Текст книги "Золото партии: семейная комедия"

Колеблется. Отпирает бар и выпивает рюмку, потом устало опускается в кресло. Сверху доносится веселое тирольское пение.

Явление второе

Та же гостиная. В каталке дремлет Барабаш. По бокам сидят Оксана и переводчик Турусов. Она читает журнал «Вопросы истории», он – «Вопросы языкознания». Оксана прислушивается к дыханию старика.

ТУРУСОВ. Жив?

ОКСАНА. Дышит. Не дай бог помрет, куда пойду, даже не знаю…

ТУРУСОВ. Устроитесь по специальности. Не век же в сиделках ходить.

ОКСАНА. Не смешите, Николай Карлович! Кому в Москве нужны специалисты по истории Украины, да еще из Харьковского университета? Тут своих доцентов как собак нерезаных. Даже в школу учительницей не возьмут.

ТУРУСОВ. Почему?

ОКСАНА. Учебные программы разные. За годы незалежности у нас столько всего напридумывали… Стыдно повторять. Я ведь и с мужем из-за этого, можно сказать, разошлась…

ТУРУСОВ (придвигаясь к ней). Так вы теперь, значит, совсем одиноки?

ОКСАНА. Мы с мужем на одной кафедре защищались. Я ему говорю: Степан, ну какие еще укры в Древней Греции! А он аж трясется: «Ахилл был укром, и Гомер был укром, и Христос был укром. Мы – самый древний народ в мире!»

ТУРУСОВ. А разве не евреи самые древние?

ОКСАНА. Евреи – младшая ветвь палестинских укров.

ТУРУСОВ. Но это же бред!

ОКСАНА. Конечно! Но за этот бред теперь академиками становятся. Какое-то массовое помешательство. Нельзя любовь к своему народу или классу превращать в шизофрению. А Степан просто сошел с ума…

ТУРУСОВ. И куда же он подевался?

ОКСАНА. Не знаю. Я уехала. В Луганск. Наверное, записался в какой-нибудь батальон вроде «Айдара», воюет с ватниками. А может, убили его, дурака, под Волновахой. Я иногда думаю: вдруг это он мамин дом в щепки разнес? Степан в армии артиллеристом был…

ТУРУСОВ. М-да, история…

ОКСАНА. Ладно. Для меня он в любом случае умер. У вас-то как дела? Нашли Теодору невесту?

ТУРУСОВ. Ищем. Ходим по ночным клубам. Теодор пьет, танцует, с девицами знакомится, а я сижу в уголке и учу готландский диалект…

ОКСАНА. В таких условиях?

ТУРУСОВ. Да уж, это вам не профессорский зал Ленинки. Обожаю библиотечную тишину! Слышишь, как мимо проплывают мысли гениев.

ОКСАНА. Мы с мужем тоже из университетской читалки не вылезали. Своего жилья в Харькове не было, в аспирантском общежитии шумно. Сидели до закрытия. Степа достанет печенюшку, я потихоньку откушу, а он – хрусть на весь зал! На нас обернутся, а мы в Грушевского уткнемся и от смеха давимся.

ТУРУСОВ. А у меня диссертация по Грильпарцеру. Это такой поэт, австрийский. (С жаром декламирует.)

 
Auf die Hande kiiftt die Achtung,
Freundschaft auf die offne Stirne…
 

ОКСАНА (перебивая). Я не знаю немецкого.

ТУРУСОВ. Перевожу специально для вас, Оксана Тарасовна.

 
Руки целовать с почтеньем,
Лоб – с благоговейной дружбой,
Щеки – с восхищеньем нежным,
Губы с жаром целовать…
 

ОКСАНА. Смело!

ТУРУСОВ. Это еще не все:

 
Очи целовать в томленье,
Шею – с вожделеньем пылким,
В исступлении безумном
Остальное целовать!
 

Турусов пытается обнять Оксану. Она решительно отстраняется.

ОКСАНА. Ваш перевод?

ТУРУСОВ. Мой.

ОКСАНА. Замечательный. Но давайте не будем переходить от слов к делу.

ТУРУСОВ. Жаль… Мама говорит, из меня мог бы выйти Жуковский. Но теперь за это не платят. Вот и помогаю искать невесту тирольскому шалопаю, который по-русски ни бельмеса.

ОКСАНА. Николай Карлович, не смешите! Кто же невесту ищет в московских ночных клубах? Теодор вроде еврохлопец, должен соображать.

ТУРУСОВ. Ой, бросьте, Оксана Тарасовна, какая там Европа! Медвежий угол Тироля. Фурцдорф. Знаете, что значит по-немецки «фурц»?

ОКСАНА. Я английский учила.

ТУРУСОВ. А я знаю восемь языков и тринадцать диалектов! (Снова пытается ее обнять.) Я, видите ли, Оксана, обеспеченный одинокий мужчина…

ОКСАНА (отталкивает его). Не в деньгах счастье.

Входит Марлен, слушает их разговор.

ТУРУСОВ. Когда у вас выходной?

ОКСАНА. Завтра. А что?

ТУРУСОВ. Я хочу познакомить вас с моей мамой…

МАРЛЕН (нарочито громко). Маша!

Оксана оглядывается, смущается. Открывается дверь.

МАША-ДОЧЬ. Да, папочка!

МАРЛЕН. Да не ты!

ОКСАНА. Они еще не вернулись, Марлен Петрович.

МАРЛЕН. Какого черта! Я же сказал: часок. Уже темно. Не родила б в машине…

МАША-ДОЧЬ. Оксана, можно вас на минуту, вы мне не поможете?.. Помада под кровать закатилась… (Показывает на свой живот.)

ОКСАНА. Конечно, Мария Марленовна, иду.

Проходит в комнату Маши-дочери

МАРЛЕН (Турусову). Где Федька?

ТУРУСОВ. Теодор Марленович, пообедав, спит. Он устает.

МАРЛЕН. Нравится ему в России?

ТУРУСОВ. Очень!

МАРЛЕН. А что больше всего нравится? Наверное, девушки?

ТУРУСОВ. А вот и нет. Ваши охотничьи ружья. Особенно карабин «холланд-холланд» с оптическим прицелом.

МАРЛЕН. Губа не дура! Знаете, сколько этот ствол стоит? Целое состояние. Николай Карлович, вы поэкономнее там, в клубах. У меня трудные времена.

ТУРУСОВ. Я заметил.

МАРЛЕН. Как вообще у него настроение? Русский учит? Не хочет остаться?

ТУРУСОВ. Нет, что вы! Говорит: найду невесту и уеду в родной Фурцдорф. Вы знаете, как переводится «Фурцдорф»?

МАРЛЕН. Нет. Я английский учил.

ТУРУСОВ. Примерно так: «Деревня с неприятным запахом».

МАРЛЕН. Кстати, Николай Карлович, вы в сантехнике не разбираетесь? Там какая-то дрянь отовсюду прет…

ТУРУСОВ. Я лингвист, лучший специалист по баварским диалектам. Я…

БАРАБАШ (просыпаясь). Ты, сынок, заткни толчок валютой. Деньги не пахнут.

МАРЛЕН. Папа, как же хорошо, когда ты спишь!.. Почему здесь? Я же просил…

БАРАБАШ. Сынок, я руководил областью, которая равняется трем Франциям. Мне тесно в каморке. Мне простор нужен.

МАРЛЕН. Скоро поедешь на простор, в свой любимый ДСП…

БАРАБАШ. Никуда, сынок, я не поеду. Тебе нечем платить за меня. У тебя все счета арестованы.

МАРЛЕН. Ты-то откуда знаешь?

БАРАБАШ. Интернет – лучший друг пенсионера! (Вынимает из-под пледа планшет.)

ТУРУСОВ (Марлену). Как же так… Вы мне должны за две недели!

МАРЛЕН. Отдам, не волнуйтесь. Отвезите лучше папу в комнату.

ТУРУСОВ. Я…

БАРАБАШ. Знаю: лучший специалист. Везите!

ТУРУСОВ. Сначала отдайте зарплату!

МАРЛЕН. Какой же вы сквалыга! (Достает бумажник.) Отдам, но при одном условии.

ТУРУСОВ. Каком?

МАРЛЕН. Вы не будете знакомить Оксану с мамой.

ТУРУСОВ (нервно). Это мое личное дело!

МАРЛЕН (как бы убирая бумажник). А это – мое личное дело.

ТУРУСОВ. Ну хорошо… (Берет деньги.) Не забудьте добавить на клуб.

МАРЛЕН (вздохнув, добавляет). Вы меня разорите!

Турусов весело берет деньги.

БАРАБАШ. Марлезон, отстань ты от Оксаны!

МАРЛЕН. Это еще почему?

БАРАБАШ. Я на ней женюсь.

ТУРУСОВ. Петр Лукич, вам тоже нужна жена?

БАРАБАШ. Мне нужна вдова.

МАРЛЕН. Увезите, увезите его скорее!

Турусов увозит Барабаша. Марлен смотрит, сколько денег в бумажнике. Достает ключ, отпирает бар, наливает себе. Звонит по мобильному.

МАРЛЕН (в трубку).…Ну и как там наш Баксман? Он знает, сколько мы занесли, чтобы его утвердили?.. Будет отрабатывать. Слушай, у тебя мелочь есть?…Ну, пару лимонов наличными… Нет? Жаль. Будут новости – звони.

Плюхается в кресло, пьет. Из комнаты Маши-дочери выходит Оксана.

МАРЛЕН. Оксана, я хочу с вами серьезно поговорить.

ОКСАНА. Слушаю вас, Марлен Петрович.

МАРЛЕН. Как вам тут у нас живется?

ОКСАНА. Хорошо, спасибо.

МАРЛЕН. Отец вас не обижает?

ОКСАНА. Ну что вы! Очень обходительный дедушка. Мне у вас нравится.

МАРЛЕН. Не волнуйтесь, жалованье я вам выплачу.

ОКСАНА. Я не волнуюсь. Вы производите впечатление порядочного человека.

МАРЛЕН. От мужа вашего вестей нет?

ОКСАНА. Нет и, думаю, уже не будет.

МАРЛЕН. Если с отцом что-нибудь… Ну, я хочу сказать, если Петр Лукич отправится… к своим друзьям-ветеранам, вы можете здесь остаться. Нам скоро понадобится няня.

ОКСАНА. Спасибо.

МАРЛЕН. Но и у меня к вам просьба… Оксана Тарасовна, пожалуйста, не запирайте на ночь дверь вашей комнаты!

ОКСАНА. Так это вы дергаете ручку и дышите, как телок!.. Я думала, Турусов.

МАРЛЕН (жарко). Нет, я! Он на такое безумство не способен.

ОКСАНА. Марлен Петрович, не пойму: у вас есть жена. Молодая, красивая…

МАРЛЕН. Ее от меня тошнит. И меня от нее, честно говоря, тоже.

ОКСАНА. Зачем же вы женились?

МАРЛЕН. Трудно сказать… С женой ведь как с машиной. Думаешь, возьму свежую модель – и все сразу изменится….

ОКСАНА. Сколько же вы моделей поменяли? Три?

МАРЛЕН. Маша четвертая.

Сверху снова доносится тирольское пенье.

ОКСАНА. Ее тоже потом куда-нибудь в Тироль сошлете?

МАРЛЕН. Оксана, я никого никуда не ссылал. Я любил Эльвиру. Но еще в университете она увлеклась Рерихом, искала Шамбалу, впала в депрессию. Я отправил ее с Федей в Альпы, в санаторий. Она влюбилась в садовника… Гюнтера… Сложное всегда тянется к простому. Понимаете?

ОКСАНА. Еще бы! Чем проще люди, тем сложнее их понять.

МАРЛЕН. Гюнтер увез ее в свою тирольскую деревню. Я к ним ездил. Хотел забрать сына. Увы… Потом Эльвира сбежала в Гималаи, а Федора оставила Гюнтеру. Я летал туда, хотел забрать сына. Увы… Не запирайте дверь!

ОКСАНА. А как же Мария Павловна?

МАРЛЕН. Маша? А что Маша… Я увидел ее в Тамбове, на подиуме… Мы филиал банка открывали. «Вот она, новая жизнь!» – подумал я. А вышло как всегда: на новой модели ездишь по тем же колдобинам и выбоинам. Нет ничего хуже парного одиночества!

ОКСАНА. Прошвырнитесь с Теодором по ночным клубам. Говорят, помогает.

МАРЛЕН. Мне нельзя выезжать из дому. Опасно. К тому же я скоро стану отцом. Не запирайте дверь, Оксана!

ОКСАНА. Ваш папа хотя бы замуж зовет.

МАРЛЕН. Он всех сиделок замуж зовет. Ему так веселей.

ОКСАНА. Дверь я вам не открою. Мне собирать вещи?

МАРЛЕН. Лучше соберитесь с мыслями и еще раз подумайте!

Слышен голос Барабаша.

БАРАБАШ. Оксана! Оксана! Помираю!

ОКСАНА. Пойду накапаю.

Оксана уходит. Марлен некоторое время стоит в раздумье.

МАРЛЕН. М-да, за деньги можно купить все, что… продается. Любопытное открытие после стольких лет работы в банке.

Появляется Турусов.

ТУРУСОВ. Марлен Петрович, где тут ближайший банк?

МАРЛЕН. Вам-то зачем?

ТУРУСОВ. Сбережения хочу положить. Деньги должны работать, не так ли?

МАРЛЕН. Конечно! Когда-нибудь мы построим идеальное общество, где работать будут деньги, а люди – отдыхать. Не волнуйтесь, Николай Карлович, сегодня мои неприятности закончатся, и я лично отвезу вас в мой банк.

ТУРУСОВ. В «Бескорыстье-лимитед»? Я что, по-вашему, ненормальный?!

Турусов, уходя, сталкивается в дверях с Володей, который вносит на руках уснувшую Машу-жену.

ТУРУСОВ. Укачало?

ВОЛОДЯ. Растрясло.

МАРЛЕН. Почему так долго? Я же сказал: час.

ВОЛОДЯ. Она не хотела возвращаться домой. Говорила: сразу затошнит…

МАРЛЕН. Ты уволен.

ВОЛОДЯ. Уволен так уволен.

МАРЛЕН. Что с засором?

ВОЛОДЯ. Я же уволен.

МАРЛЕН. У тебя есть последний шанс.

ВОЛОДЯ. Позвонил на фирму «Сантехуют». Записали вызов. Сказали: ждите.

МАША-ЖЕНА (сквозь сон, гладя Володю по лицу). Милый, милый…

ВОЛОДЯ. Это вы ей, наверное, босс, снитесь…

МАРЛЕН. Надеюсь. Сгружай в кровать и сделай что-нибудь. Невозможно, Фурцдорф какой-то.

ВОЛОДЯ. Сейчас уложу вашу жену и вантузом пошурую. Пойдем в коечку, моя сладенькая!

МАРЛЕН. Что ты сказал? Какая еще «сладенькая»?! ВОЛОДЯ (после паузы). Я сказал: сладим как-нибудь… с засором.

МАРЛЕН. A-а… Ну, иди и не огорчай меня больше!

Володя уносит Машу-жену. Вбегает с улицы испуганный Турусов.

ТУРУСОВ. Там… там… джипы.

МАРЛЕН. Ну и что?

ТУРУСОВ. В сериалах на таких киллеры ездят.

Оксана быстро привозит на коляске Барабаша.

БАРАБАШ. Марлезон, к тебе коллеги пожаловали. МАРЛЕН. Какие еще коллеги?

БАРАБАШ. Бандиты!

МАРЛЕН. С чего ты взял?

БАРАБАШ. А что нам, старикам, делать? В окно глядеть да пенсию считать.

Вбегает, запыхавшись, Володя.

ВОЛОДЯ. Два бронированных «хаммера». Человек семь.

МАРЛЕН. Охране занять круговую оборону! ВОЛОДЯ. Охраны нет.

МАРЛЕН. Как это нет?

ВОЛОДЯ. Разошлась. Кто ж без зарплаты будет работать?

МАРЛЕН. Почему не доложил?

ВОЛОДЯ. Сказали же: не огорчать.

МАРЛЕН. Идиот!

ВОЛОДЯ (снимает кобуру с пистолетом). Я уволен?

МАРЛЕН. Нет! Нет!

ВОЛОДЯ. Мне бы зарплату повысить.

МАРЛЕН. Хорошо. Потом. У тебя сколько патронов?

ВОЛОДЯ. Обойма.

БАРАБАШ. Маловато на такую ораву.

МАРЛЕН. В полицию надо звонить.

БАРАБАШ. Поздно. Пока докондыбают, ляжем здесь, как двадцать восемь панфиловцев.

МАРЛЕН. Что же делать? (Турусов бочком пытается улизнуть.) Вы куда?

ТУРУСОВ. Мне надо учить готландский диалект…

БАРАБАШ. Стоять! На том свете все говорят по-русски. Принимаю команду на себя. Капиталистическое отечество в опасности. Коммунисты, шаг вперед! Оксана, звони в полицию!

ОКСАНА. Есть, командир.

БАРАБАШ. Если что, перевязать сможешь?

ОКСАНА. Месяц была санитаркой на блокпосту.

БАРАБАШ. Молодчиха! Марлен, отпирай оружейку, всем раздать стволы!

МАРЛЕН. Папа, у меня коллекционное оружие.

БАРАБАШ. Под трибунал отдам!

Марлен убегает. Оксана звонит в полицию. Турусов мечется по холлу.

ТУРУСОВ. Мы все погибнем! Меня нельзя убивать. Я знаю восемь языков и тринадцать диалектов.

ОКСАНА. Никого нельзя убивать, кроме врагов.

БАРАБАШ. Не бздеть! В сорок седьмом я приехал лекцию читать в Литву, а тут «лесные братья» нагрянули. Мы с партийным активом заняли круговую оборону, к утру и Смерш подоспел. Всех положили. Троих лично застрелил.

Вбегает Марлен с охапкой оружия.

ТУРУСОВ. Я пацифист.

БАРАБАШ. Пацифист? Тогда вот тебе! (Протягивает ему боевой арбалет.) А эту (винтовку с оптическим прицелом) отдай Федьке. Он о ней вроде мечтал. Вундербар! Вундербар!

ТУРУСОВ. Значит: восхитительно!

МАРЛЕН. Но это же «холланд-холланд». Мой лучший карабин! Он стоит…

БАРАБАШ. Коммунисты на детях не экономят. (Турусову.) Отнесешь Федьке и скажешь: подарок от деда. Дуй! С мансарды угол обстрела хороший. Патронов и стрел не жалеть!

ТУРУСОВ. Понял: гешенк от гросфатера. Есть, командир!

Убегает с карабином и арбалетом.

ВОЛОДЯ. А мне куда, командир?

БАРАБАШ. Ставлю боевую задачу: дуй в мою комнату, там через окно по дереву на соседний участок. Зайдешь с тыла. Понял?

ВОЛОДЯ. Есть зайти с тыла! Но… боеприпасов маловато.

Сверху доносятся восторженные тирольские рулады.

БАРАБАШ (кивая наверх). Оценил ружьишко, поросенок тирольский/ (Сыну.) Марленка, выдай Вове карабин с патронами.

Марлен, поколебавшись, выделяет охраннику ствол.

ВОЛОДЯ (принимая). Спасибо, босс, такой подарок!..

МАРЛЕН. Какой на хрен подарок! Это же вертикалка «Меркель».

БАРАБАШ. А зачем нам горизонтальная «Меркель», правда, Вова? Бери! (Подмигивает.) Владей и балдей. Выполнять приказ!

ВОЛОДЯ. Есть, командир!

Володя убегает с карабином.

МАРЛЕН. Папа, ты совсем одурел. Я заплатил за этот ствол…

БАРАБАШ. Не журись, сынку, у тебя все равно имущество отберут – бандиты или государство.

ОКСАНА. Командир, в полиции глухо. (Передразнивая.) «Ждите, вам обязательно ответят…» А можно и мне ружье?

БАРАБАШ. Умеешь?

ОКСАНА. Научилась.

БАРАБАШ. Выбирай! Марлезон, баррикадируемся! Если войдут, стрелять залпом на поражение. (Громко.) Машки!

Открываются сразу обе двери.

ОБЕ. Что такое, дедушка?

БАРАБАШ. Слушай мою команду, матрешки! Запереться изнутри. Сховаться под кровати. Пузы подушками прикрыть. Что бы ни случилось, не отпирать, молчать, не блеять, не высовываться. Ясно?

ОБЕ. Ясно, командир!

Скрываются в комнатах.

БАРАБАШ. Оксана, ну что там у тебя?

ОКСАНА. «Ждите, вам обязательно ответят…»

БАРБАШ. Одно слово – полиция. И кому наша народная милиция мешала? Вали мебель!

Выбегает Володя с карабином.

ВОЛОДЯ. Командир, бандиты попа вперед пустили. Стрелять?

БАРАБАШ. Какого еще попа?

ВОЛОДЯ. В голубом.

БАРАБАШ. Ряженый. Бдительность хотят притупить. Но все равно не трогать! Мало ли что… По служителям культа мы план еще в двадцатые перевыполнили.

МАРЛЕН. Попа? Погодите!

БАРАБАШ. Драться и родить – некогда годить. Оксанка, подсоби!

Оксана подбегает к нему. Барабаш, опираясь на ее плечо, встает.

МАРЛЕН. Папа, так ты ходячий?

БАРАБАШ. Я стоячий!

Тишина. Появляется священник в голубых поручах и епитрахили.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Мир дому сему!

Защитники опускают оружие. Раздается мощный храп. Барабаш спит стоя. Оксана бережно усаживает его в кресло.

Второе действие

Явление третье

Тот же каминный зал. Марлен, Володя, отец Василий.

ВОЛОДЯ. Не помер Лукич-то наш?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ.…Без покаяния.

МАРЛЕН. Жив. Врачи говорят: пиквикский синдром. Раз – и захрапел.

ВОЛОДЯ. Устал от жизни дедушка. Девяносто лет как-никак… С гаком.

МАРЛЕН. А ты от чего устал, урод? Ослеп? (Передразнивая.) «Бандиты попа вперед пустили!» Из-за тебя в сына родного чуть не пальнул. (Сыну.) Прости, Васек! (Володе.) Ты уволен!

ВОЛОДЯ. Ну да: как отстреливаться – «сколько у тебя патронов?» А как отбились – сразу уволен.

МАРЛЕН. От кого ты отбился, Рембо недоделанный?

ВОЛОДЯ. Уволен так уволен. Надоело! Я объявление видел: детскому саду требуется педагог-охранник… (Хочет уйти.)

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Постой, Владимир! (Отцу.) Нельзя же так с людьми. Человек просто обознался. (Володе.) Как же ты меня не узнал, чадо неразумное?

ВОЛОДЯ. А как узнать-то, отец Василий? Я тебя в голубом никогда не видал. Да и джипа у тебя вроде не было… Купил, что ли?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Какой там «купил»! С нашего прихода, как зимой с огорода. И колымага моя сломалась. А в голубом – так Сретенье сегодня. (Отцу.) Ты не гневайся на Владимира. Это Господь тебя так испытывает…

МАРЛЕН. Замучил он меня испытаниями в последнее время.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. А ты задумайся: почему испытывает и знаки посылает.

МАРЛЕН. Ну и почему?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Потому что заповедано: «Не давай денег в рост». Грех это. Процентная ставка – от дьявола.

МАРЛЕН. Значит, Центробанк – от Сатаны. Сынок, если бы я не грешил, тебя бы на свете не было, понял?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Вестимо, папа.

МАРЛЕН. Как мать-то?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Бодра. В храме подвизается.

МАРЛЕН. А сам как?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. С Божьей помощью.

МАРЛЕН. Гляжу, Василий, ты тоже не без греха: с бандитами водишься.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Не вожусь, а наставляю на путь истинный. Почувствуй разницу. Десять лет одинцовские и звенигородские бились насмерть. Но вразумил их Господь. Приехали ко мне в храм. Бух на колени: «Благослови, отче, на вечный мир!» – «Ладно, – говорю, – но я на требы опаздываю». А они: «Мы тебя потом домчим с ветерком!» Прочел я над ними молитву «Умиривающую во вражде сущих» и – к вам. Полиция только честь отдавала.

ВОЛОДЯ. А что, и такая молитва есть?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. А как же! (Поет.) «…Благодарим тя, Владыко Человеколюбче, Царя веков, и Подателя благих, разрушившаго вражды средостения, и мир подавшаго роду человеческому-у-у…»

Открываются двери, и выглядывают обе Маши.

МАША-ДОЧЬ. У вас тут выездной молебен?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Храни тебя Господь, сестро!

МАША-ДОЧЬ. И ты будь здрав, брато! Вась, у тебя в приходе семнадцатый век, что ли?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Почему семнадцатый? Двадцать первый, к сожалению.

МАША-ДОЧЬ. Нет, семнадцатый. И говоришь ты как-то по-старославянски.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Я-то как раз по-русски говорю. А вот ты у нас до сих пор нехристь. Русский человек должен быть православным. Приезжай, окрещу!

МАША-ДОЧЬ. Мне нельзя.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Почему? Господь всех призывает.

МАША-ДОЧЬ. Я, брато, язычница! Поклоняюсь Яриле в виде двухметрового фаллоса.

ОТЕЦ-ВАСИЛИЙ. Ах, кощуница, язык без костей! Господи, помилуй сорок раз!

МАРЛЕН. Маша, как не стыдно! Закрой дверь! (Маша-дочъ закрывает дверь, Марлен – Василию.) Замучился с ней: дерзит, не говорит, от кого беременна…

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. От Ярилы, наверное.

МАША-ЖЕНА. Батюшка, можно вас на минуточку? Исповедоваться!

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. А думаешь, хватит тебе минуточки, жена непраздная?

МАША-ЖЕНА. Хватит. У меня только один грех.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Не смертный, надеюсь? Ладно, загляну к тебе потом, поговорим, заодно прочитаю молитву перед порождением.

Маша-жена закрывает дверь.

ВОЛОДЯ. И даже такая молитва есть?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. В Божьей церкви на каждый случай молитвенное прошение имеется.

ВОЛОДЯ. Ух ты! (Тихо.) А для храбрости тоже есть?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. А как же/ (Громко, нараспев.) Против супостатов, находящих на ны-ы-ы! Но лучше сто грамм.

На голос в холл заглядывает смущенный бандит.

БАНДИТ. Ну, мы поехали, что ли, батюшка?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. С Богом! И помните, что мне обещали.

БАНДИТ. Обижаешь! Крест целовали…

Вбегает Турусов.

ТУРУСОВ (оживленно). Едем клубиться!

МАРЛЕН. Едете… что делать?

ТУРУСОВ. Так молодежь теперь выражается. В клуб едем. Марлен Петрович, забыл взять у вас деньги на такси – обратно.

МАРЛЕН. А туда?

ТУРУСОВ. Туда нас ребята довезут, мне лишнего не надо! (Кивает на бандита.) У них, оказывается, свой клуб есть. «Альпенштрудель». Мы там еще не были.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Знатный вертеп! Я освящал. Но уж очень дорогой и шумный.

БАНДИТ. Для вашего, батюшка, брательника и его друга сегодня бесплатно.

МАРЛЕН. Николай Карлович, верните, что я вам выдал на клуб. У вас сегодня все включено.

Турусов нехотя возвращает.

ТУРУСОВ. Какая мелочность!

МАРЛЕН (пряча деньги). Копейка доллар бережет. Как там Теодор?

ТУРУСОВ. На джипы любуется. Он в Фурцдорфе таких никогда не видел.

Снаружи доносятся восхищенные тирольские рулады

БАНДИТ. Поехали уж, что ли… На стрелку опаздываем.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. С Богом! У знаков «Осторожно, дети!» притормаживайте.

БАНДИТ. Знаем. Не с Кавказа.

Уходят. Слышен шум отъезжающих машин.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. А брат Федор в какой у нас вере крещен?

МАРЛЕН. Не спрашивал. Может, такой же рерихнутый, как и его мать.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ох, грехи наши тяжкие… Господи, помилуй сорок раз!

Выходит Оксана.

ОКСАНА. Петр Лукич проснулся.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. И часто у него теперь так?

ОКСАНА. Часто. Доктор сказал: в любой час может уснуть и не проснуться.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Плохо. Без покаяния. Надо бы соборовать, исповедовать и причастить. Как знал, запасные дары захватил.

МАРЛЕН (отозвав сына, тихо). Вась, и по поводу женитьбы деда пристыди.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ладно, попробую усовестить.

Василий уходит с Оксаной. Володя тоже хочет уйти.

МАРЛЕН. Ты-то куда?

ВОЛОДЯ. Мария Павловна просила с ней побыть. После наезда ее всю трясет.

МАРЛЕН. Ты охранник-водитель, а не сиделка. Патрулируй периметр, чтобы муха не пролетела. За что я тебе плачу?

ВОЛОДЯ. Вы мне не платите.

МАРЛЕН. Завтра получишь. Ступай!

ВОЛОДЯ. Как скажете, босс.

Володя идет к выходу. Марлен поворачивается к нему спиной, достает телефон. Охранник, улучив момент, ныряет в комнату Маши-жены.

МАРЛЕН (в трубку). Алло, ну как там?.. Еще заседают? А почему так долго?.. Нет, не психую, просто я нервный сегодня. Сначала этот Пумпянский мозги ел, потом одинцовские заезжали. Нет, я с ними не работаю. А зря, наверное. На проводке и конверте можно хорошо наварить. Звони, как только!.. Погоди, ты что от нервов пьешь?.. Irish single malt. Двадцатипятилетний? Надо попробовать…

Пока он говорит, в комнату входит Волковец в шляпе и темных очках. Осматривается. Вежливо кашляет. Марлен оглядывается.

ВОЛКОВЕЦ. Добрый день!

МАРЛЕН. Добрый… (Пугается.) Как вы вошли?

ВОЛКОВЕЦ. Через дверь.

МАРЛЕН. Уволю! Не дом, а проходной двор. Я же сказал, верну вклад через десять дней согласно договору.

ВОЛКОВЕЦ. Вклад? Нам? Оригинально.

МАРЛЕН. А вы разве не из ФЗХ?

ВОЛКОВЕЦ. Нет, я из ФСБ. Майор Волковец.

МАРЛЕН. Час от часу не легче. Перед вами-то чем я провинился?

ВОЛКОВЕЦ. Ничем. Пока. (Вынимает снимок.) Вам знакомо это лицо?

МАРЛЕН. Нет, не знакомо.

ВОЛКОВЕЦ. Уверены?

МАРЛЕН. Абсолютно. Такую наглую физиономию я бы запомнил.

ВОЛКОВЕЦ. Вам повезло. Это опасный экстремист. Вениамин Зильбертрудт. Последняя кличка – Чегеваров.

МАРЛЕН. А чем он таким опасным занимается?

ВОЛКОВЕЦ. Да как вам сказать… Борется за справедливость.

МАРЛЕН. Да, это очень опасно, надо пресекать в корне! А почему вы меня о нем спрашиваете? Я же за справедливость не борюсь.

ВОЛКОВЕЦ. Мы знаем и ценим это. Но его видели около вашего дома.

МАРЛЕН. Мало ли нищебродов шляется, работу канючит… А когда надо, не дозовешься. Вон с утра не унитаз, а Везувий. Починить некому.

ВОЛКОВЕЦ. В самом деле. Как вошел, сразу почувствовал. Вы один в доме?

МАРЛЕН. Побудешь тут один… Жена, дочь, отец, сын… И так еще – обслуга.

ВОЛКОВЕЦ. Обслуга? Вы банкир, кажется?

МАРЛЕН. Да, банк «Бескорыстье-лимитед»…

ВОЛКОВЕЦ. Лимитед? Оригинально. Расследовал я как-то убийство банкира.

МАРЛЕН (испуганно). Кто убил? Вкладчики?

ВОЛКОВЕЦ. Мы тоже сначала так думали, потом искали кавказский след, покойный фальшивыми авизо баловался. (Пытливо смотрит на Марлена.) Оказалось все проще… Садовник.

МАРЛЕН. За что?

ВОЛКОВЕЦ. Ни за что. Вернулся банкир злой с совета директоров. Доллар-то прыгает, как давление у гипертоника. Наорал на рабочего человека, мол, слишком коротко травку постриг. А тот ночью ему возьми и перережь горло садовыми ножницами. Согласитесь, оригинально!

МАРЛЕН. У меня нет садовника. Уволил. Трудные времена.

ВОЛКОВЕЦ. Времена у всех всегда трудные, а с увольнениями поаккуратнее. Недавно шофер бывшего хозяина из подводного ружья загарпунил. Кто еще в доме, кроме ваших родственников?

МАРЛЕН. Охранник и сиделка.

ВОЛКОВЕЦ. К ним Чегеваров мог приходить?

МАРЛЕН. Вряд ли… Позвать?

ВОЛКОВЕЦ. Пока не стоит. Разрешите, я по участку прогуляюсь?

МАРЛЕН. Пожалуйста!

Из комнаты выбегает взволнованный отец Василий.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Господи, помилуй сорок раз! Не дед, а просто какой-то воинствующий безбожник…

МАРЛЕН. Что там у вас случилось?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. У всех грехи как грехи: ну, гневливость, корыстолюбие, чревоугодие, в крайнем случае любострастие. Иногда кажется, прихожане грехи друг у друга, вроде как в школе контрольную, списывают. Правда, раньше в женолюбии чаще каялись, а теперь, бывает, в содомском грехе…

ВОЛКОВЕЦ. Оригинально!

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Выслушаешь, наставишь, наложишь епитимью, помолишься об исправлении. И с Богом. А с нашим дедом не знаю, как быть. Твердит: грешен, советскую власть не уберег. Я ему отвечаю: власть ваша богоборческая, от сатаны… туда ей и дорога!

ВОЛКОВЕЦ (Марлену). Почему вы не сказали, что в доме священник?

МАРЛЕН. Сказал. Это мой сын – отец Василий.

ВОЛКОВЕЦ. Сын? Вот как! (Показывает попу фото.) Отче, не знаком ли вам этот человече?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Нет, не видывал.

ВОЛКОВЕЦ. Уверены?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Как на духу.

ВОЛКОВЕЦ. Верю. Благословите, батюшка! (Тот благословляет.) Ну, пойду прогуляюсь тут у вас… (Протягивает карточку Марлену.) Звоните, если что!

В это время Оксана вывозит в коляске возбужденного Барабаша.

БАРАБАШ. Где этот наркодилер? Ага, испугался!.. Нечего деду-то ответить!

ВОЛКОВЕЦ (останавливаясь, с интересом). Кто тут у вас наркодилер?

БАРАБАШ. Он! (Показывает на Василия.) Почем, внучек, опиум для народа?

Волковец вопросительно смотрит на Марлена.

МАРЛЕН. Это мой папа, Петр Лукич. Гостит. Постоянно проживает в пансионе «Золотые закаты».

ВОЛКОВЕЦ. Недешевое местечко. Там недавно ветерана за бриллиантовый перстенек задушили.

БАРАБАШ. Какой он ветеран! Торгаш. Я вон был членом ЦК, а у меня ничего, кроме чистой совести, не осталось.

ВОЛКОВЕЦ. Если вы, дедушка, такой честный, скажите: этого парня видели? Соберитесь, подумайте. Предупреждаю: опасный экстремист.

БАРАБАШ (долго смотрит на снимок). Видел!

ВОЛКОВЕЦ (делая стойку). Где?

БАРАБАШ. В гробу я видел ваших экстремистов! При советской власти, кроме взяточников, несунов и тунеядцев, никаких таких экстремистов не было. А вы развели тут!

МАРЛЕН. Папа, он из ФСБ.

БАРАБАШ. Ну и что! Бывал я на Лубянке. Меня следователь моим же делом по голове бил. А в деле пятнадцать томов!

ВОЛКОВЕЦ. Понятно. (Оксане.) А вы у нас кто?

ОКСАНА (робея). Оксана… Тарасовна… Сиделка я…

ВОЛКОВЕЦ. С регистрацией все в порядке?

ОКСАНА. Да… А как вы поняли, что я…

ВОЛКОВЕЦ. У мигрантов и беженцев глаза бездомные.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Твоя, дедушка, работа! Поехал я тут в деревню Верхние Пеньки старушку отпевать. А там уже не деревня, а кишлак… Рухнул ваш красный Вавилон, и Господь в наказание опять смешал языки и народы.

БАРАБАШ. Внучек, а ты вообще-то уверен, что Бог есть? Может, это не Он, а мы сами себя за грехи наказываем…

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ну вот, опять! А кто же тогда сотворил «небо и землю, видимые же всем и невидимые»? Откуда все это – от сырости?

БАРАБАШ. Согласен. Без центрального руководства, мобилизации ресурсов и плана ничего не бывает. Думали, капитализм у нас сам собой построится. Хрен-то! Один срам вышел.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ну вот, если согласен, повтори: верую, Господи, помоги моему неверию!

БАРАБАШ. Погоди, Васек, повторять – дело нехитрое, всю жизнь повторял. Давай рассуждать: Бог или есть, или его нет. Выходит, пятьдесят на пятьдесят.

ВОЛКОВЕЦ. Пятьдесят на пятьдесят. Логично.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Логика убогого материалиста. (Спохватившись.) Это я не про ФСБ, а вообще. Даже академик Павлов веровал в Бога!

БАРАБАШ. Павлов все больше с собаками возился, а я-то с людьми. Да, внучек, одни верят, другие нет. Взять хотя бы твоего отца…

МАРЛЕН. Неправда! У меня в каждой комнате – икона.

БАРАБАШ. А у нас в каждом кабинете Ленин висел. И чем кончилось?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ленина вашего из Мавзолея давно пора вынести и зарыть. Залежался.

БАРАБАШ. Не ты положил, Вася, не тебе выносить наши советские мощи.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Не мощи, а мумию консервированную.

БАРАБАШ. Кому мумия, а кому и мощи. Все от веры зависит.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Какая вера у вас, у безбожников?

БАРАБАШ. Это как посмотреть. Была такая вера, что Царство Божие на земле можно построить, что человек разумом может встать с Богом вровень, что наука способна сотворить чудо – рукотворные мощи. Были у нас свои пророки и мученики. Вот и лежит наш Ильич в Мавзолее, будто вздремнул после Совнаркома.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ну-ну, палач на покое. Господи, помилуй сорок раз! Сколько крови пролил, храмов порушил!

БАРАБАШ. Ну да, а вы только елей лили.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. В чем согрешили, в том покаялись.

БАРАБАШ. И мы покаялись. На XX съезде.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. В главном, в безбожии ваша власть не покаялась!

БАРАБАШ. Так вы же сами говорите: любая власть от Бога. Понадобилась, выходит, Богу зачем-то и наша советская власть.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. И зачем же она такая Господу понадобилась?

БАРАБАШ. Может, затем, чтобы человек вовсе от веры не отвык. Лучше в Ленина верить, чем ни во что…

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Тогда уж лучше в Ярилу верить. Язычника-то еще можно обратить, а с такими, как ты, и говорить бесполезно.

БАРАБАШ. Не горячись, внучок, не безбожник я… Сомневающийся. Гложут меня сомнения.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Какие? Открой сердце!

БАРАБАШ. Что Господь мир за шесть дней сотворил, могу поверить. Сам стахановцем был. А вот если Он создал человека по своему образу и подобию, почему люди такие глупые, ленивые и жадные? Даже социализма с человеческим лицом построить не сумели. Растолкуй!

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Это тебя, дедушка, спросить надо, почему вы такой рай на земле построили, что из него все сбежать норовили.

ВОЛКОВЕЦ. Вижу, у вас тут семейные терки. Пойду осмотрюсь. (Марлену.) Не забудьте позвонить, если что…

Волковец уходит, примечая и рассматривая картину на камине.