Текст книги "Делократы. Возможен ли «русский прорыв»?"

Уверенность в себе

– Я, повторю, никогда не был в вашей шкуре, поэтому, если можно, проясните мне такой момент, – начал я.

Во-первых. В СССР пирамида управления комплектовалась, за редким исключением, только специалистами. Скажем, у меня в Минчермете СССР только клерки были москвичами, все мало-мальски значительное начальство было бывшими заводскими работниками: министр, все одиннадцать его заместителей, начальники главков и управлений, главные инженеры – все были бывшие директора металлургических заводов, даже главные специалисты главков были бывшими главными инженерами заводов или, в крайнем случае, заводскими главными специалистами. И если у тебя, скажем, директора завода, возникала какая-то недоработка (невыполнение плана или еще что-нибудь подобное), но ты в этой недоработке не был виноват, то ты всегда мог объяснить причины своим начальникам, и они, сами бывшие директора, прекрасно тебя понимали.

А как сейчас, когда акционерами и владельцами являются хрен знает кто, ни бельмеса не соображающие в том, как работает то, что им досталось? Вот мой пример. Наш завод был отдан «под управление» некой как бы японской фирме, у которой японского было только то, что ее президентом был подставной японец – разорившийся владелец какого-то токийского ресторана. Его, впрочем, никто и не видел, поскольку собственно «управленцы» были американскими евреями советского происхождения, а директором завода они назначили специалиста с опытом торговли помидорами, надо думать, крупными партиями. Наверное, ему удавалось и целый вагон продать. Все эти «специалисты» искренне считали, что наш завод производит только феррохром, а когда узнали, что 75 % мощностей завода предназначено и выплавляет ферросилиций, то для них это стало откровением. Ведь они, бедные, и слово это услышали впервые уже тогда, когда Назарбаев отдал им, этим «японским специалистам», мощнейшее в мире предприятие. Я с ними не работал, поэтому не представляю, каково это, но как вы работаете с подобным начальством?

Во-вторых. В СССР главным начальником для нас был Госплан – он устанавливал план производства. Если ты, директор, этот план и план по себестоимости выполнял и смертельного травматизма на заводе было немного, то тебя никто не мог снять – не было оснований.

– Ну, нет, – тут же перебил меня Э. – Могли, и еще как! Что толку, что они были бывшие директора заводов, а придурки среди них были только такие!

(Тут мне Э возразить было нечего – я сам в жизни насмотрелся на таких придурков.)

– Однако вспомним, ведь такие придурки и сами долго не работали, их самих снимали. Кроме этого, все зависело от человека: если он по жизни перепуган, то покорно уйдет с должности, а если нет? Он же дойдет до министра и до ЦК партии, и тогда еще неизвестно, кого, в конце концов, снимут – его, хорошо работающего директора, или придурка, намеревающегося его снять. У меня был случай, когда меня так снимали – заставляли самого уйти с должности, иначе, якобы, хуже будет. Однако я уперся, потребовал приказ с основаниями снятия, и в результате меня в должности резко повысили. Однако сейчас я не о придурках, а о директорском самочувствии.

Когда был Госплан и ты его задание выполнял, то мог быть спокоен – ты взял с завода все, что мог, поскольку Госплан и план тебе давал, как правило, с превышением проектной мощности. Госплан как бы давал тебе объективную планку, и если ты ее перепрыгивал, то, значит, ты хороший директор и снять тебя с должности трудно, если не невозможно.

Но сейчас-то этой планки нет. Вот вы работаете прекрасно, и сами это понимаете. Но кто это понимает еще, кроме вас? Ну где гарантия, что какой-то тип, позарившийся на те доходы, которые вы имеете от акционеров, не нашептывает им, что вы старый дурак совковой школы, что работать в новых условиях не умеете, что любой на вашем месте даст прибыли в три раза больше, и т. д. и т. п.? И как вам быть? У вас нет и руководителей, которые бы могли оценить вас, исходя из вашего опыта и вашей реальной работы, и нет планки, по которой бы вас можно было оценить объективно.

Этот мой вопрос то ли не приходил Э и Т в голову, то ли они давно уже его пережили и забыли. Во всяком случае, последовала пауза, во время которой Э курил и, скорее всего, прикидывал, нужно ли мне вообще отвечать? Но, отдам ему должное, он ответил, и его ответ следует считать откровенным. Однако начал он издалека.

Собственники

– Что касается тех, кто сегодня владеет собственностью, то тут следует говорить о них поэтапно.

Первые «собственники», свалившиеся на заводы развалившегося Союза, спешили украсть как можно быстрее, вы же, наверное, помните, как они воровали: продавали продукцию на Запад по «смешным ценам», а там, на Западе, делились разницей с покупателями и клали деньги на счета в западных банках. Эти собственники нам не доверяли – боялись, что и мы украдем, поэтому приходили своими командами, снимая нас с должностей.

Однако производство разваливалось, сделать они ничего не могли, и нас снова вернули на свои места. Вторая волна «собственников» тоже боялась, но уже не нас – не того, что мы украдем у них, а того, что их собственность у них отберут – либо государство, либо «братки». Нам ставили жесткое условие – дать им прибыль любой ценой. И мы давали за счет всего – за счет капремонтов и технического перевооружения, одним словом, за счет полного морального и физического износа оборудования.

Но сейчас третья волна, и нам порою трудно понять, чего хозяину надо. Тут все зависит от того, кто акционеры – кто владельцы.

Одни требуют максимальной капитализации, т. е. чтобы их акции на фондовой бирже стоили максимально дорого…

Прерву Э. Тут я расспросил его, что это дает акционеру, и перескажу суть этого диалога сам, стараясь упростить ее до предела.

Вот вы купили акцию какого-либо предприятия до начала его деятельности. Потом это предприятие заработало, и вы на свою акцию в 100 долларов по итогам года получили 20 долларов дивидендов. Если бы вы эти 100 долларов положили в банк под 5 % годовых, то через год получили бы 5 долларов, а 20 долларов вы получили бы, если бы положили в банк 400 долларов. Следовательно, доход от вашей акции в 100 долларов таков, как от вклада в банк в сумме 400 долларов, соответственно цена вашей акции – 400 долларов. Если же по итогам года вы получили в качестве дивидендов 1 доллар на вашу акцию, то в банке 1 доллар при 5 % годовых получается от вклада в 20 долларов, соответственно, цена вашей 100-долларовой акции будет 20 долларов. Это азы.

А капитализация – это некие мероприятия, которые поднимают цену акций этой фирмы на бирже. Я хозяйственник, меня эти спекуляции мало трогали, поэтому я спросил, продает ли собственник свои акции после того, как цена их на бирже вырастет. Оказывается, что продает далеко не всегда, и вообще этим занимаются биржевые спекулянты, а у собственника могут быть и иные соображения. К примеру.

Предположим, что стоимость этого предприятия (не его реальная, а та, которую стоят его акции на бирже) равна 100 млн. Вот под эту стоимость банки могут дать этому предприятию кредит в такой же сумме – 100 млн. Во-первых, от слухов, что оно взяло кредиты (а ведь их берут, в общем-то, под расширение производства), стоимость акции еще больше возрастает, поскольку предполагается, что в ближайшее время прибыль на одну акцию от увеличения производства возрастет. Это дает возможность взять еще кредит, и еще, и раздуть капитализацию своей фирмы до очень высокого уровня, хотя на ней, по сути, может ничего и не происходить в плане будущей прибыльности.

Во-вторых, это дает возможность акционерам положить в карман порою всю стоимость предприятия, а, возможно, и части взятых кредитов. Тут дело обстоит так. В нашем примере предприятие реально стоит 100 млн, из которых, положим, 50 млн – это стоимость зданий, сооружений, станков и т. д., а 50 млн – это оборотные средства, т. е. деньги, на которые закупается сырье, энергия, оплачиваются зарплата и услуги. Так вот, при наличии неограниченной возможности взять кредит свои оборотные средства заменяются кредитными деньгами, а 50 млн собственных оборотных средств акционеры раскладывают по карманам в виде дивидендов. Можно выпустить и продать дополнительные акции под строительство новых заводов, но деньги от продажи дополнительных акций опять-таки положить себе в карман в виде дивидендов, а строить новые заводы за счет кредита.

В результате скоро вся фирма будет состоять из кредитов, но пока капитализация велика, то и кредиты банки будут давать, а из новых кредитов можно оплачивать проценты по старым. Однако в конце такой капитализации предприятие все же лопается, и вы наверняка слышите об этом непрерывно. Э сказал, что в Америке приняли закон, по которому менеджерам, которые так капитализируют свои фирмы, дают пожизненное заключение, но ведь менеджеры выполняют волю акционеров…

Но это не все задания, которые менеджер может получить от акционеров. Э продолжил:

– На западе самые богатые акционеры – это пенсионные фонды. Люди, которые ими руководят, все «в шоколаде», но они не могут деньги фонда просто положить в банк и получать 5 %, такое ведь любая домохозяйка может. Огромные зарплаты требуют от руководителей этих фондов «вкладывать» деньги, чтобы получать прибыль больше, чем дает банк. И они вкладывают, но если предприятие, в которое они вложили деньги фонда, разорится, то их повыкидывают с их теплых мест. Поэтому их требование к менеджеру – не рисковать! Ведь чем больше прибыль, тем больше риск, а им этого не надо. Предприятие дает 7 % дивидендов – прекрасно! Это больше, чем 5 % банковских, и этого достаточно, главное – никакого риска!

Так что акционеры бывают очень разные, и цели перед менеджером, управляющим фирмой, они могут поставить очень разные, а что особенно плохо, то не всегда и поймешь, чего они, собственно, хотят.

Э сделал паузу на пару затяжек, а у меня в голове промелькнуло вот что. В СССР народное хозяйство было народным – все, что производилось, предназначалось населению Советского Союза. Руководители СССР жили гораздо лучше остальных, но то, что они тогда имели, по своей бедности несравнимо даже с каким-нибудь захудалым владельцем ресторана. Были и такие руководители, которым этого было мало, но был и закон, по которому за хищение государственных средств свыше 100 тысяч рублей (что-то около 180 тысяч долларов) полагался расстрел. Если я не ошибаюсь, – если он полагался не за 10 тысяч.

То есть из того, что мы, хозяйственники СССР, производили, на хозяев страны уходил мизер, и мы вправе были и думать, и утверждать, что работаем на народ. Чем плохо работать на народ?

Я даже побоялся задать Э и Т этот вопрос – на кого работают они? Ведь все те цели, которые собственники ставят перед руководителями своей собственности и о которых рассказал Э, не имеют ни малейшего отношения к экономике. (Напомню, что экономика – это хозяйство.) Эти цели – удовлетворение тупой бессмысленной алчности. Но Э продолжил:

– Но, строго говоря, хуже акционеров может быть независимый менеджер.

– Что имеется в виду?

– Видите ли, когда корпорацией владеет один человек, или среди акционеров есть владелец контрольного пакета акций, т. е. тот, кто единолично может назначить менеджера, управляющего всем его делом, то такой менеджер будет зависимым от него. Все же единоличный владелец как-то интересуется делом, что-то в нем начинает понимать, знает не только главного менеджера, но и многих других, и, главное, ему можно пожаловаться, – к нему можно обратиться и через голову главного менеджера, и объяснить положение дел.

Но если ни один акционер не имеет контрольного пакета, то назначаемый ими вместе главный менеджер становится независимым, а поскольку эти акционеры дела не знают и не интересуются, этот менеджер становится для них главным авторитетом и они редко способны договориться, чтобы снять его (он легко их «разводит»). И вот если на место главного менеджера попадает какой-нибудь урод, то он становится беспредельщиком по отношению к остальному штату фирмы. Вон я знаю одного такого отморозка, который друга, с которым лет 20 вместе работал, выгнал, по сути, за одно критическое замечание.

– Простите, если это возможно, а что из себя как люди представляют наши олигархи?

– Да разные они. Есть такие, кто все бросил на главного менеджера, а сам стремится «пожить в свое удовольствие», а есть и такие, которые все же занимаются своим делом.

– К примеру?

– Да вот о Дерипаске говорят, что он и учится, и сам стремится управлять своими фирмами. А Рома Абрамович чистый спекулянт или игрок – он все время пытается что-то купить или продать, чтобы иметь навар.

– А чьи у него деньги – свои или англичан?

– Да какая разница – его это деньги или Семьи? Я ведь о том, что его дела его корпорации не занимают…

Государственные чиновники

И тут мне пришла в голову мысль задать ему вопрос, который звучал примерно так:

– А давайте представим, что к власти в России пришли настоящие коммунисты, причем осознавшие горький опыт восстановления народного хозяйства после Гражданской войны. И эти коммунисты, не трогая нынешних собственников, т. е. формально не отнимая у них права на собственность, вводят плановость народного хозяйства и заставляют их, а значит, и вас, работать на народ России. Как бы вы это восприняли – положительно или отрицательно?

Вообще-то Э знал мои убеждения еще с первого знакомства, но этот вопрос для него оказался почему-то очень неожиданным, и его реакция была даже несколько сумбурной.

– Наступит страшнейшая разруха и хаос!

– Да почему же? Ведь ни смысл вашей работы, ни статус, ни ваши доходы не изменятся, почему же должен наступить хаос? Единственная разница будет в том, что коммунисты заставят ваших акционеров вернуть деньги из-за рубежа или заставить эти деньги там работать на Россию.

– Они этого никогда не сделают!

– Простите, но на то существует смертная казнь и альтернатива: либо ты уважаемый человек и тебя защищает вся Россия, либо ты остаток жизни будешь прятаться на Западе, чтобы тебя не пристукнул альпенштоком твой же секретарь или телохранитель, как это было в свое время с Троцким. Да и потом – а вам-то какое дело, на кого работать? Ведь экономика – это вы, а не они.

Тут вмешался Т и, обращаясь к Э, сказал:

– Он прав: какая нам разница, на кого работать – на коммунистов или на Гитлера?

– Но если коммунисты придут к власти, то каково будет народу… – начал было Э, но потом сразу же оценил, что не ему говорить мне о народе, и попытался объясниться. – Да, конечно, я вижу этот народ из окна автомобиля, и даже в аэропорту меня подвозят прямо к трапу самолета, но я половину своего времени провожу на заводах и там разговариваю с людьми…

– Да ну, – перебил его я. – Вы же знаете, что подчиненные всегда говорят начальнику не то, что они думают, а то, что начальник хочет услышать.

– Да, это, конечно, так, – согласился Э, который к этому времени уже оправился от неожиданного поворота темы и начал выстраивать свои доводы в логической последовательности. – Тут вот в чем дело.

Он некоторое время обдумывал продолжение разговора, а потом начал его так.

– Сейчас в экономике России явственно прослеживаются две тенденции. Первая, которая, казалось бы, должна радовать, – это возврат денег в Россию. Трудно сказать, почему это, но это так. Мы сейчас захлебываемся от инвестиций, сейчас в России повсеместно не хватает рабочих рук. Кроме Москвы, разумеется, – уточнил он. – Это город бездельников, но мы в Москве ничего и не строим.

– Погодите. Давайте-ка попробуем обмозговать, почему деньги начали возвращаться? По идее такого быть не должно – у нас климат делает любые инвестиции менее выгодными, чем где-либо. Что вы скажете на такую версию? Ведь в настоящее время дядя Сэм совершенно свихнулся, хотя, казалось бы, этому отморозку уже и тупеть некуда. США сегодня – это полные беспредельщики. С развалом Союза все воры, грабившие богатства СССР, прятали деньги за рубежом в уверенности, что там они будут в полной сохранности. Наши наивные «новые русские» глупо верили, что США уважают частную собственность, хотя уже тогда все факты вопили, что американцы уважают свою личную частную собственность, а собственность остальных считают как бы ничейной. То есть, если данный человек им необходим, то они позволяют ему владеть собственностью, но как только он перестает быть нужным, они тут же эту собственность изымают. Возьмите, казалось бы, абсолютно законного владельца собственности – бывшего шаха Ирана. Пока он в Иране помогал американцам грабить страну, они позволяли ему думать, что его личные деньги в банках Запада в полной сохранности. Но как только шаха свергли и он оказался в эмиграции на Западе, то они тут же его деньги у него изъяли. А что же говорить о наших олигархах, у которых все деньги ворованные, и весь мир это знает? Ведь США их сегодня не трогают только потому, что эти олигархи и «новые русские» нужны американцам. Но случись какая-нибудь неувязка или во главу США встанет еще больший придурок, чем Буш, они же все заберут и не поморщатся. Думаю, что «новые русские» это осознали и теперь пытаются спасти свои деньги в России от американских беспредельщиков.

– Может быть и так, – сказал Э. – Но в данном случае важна не причина, по которой в Россию идут инвестиции, а факт того, что они идут. Однако прослеживается и вторая тенденция, которая перечеркивает первую. Это национализация. Все больше и больше предприятий подгребают под себя чиновники, причем с совершенно явственной целью ограбить. Я же их вижу. Вот они еще в прошлом году носили костюмчики от Гуччи всего за 5 тысяч долларов и «Ролексы» за 10. А теперь у них костюмчики за 40 тысяч и часы за 100. Возьмите Ходорковского. Я его прекрасно знаю: да, он не ангел, но он более порядочный, чем все остальные. У него взяли 80 миллиардов, это должно давать 25 миллиардов прибыли ежегодно – где она? Россия эти 25 миллиардов увидела? – совершенно по-коммунистически вопрошал слуга капитала.

– Миллер задекларировал годовой доход в 18 миллионов долларов, – вставил реплику Т.

– О чем ты говоришь?! Какие 18 миллионов? Это же только видимая часть айсберга. И, главное, – за всеми этими изъятиями собственности стоит ФСБ…

– Ну, это-то как раз понятно, – сказал я. – Ведь фээсбэшники на местах обязаны иметь агентуру, вот они и имеют ее у каждого мало-мальски богатенького капиталиста, и от этой агентуры знают достаточно его махинаций, чтобы, как Ходорковского, «подвести под статью». Но вы ошибаетесь, что ФСБ имеет самостоятельное значение. Она же наследница КГБ, т. е. труслива и сама лижет зад любому начальству. Просто они ждут, когда правительство скажет: «Фас!» – и укажет пальцем, и только тогда они передают данные для заведения уголовного дела прокурору. Наверное, и ФСБ что-то перепадает, но это только исполнители. Для того, чтобы спецслужбы могли что-то сделать по своей инициативе, нужно, чтобы в стране была хоть какая-то законность, т. е. нужно, чтобы спецслужбы могли шантажировать тот же Кремль передачей уголовного дела в какой-то независимый от правительства суд. Но у нас-то таких судов нет, – суды у нас выполняют все, что скажут кремлевские паханы, значит, и ФСБ и выполняет волю только кремлевских паханов.

Тут, я полагаю, дело вот в чем. Персоналии, возглавляющие правящий в России режим, каждые четыре года, а то и чаще, меняются – меняются министры, меняются депутаты. И свеженьким тоже хочется украсть, тоже хочется с «роллексом» за 100 тысяч баксов покрасоваться. А что украсть, если уже все украдено и поделено до них? Вот и приходится для удовлетворения новых шакалов у власти пускать под нож какого-нибудь очередного Ходорковского: пожил всласть, дай и новеньким всласть пожить. Ведь это по-своему справедливо – если Ходорковскому можно украсть, то почему другим нельзя? У Ходорковского что – кровь голубая или он тут единственный еврей? Другие тоже хотят.

Суть-то в другом. В основе законов должна лежать справедливость, между прочим, само латинское слово «юстиция» – это справедливость. Но какая, к черту, справедливость, если одни хапнули общенародную собственность, а другие нет? Поэтому хапают все и кто как может. Ходорковский хапнул благодаря своим еврейским связям, а какой-нибудь судья или прокурор, или фээсбэшник хапают благодаря своей должности. Если уж в стране откровенно установлена не справедливость, а подлость, то чего уж тут жаловаться на подлость какого-то чиновника или прокурора. И конца этому при таком режиме не будет никогда. Тут выход в одном – вернуть к власти коммунистов – законных собственников, чтобы они установили справедливость, а вместе с нею закон и стабильность…

– Чепуха! – перебил меня Э. – Абсолютная чепуха, коммунисты такие же воры, как и остальные.

– Да я же не про Зюганова с компанией говорю, я говорю про настоящих коммунистов…

– Чепуха! Предположим, вы и есть тот настоящий коммунист, о которых говорите, предположим, вы стали президентом, ну и что? Да остальные плевать на вас будут и будут воровать, как и сегодня, а скорее всего – еще больше. Ничего вы с этой чиновничьей сворой, хоть коммунистической, хоть нет, сделать не сможете.

– Ну вот это-то меня как раз меньше всего пугает. Ведь стремятся как можно больше хапнуть не люди, а животные, и чем больше они стремятся хапнуть, тем больше они животные. А ведь животными управлять очень просто. Это для людей наказание и поощрение может быть сложным и изощренным, а для животных это всего лишь кнут и пряник в самом их примитивном виде. Введу расстрел за воровство для чиновников, пообещаю, что расстреляю без помилования первых 10 тысяч, попавшихся на воровстве или взятках, и поверьте, и полтысячи еще не сдохнет под стенкой, а остальные уже разучатся воровать. Ну, если и не разучатся, то будут по-настоящему бояться…

Между тем тусовка подходила к концу – суетилась охрана, подготавливая отбытие высокого гостя, представитель российского правительства уже говорил прощальное слово, нам можно уже было покинуть собрание, не выказав этим неуважение к тем, кто нас пригласил. Мы стали подтягиваться к выходу, и я уже решил, что разговор на этом споре о коммунистах так и закончится, но чем хороши командиры экономики, так это тем, что они помнят вопросы. Жизнь их этому учит и этого от них требует.

Это интеллигенция, собравшись что-нибудь обсудить, начинает болтать о чем попало, через минуту забывая, зачем они, собственно, собрались и что хотели обсудить. Для интеллигенции ее болтовня уже и есть дело. А у руководителей не так. Они не станут собирать подчиненных без дела и, если они их собирают, значит, у руководителей есть проблема, и они задают собравшимся вопрос с целью понять, как эту проблему решить. При этом собравшиеся могут говорить о чем угодно, сколь угодно, но руководитель-то свой вопрос не забудет – настоящего начальника не заболтаешь.

Так и в моем разговоре с Э и Т. Я задал вопрос, каково им сейчас по сравнению с СССР? Они могли радостно заявить, что чувствуют себя великолепно, что все хорошо, прекрасная маркиза, так хорошо, как никогда. Но, отдам им должное, они не стали передо мною ломать дурака – они просто ушли от ответа, и я полагал, что ушли окончательно. Однако мы вышли на улицу, и Т вдруг сказал:

– Но, конечно, страшно. Страшно, что твоим акционерам моча в голову стукнет, и они тебя выкинут, как собаку, а ты даже обжаловать это нигде не сможешь.

– Конечно, сейчас крайний дефицит топ-менеджеров, так что работу найти не проблема, – задумчиво продолжил Э начатую Т мысль, – но страх, безусловно, в каждом из нас сидит…

Мы попрощались.