Текст книги "Медовые перчинки"

Юрий Семёнов
Медовые перчинки

Настоящая книга – это художественный вымысел.

Это чуть ли не луч света в тёмном царстве русской литературы.

Из фильма «Алиби»

© Юрий Семёнов, 2022

© Интернациональный Союз писателей, 2022

Семёнов Юрий Петрович, 1954 г. р., вырос в г. Чимкент (Южный Казахстан). Имеет два высших образования. Работал учителем в школе, затем в системе МВД, полковник. На пенсии трудился в финансовых и государственных структурах. В настоящее время увлекается литературным творчеством.

Отец – Пётр Иванович, фронтовик, партийный работник, мать – Елена Ивановна, бухгалтер.

Вдохновитель рассказов – супруга Ольга. Автор состоит в счастливом браке уже 48 лет, стал отцом и дедом.

«Медовые перчинки» – второй сборник Ю. П. Семёнова.

Первый – «Старый балкон» – больше биографичен, с юмором развенчивает «клоунаду государевой службы».

Третий сборник – «Хорошо, брат, сидим» – автор планирует выпустить в начале 2022 г.

В плену наживы
(По следам одного преступления)

Всё существо его протестовало против краж, но не красть он не мог.

Он крал, и ему было стыдно.

Илья Ильф и Евгений Петров

В бескрайних степях Казахстана, в 232 километрах северо-западнее Астаны, на правом берегу реки Жабай приютился с виду ничем не примечательный тридцатитысячный Атбасар, насквозь продуваемый холодными ветрами Акмолинской области. Основанный в далёком 1845 году как казачья станица, этот город первой целинной борозды повидал на своём веку многое. Он дал жизнь и воспитал ныне широко известных всему миру актёров Каскена Беисова и Виктора Проскурина, писателей Сабыра Шарипова, Ильяса Есенберлина и Сейтжана Омарова, спортсменов Анатолия Храпатого и Инну Менцер, краеведа Петра Васильковского и героя-пограничника Никиту Карацупу. Трудовыми подвигами и победами атбасарцев сегодня по праву гордится вся страна.

К сожалению, нередко случается, что ложка дёгтя бочку мёда портит. В конце 2013 года молва об одном из таких событий немало разочаровала жителей Атбасара. Декабрьский снег хрустел под ногами, усилившийся к ночи мороз обжигал лица одиноких прохожих. Изрядно выпившие Ахметов Арман и Гусаров Сашка, пользующиеся в близком кругу дурной славой, долго скитались по тёмным улицам, выискивая, к чему приложить руки, и потому вскоре их потянуло на подвиги.

– Сашок! У тебя как с финансами? – добавил Арман последнюю каплю терпения на взбалмошный характер своего друга. – Не пора ли ещё разок прогреть трубы?

Сашка порылся в карманах, но ничего, кроме табачной пыли и большой дырки, в них не нашёл.

– Мои финансы поют романсы, – замёрзшими губами промямлил он и вывернул карманы старенького пуховика наизнанку.

Арман скорее по реверсу, чем звуку, резко сносимому ветром в сторону, понял, что друг на нуле, и с лёту предложил реализовать давно томившийся в его голове план молниеносного обогащения.

– Прикинь, – сладко пропел он. – На точке, где я работаю, уйма товару, а ключи у меня – бери не хочу. Сечёшь? Если всё будет на мази, считай, Новый год по-людски встретим, тебе и не снилось.

– Чего ж тут не понять? Дураку ясно. А если застукают? – повертел пальцем у виска Сашка.

– Ну, тогда сопи в две дырочки и не порть воздух. Тоже мне кореш. А ещё в вечной дружбе клялся.

– Вообще-то заманчиво, – не скрывая ража, пошёл вразнос Сашка. – Всякая там икра, шампанское, шоколад. Вот только сидеть не хочется. Жизнь, считай, уже в будущее заглядывает, а мы её того – в пропасть. Не по себе как-то. Может быть, занять у кого, а потом видно будет?

Сашку передёрнуло, он скукожился, ещё глубже залез в пуховик и потому стал казаться меньше ростом.

– Ну, как знаешь, баба с возу – кобыле легче. Только зубами потом не щёлкай. А если растрезвонишь, мало не покажется, век не забуду.

Арман нехотя повернулся и пошёл в темноту.

– Постой, – окрикнул его Сашка. – Не обижайся. Пойдём вместе. Чему быть, того не миновать. Не одному тебе халифом на час побыть хочется.

До отхода поезда оставались считаные минуты, и потому в огромную коробку Арман и Сашка торопливо складывали всё, что попадало под руки: сотки, скретч-карты, аксессуары. Не забыли и про деньги из сейфа. При выходе из магазина они плотно заперли двери, чтобы не сразу кинулись, и поспешили в сторону железнодорожного вокзала. В воображении друзей сказочно рисовались богатая география Казахстана, царские застолья, бесконечные плотские утехи и прочие, прочие, прочие, как им казалось, непокорённые вершины жизни.

«А где же была совесть у этих двадцатилетних подростков? – спросите вы. – В какие потаённые уголки души она спряталась? Неужели ни на минуту не взорвала сознание, пусть даже давно прокисшее и заросшее грязью? Куда смотрели и как воспитали их родители? Или это была чистейшей воды профанация?»

Предваряя события, отмечу: жизнь в ту минуту казалась им разменной монетой. Плен сиюминутной наживы намертво сковал их жалкие тела, а научить выбраться из него как-то позабыл.

Но вернёмся в лоно событий, которые развивались молниеносно. Сытно есть, без меры пить и развратничать подросткам вскоре наскучило. По причине объявленного полицией розыска арендуемые квартиры в Костанае, Петропавловске и Кокшетау приходилось менять почти ежедневно. Однако за беспробудной пьянкой неизбежно наступало минутное протрезвление, когда не просто хотелось изрыгать всю гадость содеянного, а биться в истерике головой об стенку. Никакого выхода из тупика они не видели. А зря. Он был – явиться в органы правопорядка с повинной. Но трусы, как известно, боятся даже своей тени, а потому расплата за всё, что они натворили, уже стучалась в двери.

Через месяц Сашку поймали первым. Он пытался раствориться в многотысячной Астане. Оперативники его вычислили и сняли с поезда прямо на железнодорожном вокзале. Вслед за ним за решётку угодил и Арман, сданный подельником на одной из квартир Костаная. Я видел глаза с инстинктами загнанного в ловушку зверя, когда беседовал с ними в изоляторе временного содержания. В них было столько страдания и жалости, что не приведи господь оказаться на их месте.

– Ничего себе погуляли! – как-то судорожно выдохнул на прощание Ахметов и, больше не проронив ни слова, попросил конвоира отвести его в камеру.

А как же родители, взрастившие этих любителей лёгкой наживы? К сожалению, случилось так, что у них остались только матери, которым сегодня больно и обидно за своих сыновей. В младенческом возрасте и чуть постарше они видели в детях настоящих людей, а случилось наоборот. Так в чём же маразм их воспитания? Судите сами…

Суд руководствовался строго законом. Преступникам вменена кража, совершённая организованной группой в особо крупном размере. За это деяние Уголовный кодекс Республики Казахстан предусматривает лишение свободы на срок от пяти до десяти лет с конфискацией имущества. Нанесённый компании ущерб подлежит принудительному взысканию. Впереди апелляция, быть может, и кассация. Это ничего не изменит. Итог всё равно один – тюрьма.

Ну а жизнь продолжается…

Разговор с совестью
(Фантазия на темы морали)

Крокодилы тоже летают, но только низко-низко.

Дихамбай – неоперившийся птенец компании по продаже сотовой продукции – лежал на кровати, уткнувшись носом в подушку. Обуревающие его мысли витали далеко-далеко в заоблачных высях, не давая заснуть.

– Вот если бы стать богатым… и сразу. А не «когда-нибудь» и «может быть», – назойливой мухой теребило его внутренности. – Тогда в свои неполные двадцать пять и работать не надо. Одним махом – и в дамки. Друзья сочтут за честь руку подержать просто так, чтобы засвидетельствовать своё почтение, а потом ещё неделю не мыться. Да и девчата вьюнами закрутятся. О-бал-деть!

Дихамбай смял одеяло и нехотя перевернулся на спину. На потолке заиграли предутренние россыпи света, отчего затерявшиеся в минотавровом лабиринте извилины мозга стали лихорадочно искать пути к лаврам крутого воротилы.

– Разом опустошить закрома магазина чревато последствиями, – агонизировала мысль. – Посадят, как пить дать, и фамилию не спросят. Знамо, были случаи. Лучше уж понемногу, зато надёжнее. Вроде присвоил один, а делят на всех. Как в том анекдоте про среднее арифметическое: «Одни едят мясо, другие – капусту, а все вместе – голубцы». И вообще, много за это баловство не дадут, помилуют. Наконец, сошлются на молодость.

Дихамбай начал в уме подсчитывать выгоду от дивидендов предстоящего дела, но плохое знание арифметики вскоре заставило его прибегнуть к использованию рук. На изгибе среднего пальца, что означало продажу подарочного телефона по акции левому клиенту, снаружи к двери кто-то прочапал, нехотя поскрёб, а потом постучал.

«И кого это в ранний час нелёгкая принесла?» – подумал Дихамбай и шмыгнул под одеяло.

Однако закрытая на ключ дверь неожиданно распахнулась. Сквозь постельную щель он увидел, как в комнату ввалилось что-то непонятное: маленькое и серое.

– Вот тебе и на… – раскрыл скорее от ужаса, чем от удивления, рот Дихамбай, и по его коже побежали мурашки. – Никак домовой собственной персоной или сам чёрт пожаловал. Ты кто? – спросил он откуда-то снизу и трясущимися руками потянулся к тумбочке, аккурат на которой лежала недавно прихватизированная им новенькая сотка.

Ему тут же вспомнилась вывеска на соседской калитке, где рядом с рисунком лохматого пупсика большими буквами было старательно выведено: «Ахтунг! Ахтунг! Злюкен собакен! Яйцен клац-клац». Он вытер со лба пот, на всякий случай убедился в целостности своего наследства и стал набирать первый пришедший на ум номер телефона.

– Но, но! Не балуй. Давай лучше по душам говорить, – потребовал пришелец и вплотную приблизился к своему визави.

Его ершистая поза не предвещала ничего хорошего. Наоборот, от неё веяло холодом и подавленностью.

– Я твоя Совесть, – первым начал пришелец. – А чтобы ты не сомневался, загляни под майку и убедись сам.

Дихамбай лихорадочно задрал майку и увидел на груди небольшую дыру. На удивление, она не кровоточила и не болела. Он сунул в неё палец и не ощутил никакой плоти. Для убедительности он ещё глубже засунул в дыру палец, но результат оказался таким же. «Неужели все это мне снится?» – подумал Дихамбай и со всей силы ущипнул себя за ляжку. Пронизывающая боль содрогнула нервы и мгновенно растеклась по всему телу. В животе забулькало и потянуло на горшок. Возможная мистика улетучилась сама собой.

– Ну что? Убедился? – спросила Совесть.

В оцепенении Дихамбай не проронил ни слова. Облизывая засохшие от испуга губы, он вглядывался в пришельца и пытался вырвать из памяти хоть что-нибудь похожее на то, что видел ранее, а сейчас стояло перед ним и насквозь пронизывало всё его существо. Нет, такое он видел впервые.

– Вот что, милый друг! – продолжила Совесть. – Вспоминай, не вспоминай – всё равно не узнаешь. Меня потерять легко, а найти порой невозможно. Если ты думаешь, что я с тобой в доле, то глубоко ошибаешься. Немедля начинай меня экономить. Видишь, уже совсем маленькая и страшненькая стала. Скоро вовсе исчезну.

«А мне лишнего ничего не надо», – хотел было возразить Дихамбай и выдохнул из груди соответствующую порцию воздуха. Однако рот упорно молчал, а из отверстия в теле донесся зычный лай дворовой собаки. Дихамбай в ярости продолжил тираду своего недовольства под резонирующее от стен рычание и успокоился только тогда, когда понял всю тщетность своего поступка. Совесть всё это время молчала и вновь заговорила, когда в комнате опять стало тихо:

– Хочешь, я расскажу тебе одну байку? Если поймёшь её суть и распознаешь в ней себя, может быть, вернусь обратно. Если нет – пеняй на себя. Только сиди тихо и не тявкай, а не то всю округу разбудишь.

Дихамбай забился в угол кровати, поджал под себя ноги и закусил край одеяла, дабы не проронить ни слова. Убедившись, что её наконец-то слышат, Совесть продолжила:

– Приехал как-то Иван Петрович на праздники к старому другу – Юрию Тарасовичу, ветерану силовых структур. Пили чай с вареньем, Петрович играл на гитаре, а Тарасыч раз за разом наказывал в шахматы свою неугомонную внучку Милану. После очередного детского мата Милана надула губки и, чуть не плача, сказала: «Ну, деда, имей совесть…» И, слово за слово, друзья затеяли разговор именно об этом.

– Что такое совесть и зачем она нужна? – терзался неизвестностью Петрович. – Человечество существует уже многие тысячелетия и само без жалости отбрасывает то, что ему не нужно или перестало быть нужным в хозяйстве. А вот совесть почему-то сохраняет и культивирует. Складывается мнение, что иметь совесть – это удачная стратегия выживания семьи, клана, деревни или целой страны. Но тогда что заставляет каждого отдельного её члена поступать по совести, когда за ним никто не следит? Ведь это же ему абсолютно невыгодно. Всякий знает, что своя рубашка ближе к телу.

Юрий Тарасович, чтобы отделаться от шахмат, согласился на ничью, почесал затылок и крепко задумался. До этого у него обычно находились ответы на самые заковыристые вопросы. Этот тоже не стал исключением, и уже через минуту он с радостью поделился своими мыслями:

– Есть у меня один приятель. Вроде не олигарх, но не из бедных. Чтобы было понятно, скажу так: когда у него настроение хорошее, он покупает телеканал или радиостанцию, а когда хандра – угольную шахту в Норвегии. Словом, человек настроения. Однажды он поведал мне незамысловатую историю о себе. Сорок лет тому назад он был бедным, но весёлым и беззаботным студентом. Как-то летом в шесть утра возвращался с железнодорожной станции, где подрабатывал грузчиком, чтобы купить магнитофон. Был тогда выходной день. На остановке пусто. Он ждал первый автобус. Подошла старушка с большой авоськой и села рядом на скамейку. Подъехал автобус, бабушка поднялась, неловко взяла сумку, и из неё вывалился толстенный кошелёк.

Как он говорил, умом он понимал, что бабульку нужно окликнуть и потерю немедленно вернуть, но продолжал сидеть как заколдованный. Уж больно хотелось ему магнитофон купить, а тут судьба сама фартит. В общем, автобус вместе со старушкой уехал, он выждал немного, сунул кошелёк в карман и пошёл пешком. Дома пересчитал содержимое, там оказалось шестьдесят рублей с копейками (видимо, вся бабкина пенсия) и толстая пачка проездных билетов в придачу. В тот же день он купил свой первый магнитофон, но радости не было – вроде не грабил, а нашёл, но совесть потерял навсегда. Видимо, совесть – это не просто красивое слово, а лакмусовая бумажка, признак того, что живёшь в этом мире с некоторым запасом прочности. Если бы тогда не позарился, сберёг бы ощущение этого запаса. Это как со старенькими родителями: пока они живы, ты считаешь себя защищённым человеком, как умирают – ты моментально превращаешься в дряхлого старика, ожидающего своей смерти.

Юрий Тарасович хитро прищурился.

– А теперь представь, что ты спецназовец и сдаёшь свой самый главный экзамен. Ты лез в огонь, дрался и в конце торжественно получил краповый берет. Но будет ли приятно его носить, если на самом деле ты срезал угол и пробежал дистанцию несколько меньшую, чем другие? Пусть это всего лишь игра, формальность, да и не заметил никто, но осадок останется с тобой на всю жизнь…

– Да-а-а! – тяжело вздохнул Иван Петрович. – Совесть – штука одноразовая, как балласт на воздушном шаре. Сбросил, и всё: второй не будет. А если не дай бог попробовал в лютый голод человечину, до конца своих дней о гуманности рассуждать не сможешь. Конечно, говорить-то ты будешь, но себя не обманешь. И нет на свете ни одного упыря, который внутри себя не жалел бы о своём навсегда потерянном балласте.

– Кстати, тот олигарх оказался вовсе не конченым человеком, хотя не был святым и наделал в жизни кучу разного дерьма, – заключил Юрий Тарасович. – Как-то при встрече он излил мне боль своего сердца. Говорил, мол, если бы я смог найти хотя бы внука или правнука той бабки, в тот же день купил бы ему квартиру в центре столицы. Хотя знаю, что легче от этого мне всё равно не станет. Нельзя воздушному шару без балласта.

Гипнотизируя пришельца, Дихамбай не проронил ни слова. Он жадно слушал всё, что говорили ему, а перед глазами чередой бежали его престарелая бабушка, почему-то похожая на ту, что обронила кошелёк на остановке; седовласый прадед, переживший голодомор; занятия на уроке физкультуры, где он частенько филонил и прятался за спинами своих одноклассников; родной магазин, в котором нередко прокручивал свои тёмные делишки, обманывая коллег и руководство компании.

– Да что же я делаю? – вдруг вырвалось у него из груди нормальным человеческим голосом. – Как я могу смотреть людям в глаза, обманывая их? Неужели мать родила и воспитала меня убогим? Почему в голову вместо хорошего лезет одна чушь? Нет, так жить нельзя, так жить невозможно…

Дихамбай мучительно перевёл взгляд туда, где только что стоял пришелец, но его уже не было. На груди под майкой ликовала здоровая грудь без единого намёка на шрам. Дверь была плотно прикрыта. За окном весело смеялись птицы. Как ужаленный, он соскочил с кровати, включил музыку и стал торопливо собираться на работу.

Но что это? Словно в напоминание о себе в зеркале умывальника мельком отразился знакомый облик пришельца, хотя теперь он был несколько больше и светлее прежнего. Дихамбай улыбнулся, выбежал на улицу и, прыгая через лужи, побежал навстречу своему счастью. Пожелаем же ему больше не оступаться на жизненном пути…

А к вам Совесть, случаем, не заглядывала?

Дыма без огня не бывает
(Нарочно не придумаешь)

Воруют все. Даже дворник, если у него имеются две казённые метлы, одну обязательно украдёт.

У отставного офицера полиции Затыкайло Константина Ивановича работа была что надо – и условия подходящие, и зарплата не хуже, чем у других. Казалось, в труде он особо не напрягался. Да и зачем, если пенсия приличная. А потому на хлеб с маслом всегда хватало. Но представить себя без дела, как Обломов, он уже не мог.

Его гостеприимная половинка, Изольда Павловна, любила собирать за столом друзей и близких, где после изрядного возлияния Константин Иванович (не без пафоса) слюнявил о былой борьбе с отребьем общества. Низвергавшиеся из уст былого опера фронтовые сводки сочили кровавой резнёй, неумолкаемой стрельбой, извечной погоней и, как правило, обязательным на финише заключением: «Вор должен сидеть в тюрьме». Со стороны это походило на сериал «Место встречи изменить нельзя», только с колоритным продолжением и леденящим душу сюжетом.

Когда же в родной компании, где Константин Иванович по жизненной катанке продолжал нести службу, случались хищения, кои с небывалым постоянством вгрызались в хребет вздыбленного графика роста производительности труда, он не находил себе места.

– Не-е-е-т! Силы побороться за справедливость и показать зубы ещё есть. Пусть Родина знает, что воспитала по гроб преданного ей сына, – вырывалось у него изнутри, и его лицо не в меру багровело.

Воспалённый, он много курил, нервно семенил по кабинету и срывался на каждого, кто без стука пытался вломиться в его дверь, на внешней стороне которой в ритуальном обличье висела пугающая сознание табличка «Начальник Службы безопасности».

Вот и сейчас створка слегка скрипнула, и в проёме, как назло, показался силуэт одного из сотрудников фирмы с какими-то бумагами.

– Ну? Чего припёрся? – сквозь зубы прорычал Константин Иванович на непрошеного гостя. – Видишь, не до тебя. Завтра в командировку дела государственные вершить, а ты со своей ерундой мельтешишь. Вот когда вернусь, всё и решим. А пока не нарывайся на кренделя.

Константин Иванович плюхнулся в кресло, сдавил руками голову, чтобы не дать разорваться пульсирующим от волнения вискам, и задумался над сообщением, только что поступившим из дальнего региона. Другой бы на его месте сразу же сломался и потерялся в догадках, но только не он.

– Что мы имеем в активе на сегодня? – по старой привычке стала логически раскручиваться мысль. – Факт крупной недостачи – раз. Противоречивые показания участников события – два. Несколько пустых видеороликов – три. Немного. Надо срочно выехать на место, встретиться с людьми и вникнуть в суть дела самому лично.

В одно мгновение перед его глазами пронеслось всё лихолетье новой работы. Ещё вчера он принимал у своего предшественника жалкие обрывки нескольких досье, из которых понять что-либо было совершенно невозможно, а сегодня криминальному архиву псевдоработников компании мог бы позавидовать сам Шерлок Холмс.

Константин Иванович резко повернулся к монитору компьютера, привычным движением руки нашёл нужный ему сайт и стал лихорадочно восстанавливать в памяти раскрытые им ухищрения сослуживцев.

Первым высветился безусый Абдулла, возомнивший себя неуловимым Джеймсом Бондом, пока не попался на простой махинации с брендовым товаром. Жалко, конечно, парня, из него мог бы получиться неплохой экономист. А оно видишь как обернулось. Теперь размышлять о жизни ему придется в заключении, и не один год. Ну а там – как повезет.

Вторыми нарисовались Минелла, Рубия и Стелла. Совсем юные девчонки, но троица ещё та. Залезли в чужую кормушку, поживились и думали, об этом никто не узнает. Кстати, две первые, чьи родители оказались проворнее и богаче, во избежание неприятностей вернули похищенное немедля, а вот Стелла с матерью еле-еле выкарабкалась из долговой ямы. Но ничего не попишешь. Хочешь не хочешь, а расплачиваться за тёмные дела придётся каждому.

А это кто такие? Погоди, погоди, дай вспомнить. Ах, да – Айдана и Бибигуль. Ну, по этим тюрьма давно плачет, и если не посадили тогда, то через год-два – обязательно. Так искусно сымитировать обыкновенное хищение под кражу сможет не каждый урка. Плохо, что следователь в их неискренность поверил, видимо, неопытным оказался. К сожалению, таких беззубых пинкертонов в системе правоохранительных органов ещё немало.

А вот и Жансая. Та самая, благодаря воровству которой, поставленному на широкую ногу, мы убедились в несовершенстве бухгалтерского учёта и кассовой дисциплины компании. В конце концов, и в собственном доме навели порядок, и аферистку на чистую воду вывели. Всё-таки правильно в народе говорят: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Константин Иванович внимательно досмотрел архив, тщательно выписал заинтересовавшие его факты в блокнот, откинулся на спинку кресла и снова задумался:

– Неужели и на сей раз допустили прокол в подборе кадров? Не слишком ли много стало их за последнее время? Надо бы ещё раз поговорить с региональными руководителями, внести коррективы в работу с персоналом. А то ненароком наварят каши, потом за год не расхлебаешь.

Командировка пролетела быстро и сумбурно, хотя и не без пользы. А впрочем, судите сами.

Вначале на лицах предполагаемых расхитителей, казалось, застыла маска испуга, безмерной тревоги и печали. Однако стращать плачевными перспективами никого не пришлось. Все, как всегда, сходились на одном: «Пропало – надо восполнить». Это и написали в своих объяснительных. Только один экспедитор, Баглан, нарочито встал в позу и зарядил: не я, мол, и всё.

– Ты только подумай, – в который раз обратился к нему Константин Иванович. – Кто в первую очередь отвечает за перемещение груза согласно накладной?

– Ну я.

– Правильно. В здравомыслии тебе не откажешь. Тогда объясни, где товар согласно подписанной тобою накладной? На торговой точке его нет, что отражено в акте аудита, и проданным не значится, да и в остатках тоже.

– Да это сами продавцы приделали к нему ноги, – заикаясь, промямлил Баглан.

– Допустим, но они, как ни странно, этот факт отрицают.

– Мало ли что они отрицают.

– Хорошо. Но в накладной к тому же отсутствует подпись продавца в приеме товара на реализацию. Как быть с этим?

– Не знаю, но я точно доставлял груз на точку вместе с водителем.

– Кстати, и водитель этот факт припомнить не может. Кому из вас верить?

Баглан понуро склонил голову и не проронил ни слова.

– Молчишь? Что ж, дело хозяйское. Но предупреждаю: нам придётся обратиться в полицию и просить привлечь виновных, в том числе тебя, к уголовной ответственности. Другого выхода нет.

– Константин Иванович, но я точно помню, что доставлял груз на точку. Поверьте мне на слово, – жалобно заныл Баглан.

– Слушай, мы опять возвращаемся на круги своя. Не вынуждай меня повторять одно и то же. Уверяю, это тебе не поможет.

– А если воспользоваться услугами видеозаписи торгового центра, в котором находится наша точка? – уцепился Баглан за ниточку, и глаза его озарились блеском последней надежды. – Наверняка на ней зафиксирован факт доставки мною товара. Как вы думаете?

– Пока «если бы да кабы», я этот участок уже отработал. Сожалею, но камера в означенный тобою период не работала.

Константин Иванович ещё битых два часа склонял Баглана к даче признательных показаний, но он продолжал упорствовать, а затем и вовсе стал нем как рыба.

– Ладно, пиши как есть, но предупреждаю, что обман свидетельствует против тебя.

На том и решили. А на следующий день аудит обнаружил ту самую пропажу на совершенно другой торговой точке, более того – в другом населённом пункте региона и с другой накладной, подписанной всё тем же Багланом.

«Вот и верь после этого людям! – думал про себя Константин Иванович, мерно покачиваясь на полке в поезде, увозившем его домой. – Надо же, сознались в том, чего фактически не совершали. А может быть, я просто переборщил?»

Да нет. Дыма без огня не бывает…