Текст книги "Куявия"

ГЛАВА 11

Ратша всякий раз напрашивался с Иггельдом в полеты, Иггельд почти не отказывал, Ратша – великий воин, помимо того, что сам в схватке одолеет десяток бойцов, но еще и участник многих войн, знает воинские приемы, хитрости, ловушки, умеет выбирать позиции для открытого боя, для засад, знает, как завлечь противника в топкое или зыбучее место, превратить невыгодную позицию в выигрышную.

В Долине уже три дракона, на которых перевозят грузы: сам Черныш и драконы Беловолоса и Чудина, подрос Зайчик Яськи, уже второй год носит ее по небу, вот-вот заматереют драконы Шварна, Бофора и еще двух молодых смотрителей. В пещерах места еще есть, они тянутся вглубь, там тепло и сухо даже в лютые зимы, но в самой Долине поднимается пыль столбом, когда они все вылезают разом и начинают играть и таскать друг друга за хвосты.

Апоница стал и здесь главным смотрителем, помолодел, ожил, несмотря на суровую жизнь. На него пытались свалить и такие хозяйственные дела, как присмотр за шитьем теплой одежды на зиму или хотя бы за закупками, но он все сваливал на Ортарда, тот не отказывался, а сам весь отдавался выращиванию драконов.

Нижняя Куявия как будто и не помышляла о близком вторжении артан, хотя именно она лежит на пути в глубь Куявии, но в Средней и Верхолесье вовсю готовились к войне. А когда Иггельд и Ратша опускались на Черныше перевести дух и перекусить, везде стучали молоты, из кузниц охапками выносили деревянные пики с еще горячими наконечниками из бронзы, молоты, секиры, даже грубо выкованные мечи.

В одном некрупном селе на околицу пригнали коней, там обучали ратному делу молодежь и поселян, которые просились в поход, в отдельный амбар сносили припасы для войска: муку, крупу, копченое мясо. Везде Иггельд видел, как мирные поселенцы деловито смазывают салом луки, чтобы не рассохлись в походе, широкие поясные и заплечные ремни, на которых держаться тяжелым мечам, секирам, щитам.

Поскрипывали металлические панцири, их натирали мелом. К удивлению Иггельда, в каждой деревне таких панцирей находилось по два-три. Хорошо живут, оказывается, куявские поселяне: даже городская стража защищена кожей, разве что с железными бляшками, а в таких богами забытых селах попадаются цельнометаллические, их сняли с трупов знатных людей, это ж с каких войн берегут, хитрецы…

В деревнях народ чаще всего окружал Ратшу, в нем издали виден суровый и опытный воин, он чаще всех сталкивался с варварами, умел с ними воевать, знает их обычаи, варварские приемы войны. Его угощали, подливали вина в его кружку в корчме, привечали в каждом доме и жадно слушали, слушали, слушали.

Иггельд сходил в корчму, купил мяса и рыбы, покормил Черныша. Как обычно, широким кольцом собралась сельская ребятня, на огромного дракона смотрели со страхом и восторгом. Прибегали испуганные матери и уволакивали чада, возмущенно вопящие, что дракон, мол, хороший и детей не ест.

– Жди, – велел Иггельд. – С места не сходить, понял?.. Я отыщу Ратшу, и сразу полетим дальше.

Он всегда все рассказывал подробно, объяснял, уверенный, что Черныш каким-то образом все понимает. Да и вообще привычка разговаривать с Чернышом осталась еще с тех времен, когда в первые годы жизни в Долине вообще могли общаться только друг с другом.

Ратшу он застал на вытоптанной площади в середке села. Наступала ночь, горел костер, Ратша сидел на бревне, рядом еще пятеро из уважаемых селян, остальные сгрудились вокруг, едва не вступали в костер, жадно слушали.

– Артане храбры, – говорил Ратша внушительно, – но эта их храбрость оборотная сторона дурости. Артане никогда не отступают, это для них позор! А мы-то знаем, что бегство иной раз та же победа? Знаем. И пользуемся.

– Побежал, – сказал кто-то из селян рассудительно, – дык и воротиться можно!

– Верно, – согласился Ратша. – Артане идут в бой с голой грудью, а мы – закованные в доспехи. Артанину вроде бы легче драться, он ловчее и быстрее двигается, но нас не страшат его комариные укусы по хорошему доспеху. Зато если копье или дротик бьет в голую грудь… ха-ха, не родилось еще героя, чьи могучие мышцы выдержали бы удар моего копья!

– А если копье все же переломится?

– Само не переломится, – отпарировал Ратша. – Но если успеет перебить артанин, успевай выпустить из рук обломок и схватиться за меч. У тебя меч всегда должен висеть рукоятью вперед, чтобы сразу же ухватить, цапнуть!

Иггельд послушал за спинами, тихонько ступил в полосу света. Ратша увидел, кивнул, поднялся, огромный и красивый в суровой мужской мощи доспехов, длинного меча и кинжала на поясе.

– Надо лететь дальше, – сказал он значительно. – Если артане все-таки сюда доберутся, сумейте дать отпор!

В ответ загудели голоса:

– Не сумлевайся!

– Живыми не уйдут!

– Догоним и последние штаны с них сдерем!..

– С чем придут, от того и…

– Все шкуры слупим!

Прежде чем вернуться в долину, еще раз прошлись над Нижней Куявией, даже над сопредельными с Куявией землями Артании, но там никаких войск, с тем и вернулись. Правда, по пути остановились в Белой Веже – выгодный заказ, сразу же окружили, требовали вестей. Конечно же, о начале войны с Артанией. Особенно приставали с расспросами к Ратше, а на Иггельда засматривались разве что молодые женщины да еще отцы семейств, у которых поспевали дочери.

Ратша как мог рассказал, что знал, Иггельд наблюдал со стороны, видел, что горожане явно огорчились. Мирные вести, которым всегда рады, сейчас, напротив, огорчили даже женщин. Похоже, Куявия наконец-то ощутила свою безмерную мощь и страстно возжелала покончить с постоянно надоедающими варварами.

Прошла еще неделя, Иггельд сам поднял Черныша и отправился в затяжной полет над Нижней Куявией. Уже не слухи, он сам с большой высоты увидел, как огромное войско переходит вброд через пограничную речку, а дальше разбилось на огромные легкие отряды конников, что, как стремительные драконы, понеслись в разные стороны. За артанами можно следить издали по черным столбам дыма, по зареву пожаров, а если видел обширное пепелище и обгорелые трупы, то уже знал, здесь недавно прошли артане.

В Долине все восприняли с деловой хватки его дяди Ортарда по-своему: набрали заказов на оружие и доспехи, взвинтили цены, начали продавать втридорога снадобье из слюны боевого дракона, что якобы увеличивает силу в бою и оберегает от артанских топоров.

Еще через неделю в Долину дошли слухи, что захвачена и столица, славный град Куяба. Слухи оказались ложными, до стольного града артанам еще идти и идти, но молодежь Долины рвалась создать отряд и пойти на помощь. Все осложнялось тем, что накануне войны с Артанией тцар в очередной раз оскорбил бойков, запретив им летать на драконах над морем, а также приближаться на драконах к стольному граду ближе чем на три конных перехода. Старики роптали, что это, мол, оскорбление и недоверие, молодые приуныли, нельзя уже любоваться с высоты драконьего полета морем, да и вообще крылья подрезали не только драконам, но и им тоже, молодым и готовым послужить державе.

Никто, понятно, не решался нарушить приказ тцара. Старики говорили, что тцару только дай к чему придраться, чтобы быть правым в глазах сограждан, он тогда вообще запретит подниматься в воздух всем, кроме тцарских посланцев, а это погубит выучку драконов, так как им до зарезу нужны полеты.

Ратша сидел под скалой, точил меч. Меч достаточно остер, но ему нравилось делать лезвие еще острее, довести до остроты бритвы. Конечно, против закованного в железо воина это ничего не даст, но горделивые артане предпочитают сражаться обнаженными до пояса…

Он хищно улыбнулся. Артане сражаются так не только из-за какой-то особой храбрости: без лат гораздо легче двигаться, в поединках они побеждают куявских латников за счет скорости, ловкости, но кто умеет и не уступает артанам в скорости, тот не упустит преимущество хороших доспехов.

Через двор мелькнула широкая тень, тут же ветерок поднял пыль и погнал к обрыву. Ратша вскинул голову, мир перечеркнула огромная темная туша. Черный дракон стремительно опустился с синего неба, по каменным плитам с цокотом и желтыми искрами пробежали толстые темно-зеленые лапы. Дракон с усилием выставил в стороны крылья, замедляя бег, его остановило в двух шагах от Ратши, он с великим облегчением лег, морда оказалась прямо у сапог Ратши.

Ратша опасливо подтянул ноги.

Слезли Иггельд и Апоница. Апоница кивнул Ратше, приветствуя, молча ушел в дом. Иггельд хлопнул Черныша по щеке, отпуская, подошел к воину. Ратша встал, Иггельд уже не мальчишка, каким убегал из Города Драконов, пряча за пазухой жалобного дракончика, это основатель всего здешнего городка, и приветствовать его нужно хотя бы как равного.

– Да сиди ты, – воскликнул Иггельд. На щеках появился румянец. – Ты чего смеешься?

– Привыкай, – сказал Ратша. – Если я тебе кланяюсь, то и другие, глядя на меня, начнут кланяться. Так надо. Мир на этом держится. Что прикажешь?

Иггельд огрызнулся:

– Ничего я не приказываю! И не буду. Но, если хочешь, могу взять с собой.

– Куда?

– Да просто прокатиться вниз, на равнину.

– Когда?

– Да прямо сейчас.

Ратша оглянулся в сторону скачущего Черныша. Тот отыскал выброшенную старую шкуру быка, играл с нею, то подбрасывая, то делая вид, что боится, прячется, а потом нападая на нее сбоку, страшно скаля зубы и грозно взрыкивая.

– Не устал?

– С какой стати? Для Черныша от Города сюда рукой подать.

Ратша кивнул.

– Хорошо. Попей воды, а то скрипишь, как несмазанное колесо, я за это время все сделаю.

Иггельд молча направился в дом. Ратша прав, в горле в самом деле першит, скребется, царапает коготками. И хотя летал над горами, но кажется, что пыль из-под копыт артанских коней уже поднялась и сюда, к горным вершинам. А Ратша в самом деле все сделает. Уже не пугается, когда огромная закованная в прочнейший панцирь туша выпрыгивает из тьмы и бросается как на добычу: пасть разинута, клыки блещут, словно выдернутые из ножен клинки, топот, земля вздрагивает, в этом случае надо поскорее прижаться к стене, чтобы дракон не опрокинул, а он не успокоится, пока не оближет. Теперь, когда признал своим и Ратшу, приветствует его почти так же ликующе, как и Иггельда, хотя, правда, приказы начисто игнорирует, только скалит зубы и на особенно грозные команды просто стреляет длинным языком, стараясь залепить прямо в губы.

Кормит его, поит и чистит тоже Ратша, даже купает. Черныш освоился с этим действом, уже терпит, только следит, чтобы терли жесткой щеткой посильнее, чесали уши и стучали палкой по загривку. Ратша, как профессиональный воин, взял на себя и прочие мелочи, как-то: экипировка, седла, ремни, запас продовольствия, а когда пришли слухи о вторжении артан, неизменно брал в полеты тяжелые луки и связки с дротиками.

Да и вообще… Он ушел, точнее, убежал из Города Драконов, когда ему было десять. Сейчас двадцать пять, а безжизненная и зловещая Долина Ветров за пятнадцать лет превратилась в обжитой мир. Даже за десять: первые годы он выживал здесь сам, заваливал туннель, потом с ним были только полусумасшедшие Беловолос, Шварн, Худыш и Чудин, и только в последние годы сюда хлынули как учителя драконов, захотевшие научиться новому способу укрощения драконов, так и различные рудознатцы, плавильщики, кузнецы, приехали семьи, народ вышел из пещер и начал строить добротные дома. Некоторые, правда, так и оставили большую часть помещений в пещерах, лишь у входа пристроили дома на одну-две комнатки, так что нередко удивленный гость, ожидая обнаружить тесные каморки, где ютится вся семья, обнаруживал обширные залы.

И вот он, Иггельд, должен всем этим как-то заниматься, хотя он жаждет заниматься только Чернышом, мечтает побывать с ним в настолько далеких странах, чтобы вообще… добраться до края мира, который и есть самый настоящий Край, когда головой упрешься в хрустальный небосвод, что здесь в небесной выси, а там его основание упирается в землю!

Когда, напоенный и освеженный, успел даже наскоро умыться, вышел на крыльцо, там уже сидел благовоспитанно Черныш, Ратша стоял справа, словно готов подержать ему, Иггельду, стремя. Он и на Черныша сел только после Иггельда, как садится послушный и подчиненный воин.

– Все в порядке, – сказал он за спиной Иггельда.

– Взлет! – сказал Иггельд. – Черныш, взлет…

И опять он чуть опоздал: лапы Черныша начали подгибаться для прыжка в тот момент, когда слово «взлет» оформилось в сознании, а когда он начал вытягивать губы для первого слога, Черныш уже присел к самой земле, прижимаясь почти брюхом, а когда Иггельд только начал произносить, дракон уже метнулся в воздух, распростер крылья, мощно ударил по воздуху, еще и еще. Их вжало в седла, тела потяжелели, с каждым днем Черныш ухитряется выпрыгивать в небо все стремительнее, глаза на лоб лезут, а кишки топчут одна другую.

Не делая круга над Долиной, как всегда поступают другие драконы, чтобы запомнить, откуда вылетели, Черныш сразу взял верное направление. Иггельд снова подумал, что у них с Чернышом особая связь, дракон чует желания Иггельда, улавливает сразу, как только он осознает четко и ярко.

Ратша негромко посоветовал укрыться плащом. Ветер еще не досаждал, это придет позже, но Иггельд укрылся, Ратша прав, потом будет уже просто зябко.

Черныш все набирал высоту, ему нравилось, когда облака уходят вниз так далеко, что кажутся заснеженным полем. И только опускаясь к этой «земле», опускаясь долго, с потрясением обнаруживаешь, что этот слой вовсе не зимнее поле, а под ним глубоко-глубоко внизу еще одна земля: с лесами, полями, тонкими нитями рек, синими пятнами озер, зелеными – болот и стариц.

Сейчас Иггельд сказал строго:

– Нет, с орлами сегодня состязаться не будем. Иди так, чтобы рассмотреть не то что войска, но и масть их коней.

Он не понял, чему сзади коротко хохотнул Ратша. Черныш вместо того, чтобы резко снизиться, напротив, свободно начал набирать высоту, на землю вроде бы не смотрел, хотя у него глаза расположены так, что в полете вовсе не надо наклонять голову, это мешало бы полету, и так все видит…

– Ну что не так? – спросил он чуточку раздраженно.

Ратша хохотнул снова.

– Сказать или сам догадаешься?

– Уже догадался, – пробормотал Иггельд.

Вернее, не догадался, а вспомнил, подумал он хмуро, как не однажды дракон явно реагировал на нечто, что ускользало от зрения Иггельда. Не раз снижался для проверки, и всякий раз оказывалось, что под кустом либо задремал заяц, либо там птичье гнездо, а однажды дракон вовсе опустился в голой степи, Иггельд хотел его уже выругать, но Черныш яростно заработал лапами, земля полетела громадными комьями, тут же открылось гнездо с крохотными мышатами.

Иггельд обалдело мотал головой. То, что дракон увидел или учуял из-за облаков, само по себе чудо. Но зачем ему мыши? Или какая-то игра?

Не раз точно так же плюхались в реки и озера, над которыми пролетали. Иггельд поспешно соскакивал и наблюдал с берега, с каким азартом дракон ловит рыбу, гоняется из конца в конец озера, пробует нырнуть, но всякий раз на поверхности оставался толстый зад с шипастым хвостом, а когда Черныш поднимал голову, на ней свисали комья донной грязи, плети водяных растений.

Он давно понял, что обоняние дракона превосходит его собственное в сотни и даже тысячи раз, зрение тоже во много-много раз, а если Черныш не реагирует на мелких червяков, что грызут корни травы, то лишь потому, что неинтересны, а не потому, что не слышит. Возможно, слышит даже, как растет трава где-нибудь в Артании. И вот сейчас понял приказ, как Иггельд и приказал. Все правильно, надо думать, что брякаешь.

– Молодец, – пробормотал он, – молодец, умница… А теперь давай все же ниже. Ничего не поделаешь, мы с тобой хоть и видим отсюда…

– Но Ратша сзади не видит, – раздался сильный голос, в котором Ратша чересчур старательно прятал насмешку. – У Ратши, такого вот дурня, глазки ма-а-а-ахонькие!.. Как у червяка. Хуже того, как у человека, который даже видит, да не смотрит, а смотрит – ни черта не видит… Ого, что вон там?

– Где?

– Опустись ниже и подай Черняшку левее.

Иггельд сказал с неловкостью:

– Вот видишь, у тебя глаза лучше.

– Я просто привык замечать, – ответил Ратша. – Я не замечаю красот деревьев или озер, а вот… да, там что-то движется!

Иггельд видел сперва нечто мерцающее на серо-зеленой поверхности, Черныш замахал крыльями чаще, теперь он несся так, что догнал бы выпущенную из лука стрелу, встречный ветер свистел в ушах и дергал за волосы. Иггельд сбросил с головы капюшон, приложил ладонь козырьком к глазам.

На большом пространстве земля из зеленой стала серо-коричневой, и казалось, она слегка мерцала, словно покрытая рябью волн. Такое он видел только однажды, год назад, когда пролетал над полем, по которому двигалась исполинская стая саранчи. Саранча еще не отрастила крылья, но и такая, пешая, передвигалась с огромной скоростью, пожирая все на своем пути. После нее оставалась черная земля. Даже высокие деревья превращались в почерневшие, как после пожара, обглоданные до коры скелеты.

– Саранча, – вырвалось у него.

Поблескивающие искорки выглядели слюдяными крылышками, но точно так же с высоты блестит в солнечных и даже лунных лучах и обнаженное железо.

– Саранча? – переспросил Ратша. Голос звучал угрюмо. – Да, ты прав. На очень быстрых конях.

– А это значит, – проговорил Иггельд, – она уже отрастила крылья.

Ратша смолчал, Иггельд чувствовал его горячее, как у дракона, дыхание. Оба понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, и сейчас Ратша не удивился, когда Иггельд сказал громко:

– Черныш!.. Большими кругами!..

Крылья не сделали и взмаха, дракон едва заметно накренился, ветер чуть-чуть изменил направление. Они так и остались в центре мира как приклеенные, а мир внизу начал поворачиваться по дуге. Мерцающее пятно, что уже разбилось на множество крохотных скачущих на одинаково коричневых конях всадников, уплыло в сторону. Черныш снизился еще, уловив желание Иггельда, так летали довольно долго, наматывая широкие круги, пока Ратша не вскрикнул:

– Вон там!.. Десяток воинов!

Артане, обнаженные до пояса, мчались на быстрых степных конях тесной группкой, дракона не замечали, тот держался сзади, а чтобы тень не опередила, свернул, постепенно снижаясь, снова начал догонять быстро, как летящая птица. Ратша взял дротик, второй передал Иггельду.

Не сговариваясь, метнули одновременно, всадники неслись впереди, тяжелые дротики уменьшились, Иггельду почудилось, что растворились в воздухе. Черныш пронесся над артанами, снизу вроде бы крик, Ратша сказал со злым удовлетворением:

– Попал… Точно в загривок! Не такая уж у них и дубленая шкура.

– А я? – спросил Иггельд.

– Ты почти попал, – утешил Ратша. – Коня точно ранил.

– Бедный конь…

Их сильно качнуло, Ратша ухватился за ремни, умолк, Черныш развернулся по крутой дуге. Ратша снова подал Иггельду дротик, сам уже держал, всматривался, а когда проносились над артанами, с силой метнул. Артане, не испугавшись, выхватили луки. Стрелы, блистая на солнце крохотными искрами наконечников словно льдинками, взлетали быстро и часто.

– Не высовывайся! – предупредил Ратша строго.

Две-три стрелы пронеслись мимо, по дуге их вернуло обратно, остальные щелкали по панцирю Черныша. Иггельд сжался в страхе: одно дело – знать о неимоверной прочности лат дракона, другое… Черныш, поняв, что требуется, попросту завис над всадниками, те все еще неслись вскачь, но все больше расходились в стороны, стреляли и стреляли, стараясь найти уязвимые места в туше настигающего их крылатого зверя.

Ратша прокричал:

– Садимся! Их только восьмеро!

– А нас? – крикнул Иггельд.

– Нас? Нас целых трое!

Иггельд понял, на душе страшно и темно, велел Чернышу:

– Вниз!.. Посадка!

Черныш удивился, голос папочки встревоженный, будто бесстрашный и всегда все знающий и умеющий папа робеет, чего быть просто не могло, сложил крылья и пошел к земле, резко выставил крылья парусами, гася скорость, плюхнулся всеми четырьмя. Ратша тут же соскользнул на землю, уже в полном боевом вооружении, со щитом и мечом, Иггельд замешкался, но схватил услужливо протянутый меч, крикнул:

– Черныш!.. Рассей их!.. А вон того, видишь?.. принеси мне. Выполняй!

Черныш, что при первых звуках знакомой команды сразу начал в нетерпении грести лапой землю, сорвался с места. Это ж самое любимое: гонять, давить, хватать и приносить добычу. Во-первых, драконы – все и так гоняльные, давильные, хватальные и приносящие в гнезда добычу. Во-вторых, можно отвести душу и насладиться осознанием, что теперь не он боится этих больших и страшных существ на огромных храпящих конях, а они, ставшие такими маленькими, бегут от него в ужасе, а он их ловит, как цыплят. И, самое главное, так сказал великий и горячо любимый папа, что всегда прав, всегда все знает и умеет.

Артане повернули коней и понеслись на них, пригнувшись к конским гривам. Иггельд видел только широкие мускулистые спины да толстые руки с блещущими в них острыми топорами. Холод прокатился по телу, он стиснул челюсти, да не увидит Ратша, как его трясет, взял меч обеими руками и приготовился встретить натиск. Артан восьмеро, значит, двоих Ратша уже сумел ссадить с коней. И еще ссадит…

Черныш выметнулся навстречу, издал страшный грохочущий рык, от которого ноги подогнулись, сердце застучало часто-часто. Оглянулся на Ратшу, тот побелел, едва не выронил меч, а щит опустил вовсе. Черныш распахнул пасть, растопырил лапы и крылья и так врезался в отряд. Если бы не сумели сдержать коней, то сшиблись бы и, возможно, опрокинули бы объединенной массой, но кони испугались до визга, садились на круп, вставали на дыбы, поворачивали и уносили всадника, не слушаясь шпор и раздирающих рот удил, а Черныш налетел, начал опрокидывать вместе с конями, хватал пастью, бил лапами.

Двое всадников сумели справиться с конями и помчались на Иггельда и Ратшу.

– Мой левый, – предупредил Ратша.

Иггельд чуть не сказал, чтобы брал хоть обоих, но вместо этого сделал шаг вперед. Артанин налетел на огромном горячем коне, сам огромный и страшный, свирепый, с поднятым топором. Полуголый до пояса, он тем не менее выглядел облаченным в латы, настолько широка грудь, а обцелованная солнцем кожа цвета старой меди. Иггельд вскинул меч, послышался резкий звон, руки тряхнуло, артанин проскочил мимо, тут же развернул коня и ринулся на него снова. Коричневое от солнечного загара лицо перекошено бешенством. Он снова занес топор, искорка сорвалась с лезвия и кольнула глаз Иггельда, он отпрыгнул, извернулся и нанес встречный удар.

Кончик длинного меча задел кисть руки с топором в ладони. Как в кровавом тумане, Иггельд видел проскользнувшего дальше всадника на горячем коне, а кисть с зажатой рукоятью топора остановилась в воздухе, перевернулась, топор пошел острием вниз, а рукоять, брызгая кровью из вцепившейся мертвой хватки руки, последовала за ним…

– Берегись! – закричал Ратша.

Иггельд, все еще в оцепенении, медленно повернулся. Артанин, блестя огненными расширенными глазами, выхватил левой рукой кинжал и гнал коня прямо на проклятого куява. Иггельд отскочил, инстинктивно выставил перед собой меч, все так же держа обеими руками. Артанин прыгнул с коня, растопырившись, как лягушка, замахнулся ножом. Руки Иггельда тряхнуло, нож мелькнул перед лицом, он выпустил рукоять меча и отступил, а артанин, пронзенный насквозь, упал и забился в корчах.

Черныш все еще гонялся за всадниками, хотя в седле оставались двое, потом уже один, а кони с опустевшими седлами носились с безумным ржанием.

Подошел Ратша, вытер лоб, глаза пытливо всматривались в лицо Иггельда.

– Струхнул?

– Какое там струхнул, – едва выговорил Иггельд. – Меня всего трясет…

– Так всегда, – сообщил Ратша. – Первый раз человека жизни лишил. Потом привыкаешь. Вот курицу зарезать не могу… а человека – легко. Он же пришел с боевым топором! Знал, что идет убивать. Знал, что могут убить. Сам выбрал эту дорогу. Так что правильно, не терзайся. А вот курицу – не могу…

– Да, – прошептал Иггельд. – Да, Ратша… Прости, но меня все равно трясет.

– А ты смотри на Черныша, – предложил Ратша. – Сразу все понял. Видишь, как гоняет! Если коня скормить, он взлетит?

– Конь?

– Твоя жаба с крыльями!

– Еще как, – ответил Иггельд.

– А двух?

– Вряд ли. Если переест, ложится спать. Надолго. А когда спит, ничем не добудишься. Любой может подойти и убить…

Ратша с беспокойством следил за драконом, земля глухо гудела под его тяжелыми прыжками. Кони при всем ужасе перед чудовищем не убегали далеко, храня верность хозяевам, делали большие круги и возвращались к их телам. Черныш снова носился за ними, смешно подкидывая зад, а если догонял, то опрокидывал лапой и мчался за другим конем, а упавший вскакивал в ужасе. Стоял некоторое время, дрожа всем телом и дико вращая глазами, не понимая, что у него отъедено, а Черныш несся дальше, догонял, валил в восторге от такой игры и ликующий от ощущения силы и ловкости.

– Мой убит, – сказал Ратша кратко, – пойдем посмотрим, что с теми…

Еще двое артан поднялись с земли, с ободранными в кровь руками и лицами, бросились разом, плечо в плечо, одинаковые, как два степных льва. Ратша быстро и ловко обезоружил обоих, каждого ранив не смертельно, но глубоко и выбив из рук топоры. Один схватился за нож, Ратша тут же заступил Иггельда и нанес короткий удар. Артанин захрипел и повалился навзничь, из разрубленной груди широкой струей хлынула кровь.

Второй все нащупывал нож, в глазах ненависть, губы дрожали, а лицо искривилось в бешенстве.

– Остынь, – сказал Ратша громко. – Мы не воины, мы не обязаны воевать… и убивать. Ответишь на вопросы – останешься жить.

– Я ничего не скажу, – процедил артанин. – Вы, две грязные куявские свиньи, ничего от меня не услышите. Скоро придет доблестный Придон, всю вашу грязную страну поставит на колени!

Ратша мрачно кивнул.

– Да, это мы слышали. А где сам Придон?

– Там, где ему надо, – отрезал артанин. – Небо следит за его подвигами, небожители восторгаются им!

– Ну да, – сказал Ратша, – а если он…

Договорить не успел, артанин молниеносно ринулся, минуя его, на Иггельда, признав за старшего. Иггельд не успел даже отшатнуться, его пальцы сами по себе перехватили кисть с ножом у самого горла, сжали. Артанин вскрикнул, хрустнуло, нож выпал из побелевших пальцев.

Ратша, ругнувшись, ударил мечом, как копьем, в спину. Обагренный кончик стали высунулся из груди артанина. Он захрипел, сказал окровавленным ртом, откуда сразу хлынула красная струя:

– Он… придет… Куяба будет взята!.. Мы отомстим… За правду… За честь…

Ратша с силой дернул меч на себя, артанин повалился лицом вниз. Ратша наступил на спину, освободил меч, вытер окровавленное лезвие о штаны убитого.

– А ты быстр, – сказал он с удивлением.

– Да он был ранен, – сказал Иггельд, защищаясь.

– Не настолько. Да и кисть ты ему сломал как лихо. Я слышал, как трещали кости.

– Это ты придумал!

– Правда-правда, – сказал Ратша. Он оглядел Иггельда с головы до ног. – Ты вырос, Иггельд. Окреп. Я не считаю тебя мальчишкой, но ты уже сейчас сильнее всех мужчин, которых знаю. Самому пожить в пещерах, что ли?

Лошадь с торчащим в шее дротиком тяжело ковыляла, алая кровь стекала по ноге на землю. Ратша милосердно взмахнул мечом, прекращая мучения. Иггельд подозвал Черныша, указал на убитую лошадь, сказал хмуро:

– Ешь!.. Можно.

Ратша снял было седло по крестьянской бережливости, подумал, с жалостью почесал затылок.

– И куда это теперь?.. Эх, столько добра пропадает…

Он окинул взглядом убитых. Коней можно изловить, с убитых поснимать хотя бы сапоги, с коней – седла. Топоров сколько штук, ножи на поясах. Все бедное, но оружие у артан всегда добротное, сталь закаленная, а ножи почти не тупятся и не ломаются.

Иггельд сказал с неудовольствием:

– Можно бы взять, но… зачем? Мы за одну перевозку какого-нибудь загулявшего бера из одного края в другой получаем в сотни раз больше.

– И то верно, – согласился Ратша со вздохом. – Да только все равно жалко вот так бросать. Другие ж все равно подберут!.. Тут не пустые земли, не сегодня, так завтра наткнутся. Чем и не люблю войны, что всегда много добра пропадает! Сколько везде воевал, а так и не привык.

Рядом слышался непрерывный мощный хруст. Черныш лежал на пузе, лошадь подгреб обеими лапами и, прижмуриваясь от удовольствия, пожирал еще теплое сочное мясо. Одним глазом время от времени косился в их сторону и, убедившись, что все спокойно, снова зажмуривался и с наслаждением хрустел костями, вырывал огромные куски мяса и глотал, не разжевывая.