Текст книги "Медовые перчинки"

– Но это невозможно, мама. Они сейчас очень далеко. Планету Мория, на которой они находятся, отсюда невооружённым глазом даже не видно.

– А каким же образом здесь очутились вы и почему бросили детей одних?

Света ещё крепче обняла мать и прошептала:

– Ты снова за своё, мама. Наше отсутствие дети даже не заметят, поверь мне на слово.

Вскоре за чашкой чая разговор зашёл о новой родине Гаафы.

– Наша планета, – рассказывала она, – заселена наилучшими индивидами почти со всей Вселенной и разделена на множество секторов, подобно государствам на Земле. В каждом секторе живут подвиды своего разума, для всех созданы одинаковые комфортные условия. Смешивать гены подвидов строго запрещено законом и карается смертью, но перемещение по всей планете свободное.

– Это что ж, как в зоопарке с открытыми вольерами? – спросила Любовь Ивановна. – А конфликтов не боитесь?

– Нет, мама. Закон на планете Мория один и нарушать его никто не вправе. У нас организовано практически идеальное общество, а жизнь построена по типу пасеки: каждый обязан вносить посильную лепту в общее дело, от трутней немедленно избавляются, переправляя их восвояси. И это действительно так. В противном случае мы бы здесь не появились.

– Вас что, вернули на Землю как не оправдавших доверия? – испугалась Любовь Ивановна.

– Ты снова всё неверно истолковываешь, мама. Мы тестируем здесь своё изобретение и одновременно собираем научный материал для дальнейших опытов. Теперь ты поняла?

Протей и Каэль всё это время молчали, лишь изредка перебрасываясь фразами и сверяя время.

– Пора прощаться, – неожиданно объявил Каэль. – Нас ждут на Мории.

Любовь Ивановна схватила руку дочери и неистово закричала:

– Не пущу! Мне без неё не жить…

Но её уже никто не слышал. Зелёная кнопка «старт» была приведена в действие.

Очнулась Любовь Ивановна в полной темноте на диване. Она мучительно пыталась вспомнить всё, что с ней произошло. Но, как ни старалась, дочь и её спутники из памяти были стёрты навсегда.

Командировка

Этот случай произошёл в конце восьмидесятых, ещё до развала Советского Союза. На протяжении нескольких лет Иван Иванович Лаптев ни шатко ни валко руководил производством. Он старался, важничал, ходил выхухолем, за что в кулуарах о нём в шутку говорили: «Сгорел на работе, забыв включить пожарную сигнализацию». И во сне, и наяву он представлял себе, как заработает весь механизм производства, когда на наиболее ответственных его участках появятся умные машины – компьютеры. Не надо будет галопом бегать по цехам, копаться в пыльных архивах, спрашивать-выспрашивать, постоянно собирать всех и вся, просить-поносить, а потом ждать у моря погоды. Просто нажал кнопочку-другую, и пожалуйста – всё как на ладони: понятно, куда идти, как идти и с кем идти. А сколько бездарей и неугодных поубавится одним махом, даже подумать страшно. Экономия, одним словом. Технический прогресс, товарищи!

Но таких мудрёных машин в стране, к сожалению, было мало, в её глубинках ещё меньше, а кое-где о них только мечтали. Вот и решил однажды Иван Иванович наведаться в столицу, чтобы приобрести диковинный товар, как говорится, из первых рук. «Для начала, – думал он, – возьму один аппарат. Москва тоже не сразу строилась. А потом бог даст разживёмся. И обязательно поставлю его в своём кабинете – будет мозговым центром. Уверен, народ сразу же запоёт оды, восторжествует пресса, из больших кабинетов польются дифирамбы». Голова от будущих успехов у Ивана Ивановича кружилась, сердце стучало, как стахановский отбойный молоток, а супруга радостная бегала вокруг него кругами и всё примеряла, где проколоть дырочку на лацкане.

Однако ни ему, ни его половинке, Татьяне Савельевне, и в голову не приходило, что глупость, помещённая в рамку, относится к рамочной глупости, а измена мужу, на которую она когда-то случайно «подсела» и теперь вытанцовывала в предвкушении командировки суженого, есть не что иное, как поиск лучшего в стаде рогоносцев.

И ещё. Было у Ивана Ивановича одно хобби. Он очень любил собак. В свободное время мог часами выгуливать своего сравнительно небольшого, но очень злобного Пирата. Пёс, виляя хвостом, бежал впереди хозяина на поводке и обнюхивал всё, что встречалось ему на пути. Но кошек и мужиков, кроме Ивана Ивановича, не переносил на дух, а потому всегда с лаем кидался на них, пытаясь укусить. Неведомо чем ему не нравились последние: то ли пахло от них дурно, то ли ещё чего, но особи женского пола его привлекали больше. В общем, Пират был по-своему оригинален и, что главное, спал всегда дома и только под кроватью.

* * *

Но вернёмся опять в русло рассказа. И поехал Иван Иванович в управление, что повыше, нужные деньги на покупку и поездку вызволять. Да не на одного, а на двух человек как минимум. Сам-то он в новой технике особо не соображал, так как с детства этому обучен не был, а потому гид по лабиринтам столичных магазинов и носильщик в одном лице ему нужны были позарез.

Самого директора такими пустяками Иван Иванович беспокоить не стал – уровень не тот, а сразу завернул к его заместителю, Инессе Павловне, она тоже кое-что могла. Имея за плечами богатый опыт общения с руководством, он потрогал заранее приготовленную им ноту переговоров, которая предательски выпирала из внутреннего кармана его пиджака, ещё раз провертел в голове сценарий своего появления в главке, дёрнул ручку двери нужного кабинета и с расползающейся улыбкой шагнул внутрь.

– А, Иван Иванович! Заходите. С чем пожаловали? – спросила Инесса Павловна.

– Я по делу, – ответил Иван Иванович, озвучивая роль просителя. – Важному.

Он витиевато подошёл к столу и галантно протянул свой презент – духи «Шанель» в элегантной упаковке.

– Это вам, – торжественно произнёс он. – Не подумайте ничего лишнего. Чисто из уважения.

Инесса Павловна привычно приняла коробку и, даже не открыв её, положила в ящик стола.

– Ну, это совсем не обязательно, – ровным тоном пробурчала она, поправила локон на лбу и взяла сигарету.

Иван Иванович мигом сообразил – пора действовать. По инерции достал из штанин зажигалку, чиркнул и поднёс к лицу визави. Инесса Павловна глубоко затянулась и, выпустив кольцо дыма, переспросила:

– Так что у вас?

– Да сущие пустяки.

Иван Иванович не стал петлять и озадачивать руководителя проблемами производства. Он прекрасно понимал, что долгая осада крепости – путь в никуда, а потому сразу приступил к её штурму.

– Есть дельное предложение, как кривую экономического прогресса резко поднять в гору, – сходу заявил он.

– Ну-ка, ну-ка, если можно, подробнее. Не скрою – заинтриговали, – Инесса Павловна заёрзала в кресле, предвкушая будущие дивиденды.

Иван Иванович вкратце изложил свою давнюю мечту и напыщенно завершил:

– Надо вести и осваивать. Пусть страна знает своих героев в лицо!

Из главка он вышел в приподнятом настроении и с гордо поднятой головой. Сорок восемь часов на сборы хватило вполне. Привычный набор одежды – в саквояж, деньги – в карман и наставления жене:

– Пирата выпускай только по нужде, рванёт – не поймаешь. Буду через три дня, жди, – и уехал в снежную круговерть. Провожая мужа в дальний путь, Татьяна Савельевна долго стояла у окна, обдумывала планы на ближайшую перспективу, а потом решительно подошла к телефону и позвонила.

– Алло, Вениамин, это вы?

На другом конце провода тревожно молчали и дышали в трубку. «Нет, это не Вениамин», – сообразила она и положила трубку на место. Потом долго смотрела на телефон, а про себя рассуждала: «Ничего, позвонит сам, никуда не денется». И занялась привычными домашними делами.

* * *

Ан-24, задрав нос, резко стал набирать высоту. На борту лайнера, летевшего в Москву, свободных мест не было. Иван Иванович прижался лбом к иллюминатору и с упоением разглядывал уплывающую вдаль родину. Рядом с ним сидел двадцатипятилетний Аман – сын главного бухгалтера его предприятия – и читал журнал «Юный техник».

– Ты с моделью компьютера уже определился? – задумчиво спросил Иван Иванович.

– Конечно. Будем брать самый навороченный, чтобы надолго хватило, – не задумываясь ответил Аман.

– Хорошо. Смотри, чтобы бракованный не подсунули. Обратно уже не вернешь.

– Не беспокойтесь, Иван Иванович, всё будет путём.

Иван Иванович закрыл глаза и словно куда-то провалился. Перед ним всё затуманилось, закружилось, завертелось. Ему снилась работа. Он сидел за столом и нажимал кнопки компьютера. На экране монитора то и дело высвечивались цеха, люди, кабинеты, цифры, графики, таблицы. Все сотрудники коллектива с ним приветливо здоровались, докладывали, повиновались каждому его слову, каждому его жесту. А он указывал им на ошибки и недостатки, предлагал новаторские идеи, разъяснял планы на будущее. И вдруг в компьютере что-то заискрило, послышался треск, монитор завис и больше не подавал никаких признаков жизни. В растерянности Иван Иванович постучал по корпусу компьютера, затем ещё и ещё раз. Сначала тот упорно молчал, а потом оттуда послышался хриплый мужской голос: «По голове себе постучи, может быть, умнее станешь».

И в этот момент Иван Иванович проснулся. В проходе самолёта стояла улыбающаяся стюардесса и всем напоминала, что самолёт производит посадку.

– Слушай, – обратился он к Аману, пристёгивая ремни безопасности, – по возвращении домой тебе будет важное задание.

– Какое? – спросил тот.

– Научить меня обращаться с компьютером. А не то сломаю, считай, зря летали.

* * *

Тем временем Вениамин вышел на связь с Татьяной Савельевной. Однако перед этим ему довелось стать объектом оскорблений – ревнивая жена долго изливала на него потоки упрёков и недовольства. Но он стоически всё выдержал и убедил её, что звонок был с работы.

– Алло. Танечка, здравствуй. Что случилось, родная? – пропел он в трубку.

– Всё нормально, Веня. Я очень соскучилась и дрожу от нетерпения встретиться с тобой.

– А муж?

– Он в командировке. У нас есть целых три дня. Придумай что-нибудь.

– Уже придумал. Вечером буду. Целую!

* * *

Выполнение задания в Москве шло как по маслу. Мощный компьютер в заводской упаковке ждал своего отправления по месту назначения. Иван Иванович и Аман на оставшееся время строили планы ознакомления с достопримечательностями мегаполиса. Кроме всего, что есть внутри города, умные люди посоветовали съездить в Сергиев Посад – православный центр Золотого кольца России. На этом и остановились.

Свято-Троицкая Сергиева лавра поражала красотой и величием. Казалось, что Святой Дух здесь царил повсюду. К концу экскурсии Иван Иванович и Аман зашли в Троицкий собор поклониться мощам Сергия Радонежского. И очень кстати. Скоро объявили о закрытии помещения для посетителей. Ивана Ивановича моментально подхватила выстроившаяся на поклонение очередь, приподняла и потянула за собой к раке преподобного, а Аман, как истинный мусульманин, чтобы не противоречить исламским канонам, стал упорно сопротивляться натиску толпы.

– Аман, держись, – успел крикнуть Иван Иванович. – Сейчас тебя крестить будут.

Другие слова затерялись под сводом собора, но и этого хватило, чтобы Аман усерднее заработал локтями и смог зацепиться за какой-то выступ у входного портала.

– Ну как, успели окрестить? – спросил Иван Иванович по окончании церемонии.

– Слава богу, нет, – ответил Аман.

– Ну, если «Слава богу», значит, успели, – засмеялся Иван Иванович и добавил: – С новым рождением тебя, мусульманин!

* * *

Ровно в 20:00 Вениамин постучал в дверь Лаптевых. Она моментально распахнулась, и женская фигура в пеньюаре потянула мужчину за собой. На кухне был накрыт ужин, тут же стояли свечи. Приглушенный звук золотого саксофона доносился из глубин зала и ласкал слух, усиливая воображение. Сердца трепетали от счастья, а мысли о любви, словно голуби, порхали высоко-высоко под облаками. Терять драгоценное время было равносильно самоубийству Ромео и Джульетты. Поэтому Вениамин и Татьяна долго сидеть не стали, им было уже невтерпёж.

Они выпили всего по фужеру шампанского, после чего Вениамин взял Татьяну на руки и понёс в спальню. Она смеялась и обнимала его крепкую шею. При входе в спальню влюблённые застыли в долгом поцелуе. Потом она слегка толкнула дверь, и в тот же момент из тёмного проёма вылетел разъярённый Пират. Он с лёту вцепился в ногу Вениамина и повис на ней. Тот завопил, стал кричать благим матом и непроизвольно разомкнул руки. Татьяна со всего маху грохнулась на пол, быстро вскочила на коленки и стала оттаскивать Пирата за хвост. Но его хватка была мёртвой – так учил хозяин.

Вениамин со всей силы дрыгнул ногой и бросился на кухню. Пират последовал за ним, снова настиг его, вывернулся, высоко подпрыгнул и вцепился в ягодицу. Любовник закричал, что есть мочи, схватил Пирата за холку и швырнул в сторону. Схватка собаки и человека продолжалась до тех пор, пока последний в одних трусах не выскочил на улицу. Ужин при свечах и любовные утехи, естественно, потеряли дальнейший смысл.

Подробности случившегося ни в больнице, ни дома Вениамин объяснять не стал, а вежливо сослался на несчастный случай. Только своей Татьяне он ласково прошептал на ухо:

– Не так страшен муж из командировки, как его четвероногий друг из-под кровати.

* * *

Аэропорт Домодедово гудел десятками голосов пассажиров. Рейсы из-за непогоды постоянно откладывались, сообщения об этом до потребителей доводились всё реже и реже, а динамик страшно скрежетал, а потому вместо положенной внятной речи издавал какие-то непонятные звуки. Иван Иванович с Аманом сначала бегали по зданию как угорелые и каждый раз уточняли в справочной информацию об очередной задержке их рейса. Потом, устав от этого бардака, пригрелись на одной из скамеек у радиатора отопления, вытянули ноги и разомлели. Надо отметить, что громоздкий компьютер всё это время отягощал их и без того загруженные руки.

– Я немного покемарю, а ты держи ухо востро, – сказал Иван Иванович своему напарнику. Потом повернулся на бок, сладко зевнул и добавил: – Смотри, не прозевай самолёт, хакер. Убью.

Но Аман пытку наедине с собой тоже не выдержал и через десять минут «отдал швартовы» вслед своему боссу.

И вот в один прекрасный момент два задремавших человека сквозь сон услышали, что заканчивается посадка на их рейс. Они как ужаленные подскочили, похватали свои ноши и бросились туда, где их уже никто не ждал. Возле опустевшего тамбура одиноко стояла сотрудница аэропорта и о чём-то болтала по телефону.

– Вот наши билеты, – запыхавшись, прокричал Иван Иванович и протянул документы женщине.

Она внимательно их осмотрела, удивлённо перевела взгляд на владельцев и спокойно произнесла:

– А ваш самолёт, милые, уже того – тю-тю. Вон, видите, крыльями в воздухе машет. Так, что извините, ничем помочь не могу.

– Как так? Может быть, его можно ещё вернуть? По рации там или по-другому? Вы же знаете.

– Можно, но не нужно. Не советую.

– Это почему?

– Москву больше никогда не увидите. Если только из Магадана. Вам это надо?

Ивана Ивановича прошибло трёхфазным по мокрому от пота телу. В его голове напряглись последние извилины, ища выход из создавшегося положения. Он стонал и мучился животом. Видя замешательство опоздавших пассажиров, особенно старшего по возрасту, его предынфарктное состояние, женщина усадила их в кресло, напоила водой и, пообещав вернуться через минуту, удалилась в сторону диспетчерской.

Вернулась она спокойная и сияющая.

– Ну вот, всё устроилось. А вы переживали. Сейчас идите во вторую кассу. Там скажете, что от начальника аэропорта. Вам перерегистрируют билеты. Но вылет будет из Шереметьева. Вас устраивает?

В Шереметьево, куда Иван Иванович и Аман с непомерным багажом добрались на такси, было народу не меньше, если не больше. Но в кассе их ждала не менее плохая новость. Новые билеты могли выдать только до пункта назначения, находящегося примерно в 150 километрах от их дома, а там либо на перекладных, либо другим рейсом. Дело было вечером, делать оставалось нечего, бумажники похудели до размеров нищих на паперти, а потому они безоговорочно согласились на единственно возможную авантюру. Была не была, и сели в самолёт.

* * *

Домой они возвратились ранним утром следующего дня. Ещё на трапе Иван Иванович разглядел среди встречающих свою незабвенную Татьяну Савельевну. В её руках, как ему показалось, была чугунная сковорода, та самая, которую она в трудную минуту использовала для нападения или, наоборот, защиты, если того требовала ситуация. Но грозное оружие, к счастью, оказалось простым зонтиком.

Момент истины отстукивал последние шаги их встречи, и с каждым метром сближения на лице Татьяны всё отчётливее проявлялись наигранная ревность и потаенная греховность. «А что любовь? Семья?» – спросите вы. А любовь, к сожалению, уже давно оказалась на задворках их семейного счастья. Он подошёл к ней, прохладно поцеловал в щёчку и шепнул:

– Хотя бы вид сделай, что ты скучала.

Этим всё было сказано.

У порога дома его встретил верный Пират. Он вилял хвостом и преданно смотрел Ивану Ивановичу в глаза, словно хотел рассказать ему что-то очень важное. Но говорить его, к сожалению, не научили. А любовные связи Татьяны всё равно стали известны, но несколько позже. Ведь скрыть тайну в маленьком городе, если она находится даже за семью печатями, практически невозможно.

* * *

Через год Ивана Ивановича за развал работы с должности руководителя сняли, с женой он развёлся. Компьютер со временем технически устарел и стал никому не нужен, а ему на замену пришли машины нового поколения. Кстати, в их приобретении большую роль сыграла всё та же Инесса Павловна, которая уже сидела в кресле директора главка и имела определённый жизненный опыт в этом деле.

Вещий сон

Обычно люди во сне видят то, о чём они думают.

Геродот

Есть много суждений о том, что такое вещие сны. По моему твёрдому убеждению, вещими сновидениями называются грёзы, показывающие события, которые через какое-то время начинают происходить в жизни. А ещё правильнее – это язык, на котором с вами говорит сам Господь.

* * *

В жизни Егора Трошкина хватало всего с избытком – и хорошего, и плохого, и даже ужасного, как война. Он прошагал, как поётся в песне, полземли. Не знал ни страха, ни упрёка товарищей по оружию. Многие дети Отчизны тогда не вернулись с полей сражений. Другим, казалось бы, повезло больше – они стали инвалидами войны, но продолжали жить достойно, с гордо поднятой головой. Егор тоже пять лет шёл в атаки, не щадя жизни своей, и пули с осколками его шибко не тронули, видимо, убоялись отважного героя.

Пролетели годы, а его здоровье, несмотря на все тяготы бытия, оставалось вполне сносным для ветерана войны и труда, а на время настоящего повествования – ещё и деда не первой пробы. Он был молод и душой, и телом, а всё потому, что придерживался здорового образа жизни и не сдался даже тогда, когда из жизни ушла ещё совсем молодая супруга, после чего он действительно ощутил себя вдовцом с двумя взрослыми детьми на руках.

Наверное, как и каждый человек, он мечтал жить если не вечно, то, по крайней мере, долго, пока держат ноги и стучит сердце. Его любимым занятием на старости лет стала прогулка с трёхлетним внуком Степаном по ближайшим окрестностям. Особенно им полюбилась железнодорожная станция, где они могли очень долго ходить среди людей, сидеть на придорожных скамейках, есть любимые пирожки с картошкой, любоваться прибывающими поездами и провожать их в дальнюю дорогу. У Егора это всегда ассоциировалось с войной и послевоенным периодом, а у маленького Стёпки – с познанием жизни.

И вот однажды:

– Смотри, Стёпа, ещё один поезд к нам идёт, – восхищенно сказал Егор и взял испуганного малыша на руки. – Слышишь, как протяжно гудит?

Стёпка схватил деда за шею, боясь стука колёс, прижался к его щетине и закричал:

– У-у-у!

Состав остановился, зашипел парами, из него высыпал люд и засуетился по своим делам. Стёпка выискал в толпе молодого проводника, ткнул в его сторону пальцем, весь изогнулся, требуя подойти поближе, а когда дед выполнил его прихоть, стал внимательно изучать форму, фуражку с кокардой и значки. В это время по всему перрону шныряли продавцы с лотками, зычно зазывали покупателей и втюхивали им всё, что надо и не надо. Неожиданно подошла женщина с подносом жареной рыбы. Завидев её, Стёпка залился смехом и громко произнёс:

– Сюка!

– Что-что? – переспросила женщина, ошарашенная услышанным от малыша ругательством.

– Сюка! – снова прокричал Стёпка и прижался к деду.

– Это он про рыбу – щуку, – перевёл Егор изречение внука. – У него с произношением пока не всё ладно. Мал ещё. Научится.

На обратном пути баловству Стёпки опять не было предела. Он бегал за кошками, маленькими собаками, прыгал в лужи, разбрызгивая грязную воду на прохожих, швырялся камнями. И только одиноко стоящий посреди улицы осёл не стал объектом его домогательства. «Слишком уж большой, – подумал он. – Молчит почему-то, смотрит исподлобья и хвостом крутит. Ещё кинется – убежать не успеешь».

А осёл был просто старым, доживал свой век и потому на проказы малыша никак не реагировал. Даже традиционно поприветствовать его хриплым «Иа!» ему было уже лень. Сделать это он просто не мог или же не хотел из-за возраста. Егор сначала прошёл мимо, потом оглянулся и недвусмысленно сравнил себя с животным.

С прогулки оба пришли уставшие. Стёпка заснул прямо на руках ещё при подходе к дому, а Егор, только переступив порог, уселся на диван, вытянул ноги, привалился к спинке и тоже стал тихонько похрапывать.

Его сон был недолгим и тяжёлым из-за видений. Чёрным вороном пролетела война, окрасив багровой молнией небо, пробежали хмурые кадры великой стройки разрушенной страны, а потом, как в замедленной съёмке, на мокрой от дождя дороге появился тот самый старый осёл. Он понуро тянул за собой тележку с копной сена, упирался от изнеможения и в какой-то момент тяжело рухнул на землю, растопырив ноги. Больше он не встал.

Егор очнулся, выпрямил спину, посмотрел по сторонам. В комнате никого не было, только он один. Одиночество и пустота его несколько напугали. С ним такое уже не раз случалось, особенно после смерти жены. Своего существования без неё он не мыслил, и с годами это чувство только усиливалось.

Вечером Егор ужинал с семейством у самовара. Мятный чай он смаковал по-купечески – из блюдца – и с сахаром вприкуску. Сушки с клубничным вареньем были на закуску. Застолье уже подходило к концу, когда Ольга, сноха, по-родственному, как бы невзначай, сказала ему:

– Папа, мне кажется, у вас сердце пошаливает. Хорошо бы провериться.

– Почему ты так думаешь, доченька? – удивленно спросил Егор.

– Меня настораживает храп, а в вашем возрасте это один из признаков болезни сердца.

– Ну что ты, милая. Я вполне здоров и умру стоя, без всяких мучений, как ишак на дороге. Вот увидишь, мне это даже во сне привиделось. А сон, как известно, – отражение реальности.

После ужина все разошлись по своим комнатам, но с предчувствием чего-то нехорошего. И оно не заставило себя ждать. Буквально на следующий день с утра пораньше Егор засобирался на дачу.

– Съезжу посмотрю, что к чему. А на выходные все вместе подтянемся – весенние работы городить.

– Ты там себя не очень-то напрягай, – посоветовал сын Дмитрий. – Не мальчик поди уже, да и нам что-нибудь оставь для затравки. Руки-то по лопате и граблям с зимы соскучились.

– И не задерживайтесь, к обеду ждём, – вклинилась Ольга.

На том и порешили.

* * *

С дачей Егор разобрался довольно быстро, часа за три, не более, но дорога обратно оказалась долгой и совсем не домой.

На остановке скопился огородный люд, ожидавший автобуса. Дачные дары им только предстояло собрать, а потому их сумки были полупусты, а одинокие вёдра покачивались в руках от дуновения ветра. Егор стоял у придорожного ограждения и думал о своём. От разговоров с попутчиками он деликатно уклонялся, так как и слухом, и зрением был особо не богат, потому стеснялся стать посмешищем из-за возможного недопонимания кого-либо или чего-либо.

Наконец впереди замаячил автобус, он слегка притормаживал. За ним следовал грузовик, было видно, что он идёт на обгон. Народ потянулся к проёму в ограждении, каждый старался быть первым. Но произошло непредвиденное. Автобус, не включив габариты, вдруг резко повернул налево, в сторону дач. Водитель грузовой машины, дабы избежать столкновения, вынужденно вывернул руль в противоположную сторону. Как раз там и находилась злополучная остановка.

В толпе возникла паника, все ринулись убегать. Один Егор, не понимая, что происходит, стоял, вцепившись в ограждение. Прямого удара, а это мгновенная смерть, слава богу удалось избежать, но наезда машины на изгородь – нет. Она повалилась прямо на ногу Егора. Кость лопнула, от болевого шока Егор потерял сознание.

Пострадавшего увезли на скорой в больницу, там сделали операцию. Только в палате, придя в себя от наркоза, Егор осознал, что вещие сны обязательно сбываются. Через неделю его не стало.