Текст книги "Владыки Мегамира"

ГЛАВА 13

Они останавливались поесть и отдохнуть еще пятнадцать-двадцать раз: сутки в Мегамире во много раз длиннее, чем в Старом Свете. Вернее, сутки те же, но из-за бешеного метаболизма, когда минута в Старом Свете равняется почти часу здесь, солнце от восхода до заката двигается с той неторопливостью, что вспоминаешь полярные широты.

Кася решалась отходить от места стоянки уже на десяток-другой шагов. Раньше полагала, что все эти страшные звери обязательно должны бросаться на нее, едва увидят… так бы и случилось в Старом Свете, но здесь мир перенаселен, каждый хищник из поколения в поколение охотится только на одну и ту же дичь, другими пренебрегает…

Влад наблюдал за ней краем глаза. С вершины дерева соскользнул солнечный луч. Остальной мир казался тусклым, а этот луч, как светящееся копье, наискось уперся в землю. В этом луче плавали мелкие существа, исчезали, едва выйдя за пределы светящегося столба, но взамен вплывали другие. Кася шла медленно, задумавшись. Когда ее ноги вступили в яркий круг, она внезапно засветилась изнутри, словно все ее тело стало фонариком с мягким светом. Влад засмотрелся, она вздрогнула, ощутив его пристальный и твердый, как его пальцы, взгляд.

– Что-то случилось?

– Да, – ответил он.

Она встревожилась:

– Что?

– Ты стала еще красивее, – ответил он.

Она запнулась, щеки ее залило горячим. Посмотрела на свои руки, скосила глаза на внезапно разбухшую грудь. Горячая, как кипяток, кровь ударила волной в голову, воспламенила плоть. Кожа горела, словно ошпаренная кипятком.

Сквозь кожу и плоть было видно, как через красноватую дымку. Красный, даже алый, как драгоценный рубин, комок часто схлопывается, качая кровь, видно, как по толстым трубкам от него бегут утолщения.

– Ты… хам! – сказала она дрожащими губами. Ее всю трясло. Она не понимала причины, зябко обхватила себя полупрозрачными руками. – Ты дикарь и хам!

Он рассматривал ее в упор своими огромными бесстыжими глазами. Она чувствовала, что он в самом деле видит ее насквозь, как сердце, печень, всю массу кишок, так и…

Горячая кровь прихлынула к лицу с такой силой, что кожа заполыхала как в огне. Она смотрела почти с ненавистью, а этот дикарь с удивлением похлопал глазами, сказал непонимающе:

– Что с тобой?

– Ты не должен так смотреть!

– Почему? – не понял он. – Ты очень красивая. Ты… везде красивая.

Она задохнулась от гнева и возмущения. Он все еще рассматривал ее во все глаза, на его лице было недоумение. А Семен, который наблюдал со странным весельем на лице, сказал бодренько:

– Да, она красивая. Именно – красивая. И ничего лишнего!

Кася спросила с негодованием:

– На что вы намекаете, Семен Тарасович?

– Намекаю? – удивился Семен. – Это был еще комплимент!

Владу, которому этот разговор был явно непонятен, сказал нетерпеливо:

– Головастик и Хоша уже отдохнули. И поели. Выступаем!

Снова мчались, мчались, наконец тени начали становиться все гуще, удлинились, а после еще двух привалов вовсе слились в сплошную угольно-черную полосу. Нижние части деревьев стали темно-зелеными, а верхние, пока что просвечивающие под прямыми лучами, тоже темнели – солнце опускалось.

Воздух оставался прогретым, но Влад все чаще обеспокоенно поглядывал на яркую синь вверху, наконец резко остановил Головастика:

– Заночуем.

– Ночной мороз еще не скоро, – сказал Семен предположительно.

– Я могу двигаться и ночью, – отрубил Влад надменно. – Мы все трое можем двигаться ночью! Но скоро выйдут на охоту бреклы.

Семен было приосанился, когда варвар заявил, что ночью могут двигаться все трое, не сразу понял, что в тройку героев они с Касей не входят. Бреклы – видимо, вечерние звери. Узкая экологическая ниша между знойным днем и холодной ночью, здесь звери должны обитать очень быстрые, нещадные, выходящие из нор внезапно, нападающие бесшумно, убивающие сразу.

Пока ксеркса расседлывали, он нетерпеливо дергался, Семен завопил, когда тот наступил на ногу когтистой лапой. Кася держалась в сторонке, наконец ракетную установку сняли, а Головастик вломился в заросли раньше, чем ее накрыли тентом.

Хоша, пока снимали ракетницу, тоже принял хищный вид, подергал всеми шестью лапами, проверяя мускулы, хотя, похоже, собирался охотиться там же, на Головастике.

Влад напился, смочил эпителий. Кася заметила, что особенно старательно он увлажнял сочленения и кожу на сгибах суставов. Она вытащила широкий пакет, а из него выудила такую же по ширине металлическую пластину. Он настороженно смотрел, как она ловко провела кончиками пальцев по самому краю. Металлический квадрат разделился на две скрепленные друг с другом половинки.

Снова ее пальцы постучали, погладили края, там едва заметные значки, темная металлическая поверхность пошла странной рябью. Влад потрясенно видел, как там, словно в ночи, заблистали искорки, похожие на блуждающих светлячков. Очень медленно высветилось яркое окошко, расширилось на весь темный квадрат пластины.

А затем там появилось четкое изображение… той пещеры, в которой Влада принимал на пир Верховный Вождь Станции остроглазый доктор Соколов! Влад застыл, мир перед ним качнулся. Он сам не заметил, как ноги поднесли его ближе. Из-за плеча Каси он смотрел на это чудо, старался ощутить запахи, не мог, затем в глубине пещеры мелькнул ярко-красный комбинезон. Мутное пятно обрело резкость – Соколов приблизился, глубоко сидящие глаза впились в лицо Влада, будто острые шипы.

Кася отодвинулась, сказала звонко:

– Здравствуйте, Иван Иванович!

– И вы тоже, – донесся с экрана нетерпеливый голос Соколова. – Нашли?

– Нет еще, – ответила Кася обиженным тоном. – Просто вы наказали сообщать о каждом шаге…

– Не в буквальном же смысле, – поморщился Соколов. – Как идет поиск?

За его спиной двигались размытые красноватые тени, слышался стук, поднимались клубы пара. Кася начала рассказывать, совершенно не удивляясь, что общается с начальником Станции вот так просто, с помощью двух таких сверхплоских пластин, а Влад потрясенно то поглядывал на ее лицо, то рассматривал Соколова. Видно было, как Верховный Вождь покосился в его сторону, но ничего не сказал. Кася тараторила недолго, по лицу Верховного Вождя было видно, что ему это неинтересно, а когда закончила сбивчивый отчет о разнообразии животных форм, он бросил коротко:

– Идите по расширяющемуся кругу. Наматывайте спираль вокруг Станции. Мы не знаем, в какую сторону они направились. Вероятность, как уже мы подсчитали, что они на расстоянии от трех суток ходьбы до недели.

– Мы уже прошли расстояние, равное двухдневному бегу, – сообщила Кася. – Может быть, пройти еще два-три десятка верст, прежде чем начать поиск?

Соколов сказал резко:

– А вдруг они поселились близко? Вероятность один к двенадцати, но упускать ее нельзя. На карту поставлено слишком многое. Я уже вызвал, как вы знаете, специальную десантную группу. Ее там, в Старом Мире, сейчас снаряжают. Но пока прибудут, мы обязаны искать своими силами. Не упускайте ничего, что может навести на след!

Кася кивала с несчастным видом, а когда Соколов поднял руку в прощании, с видимым облегчением захлопнула половинки металлической книги. Голоса и шумы Станции разом оборвались. Семен приблизился, сочувствующе погладил девушку по плечу:

– Не огорчайся. Его сейчас все теребят. Комиссия за комиссией! А он не администратор – крупнейший генетик, лауреат… Работать не дают. Как еще не бросается на всех, ума не приложу. Я бы не выдержал.

Только сейчас Кася сделала вид, что заметила замершего за ее спиной варвара. Ее слезы, едва начавшие накапливаться в уголках глаз, мгновенно высохли. Она гордо вскинула носик, а голос стал ядовито-вежливым:

– Как наша связь?

Варвар не двигался, но в лице его Кася читала сильнейшее потрясение. Он поинтересовался охрипшим голосом:

– Это… запахами? Или как-то иначе?

– Как-то иначе, – ответила Кася мстительно.

Варвар чуть сдвинул брови, спросил очень осторожно:

– Если не запахи…

– Ты у нас все знаешь в Лесу… – начала Кася.

Семен крякнул, отвернулся. Кася остановила себя на полуслове, словно поперхнулась, горячая кровь стыда прилила к лицу. Варвар груб, но не виноват, что Соколов ее обидел, уделив для связи лишь две минуты. Соколов не знает, как здесь страшно, иначе нашел бы время подбодрить, поддержать, как делал прежде. Варвар тем более не должен страдать от перепадов ее настроения. Пусть лучше думает, что она – заносчивая и злая, не желает выдавать тайну связи. Это не ранит мужское самолюбие, как если бы пришлось разъяснять устройство радиосвязи ему, человеку каменного века.

– Связь хороша, – выдавил варвар через силу. – Я не знаю животных, которые передавали бы такую четкую картину. Ни запахами, ни стуком, ни вибрацией почвы… Правда, самая четкая система связи у самых глупых и примитивных видов, а я ими никогда особенно не интересовался.

Семен опустил голову, пряча улыбку, отошел. Кася мгновенно вспыхнула, жалость к варвару разом сменилась острой неприязнью. Сравнил с животными! Глупыми! Примитивными!

Варвар, словно ощутив перемену ее настроения, ушел вслед за Семеном. Он, судя по его виду, не чувствовал себя ни глупым, ни примитивным. Явился дим, сладкий сок едва не выплескивался из ушей, а раздувшийся от сытости Хоша не сидел, а лежал между сяжками. Варвар с ходу принялся чистить Головастика, тот в свою очередь нашел на нем пятнышко плесени, шершавый язык едва не свалил хозяина с ног. Влад ухватился одной рукой за переднюю лапу, с треском тер миллионорублевым модулем по раздутому абдомену, постучал рукоятью. Могучий, как десантный танк, ксеркс послушно присел. Жесткая щетка с пронзительным скрипом пошла по бокам. Затем варвар продраил соединительные шарниры стебелька, швы на стыках сегментов, защитные пласты кутикулы.

Не пропустил ни клочка на панцире, ксеркс вовсе забалдел, по выражению Семена, – химик иногда употреблял вовсе шокирующие Касю определения, в такие мгновения она не верила, что перед ней доктор химических наук, – сейчас у грозного зверя можно украсть кошелек, обобрать его с головы до ног. Кася подозревала, что, если бы у бедного муравья было что красть, доктор наук и лауреат из непонятной женщинам лихости обязательно попытался бы это сделать.

– Как лижутся, – сказала Кася с отвращением. – Прямо как генсеки прошлых веков.

– Не ревнуй, – обронил Семен.

– Я? – вспыхнула Кася. – Просто смотреть гадко.

– А вдруг у них там эрогенные зоны? Касенька, не подходи с нашими понятиями. И не подползай. Это другой мир. Кстати, замкнутый. Муравьи, если ты знаешь, не могут жить без коллектива. Даже не в состоянии переваривать пищу в одиночку. А этот ксеркс жив! Почему? Подумай. А пока думаешь, просмотри комбинезон. Вон у тебя под коленом присосался подозрительный по виду грибок!

Она сердито отмахнулась:

– Ткань выдержит.

– Ее проверяли на прочность всего лишь в лаборатории! А здесь – джунгли.

– Ткань выдерживает все мыслимое, – повысила голос Кася. – Яды, кислоты, разрывы, проколы…

Семен умолк. Его комбинезон блестел. Подобно Владу и ксерксу, он чистился часто – Кася ощутила неудобство, женщина не должна выглядеть замарашкой. В Мегамире во всем откапываешь первоначальный смысл: мода на чистоту явилась из жестокой необходимости – грязнули вымирали первыми. В Старом Свете это случилось в пещерное время, а потом время от времени повторялось в античные и феодальные века, но здесь как раз и пошло отсчитывать время пещерное, античное, феодальное – все разом, все перемешано.

Тепло из воздуха уходило сперва медленно, затем Кася ощутила, как легкие судороги пробегают по всему телу. В Старом Мире кожа пошла бы пупырышками, а в Мегамире человек весь не толще прежней пупырышки – холод пронизывает целиком, одновременно с кожей остывают сердце, печень, внутренности. Чуть передержал, жди острую, режущую боль, если не умеешь заглушать. Старожилы научились вырабатывать прямо в организмах болеутоляющее, но неизвестно – к добру ли. Боль – сигнал о неблагополучии.

Подошел варвар, блестящий, как будто только что вынырнул из озера. Большие, как у эльфа, глаза внимательно взглянули на Касю. Она затаила дыхание. Вдруг почудилось, что этот странный человек что-то говорит. Могучая рука варвара вытянулась в направлении щели у подножия раскидистого мегадерева:

– Заночуем там.

Семен робко предположил:

– Не лучше ли… на мегадереве?

Влад не повернул головы:

– Не лучше.

Щель оказалась пустой, заброшенной, только крохотный паучок выскользнул и убежал, едва заслышал их шаги. От земли все еще поднимались теплые токи, прогретый солнцем слой уходил на многие метры.

Трещину закрыли сетью, пропитанной алломонами. К удивлению и возмущению Каси, их тент он отверг сразу, и теперь они видели темнеющий Туман неба через крупно-ячеистую сеть из его собственного снаряжения.

Кася боялась поднимать голову, как вообще боялась даже прикасаться к стенкам, откуда выступали и вроде бы даже шевелились страшноватые корни. До этой ночи она, как и Семен, никогда не спала вне Станции. Даже в первом поиске сбежавших генетиков они всякий раз к ночи возвращались на Станцию. Правда, всякий раз – это дважды. На третий день была авария, тогда впервые ночь прошла вне Станции, но Глеб и Кася были до того измучены, что не замечали ужасов – самый большой ужас был внутри, тело еще помнило, как на сумасшедшей скорости в мегадерево… А Ковальский из мертвого сна почти не выходил.

Сейчас варвар почти сразу заснул, стоя, привалившись к стене. Вообще Кася заметила, что он присаживается редко, а на четвереньки опускаться избегает вовсе. Ритуальное, как предположил Семен чуть раньше в разговоре. Запреты жрецов, шаманов. Ужасы наказания. Хотя, если честно, на четвереньках намного легче бегать. В Мегамире прямоходящего встречает масса трудностей, любое движение воздуха – даже не ветер – валит с ног. Примитивные племена обязаны становиться на четвереньки! Чересчур велик соблазн. А этот… Что-то с ним не все ладно.

Семен и Кася долго не спали, переговаривались, опасливо поглядывая наверх. Там на темном небе появилась огромная страшная фигура, поводила сяжками, сканируя ночные запахи и беседуя с Хошей. Тот и на страже не оставил жвалоносца. Семен удивленно покачал головой: и здесь, среди странных зверей, свои симпатии, привязанности! Мог же крохотный дракончик уютно устроиться на груди варвара в относительном тепле, но остался с ксерксом, греет другу лоб теплым пузом, скрашивает одиночество ночного дежурства.

Стены разогретого за день ущелья наконец остыли, потянуло холодом. Семен перехватил капсулку из руки Каси:

– Будешь разогреваться на ночь?

– Не могу же… в ночной анабиоз… как насекомые!

– Первые исследователи каждую ночь впадали. Может быть, потому и прожили так долго?

– Енисеев, Алексеевский?.. Они прожили долго, но все-таки погибли. А те их коллеги, которые жили по-человечески, умерли своей смертью.

– Как знаешь, Кася, – сказал Семен мирно. – Но в анабиозе никто не слышит твоего храпа…

– Что-о-о-о?

Семен отшатнулся:

– Я говорю вообще! Никто не храпит, никто не лягается, не стаскивает одеяло. Просто треть суток вычеркивается из суток! Нет, даже не вычеркивается. На холоде метаболизм замирает… Человек не стареет.

– Все равно, – сказала Кася упрямо. – Мы не должны подражать… насекомым!

Она даже во тьме ощутила, как покачал головой Семен. Но промолчал, спорить не стал – женщина всегда права. А если не права, то перед ней надо немедленно извиниться и продолжать заниматься делом.

Семен так и поступил: свернулся и заснул. Кася фыркнула, мужчины все-таки одинаковы, присела на корточки – в Мегамире спят в любом положении – не проснешься, даже если упадешь. Был случай, когда один заснул на мегадереве, его сдуло ветром. Досыпал там, а когда проснулся и обнаружил себя за тридевять земель, долго спрашивал всех, кто его снял.

Холод незаметно проник во внутренности. Мертвое оцепенение охватило сердце, сковало печень, сгустило кровь. Она ожидала леденящего страха, анабиоз подобен смерти, он и есть временная смерть, однако странное чувство покоя разлилось по телу. Она попыталась насладиться им, прочувствовать глубже…

…Но мешал возникший шум. Она недовольно подвигала плечиком, сердито открыла один глаз. В расщелине было светло, небо блистало синью, уже не расчерченное защитной сетью. Сверху доносились голоса. Сконфуженная, она поспешно покарабкалась по стене. Если это был анабиоз, то все равно они все не правы: обычный сон лучше! Ей всегда снились яркие сны.

На залитой утренним светом поверхности Семен с варваром скатывали его широкий сетчатый тент. Гигантского ксеркса не видно, но Хоша торчал столбиком на громадном камне, чистил перышки… ну, чешуйки или склериты, и звонко верещал, часто вскидывая к небу уродливую страшноватенькую морду. «Господи, это еще и канарейка!» – подумала Кася с отвращением.

– Как спалось? – спросил Семен жизнерадостно.

– Никак, – огрызнулась Кася.

Луч солнца опустился на деревья, медленно пополз по стволам. Все озарилось нестерпимо ярким сказочным светом. Кася невольно отшатнулась, прикрыла глаза ладонью, щурясь, остолбенела: всюду – на широких мясистых листьях, что лежат прямо на земле на ветвях, развилках стволов, вскинутых листьях наверху – сверкают, переливаясь всеми цветами радуги, искристые шары. Самые мелкие с ее кулачок, самые крупные – приплюснутые весом – с нее ростом: прикоснешься – влипнешь, как в жидкий клей.

Семен посматривал искоса, не мешал зачарованно любоваться: считаные секунды длится сказочная красота. Затем блестящая пленка пойдет рябью, капля росы прогреется, пойдет бурное испарение… Солнечный луч прожигает насквозь, через считаные мгновения от сверкающего шара останется мокрое место, да и то тут же высохнет бесследно.

До слуха Каси донесся голос варвара:

– Малец спрашивает у взрослого воина, летают ли червяки? Тот в крик, дурак, ты же видел червей, как же могут летать, у тебя вместо мозгов одни ганглии, чем ты думаешь… А малец вякает, мол, Верховный Вождь сказал, что летают! Тут воин снова орет: дурень, не понимаешь, поганые червяки все-таки летают, но низко, понимаешь, дурень, низко!

Семен ржал, топал ногами. Кася ощущала вибрацию почвы, как чувствовала и более далекие толчки, стуки, колебания. Подумала с удивлением, что, наверное, почувствовала бы задолго приближение землетрясения: изнутри обязательно шел бы особый треск, как от переспелого арбуза.

– Кася! – ворвался в уши резкий оклик. – Катерина!.. Не спи. Отправляемся.

ГЛАВА 14

Ксеркс уже был на поляне, ракетная установка плотно вцепилась в спину, прижалась как перед прыжком, чтобы не мешать охотиться в зарослях. С камня с визгом сиганул Хоша. В прыжке страшно вздыбил гребень и растопырил когтистые лапы – управлял полетом, как запоздало поняла Кася. Именно запоздало, успела в ужасе пустить под себя лужу: страшненький дракончик летел почти на нее. Ну не лужу, но все-таки…

Хоша брякнулся Головастику на лоб. Семен и Влад уже сидели рядом, скалили зубы, явно нашли общую тему для разговоров. Кася понимала, что это за тема. Когда такие разные мужчины находят общую тему, ясно, о чем чешут языки.

Она запрыгнула, ракетная установка разгораживала их, потому Семен тщательно проследил, чтобы девушка прикрепилась липучками и к спине дима, и к установке. Ксеркс почти прыгнул с места, Кася сожалеюще оглянулась на поляну, рассеченную расщелиной: блестящие драгоценные шары уже покрылись трещинами…

Ксеркс бежал осторожно, лавируя между блестящими бульбами. Попадались такие монстры, что даже он не рисковал задеть: пришлось бы ждать, пока солнце высушит каплю, освободит. Воздух был чист, плавали только бакты не крупнее ногтя, всегда голодные, ненасытные. Те, что покрупнее, поднимутся позже, когда раскроются цветы, когда в потеплевший воздух взметнутся крохотные частицы сладкой пыльцы.

– Ну и что? – спросила она ядовито. – Семен Тарасович, вы превращаетесь в антрополога? Специалиста по первобытным культурам?

– Почему? – удивился он.

– А зачем перебираете старые анекдоты?

Он в задумчивости наморщил лоб:

– Если честно, то просто интересно… А во-вторых, анекдоты – это, знаете ли, и умонастроение. Видя, какие анекдоты рассказывают, можно понять многое.

– И что же вы поняли?

– Многое, – ответил он с усмешкой. – Многое, Касенька.

У нее на языке вертелся вопрос, что же за этим многозначительным «многим», но, как заметила, варвар все же прислушивается к их разговору, хоть и небрежно, краем уха. Семен взглядом указал на его спину, Кася нехотя умолкла.

Вообще-то варвар больше вслушивался в неумолчный треск, звон, шорохи, писки, что неслись как раз из далей, до которых ехать еще полдня. Его ноздри начинали жадно раздуваться именно тогда, когда запахи вроде бы истончались или пропадали вовсе. Кася наблюдала за ним с жадным интересом, но едва его глаза начинали поворачиваться в ее сторону, она делала такое же каменно-надменное лицо, как у него или Хоши, таращилась в зеленую даль.

Головастик иногда круто сворачивал без всякой причины. В мире без гравитации инерция не швыряла из стороны в сторону, но непонятное раздражает, Кася терпела недолго, поинтересовалась ядовито:

– Кто у нас выбирает дорогу?

– Впереди богомол, – ответил Влад, не поворачивая головы. – Слева – стадо тенетников. Всего за полверсты.

Аромат этой женщины забивал все запахи, подмешивался в те, которые удалось поймать и понять. От него в голове возникали совсем не те картинки, которые может позволить себе мужчина в пути.

Сосредоточившись, он с трудом заблокировал этот аромат, а мозг тем временем составлял картину, полученную из запахов, звуков и вибрации почвы, что ждала их впереди. По пению, треску, писку ясно, кто где сидит или висит на стебле, но даже по отсутствию свадебных трелей – тоже понятно, ибо запах рисует пейзаж с роскошной конюшиной, богатой нектаром, но ревки из мелких джампов почему-то молчат, хотя без них и конюшина не конюшина. Значит, среди зеленых листьев и сиреневых, одуряюще пахнущих шаров затаился огромный хищный богомол, а дорогу пересекает огромный, как джамп, и тяжелый, как камень, неуязвимый хищник жунцль, покрытый толстой броней. Влад однажды видел как он стоял, широко расставив железные когтистые колонны, по тропе бежали ксерксы, несли добычу, а жунцль хватал сверху, в мгновение ока выпивал сладкий сок из раздутого абдомена, небрежным рывком отбрасывал искалеченного муравья. Сердце Влада облилось кровью, с того момента люто возненавидел жунцлей, богомолов и всех зверей, что обижают добрых и верных муравьев.

Вскоре впереди начал вырастать исполинский лес, раздутый соком настолько, что Влад сперва не поверил глазам. Сплошная стена сочной зелени! Земли не видно, как не видно и просветов. Деревья разных видов, все плотно притерты друг к другу страшной борьбой за выживание: миллиарды лет тому – противники, а сейчас – братья, отражающие вторжение других деревьев. Одни деревья с раздутыми стволами и крохотными листьями, другие – тонкостволые, вьются вокруг толстяков, нежно удушая, спешат вскарабкаться к солнцу.

Головастику временами приходилось протискиваться, кое-где даже подползать под стволами. Сочные листья чиркали по металлу ракетной установки. Тяжелые капли падали Касе на спину, расползались, приклеиваясь к бугристой кутикуле. Медленно пробрались мимо двух толстых могучих деревьев, по стволам стекал густыми волнами сок, застывал кольцами. Там копошились клещи – любители сладкого, меки, ревки, а гибкие деревья спиралями взбирались к небу, уже усыпанные по всей длине листьями и цветами. Хозяев же, по телам которых взобрались, душили за отпавшей надобностью в них, ибо наверх уже взобрались, можно опереться на других гигантов, а своего надо изничтожить непременно: подходит время ронять семена!

Кася посматривала на варвара со страхом, к которому примешивалось странное волнение. От варвара все время идет сильный тревожащий запах. Она улавливала его всеми фибрами тела, хотя эти неведомые фибры настолько закупорены плотной тканью скафандра, что она даже и не представляла, каким органом она чувствует его мощь, его желание сильного молодого самца – ведь он от нее всегда в сторонке, в ее сторону даже не смотрит, скотина, лицо каменное… э-э… кутикульное, а взгляд больших глаз эльфа все время рыщет по окрестностям.

Даже когда случайно – именно случайно! – попадает на нее, то тут же торопливо соскальзывает, словно наступил на противного червяка. Хотела бы, чтобы он хоть раз посмотрел на нее с такой нежностью, как смотрит на это отвратительное чудовище Хошу. Или хотя бы как на Головастика.

Подумав, она решила, что как на Головастика, лучше не надо, а вот как на Хошу… Представила, что его сильные руки трогают ее, гладят, за ухом суровый голос превращается в ласковый, пальцы чешут за ушами, вот касаются ее красивых полных губ, ярких как кораллы… тьфу, это он сует ей мерзкого клещика!

Она метнула на Влада такой возмущенный взгляд, что неподвижный варвар едва не пошатнулся от ментального толчка. Дальше он ехал, поглядывая на нее осторожно и с непониманием. Ноги крепче сжимали броню, на которой сидел, а выпрямленная спина… сказано, дикарь!.. вроде бы чуть сгорбилась в ожидании неприятностей.

Дурак, подумала она яростно. Тупица! Даже не потому, что дикарь, здесь они все дикари! Просто дурак. Тупой, как его дим. И что это за блестящий обруч прижимает к его затылку светлые волосы, без него в этом мире волосы бы торчали, как у ежа….

Она тихонько прошептала Семену:

– Не знаешь, в его племени красивые женщины?

Семен вытаращил глаза:

– С чего ты вдруг?

– Я в детстве точно так подвязывала волосы. Цветной лентой! Обруч ему идет, явно подбирала туземная эстетка со вкусом!

Семен оценивающе пробежал взглядом по кольцу из толстого металла, хмыкнул:

– По-моему, там другое назначение.

– Какое?

– Ну… можно ухватить противника за уши, треснуть лбом в переносицу. Мы в детстве так дрались без всяких карате и самбо. Один удар – враг в болевом шоке с рылом в крови летит с копыт!

В голосе доктора наук слышались странные мечтательные нотки. Кася брезгливо отвернулась. Семен Тарасович в детстве на скрипке не играл, в отличие от нее, это узнала, когда впервые знакомилась с коллегами по Станции, но была уверена, что такой вдумчивый и малоподвижный человек проводил ранние годы за шахматами или опытами с бертолетовой солью!

Воздух расступался перед ними тяжелый, плотный, наполненный густыми запахами сладких цветов. Листья лениво колыхались – зеленые, оранжевые, коричневые, на выпуклых квадратиках толпились толстые, неповоротливые звери. Многие подняли хищные морды, уставились на бродяг. Один подтянул под себя короткие лапы с могучими мышцами, другой угрожающе встопорщил гребень, шипы, и Головастик, не дожидаясь команды, ускорил бег. Позади слышался затихающий шорох опадающих мембран, стук склеритов, жвал.

Еще позже, когда вломились в стадо разномастных зверей, Головастик чуть присел, мышцы заскрипели, сокращаясь, брызнула струя едкого запаха. За деревьями затрещало, там взвились, треща неживыми крыльями, драконы и дракончики. Кася видела, как неожиданно и ярко заблистали яркие молнии на крыльях. С шипением и стуком прыгали с зеленых крыш малые джампы и жуки. Упал и начал спешно закапываться крупный зверь, отливающий металлом. Зато дальше в чаще трещало – огромный монстр, не обращая ни на что внимания, раздирал когтями или жвалами другого монстра.

Влад похлопал дима по огромному лбу:

– Вастик, не буди местное зверье. Пусть спят. Зато не сожрут невзначай.

– А кто там? – пискнула Кася тоненьким голоском.

Варвар равнодушно пожал плечами:

– Не все ли равно?

Кася, испуганная до комариного писка, нашла силы торжествующе посмотреть на Семена. Тот пожал плечами еще равнодушнее: девушка напоминала, что варвару якобы до всего есть дело, не лежит под пальмой, как принято у дикарей, так чего же, мол, сейчас ему до задней лапки сороконожки? Но уже и у него, профессионального исследователя, доктора наук, новичка в этом мире, в глазах рябит от диковин, страшилищ. Покажи ему сейчас среди насекомых жителя Марса или Сириуса – не отличит от местной фауны или флоры. Все смешалось, притупилось. А каково варвару, которому все здесь, возможно, обрыдло?

Через несколько часов непрерывного бега они после сплошных зарослей выбрались на сухую, прожаренную солнцем землю. Деревья здесь прижимались к почве, огромные жесткие листья скрывали землю. Головастик с ходу взбегал на эти зеленые мохнатые ковры, теперь даже Кася смутно ощущала по ту сторону огромного листа множество крупных, средних и мелких зверей.

Похоже, они нашли убежище от жгучих лучей, но в то же время могут из засады хватать неосторожных…

Головастик ломился напролом и через чашечки цветов, раз уж те на земле. От его лап, как от взрывов противопехотных мин, взметывались облака желтой пыльцы. Над ними с грозным ревом, поднимая ветер, всякий раз рассерженно проламывались через толщу воздуха летающие звери. Все страшно сверкали огромными фасеточными глазами, похожими на многоцветные кристаллы пультов управления. Один такой зверь, втрое крупнее Каси, упал ей на спину, прижал. Затем что-то чмокнуло, тяжесть исчезла. Кася со страхом и недоумением проводила взглядом мохнатое тело, что унеслось, блистая на солнце злыми молниями в изломах крыльев.

Тут же до икотки перепугал Хоша: уставился хищно, скакнул, прижал Касю лицом к ракетнице. Опять чмокнуло, Кася ощутила, будто от нее отдирают воротник комбинезона. Тут же по ушам лягнули костлявые лапы. Хоша великолепным прыжком вернулся на прежнее место между сяжками дима, вычислив и скорость бега, и плотность воздуха и наложив на все это силу толчка своих задних лап. В передних лапах держал белое круглое яйцо, что уже начало принимать цвет защитного комбинезона.

– Жрешь всякую гадость, – проворчал варвар. – Сиди на месте!

Кася потерла место, где муха успела отложить яйцо. Пальцы скользили по липкому. Маленький дракон все-таки взял и ее под защиту, хотя больше признает Семена. Доктор наук при каждом удобном случае пользуется недозволенными приемами: чешет ему толстое пузо, скребет за ушами.

Когда остановились на короткий водопой, Семен сказал с напускной легкостью:

– Влад, ты меня сразу останови, если я что брякну не то. Хорошо? Мы ведь друзья, верно? Я ведь не знаю многих законов, правил и ритуалов вашего племени…

Глаза Влада блеснули подозрением, а голос посуровел:

– Слишком длинное вступление. К чему это?

– Я же сказал, – ответил Семен с натужным смешком, – я ведь не знаю, что за правила в твоем племени. Но хочу узнать…

– Зачем? – потребовал Влад.

Семен развел руками:

– Прости! Я вот поэтому и не спрашивал, что ты можешь подумать что-то не то. Ну, что-нибудь нехорошее. Даже не знаю что. Просто о друзьях всегда хочется узнать больше. Наверное, даже нужно. Мне, как твоему другу, хочется узнать о тебе и твоем племени. Как живете, какие у вас обычаи, порядки, кто правит, верите ли в жизнь после жизни, в Великого Червяка, Создателя или Провидение… Кто был Первым Человеком, или же у вас сохранились легенды о Первых Людях, что явились в этот мир и создали ваш народ… Конечно же, самый лучший и призванный править миром…