Текст книги "Великий маг"

Глава 6

Над Москвой глубокая ночь, но на столбике термометра все еще тридцать. Даже с хвостиком. Я все же открыл окно, выглянул, это называется хлебнуть свежего воздуха, но, понятно, в современных квартирах теперь намного свежее и чище. Так, традиция. Выйти, подышать бензином и прочими загрязнениями, сказать дежурную глупость о здоровой прогулке.

Барбос отправился в прихожую, сдернул с кронштейна поводок и принес мне. Коричневые глаза смотрят с укором. Может быть, и без укора, но почему-то глядя в собачьи глаза всегда чудится в них укор. Будто в чем-то виноваты перед нашими меньшими братьями. Может быть, в том, что мы все умеем, а они нет?

– Ладно-ладно, – сказал я, – только недолго. Возле дома. Я не могу позволить себе длительные прогулки, понял?

Он посмотрел обидчиво, вот и попробуй скажи, что собаки хоть чего-то не понимают, вытянул шею, чтобы я быстрее надел ошейник.

После короткой прогулки, когда Барбос в бешеном темпе побегал по газонам, изредка исчезая за гаражами, я вернулся, помыл паразиту лапы – то ли не научится, то ли хитрит, перед глазами уже поплыли образы. Диван подо мной мягко прогнулся, монитор послушно развернулся в мою сторону. Я еще застал клавиатуры, которые соединялись с компами такими короткими проводами, что приходилось сидеть прямо перед экраном… Да ладно, тогда и экраны были такими крохотными, что с дивана хрен что рассмотришь.

Раньше, помню, поздно вечером в Инете всегда был наплыв юзеров, скорость резко падала. После полуночи, когда льготный тариф, вообще не удавалось пробиться в Сеть: линия всегда забита. Сейчас же смешно вспомнить те скорости, забитый трафик, трудности дозвона. После диалапа пришли выделенки, спутниковые, Интернет-2, оптоволокно и, наконец, флеш-спринт, при котором я трехсотгигабайтный фильм скачиваю за треть секунды. Да и то бурчу, что медленно.

Поработав с дивана, потащился на кухню, пора бы бутербродик, снова голосовыми командами попрыгал по сайтам. Все еще чувствую неясную вину перед Томбергом, хотя это не я перевел все философские труды в цифру, так что философия для меня – совсем не книги, а познание смысла бытия и целей жизни.

На моем сайте идет жаркое обсуждение на тему, какой пляж в Москве чище, я просмотрел заглавные постинги, заглянул на пару новостных серверов, пробежался по игровым, а в заключение заглянул на сайт «Вся-вся фантастика». Там на форуме дискуссия о какой-то книге, суть спора вскоре была потеряна, флеймисты обвиняли друг друга в неграмотности, в дурости, в самопиаре, потом кто-то заорал, что под таким-то ником пишет сам Владимир Факельный, потому и защищает такую гниль, тут же несколько голосов поддержали, ага, мол, в самом деле Владимир Факельный под ником, даже под двумя, тремя никами, его стиль, его фразы.

Я прочел внимательно, мелькнула даже мысль написать зло и ядовито в ответ, но тут же остыл и пошел на сайты софта в поисках новых скинов. Странно, эти недоумки на «Всей-всей фантастике» в самом деле уверены, что это я там у них на форуме с кем-то лаюсь, доказываю, исхожу слюной и злобой, пытаюсь переубедить или переспорить какого-то первоклашку, что пишет «извеняюсь» и запятые расставляет наугад.

Хотя нет, не странно. Конечно же, любому из недругов хотелось бы стукнуть по голове Самого, потому и высматривают среди своих оппонентов по Сети: нет ли Его под ником? И радостно накидываются на подозреваемого, не понимая самого механизма творчества. Вот я делаю роман, он стреляет сразу огромным тиражом, поражая первым же выстрелом сто тысяч человек. И потом, когда я перейду к другому роману, буду заниматься совсем другим проектом, оставленная пушка по-прежнему будет стрелять, как стреляет, скажем, мой «Юзверь», стреляет вот уже десять лет, с каждым выстрелом поражая огромные площади и, чего лукавить, принося новые гонорары.

Но находятся наивные, которые уверены всерьез… или все же прикидываются?.. что я вот это время, которое мог бы затратить на написание нового романа, хожу по форумам и гавкаюсь с ними поодиночке? Нет, у этих ребят мания величия!

Дело даже не в том, что жаль времени. Время бы нашлось. Но спор с одним человеком так же эмоционален, как и с тысячью. Если я влезу в спор на конфе, то это будет отвлекать от романа… любого романа, не говоря уже о Главной Книге!.. больше, чем бомбежка города юсовскими самолетами. Я буду просыпаться с мыслью не о том, как отправить звездолет с планеты А на планету Б и помирить принцессу с Конаном, а как поядовитее ответить оппоненту, сумевшему меня уесть вчера… Зачем? Я отвечу романом. Сразу, вместе с тем оппонентом, вогнав в землю по уши и еще тысяч десять моих недоброжелателей и порадовав сто тысяч моих друзей. Не забывая о том, что за книгу платят, а за гавканье на конфах можешь только получить инфаркт в мои неполные сорок лет.

Козе ясно, что на литературные форумы ходят, помимо фэнов, и сами литераторы. Особенно те, кто страстно желает, чтобы о них говорили, их обсуждали, их книги раскупали… Понятно, что сами заводят о себе разговоры, благо почти все форумы позволяют заходить под разными никами, спрашивать о себе и тут же отвечать от имени другого читателя. Новички начинают себя расхваливать, а более тертые стараются так уж явно не подставляться: две трети в своих постингах отводят на похвалу, а треть пускают на сдержанное поругивание.

Понятно, что наипервейшая цель такого завоевателя места под литературным солнцем – низвержение идолов. А я – уже идол. Если я по какой-то дури напишу что-то на форуме, то на каждую мою реплику такой завоеватель ответит под десятком ников, и везде от имени «критика», «читателя», «библиотекаря», «книжника» и прочих – он облает, выставит на посмешище, и создастся впечатление, что все, читающие мои книги, плюются от них, а меня все считают не иначе, как придурком, тупым ремесленником и прочее, прочее.

Посему всерьез литературные форумы принимать нельзя, а для несерьезы у меня есть закладки на сайтах игр, юмора, порно, новинок музыки и видеоклипов.

Глаза начали слипаться, а буквы поплыли по экрану. Сейчас бы встать, сделать два шага и рухнуть на кровать. Может быть, еще успею помечтать, как спасаю мир. Это хорошее начало сна, мысли ползают все медленнее, я спасаю мир от Юсы, от нашествия динозавров, от вторжения инопланетян, предотвращаю ядерную катастрофу… Иногда продолжаю какой-нибудь недавно увиденный фильм и всякий раз убеждаюсь, что во мне дремлет ко всему еще и гениальный сценарист с режиссером: никто не додумался еще спасать мир так лихо, так круто и так увлекательно…

И засыпаю легко и счастливо. В случае таких грез перед сном не бывает ночных кошмаров, несварения и прочих гадостей, а просыпаюсь свеженький, как муромский огурчик.

Правда, чаще всего после работы и перед сном я ловлю себя на привычной слабости: врубаю какую-нибудь новенькую рилтаймовую, начинаю строить свой мир, а там уже и не замечаю, как наступает утро. Конечно же, я баймлю практически только в рилтаймовые: для писателя это самое то – создаешь свой мир буквально с нуля, обычно это из каменного века, развиваешь все технологии, расселяешь народ по материку и отправляешь экспедиции на кораблях через моря и океаны, основываешь колонии на островах и других континентах, деревни превращаешь в города, создаешь новые учения, в интересах науки теснишь религию, но и ее не забываешь – она стержень любого народа, общаешься с соседями, дружишь во имя безопасности или торговли, иногда дружишь против кого-то, вступаешь в конфликты за земли, торговые пути, источники богатства, как то: богатые залежи железа, золота, серебра, а попозже – нефти.

Мы все то же самое проделываем с начала цивилизации: Гомер так же вел войска на осаду Трои, десять лет штурмовал ее, пока не взял и не разграбил, а потом в сиквеле успешной баймы долго квестил уцелевшего героя домой, преодолевая множество препятствий, вступая в схватки, побеждая где умом, где силой, а на последнем левеле, как водится, по законам жанра его ждал самый лютый бой с самыми главными противниками.

Да почему только писатели: мы все, все человечество, время от времени живем в баймах. Только у абсолютного большинства это не идет дальше утренних или вечерних грез, другие же выкладывают на бумагу, в результате чего и получается все это разнообразие: женские романы, фэнтези, боевики, приключения, эротика…

Так что, собственно, я должен быть счастливым человеком: занимаюсь в реале тем, что другие проделывают только в мечтах. Мне за это еще и деньги платят!.. Правда, это не совсем полная картина, умалчиваю только еще о своей «Последней цитадели», где я создаю и обосновываю мир, основанный совсем на других принципах, чем утренние грезы, еще затуманенные сном, не вполне отделившиеся от ночных желаний и видений. Но «Последняя цитадель» – особая тема, не хочу дать касаться ее всуе…

Хрен муромский, хоть и не строил цивилизацию на экране, но дважды просыпался в липком поту. Руки шарили в поисках одежды или одеяла, которое бы сбросить, но сплю голый, а собственную кожу сбрасывают разве что змеи да ящерицы. Встал, отправился в ванную. Барбос лежит на боку под дверью, дышит сипло, с хрипами. Не случился бы сердечный приступ, у короткомордых собак сердца слабые. Черт, когда же это я отключил кондишен… Или он сам вырубился от перегрева?

Из морозилки вытряхнул в тарелку полдюжины ледяных шариков, Барбос сперва не понял, что ему подсунули прямо к морде, ноздри затрепетали, уловил струйку прохладного воздуха, поднял голову, лизнул. Когда я обливался отвратительно теплой водой, он уже во всю гремел льдинками.

Заснул под утро, простыня влажная, кондишен тихонько взревывает от натуги, шелестящий шум напоминает непрерывный монотонный дождь, черт бы его побрал, уже месяц без дождей, прямо не Москва, а бедуинская Сахара…

Барбос поднялся со стоном, но его лобастая голова без протестов приняла тяжелый ошейник. Народ только-только выливается потоками из подъездов. Никогда я в такую дичайшую рань не выводил пса на прогулку. От утренней свежести ни следа, если даже и была такая.

У подъезда на лавочке разомлевшая от ранней жары консьержка лениво погладила Барбоса. Тот помахал ей обрубком хвоста. Лавочку притащили откуда-то из сквера, удобно старушкам сидеть и перемывать кости всем выходящим из пивного бара напротив. Правда, обычно сидят молодые ребята и девчонки, это называется тусовкой, что значит, кости перемывают еще как, старушки в ауте.

Барбос обнюхивал каждый кустик, а когда перешли шоссе, я дал ему полную волю, и зверюка вломилась в заросли. Я двигался по тропке, вдали маячат собачники. Их собаки носятся по кустам, но когда увидят Барбоса, это будет похоже на несущуюся навстречу конницу батьки Махно.

По тропке, что пересекалась с моей, прогуливался молодой парень. Увидев меня, расцвел, бросился навстречу, но из кустов вышел Барбос, остановился и посмотрел на него с интересом. Будет этот человек играть с ним или не будет?

Парень покосился на мою зверюку с осторожностью, сказал извиняющимся голосом:

– Вы знаете… на прошлой неделе меня покусала собака, я теперь обхожу всех стороной.

– Барбос, ко мне! – скомандовал я.

Барбос подбежал, вертя хвостиком. Я молча взял на поводок и потащил в сторону. Он смотрел на меня большими обвиняющими глазами. За что? За что меня? Ведь врет же, видно! Ведь все они, кто из-за изъянов в психике, кто по дури, но все, кто иррационально и панически боится собак, в оправдание всякий раз рассказывают одну и ту же басню, как однажды их покусала собака. Они все думают, что придумали оригинальную историю, но на самом деле, ты же знаешь, повторяют одно и то же и теми же словами, меняются только сроки: «На прошлой неделе…», «две недели назад…», «однажды…». Есть еще вариант, когда страдающий собакобоязнью придумывает и рассказывает леденящую душу историю, как в его дворе прямо вот на его собственных глазах собака «отъела пол-лица у крохотной дочурки моего друга…». Обязательно дочурки, заметь, а не сынишки, ибо девочку как бы больше жальче!

На самом деле, только в нашей Москве, ежедневно на улицах и в темных подворотнях убивают люди, а не собаки, и не просто сносят пол-лица, а именно убивают по пять-семь человек. Эта норма никого не волнует, но если хоть одна собака где-то кого-то укусит, то все газеты: правые и левые, западники и славянофилы – взрываются гневными статьями, расписывающими этот злобный укус, выпад этого злобного зверья против человечества, печатают фото, интервью с очевидцами, рассказы соседей, комментарии специалистов, рекомендации профессоров-собаколовов… хотя любой милиционер может подтвердить, что ежедневно в состоянии подпития хоть один гражданин да ухитряется укусить другого гражданина-собутыльника, но это нормально, это ничего, царям природы быть собаками и гораздо ниже собак можно, это называется расслабиться, оттянуться, побалдеть, словить кайф, вести себя естественно, раскованно, быть самим собой…

На том же самом деле, во всей десятимиллионной Москве не найти человека, которого действительно покусала собака. Нет, если основательно перетрясти, то одного-двух найти можно. Но надо еще выяснить, что же они такое творили, что собака их все-таки укусила. На самом же деле, если бы жители Москвы в таком же количестве держали, скажем, овец, то овцы кусали бы хозяев, прохожих и «сносили пол-лица маленьким дочуркам» гораздо чаще!

За спиной послышался виноватый голос:

– Простите… Я здесь вас уже вторую неделю ловлю!

Парень идет следом, на лице страх перед Барбосом, но глаза смотрят на меня с мольбой и непонятной надеждой. Теперь в руках видеокнига, где же прятал, даже фломастер приготовил, держит наготове, острие направив в сторону Барбоса.

– Меня поймать нетрудно, – ответил я, чтобы что-то сказать.

– Да… но такая собака не даст приблизиться, – промямлил он.

– Что вы, – возразил я жизнерадостно, – конечно, даст приблизиться! Иначе как же сможет покусать?

Он снова остановился, я подошел сам, взял, расписался на полупрозрачном футляре, смутно просвечивает лазерный диск, спросил как зовут, раз уж такой энтузиаст отыскал на входе в лес. Это совсем не в книжном магазине подойти на встрече с читателями, добавил несколько стандартных слов пожелания успехов в труде и личной жизни.

– Я в восторге от ваших книг, – выговорил он пылко, – как вы все это из головы придумываете?.. И все новое, новое… А ведь – я ж читал! – на свете только семь сюжетов, семь идей!.. Как вам удается?

– Больше, – сообщил я великодушно. – Ищите да обрящете!

– Но как же… Я ведь читал…

– На заборе тоже иногда бывает нечто написано, – сказал я еще любезнее. – Но не верьте, там все-таки до-ски.

– Но…

– Брешут, – прервал я. – Все брешут. Чтобы не искали, не перехватили у них сокровище. А сами знают, что сюжетов – море. Как и тем, идей… Скажите, разве во времена Бунина можно было писать о проблемах любви по Интернету? О ревности к виртуальным образам? Об эпидемии разводов из-за виртуального секса?.. О нравственности или безнравственности пересадки органов? О безопасном сексе? Продолжите сами. Окружающий мир ежедневно подбрасывает тысячи сюжетов, тем, идей, образов, что просто не могли родиться в головах писателей прошлого века. Просто берите эти темы и… пишите. Никаких чудес.

Теперь на его лице сталкивались противоречивые чувства, целые бури, штормы, тайфуны «Мани» и «Клары», ураганы. Слишком уж резкие и непривычные для этого мира вещи говорю. Страшновато поверить, что это правда. Какой же получается неуютный мир без вдохновения, муз, пегасов, лавровых венков, музыки сфер, озарений, видений, бермудского треугольника, тайваньских хилеров, деревьев-людоедов, молодильных яблок, рыцарских турниров…

Я взглянул на часы. Разговаривая, мы ушли от тропки с собачниками, и вообще я проляпал языком, объясняя очевидные для меня вещи, а Барбос так и не наигрался с приятелями.

– Увы, – сказал я, – нам пора возвращаться. Успешного вам воссоединения с природой!.. Знаете ли, шелест листьев, крик чайки… или дятла, цветы, муравьи, комары, стрекозки… Да, вдохновляет, вдохновляет…

Он смотрел вслед благодарными глазами, снова сбитый с толку. Черт, всему верит. И когда говорю истинную правду, кристально чистую и ясную, как вода в горном ручье, и когда – привычные ни к чему не обязывающие вещи, вроде «Как дела», ну надо же уметь разграничивать…

– Барбос, ко мне!

Барбос примчался с готовностью, спросил взглядом: а где палка? Или хотя бы кольцо?.. А что бросать будешь?

– Ничего, – ответил я, – домой пойдем.

Он хрюкнул в великой обиде и недоумении, посмотрел мне в глаза, стараясь увидеть, что я шучу. Обычно мы гуляем около часа, а если встречаем собачников, то и пару часов. А тут прошло всего с полчаса…

– У меня свидание, – объяснил я этой наглой зверюке, – рабочее, деловое. Это на простые можно опаздывать, а на рабочие – нельзя. Тем более что женщина придет ко мне домой…

Он посмотрел на меня с укоризной. Я развел руками. Да, придет молодая красивая женщина, и как-то само собой разумеется, что рано или поздно окажемся в одной постели. Или коитус не произойдет не там, но это неважно. Во времена молодости моего отца еще говорили о Единственной, что где-то ждет, но мы, более практичные и трезвые, понимаем, что если даже та Единственная и ждет нас где-то в Австралии, то мы никогда туда не доберемся. Она может ждать даже в соседнем городе, а то и в соседнем микрорайоне, но у нас разный режим работы, мы выходим на разные улицы к транспорту, у нас нет возможности встретиться.

Потому, вздыхая о Единственной, мой отец спал с женщинами из своего конструкторского бюро, его шофер Вася – с девками из диспетчерской, а я вот с женщинами из литсреды. Помню, как-то мне приписывали в пору моего начинания в литературе, что я спал с редактрисой в корыстных целях, но с кем еще было спать, если я чаще всего видел сотрудников редакций? А почему не с уборщицей в той же редакции, так та редактриса была в то время самой красивой женщиной «Радянського пысьменныка», крупнейшего издательства, да и вообще исключительно красивой женщиной. А уборщицу я оставил для вас, надо же делиться!

Кусты трещали, распахивались, как тростник, это Барбос, наверстывая упущенное, носится, подобно дикому кабану, успевая подхватить и зазевавшуюся лягушку, и прыгнуть на дерево, где белка на вершине, и просто пробежаться, подражая лосю.

А моя мысль, такая плавная и ровная, блаженно течет и течет без помех и порогов. Это когда бьюсь над образом или идеей для романа, приходится ломиться через каменные стены, а сейчас вот легко и во всех красках представляю, что это случится либо сегодня, либо завтра… но, скорее всего, сегодня. Мы будем лежать на диване, ее легкие чуткие пальчики будут чесать мне интимные места, а в паузах между делом будем говорить и о литературе.

Да, в случае с Кристиной, голову даю на отрез, что мне даже не придется быть инициатором, сама в первый же день преспокойно и умело трахнет меня, а потом объяснит, что это в чисто деловых целях: я буду с нею гораздо откровеннее, раскованнее, а она сможет лучше вести мои дела.

В гениталиях приятно потяжелело, я ощутил там жар, свистнул Барбосу уже повелительнее и пошел к дому.

Консьержка раскланялась приветливо, я один из тех, кто платит без задержек, а в наше время уже и это диво, Барбос повилял ей обрубком хвоста и лизнул в нос. Двери лифта распахнулись сразу, а дома у меня уже и кофе, и печенье, и всякие сыры с колбасками.

Комп услышал меня из прихожей, а пока я сбрасывал обувь, он уже тихонько гудел, проверялся, гонял вирусов, даже в нетерпении попробовал начать дефрагментацию: я, видите ли, напрасно поперся в душевую.

У него 600 гигагерц, хард на 400 терабайт, и то и другое на сегодня – предел. Говорят, что вообще 750 предел всему. Даже теоретический, так как эта скорость ограничена вообще скоростью нейтронов, но, думаю, умельцы сумеют обойти и этот запрет, как уже обошли тысячи других. Хотя для моей работы, если честно, и сотни гигагерц вполне хватило бы, да и столько терабайтов ни к чему. Я пока что не сумел его забить и на четверть, хотя сбрасываю туда фильмы без счета.

Но я люблю навороченные компы, как кто-то любит новейшие и самые мощные автомобили или роскошные дачи на Карибах. У меня бабок не хватает на роскошный «Бентли», тем более не потяну виллу за бугром, но если опять же честно, мне по фигу на чем ездить, а дача на Карибах мне и даром не нужна. Зато у меня самый крутой комп, самый лучший велосипед и самая умная и красивая собака на свете.

И даже самый красивый литагент, добавил кто-то внутри. Я насторожился, огляделся. Черт, а это откуда?.. Чтобы поставить на стол такой крутой комп, пришлось потрудиться, то же самое и в отношении лисапета, что по цене, как новенький автомобиль. Собака лучшая на свете уже потому, что это моя собака, а вот литагент откуда такой эффектный?.. Это только в сказках такая халява: дал объяву, а к тебе сразу красотка на шею! И с предложением всех-всех услуг. Но понятно же, что литагенты в массе своей – пронырливые мужички с юридическим образованием, а та малая часть женщин, что тоже литагенты, – серые невзрачные библиотекарские мыши, бывшие редакторы, неудавшиеся издательские работники.

Звякнул телефон, я сказал: «голос», и комната сразу посветлела от теплого и веселого голоса:

– Привет, это я, Кристина. Не сильно отрываю от работы?.. Спасибо. Отыскала ребят, что берутся составить карту всех похождений ваших героев. Распишут до мелочей.

Я поинтересовался:

– Это их не слишком напряжет?

Ее смех раскатился по всей квартире:

– Шутите?

– Серьезно. Не хотел быть кому-то в тягость…

– Они счастливы! Безумно счастливы. Вы же знаете, такие люди есть, их только найти…

– Спасибо, – ответил я. – Я знаю, есть вообще толкинутые, булгакнутые, рерихнутые…

– А теперь уже есть и факельнутые, – сообщила она почти злорадно. – Это ничего, что я уже готовлю предварительный план работы?

– Хорошо бы взглянуть, – сказал я.

– На предварительный? – перепросила она. – Окончательный вариант будет готов дня через три, а предварительный – хоть сейчас. Вообще-то предпочитаю по емэйлу, но надо кое-что обсудить. Когда привезти?

У меня с языка едва не сорвалось: «Да прямо щас!!!», – но я мысленно ухватил себя за горло так, что язык выпал и посинел, глаза выпучились, а рожа покраснела. Я ослабил пальцы, горло сделало осторожный вздох, и я сказал раздумчиво, так это должно было выглядеть:

– Ну, я стандартно работаю, как и большинство профи, до двух… Потом – свободен.

– Значит, в три?

– Годится, – ответил я и добавил, не удержавшись: – Жду.

– Договорились, – прозвучало в трубке.

Послышался щелчок, я остался наедине с собой и компом, но в комнате стало светлее и радостнее, словно ее раскатившийся смех оставался в квартире под столом, диваном, стульями.

Я повернулся к компу, на крутящемся кресле это в удовольствие, но что-то, что-то не восхотелось это… творить, создавать, лепить нетленку. Абсолютно неверна, хоть и красива фраза Льва Николаича: «Если можешь не писать – не пиши». Лев Николаич вообще был мастером многих сентенций, коим сам не следовал, иначе не стал бы тем, кем стал. Да и нет на свете писателя, который любил бы по двадцать раз переписывать рукопись, как делал это Лев Толстой, иногда поручая это жене, но правку все же вносил сам, а это гадкий и нетворческий труд.

Правда, иногда какой-нибудь Вася Пупкин победно заявляет: а я вот люблю править и переписывать! Ну, я молчу, что ответить? Это же Вася Пупкин, не Бальзак, который начинал писать только тогда, когда в ломбард сдавал одежду с себя, а сам сидел, завернувшись в одеяло. Это не Эмиль Золя, который выстригал себе половину головы, чтобы сидеть и писать до тех пор, пока отрастут волосы… Да любой из великих, чья жизнь хоть малость известна, ненавидел писать! Любой. Любят писать только графоманы. И, если следовать фразе Льва Николаича, то в литературе остались бы одни графоманы.

Увы, настоящие писатели-профи только любят придумывать произведения. Придумывать идеи, необычные темы, незатасканные образы, яркие повороты сюжета. Но когда дело доходит до воплощения всего великолепия в тусклые значки на бумаге, вот тут писатель и скисает… зато графоман мчится во всю прыть! Тут-то и начинается мерзкая, гадостная, ненавидимая профессионалами черная работа по правильному размещению значков алфавита на бумаге или экране компа.

Я обернулся в сторону кухни, гаркнул:

– Кофе!..

Прислушался, однако новая кофеварка работает бесшумно, не проверишь – услышала или глуховата на один сенсор, как предыдущие модели. Чертыхаясь, поднялся, на экране тем временем ожили и задвигались персы. В далекие времена их звали, сам застал ту дикую эпоху безкомпья, персонажами.

Обычно я работаю с персами, которых сам создаю и которых контролирую в каждом движении и каждом слове. Но для этого романа воспользовался системой андирект контрол, когда на своего персонажа можешь воздействовать только косвенно. Я не могу его послать, скажем, повеселиться с девчонками, если он, к примеру, дни и ночи сидит над книжками, но могу в опциях сдвинуть рычажок слухов, когда о нем начнут говорить в компаниях, как про импотента или любителя мальчиков, и он вынужденно явится в веселую компашку и «докажет», что с ним все в порядке.

Андирект контрол, как я понимаю, появилась как реакция на разглагольствования тех дурней, которые еще в старое бумажное время доказывали, что писатель не волен над своими персонажами. «Они живут своей собственной жизнью, они сами идут, куда хотят». Самым ярким из этих «свободных» был Юрий Олеша, хотя его современники утверждали, что это было не больше, чем кокетство перед читателями, а сам он всегда знал, чем начнет и чем закончит роман, не знал только, чем заполнит середину.

Вообще-то андирект, в самом деле, точнее отображает жизнь, ибо никто из нас не в состоянии напрямую воздействовать на окружающих людей. Разве что на своих детей, да и те могут заупрямиться, тут срабатывает система косвенных приманок: «не пойдешь играть, пока не сделаешь уроки», «будешь хорошо учиться – куплю велосипед», – а в отношении взрослых такими побудительными причинами может быть все, что угодно, начиная от простой податливости женщин, где рычажок можно сдвинуть от минимума до максимума, до изменения жалования и пр.

Я не могу, скажем, заставить своего перса съехать с этой квартиры и переселиться в нужный мне район, но я могу парой нехитрых комбинаций поселить рядом с ним пьяного негра Васю, который будет срать в лифте и в подъезде, расписывать стены, блевать под дверью, в то время как в нужном мне районе уже выстроен и сдается комиссии дом, где все жильцы заранее принимают меры, чтобы таких раскованных демократов в свой дом не пустить.

Но, конечно, я предпочитаю старомодный прямой контроль над персонажами. Он проще, дает эффект немедленно. Его нещадно эксплуатируют начинающие, но это вовсе не значит, что профессионалы должны его избегать, как сейчас все еще избегают изображений свастики, серпа и молота, красных звезд, снопа пшеницы, голубого цвета и прочего-прочего лишь на том основании, что эти изображения чем-то себя «запятнали».

Прямой контроль, в моем понимании, это и есть искусство, а этот андирект – ближе к дипломатии, к средствам воздействия на толпу всяких СМИ, вообще больше похоже на реальную жизнь, а почему я, писатель, должен копировать жизнь, если реально только искусство, а так называемая реальная жизнь – всего лишь его бледная тень?

Если я всего лишь следую за своими героями, то какой я творец? Не говоря уж о Творце. Я всего лишь бытоописатель жизни героев, а быт у них обычно серенький, скучненький, подвиги и прочие яркие моменты бывают редко. Если вообще бывают. А искусство – это умение отбирать только яркие моменты из жизни своих персов, даже если это самые серенькие людишки. Вон Гоголь взял самого серенького человечка на свете, но не следовал за ним, скрупулезно фиксируя, что ест да где бывает, а сразу взял самое значительное и ключевое событие в его жизни: кража шинели!

Наши дети… пусть внуки, уже и представить не смогут такой убогий мир, когда литературное произведение имело только один смысл… ну, в нашем значении, один сюжет, один уровень сложности. Конечно, гении древности, всякие шекспиры, ухитрились даже в буквенную форму заталкивать два-три смысла, вон в Коране вообще семь толкований в каждой строчке, но то исключения, а сейчас, будь добр, подай гарантированные пять уровней сложности, пять различных вариантов концовок, да к тому же еще не скатись в примитивную бульварщину!..