Текст книги "Наблюдательные пункты"

Мамо, не горюй
Россия на «Евровидении»

Худшее, что может случиться с человеком в России 2009 года, – это если человеку дадут премию. Или главный приз на международном конкурсе. Или хотя бы пошлют на этот конкурс. Человек немедленно узнает о жизни много нового: кто и сколько занес за победу, как тайно сговорились друг с другом члены жюри и какой политтехнологической интригой Суркова на самом деле все это объясняется. Человеку припомнят его политические взгляды, имена герл– и бойфрендов, фразы, сказанные по другому поводу в давнишних интервью. Будет поднят и вопрос гражданства или паче чаяния национальности – особенно если по этому пункту есть контакты со странами СНГ, страшнее которых, известно, в мире нет. Процедура фейсконтроля устроена так, что пройти ее невозможно: будь ты певцом Биланом, писателем Елизаровым или художником Беляевым-Гинтовтом, компрометирующая статья найдется – как правило, из озвученного Кинчевым списка «педерасты, наркоманы, фашисты, шпана». Понимала ли это 21-летняя певица Анастасия Приходько, когда выходила на российский отборочный тур «Евровидения», по этому ли поводу она кусала перед камерой губы и еле сдерживала слезы? Так или иначе – ей выпал счастливый билет.

Отношение к конкурсу «Евровидение» у российской публики сводится к двум крайностям: «идиотское развлечение для идиотов» и «оле-оле-оле-оле, Россия, вперед!». Между тем не все так однозначно. С тех пор как Россия впервые вывезла на дряхлый и скучный эстрадный конкурс певицу Юдифь, «Евровидение» несказанно приободрилось и ожило: теперь это нечто среднее между футбольным матчем, игрой «Кто хочет стать миллионером?» и дискотекой в турецком отеле all inclusive (только декорации побогаче). В общем, зрелище не более и не менее идиотское, чем любое телешоу, – но ужасно азартное; тем более что политические хитросплетения вокруг конкурса становятся все хитрее и сплетеннее. Музыка – самое скучное, что есть на «Евровидении»: ну ей богу, кому интересен вокальный диапазон певицы из Мальты – когда Норвегия посылает на конкурс белоруса, грузины сочиняют диско-хит про Путина, а Британия, напротив, отправляет композитора Уэббера с Путиным встречаться. А отборочный российский тур выигрывает 21-летняя девушка с песней «Мамо» на украинском языке.

К Анастасии Приходько можно предъявлять миллион претензий – особенно если в вашей картине мира любой чих является следствием заговора врагов России (среди которых Украина и Грузия делят желтую майку лидера), украинское государство существует лишь затем, чтоб насолить России, а в конкурсе Евровидения голосуют не за песни, а за Россию или против нее, то есть если ваша картина мира совпадает с той, которую долгие годы создавал Первый канал (справедливости ради всеобщая уверенность, что результаты всенародного голосования непременно должны быть подтасованы, возникла в головах публики без прямой подсказки Первого). Сейчас Первый в качестве организатора конкурса одним махом прыгает на все грабли, что сам же долгие годы расставлял, – и эта отчаянная смелость вызывает уважение; но вообще-то, до чего ж мы докатились, если полстраны всерьез спорит о том, может ли представлять страну песня на украинском, написанная грузином и эстонкой. Может, может, в этом нет никакой аномалии, страны, где это в порядке вещей, – не самые плохие на свете. Я даже в такой однажды жил.

23 марта 2009

Не такая дорогая редакция
Экономика бесплатного

«Сразу предупреждаем – денег не будет». С этого предуведомления все чаще начинается разговор с потенциальными партнерами, работодателями, просто людьми, затевающими новое дело. Еще полгода назад на этой фразе разговор, как правило, и заканчивался: денег не будет – в чем интерес? Не то теперь. Одни знакомые на голом энтузиазме запускают газету (бесплатную, разумеется). Другие более-менее бесплатно делают сложнопостановочную вечеринку, покупая реквизит и белье для танцовщиц на свои. Бесплатно пишутся статьи, заводятся блоги, читаются лекции – на которые тоже пускают бесплатно, о чем пишет запущенный без спонсоров и рекламодателей сайт [битая ссылка] theoryandpractice.ru. Сайт [битая ссылка] otdamdarom.ru, в свою очередь, завален объявлениями людей, желающих избавиться от материальных ценностей, как следует из доменного имени, безо всякого вознаграждения: даром отдают пианино, двуспальные кровати, «элитную ретрообувь» и еще двадцать восемь тысяч всего. Без надежды на прибыль работают целые отрасли экономики – скажем, российский автопром; но это, кажется, уже другая история.

C одной стороны – что тут непонятного? Впереди кризис, семь тощих лет, затягиваем пояса, пишем в стол, работаем на портфолио. Многие уже в начале спада предрекали взлет бескорыстной творческой активности – дескать, вместо изнурительной борьбы за кэш все займутся чем-то более возвышенным; хотя на самом деле даже во времена ста долларов за баррель особых проблем с творческой активностью не было – беда была скорее с результатами этой активности (и тут уж никакое падение Доу-Джонса не поможет). С другой стороны, движение в сторону бесплатного началось задолго до – и независимо от – всякого кризиса. Главный редактор Wired Крис Андерсон, автор пресловутой теории длинного хвоста, еще в феврале 2008-го опубликовал программную статью «Free!» (летом выйдет одноименная книжка): речь шла о том, что бесплатные товары и услуги – ни много ни мало – будущее мировой экономики; все деньги в этом будущем будут зарабатываться, грубо говоря, на контекстной рекламе и аксессуарах, а реальные ценности будут производиться и распространяться безвозмездно – то есть даром. Впрочем, и без Андерсона понятно, что обмен товаров на деньги – не единственная возможная форма экономической жизни: когда музыканты самой первой величины раздают альбомы за так, а миллионы энтузиастов, не вынимая головы из компьютера, генерируют контент в социальных сетях, ежу понятно, что экономика покупки/продажи постепенно мутирует в экономику дара/взаимопомощи.

А может быть, все проще. И весь этот внезапно расцветший альтруизм вызван, как во времена Великой депрессии, элементарным кризисом перепроизводства. Вероятно, газет, вечеринок, двуспальных кроватей – а также любых звуков, слов и изображений – попросту стало слишком много, ну или они какие-то не такие. И чтобы они заново обрели рыночную ценность, их авторам придется еще помучиться, доказывая свою состоятельность. В любом случае мысль о том, что те же самые статьи (фотографии, арт-проекты, автомобили «лада»), что раньше приносили щедрый доход, теперь и даром никому не нужны, несколько отрезвляет.

20 апреля 2009

Город Зеро
Чего нет и не будет в Москве

В начале 2000-х «Афиша» напечатала материал «[битая ссылка] Чего нет в Москве?» – перечень разных прекрасных вещей, существующих в любом порядочном мегаполисе, кроме одного. В список вошли музей современного искусства, кинотеатр IMAX, подземные парковки, почему-то океанариум и еще штук пятнадцать важных институций, без которых жизнь в городе – не жизнь. Материал пользовался большим успехом.

Впоследствии редакция неоднократно пыталась повторить давнишний триумф и составить новую версию списка, и с каждым годом это становилось все сложнее. В 2009-м из вещей, входивших в первоначальный список, в Москве не появилось, кажется, только моря и белья Victoria’s Secret; попытка же составить новый реестр нехваток и недостач теперь точно увенчалась бы провалом. В Москве – пора признать этот факт – есть более-менее все, а чего нет в Москве – наверняка найдется где-то в России (за исключением злополучного белья).

У столицы РФ много недостатков – неприветливые жители, непредсказуемое градостроительство, дороговизна и загазованность, – но по строго формальным признакам все теперь как у людей. Рестораны? Сколько угодно: вьетнамские, индийские, португальские, похожие на дворцы и похожие на хижины. Во многих даже можно смотреть Fashion TV (удовольствие, которого лишены жители большинства европейских столиц). Современное искусство? Есть «[битая ссылка] Гараж» (почти как TateModern), есть «[битая ссылка] Винзавод» с окрестностями (почти не хуже, чем Сохо), есть еще полдюжины первоклассных галерей. Одежда? Хочешь, как в универмаге Harvey Nichols, хочешь, как на воскресном рынке в Ист-Энде, и необязательно в сто раз дороже (пусть даже сил на ее добывание приходится тратить в сто раз больше). Небоскребы – как в Гонконге, концерты – ну… хорошо, как в Стокгольме, клубы – такого веселья, секса и угара нет вообще нигде. При наличии известного количества денег в Москве вообще можно все: обед с друзьями на собственной яхте, ужин в «Нобу» с Робертом Де Ниро, завтрак с моделью из свежего номера английского GQ; сегмент элитных развлечений достиг такого исполинского масштаба и цветущей сложности, что никакой кризис его не возьмет. Кажется, в этом городе по-прежнему не хватает сущей мелочи – и эту мелочь невозможно добыть ни за какие деньги.

В Москве, даже в отсутствие моря, можно купить яхту размером с авианосец «Энтерпрайз» – но нельзя купить возможность просто погулять около дома. В Москве, сколько бы ни было у тебя пентхаусов, нельзя выйти из дома в туфлях на босу ногу, зайти в кафе на углу, выпить вкусный кофе со свежим круассаном, обсудить с барменом вчерашний футбол, пожелать доброго дня девушке за соседним столиком и чтобы она улыбнулась в ответ. Пройтись по парку рядом с домом, слушая, как поют птицы. Посидеть на лавочке у реки. Доехать до работы на велосипеде – а на обратном пути купить у знакомого зеленщика свежих, пахнущих солнцем салатных листьев. Обустраивая концепт-сторы и выставочные пространства, мы как-то позабыли, что жизнь по большей части не в них проходит, а вот вещей, из которых состоит ее нормальное ежеминутное течение, в этом городе нет. Почему-то здесь проще открыть сеть из тысячи кофеен, чем одну, но хорошую, и легче построить небоскреб с пентхаусами, чем поставить удобную лавочку в сквере (не говоря уж о том, чтобы разбить этот сквер). И если попытаться по традиции «Афиши» сделать прогноз, когда ситуация изменится к лучшему, – то он таков: кажется, уже никогда.

18 мая 2009

Море позитива
Пропаганда хорошего

Недавно меня пригласили на совещание в Федеральное агентство по печати. Речь шла о деле государственной важности: как заставить молодежь читать. Оказывается, существует целая государственная программа, над придумыванием которой не один месяц трудились монстры маркетинга и промоушена. Каждой социальной группе в ней предписана особая роль. Основной удар предполагается нанести через хипстеров: книги будут ненавязчиво внедряться в постоянную среду их обитания (сайт [битая ссылка] Look at Me, воскресный рынок в «[битая ссылка] Винзаводе», вечеринка «Юдашкин плюс два») – так, чтобы через год без томика Есенина невозможно было представить свой look. Остальные тоже без дела не останутся: более непритязательная молодежь должна подражать модникам, которые первыми обзавелись новым аксессуаром, интеллигенция – брюзжать на читающих хипстеров в [битая ссылка] ЖЖ, домохозяйкам в назначенный час расскажут обо всем в программе Малахова (того или иного). Для модников-читателей даже придумано специальное модное название – но чтобы не попасть под действие статьи 283 УК РФ («Разглашение государственной тайны»), упомянуть этот термин в печати я не рискну.

Смех смехом, но будет ни секунды не удивительно, если программа сработает и через год уберхипстеры будут ходить в «Винзавод» с Бодлером под мышкой или судачить о Фолкнере за стойкой бара «Юность». Умелые руки пиарщиков на госфинансировании творят чудеса – кто бы мог подумать еще пару лет назад, что модная молодежь будет выстраиваться в очередь, пытаясь попасть в музеи? А нынче посмотри в окно – в заранее условленную ночь около любого мало-мальского музея (Востока, коньяка, музыкальной культуры им. Глинки) собирается толпа, как перед «Лужниками» на дерби «Спартак» – ЦСКА. Или возьмем то же самое «Евровидение» – целеустремленность людей из «Останкино» плюс щедрейшее госфинансирование не только создали высочайшего качества шоу, но и привели к тому, что в речь московских гаишников на несколько дней вошли слова «пожалуйста» и «будьте так добры» (жаль только, что вежливые гаишники, перекрыв движение вокруг «Олимпийского», закупорили весь центр Москвы одной большой пробкой).

Проницательный читатель давно заметил, что российские средства массовой информации, как и фанаты «Спартака», никогда не ходят в одиночку. Бах – и по всем каналам начинают синхронно рассказывать про то, какие некачественные продукты продаются в наших супермаркетах. Бам – и даже самые лояльные газеты бросаются печатать статьи о ментовском произволе. Со времен романа «[битая ссылка] Generation П» в каждой опубликованной запятой принято видеть злой умысел пиарщика – но умысел иногда бывает и добрым: оттого что совершенно случайно сразу по нескольким каналам прошли фильмы, сериалы и передачи об усыновлении детдомовских детей, точно никому плохо не будет (уж всяко лучше, чем рассказывать про отравленный боржоми). Единственное, в чем тут беда, – получается так, что никакое позитивное социальное изменение невозможно, если на то нет решения коллегии министерства и соответствующей бюджетной статьи. И чтобы пробудить чувства добрые, скажем, к мигрантам из ближнего зарубежья, требуется как минимум специальный нацпроект, чтобы начать читать книжки, необходима хитровыкрученная пиар-программа, а чтобы научиться говорить друг другу «пожалуйста», нужен бюджет в 24 миллиона евро – и еще, чтобы Билан годом раньше победил.

1 июня 2009

И опасна и трудна
Ненависть к милиции

Все ненавидят ментов. Кажется, это чувство поселилось в сердцах граждан РФ далеко не сегодня, но раньше как-то не принято было об этом говорить, как не принято говорить о других общеочевидных вещах, – о том, к примеру, что мы все умрем. Прорвало после случая с майором Евсюковым: теперь каждый день мы с ужасом узнаем о милиционерах то, что, вообще-то, знали и раньше. Они давят женщин и детей на пешеходных переходах. Обирают уличных торговцев. Издеваются над футбольными фанатами. Задерживают первых встречных, подбрасывают им наркотики, делают «ласточку» и «слоника» и до утра лупцуют по почкам. И за это им ничего не будет.

Схема того, как устроена милицейская служба (она же нелегальный милицейский бизнес), нарисованная самими сотрудниками органов в последнем номере журнала «Большой город», действительно приводит в шок и трепет: получается, что по соседству с нами живет коллективный Терминатор, синефуражечная корпорация «Скайнет», которая питается нашими деньгами и может абсолютно безнаказанно сделать с кем угодно, что угодно. Хотя чего уж там трепетать: вас ни разу не отвозили в отделение, не держали в обезьяннике, не шарили по карманам? Возможно, вы прожили последние годы на другой планете. Есть только одна логическая нестыковка, опять же, не впервые замеченная: у каждого, наверное, есть знакомый милиционер – родственник, сосед по подъезду или просто участковый, и он, этот знакомый, – нормальный парень, ни секунды не похожий на робота-убийцу. Такой же, как мы.

Посмотрим на картину со стороны: существует некая привилегированная корпорация, участники которой успешно конвертируют привилегии в материальную выгоду. Все так – и выглядит это довольно омерзительно (особенно потому, что процесс конвертации часто связан с физическим насилием). А теперь внимание, вопрос: милиция – единственное профессиональное сообщество, устроенное по такому принципу? Представители иных профессий никогда не используют, так сказать, служебное положение в личных целях? Спецномера с проблесковыми маячками, бессмысленные командировки за служебный счет, ужины с вином, записанные на представительские расходы, – это выглядит, конечно, благороднее, чем поборы с бомжей и алкашей; но есть ли тут принципиальная разница? Чтобы далеко не ходить: музыкальные критики, которые привыкли получать по паре бесплатных билетов любой стоимости на любой концерт, – так ли уж они отличаются от сотрудников РУВД, собирающих по соточке с торговцев фруктами? И ведь не скажешь, что соточка (или билет на Моррисси) достаются за так – за это контрагентам предоставляется защита (информационная поддержка). Опять же, зарплата маленькая. Детей кормить надо.

Ненависть к ментам вполне оправданна – но даже если завтра уволить весь личный состав МВД, где найти хоть несколько тысяч людей, которые живут по другим правилам? Милицейское насилие отвратительно – но точно так же отвратительно любое насилие, присутствующее серым скользким фоном во всей здешней жизни, от пионерлагеря до дома престарелых. И посылая луч ненависти людям в погонах, не будем забывать, что навстречу к нам уже летит ответный луч, пересекаясь по пути с лучами ненависти, которые непрерывно отправляют друг другу гастарбайтеры, чиновники, актуальные художники, военные, бизнесмены, сотрудники ФСБ, православные и геи, готы и эмо, фанаты «Спартака» и ЦСКА – и все остальные мы, непонятно как умудряющиеся существовать в поле такого напряга.

15 июня 2009

Государыня рыбка
Тренды против трендов

Существуют люди, которые внимательно изучают рекламу, полагая ее источником важных знаний о мире; кажется, именно так относился к рекламе пожилой Набоков. Летом 2009 года такие люди, случись им оказаться в Москве, узнали бы много нового о рыбе. Девушкам рекламные плакаты сообщают, что рыба (а вовсе не бриллианты, как ошибочно считалось ранее) – их, девушек, лучший друг. Другие постеры обращаются к вопросам морали (или гигиены, сразу не разберешь): «Рыбу есть – здоровью честь». Наконец, самый глубокомысленный (не сказать метафизический) слоган – «Рыба ждет». Хотелось бы узнать, какая именно рыба – а вдруг пиранья? – но плакат сохраняет пугающую недосказанность: это рыба как таковая, рыба вообще. Где бы ты ни был, что б ты ни делал – где-то есть рыба, и она тебя ждет.

Плакаты про рыбу завораживают, как все необъяснимое. При помощи Google выясняется, что кампания затеяна в поддержку отечественного рыбопроизводителя – но из самих плакатов совершенно не следует, что нас ждет именно наша, российская рыба, а лучшим другом девушки должен стать наш соотечественник хек. Эти сообщения посланы непонятно кем, неизвестно кому и бог знает в каких целях.

Вышло так, что к концу лета 2009-го любые рассуждения о новых трендах стали выглядеть как те плакаты про рыбу. В журнале, оперирующем терминами «новое», «лучшее», «главное», «важное» – любыми заменителями нелюбимого в «Афише» слова «модное», – еще помнят времена, когда эти слова имели какой-то смысл и на что-то влияли, когда этим словам – извините за тавтологию – верили на слово. В лихие 90-е слежение за невесть кем расставленными маркерами модности вообще было по-набоковски важным способом ориентироваться в этом мире – «знать больше и быть лучше», согласно формулировке журнала «ОМ»: люди начинали читать, допустим, Пелевина или слушать, скажем, трип-хоп, ничего о них не зная, – просто потому, что эти слова и имена звучали как-то круто. Даже в 2000-е моду легко было назначить или как минимум ухватить; даже в пресловутой колонке про хипстеров, опубликованной, на секундочку, в прошлом сентябре, хипстеров можно было определить через цветные лосины, черные молескины и очки без диоптрий, спустя меньше, чем год, все это выглядит совершенно смехотворно. Декларации о том, что в нынешнем сезоне «самое», «лучшее» и «важное», бьют мимо цели: непонятно, какая от них польза и кто их адресат. Вот журнал GQ провозглашает, что в нынешнем сезоне модно иметь молодую любовницу – а в прошлом, что, модно было иметь пожилую? Можно ли представить в 2009 году человека, который побежит заводить любовницу (начнет слушать певицу Ля Ру, соберется в кинотеатр на «[битая ссылка] Антихриста» и т.д.), начитавшись рубрики «In/Out»? Станет ли девушка дружить с рыбой?

Что-то происходит с самим понятием модного – хотелось бы злорадно провозгласить, что модного больше не будет, но, кажется, более правдоподобная версия описана в недавней книжке про микротренды: в многомиллионном городе любая персональная придурь чисто статистически оказывается общей для какой-то, пусть даже небольшой, группы людей. Есть люди, которые отрицают существование трендов, люди, которых пугает сова из заставки «Что? Где? Когда?», люди, которым не дают покоя идиотские рекламные плакаты, и каждая из этих маний и фобий – в некотором роде маленький тренд, под них можно заточить маркетинговую стратегию, используя их, можно впарить какой-то продукт. Ну вот, к примеру, рыбу.

23 июля 2009