсии, а директору Малого оперного – с целью приобрести билеты оптом. Это сейчас они не подошли бы к телефону, а тогда упоминание в разговоре о стране-мечте и в особенности о ее валюте творило чудеса: все двери распахивались как по мановению волшебной палочки.

После недельных хлопот я был готов к принятию делегации, которая прибывала рано утром в субботу из Москвы под предводительством моей энергичной знакомой. Группа должна была самостоятельно устроиться в гостинице, а я – подъехать попозже и проводить их в кафе на обед. Готовность к принятию долгожданных баксов, таких таинственных и желанных, также была стопроцентной.

Досматривая очередной приятный сон о своей значимости, скором богатстве и новой шубе для жены, я блаженно почивал, когда душераздирающий звонок старого телефона порвал нирвану в клочья – звонила Катерина. «Мы приехали в отель, а поселить нас отказываются, так как нет брони!» – поздоровалась она. Представьте себе глупо улыбающегося, заспанного и совершенно растерянного человека, стоящего посреди комнаты в семейниках и с телефоном в руках. Не ведая, что делать, но и не будучи готовым малодушно слиться, я наскоро оделся, прикрывшись шикарным, как мне тогда казалось, кожаным плащом почти до пят, и, прыгнув в апельсиновый «запорожец»-мыльницу, затарахтел на выручку интуристам, будя спящий город.

Неожиданно возникшая критическая ситуация помогла раскрыть неприкосновенный резерв наглости, хранящийся где-то в самом далеком углу сознания. Громко и нахраписто наезжая на администратора, не узнавая сам себя, я все-таки разрулил эту ситуацию, распихал гостей по этажам и пошел дожидаться обещанного гонорара в свой «жопик». Вскоре появилась и Катерина, собравшая дань с экскурсантов и несущая обалденную пачку долларов, с трудом помещающуюся в руке. Какие шикарные перспективы замаячили на моем утлом небосводе! Я небрежно забросил протянутую пачку в свой дерматиновый дипломат и принялся обсуждать подробности программы и графика оптимистов, после чего оранжевой стрелой помчался в офис, умирая от любопытства, каким же несметным сокровищем наградила меня судьба. Дрожащими от волнения руками я достал честно заработанный капитал и увидел верхнюю купюру номиналом в один доллар. Вторая – доллар, третья – два доллара. Долистав все до конца, дважды пересчитав и не найдя ни одной бумажки больше пятерки, я понял, что все мои титанические организационные усилия, включая оплату некоторых экскурсий, новые друзья оценили в скромные триста долларов. Действительность никак не хотела соответствовать ожиданиям. Впоследствии оказалось, что американцы специально меняли все свои деньги на мелочь, поскольку направлялись в нищую страну, где за бакс можно было купить черта, но получить сдачу – никогда.

В расстроенных чувствах я побрел в обменник на Малую Морскую, где тут же создал гигантскую очередь своим собранным на паперти, как были все уверены, валютным запасом. Хорошо, не побили, хотя некоторые выказывали это желание совершенно недвусмысленно.

Между бесконечными визитами в музеи, театры и посещениями пригородов Петербурга по просьбе моих прижимистых гостей была организована встреча с преподавателями английского языка. Отбоя от желающих не было, я даже пожалел, что не напечатал входные билеты. В маленький актовый зал рядовой школы набилось сотни полторы дам разнообразного возраста, объединенных одним стремлением – зацепиться за малейшую возможность выехать на ПМЖ куда глаза глядят. В данном случае они глядели в Америку.

Перед горящеглазой аудиторией выступил сам президент Optimist Club с речью о том, сколько добрых дел еще не сделано на планете Земля, а надо бы. После чего, намекнув на возможность подучиться добру и оптимизму непосредственно в Штатах, предложил создать отделение своего клуба в Петербурге, выбрать президента и срочно вступить в члены. Что и было незамедлительно сделано прямо на этой встрече. Неожиданно для себя, даже не успев посопротивляться, я и стал президентом сотни питерских дам и переписал их по головам. Потом зарегистрировал общественную организацию и получил большую круглую печать.

Прошло месяца три с момента облегчительного отъезда табора заокеанских гостей. Я уже начал забывать об этой странной компашке, как вдруг на мой адрес пришла огромная посылка с симпатичным фетровым флагом, украшенным эмблемой американского клуба, полусотней значков для рядовых членов, кипой проспектов и прочей пустопорожней макулатурой. Бесконечные шеренги сытых, довольных лиц, оснащенных рабочей улыбкой, смотрели на меня, как бы призывая на пустующее место в цветном каталоге профессионального оптимизма. Изучив содержимое, я понял, что в Америку никто никого звать не собирается, но зато требуют какие-то отчеты о работе в течение последних месяцев. Более того, в коробке лежала еще одна красочная бумажка с загадочным названием Invoice. Подтянутые на помощь знатоки английского объяснили: за все присланное и так бережно упакованное оптимисты требуют с меня каких-то жалких двести восемьдесят долларов. «Так вот откуда у них неиссякаемый источник этого оптимизма! Ну, это уже хамство!» – подумал я и, повесив изумительный флаг на офисной стенке, а значки раздав женщинам и детям, выкинул на помойку все остальное.

Ничего хоть сколь-нибудь стоящего мне больше уже не присылали, зато еще через пару месяцев пришел новый инвойс, содержащий все те же двести восемьдесят долларов и штраф за несвоевременную оплату – плюс сто сорок. Кроме того, в прилагающейся записке меня отчитали за жадность и напугали исключением из партии, тьфу, клуба. Тут наши однобокие отношения совершенно разладились, и за следующими счетами на почту я уже не ходил. Возможно, они так и поступают до сих пор и достигли небывалых сумм.

Вот так и вышло, что, потеряв только начавший зарождаться оптимизм и надолго расставшись с верой в бескорыстное добро, я одновременно получил пост президента Санкт-Петербургского клуба оптимистов, каковым до сих пор себя искренне считаю.

Михалыч

В начале девяностых Бутин и я создали хозрасчетное предприятие. Бутин, как инициатор, стал генеральным директором, а я, как реальный инженер, занял должность главного инженера. Собственно, больше никого и не было.

Такое положение вещей нас быстро перестало устраивать, ведь некем было руководить, а руководить хотелось. Вскоре Бутин привел уволенного с «Русского дизеля» мужика пенсионного возраста, одетого в костюм из пятидесятых, бывшую когда-то белой рубаху и коротенький ярко-алый галстук на резиночке. Подчеркивали торжество момента нагуталиненные зимние ботинки, хотя на дворе стояло лето. По этому портрету можно было многое рассказать о нелегкой жизни соискателя.

При первом же взгляде на физиономию Бориса Михалыча, как он отрекомендовался, чуть ли не щелкнув каблуками, создалось впечатление, что я его уже много раз видел. Разобравшись же в своих воспоминаниях, понял: знаю его по книгам, которые сейчас читаю своим дочерям, – это же вылитый Иван-дурак, только сильно подержанный, б/у, так сказать: те же белобрысые вихры, вздернутый нос и глуповатое, но себе на уме лицо. Было очевидно, что отнюдь не только форма, а и содержание роднили Михалыча с русским национальным героем.

Я выслушал убедительный рассказ коллеги о том, насколько нам нужен такой универсальный, как кухонный комбайн, и безотказный, как автомат Калашникова, человек, и согласился, что нам пригодятся: курьер, слесарь, сапожник, повар, сторож, уборщица, продавец на розницу и менеджер по особым поручениям. Таким образом, к двум руководителям добавилось еще восемь человек персонала (все – в лице Михалыча), готовых работать за еду. Единственное, что немного настораживало, так это необходимость держать под контролем спиртосодержащие жидкости. Все и любые! Как говорится, «…а если бы она была твердой, я бы ее грыз».

Шли недели, наш мультиинструменталист исправно работал: убирался в пятнадцатиметровом офисе, готовил обед, разгружал тяжелое, мыл, если испачкалось, подклеивал, если протерлось. Страховкой от нечаянной встречи Михалыча и спиртного было то, что его скромная зарплата целиком передавалась супруге. У «труффальдино» незамедлительно стала уменьшаться печень, прошли мигрени, но в то же время неизбывная тоска навеки поселилась в его глазах.

И тут, как на грех, у директора появился источник поставок дешевого спирта. Пить его самим было бы негуманно даже в те нелегкие времена, стало быть, оставалось разработать бизнес-схему для превращения спирта в водочный продукт и продажи полученного зелья в анклавах с повышенной концентрацией потребителей из соответствующей фокусной группы.

Здесь-то и пригодился обширный опыт Михалыча в указанной сфере. Он знал секреты правильного разбавления техспирта, методы скрытного размещения под одеждой до восьми бутылок одномоментно, а главное – у него была, как сейчас бы сказали, клиентская база: стоя утром и вечером у проходной своего бывшего завода, он мог бы продать братьям по разуму за раз не только восемь – все восемьдесят бутылок превосходного напитка эконом-класса.

Нами был разработан порядок бутилирования напитка, куплен новый автомобильный шланг с грушей для выкачивания из жестяного бачка, в котором осуществлялись поставки, и назначен смотрящий за работником розлива. Из первой двенадцатилитровой порции спирта было получено, как и следовало по теоретическим расчетам, тридцать бутылок суррогата, которые разлетелись за два дня, не удовлетворив даже малой части спроса. Вплотную вставал вопрос о расширении производства, приобретении стеклотары, о транспорте и даже о создании собственной фирменной этикетки.

Но случилось непредвиденное: спирт разъел резиновый шланг. Михалыч метнулся в ближайшую аптеку и купил что-то вроде трубки от катетера. Сейчас я склонен думать, что это была спланированная с его стороны акция, объясню почему. Наличие подкачивающей груши и наблюдателя рядом не давало испытуемому вступить в соприкосновение с «нектаром», а обычный шланг приводился в действие ртом. И вот он – контакт!

Потеря нами бдительности не замедлила сказаться на выручке: сводя баланс по очередной баклажке спирта, Бутин никак не мог найти один литр из двенадцати. Списали все на недобросовестность поставщика и погрешность разбавления. Но дальше – больше, на следующем цикле не обнаружили уже два литра, хотя, наученные горьким опытом, проверяли количество при поступлении.

И тут нас осенила простая разгадка данного феномена! Стал понятен необоснованный оптимизм Михалыча в последнее время, а также его необычайное служебное рвение. После непродолжительного допроса с пристрастием, легких пыток и психологического прессинга хитрец сознался в содеянном и поведал руководству о присвоении казенного имущества путем всасывания оного в организм при осуществлении технологической операции по розливу. Оказалось, этот профессор алкоголизма не сразу вынимал шланг изо рта после того, как спирт показывался на выходе, а успевал грамм тридцать незаметно для окружающих усвоить внутрь, не выдавая себя ни одним дрогнувшим мускулом.

Тяжелые исправительные работы ожидали Михалыча, а мы стали искать более легальный и еще более перспективный вариант бизнеса!